Константы и переменные

    Константы и переменные. Миллионы миров, разных и одинаковых, но везде есть человек, есть город, есть маяк. За каждой дверью скрывается что-то отдельное, неповторимое, но оно нераздельно связано с другими, аналогичными константами и переменными. 

    Слышалось красивое молитвенное пение, пока лёгкие заполнялись водой. В глазах темнело, лишь сквозь толщу виднелись размытые одинаковые лица. Смерть подступала всё ближе, ещё секунда и её цепкие руки утащат за собой душу в ад. Ещё мгновение и наступит конец…

  Букер открыл глаза и с удивлением осознал, что оказался у себя в офисе.
  На письменном столе пара пачек сигарет, полная пепельница окурков и пустые бутылки из-под виски – напоминание о прошлой грешной жизни. Рядом листок календаря: «8 октября 1893 года».

    ДеВитт понимает, что он вернулся в прошлое: на целых двадцать лет жизни. Разум судорожно пытается найти объяснение этому факту. Куда всё подевалось? Где пруд? Где Элизабет?

    Его мысли перебила красивая колыбельная мелодия, играющая в соседней комнате.

    – Анна, – произнёс он с дрожью в голосе. – Анна?! – крикнул он громче, оказавшись возле двери. – Анна?! Это ты? – добавил он шёпотом, открывая её.

    Казалось, что там никого и ничего нет, кроме старой кроватки, но вдруг оттуда донеслись звуки детского голоска.

    Вне себя от смятения и внезапно вспыхнувшей радости, он подбежал к кроватке и обнаружил там милого улыбающегося голубоглазого младенца – его дочь, которую в этот самый день он отдал Роберту в другой реальности. 

    Малышка увидела отца не по годам умными, голубыми глазами, запищала и потянула к нему маленькие ладони.

    Сияющий от счастья Букер взял младенца на руки и прижал его к себе, заключив в крепкие объятия. Затем он стал играть с ней, щекотать и подбрасывать вверх, как это делают большинство родителей.

    Девочка горящими глазами смотрела на небритое лицо молодого отца, довольно улыбалась и по-детски пыталась что-то произнести…

    – Здравствуй, папа, – внезапно, как гром среди ясного неба, раздался голос Элизабет.

    Детектива будто окатило холодной водой, – его в первый раз назвали папой. Обернувшись, он увидел её: девушка стояла у двери, прислонившись спиной к стене, и с любопытством разглядывала свой злополучный мизинец, он был цел и невредим.
 
    На ней было шелковое вечернее платье бежевого цвета с узорчатой парчой, прозрачным шифоном и вышивкой золотой нитью. У неё снова была причёска с косичкой, как тогда в башне. Элизабет была другая, но в то же время оставалась прежней.

    – Элизабет, ты… – он запнулся, перевёл глаза на свою маленькую дочку, а затем снова на её взрослую переменную. – Объясни мне. Я не понимаю.

    – Всё кончено, папа, - проговорила девушка, ласковым взглянув на родителя. – Комстока больше нет, как и не существует той Колумбии, как и нет той девушки, что была заперта в башне…

    – Но… – Букер хотел что-то сказать, но девушка не дала себя перебить.

    – Есть только ты и я, – произнесла она мягким тоном, указав на младенца и Букера.

    – Кто ты, если не та Элизабет, с которой мы были в Колумбии? – детектив не мог поверить её словам.

    – Я твоя дочь Анна ДеВитт, но ты по привычке будешь звать меня Элизабет.
 
    – «Будешь»? – продолжал недоумевать Букер, пытаясь вникнуть суть. – Объясни мне. Если Комстока нет, Лютэсы не забирали тебя, и ты не лишалась пальца, то почему ты здесь? Никаких разрывов быть теперь не должно, или…

    – Нам удалось избавиться от Комстока и его реальностей, но со мной осталась частичка той Элизабет, частичка констант и переменных.  Пространственно-временные парадоксы исчезли, но я по-прежнему могу сама создавать разрывы между мирами, как и машина Лютэс. Видимо, я слишком долго была соединена с другими реальностями, и связь с ними не может оборваться в одночасье.

    – И из какой ты реальности?

    – Из той самой, что и ты сейчас, только на двадцать лет вперёд. Хотя меня будет почти полностью устраивать эта жизнь (она гораздо лучше той, что была в Колумбии), но… – девушка запнулась. Было заметно её волнение.  – Я хочу кое-что изменить, и ты мне в этом поможешь, папа.

    – Сначала расскажи мне всё, – продолжал настаивать ДеВитт. – Что ты хочешь сделать? Неужели избавление от Комстока ещё не конец?

    – Никаких лишних вопросов, – ответила Элизабет, подойдя ближе к отцу и положив указательный палец ему на губы. – Верни меня в колыбельку, – она указала на младенца, – и следуй за мной, папа.

    – Куда мы идём? – спросил Букер, положив младенца обратно в кроватку. – Я не могу оставить ребёнка.

    – Не беспокойся, папа, со мной ничего не случится.  Ты вернёшься в этот же миг. Иди вперёд.

    – Хорошо, – кивнул детектив и направился к двери, - но позднее я жду объяснений.

  ДеВитт толкнул дверь и переступил порог. В лицо сразу ударил холодный ветер. От неожиданности Букер зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел перед собой картину из недавнего прошлого.

    – Вундед-Ни, – прошептал он дрожащим голосом.

    Он находился в строю людей, одетых в униформу 7-го кавалерийского полка, полностью экипированных и вооруженных карабинами. 

    Здесь, на поляне около ручья Вундед-Ни, находились пятьсот солдат американской армии, а напротив них у вигвамов стояли больше трёх сотен индейцев, большинство из которых были женщины и дети. Чуть поодаль от этого места располагался лагерь полка, где была выстроена батарея из четырёх пушек.

    Рядом с Букером стоял Корнелиус Слейт, при полном обмундировании, а его ещё не лысую голову прикрывала кавалерийская шляпа.

    Оглядев индейцев презрительным взглядом, он довольно ухмыльнулся и подмигнул ДеВитту (тогда у него были оба глаза), а затем достал из кобуры свой револьвер Кольта и передал ему в руки.

    – Держи, капрал, – произнёс он, по-отцовски похлопывая юношу по плечу, – это пригодится тебе больше, чем твой карабин. Если начнётся переполох, то стреляй не раздумывая. Бейся за свою страну, Букер!

