Текстолитовые деньги

1.
Перед следователем по особо тяжким преступлениям Генеральной прокуратуры Таджикской ССР, Фарходом Алидодовым, лежало крайне непростое дело – хищение в очень крупных размерах. Делами о хищениях были завалены тогда все следственные органы страны, но это была не кража нескольких картофелин с колхозного поля. Пропали 18 миллионов государственных рублей. Алидодов с грустью понимал, что это высшая мера. И, скорее всего, под приговором будет стоять его подпись. А если эти люди невиновны? Как два человека могут похитить такую огромную сумму, при этом не боясь быть наказанными? Тем более, какие люди – лётчики, прошедшие войну, коммунисты, люди с безупречной репутацией на фронте и в мирное время?
Алидодов начинает еще раз внимательно изучать дело и понимает, что собственно прямых доказательств их вины и нет. Обвинение выстроено на пресловутой презумпции виновности, которую Алидодов органически не принимал и по всех расследованиях старался сам собрать максимальное количество объективных данных в отношении подследственных.
Какая же картина складывалась здесь? 10 июля 1949 года самолет с экипажем в составе двух опытных летчиков – Федора Чкалова – однофамильца легендарного героя, и  штурмана Петра Мотовилова, стартовал с аэродрома в Сталинабаде с большой суммой денег на борту. Эти деньги должны были быть доставлены в Хоит – крупный населенный пункт, расположенный в одном из притоков реки Сурхоб. Два дня назад Хоит пострадал от землетрясения, разрушены были сотни домов, люди остались без крыши над головой. Деньги предназначались для восстановления жилищ. Вместе с летчиками летел ответственный партийный товарищ, который должен был организовать распределение средств помощи пострадавшему населению. В низовьях Сурхоба был расположен родной кишлак Фархода и он прекрасно представлял себе эти места. С закрытыми глазами видел он урючный сад своего деда на берегу чистого горного потока, арыки, обсаженные пирамидальными тополями, пшеничные и картофельные поля, которые занимали все плоские пятачки на склонах гор. Вниз уходила широкая долина Сурхоба, образованная причудливо переплетающимися рукавами стекающей с памирских ледников воды молочно-кофейного цвета. Изредка по долине скользила тень самолета, летящего из Сталинабада, вечная отрада для местной ребятни. А на юге громоздились неприступные, сверкающие белизной вершины хребта Петра Великого. Итак, в 8.40 летчики посадили самолет в низовьях реки Оби-Кабуд, где был расположен Хоит, сдали деньги в местное отделение Государственного Сберегательного Банка, о чем получили расписку. Ответственный товарищ занялся работой с местными партийными органами и отпустил летчиков на отдых до вечера. Чкалов с Мотовиловым перекусили в чайхане, расположившейся под огромной, в несколько обхватов чинарой. Такие чудо-деревья – не редкость в Таджикистане, под ними любят устраивать чайханы. Чайхана была полна народа. Сегодня было воскресенье, и, несмотря на разрушения, которые произошли два дня назад, это никоим образом не повлияло на древнюю традицию, уходящую корнями в глубь веков. Далеко за округой Хоит был  известен своим базаром. Так же и в этот день в низовья долины стекались жители со всех окрестных кишлаков, бисером раскинувшихся вдоль Оби-Кабуда и его притоков, с тем, чтобы продать излишки сельскохозяйственной продукции, что вполне соответствовало теории политэкономии в условиях социалистического общества.
Но наши герои не стали терять время. В их дальнейшие планы входила охота на кабанов. Оба были страстными, заядлыми любителями охоты. А в тех местах кабаны часто встречались, но местное население не охотилось на них и тем более не принимало в пищу – в сельской местности сильны еще были мусульманские традиции, которые не были до конца искоренены советской властью. Чкалов раздумывал – взять ли полевую сумку с собой, или же оставить в кабине самолета? На охоте всякое может случиться, а полевая сумка в кабине – все же надежнее. Чкалов убрал полевую сумку с документами и маршрутными картами в кабину и опечатал ее. И уже через четверть часа приятели поднимались прочь из знойной долины по хорошо утоптанной тропинке, которую им указал аксакал в чайхане. По сторонам высились в рост человека стебли растений, напоминающих гигантский укроп, но летчики старались не задевать их и по возможности огибали их стороной. Они знали, что эта трава, именуемая юганом, оставляет болезненные раны наподобие ожогов. Через минут сорок подъёма вышли к небольшой березовой рощице, таящей благодатную прохладу. Отсюда открывался прекрасный вид на Хоит, все дома были как на ладони, хозяйства были окаймлены пирамидальными тополями, а пятачки аккуратных полей напоминали сверху лоскуты материи. Мотовилов с Чкаловым прошли почти всю войну, на своем боевом пути много повидали городов и деревень, но оба сошлись во мнении, что уютнее и живописнее таджикских кишлаков, утопающих в зелени садов, каскадами расположенных вдоль бурных речных потоков, пожалуй и не найти. Огромный Хоит жил своей жизнью. На полях и у арыков, несмотря на воскресный день, копошились колхозники – даже в воскресенье работы было полно,  пестрым пятном шумел базар. По тропинкам, ведущим из дальних кишлаков, к нему тянулись ослики с поклажею, погоняемые декханами. 
