Семилетка

Школа располагалась в посёлке Высокое в двухэтажном каменном доме с деревянной пристройкой для прислуги в бывшем имении пана Макшицкого. До войны школа была десятилеткой, но после войны те, которые должны были продолжать учёбу в 8-9 классах , не вернулись с войны. Не вернулся и мой брат Коля, закончивший 9 классов.
Посёлок Высокое хорошо просматривается с нашей деревни. Напрямую кажется и недалеко, но в обход заболоченной низменности с выходом на шоссе получается около 6 километров, а может и больше. Сюда я буду ходить 3 года. Туда течёт наша извилистая река Оршица. По первому прозрачному льду я часто ходил в школу на коньках. Коньки у меня уже не самодельные, как раньше, а красивые блестящие снегурочки – подарок брата.

Как мне сейчас представляется, такие походы были совсем небезопасны, встречались незамёрзшие проталины, да и толщина льда была не везде одинаковая. Река Оршица сама небольшая, но отдельные места в ней встречались глубиной до 2 и более метров.
Зимы в те годы были снежные, и я нередко ходил на своих самодельных лыжах. Коротенькие лыжи не выдерживали моего веса, и я оставлял после себя глубокий лыжный след. Такие походы были утомительны, но я всё же получал удовольствие. В то время было много всякого зверья, от которых после ночи оставались свежие следы : заячьи ,лисьи, волчьи и даже лосей. Рассматривать следы очень забавно, вспоминался Пушкин : - Там на неведомых дорожках следы невиданных зверей. Поэтому я часто опаздывал на первый урок. После таких походов и беготни в школе я сильно уставал. Домой шёл пешком, неся на руках свой спортивный инвентарь. Я всегда такие трудности придумывал сам, чтобы потом их преодолевать.
Из нашей деревни в школу ходило много ребят. До школы далеко, поэтому вставали задолго до рассвета, особенно в длинные осенние ночи. Мы собирались гурьбой, поджидая друг друга, в одиночку выходить за пределы деревни было опасно, боялись волков. Вспоминая школу, часто от других можно было услышать, что наш класс был очень дружный.
В школу стекались ребята из семи деревень. Из Селектянской школы в пятый класс нас пришло двое - я и Толя Гертман. В отличие от меня он круглый отличник. Я всегда удивлялся его педантичности и ровному отношению ко всем школьным предметам. Мы не были друзьями, не сидели за одной партой, но была между нами какая –то духовная связь. Мы оба любили рисовать, показывали друг другу свои рисунки. В дальнейшем , после окончания школы , мы встретимся на экзамене при поступлении в Витебское художественно-графическое училище, хотя поступать сюда мы и не сговаривались. Мы будем жить на одной квартире, спать на одной узенькой кровати, варить по вечерам картошку или «нехитрые супы». Он закончит с отличием училище, а потом и Московский архитектурный институт.
В классе мы были разные и знали, кто кем будет. Девочки наши в большинстве хотели стать медсёстрами и мечту свою осуществили : Марченко, Змитракович, Костылева и другие. Они хорошо учились и всегда переживали за каждую оценку. Я же хотел стать лётчиком . Мечтал стать лётчиком и Лёша Лисовский, но лётчиком он не стал , а был техником по обслуживанию самолётов и дослужился до подполковника. Не стал лётчиком и я ( но об этом расскажу позже ).

В классе у нас был заведён такой порядок. Утром у входа в класс стояли дежурные девочки с повязками красного креста на рукаве. Они проверяли чистоту рук и вшивость голов у мальчиков. Пройти такую проверку было сложно, особенно когда дежурили Лариса Дмитракович и Соня Костылёва . В шестом классе мы устроили настоящий бунт и не шли совсем на первый урок. Вскоре этот порядок был отменён.