    Тем временем полковник Форсайт приказал индейцам разоружиться:

    – Всем, кто имеет оружие, выйти вперёд по одному и сложить его! Чем быстрее вы это сделайте, тем скорее мы отведём вас в Пайн-Ридж.

    Индейцы сначала мешкали, но потом, очевидно, получили одобрение от вождя и с явной неохотой, выходя по очереди, побросали на землю перед полком свои ружья, винтовки и пистолеты. На лицах безразличие, но их внутреннее недовольство и едва сдерживаемый гнев были ощутимы.

    – И это всё? – недовольно произнёс командующий, указывая на сложенное в кучу оружие. – У вас его намного больше! Куда вы дели остальное?

    Из группы понурых индейских мужчин медленным шагом, поддерживаемый своими собратьями, вышел больной пневмонией вождь Си Танка и обратился к полковнику:

    – У нас ничего нет. Мы отдали всё. 

    – Нехорошо, Большая Нога, – произнёс полковник с упрёком, – ты отплачиваешь нам за нашу доброту. Мы накормили твоих людей, оказали тебе медицинскую помощь, а ты отвечаешь на это ложью.

    – Оружия нет.

    – Ладно, если вы не хотите его отдавать добровольно, то мы найдём его сами.

    – Нет, ничего нет, уверяю вас.
 
    Но Форсайт больше не слышал слов вождя.

    – Сержант, – отдал он приказ, – обыщите вигвамы!

    Часть всадников, которые держали в оцеплении периметр, обошли стороной группу мужчин и стали врываться в индейские жилища, переворачивая всё вверх дном в поисках оружия, прямо на глазах у женщин и детей, которые находились внутри.  Хозяева кричали на непрошеных гостей, но все было тщетно. Закончив обыск, всадники вернулись к полковнику и сбросили в кучу ещё несколько винчестеров.
 
    – Это всё? – спросил недовольно полковник. – Должно быть больше.

    – Да, сэр, это всё, – ответил подчинённый.

    – Обыщите и заберите у них всё оружие! – распорядился Форсайт, указав на мужчин-индейцев.

    Солдаты, держа карабины наготове, приступили к исполнению приказа.

    Слейт, как наиболее решительный, начал обыск одним из первых.

    – Идём, капрал ДеВитт, не отставай, – подгонял он юношу. – Будь готов ко всему.

    Букер напряженно держал в руке револьвер, большим палецем нетерпеливо поглаживая курок.

    – Это что ещё такое? – возмутился Слейт, обыскивая одного из двух индейцев, которые помогали выйти вождю, и обнаружив у того винчестер под пальто. – Отдай сюда!

  Он попытался забрать оружие, но тот крепко держал его и не хотел отдавать.

    – Не трогайте его! – заступился за собрата молодой индеец.  – Это Чёрный Койот, он глухой и не слышал приказа сдать оружие.

    Но Слейт не унимался и попытался силой вырвать ружьё. Индеец оказал сопротивление и в борьбе случайно нажал на спусковой крючок.

  Раздался выстрел, который громом пронёсся по всей округе. Момент был настолько напряженный, что хватило небольшой искры, чтобы разжечь пламя конфликта. Все испугались, и раздались ещё несколько выстрелов с обеих сторон. Теперь исход был ясен, и огонь ненависти вспыхнул с ужасающей силой.

    Солдаты сначала были в замешательстве и страхе, а страх заставлял людей совершать необдуманные поступки. Они решили, что это индейцы их атаковали, и открыли в ответ хаотичный огонь с очень близкого расстояния, буквально в упор.

    Первую линию индейцев скосило градом пуль. Некоторые из них, у которых ещё оставались пистолеты, открыли ответный огонь. Часть из них похватали томагавки и пошли врукопашную на врагов, как в старых книгах, описывающих доблесть воинов племён. Остальные же предпочли бежать от этого кошмара, который с каждой секундой становился всё ужасней.

    Букер во время начала атаки находился рядом со Слейтом и сразу выстрелил из револьвера в вождя Си Танка. Тот вскрикнул от боли и повалился на землю. В тот же момент несколько пуль просвистели над ухом Букера и сразили ещё нескольких стоящих рядом коренных жителей, едва не задев его самого.

    Начался настоящий хаос. Солдаты паниковали, им казалось, что отовсюду ведут огонь враги, но это они не прекращали стрельбу, в суматохе попадая даже в спины своим товарищам. Треск выстрелов гремел гулом над этим незамысловатым полем битвы, хотя правильней будет сказать – поле бойни, ведь под пулями гибли не только мужчины, но и женщины, дети и старики.

    У Букера потемнело в глазах. Слышались крики раненых, плач детей и женщин, но он ничего не чувствовал и едва что-то осознавал. Он лишь нажимал на спусковой крючок и производил выстрел за выстрелом, унося жизнь за жизнью, пока барабан не опустел.

    – Не расслабляйся, капрал! – крикнул подбежавший Слейт, держа окровавленный тесак в руках. – Возьми патроны!  За мной, Букер! – крикнул он и первым кинулся за беглецами.

    Пока они неслись впереди всей группы солдат, ДеВитт продолжал вести прицельный огонь по спинам индейцев. В такой суматохе трудно было различить, мужчины это или женщины, поэтому он, не раздумывая, убивал всех. Удар курка по капсюлю, и пуля 45-го калибра вылетала из ствола и настигала свою цель. Выпустив дюжину таких, Букер пристрелил, по меньшей мере, семь человек, чем вызвал удивление даже у своих товарищей, которые тоже не мешкали и убивали врагов, но каждый гораздо меньше по сравнению с юным капралом.

    – Молодец, Букер! – крикнул с восхищением Слейт, когда они оказались у входа в один из вигвамов. – Да ты «Белый индеец», парень! Я давно не видел такой кровожадности. Ха-ха-ха! Правильно, стреляй не раздумывая! Если ты не выстрелишь первым, ты не выстрелишь никогда!

    Договорив, он быстро отдёрнул шкуру, закрывающую проход, а Букер сразу пальнул три раза внутрь, возводя курок левой рукой, как любили стрелять ковбои. Он даже не успел рассмотреть тех, кто находился в вигваме, но было ясно, что там есть люди.

    Послышался громкий женский предсмертный стон. В вигваме лежала беременная молодая женщина, у которой при обыске от волнения отошли воды и в такой критический момент начались роды. Выпущенные капралом пули попали ей в живот, грудь и руку, убив младенца вместе с матерью.

    Шокированный своим поступком, Букер остолбенел и в недоумении выпучил глаза. Жажда крови вдруг уступила место разуму, и он понял, что совершил непоправимое. 

