Константы и переменные Другое отражение

    «Цветущие розовые кусты заглядывали с крыши в открытое окошко; тут же стояли их детские стульчики. Кай с Гердой сели каждый на свой, взяли друг друга за руки, и холодное пустынное великолепие чертогов Снежной королевы забылось, как тяжелый сон». (отрывок из сказки Г.Х. Андерсона «Снежная королева»)


    Константы и переменные. Миллионы миров разных и одинаковых, но везде есть человек, есть город, есть маяк. За каждой дверью скрывается что-то отдельное, неповторимое, но оно нераздельно связано с другими, аналогичными константами и переменными.

    Но, возможно, есть и такие вселенные, не похожие на другие, где всё противоречит законам констант и переменных, где монета падает ребром; они создают временной коллапс, не дают разорваться замкнутому кругу и повторяются бесконечно, раз за разом; нельзя сказать откуда они взялись и что из себя представляют, шутка вселенной или творение рук человеческих?

    Элизабет слабела с каждым вздохом, дрожала и чувствовала, что вот-вот потеряет сознание, если не жизнь; была ли это агония или последний порыв души, которая цеплялась за тело и не желала покидать его, девушка не знала, да и не могла знать. Смерть подбирается всё ближе и ближе – вот всё, что она думала и ощущала; это не боль, не страх, а лёгкий холодок, который медленной волной разливается по телу и лишает последних сил бороться с жестокой судьбой.

    Раны на голове продолжали кровоточить, алым ручьём стекая по лицу; печальные последствия от ударов гаечным ключом.

    Элизабет смирилась со своей участью – умереть, закончить свою историю там, где началась другая. Но что-то удерживало её в этом мире, – ощущение незавершенности своего жизненного пути, когда чувствуешь, что забыла что-то сделать; закрыть то, что сама открыла. Но эти мысли отбрасывались сразу, она была уверенна и знала, что это конец: ведь она уже видела это за одной из миллионов дверей, констант и переменных.
 
    Маленькая Сестричка Салли была по-прежнему рядом и держала дрожащую, холодеющую руку Элизабет, вглядываясь в окровавленное лицо своими пустыми безжизненными глазами (результатом симбиоза с моллюском), стараясь поймать тускнеющий взгляд голубых глаз умирающей девушки.

    За гигантским окном, отделяющим секцию игрушек от тонн морской воды, всё так же была приходящая в упадок мечта Эндрю Райана: рай для людей, свободный от правительства и религий. Восторг погряз в гражданской войне и был на грани полного разрушения, от которого его продолжали спасать Большие Папочки и автоматизированные системы. Сейчас подводный Восторг словно спал, если так можно сказать о населённом мутантами городе, – это было затишьем перед бурей, перед прибытием того, кого Элизабет видела в своих видениях, и от кого будет зависть судьба всего Восторга. Но это произойдёт немного позже, ведь самолёт ещё не взлетел, ещё не упал посреди океана; ещё нет человека, но уже есть маяк.
 
    Сделав, казалось, последней вздох, Элизабет закрыла глаза и отдала себя в лапы смерти; она больше не боролась, не желала бороться, но какая-то невидимая нить удерживала её жизнь, тонкая надежда на спасение, которая из мистического чувства мгновенно перешла в реальность.

    Раздался звук открывшегося разрыва.

    Смерть или сон, Элизабет сама не знала, что это было, но она видела, как плывёт к маяку в лодке и вместе с ней Лютесы, одетые в желтые дождевики; на вёслах сидел Роберт, а Розалинда перед ним, указывая путь.
 
    – Орёл или решка? – спросил Роберт, в излюбленной манере речи близнецов, обращаясь к сестре.
 
    – Он или она? – продолжила Розалинда в том же тоне, отвечая вопросом на вопросом.
 
    – Так что выпадет здесь?

    – Нет, главное, что выпадет там.

    – Думаю, в этой реальности – решка.

    – Уверен? Тогда в другой реальности – орёл.

    – Она.

    – Он.

    – Есть шанс, что они встретятся?

    – Возможно. Монета ведь может встать ребром?

    – Конечно, ведь всё это уже было за другими дверьми.

    – А кто-то об этом забыл…

    – …или не хотел помнить.

    – Пока всё не встанет на свои места…

    – ...не разорвётся замкнутый круг. 

    В конце их странного разговора, который, впрочем, неудивительно было слышать из этих уст, Розалина подала Элизабет шкатулку, на которой было выгравировано «Anna DeWitt».

    Девушка с любопытством открыла крышку шкатулки и осмотрела её содержимое: там лежал револьвер Кольта, ключ с рисунками клетки и птицы, а также открытка с башней-монументом Колумбии, в образе архангела Михаила, держащего в руках меч и щит, – это неожиданное изменение очень удивило девушку, ведь её башня выглядела иначе.

    Тем временем лодка подплыла к маяку и остановилась. Элизабет хотела встать, но у неё внезапно закружилась голова и она потеряла сознание, под пристальными взглядами близнецов.

              Now won't you listen honey, while I say,
              How could you tell me that you're goin' away?
              Don't say that we must part,
              Don't break your baby's heart…

    Элизабет очнулась от долгого сна, казавшегося ей смертью; её пробудили звуки граммофона, который играл хорошо знакомую ей композицию «After you've gone».

    В один миг к ней пришло осознание того, что она жива, лежит на кровати в хорошо обставленной спальне, но это уже не Восторг, а…   парящая Колумбия. Оглядевшись по сторонам, она поняла, что находится на дирижабле «Первая леди», только вместо синего платья – на манекене было надето мужское синее кожаное пальто с железными застёжками.
 
    Озадаченная таким обстоятельством, Элизабет села в кровати и ощупала голову в поисках тех смертельных ран, что гаечным ключом нанёс ей Атлас, но ничего не было: они уже зажили. Казалось, что всё произошедшее в Восторге, было лишь страшным сном и теперь она проснулась, но об обратном говорила её окровавленная одежда, лежащая на стуле в углу комнаты.

    Песня продолжала играть из граммофона, который, очевидно, находился в соседней каюте; кроме этого небольшого концерта, почти не было посторонних звуков, но было ясно, что дирижабль находится в движении. Куда он летит, и кто им управляет? Что это за реальность? И как Элизабет в ней очутилась, если потеряла свои способности?

    Вопросов было много и Элизабет намеревалась найти на них ответы. Встав с кровати, она заметила, что на ней только корсет и ночная сорочка. Другой одежды не было, кроме синего пальто и шляпы, а также окровавленной одежды, которую девушка ни за что бы теперь не надела; было решено надеть мужской костюм.

    Под пальто на манекене были надеты белая рубашка с вязанным свитером, аналогичного цвета; рядом на кресле лежали чёрные брюки, кобура с револьвером Кольта и аэрокрюк; на полу стояли начищенные до блеска чёрные ботинки.

    Элизабет ловко и довольно быстро облачилась в это мужское одеяние, удивившись тому, что оно было ей как раз, словно было сшито на неё. Такой весьма специфический наряд оказался ей очень даже к лицу и фигуре, трансформируя образ роковой женщины, который она приняла в Восторге; если бы она вернула свои способности и перемотала время к годам сухого закона, то в этом наряде она была бы похожа на очень привлекательную чикагскую гангстершу.

    В одном из карманов пальто она обнаружила большой красиво украшенный ключ, тот самый, который был в шкатулке и которым она в своё время открыла сейфовую дверь – путь к спасению из башни-монументов.

    Выйдя в соседнюю каюту – капитанский мостик, где находилась панель управления и откуда доносилась музыка, Элизабет обнаружила там только играющий граммофон; не было ни экипажа, ни пассажиров, никого кто мог бы управлять дирижаблем, который летел сам, без посторонней помощи.

    Но сейчас Элизабет не интересовало то, как и куда летит дирижабль, ведь за окном она увидела невообразимое зрелище – зимнюю заснеженную Колумбию. В том летающем городе, где она жила, никогда не было снега, на зиму он улетал вместе с птицами в тёплые края, едва начинали идти осенние дожди. Картина покрытого снегом парящего города произвела на Элизабет неизгладимое впечатление; она никогда раньше не видела настоящую зиму в Колумбии и была восхищена ею.

    Любуясь новыми для себя пейзажами, девушка не сразу заметила, что дирижабль подлетел к башне-монументов, той самой, что была изображена на открытке, и остановился у внешней лестницы.

    Кто управлял дирижаблем и, кто включил граммофон – так и осталось загадкой.