  Вдруг произошло событие, которое повергло летчиков в недоумение и ужас – любуясь на Хоит, они стали свидетелями, как их самолет вдруг стал беспорядочно метаться туда-сюда по взлетной полосе, то подпрыгивая, то заваливаясь вправо и влево. Первая мысль, которая пришла в голову летчикам – какой-то шутник забрался в кабину самолета и пытается на нем покататься по полю. Впрочем, такие шутки в те времена обходились весьма дорого и могли стоить жизни. В следующий момент летчики поняли, что шутник стал действовать совсем по иному. Создавалось впечатление, что самолет будто бы находится на огромном батуте, а этот самый шутник трясет его за концы. Чкалова прошиб холодный пот. «Вот тебе и самое безопасное место» – он сразу подумал про сумку с документами. В следующую секунду с городом произошло что-то невероятное. Будучи бывалыми фронтовиками, Чкалову с Мотовиловым показалось, что благодаря невероятно слаженным действиям сотен опытных наводчиков, во все дома одновременно попали пушечные заряды, и на их месте выросли вертикальные столбы дыма. На мгновение город стал как будто многоэтажным. Но это был мираж, потому что в следующий момент они увидели, что город исчез – он превратился в руины. Теперь этот шутник добрался и до летчиков. Он вдруг стал будто бы вырывать из-под их ног мнимый ковер, при этом дергая беспорядочно его в разные стороны. Результатом этой шутки стала трещина, которая разверзлась рядом с летчиками, словно приглашая в преисподнюю. Летчики осознали теперь, что дело совсем не до шуток, а разыгралось сильнейшее землетрясение, которое окончательно разрушило Хоит, и теперь мысль была одна – добраться до самолета и хотя бы спасти сумку с документами. Но явления, которые стали разворачиваться внизу, заставили наших героев сильно скорректировать планы. Они услышали страшный гул, который шел из верховьев долины, гул такой мощи, от которого даже прошедшие войну летчики содрогнулись. Теперь произошло еще более  невероятное событие – часть горы Чокрак, высившейся перед ними, отделилась от основного материнского тела и поползла вниз, в долину, быстро набирая скорость. Теперь над долиной понёсся страшный ветер, вызванный движением огромных горных масс. Летчики ничком бросились на землю, одновременно наблюдая за апокалиптической картиной первобытного потопа, разигрывающейся внизу. Гигантская сила несла в воздухе вперемешку: крученые стволы арчи, ишаков, лошадей и людей с распростертыми руками, куски крыш и всякую сельскохозяйственную утварь. Такая картина могла иметь место либо в одной из сказок «1001 ночь Шехерезады», либо в последние минуты существования рода человеческого. Эти все подробности исходили из докладной записки, представленной лётчиками. И, хотя Алидодов был атеистом, про конец света он слышал и представлял его как раз именно так.
Далее пилоты стали свидетелями того, как этот фантастический поток наткнулся на торчащую на пути скалу, раздвоился, и часть людей и животных при этом были разбиты в лепёшки. Вслед за этим долину мгновенно заполнила серая грязевая масса, в которую то и дело шлепались многотонные глыбы материнских пород. Эта масса у выхода из ущелья образовала затор, и словно доисторическое животное, со скрежетанием, клокотом; стала на глазах набухать и раздуваться. И набрав вдоволь энергии, последний раз вздохнув, ринулась вниз, на облагороженную землю, на зелень садов и тщательно возделанные поля, мгновенно проглотив остатки Хоита вместе с базарной толпой, со скотом, и конечно же, взлетную полосу с самолетом. От этой грязевой толщи, воздымавшейся на многие десятки метров, и несшей глыбы размером с автомобиль, никому не было спасения. Беглецы, в отчаянии пустившиеся в сторону склона, в считанные секунды были растворены в адской смеси потопа, словно повторив сценарий библейских повествований.