    Раздался пронзительный крик отца ребёнка, который держал за руку жену. Он в ужасе смотрел в глаза возлюбленной, которой больше не было в живых.  Вне себя от гнева, индеец схватился за кинжал и хотел было кинуться на Букера, чтобы отомстить за гибель близкого человека. Парень осуществил бы задуманное, поскольку ДеВитт был в смятении и не смог бы дать отпор, но ему помешал Слейт.

    Вояка набросился на несчастного индейца и повалился с ним на землю. Они вместе скатились в небольшую яму для мусора. Там их схватка продолжилась. У каждого в руках было холодное оружие и шансы на победу были почти равны, но молодой индеец оказался более ловким: он кинжалом ранил Корнелиусу руку. Ещё секунда, и Слейт был бы мёртв, но тут ему на помощь подоспели несколько солдат и этим спасли жизнь. 

    Индеец был очень изворотливым. Одним лишь чудом он  избежал пуль и скрылся от преследователей в неизвестном направлении, но вот его собратьям повезло гораздо меньше.

    Бойня продолжалась. Вслед убегающим людям начала вести прицельный огонь американская артиллерия. Четыре пушки рявкали своими жерлами и посылали смертоносные снаряды, убивавшие и наносившие страшные увечья от взрывов.

    Всадники с карабинами вели преследование и отстреливали индейцев как загнанных животных, а солдаты из оцепления встречали их лобовым огнём.

    Когда всё окончилось, из трёхсот пятидесяти индейцев из племени Миннеконжу сто пятьдесят два человека остались лежать здесь навечно, пятьдесят были ранены и тоже не могли двинуться с места, а остальным чудесным образом удалось уцелеть в этой бойне. 

    Начался снегопад, припорошивший тела убитых людей, словно накрыв их своим белоснежным одеялом. Но, ни он, ни пронзительный ветер не могли утешить рыдающих матерей и жен.

    Букер стоял перед убитой им молодой женщиной и тоже плакал, закрыв лицо ладонями. Для него всё произошедшие казалось безумием и стало сильной травмой для его душевного состояния, что и привело к печальным последствиям в будущем.

    – Успокойся, – услышал он ласковый голос Элизабет, которая дотронулась до него своей горячей рукой. – Всё закончилось. Всё в прошлом.

    – Зачем? – произнес он сквозь рыдание. – Зачем ты заставила меня пережить это снова? Это ужас! Я убил её и ещё нерождённого ребёнка…  Я…  я всю жизнь пытаюсь забыть свои грехи, но затем совершаю новые.  Даже в другой реальности я стал подонком, который возомнил себя богом. 

    – Не кори себя, папа. Подумай лучше о нашем будущем.

    Вновь послышалась тихая молитвенная музыка. Букер убрал ладони от лица и открыл глаза. Он снова оказался в том самом пруду, где проповедник Уиттинг проводил крещение с молящимися прихожанами.

    – Что? Снова здесь? – спросил  он удивлённо у Элизабет, которая стояла рядом. 
    – Быстрей, времени нет! – начал торопить проповедник, вскинув руки.

    – Ничего не бойся, – ответила девушка. – Комстока больше нет.

    Букер кивнул и подошел ближе к Уиттингу.

    – Готов ли ты стереть прошлое и очиститься от грехов? Готов ли родиться заново? Возьми меня за руку…

    – Да, – ответил ДеВитт и взял проповедника за руку.

    – И покаяться?

    – Да.

    – И отринуть порок?

    – Да.

    – Хочешь ли покончить с прошлым, смыть все грехи и переродиться в крови Агнца Божьего?

    – Да!

    – Иисусе, омой грешника…  даруй ему новую жизнь…

    – Нет-нет-нет, постой! – вдруг передумал Букер и вырвал свою руку. – Прекрати! Нет, прочь! Прочь!

    Оттолкнув проповедника, он вышел из пруда и побежал к двери. Толкнув её, он вдруг оказался на цветущем поле, освещённом заходящим солнцем. Впереди виднелись изгородь и вымощенная дорожка, параллельно которой росли высокие кусты и деревья.

    Элизабет вновь была рядом. На голове у неё красовался сплетённый из ромашек венок. Она улыбалась и кружилась среди высокой травы и цветов, наслаждаясь каждым моментом.

    Затем, заметив кого-то в стороне, она подошла к Букеру и, взяв его за руку, указала на дорожку.  – Смотри туда!

    Переведя свой взгляд, ДеВитт увидел идущую по дорожке голубоглазую девушку в простом белом платье и соломенной шляпке. В руках она держала плетёную корзину, накрытую белой материей.

  Букер ошеломлённо смотрел на неё. Внутри всё встрепенулось, будто его вновь погрузили в ледяную воду. Нахлынувшие воспоминания вдруг пробудили старые чувства, которые, казалось, были давно забыты.

    – Это… – едва выговорил он, – Анна…

    – Моя мама, – проговорила Элизабет, вглядываясь в особу, почти как две капли напоминающую её саму. – Боже, как мы похожи! Прости, папа, но я пошла не в тебя. Странно, что ты не узнал тогда в башне, что я твоя дочь. Можно было бы догадаться, вспомнив свою жену. Хм… – добавила она, задумавшись, – Хотя, думаю, что Лютэсы постарались, чтобы ты этого не помнил.

    – Анна… – вновь прошептал ДеВитт дрожащим голосом, не отводя взгляд.

    – И ты назвал меня в её честь. Думаю, она бы дала мне имя – Элизабет.

    Букер дрожал и не мог двинуться с места, лишь рука машинально тянулась к возлюбленной, которая, цокая башмачками, продолжала свой путь.

    Неожиданно из-за кустов на дорожку выпрыгнул мужчина, который, видимо, куда-то очень спешил и, не заметив девушку, сбил её с ног.

    ДеВитт узнал этого человека. Трудно было бы не узнать его. Это был он сам, сразу после отказа от крещения, бегущий прочь от пруда. Тогда его мучило раскаяние, но он не верил, что крещение смоет его грехи, поэтому и убежал.
 
    Теперь Букер видел себя со стороны, будто просматривая хронику своего прошлого.

    – Комсток остался на пруду и не бежал сюда, – прокомментировала Элизабет, – поэтому он так и никогда не встретил мою мать.
 
    Тем временем Букер из прошлого помог девушке подняться и стал собирать обратно в корзинку разбросанные фрукты.