    Элизабет поняла, что ей нужно попасть внутрь башни. Зачем? Она не знала. Ею теперь двигало самое простое и очень женское стремление – любопытство; она хотела узнать, что или кто находится в этой странной башне с изменённым обликом и почему это сооружение выстроили в облике архангела Михаила?

    Задаваясь этими вопросами, Элизабет осторожно спрыгнула на обледенелую лестницу, соединяющую между собой два люка, ведущие в служебные помещения башни, про которые она до своего побега не догадывалась. Спустившись к ближайшему из них, она с трудом прокрутила холодный вентиль и открыла тяжелую дверь, через которую попала в тёплый коридор с коммуникациями и приборами, который привёл её в потайную комнату, где через одностороннее зеркальное стекло велось наблюдение за библиотекой.

    За стеклом всё было почти так же, как и в той вселенной, где девушка была здесь заперта: встроенные книжные шкафы, на зависть любому библиофилу, переполненные разнообразными популярными литературными произведениями от множества авторов, учебниками и книгами знаменитых учёных; большое окно с синими шелковыми шторами на верхнем ярусе, куда ведут две симметричные лестницы, находилось на том же месте, но теперь было застеклено.

    Противоречивые чувства нахлынули на Элизабет в этот момент: то она ненавидела это место, то скучала по нему, как по дому, где провела большую часть жизни; оказаться здесь снова было всё же неприятно, а зачем пришла сюда, повинуясь чьей то невидимой воле или своему любопытству, она сама не знала. Дирижабль привёз её сюда, а это значит, что она должна быть здесь. 
 
    Все мысли Элизабет растворились в один миг, когда она бросила взгляд на окно и увидела пленника этой башни. Она ожидала встретить себя, одну из своих вариации, казалось, что так и было, но увидеть себя в таком виде – она никак не ожидала.

    На подоконнике большого обзорного окна библиотеки, через которое она часто любовалась небом, сидел молодой человек в белой рубашке с красными полосками, синем жилете и чёрных брюках с подтяжками. В руках он держал гитару и подбирая аккорды тихо пел песню:

                Will the circle be unbroken
                By and by, by and by?
                Is a better home awaiting
                In the sky, in the sky?

    Он был хорошо сложен, хоть и не обладал богатырским телосложением, не был худым или толстым; причёской, ростом и телом он напоминал Букера.

    Больше всего Элизабет заинтересовало во внешности молодого человека – его лицо; она словно смотрела в зеркало и видела себя мужчиной.

    У незнакомца были черты лица Букера и её самой: овал лица и нос, как у детектива, только более крупный и прямой; голубые глаза, губы, скулы и надбровные дуги, как у неё; только это были более грубые – мужские черты, что, тем не менее, не убавляло смазливости его лица. Можно было подумать, что это брат-близнец Элизабет, хотя, казалось, так это и было, – брат из другой реальности, как Роберт для Розалинды.

    «Так вот о чём говорили Лютесы, – подумала Элизабет, вглядываясь в пленника. – Похоже, что это они вытащили меня из Восторга и переместили сюда. Зачем? Чтобы я увидела свою мужскую вариацию? Хм…  ключ от двери у меня. Выходит, я здесь вместо Букера…  Нет, этого не может быть… Хотя я ведь плыла на лодке к маяку… Ну, Лютесы, вы мне за это ответите».

    Казалось, что близнецы прочитали мысли девушки. Неожиданно погас свет, а когда он снова загорелся, то Лютесы стояли у Элизабет за спиной. Она увидела близнецов в отражении на стекле, обернулась и окинула их грозным взглядом.

    – Что вы задумали? – резким тоном спросила она, сдвинув свои прекрасные брови.

    – Странная благодарность за спасение, ты не находишь? – обратился Роберт к сестре, игнорируя вопрос Элизабет.

    – Не будь придирчив, – ответила Розалинда, – ведь она видела там свою смерть.

    – Но она не учла, что могут вмешаться те, над кем неподвластно пространство и время.

    – Ха! А мы ведь предупреждали её, что нельзя умирать в других реальностях.

    – Как будто смерть в своей реальности не так страшна!

    – Просто смерть, а не лишение способностей.

    – Если она лишилась способностей, то как ей быть? Во всех реальностях Комсток уже мёртв, а Анна спокойно живёт со своими родителями.

    – А как быть с той реальностью, где он уже мёртв, а последствия его действий остались?

    – А такое бывает? Парадокс!

    – Бывает ещё как. Особенно, когда шутишь со вселенной, а вселенная, как известно, не любит шуток.

    Элизабет внимательно слушала этот разговор и воспринимала его как некоторое наставление; девушка понимала, что Лютесы спасли ей жизнь, вытащив из Восторга в тот момент, когда она должна была умереть, но что они хотели от неё добиться?

    Гнев сменился на милость, и она решила поблагодарить спасителей.

    – Простите меня! – виновато воскликнула она. – Я должна сказать вам спасибо за своё спасение! Вы дали мне ещё один шанс…

    – Шанс всё исправить, – добавила Розалинда, хлопнув в ладоши.

    – Что я должна сделать?

    – Разорвать замкнутый круг, – ответил Роберт, щёлкнув пальцами.

    – Круг должен быть уже разорван, – возмутилась девушка, всё ещё не веря в происходящее. – Комсток мёртв и во всех реальностях меня никто не забирал у отца. Мы даже выследили его в той вселенной, где я погибла младенцем. Используя свои способности, я успела сделать так, что моя мать осталась жива при моём рождении. Я сделала всё, чтобы другие мои вариации были счастливы. Это даже к лучшему, – добавила она со вздохом, – что я осталась одна, кто помнит обо всём произошедшем.
 
    Элизабет замолчала; её слова противоречили тем обстоятельствам, в которых она оказалась и это было ясно ей самой. Она обернулась, чтобы ещё раз взглянуть на пленника и убедиться в том, что он ей не померещился, а затем уже другим тоном спросила близнецов:

    – Так что вы хотите? 

    – Ответ ты получишь за дверью, - сказал Роберт и указал на выход, - в которую никогда не заглядывала.

    – Вселенная не любит, когда одно блюдо смешивают с другим, – Розалинда процитировала свою же фразу из лежащего рядом голософона.
 
    – Временной коллапс будет существовать, пока всё не встанет на свои места.

    – Хорошо, - согласилась Элизабет, видя настойчивость Лютесов, - я постараюсь сделать всё, хоть и не совсем понимаю, что вы от меня хотите.

    – Приведи юношу, и мы будем в расчёте, - в один голос заявили Роберт и Розалинда.

    Затем близнецы улыбнулись и синхронным движением указали на дверь.

    Девушка беспрекословно подчинилась их воле и вернулась обратно на внешнюю лестницу и, осторожным шагом поднялась по льду к верхнему люку, который оказался открытым нараспашку; за следующей автоматической дверью находился подъёмник, по которому вниз спускался Соловей.

    С Элизабет всё произошло в точности, как и с Букером, едва она ступила на подъёмник, одна из цепей, которая раньше выдерживала гигантскую механическую птицу, внезапно оборвалась и девушка с криком полетела вниз, но было невысоко, и она точно приземлилась на один из книжных шкафов и ухватилась за полки.

    Молодой человек, до этого момента продолжавший играть на гитаре, от неожиданности порвал струну, вскочил с места и выронил из рук гитару; он замер в изумлении и выпучил глаза на незваную гостью.

    Элизабет тем временем успела слезть со шкафа и, обратив свой взор на остолбеневшего пленника башни, предупредила его:

    – Только не смей кидать в меня книгами!

    Голос девушки вывел юношу из оцепенения, и он ответил твёрдым голосом, в котором не было и доли страха:

    – Кидаться книгами? Что за глупость? Я их, между прочим, читаю.

    – Вот как! – удивилась Элизабет; ведь сама она в аналогичной ситуации швыряла в Букера книгами.

    – Кто ты? – спросил молодой человек, спустившись к ней и с любопытством разглядывая лицо незнакомки, которое казалось ему очень знакомым.

    – Меня зовут Элизабет. Я твой друг. Я пришла вытащить тебя отсюда.

    – Очень приятно, Элизабет! Меня зовут – Джон, – представился пленник и дотронулся ладонью до лица девушки. – Ты и правда настоящая?

    Девушка в этот момент заметила, что у юноши нет половины безымянного пальца на левой руке.

    – Пора уходить, Джон, пока не явился Соловей.

    – Соловей? – спросил молодой человек, казалось он был удивлён. – Я не знаю никакого Соловья. Может, ты имеешь в виду Ворона?

    – Ворона? – переспросила Элизабет, недоумевая.