– Боже ж ты мой, – Чкалов хоть и был коммунистом, но перекрестился.
– Федь, а Федь, ведь им же все, капут. А, чего молчишь, а Федор?
Федор Мотовилов молчал. Многое он повидал на войне. Гибли люди- десятками, сотнями. Но тысячи, тысячи людей, за несколько секунд. Кто-то еще, может, в этот самый момент из находящихся под обломками еще жив, пытается двигать руками и ногами, но масса серой грязной породы  беспощадно растворяет в себе все живое.
Долина  изменилась до неузнаваемости. Ни один кишлак не радовал теперь взор зеленью урючных садов и высоких тополей. Вместо них громоздились лишь беспорядочно и хаотично громадные обломки породы, облепленные грязью, и лишь иногда из этой массы торчали перекрученные стволы арчи.

2.
Чудом уцелевшим летчикам, находящимся под впечатлением мгновенной гибели многих тысяч людей, ничто не оставалось делать, как спускаться вниз и двигаться в сторону Гарма – ближайшего населенного пункта. Внезапно над ними пронеслась необычная туча, состоявшая из беспорядочно мечущихся птиц самых разных племен и мастей. Пронеслась куда то вниз – и замерли горы. Замерли до следующего потопа. Долго пришлось Чкалову и Мотовилову, увязая в грязи, огибать принесенные страшным потоком глыбы, чтобы спуститься в долину.
К полуночи летчики вошли в Гарм. Появление в столь поздний час двух людей, один из которых был к тому же с ружьем, не прошло незамеченным для местных дружинников. И наши герои уже через четверть часа давали показания в местном отделении милиции. Документов нет, зовутся летчиками, а самолета тоже нет, говорят, завалило камнями, зато с ружьем. Рассказывают о землетрясении, которое поглотило весь Хоит с жителями. Да еще говорят о деньгах, которые привезли в Сберкассу. А где хоть какая-нибудь бумага? Нет бумаг, унесены вместе с картами и другими документами внезапно сошедшим селем. Дотошный следователь пишет в протоколе: «Документы утеряны…». Этих признаков было вполне достаточно, чтобы арестовать их, а наутро отправить в Сталинабад для дальнейших разбирательств.
Ни Чкалов, ни Мотовилов не догадывались, что все следующее утро между Сталинабадом и Москвой велась секретная переписка. Сталинабад доложил о произошедшей катастрофе, Москва, немного подумав, спросила о количестве жертв, Сталинабад ответил, что это можно узнать по результатам последней переписи в кишлаках, скорее всего, все их жители погибли; Москва в ответ поинтересовалась судьбой денег, которые летчики оставили в Хоите. Сталинабад ответил, что согласно докладу летчиков, они сдали все деньги в Сберкассу, на что им была выдана расписка от управляющего кассой, но расписка вместе с остальными документами, оставшимися в самолете, равно как и сам самолет, погибли в ходе катастрофы. Через некоторое время молчания Москва высказала сомнения в правдивости рассказа летчиков и выдвинула в свою очередь версию, что летчики вполне могли воспользоваться катастрофой, присвоив эти деньги себе. Сталинабад рискнул было возразить, но вердикт Москвы был непреклонен: первое – экипаж арестовать до выяснения подробнейших обстоятельств случившегося, второе – деньги найти и вернуть в Государственный банк СССР, и третье – о случившейся катастрофе молчать, население республики не тревожить, дабы не снижать темпов послевоенного социалистического строительства, а также не омрачать надвигающиеся юбилеи – 20-летие образования Советского Таджикистана и 70-летие товарища Сталина.
Первый и последний пункты приказа из Москвы были легко выполнимы, со средним же обстояло дело сложнее.

3.
Вскоре после катастрофы в Хоит отправилась республиканская комиссия, среди членов которой был и Алидодов. Вот за окном самолета показалась широкая долина Сурхоба, который нес в себе воды вечных ледников и снежников Памиро-Алая с тысячами тонн песчано-глинистой взвеси, из-за чего его воды всегда были мутны, как кофе с молоком. Прильнув к иллюминатору, Алидодов провожал проплывающие внизу кишлаки, выглядевшие как игрушечные с высоты птичьего полета. Над краем своего детства и молодости он летел впервые. Но вот летчики зашевелились, обернулись к сидевшим в салоне и что-то стали говорить, показывая вниз. В Сурхоб вливалась река Оби-Кабуд. Согласно докладу Чкалова и Мотовилова, здесь уже должны быть видны следы катастрофы. Самолет залетел в долину Оби-Кабуда и стал кружить над тем местом, где раньше шумел и цвел Хоит. Внизу виднелась заполненная серой монотонной массой абсолютно безжизненная мертвая долина, через которую пробивали путь многочисленные новообразованные потоки. По ней словно прошел только что гигантский бульдозер, все сокрушая и сминая на своем пути, оставив за собой лишь безобразные следы, по которым устремились потоки насыщенной грязью воды. Алидодов понимал теперь, что летчики говорили правду. Но как доказать это Москве?