    – Простите меня, мисс! – взволнованно оправдывался он. – Я не специально…
 
    – Ничего страшного, – улыбнулась девушка, взяв корзину из его рук. – Просто, будьте в следующий раз осторожны.

    Тут их взгляды пересеклись и на мгновение замерли. В глазах пробежал какой-то огонек, и пошла минута неловкого молчания, которую прервала девушка.

    – Ну, может быть, вы проводите меня, – предложила она вновь с улыбкой, – чтобы искупить свою вину.

    – Да-да, конечно! – торопливо согласился Букер. – Давайте я понесу корзину.
    – Меня Анна зовут, – представилась девушка, когда они вместе продолжили путь.
    – А я Букер.

    – Рада знакомству, Букер! Позвольте полюбопытствовать, а почему у вас мокрые штаны?

    – Я был в пруду…  тут недалеко.

    – Вы там купались?

    – Эмм… можно сказать и так.

    – В одежде?

    – Да.

    – А затем сломя голову побежали сюда?

    – В точку.

    Девушка мило засмеялась.

    – Да, Букер, вы меня уже заинтриговали. 
 
    Вскоре пара скрылась в густой листве и багровых лучах заходящего солнца.
 
    Букер и Элизабет смотрели им вслед. Отец всё ещё не мог отойти от оцепенения и нахлынувших чувств. Дочь была очень растрогана картиной первой встречи своих родителей и пустила слезу.

    – Как прекрасно! – воскликнула она, восхищённо расставив руки. – Любовь с первого взгляда.

    – Спасибо, – неожиданно поблагодарил Букер, положив руку на плечо своему дитя.

    – За что? – удивилась девушка и вопросительно взглянула родителю в глаза.

    – За то, что дала мне ощутить снова этот момент, пусть и в качестве безмолвного свидетеля. Встреча с твоей мамой была лучшим моментом в моей жизни. Она стала моей отрадой после Вундед-Ни.  Я видел в ней смысл своего существования. Когда её не стало во мне что-то оборвалось и кошмары прошлого вновь стали одолевать меня. А когда я отдал тебя, то жизнь стала просто ужасной. Она наказала меня за убийства безоружных индейцев и, особенно, той невинной молодой женщины с её ребёнком. Комстоку было проще: он считал, что очистил все свои грехи и его не мучили угрызения совести.

    – Может, потанцуем, папа? – не к месту вдруг предложила Элизабет.

    Не успел Букер объяснить себе странное поведение дочери, как она уже взяла его за руку и плечо, прильнула ближе и начала кружиться с ним в танце.  Началось головокружение, и он вновь закрыл глаза, а когда открыл, то с ним уже танцевала не Элизабет, а её мать, Анна. Правда, внешних различий было мало, разве что в причёске «девушки Гибсона» (ставшей модной в этот год)  и некоторых отличительных чертах лица. Ну, и на его супруге было дорогое красивое платье с кружевами и вышивкой в виде цветов, а сам Букер был облачён в чёрный смокинг. 

    Они танцевали под красивую мелодию в одном из ресторанов Нью-Йорка. Уютная обстановка, небольшие столики и отдельные места для особых гостей, небольшая сцена и живая музыка. Музыканты старались угодить гостям – в большинстве своём романтическим парам – и пели тихие романсы, создающие неповторимую атмосферу. Обслуживающий персонал то и дело сновал из кухни к столикам и обратно, приносились разнообразные блюда и вина, по цене которых можно было судить о финансовом благополучии гостей. Но музыка, еда и выпивка были лишь приятным фоном, на котором строилось  общение между людьми.

    Букер вспомнил это место и этот вечер. Получив щедрый аванс в Агентстве Пинкертона, куда он недавно устроился, он заказал столик в этом дорогом ресторане и пригласил Анну на ужин. Тогда он сделал своей будущей супруге предложение руки и сердца. Этот счастливый момент, видимо, уже произошел, судя по довольному виду его избранницы и колечку на её пальчике.

    Они не отрывали друг от друга влюблённых глаз, и казалось, что не было людей счастливей них на свете, хотя с ними бы поспорили ещё несколько пар, которые танцевали рядом.

    – Букер, я так рада! – довольно улыбнулась девушка с горящими глазами. – Мы встречаемся уже достаточно времени и теперь, наконец, сможем создать настоящую семью. Всегда мечтала о такой, её ценность для меня будет превыше всего… Я ведь осталась сиротой в детстве.

    – У нас будет большая и дружная семья, – Букер тоже улыбался, что было для него непривычно до встречи с возлюбленной.

    – Правда?  Я хочу ребёнка… Нет, не одного, а нескольких детей. Двух мальчиков и одну девочку.

    – А почему только одну, а не двух девочек? – удивлённо спросил ДеВитт.
 
    – Потому что три красивые женщины в доме – это будет уже перебор.  У меня хорошая наследственность, поэтому  уверена, что если родится девочка, то она будет очень похожа на меня, как и я на свою мать.

    – Кстати, Анна, а откуда приплыли твои родители?   Ты никогда мне об этом не рассказывала.

    – Я мало что помню. Мама моя была коренной парижанкой, а отец родом откуда-то из Восточной Европы. Вместе они приехали в Америку незадолго до моего рождения. Вот и всё.

    – Думаю, что они бы тобой гордились.

    – Возможно, но мне достаточно того, что мной гордилась тётя Сэлли, которая меня приютила и воспитала, но теперь я хочу, – тут она вновь одарила улыбкой, – чтобы мной гордился мой любимый.

    – Так я уже горжусь тобой, Анна.

    – А я тобой, Букер…  Я люблю тебя!

    – И я тебя люблю!

    Девушка закрыла глаза и медленно потянулась губами к губам Букера. Влюблённые слились в поцелуе.

    – Может, – предложила Анна, когда они взяли передышку, – уйдём из ресторана и переместимся в более уютное место?

    – А как же наш столик? – удивился Букер. – Мы же столько всего заказали и уже оплатили.

    – Я не могу больше ждать, – девушка ласково настаивала на своём. – Пошли домой к тёте Сэлли. Она уехала на две недели и оставила ключи мне. Прошу тебя, Букер.

    – Ну, идём, – ДеВитт не мог отказать, когда его так настойчиво уговаривали.

    Держась за руки, они весёлой походкой со счастливыми лицами направились к гардеробу, где Букер помог девушке надеть пальто. Подойдя к выходу, он первым толкнул дверь и вышел на улицу, но оказался не на крыльце ресторана, а на заснеженной улице у двери небольшого загородного двухэтажного  дома. За руку он держал теперь не возлюбленную, а взрослую дочку. Реальность снова изменилась.