    – Гигантская механическая птица, которая меня сторожит.

    – В этой реальности всё не так, – девушка недовольно покачала головой и направилась быстрым шагом к сейфовой двери, – Нет времени на разговоры. Иди за мной, Джон.

    – С удовольствием! – воскликнул с задором молодой человек.

    Он не знал, можно ли доверять этой неожиданно появившейся особе, которую он видел в первый раз, но её внешность, имеющая общие с ним черты, заставляла думать, что она его родственница и что она не причинит вреда. Тем более, что выбраться из заточения – было его самой заветной мечтой, а такой шанс нельзя было упускать.

    Достав ключ из кармана, девушка незамедлительно открыла сейфовую дверь и, как и ожидалось, завыла сирена. Одновременно с этим снаружи раздался громкий вороний крик, но мелодия из статуи Комстока не заиграла, что должно было удивить Элизабет, если бы она уже не выскочила вместе с Джоном за дверь.

    Как и с Букером, Элизабет указывала куда бежать, а Джон следовал за ней; девушка не собиралась полностью повторять путь, который она проделала тогда с детективом, достаточно было попасть на внешнюю лестницу и запрыгнуть на дирижабль.

    Новая вариация Соловья – Ворон, не стал менять привычек и стал крушить башню, уничтожая красивый образ архангела Михаила. Эта механическая птица была переделанным Соловьём, который стал похож на гигантскую чёрную хищную птицу и от этого казался ещё смертоносней.

    Элизабет увидела Ворона, когда они с Джоном выбежали на лестницу; она практически не узнала своего «друга», если его можно было так назвать; внешне это была совершенно другая механическая птица, которая лишь отдалённого напоминала старого Соловья.

    Мысль о Соловье сразу сменилась огорчающим и почти катастрофическими обстоятельством – «Первая леди» исчезла.  Элизабет мысленно ругала себя за то, что не позаботилась о том, чтобы дирижабль оставался на месте.
 
    Джона всё это ничуть не волновало, и он готов был бежать дальше, даже смирившись с тем, что он без верхней одежды, а на улице стоит мороз.

    Идти пришлось недолго, поскольку Ворон, пробравшись внутрь башни и не обнаружив там своего подопечного, стал выбираться, круша всё на своём пути, и острыми когтями поломал несколько главных подпорок под обшивкой.

    Часть лица статуи, на которой находились Элизабет с Джоном, со скрежетом отвалилась, и близнецы ДеВитты с криком полетели вниз.

    Элизабет, уже имевшая опыт подобного падения, достала из-под пальто аэрокрюк и действовала в точности как Букер: поймав в полёте Джона, она крепко схватила его за руку, а затем намагниченным крюком зацепилась за аэротрасу, которая понесла их по своим извилистым рельсам; сделав круг, рельсы снова вернули их ближе к башне-монументов, пролегая над большим мостом, очень похожим на Бруклинский мост в Нью-Йорке.

    Элизабет прекрасно знала, что произойдёт дальше – башня с оглушающим грохотом стала разваливаться на части; отлетевшая голова статуи упала на мост и словно топор палача, разрубила его на две части, вместе с рельсами аэротрасы; все обломки моста и башни дождём полетели вниз, засыпая пустующую заснеженную Гавань Линкора. За ними, не по своей воле, и последовала парочка близнецов, чей путь на аэротрасе оборвался по той же причине.

    Здесь Элизабет, до этого сохраняющая некоторое спокойствие, заметно заволновалась; летом они с Букером упали в воду и это спасло им жизнь, но теперь в зимний мороз вся вода искусственного водоёма превратилась в лёд, что грозило при приземлении мгновенной смертью. Девушка поняла, что просчиталась на этот раз, но что-либо исправлять, уже не было времени.

    Но в последний момент, когда до льда оставались считанные секунды падения, Джон открыл разрыв, создав лунку диаметром в несколько метров.
Элизабет, уже готовая к удару, неожиданно для себя погрузилась в воду; несколько минут девушка находилась в дезориентации, пытаясь понять где поверхность и уже начинала захлёбываться, когда её подхватили за воротник пальто чьи-то руки и вытащили из воды на лёд.

    Открыв глаза, Элизабет увидела мокрое лицо Джона.

    – Ты в порядке? – спросил он, пытаясь отдышаться. – Водичка была тёплая – разрыв из лета. Идти сможешь?

    – Да… – ответила девушка, откашливаясь, – я смогу идти. Тут недалеко должен быть магазин, там мы сможем обсохнуть и согреться.
 
    – Идём, – сказал Джон и помог Элизабет подняться.

    Вода стекала с них ручьём и тут же превращалась в лёд, пока они дрожа от холода шли по заснеженному безлюдному пляжу.

    Оглядевшись вокруг, девушка с тоской остановила взгляд на том самом прогулочном пирсе, где когда-то она так весело танцевала; беззаботное и наивное дитя, которым она тогда была. Сейчас Элизабет всё бы отдала, лишь бы снова оказаться здесь вместе с Букером в тот самый миг, не знать обо всех этих вселенных и видеть мир только в светлых тонах. Она думала, что и Джон, как её вариация, должен вести себя почти так же как вела себя она, но всё было иначе; молодой человек, казалось, был более готов столкнуться с суровой реальностью, чем она на его месте.

    Бросив ещё один взгляд в сторону пирса, Элизабет увидела пропавший ранее дирижабль «Первая леди», который летел в том же направлении, как и в тот момент, когда Букер на него указывал и говорил про Париж; в этот раз девушке показалось, что она увидела на мостике летательного аппарата – Лютесов; теперь ей стало ясно, кто именно управлял им всё это время.

    Добравшись до полноростовой турникета, который вёл в магазин, близнецы ДеВитты заметили, что он закрыт цепью с висячим замком. Джон предложил отстрелить замок из пистолета, который по-прежнему висел на ремне у Элизабет, но это создало бы много шума и привлекло внимание стражей порядка, поэтому девушка, вспомнив старые навыки, вынула из волос шпильку и покопавшись ею в замке, без особого труда вскрыла его, вызвав бурю восхищения у брата-близнеца, который талантом медвежатники не обладал.

    Избавившись от преграды и пройдя через турникет, они оказались в том самом помещении, где во вселенной Элизабет находился небольшой театр марионеток и где продавали патриотические флажки, фигурки и портреты Комстока. Всё это осталось и в этой реальности, только теперь всё помещение было чуть ли не до потолка забито разными вещами: пустыми бочками, грязной одеждой, полуразбитой мебелью и прочим хламом. 

    Пробившись сквозь все эти препятствия, Элизабет и Джон поднялись по лесенке в небольшое помещение, где во время представления марионеток находился кукловод; там стоял небольшой столик и два стула. При взгляде на пустую посуду и столовые приборы, у близнецов проснулся голод, но сначала нужно было заняться обогревом.

    Джон усадил Элизабет, которая ещё чувствовала слабость и еле стояла на ногах, на один из стульев, а сам отправился обратно и вскоре вернулся с железным мусорным баком, в котором он тут же развёл костёр, с помощью бензиновой зажигалки, бумаги и старых частей деревянной мебели.
Девушка поблагодарила брата за добытое тепло, сняла промокшее пальто и подвинула свой стул ближе к огню.

    Но молодой человек решил на этом не останавливаться и снова удалился, оставив девушку одной греться у их своеобразного костра.
Элизабет подкидывала дощечки в огонь, постепенно обсыхала и отогревалась. Так прошло десять минут, а Джона всё не было. Девушка стала беспокоится и собралась уже идти на его поиски, когда внезапно по лестнице поднялся какой-то незнакомец.
 
    – Кто вы? – спросила Элизабет дрожащим голосом, увидев человека в дорогом чёрном замшевом пальто с отворотами; на голове у него была одета шляпа, а лицо скрыто наполовину пурпуровым платком.

    – Это я, Элизабет, – ответил знакомый голос, и Джон опустил платок, открыв лицо.

    Девушка была удивлена невероятному проворству брата из этой вселенной, который помимо одежды, раздобыл еду: несколько консервных банок с тушенкой, немного сухого хлеба, бутылку вина. Всё это он вывалил на стол, давая Элизабет право самой накрыть этот скромный ужин, что она непременно и сделала.

    – Где ты всё это раздобыл, Джон? – спросила девушка, когда они закончили молчаливую трапезу выпив по бокалу вина.

    – Там есть одна кладовая, - ответил молодой человек, – где сторожа, очевидно, хранили еду. Вот я и позаимствовал у них.

    – А шикарное пальто и шляпа? – улыбнулась Элизабет, не совсем доверяя рассказу брата. – Это тоже от сторожей?