Ина Артишевская – круглая отличница, скромная, играет на гитаре, поёт, часто выступает на сцене.Мне нравятся её рисунки. Она нравится мальчикам, особенно старшеклассникам. Девочки её недолюбливали. Ежегодно у нас устраивались выставки творчества учеников. Помню, как девочки, стоя у рисунков Ины, нарочито говорили : - Это же мазня какая-то! Вот Стёпка – это художник, - это про меня.
Однажды, выходя их школы, я увидел уже далеко уходящих под ручки Иру и Соню. Была оттепель , я скомкал снежок и с силой бросил им вслед. В это время Ина на секунду оглянулась назад , и снежок попал ей прямо в лицо. Она закрылась руками и пошла дальше. Соня же остановилась ,погрозила мне кулаком и крикнула: - Завтра ответишь! Утром я увидел распухшую синюю щеку Ины, но она вела себя так, как будто ничего не случилось. Я не боялся наказания, но тяготился своим поступком.
Спустя много лет я был на курсах повышения квалификации при Белорусском политехническом институте. Однажды к нам пришла читать худенькая женщина на тему « Садово-парковая архитектура прошлых веков». Мне показалось, что это была Ина, но не был уверен. После лекции я подошёл к ней и начал издалека: - «Вот я учился в школе с удивительным парком, бывшем имении пана…» Она тут же прервала и добавила : - «В Высоком…Я сразу тебя узнала». После лекции мы остались вдвоём и вспоминали прошлое. Я спросил её: - Помнишь, как я ударил тебя снежком и почему ты не пожаловалась? - Ты же не нарочно, - ответила она. Я попросил у неё прощения, но умолчал, что метился тогда в Соню.

Лёня Егоров. Он самый высокий у нас в классе. У него красивое, славянского типа, лицо и длинные светло-русые волосы, остриженные под «польку». Он хорошо учится, ведёт себя независимо и с достоинством. Он лучше всех рисует, особенно акварелью, оформляет стенную газету, пишет к праздникам лозунги. Однажды наш директор Петровский издал приказ – всем мальчикам остричься наголо. Мы устроили всей школой забастовку, три дня не ходили в школу ,отсиживались в парке, курили , дурачились. Наконец , сдались и пришли в школу наголо остриженные, а некоторые - бритые «под Котовского». Не стриженным пришёл только Лёня. Тут же явился директор , и обращаясь к Лёне, сказал : - Ви, Егоров, упрямый , как петух! Иван Филлипович всегда говорил с украинским акцентом ,и ко всем, независимо от возраста, обращался на «Ви», вместо «Вы». Лёня вскочил из-за парты и выпалил: - Сам ты петух! - спокойно вышел из класса. Нас это поразило – директора назвать на «ты» , да ещё и «петух». Все ждали, что будет дальше. А дальше ничего не было ,Лёня по прежнему пришёл с волосами.
Вскоре Лёня оставил школу, пошёл в военкомат и сказал, что ему уже 19 лет, а метрики затерялись в войну. Врачи «на глазок» подтвердили возраст, и он ушёл служить в армию. На самом деле ему было 15 лет с небольшим. Спустя много лет мы встретились в Орше на автобусной остановке. Он рассказал, что по-прежнему живёт в Высоком, работает электриком.

Лёня Боровнёв. Он круглый отличник, держится особняком. Он никогда и никому не давал списывать, а во время контрольной работы так сгорбится, что нельзя подсмотреть. Внешне он холёный и чистенький. Пишет ручкой-самопиской, что в то время было большой радостью. У него полный комплект учебников и красивый портфель. Например, учебник химии был всего у 2-3 человек в классе. Я же, учась в классе, ни разу не держал его в руках. Все знания по химии я получал со слов учительницы. Лёня жил рядом со школой. Его отец был главный бухгалтер МТС (машинотракторная станция). В седьмом классе он носил уже очки, поэтому его иронически называли «профессором». Соня Костылёва называла его открыто «маменькиным сыночком». Говорят, что Соня и Лёня встречались, но мать Лёни строго запретила встречи. Видимо, так называть его у Сони были причины.
Кажется, это был 1954 год.На Ленинских горах открылось новое высотное здание Московского Университета. Об этом событии много тогда говорили по радио и писали в газетах.Случайно мне попала газета с фотографией – на фоне Университета был снят крупным планом Лёня Боровнёв. Под фотографией надпись – «Абитуриент Леонид Боровнёв, приехал из Белоруссии». Думаю, что в Университет он поступил, в то время отличников принимали без экзаменов. А может быть,стал и профессором?

В школе учиться было интересно. Класс был наш очень способный, каждый ученик был в чём –то особенный. Я уже упоминал, что в классе было много учеников, проявлявших склонности к изобразительному творчеству, хотя уроки по рисованию были пустым времяпровождением.