    – И через девять месяцев появлюсь я, – прокомментировала Элизабет, показав на окно на втором этаже, где за полупрозрачными шторами ясно вырисовывался силуэт целующейся пары, которая затем переместилась на кровать. – А мама умрёт, – добавила она, погрустнев.

    – Как жаль, – с сожалением произнёс Букер, – что мгновения счастья пролетают так быстро. Я любил твою мать, Элизабет, и до сих пор люблю, даже, несмотря на то, что прошло…  Теперь я сам не знаю, сколько с тех пор прошло времени. Ты вернула меня в прошлое, снова сделала молодым, но мыслями я остался тем же человеком, что прибыл за тобой в Колумбию, после двадцати лет разлуки. Я так и не пойму, почему выжил после того как твои вариации из разных реальностей утопили меня в том пруду?

    – Они утопили не тебя, а Захари Комстока, уничтожили его реальность. Меня там не было. Я тогда ещё не родилась. Моя реальность стала возможна только благодаря тому, что Комсток больше не существовал и не отнимал меня у тебя.

    – Все эти реальности, константы и переменные…  – говорил Букер, стараясь от всего отмахнуться. – Я запутался. Уже не понимаю, где моя реальность, а где чужая. Где начало и где конец.

    – Я показываю тебе твою реальность, папа, и мою тоже, поскольку мы теперь нераздельно связаны.

    – И что я увижу?

    Девушка многозначительно взглянула отцу в глаза и указала на дверь.

    Букер кивнул и, быстро распахнув её, перешагнул порог. Он оказался в тёмной парадной у дверей собственной квартиры, которую он позже превратит в офис частного сыщика.

    Букер вспомнил этот момент своей жизни и вновь предался унынию.

    Из офиса доносились женские стоны и крики: это рожала его супруга Анна, а роды принимал один известный акушер, которого вызывали многие семьи Нью-Йорка.

    Через несколько минут послышался плач новорождённого, а стоны девушки вдруг утихли. Зазвучали громко голоса акушера и его помощницы.   

    Вскоре дверь отворилась и доктор Стюарт, худощавый мужчина сорока пяти лет, вышел к Букеру белый как стенка.
   
    – Мистер ДеВитт…  – обратился он взволнованным голосом, не предвещавшим ничего хорошего.

    – Что случилась? – забеспокоился Букер, заметив подавленное состояние медика. –  Что с ребёнком? С ним всё в порядке?
 
    – Да, – ответил врач, но тон его по-прежнему был неутешительным, – у вас родилась девочка, прекрасный здоровый ребёнок…  но с вашей супругой случилось несчастье. Открылось кровотечение, и она потеряла много крови…  Мы сделали всё, что в наших силах, но нам не удалось её спасти… Такие случаи,  к величайшему сожалению, бывают  в нашей практике. Простите, сэр.

    Договорив, доктор печально опустил голову, ожидая реакции молодого человека. 

    У Букера подступил к горлу комок, он не смог сразу ничего сказать и лишь выпученными глазами глядел на медика. Ему стало дурно, и он в недоумении затряс головой, как бы отгоняя от себя эту мысль и не веря во всё происходящее. Душа рвалась на части, и ему хотелось провалиться сквозь землю.

    – Анна… – лишь дрожащим голосом проговорил он, забежав внутрь и увидев на кровати накрытое простынёю бездыханное тело супруги. – Анна, – повторил он сквозь слёзы, взяв её за плечи и пытаясь разбудить, но всё было тщетно.

    Обессиленный и подавленный, он опустился на диван и взялся за голову.  В глазах потемнело, и рассудок словно помутнел. Сказывалось расстройство, полученное после Вундед-Ни и пробуждённое от ещё более сильного потрясения.  Он был не в себе и едва не лишился сознания.

    – Мистер ДеВитт, – пытался его успокоить доктор, – вам нужно поберечь себя и свои нервы. Теперь у вас на руках грудной ребёнок. Вам будет нужно о нём позаботиться. Это очень большая ответственность.   

    – Почему? – спросил Букер продолжая рыдать. – Почему вы её не спасли? Она не должна была умереть!

    – Медицина может помочь во многом, – горько произнёс акушер, разведя руками, – но мы бессильны против злой судьбы.

    – Где моя дочь? – закричал ДеВитт, проплакав несколько минут. - Я хочу увидеть свою дочь.

    – Она в той комнате, вместе с моей ассистенткой.

    Поднявшись с дивана и едва волоча ватные ноги, Букер отправился туда и открыл дверь. Переступив порог, он попал в детскую. Только никакой ассистентки тут не было, а у кроватки со спящим ребёнком стояла Элизабет.
 
    – Зачем… – обратился к ней гневно Букер, но стараясь не повышать голоса, чтобы не разбудить младенца. – Зачем всё это? Почему я снова должен это пережить?
 
    – Сожалею, папа, – грустно произнесла дочь, – что моё рождение обернулось горем.

    – Нет-нет, Элизабет, – опомнился Букер и сменил гнев на милость, – ты не виновата в этом и…  твоё рождение – это праздник, который просто был омрачён. Так случается, что кто-то уходит, а кто-то появляется на свет, – здесь он обнял её нежно за плечи. – Судьба наказывает меня за грехи, но она даровала мне тебя… а я тебя продал… Никогда не прощу себе этого.

    – Всё в прошлом, папа.

    – Как жаль, что в прошлом нельзя оставить память об ужасных событиях и плохих поступках, о которых потом всю жизнь сожалеешь.

    – Ладно, папа, не будем придаваться унынию. Идём дальше, – Элизабет вновь указала на дверь.

    – Так и не могу понять, чего мы нового узнаем о моей греховной жизни, но я пойду… пойду с тобой до конца, чтобы всё узнать. Возможно, что я смогу что-либо изменить в будущем, но прошлое уже останется прежним.

    – Да, папа, ты должен сам понять, что ты хочешь изменить в своей жизни. И только ты сможешь это сделать.

    – Я попробую, – кивнул Букер и вновь вышел за дверь.

    Теперь он оказался в большом цеху на одном из заводов Пульмана, где изготавливались железнодорожные вагоны.

    Работники не находились на своих местах, а ведь был самый разгар рабочего дня. Они все толпились на улице и выкрикивали свои требования. Это была одна из многочисленных стачек 1894 года, волна которых захлестнула Америку после майской забастовки рабочих всё той же компании «Пульман», произошедшей в городе Пуллман, недалеко от Чикаго.