    – Нет, это я взял из разрыва.

    – Да, из разрывов можно взять много разных вещей, – сказала девушка и огорчённо вздохнула; она вспомнила, что сама теперь никогда не сможет открывать разрывы.

    – Любопытно, – произнёс Джон и задумался на несколько минут, под пристальным взглядом девушки.

    – Что «любопытно»? – наконец спросила она.

    – Любопытно, что ты понимаешь меня, когда я говорю о разрывах.

    – И неужели ты не догадался? – спросила Элизабет, дёрнув головой и своим видом намекая, что дело в их сходстве.

    – Что мы очень похожи – это я знаю, но должно быть что-то ещё. Кто ты, Элизабет? Кто ты для меня?

    – А ты поверишь мне?

    – Смотря, что ты скажешь.

    – Ладно, тогда я говорю.

    – Я жду.

    – Точно?

    – Ну же!

    – Джон…  я это – ты, только из другой реальности, где ты родился девушкой.

    Джон замер на несколько секунд, переваривая в мозгу полученную информацию, а потом расхохотался, но это был не издевательский смех, а скорее смех человека, которой неожиданно открыл для себя что-то новое.

    – Вот это поворот! – воскликнул он, не в силах сдержать нахлынувшие эмоции. – Сестра из другой реальности… Чёрт возьми! Я всю жизнь был одинок, а теперь у меня есть сестра из другой реальности, которая пришла меня спасать.

    – Ты, кажется, не сильно удивлён? Ты правда веришь мне?

    – Да, я верю тебе… Честно, я давно уже догадывался, что все эти разрывы ведут в параллельные вселенные. Но почему они преследуют меня? Ну, почему я могу взаимодействовать с ними? И ты ведь тоже можешь их открывать, раз я твоя вариация?

    – Увы, - со вздохом ответила Элизабет, – я их потеряла по собственной глупости, лишилась способностей, которые позволяли заглядывать в каждую вселенную, за каждую дверь.

    – И такое тоже? – изумлённо спросил Джон. – Похоже, мне придётся ещё многому научиться. Но раз ты здесь, значит, ещё не растеряла все способности?

    – Я здесь не по собственной воле… Нет, Джон, я не хочу сказать, что меня заставляли тебя спасать… Меня направили к тебе одни люди, которые однажды направили ко мне человека, который аналогично спас меня.
 
    – И где он теперь?

    – Я не знаю, – вновь вздохнула девушка; на неё нахлынули воспоминания о Букере и вместе с ними грусть. – Наверное, снова в своей реальности.

    – Ты жалеешь об этом человеке? – спросил Джон, заметив, что Элизабет помрачнела.

    – Да, очень.

    – И кто он для тебя?

    Девушка пронзительно посмотрела на лицо молодого человека, стараясь уловить в нём каждую деталь внешности Букера.
 
    – Он мой отец, – ответила она.

    – Ага, значит и у меня есть отец и он жив? Я думал, что пророчица и убила моих родителей.

    – «Пророчица»? – переспросила удивлённо Элизабет. – Ты сказал «пророчица»?

    – Пророчица леди Комсток, – ответил Джон с нотками гнева в голосе, – та женщина благодаря которой я оказался запертым в башне под надзором механической птицы.

    – Ты знал об этом?

    – Да, я знал кто меня держит, а ты нет?

    – Нет, – задумчиво ответила девушка.

    – Я хочу узнать о своём отце. Если он спас тебя, то почему в этой реальности он не пришел за мной?

    – Я и сама хотела бы узнать ответ на этот вопрос. Возможно, что-то помешало ему прибыть и поэтому Лютесы отправили меня.

    – Лютесы? Ага, в этом замешаны создатели Новой Колумбии. Я читал о них, они ведь давно умерли. Или это только в моей реальности?

    – И в моей тоже. Только они не совсем умерли, а попали в пространство между мирами.

    – Всё это очень запутанно, но я жажду всё узнать!

    – Это долгая история и в ней много неприятных воспоминаний, – девушка замешкалась, не желая окунаться в прошлое, но мысли об этом сами лезли в голову.

    – Если ты хочешь, – продолжал настаивать Джон, – чтобы мы благополучно выбрались из этого города, то ты должна мне рассказать обо всём.

    – Хорошо, но сначала ты расскажешь мне о леди Комсток.

    – Я знаю немного, кроме того, что пророчица леди Комсток стала править городом после смерти пророка Захария Комстока, и то, что именно она заточила меня в башне.

    – В моей вселенной Захарий Комсток заточил меня в башню, а леди Комсток, наоборот, была мертва.
 
    – Я рассказал всё, что знаю, Элизабет. Теперь твоя очередь откровенничать.

    – Хорошо, я постараюсь ничего не упустить. 

    Элизабет начала свою долгую историю, в которой рассказала Джону о своём заточении, что было ему знакомо, о том, как за ней пришел Букер, обо всех их совместных приключениях до самого конца, и, наконец, о разрушении сифона, константах и переменных, а в финале о тайне отсечённого пальца и о том, что Комсток и Букер один и тот же человек в двух разных реальностях, и что во всех вариациях от Комстока удалось благополучно избавиться.

    Элизабет завершила рассказ поздней ночью, дойдя до того момента, когда она попала к нему в башню.

    Вся эта история произвела неизгладимые впечатления на Джона, который во время рассказа несколько раз вскакивал с места и возбуждённо спускался, и вновь поднимался по лестнице, словно мысленно погружаясь в те моменты, о которых говорила его сестра по реальности. Весть о том, что его отец и возможный надзиратель – один и тот же человек из разных реальностей, просто вызвали бурю негодования; дополнительный эффект создавал тот факт, что Букер во вселенную Джона так и не пришел, что создало некоторую обиду в душе молодого человека.

    После рассказа у Джона появилось много вопросов относительно его вселенной.

    – Если ты убила Комстока во всех реальностях и временного коллапса больше нет, то откуда же взялась моя вселенная? Почему есть я? Почему есть разрывы? – молодой человек возбуждённо ёрзал на стуле, стараясь в своём мозгу найти разгадку тайны своего существования.

    – Лютесы знают ответ, – сказала Элизабет, – но они ничего не говорят, поскольку не могут прямо вмешиваться, а лишь способны давать подсказки.

    – Нужно убить… – неожиданно произнёс Джон, нервно зажигая сигарету, которую он, очевидно, тоже позаимствовал у сторожей.

    Девушка вздрогнула, услышав эти слова.

    – Кого убить? – спросила она выпучив глаза.

    – Убить леди Комсток, – ответил юноша, как будто для него это было пустяком, – а перед этим узнать о том, почему я такой особенный из всех твоих вариаций. Нужно разгромить сифон!

    – Займёмся этим завтра, Джон, – ласковым голосом произнесла Элизабет, пытаясь успокоить брата. – Я понимаю, что узнать обо всём этом сразу – весьма непросто, но ты сам желал этого. Мы знаем всё наперёд и в этом наше преимущество. Нужно отдохнуть и выспаться перед тем, что нас ждёт завтра.

     Слова девушки подействовали на молодого человека, как безупречное лекарство. Он почти сразу успокоился и вернулся в своё обычное состояние.

    – Ты права, Элизабет, – согласился он и улыбнулся. – Мерзкая привычка, – добавил он, затушив почти целую сигарету об стол и швырнув её прочь.
   
    – На чём будем спать? – полюбопытствовала Элизабет, потирая сонные глаза. – Мне казалось, что я хорошо выспалась на дирижабле, но, очевидно, это не так, поскольку меня клонит в сон.

    – Я видел там кое-что, – Джон вскочил с места и спустился по лесенке. – Идём.

    Элизабет последовала за ним.

    Достав из-под хлама, два матраса от старых кроватей, молодой человек кинул их рядом на небольшую свободную часть помещения, где не было мусора; оттуда же он извлёк пару наиболее целых подушек, которые сразу же отправились следом за матрасами.

    Близнецы ДеВитты так утомились, что почти сразу попадали каждый на свой матрас; Элизабет укрылась своим кожаным пальто, которое успело высохнуть, как и остальная одежда девушки; Джон пожалел дорогое пальто и бережливо повесил его на стул, а сам лёг даже не укрывшись.
 
    Сон наступил почти мгновенно, а ночь прошла так быстро, что с трудом верилось, что это зимняя ночь.

    Элизабет проснулась, когда яркие лучи солнца пробивались сквозь окна, но пробудили её не они и даже не собственные биологические часы, а звуки ударов тяжелым молотком по чему-то металлическому, что вызывало невероятный скрежет и грохот, разносившийся по всему помещению.