Места для посадки нигде не было и решено было лететь вверх по Сурхобу и сажать самолет в Жергетале. Отсюда на полуторке комиссия добралась обратно до устья Оби-Кабуда. Поднявшись на завал, члены комиссии увидали перед собою совершенно безотрадную картину. В грязи, словно айсберги, высились серые монолиты, отколовшиеся от стен ущелья и на многие сотни метров перетащенные сюда селевым потоком. По поверхности петляли мутные потоки воды – река пробивала себе новый путь. Перемещаться по этой каше из глины, щебня, валунов и глыб было совершенно невозможно. Лавируя между грязевыми озёрами, кое-как за час прошли километра три вверх, пытаясь одновременно прикинуть, где же находилась  Сберкасса.  Вскоре стало понятно, что найти место, под которым погребены деньги, попросту невозможно. По каким приметам искать? Даже если  это место будет известно, то чтобы добраться до денег, нужно будет выкопать многие сотни кубометров смеси из глины, глыб, валунов и щебня. На помощь пришли топографы. Чтобы точно установить место погребения злосчастных денег, решено было провести топографическую съемку местности, при этом привязываясь к старым, не тронутым землетрясением опорным пунктам, а также имея на руках план старого Хоита. Три отряда лучших геодезистов, собранных по всем геологическим и изыскательским организациям республики, независимо друг от друга обновили карту изменившейся местности, и вбили заветные колышки над тем местом, где должна быть Сберкасса. Все три колышка, словно выстрелы меткого стрелка, сидели в «яблочке». Теперь оставалась наиболее сложная задача – добраться до сейфа. Предварительные изыскательские работы показали, что толща грязи вперемешку с гранитными глыбами в этом месте составляет более70 метров. Для добычи денег правительство республики привлекло лучшие инженерные кадры, имеющие опыт проходки в сложных горно-геологических условиях. Посчитали стоимость будущих работ – она в три раза превышала сумму, которая покоилась в сейфе. Но председатель комиссии был непреклонен – добыть любыми средствами, ибо во-первых, это приказ Москвы, и во-вторых – на кону судьба и честь летчиков.
Через несколько недель на новообразованном  грязевом конусе закипела работа. Устье ущелья было перегорожено колючей проволокой,  выставлена охрана.  Вокруг шахты возвели высоченный забор. Что за работы ведутся за проволокой, зачем – об этом не говорили, либо старались увести разговор в сторону, будто речь шла о шайтане. Жители уцелевших по дороге кишлаков и чабаны наблюдали лишь иногда едущие по дороге из Гарма полуторки, крытые брезентом и сворачивающие в сторону снесенного Хоита. А за забором проходчики били шахту. Шли сплошной крепью, поскольку иначе преодолеть тестообразную жижу было невозможно. В этой жиже то и дело попадались обломки гранитных глыб, которые приходилось разбуривать и взрывать. По мере углубления шахты опасность возрастала. Однажды, на глубине 25 метров проходчики наткнулись на плывун, из-за которого произошло обрушение, затормозившее работы почти на месяц. К счастью никто не пострадал. Наступила зима. Потом весна, лето...
Поздней осенью 1950 года на глубине 72 метра проходчики наткнулись на доску – толстую обработанную человеческою рукой доску. А в доске – гнутый гвоздь. Стали идти аккуратнее. Начали попадаться разные предметы – обломок фарфоровой пиалы, металлическая лепешка с носиком – в ней угадывался чайник. Маркшейдеры проверили уклон шахты и вынесли забой на план старого Хоита. Похоже, что они вышли на уровень Сберкассы. Предметов и разных артефактов стало попадаться больше. Ножка стола, кусок полуистлевшей материи, осколок от гранёного стакана, расплющенная ложка, резиновая подошва от обуви. Стали расширять камеру, особенно хорошо укрепляя потолок – ведь над головой высился столб горной массы  давлением около 20 атмосфер. Спустя несколько дней рабочий забоя Абдулхо Мирзоев наткнулся на металлический предмет. Предмет оказался весьма плоским, но большим по площади, довольно увесистым. Через несколько часов работы стало ясно, что это сейф. На одной стороне лепешки угадывались петли от дверцы и замочная скважина. Да, это был сейф, смятый какой-то невероятно чудовищной силой. Работы были приостановлены. Спустя два дня из Сталинабада прибыла машина с вооруженными солдатами и двумя оперуполномоченными. Под их присмотром сейф был погружен в машину и увезен в Сталинабад.