    Выглянув в окно, Букер увидел самого себя среди группы крепких парней в чёрных костюмах, вооруженных полицейскими дубинками. Они явно были недовольны забастовкой рабочих и намеревались её подавить.

    Выйдя вперёд, ДеВитт-агент попросил у толпы тишины и произнёс угрожающим тоном:

    – У меня дома голодный ребёнок!  Мне нужны деньги, и мне их заплатят, когда вы вернётесь на свои рабочие места! Так что мне плевать на все ваши профсоюзы и прочее. Я прошу пока по-хорошему, прекращайте свои глупые забастовки и выставление идиотских требований!

  Один из рабочих, самый ярый, вышел вперёд к Букеру, чтобы ответить на угрозы.

    – А не пошли бы вы отсюда! Этот мерзавец не только снизил нам зарплату и отказывается укоротить рабочий день, но пытается ещё запугать нас цепными псами из агентства Пинкертона, – тут он с презрением ткнул пальцем в грудь ДеВитта, что сразу вывело детектива из себя.

    Букер со всей силы ударил рабочего дубиной по голове. Тот вскрикнул от боли и попытался защититься от ударов руками. Из рассечённой раны полилась кровь, но ДеВитт не останавливался и продолжил лупить беднягу по спине, а затем повалил его на землю и добавил пару ударов ногой в живот.  На лице работника была ужасная гримаса боли.

    Трудяги недолго наблюдали за избиением товарища и поспешили за него заступиться. Агенты Пинкертона тоже не остались в стороне и пришли на помощь своему коллеге. Между двумя группами началась драка.  Крепкие агенты били рабочих дубинками, но и те были не из слабых и давали хороший отпор.

    Букер с сожалением и раскаянием наблюдал за своими действиями со стороны. Он почувствовал, как дочь взяла его ладонь и крепко сжала её в своей.

    – Ты в порядке? – заботливо спросила она.
 
    – Да, я в порядке. Я помню этот день, но всё было не совсем так. У меня тогда не было ребенка, которого нужно было кормить, и я был здесь не ради денег, а просто, чтобы выместить свою злобу на ком-то. Вижу, что даже ты не усмирила мой гнев, и я остаюсь тем же негодяем, что и раньше. 

    – Пойдём дальше, – сказала Элизабет и потянула Букера за собой. – Не будем здесь задерживаться.

  Они прошли вдоль цеха до следующей двери и вошли в неё. Теперь Букер попал в кабинет директора Нью-Йоркского филиала агентства Пинкертона. Комната представляла собой почти стандартное рабочее место начальника: письменный стол со всеми принадлежностями, кресло, стулья, книжные полки, картотека, лицензия в рамочке на стене,  плакат с символом в виде глаза и девизом агентства «Мы никогда не спим», ну и тому подобными элементами офиса. 

    – Мистер ДеВитт, – обратился директор строгим тоном, – ваше самоуправство уже переходит всякие границы, а методы работы становятся всё более жестокими.

    – Стачка разогнана, – беспристрастно ответил Букер, – а рабочие вернулись на свои места. Заказчик доволен. Что ещё от меня требуется?

    – Соблюдение субординации, мистер ДеВитт! Вы нарушаете приказы и всё время превышаете свои полномочия.
   
    – Я выполнял свою работу.

    – Работу?! Вы затеяли драку и покалечили одного рабочего. Нам не нужна дурная слава, а ваши выходки становятся всё более непредсказуемыми. Моё терпение лопнуло… Вы уволены, мистер ДеВитт!

    – Но… - хотел было возразить Букер.

    – Никаких «но»! Прошу покинуть мой кабинет. Сдадите свой значок детектива на проходной.

    Букер больше не стал возражать и вышел.

    Войдя в следующую дверь, он уже оказался на трибуне ипподрома, полностью заполненного зрителями. Лошадиные скачки были в самом разгаре и скоро кто-то из участников должен был дойти до финиша. Стоял шум людской толпы, которая реагировала на каждое изменение ситуации в гонке.

  «Что я здесь делаю? Где Элизабет?» – подумал Букер, оглядываясь по сторонам.

    Ответ пришёл сам собой. Один неловко брошенный взгляд, и ДеВитт увидел на соседней трибуне самого себя в компании десятилетней дочери. Было ясно, что он снова играл в тотализаторе, как и в той реальности, где Элизабет с ним не было.
 
    Последние минуты скачки промелькнули за пару мгновений, и по громкоговорителю объявили победителя гонки. Судя по разочарованному лицу Букера-игрока, к финишу пришла не та лошадь, на которую он поставил, и все деньги были проиграны. Он с подавленным видом взялся за голову, ругая сам себя за неудачу, но тут его крепко обняла маленькая дочурка и стала успокаивать, нашептывая что-то на ухо. На лице появилась улыбка: ребёнок поднял настроение родителю.
 
    Букер не сразу заметил, что Элизабет стоит рядом с ним и тоже наблюдает со стороны эту картину.

    – Я помню этот день, – прокомментировала она, не отрывая взгляда. – Тогда ты проиграл большую сумму денег, что заработал за одно расследование…  Но вернулись мы домой счастливыми, – в этот момент она заулыбалась, – наелись сахарной ваты и напились газированной воды.

    – Почему я снова начну играть? – спросил Букер, недоумевая. – Я… я думал, что всё должно быть по-другому. Что вместе с тобой у меня будет другая жизнь.

    – Она и так другая, но иногда людям нужно нечто большее, чтобы измениться. Твои потрясения юности остались в памяти всех твоих констант и переменных, а Комстока они даже свели с ума. Чем несчастней человек, тем сильнее его мучает прошлое, а тебе, отцу одиночке, было непросто все эти годы.

    – Я начну выпивать? – спросил он прямо.

    – Да, выпивка тоже будет. Пока я была маленькая, я не могла тебя остановить, а когда повзрослела, то ты стал играть и выпивать втайне от меня, но это происходило не в тех ужасающих масштабах, как во времена твоего полного одиночества.

    – Но всё равно я буду пить и играть… – Букер вздохнул и недовольно покачал головой. – М-да, меня это не радует. А что с долгами?

    – До этого будет редко доходить, тем более, что почти сразу ты будешь расплачиваться. Из тебя выйдет хороший детектив, ты даже будешь помогать полиции в поимке опасных преступников. Всё было хорошо до того момента, когда мне исполнилось двадцать лет.