    Девушка приподнялась, прищурив сонные глаза, и осмотрелась по сторонам в поисках причины столь неприятных звуков, но источник был вне поля зрения. Тут она заметила, что укрыта сразу двумя пальто: своим и дорогим пальто Джона, а рядом лежала новая шляпа для неё – старую она потеряла в полёте.

    Элизабет хватило несколько минут, чтобы сбросить с себя остатки сна, встать, одеться, а затем направиться туда, откуда продолжали доноситься звуки ударов. Поднявшись по лестнице, она стала свидетелем того, как Джон буквально до винтиков разгромил музыкальную статую Комстока, находящуюся в потайной комнатке и которая, как известно, мелодией вызывала механическую птицу.
 
    Закончив своё дело, которое местные назвали бы вандализмом, молодой человек достал из статуи то, чего он так яро искал – свисток для управления механической птицей. Только в этот момент он заметил Элизабет, которая стояла молча и с любопытством наблюдала за ним.

    – С добрым утром, братец! – поприветствовала девушка. – Правда, оно было бы куда добрее, если бы кто-то не шумел, – добавила она без упрёка.

    – С добрым утром! – ответил Джон, повертев в руках вожделенное средство управления над Вороном. – Извини, что разбудил. Не смог удержаться, когда нашел эту статую.

    – Хочешь как-можно скорее разрушить сифон?

    – После твоего рассказа, я просто мечтаю об этом. Держи. Но сначала завтрак!

    – Разумеется! – улыбнулась Элизабет.

     Джон передал ей свисток, и они вместе вернулись за кукольную сцену, где накрыли на стол остатки вчерашнего ужина.

    – Как думаешь, что будет дальше? – спросил задумчиво Джон, когда они закончили завтрак.

    – Что именно? – попросила уточнить девушка.

    – Дальше… Сейчас мы возьмём под контроль Ворона и разрушим сифон, а затем, как ты говоришь, у меня откроются способности. Что будет потом?

    – Мы узнаем правду о том, откуда взялась твоя вселенная. Тебе, как и мне, откроются все двери. Ты сможешь стать путешественником во времени и пространстве. Это невероятные возможности… – тут она вновь тяжело вздохнула, вспомнив о своей оплошности, – которые, к сожалению, легко потерять, если умереть в этих других реальностях.

    – Ты легко отделалась, Элизабет.

    – Неужели?

    – Обычно человека в этом мире больше не существует после смерти, а ты жива и здорова. Это всё равно, что иметь запасную жизнь. И твой рассказ, про этого Атласа… я бы с удовольствием пустил ему пулю в лоб, честное слово, или размозжил голову его же гаечным ключом. 

    – Да, Джон, с каждой минутой нашего знакомства я убеждаюсь в том, что мы очень разные… – здесь она задумалась, чтобы точнее сформулировать мысль, - в одни и те же моменты я действовала так, а ты действуешь иначе. Сбежав из клетки, я была словно дитя, которое не видело мир и желало всё узнать, а потом события пошли своим чередом, и я мысленно взрослела вместе с ними. Это было непросто.

    – Но ты справилась.

    – Да, у меня получилось, но не сразу. У тебя же, Джон, очень быстро выходит приспособиться к жестокости мира за пределами башни.
 
    – Судя по твоему рассказу, тебя готовили стать наследницей, продолжательницей идей Комстока, а из меня, как мне кажется, хотят сделать полководца. У меня были книги о Наполеоне, Цезаре, Александре Македонском, учебники военной тактики и стратегии, наконец, личный тир с полным набором разного оружия. Меня готовили убивать, – закончил он с тяжёлым вздохом. 
   
    – У меня такого точно не было.

    – Я не хочу подчиняться чьё-то воле, поэтому мы уничтожим сифон и улетим отсюда туда, где нас больше не достанут.

    – Париж? – с надеждой спросила Элизабет, надеясь снова вернуться в любимый город.

    – Можно в Париж, но я бы предпочёл сначала заглянуть в Рим, – ответил Джон, для которого мечтой был Вечный город. – Идём, Элизабет, – с этими словами он поднялся с места и направился вниз.

    Когда девушка спустилась по лесенке, Джон был уже одет в свой замшевый плащ и шляпу. Они пошли дальше, мимо потайной комнатки с разгромленной статуей, и поднялись по широкой лестнице на длинную прогулочную площадку с магазинчиками, где, как и на пляже, всё было засыпано снегом и пустовало… почти всё, поскольку здесь уже находилась несравненная парочка физиков.

    Лютесы, словно статуи, уже стояли на своих местах и держали в руках по красной подушке, на которых лежали карманный часы, почти идентичные, только с разными изображениями на крышке: у Роберта – с голубем, а у Розалинды – с клеткой. Повторялся выбор, который они давали Элизабет.

    Джон подошел к ним, не только заинтересовавшись тем, что они предлагали, но и с целью узнать, кто они такие и что здесь делают.

    – Птица? – спросил Роберт, предлагая свои часы.

    – Или клетка? – Розалинда предлагала свои.

    – Или всё же птица?

    – Но клетка-то лучше!

    Джон, оглядев оба варианта, не стал церемониться и тратить время на выбор:

    – Вы столь любезны, что я, пожалуй, возьму оба варианта. Для себя и своей сестры, – с этими словами он одновременно забрал часы у близнецов.

    – Ох, неожиданно! – воскликнула Розалинда.

    – Кто же выиграл? – спросил Роберт сестру.

    – Скорее: кто проиграл?

    – Да, и кто проиграл?

    – Мы проиграли.

    – Монета упала ребром.

    – Точно!

    Джон внимательно наблюдал за близнецами, припоминая о том, где он их видел раньше, а потом он вспомнил о вчерашнем рассказе Элизабет.
 
    – Вот вы какие: Лютесы! – воскликнул он. – Другой такой пары чудиков нет на свете.

    – Неужели? - переспросила Розалинда.

    – Посмотрели бы сначала на себя и свою сестру, мистер ДеВитт, - упрекнул Роберт, намекая на их способности с разрывами.

    – Меня зовут – Джон, – поправил молодой человек.

    – Джон ДеВитт, – добавила Розалинда.

    – И Анна ДеВитт, – закончил Роберт, указывая на Элизабет, которая во время всего этого разговора стояла в безмолвии.

    – Идите вы к чёртовой бабушке! – бывший пленник башни начинал терять терпение.
 
    – Нет, мы останемся, – одновременно произнесли близнецы.

    – Спасибо за часы! – холодно поблагодарил Джон и отмахнувшись от них, подошел к Элизабет.

    Девушка приняла от него часы с птицей и положила их во внутренний карман пальто, а Джон со своим подарком поступил как подобает моднику: прикрепил брелок цепочки к пуговице жилета, а сами часы положил в кармашек, специально для них предназначенный.

    – Гляди туда, Джон, – сказала Элизабет и указала на появившуюся из облаков обезглавленную башню-монументов.

    – Думаю, что момент очень подходящий! – торжественно произнёс молодой человек. – Действуй, сестра.

    Элизабет достала из кармана свисток из музыкальной статуи и, пристально глядя на башню-монументов, проиграла мелодию, которую получила от самой себя через Букера. От этой мелодии механическая птица должна была подчиниться и разрушить по приказу башню, но этого не произошло. Девушка занервничала, ведь она всё делала правильно, а эффекта никакого не было; она повторила мелодию ещё два раза, но всё было тщетно.

    – Не выходит! – воскликнула она раздосадовано и бросила свисток в снег. - Ничего не получается!

    – Не отчаивайся, Элизабет, мы что-нибудь придумаем, - попытался успокоить её Джон, подняв свисток и положив его в карман. – Можно заложить достаточное количество взрывчатки и разнести эту башню в щепки.
 
    Девушка вопросительно посмотрела на Лютесов, которые продолжали здесь находится.
 
    – В чём причина? – спросила она у них. – Почему мы не можем управлять птицей?

    – Не та, - ответила Розалинда.

    – Не та, - повторил Роберт, но таким тоном, будто опровергает ответ сестры.

    – Мелодия.

    – Птица.

    – Уверен? Ведь нужно другое сыграть.

    – Птица не та, поэтому другая мелодия.

    – Но мелодию она слышит?

    – И летит сюда.

    Намёк был понят довольно быстро.

    – Так, Элизабет, пора отсюда сматываться! Птичка очень злая! – воскликнул Джон и, схватив сестру за руки, поволок её за собой, но девушка не долго мешкалась и вскоре побежала со всех ног.