4.
Необычная царит обстановка во дворе Сталинабадской конторы государственного треста «Строймеханизация». У ворот стоит милицейская машина, два автоматчика. В глубине – группа ответственных товарищей. Они наблюдают за действиями человека в засаленном таджикском халате, который склонился над большим плоским куском металла и с помощью газового резака пытается отпластать от края его лоскут. Человек этот – Рашид Абдурахманов, опытнейший работник треста. Его уважительно все называют «усто», что значит «мастер». Абдурахманов поистине мастер своего дела, мастер с большой буквы. К железному делу он приучился с детства. И отец его, и дед занимались редким промыслом – плавили железо и занимались ковкой. Родом их семья была из кишлака Калаи-Поён, что приютился в одном из ущелий Ванчского хребта. Железную руду добывали здесь же, неподалеку. Однажды, ещё будучи подростком, при очередной выемке добытой руды глыба пустой породы скатилась ему на ногу. Перелом зажил, но кости срослись неправильно, и Рашид навеки остался хромым. Несмотря на такой кустарный способ производства, изделия их снискали славу далеко за пределами Ванчской долины. Советская власть навсегда покончила с кустарной выплавкой металла, но кузница осталась, только она стала колхозной. Тайны мастерства от отца перешли к Рашиду. По инвалидности он не попал во время войны на фронт, а работал в ремонтных мастерских в Сталинабаде. Ответственные товарищи, окружившие Абдурахманова, уже не раз по очереди уходили в теплушку попить чай с лепешками. Приглашали и Абдурахманова, но тот наотрез отказывался – не привык чаевничать, пока не выполнит работу. Тем более такую ответственную, как сегодня. Утром его вызвал к себе сам председатель треста и сообщил, что предстоит выполнить задание, которое следует рассматривать как приказ самого товарища Сталина. Нужно вскрыть сейф с деньгами, который попал под обвал в горах. Там очень большая сумма денег, и вскрывать нужно крайне осторожно.
Абдурахманов долго ходил вокруг сейфа, покачивая головой и цокая языком. Он даже представить себе не мог, какой же силы должен быть обвал, чтобы так смять сейф. Лишних вопросов он привык не задавать. Через четыре часа напряженной работы ему удалось срезать края так, что можно было раздвинуть с помощью домкрата стенки сейфа. Ответственные работники плотным кольцом окружили Рашида и устремили свои взоры на содержимое металлической лепешки. Возглас удивления прокатился над собравшимися. Внутренности бывшего сейфа были заполнены каким-то странным материалом, напоминающим пластмассу или текстолит. Эта масса образовала настолько плотный слой, будучи даже извлеченной из своего заточения, напоминала огромный твёрдый блин. Один из ответственных работников взял край его и отломил. В руках у товарища оказался твердый прямоугольный кусок, на котором виднелись какие то рисунки. Он стал внимательно рассматривать поверхность и вдруг закричал радостным голосом: «Я вижу Ленина, товарищи! Ура, товарищи, это деньги! Это те самые деньги!» Постепенно блин разобрали по частям. Части оказались ни чем иным, как спрессованными пачками денег, но спрессованными настолько плотно, что никакой речи и не могло быть об их использовании. Особенно необычно выглядели пачки, спрессованные с торцов. Единственное, что возможно было сделать – это разложить пачки по достоинству купюр, если достоинство их еще можно было распознать и подсчитать количество самих пачек. Этим и занялись члены комиссии, окружавшие доселе Абдурахманова. Через два часа подсчетов выяснилось, что все деньги на месте. Второй пункт приказа Москвы был выполнен. Это сразу корректировало  пункт первый – летчики были освобождены из-под ареста, их честь была восстановлена. Что же касается последнего пункта о неразглашении трагедии, то это в бывшем Советском Союзе делалось очень хорошо. Во всяком случае, усто Рашид Абдурахманов так никогда и не узнает о судьбе своей жены, поехавшей в июле 1949 года в Хоит проведать своих пожилых родителей и с тех пор пропавшей без вести.
                Октябрь 2011- январь 2013
Москва-пл. Заря-Москва