Рисование вёл учитель физкультуры. Учитель заставлял нас рисовать какие-нибудь иллюстрации из учебников. Иногда он говорил : - А сегодня самостоятельная работа, рисуйте всё, что захотите. Сам сидел за столом или уходил вообще. Я , конечно, рисовал самолёты, то есть воздушные бои. Мне это удавалось – самолёты в разных ракурсах и в облаках очень хорошо смотрелись. Мало чем отличались и уроки черчения. Их преподавал учитель математики. Как математик, он был очень замечательный, а вот чертёжник – никудышный. Он чертил на доске какие-то фигуры из стереометрии, а мы перечерчивали и обводили их фигурной рамкой с закруглёнными углами.

Зато другие предметы преподавались профессионально. Мне больше всего нравилась физика, преподавал её директор Иван Филлипович. Он доверял мне лабораторию физики, и я долгими часами просиживал там после занятий. Я мастерил разные реостаты, трансформаторы, детекторные приёмники. Хорошо помню свой первый детекторный приёмник. В «Пионерской правде» , под заголовком «Сделай сам детекторный приёмник» была напечатана незамысловатая схема и краткое описание по изготовлению . Прослушиваться он должен через наушники. Наушники у меня были, я нашёл их в лесу после войны, хранил, не знал куда применить. Вот тут я и обрадовался. Было у меня много и свинца от аккумуляторов, брошенных в войну, и сера для приготовления детектора. Серы в колхозе было много, ею коптили (лечили) лошадей от коросты.
Из свинца и серы я сделал порошок и готовил сплав (детектор). Кажется, были и другие добавки, но сейчас не помню. С детектором пришлось повозиться, получалось не сразу. В описании было дано соотношение пропорций в весе, а поскольку лабораторных весов не было, я составлял пропорции «на глазок» по объёму. Всё же приёмник мой заговорил. Двигая ползунок по проволочной катушке, можно было поймать две-три станции. Чаще Москву и Маяк.
Приёмник демонстрировался на школьной выставке творчества. Приёмник работал на батарейках, к нему через окно тянулась высокая и длинная антенна, зацепленная за деревья. Около него толпились ребята, наушники передавались из рук в руки. В наушниках пищало, шипело и трещало, но всё же можно было услышать отдельные фразы, слова и музыку. Мне было любопытно наблюдать эту картину, слышал : - Это Стёпка недоделал, вот доделает и приёмник заговорит чисто! Приёмник не имел футляра, вся его конструкция была смонтирована на квадратной доске. Я же думал : - «Вот что недоделал, так это футляр. Тогда это было бы загадкой – а что там внутри?» Доделывать или переделывать приёмник у меня не было желания. У меня были другие намерения.

В седьмом классе Иван Филиппович серъёзно сказал мне: - Ви, Степан, должны стать инженером и заняться наукой. Я даю вам тему вашей будущей научной работы. Расщепите воду на кислород и водород. Сейчас существующий способ расщепления дорогой, сделайте его дешёвым. Воды у нас много.
Вспоминая этот случай, я думаю, как прав был Иван Филлипович. В поисках энергии и сейчас ломают головы величайшие умы человечества, но вопрос дешёвого расщепления воды по прежнему остаётся не решённым. Это было заманчиво, но я чувствовал , что это мне не по плечу, слабо знаю химию, а ведь химия и физика - родные сёстры.
Помнится, в шестом классе директор школы на школьной линейке торжественно вручил мне грамоту и книгу автора Вернигоры «Люди с чистой совестью» с дарственной надписью и печатью за первое место на районной выставке детского рисунка.

В конце седьмого класса директор стал нас агитировать остаться для продолжения учёбы в восьмом классе – возрождалась полная средняя школа. Большая половина класса осталась, в основном те, кто жил ближе к школе. Из самой далёкой от школы деревни Чепелино по-прежнему осталась учиться Майя Шульга. Это была скромная и самая красивая девочка в классе, отличница, выделялась из всех учеников класса успехами в математике. Все первые места на районных олимпиадах по математике занимала Майя. Говорят, она закончила математический факультет пединститута и работала в школе. Думаю, она была славной учительницей.

При всём этом меня не покидала мечта стать лётчиком. Я колебался, как поступить. В это время мне попался обрывок газеты «Витебский рабочий» с объявлением - «Витебское художественно-графическое педагогическое училище объявляет набор на первый курс». Я понял , что лётчик – это ещё журавлик в небе, а тут реальное предложение.
Оставлять школу мне было грустно. Там оставались мои товарищи и учителя. Это одна из самых светлых страниц моей жизни. Но жребий был брошен. …Я еду в Витебск.