    Сломя голову, они скрылись в здании и понеслись дальше по гавани Линкора, по пустым коридорам, лестницам, мимо запущенных уборных, детских автоматов с «Умником и Дуриком», не замечая никого и ничего на своём пути. Впрочем, никого здесь и не было – гавань Линкора была заброшена.

    В конце концов запыхавшиеся и уставшие, они попали на гондольную станцию, где в реальности Элизабет Букеру проткнули ножом руку, но останавливаться было нельзя, и они пошли дальше, но уже шагом; поднявшись по лестнице, они наконец добрались до одной из гондол и стали переправляться в Солдатское поле.

    – Что теперь будем делать, Элизабет? – спросил Джон, когда они отдышались и пришли в себя.

    – Не знаю, Джон, – ответила девушка покачав головой. – Можно попытаться улететь на дирижабле.

    – Ты же сама говорила, что птица не даст нам уйти, пока мы не уничтожим её или не взорвём сифон.

    – Тогда нам нужно найти Фицрой. Если в этой вселенной она ненавидит леди Комсток, так же, как и в моей реальности ненавидела Комстока, то мы сможем её уговорить помочь нам взорвать башню.

    – Если мне не изменяет память, то ты говорила, что проткнула её ножницами.

    – Да, она спровоцировала меня и пожертвовала собой, чтобы я стала убийцей и смогла потом уничтожить Комстока.

    – Меня провоцировать не придётся, – твёрдо произнёс Джон, говоря этим, что если придётся стать перед выбором, убить или нет, то его рука не дрогнет. – Идём, – добавил он, когда вагонетка остановилась.

    Следуя по тому же пути, что когда-то Элизабет проделала вместе с Букером, они прошли через турникет и попали в холл Солдатского поля, где стояли гигантские фигуры орлов, одетых в форму и восседающих на акулах-молотах. Карусель с «Умниками», стоящая в центре, не работала.
 
    Решив, что здесь не стоит задерживаться, близнецы продолжили путь и, пройдя через сквозное помещение, вышли на узенькую мостовую с рядом магазинчиков по правому краю. Здесь уже гуляли люди, несмотря на снегопад, который так и не прекращался. Торговцы работали, продавая игрушки военной тематики, а дворники только и поспевали чистить снег.

    Элизабет и Джон шли молча, стараясь не привлекать к себе внимание, но их внезапно остановил престарелый фотограф, который стоял под навесом, неподалёку от входа в Зал Героев, и заботливо протирал тряпочкой стоящий на треноге фотоаппарат.

    – Сэр, и вы, леди, не желаете ли сфотографироваться? Меня зовут Руперт Каннингхем. Пусть мой фотоаппарат уже давно не новый, но фотографирует он исправно. Имели мы бы больше связей с миром внизу, то я бы показал вам новые образцы техники. Жаль, что Колумбия за последние годы безнадёжно отстала, когда во времена великого пророка нашего, всегда шла впереди прогресса, у меня тогда был собственный фотосалон, а теперь его нет.

    – Джон, давай сфотографируемся, – предложила Элизабет, заинтересовавшись предложением старого фотографа.
 
    – У нас нет времени, Элизабет, – предупредил молодой человек, с озабоченным видом всматриваясь куда-то сквозь пелену падающего снега.

    Но девушка не хотела упускать такой возможности и согласилась сделать одно фото под таким ракурсом, чтобы и Джон попал в кадр. Фотограф незамедлительно исполнил просьбу и довольно заулыбался.

    В этот самый момент к ним подошли странные хмурые люди в чёрных кожаных куртках, которые до этого привлекли внимание юноши и заставили его беспокоится, честно говоря, не напрасно. Фотограф, увидев этих людей, испуганно убежал прочь, бросив свой фотоаппарат.

    – Молодой человек, пройдёмте с нами, – обратился один из них к Джону и предъявил полицейский жетон.

    Джон осмотрелся вокруг и понял, что они с Элизабет окружены и пути отхода нет. Несмотря на это, самообладание не оставило молодого человека и на предложение полицейского он ответил презрительной улыбкой, а затем осторожно достал из пачки сигарету и непринуждённо закурил.

    – Ладно, – кивнул офицер и решил действовать, – тогда мы посту… – речь полицейского оборвалась на полуслове; он увидел направленный на него револьвер Кольта, который держала в своих руках Элизабет.

    – Только троньте его и получите пулю в лоб! – грозно предупредила девушка.

    Офицер ухмыльнулся, очевидно считая, что она не выстрелит, а остальные четверо полицейских достали пистолеты и направили на близнецов.

    – Бросьте оружие, девушка! – повелительным тоном крикнул страж порядка. – Это не игрушка. Вы же не хотите, чтобы кто-то здесь умер?

    Положение было почти безнадёжно, в виду численного превосходства полицейских, но Элизабет не собиралась сдаваться. 

    – А вот я хочу, - спокойно произнёс Джон, взглянув на часы и положив их обратно в кармашек. – Элизабет, – обратился он к сестре, – когда я крикну, стреляй и прыгай в снег. Давай!

    Девушка нажала на спусковой крючок, раздался выстрел, и пуля, просвистев в воздухе, угодила офицеру в плечо. Едва полицейские сумели среагировать и открыть ответный огонь, как девушка уже упала навзничь, а две пули, не причинив вреда, лишь просвистели над её головой.

    Элизабет не видела, что произошло дальше, поскольку лежала уткнувшись лицом в снег, но зато хорошо всё слышала: раздались ещё два выстрела и послышались стоны офицера, а затем с интервалами в несколько секунд один пистолет выстрелил четыре раза, после чего всё затихло.

    – Джон! – воскликнула девушка, испугавшись за брата, и вскочила на ноги.

    То, что Элизабет увидела, очень поразило её: Джон, с сигаретой в зубах, стоял на том же месте, что и раньше, только теперь одной рукой он обхватывал шею раненного офицера, прикрывшись им как щитом, а в другой руке держал пистолет M1911, ствол которого дымился после стрельбы. Четверо полицейских лежали на снегу с прострелянными головами, а их офицер, получив ещё две пули от своих же подчинённых, беспомощно повис на руке молодого человека.

    – Пора уходить, Элизабет, – сказал Джон, перезарядив обойму в пистолете, и бросив тело хозяина оружия. - Правда, я не знаю, куда именно, – добавил он, выплюнув недокуренную сигарету.

    – Аэродром «Первой леди», – предложила девушка. – Возьмём дирижабль и Фицрой сама нас найдёт.

    – Хорошо, – кивнул молодой человек.

    Юноша побежал следом за сестрой, и они вместе заскочили в гондолу.

    – О чём ты думаешь, Джон? – спросила Элизабет, заметив озабоченный вид брата, когда гондола тронулась с места.

    – Странное чувство, – ответил молодой человек, – я убил людей… не знаю, как это объяснить. В общем, Букер был прав, когда говорил тебе о том, что к убийству привыкаешь быстрее, чем думаешь.

    – Я к этому так и не привыкла, – сказала девушка и покачала головой. – Даже там в Восторге, окруженная врагами, я усыпляла их снотворным и, тихо подкравшись, ударяла крюком по голове, чтобы они теряли сознание, но не умирали. Выстрелить сегодня в офицера для меня было непросто, – тут она подняла глаза на брата, как бы извиняясь за свою слабость.

    – Ты славный человечек, – Джон в точности повторил фразу Букера. – Тебе не место в моей жестокой реальности. Мы улетим в Париж, – решительно произнёс он, – покинем чёртову Колумбию и пусть эта проклятая птица только попробует нам помешать!

    – Как ты её остановишь, Джон?

    – Буду брать пример с тебя, – ответил бывший пленник башни и вышел из гондолы, которая причалила к аэродрому «Первой леди».

    Элизабет последовала за ним и они, не встретив никакого сопротивления, прошли через вестибюль и по лестнице добрались до лифта, который должен был поднять их к посадочной пристани дирижабля.

    – Мы уже близко, – сообщила девушка, нажав на кнопку лифта.

    – «Лжепророк стремиться сбить нашего агнца с пути истинного», – юноша прочитал плакат висевший в лифте, на котором был изображен лжепророк в образе смерти и ягнёнок. – Ты мой лжепророк, Элизабет.

    – А ты агнец, – улыбнулась девушка. – Кто бы мог подумать, что когда-то я буду на месте Букера, спасать себя в другой реальности.

    – Я тоже никогда бы не подумал, что у меня есть столь обаятельная сестричка, которая придёт меня спасать.