    – А что произошло потом? – озадачено спросил ДеВитт.

    Девушка не ответила и с некоторой жалостью и тревогой посмотрела отцу в глаза.

    – Наша жизнь была бы ещё счастливей, если бы с нами была мама. Я хочу тебе кое-что показать.

    Элизабет развела ладонями и быстро создала разрыв, переместивший их в другую реальность.

    Букер сразу ощутил лёгкое дуновение ветра и увидел перед собой красочную панораму одного из лучших городов мира, даже слишком красочную, чтобы поверить в то, что это реальность. Отовсюду доносились красивые мелодии и радостный смех. В небо взлетали разноцветные шары, а сверху необъяснимым образом падали лепестки роз, испускающие неповторимый аромат.
 
    – Где это мы? – спросил удивлённо ДеВитт. – Я не помню это место.

    – Мы на Эйфелевой башне, – улыбнулась девушка и со счастливым видом прокружилась в танце под музыку.

     – Париж…  – произнес Букер, окинув взором весь город. – Рад, что твоя мечта исполнилась. Не думал, что он такой слишком…  сказочный.

    – Мечта исполнилась, но не у меня.

    – А у кого же? – отец вопросительно взглянул на дочь.

    – У них, – ответила она, вновь улыбнувшись, и указала на стоящую неподалёку семейную пару с детьми.

    Букер повернул туда голову, и у него перехватило дыхание. Вновь бросило в дрожь, на лбу проступил холодный пот, а зрачки судорожно расширились. Он не мог поверить своим глазам.

    Этой семейной парой был он сам с супругой и тремя детьми. Юная Элизабет, ей было лет семь, держалась за перила и любознательным взглядом рассматривала каждую деталь её любимого города. Её родители держали каждый по младенцу в руках – это были близнецы. Букер-отец был одет в дорогой строгий костюм, Анна – в шелковое красное платье, а девочка – в синий сарафан, очень похожий на то платье, что носила Элизабет в Колумбии.

    – Как? – прошептал Букер дрожащим голосом, который едва мог показать весь трепет его души в данный момент. – Она жива… у нас дети…

    – Одна девочка и два мальчика, – пояснила Элизабет, – всё, как она мечтала.

    – Но… объясни мне, что это за реальность? Это не мой мир, я чувствую, что это нечто другое.

    – Я случайно наткнулась на эту реальность, когда искала решение после того рокового вечера 14-го июля 1912 года. Этот мир не похож на остальные: здесь у всех складывается идеальная судьба, о которой они мечтают в других реальностях, но не могут осуществить из-за ошибок прошлого. Я назвала её «идеальной константой», к которой проложен жизненный путь человека, но не каждому удаётся точно следовать ему и он сбивается с него. Это утопия, но она существует. Воплотить все мечты трудно, но можно хоть на дюйм приблизиться к этой реальности, но для этого человек должен сам захотеть изменить свою судьбу. Изменить события своей жизни. Понимаешь меня, папа?

    – Не совсем, – Букер отрицательно мотнул головой. – Как я изменю свою жизнь, когда она уже мертва в моей реальности? – он указал на свою супругу, и у него из глаз вновь покатились слёзы безысходности.
 
    – Так же, как и с Комстоком, – решительно ответила Элизабет.

    – Как? – ДеВитт всё больше негодовал и был на грани срыва. – Утопить одного Букера в пруду, чтобы появился другой? Второй раз этот фокус не пройдёт. Я согласен заново пережить свои ужасные воспоминания, но зачем ты показала мне это?  Как я теперь смогу жить? Осознавать тот факт, что где-то есть мир, где всё произошло иначе, где у тебя есть мать и братья, где я не спиваюсь и не выбрасываю деньги на скачках, где я бы никогда тебя не продал.  Всю жизнь корить себя за ошибки прошлого, что не мог сделать иначе. Верни меня в мою реальность. Я больше не хочу здесь находиться.

    Элизабет подошла ближе и нежно взяла отца за руки, а затем ласково взглянула ему прямо в глаза.

    – Я знаю, – прошептала она, – что ты сможешь изменить наше будущее. Всё приходит в движение от одного важного решения: таковы константы и переменные. Где-то ты принял его, а где-то решил отказаться. Ты сделаешь это, и мне не придётся больше переходить в другие миры, чтобы найти лучший вариант. Когда всё окончится, меня уже не будет, как и моей реальности, но будет другая и в то же время прежняя Элизабет. Прощай, папа!

  Она поцеловала его в щёку и, взмахнув ладонью, создала разрыв.

    – Элизабет, постой… – Букер пытался остановить дочь, но она уже исчезла.
 
    Вспыхнул яркий ослепительный свет. Он зажмурился, а когда открыл глаза, то понял, что сидит за письменным столом у себя в офисе.

    На столе рабочие бумаги, бутылка виски и стакан, пепельница с дымящейся сигаретой и открытка с изображением Эйфелевой башни.
   
    Букер взглянул на календарь, висящий на стене:

    «Хм…  14-е июля 1912 года. Что там про эту дату говорила Элизабет?»

    Он задумался, и его взгляд снова упал на открытку. Взяв её в руки, он посмотрел на оборотную сторону и почитал там короткое письмо от дочери:

    «Папуля, привет!  Сегодня вечером меня не будет дома. Кен пригласил меня пойти с ним  в «Лисеум-тиэтр» на фильм «Королева Елизавета». Вернусь, как только закончим просмотр. Не скучай там без меня, папа.  Люблю, целую!  Твоя дочь Анна.»
 
    Букер стал осмысливать полученную информацию и пытался сопоставить с тем, что ему говорила Элизабет.

    «Вечер… вечер… «роковой вечер 14-го июля 1912 года» – так она говорила… Что-то должно случиться…  «меня уже не будет, как и моей реальности» … О, Боже! Она погибнет! «Ты сможешь изменить наше будущее». Да, я смогу. Я спасу её… Вот о чём она мне говорила… вот, что хотела донести всё это время…  Нужно бежать скорее!»

    Спешно он выдвинул ящик стола, где лежал револьвер Кольта, и уже собирался взять его, но тут внезапно услышал мужской голос, от которого пробежала дрожь по телу. 
 
    – Мистер ДеВитт.

    Букер поднял глаза и увидел человека в длинном плаще и шляпе. Лицо его скрывал шёлковый платок.

    – Как вы попали сюда? – возмутился детектив.

    – Дверь была открыта, – ответил собеседник, и в его голосе послышался странный акцент.

