Первое путешествие

Мои познания географии до окончания начальной школы ограничивались радиусом расстояния до близлежащих деревень. Каждая деревня имеет свою историю и судьбу.
Например, деревня Седричено во время войны была дотла сожжена нашими Илами (штурмовиками Ил-2).А произошло это так. Наши разведчики подползая к деревне, встретили в огороде бабку и спросили: - Есть ли в деревне немцы? - Полным полно и немцев и машин всяких, - ответила бабка, принимая армейских разведчиков за партизан. Фактически в деревне не было ни одного немца. Через полчаса налетели наши самолёты и трассирующими пулями подожгли все до одного строения. Я видел, как горела деревня, а самолёты давая круг, снова и снова резко снижаясь, стреляли.

Лето я проводил на реке и на работе в колхозе, но всегда мечтал о путешествиях. Зимой мне такая возможность предоставлялась. В те годы зимы были снежные и суровые. На самодельных лыжах я исколесил все ближайшие окрестности. Лыжи я мастерил сам из берёзы обычным топором и скобелем. Конечно, они не шли ни в какое сравнение с фабричными, но всё же скользили и можно было ходить по глубокому снегу, кататься с горки. Натирал я их восковой свечой.

В пургу и сильный ветер я натягивал на крестоскреплённые палки старый холст, который раздувало ветром, как корабельный парус, и меня несло попутным ветром. Попадая в воронки от бомб или овраги, я падал , зарываясь в снег, потом вставал и меня снова гнало с бешеной скоростью неизвестно куда. Я ликовал от счастья.

Такие вылазки я совершал не единожды и в одиночку. Но как я не уговаривал своих сверстников составить мне компанию, они предпочитал и тёплую хату и карточную игру. Но самая сложность была в том, как теперь вернуться обратно уже навстречу ветру и метелям. Я уставал и замерзал, но шёл и думал: - А если немцы начнут пытать – будет труднее, а выдержать надо, так мы , мальчишки, воспитываем сами себя во время войны. Мне тогда казалось, что немцы могут вернуться. Я никогда не носил нижнего белья зимой. Я часто проваливался в речке в ледяную воду, я любил холодные зимы, и как помню себя, я никогда не болел простудными болезнями. Уже позже, юношей, я проходил медицинскую комиссию для поступления в аэроклуб и по всем параметрам был отмечен без ограничений.

В сторону запада от нашей деревни местность была относительно равнинная и просматривалась до самого горизонта. На горизонте можно было увидеть тоненькую цепочку бегущего поезда с дымом, почти прижимающегося к вагонам. При подходе поезда к станции Стайки, раздавался гудок органного тембра, сначала короткий, переходящий в протяжный. Под вечер, в тихую и ясную погоду, я часто любовался этой картиной. Протяжный гудок и размерный стук колёс всегда куда-то звали. За время войны я насмотрелся всякой военной техники ,от немецкой до американской, а поезда вблизи никогда не видел. В деревне мне становилось тесно, всё больше и больше.

Однажды на короткое время приехал погостить брат Миша и я уговорил его взять меня с собой. К станции Стайки мы шли по прохоженной тропе. Колёсных следов не было, места здесь не проезжие. Пройдёт какое-то время, и мне придётся 4 года по этой тропе ходить к поезду для поездки на учёбу в Витебск. А сейчас я бегал вокруг Миши и много болтал, а брат молча улыбался своей загадочной улыбкой. К станции мы подошли когда уже стемнело. Мы сели в «теплушку», так тогда называли пригородных поездов и стоя доехали до Орши. В Орше меня поразило обилие паровозных гудков разной тональности и протяжённости. – Это переговариваются между собой паровозы, формируя составы поездов, - пояснил брат. Мне так понравились гудки, что я даже спросил : - А завтра они будут гудеть?