    У близнецов было приподнято настроение, даже несмотря на то, что в глубине души они не верили, что им удастся сбежать; особенно это касалось Элизабет, которая всё это пережила и знала, что при попытке улететь, Ворон, он же переделанный Соловей, уничтожит дирижабль.

    Но препятствия появились гораздо раньше, чем они ожидали; лифт внезапно остановился.

    – Что за чёрт! – выругался Джон и кулаком ударил по кнопке, но лифт дальше не двигался.

    Послышался скрип шестерёнок и на потолке лифта открылись небольшие вентиляционные отдушины.

    Элизабет успела заметить, что в этой реальности шахта лифта стала полностью изолированной, когда как в её вселенной лифт от внешнего мира отделяла лишь решетчатая дверь.

    – Это ловушка, – произнесла она испуганно.

    – Дай мне аэрокрюк, – попросил Джон, намереваясь пробить выход силой, либо заставить лифт заработать.

    Но в этот момент через отдушины в лифт стал поступать какой-то газ.

    – Проклятье! – успел выкрикнуть молодой человек, схватившись за горло.
 
   Через минуту близнецы лежали парализованные на полу лифта, оставшись в сознании мыслить, но совершенно беспомощные. Под действием этого же газа, они быстро засыпали.

    Лифт тронулся с места и поднялся к посадочной пристани.

    Элизабет сквозь дремоту увидела двоих фанатиков из ордена Ворона, одетых в чёрные балахоны и маски ку-клукс-клана, которые зашли в кабину лифта; один из них направил на неё пистолет и собирался выстрелить, но другой остановил его:

    – Стой, пока её оставим в живых!

    – Командир приказал убить всех, кроме агнца, – возмутился стрелок и вновь направил оружие на Элизабет. – И да исполнится его воля!

    – Чёрт возьми! – вновь вмешался второй. – Убьём её, но чуть позже.

    – Хех! – усмехнулся первый. – Фрэнк, ты хочешь развлечься? Я в этом участвовать не буду.

    – Обойдёмся без тебя, Сандер! Отвези парня туда, куда сказал Эндрю.

    – Я расскажу всё ему и тебе не поздоровится.

    – Иди к чёртовой матери!

    Договорив, тот фанатик, которого другой назвал Фрэнком, взял Элизабет за руки и потащил, как мешок, по пристани, а второй, названный Сандером, стал спускаться в лифте, вместе с бессознательным Джоном.
 
    Силы в один миг оставили Элизабет, и она тоже лишилась чувств.

                Them that's got shall get
                Them that's not shall lose
                So the Bible said and it still is news
                Mama may have, Papa may have
                But God bless the child that's got his own
                That's got his own

    Элизабет, как и в первый раз, очнулась на борту «Первой леди», услышав пение, которое доносилось из граммофона; только теперь играла песня «God Bless The Child» в исполнении Билли Холидей, и теперь девушка была не на кровати, а закованная в кресле сидела посреди капитанского мостика; перед ней стоял металлический стол с выложенными на нём хирургическими инструментами и гаечным ключом.

    Горели лампы, а за окнами уже была ночь. Дирижабль не летел, а по-прежнему стоял у пристани аэродрома.

    – Очнулась! – послышался довольный голос фанатика Фрэнка.

    Подняв глаза, Элизабет увидела его сидящим на краю стола, лицо его по-прежнему было скрыто за остроконечным колпаком.

    – Я ждал пока ты проснёшься, – фанатик продолжал говорить с энтузиазмом сумасшедшего. – Нельзя, чтобы ты пропустила самое интересное.
 
    – Что тебе надо от меня? – резко спросила девушка, несмотря на то, что сил сопротивляться у неё почти не было, да и шансы самой сбросить оковы, практически равнялись нулю.

    – Что надо? Ты спрашиваешь меня? Да, ты спрашиваешь, но ты ведь знаешь ответ.

    – Где Джон?

    – А! Беспокоишься об агнце, когда нужно беспокоится о себе. Хотя зачем беспокоится, когда будет очень приятно… Тебе нет, а мне очень даже! Что выбираешь? Как насчёт лоботомии?

    – Где Джон? – повторила она свой вопрос, оставаясь стойкой, даже перед грозящими ей пытками.

    – Хватит упоминать имя агнца! – закричал фанатик, взяв в руки молоток и орбитокласт, который сразу же приставил к левому глазу Элизабет. – Пророчица запрещает нам говорить о нём слишком часто!

    Девушка задрожала, но пыталась побороть волнение и вытерпеть ту боль, что ей вот-вот предстояло почувствовать; она ведь уже испытывала это в Восторге, когда Атлас проделывал с ней точно такую же операцию, чтобы выведать фразу для активации Джека.

    Рука с молотком поднялась и вот-вот должен был состоятся удар, но в последний момент фанатик через полураскрытый люк услышал шум на пристани и остановился.

    – Кайл, чтоб тебя черти взяли! – заорал он гневно, повернув голову к выходу, а затем вновь обратился к Элизабет. – Ладно, крошка, продолжим…

    Тут люк с грохотом распахнулся и в проёме показался человек в чёрном замшевом пальто, который не раздумывая выстрелил из пистолета. Сраженный пулей, фанатик опрокинул стол и свалился на пол.

    Элизабет находилась в полуобморочном состоянии и, с трудом подняв глаза, она увидела исцарапанное лицо брата, с ссадинами и синяком под глазом; его дорогое пальто было порвано в нескольких местах, на которых остались следы засохшей крови. 

    – Элизабет, – произнёс он имя сестры, освобождая её от оков.

    – Джон, – в ответ прошептала девушка и у неё покатились слёзы из глаз.

    Ещё несколько секунд и она, уже освобождённая, нежно обняла брата и рыдала у него на груди.

    – Тише, не плачь, – успокаивал Джон, поглаживая Элизабет по головке. – Успокойся…  – тут он услышал, как всё ещё живой фанатик ползёт к панели управления; гнев вспыхнул в молодом человеке. – Шевелится! – проговорил он, сквозь стиснутые зубы. – Он ещё жив! Жив ещё, мерзавец!

    Аккуратно высвободившись из объятий сестры и оставив её в кресле приходить в себя, юноша поднял с пола гаечный ключ и с грозным видом подошел к фанатику, который уже тянулся рукой к панели.

    – Любишь мучить женщин?! – крикнул Джон и с размаху ударил того ключом по голове.

    Фанатик вскрикнул от боли и повалился на пол.

    – Любишь пытать? – продолжал Джон и нанёс ещё один удар. – Давай теперь я тебя проучу, негодяй!

    Нагнувшись к фанатику и убедившись, что он не унимается, юноша снял колпак с его головы, а затем стал наносить размашистые удары ключом. 

    Через минуту лицо фанатика превратились в кровавое месиво.

    – Ну что, Фрэнк, тебе нравится?! – продолжал издеваться Джон. – Твоим дружкам ведь понравилось! Сандер, Эндрю, Кайл и ещё десяток психов, которые сегодня предстали перед Господом! Прощай!

    Взявшись за окровавленный гаечный ключ двумя руками, он размахнулся и со всей силы нанёс сокрушительный удар. Инструмент с треском вонзился в череп фанатика и так остался торчать из него.

    – Что с тобой произошло? – спросила девушка дрожащим голосом, когда Джон успокоился и вернулся к ней.  – Как тебе удалось спастись?

    – Долгая история, - ответил брат, взяв её за плечи. – Главное, что мне удалось спасти тебя.

    – Спасибо, Джон, – поблагодарила Элизабет, вновь обняв брата и пустив слезу.

    – Я не мог бросить тебя в этом кошмаре.

    – Что теперь?

    – Теперь, Элизабет, нужно поставить жирную точку, – ответил молодой человек и, вновь освободившись из объятий сестры, подошел к панели управления и рычагами набрал нужные координаты.

    Дирижабль тронулся с места и покинул пристань.

    – Это не Париж, – произнесла девушка, взглянув на табло с координатами. – Это…

    – Дом Комстока, – закончил за неё Джон.

    – Что ты хочешь сделать?

    – Убить пророчицу Комсток. После всего, что я сегодня видел, её нужно убить.

    – А что ты видел?

    – Ужасы… – ответил пленник башни, переполняемый гневом. – Той Колумбии, которую ты помнила, больше нет. Хаос…  Фанатики из ордена, военные, безумные машины… Нам нужно выбираться из этого ада.

    – Ты уверен?

    – Да, Элизабет, я уверен, – ответил Джон, перезарядив пистолет. – Убьём пророчицу и улетим в Париж, ты и я.

    – Я помогу тебе, – решительно произнесла девушка, наконец, полностью придя в себя.

