Красная звезда моего друга, живописца Анатолия

Когда с Анатолием случилась беда, я был далеко. По возвращении в Москву и смерть, и похороны, и звонки друзей как-то обошли меня. Однажды вечером жена вскользь спросила меня: «Ты слышал, что Толик умер?» Я выронил: «Как это умер?» «Сегодня звонил Паламарчук, он и сказал, - жена продолжала что-то делать, и вдруг резко повернулась ко мне, - А ты что, не знал?!»
Я попытался сосредоточиться, чтобы ответить, но не получилось. Толя... Да, мы были друзья. Наверное, мужские дружбы - бывают крепче, мазистей. Наша дружба была несколько отстранённой, построенной скорее на внутреннем взаимном уважении, чем на необходимости всякий час встречаться и говорить друг с другом.

...Как выброшенная на берег рыба, я глотал воздух губами и задыхался от незнакомой мне горькой внутренней спазмы, обхватившей грудную клетку. Я бросился к телефону. «Ты ужинать будешь?» - кольнул в спину почти незнакомый кухонный голос жены. «Гена, что случилось с Толиком?!» - я не смог произнести слово «умер», всё ещё надеясь на другое. «Да, Борь, видишь, такое дело…» - ответил голос из трубки. Мы оба замолчали. «Где похоронили?» - спросил я, едва сдерживаясь, чтобы не зареветь белугой. «На Домодедовском, (там –то и там-то)». Я повесил трубку и надолго заперся в ванной, скрывая от жены подступившую к горлу горечь и мужскую слабость.

Рано утром следующего дня я отправился на Домодедовское кладбище. По дороге купил бутылку водки. От метро «Домодедовская» взял такси. Ждать рейсовую маршрутку не мог – давило. У входа на кладбище продавали цветы. Я выбрал первый попавшийся букет и, теребя в руке цветастые прутья поспешно вошёл в страну смерти. Найти могилу оказалось не просто. Помог ангел. Он буквально подвёл меня после долгих блужданий к новенькой оградке, над которой зияла, как чёрная дыра, сстрашная и странная новость: «Художник Анатолий Жуков, какие-то цифры...»
Тут-то всё и оборвалось! Надежда на жестокий обман, видимо, продолжала во мне существовать. Но чёрный факел смерти бесцеремонно выжег её, полыхнув по глазам скромной фанерной табличкой. Слёзы брызнули из глаз, и повторилась уже знакомая спазма, парализующая дыхание и речь. Я поспешно раскупорил бутылку и налил стакан до краёв, расплескав непослушными руками часть поминальной влаги на Толин бугорок. Потом буквально втолкнул водку в горло. Так один раз в жизни я пил разбавленный одеколон. Это было в армии. Если одеколон разбавить водой, смесь становится белой, как молоко. Нормальный человек эту гадость выпить не может в принципе. Не позволит физиология. Но солдат может всё! Что-то подобное я бессознательно проигрывал в уме, балансируя, как фигляр, на пограничной точке собственной жизни и смерти товарища.
«Возьми себя в руки!» - заорал я, размазывая спазму по стенкам грудной клетки. Оглушённый собственным криком, я рухнул на прикопаную к могиле самодельную лавочку и сжался в точку...

С того дня прошло без малого двадцать лет. Успокоился ум. Остывшее сердце нет-нет, да и взвоет, припомнив тот денёк. Толино имя я по-прежнему произносить спокойно не могу. Но (это звучит странно!) от многолетней печали «повеселело» моё восприятие жизни. Я понял, что при жизни мы ничего о ней не знаем! Помните Сократовское «Я знаю, что ничего не знаю»? Я понял: только смерть определяет цену всему происходящему в жизни.
Да, я дорожу друзьями, но теперь не знаю, каким другом окажусь сам перед ними, когда смерть рано, или поздно разлучит нас? Придут ли они проводить меня до вечного порога? Может, вздохнут и разбредутся по своим делам.
Но знаю одно: живёт на Земле человек, который мне хорошо знаком, а может, не знаком вовсе. Взвоет он белугой, когда со мной случится такое... Ему-то и пишу.


Красная звезда моего друга, живописца Анатолия

Отпевали в храме человека.
Белый саван, незнакомый лик.
На губах запекшееся млеко.
Ритуально убранный парик.

В горестном молчании стояли
Бывшие подружки и друзья.
Певчие негромко напевали,
Что приют последний - не Земля.

...Я вбежал к нему с бутылкой водки:
"Анатолий, мы летим на Марс!"
Улыбаясь, он ответил: "Вот как,
Значит, слово "космос" и про нас?"

Отложив художества причуды,
Мне велел перечитать Рабле
И пошел на кухню мыть посуду,
Чтоб порядок был на корабле!

Мы всю ночь сидели - выпивали.
А в окошке Красная звезда
До утра мерцала, напевая:
"Вы в пути? Я жду Вас, господа!.."