Вечером следующего дня пришёл из депо посыльный и сообщил брату, что завтра в 5 утра - поездка. Я слышал этот разговор и про себя решил: - Я тоже поеду. Ночью, задолго до рассвета, брат собрался и вышел, а я незаметно на большом расстоянии сзади побежал за ним.

Состав поезда был уже прицеплен к паровозу. Паровоз тихо дышал , а около вагонов бегали рабочие и звонко простукивали колёса вагонов. Брат – то часто взбирался в будку паровоза, то снова слезал. Так повторялось много раз. Мне казалось, что время тянется очень долго и я начал замерзать. Одет я был в рубашонку и штанишки без нижнего белья. Наконец паровоз стал шипеть громче и громче, поднимая высоко с трубы дым и пуская в стороны сильные струи пара. Я тревожился, а вдруг уйдёт без меня? Потом раздался сильный и протяжный гудок, поезд начал трогаться, но не сразу, а только через несколько пробуксовок колёс. Я выбежал из своего укрытия и вскочил в открытый тамбур одного из вагонов товарного поезда.
Мы шли на восток навстречу восходящему солнцу. Как потом я узнал, мы ехали в Смоленск. Первая остановка была на станции Красное. Весь дрожащий от холода, я побежал к паровозу.Брат удивлённо глянул на меня и уже без улыбки повелительно сказал : - Марш на паровоз!
Какой рай! Я на паровозе – мечта сбылась!

Когда тронулись дальше, я уже отогрелся и внимательно стал следить за происходящим. Брат сидел слева и высунув голову в окно , внимательно смотрел за дорогой. Иногда он давал длинные гудки, натягивая правой рукой за ручку свисавший шнурок. Справа сидел помощник машиниста – молодой крепкий парень и тоже всматривался вперёд. В середине будки широкой лопатой бросал в топку уголь кочегар мальчик лет пятнадцати. Помощник часто сходил со своего места, осматривал приборы и что-то докладывал брату, называя его «дядя Миша». Иногда он брал лопату у кочегара и ловко кидал уголь в топку. Разрешили и мне бросать уголь, но у меня это не сразу получалось. Во время размаха лопатой с углём, нужно было одновременно нажимать на педаль, чтобы открылись створки топки. Потом всё наладилось, а брат даже разрешил мне один раз пипикнуть, то есть дать сигнал.

В Смоленск мы приехали когда уже высоко поднялось солнце, и целый день там стояли. Брат с помощником куда-то уходили, а мы с кочегаром оставались у паровоза. Мальчик –кочегар вёл себя надменно и не охотно разговаривал, демонстрируя своё превосходство. Брат пришёл с какими-то бумагами, и нас отцепили от поезда., потом развернули паровоз на поворотном круге в обратную сторону, заправили водой и прицепили новый состав, и мы тронулись домой. Уже начало темнеть. Я улёгся на какие-то масляные спецовки и проспал всю ночь. В Оршу мы вернулись на рассвете.

Брат жил в однокомнатной квартире четырёхэтажного дома на улице Заслонова.Рядом стоял такой же уцелевший после войны дом. Вот из этих двух домов и состояла улица. Во дворе было много детворы и я подружился с мальчишками своего возраста. Перед домами расстилался большой пустырь, усеянный глубокими воронками от бомб. На пустыре маршировали новобранцы в гражданской одежде и пели: - Вставай, страна огромная! Иногда одна шеренга наступала на другую , имитируя штыковой бой. В руках у них были вместо винтовок длинные палки.
С друзьями я побывал в железнодорожном клубе, тоже чудом уцелевшим от войны. Там я впервые посмотрел фильмы «Чапаев» и «Александр Невский». Пробыв около 10 дней, уезжать не хотелось. При отъезде мальчишки подарили мне военный значок «Гвардия» и ещё какие-то значки.
В деревню я вернулся «орденоносцем», они висели у меня на рубахе. Поездка эта осталась незабываемой, но железнодорожником быть я уже на хотел.