О ранах, регенерации и философских смыслах
В пятидесятых годах прошлого века, когда шло второе послевоенное десятилетие, родители отпустили меня с моим дедом, отцом моей матери, в город на колхозный рынок. Пенсий в селах в то время не платили и старики выживали за счет ведения домашнего хозяйства и торговли избытками своей продукции. У кого-то это была квашеная капуста, у другого соленые огурцы или моченые яблоки…
До города мы ехали на телеге несколько часов. Дорога была ухабистая, трясло неимоверно, и я старался больше идти пешком, чем ехать. На рынках продавалось все - и куриные яйца и цыплята, и свинина и поросята, разве только страусов не было. Мне было около десяти лет, но я неплохо считал в уме и был у деда за бухгалтера, дед торговал солеными огурцами, вымоченными в пруду подо льдом зимой, из бочки собственного изготовления. Среди продававших и покупавших было множество инвалидов: безруких, безногих, одноглазых, на костылях и без них, с протезами и на деревянных самодельных опорах. Те, у кого не было обеих ног, передвигались на самодельных тележках, представлявших собой небольшой кусок доски с прикрепленными внизу подшипниками. Отталкивались они, держа в руках самодельные приспособления с ручками наподобие штукатурных гладилок. Все эти изувеченные люди и были той раной, которую нанесла война народу. Она заживала очень долго, но механизм восстановления был неизменен: одни клетки отмирали, другие рождались. Но в данном случае это были люди.
А если еще более увеличить масштаб – до звезд. Они, звезды, ведь тоже рождаются и умирают или преобразуются в нечто совершенно иное, измеряемое другими категориями. В природе все и созидается и разрушается одновременно. Отсюда проистекает, что существенной разницы между живой и не живой материей, по сути, нет и деление это весьма условно. И, если вспомнить классика, то каждый из нас часть единой мировой души.
Свидетельство о публикации №215102600683