    – Извините, но мне сейчас не до приёма клиентов. Я очень спешу. Прошу покинуть помещение!

    – Это не займёт много времени.

  Чутьё детектива подсказало Букеру, что происходит что-то неладное.

    – Что вам нужно? – подозрительно проговорил он и потянул руку к Кольту. – Что у вас с голосом? Вы иностранец? Зачем вы пришли ко мне?

    – Помнишь Вундед-Ни? – гневно проговорил незнакомец и открыл лицо.

    Букер оказался в смятении. Перед ним стоял тот самый индеец, которого он лишил жены и ребёнка.

    – Наконец-то я тебя нашел, «Белый индеец»! – продолжал яростно говорить представитель народа сиу. – Меня зовут Бинэсиванаквад! Я пришел отомстить за мою семью и за ту бойню, что вы устроили у Вундед-Ни! Умри, Букер!

    Индеец быстро вытащил пистолет. Букер схватил свой и хотел защититься, но не успел.

  Три выстрела прогремели громом, и три пули попали в детектива: в плечо, грудь и сердце. Острая боль, и снова слышится тяжёлое дыхание смерти, как тогда в пруду.

    Букер упал в сидячем положении на стол и последнее что увидел – свою руку с Кольтом и залитая кровью открытка дочери.

    Он умер, как ему показалось, душа отделилась от тела и улетела в далёкое путешествие на небеса. Но что-то происходило не так. Мысль осталась. Снова сработал разрыв. Тогда стало ясно, что убит был Букер из другой реальности, из той самой, откуда вернулась к нему в прошлое Элизабет, чтобы всё исправить, но как…

    Букер открыл глаза и вновь увидел перед собой руку с Кольтом. Он был снова на том самом месте возле одного из вигвамов у Вундед-Ни. Слышалась стрельба и стоны раненых.

    – Молодец, Букер! – вновь восхищенно кричал Слейт. – Да ты «Белый индеец», парень. Я давно не видел такой кровожадности. Ха-ха-ха! Правильно, стреляй не раздумывая! Если ты не выстрелишь первым, ты не выстрелишь никогда!
 
    Корнелиус отдёрнул шкуру, а Букер направил пистолет и готов был открыть огонь, но что-то его внезапно остановило. Он вновь оглядел револьвер, и неожиданно стала возвращаться память из будущего о том дне, 14-го июля 1912 года, вместе с остальными событиями. Из носа ручьём пошла кровь. Он в замешательстве стоял на месте.

    Из вигвама на Букера смотрели испуганные глаза индейца Бинэсиванаквада и его рожающей супруги.

    – Чего ты медлишь, Букер?! – кричал недовольно Слейт.

    – Нет… Нет-нет! Я не должен!  – закричал в ответ ДеВитт и, отшвырнув пистолет в сторону, побежал прочь.

    Как долго он бежал, и сколько прошло времени он не помнил. Лишь бегом вперёд и вперёд, подальше от места, где шли убийства и лилась рекой кровь. Продираясь сквозь сугробы и снегопад, он добрался до водоёма и побежал по тонкому льду.

    Треск! И Букер оказался я в ледяной воде, которая, подобно тысяче иголок, вонзилась в тело. В какой раз он чувствовал приближение смерти.

    Но вдруг послышалось молитвенное пение, и чьи-то заботливые руки схватили Букера и вытащили из воды на берег. Он откашливался и фыркал, пытаясь прийти в себя, а когда открыл глаза, то увидел лицо Элизабет.

    Эта была уже не та Элизабет, что возвращалась к нему из будущего: вновь не было косы, а одета она была в красивое фиолетовое платье с цветком-украшением на груди. Что сразу бросилось в глаза – так это золотая брошка в виде ласточки, которую она носила в своих гладко уложенных волосах. Именно в этом образе она была больше чем когда-либо похожа на свою мать.

    – Элизабет? – едва слышно произнёс он.

    – Да, папа, это я, – улыбнулась девушка.

    – Что случилось? Я сделал то, что ты хотела?

    – Ты сделал всё правильно, папа. Ты изменил будущее и изменил нашу жизнь.
 
    – Теперь ты из другой реальности?

    – Да, из той, что ты создал, папа. Закрой глаза и успокойся. Спи…

    Букер закрыл глаза и погрузился в глубокий сон. Вновь играла молитвенная мелодия, и голос Элизабет напевал «Will The Circle Be Unbroken».

    Когда он открыл глаза, то понял, что снова находится в своём офисе. На столе лежит листок календаря: «8 октября 1893 года». Нет ни пустых бутылок, ни заполненной пепельницы;  окно не заколочено, а внутри всё прибрано и чисто.

    Он услышал колыбельную мелодию, и вновь побежал к двери детской.
 
    – Анна, – произнес он и открыл дверь.

    У кроватки с ребёнком на руках стояла его супруга. Она была одета в простое белое платье, как при первой встрече, и в волосах у неё красовалась та самая брошка в виде ласточки.

    – Элизабет, смотри, кто пришел с работы? – обратилась она игривым тоном к младенцу. – Это наш папа – Букер. Наш любимый кормилец. Помаши папе ручкой.

    Мама играла с довольным ребёнком, а растроганный отец семейства вновь заплакал, но на этот раз лились слёзы радости, а не горя.

    – Что такое, милый? – спросила ласково супруга, качая ребёнка на руках. – Почему ты плачешь?

    – Анна, – вновь проговорил Букер и крепко обнял возлюбленную и их общее дитя. – Я так соскучился.

    – Букер, ну что ты говоришь? Мы не виделись с утра, когда ты уходил на свою любимую службу. Успокойтесь, детектив ДеВитт! – приказала она, теперь играючи обращаясь к мужу.

    – Я спокоен, Анна, – произнёс Букер, выпустив из объятий жену. – Теперь у нас начнётся новая жизнь.

    – Я думаю, что она у нас уже началась с появления этой малышки.
 
    – Это дитя превзойдёт все наши ожидания, – отец нежно погладил улыбающегося младенца по головке.

  Вдруг раздался тихий стук во входную дверь.

    – Кто-то пришел, – первая услышала Анна, – Букер, открой, пожалуйста, а я покормлю пока Элизабет и уложу спать.
 
    ДеВитт кивнул и, покинув детскую, направился исполнять просьбу жены. Щёлкнув замком, он открыл дверь.

  У порога стоял улыбающийся рыжеволосый мужчина в строгом костюме. В руках он веером держал три билета с надписью: «Welcome to Columbia!»…