    – Я и не ожидал другого, – улыбнулся в ответ молодой человек.

    Тем временем из-за свинцовых грозовых туч, сверкающих молниями, показались три гигантских лика отцов-основателей, вытесанных из камня: Франклина, Джефферсона и Вашингтона; это был дом Комстока.

    Дирижабль снизился у заснеженного моста, куда близнецы благополучно высадились.
Пройдя мимо статуй всё тех же трёх отцов-основателей, они поднялись по широкой лестнице к главным воротам, пройдя через которые, оказались в коридоре, уставленном догорающими свечами, который слабым светом освещали гобелены и картины.

    – Элизабет, держись! – из глубины здания по комнатам эхом разнёсся крик, который девушка сразу узнала.

    – Букер! – воскликнула она вне себя от радости и удивления. – Он здесь!

    – Наш отец? – озадаченно спросил Джон.

    – Бежим скорее! – крикнула девушка и понеслась вперёд, не замечая ничего на своём пути.

    Она так хотела найти и обнять отца, снова побыть с ним, хоть немного; объяснить себе его неожиданное появление она не могла, да и не хотела.

    Джон отнёсся скептически к рвению сестры, считая, что всё это может быть лишь приманкой, чтобы заманить их в ловушку, но тем не менее он не отставал от неё.
Из коридора они попали в усыпанный розами холл, где находилась статуя женщины с клинком в руке; Элизабет ничего из этого не заметила, её мысли сейчас были заняты только поиском Букера, и она побежала дальше, ни на секунду не задержавшись в этом месте; Джон был более внимателен и остановился, взглянув на своеобразный мемориал.

    – Что это за чертовщина? – спросил он сам себя, прочитав надпись над статуей.

    Покачав недовольно головой, он последовал за сестрой, пробежав через мрачный пепельный зал и забежав в открытые нараспашку сейфовые ворота, он попал в Операционный театр, где у входа в полуразрушенный зал наконец нагнал Элизабет, которой путь был преграждён Лютесами, стоящими у входа в зал под светом моргающей лампочки.

    – Пустите меня! – крикнула девушка, пытаясь прорваться. – Я хочу увидеть Букера!

    – Не время, – хладнокровно сказала Розалинда.

    – Не место, – поддержал сестру Роберт.

    – Он не должен видеть вас.

    – Вы не должны видеть его. 

    – Почему? – продолжала негодовать Элизабет. – Что он здесь делает?

    – Зачем спрашивать «что»? – спросил в ответ Роберт.

    – Если правильный вопрос – «когда»? – добавила Розалинда.

    – Тебя здесь быть не должно.

    – Как и его.

    – Но вы есть.

    – И вы не должны встретиться.

    Джон ничего не сказал и молча подошел к сестре, он был сильно задумчив; из головы не выходила та статуя и надпись.

    – Пустите меня! – ещё одну попытку прорваться сделала девушка, но Лютесы были непреклонны. – Я слышу его голос… С кем он говорит?

    – Не время, – спокойно произнёс Джон, взяв за плечо сестру, этот жест умерил пыл Элизабет, и она сдалась, ожидая пока Лютесы откроют дорогу.
 
    Спустя несколько минут, голоса стихли и в зале сверкнула вспышка разрыва и вместе с его светом растворились Лютесы.

    Увидев, что преграды больше нет, Элизабет забежала в заваленный снегом зал, где пол уже напоминал яму, и увидела в другом конце зала, где было разрушена часть стены, силуэт женщины; Букера нигде не было, как бы девушка не искала его глазами.

    Джон непринужденной походкой шел следом, он догадывался кого увидит там, но право первой взглянуть на пророчицу, он отдал сестре.

    Снаружи слышался грохот взрывов.

    – Что ты с ним сделала? – гневно закричала Элизабет, считая, что пророчица убила Букера. – Ты поплатишься за всё! – закричала девушка, забравшись на выступ у разрушенной стены и достав пистолет.

    Подойдя к пророчице, по-прежнему стоящей в тени, она приставила дуло пистолета ей ко лбу.

    – Я надеялась, что ты придешь, – послышался знакомый голос, только со старческой интонацией. – Раз ты пришла, то Букер всё сделал правильно.
 
    Элизабет вздрогнула и побледнела, узнав свой собственный голос и платье, которое она носила. Луна снова вышла из облаков, осветив лицо пророчицы, – это была сама Элизабет, только уже в престарелом возрасте. Девушка задрожала, у неё пошла кровь из носа, и она проговорила не своим голосом:

    – Ты?..

    Джон спокойно взобрался на выступ и встал рядом с потрясённой девушкой.

    – «Леди Элизабет, да хранит тебя бог» – процитировал он мучавшую его надпись, – Леди Элизабет, леди Комсток, пророчица, – всё это одна и та же женщина.  Твоя вариация, Элизабет, в этой вселенной. 

    – А кто же ты тогда, Джон? – спросила она, недоумевая.

    – Это я и хочу узнать.

    – Ты знаешь кто он, но не можешь вспомнить, – сказала старая Элизабет. – Я тоже вспомнила его не сразу и узнала о нём, лишь прочитав одну книгу из детства.
 
    – Ты чудовище! – вспыхнула гневом Элизабет. – Ты держала его в башне, как держали тебя! Готовила преемника?! Ты не я! Я ненавижу тебя!

    Девушка готова была выстрелить, но ей не хватило сил; выронив оружие, она беспомощно упала на колени и заплакала; её придержал Джон, не давая свалиться с ног.

    – Я не буду мешкать, – обратился молодой человек к пророчице, достав свободной рукой пистолет. – Кто я такой? Как нам разрушить сифон? Говори, а не то пущу пулю.

    – Ты мне сделаешь одолжение, Джон, – ответила старая Элизабет. – Теперь я знаю, что Букер спас её, и она не стала мною. Я могу спокойно умереть. Я виновата перед тобой, Джон. Убей меня, а затем сотри эту реальность, чтобы её никогда не было.
 
    – Я сделаю, как ты просишь, но сначала ответь мне.

    – Ты узнаешь сам кто ты есть, а потом объяснишь всё ей. Разрушь сифон, я его оставила, лишь сняв себя с поводка, а ты остался на нём, как завещал Комсток. Я его наследница, а ты должен был стать моим наследником.

    – Чёрта с два! Как мне разрушить сифон? И как мне остановить Ворона? Он сегодня меня весь день преследовал.

    – Ты ведь знаешь сильбо-гомеро…

    – Язык свистов на котором я общался с Вороном. Что я должен сказать ему?

    – «Снежная королева сказала ему: «Если ты сложишь это слово, ты будешь сам себе господин, и я подарю тебе весь свет и пару новых коньков». Но он никак не мог его сложить», – пророчица процитировала отрывок из сказки «Снежная королева».
 
    – «Вечность» - произнесла Элизабет, вытерев слёзы. – Кай собирал слово – «вечность».
 
    – Вечность, – повторил Джон и подошел к краю, откуда открывался обзор на Нью-Йорк 1984-го года, который в данный момент с неба бомбили военные дирижабли Колумбии.

    Вложив пальцы в рот, он громко и пронзительно просвистел слово «Вечность» на сильбо-гомеро, языке свистов, который использовали для общения на дальних расстояниях коренные жители Канарских островов.
 
    Свист долетел до Ворона, даже несмотря на канонаду взрывов, заглушавших всё вокруг: Получив команду на уничтожение башни и сифона, он незамедлительно полетел выполнять приказ.

    – Теперь, Джон, – умоляюще произнесла старая Элизабет, – пока вы здесь, исполни свою часть уговора. – Я больше не могу управлять Колумбией. Безумцы захватили власть в сумасшедшем доме.

    Молодой человек кивнул и отвёл пророчицу к краю, где приставил ей пистолет к сердцу. Элизабет-девушка с ужасом наблюдала за этой сценой.

    Джон приложил палец к спусковому крючку и почувствовал, как у престарелой Элизабет бешено бьётся сердце; он пристально смотрел в голубые глаза пророчицы, которые горели огнём, но он дрогнул и не решился; вся ненависть, которую он копил в этой женщине, испарилась в один миг, при виде этих глаз; глаз его сестры, которую он любил. 

    – Я не могу, – проговорил он со стоном, и слёзы навернулись на его глазах.

    – Тогда я сделаю это сама, – сказала леди Элизабет и пальцем надавила на спусковой крючок пистолета, который Джон всё ещё держал приставленным к сердцу пророчицы.

    Раздался выстрел.

    – Прости… – сорвались последние слова из уст умирающей наследницы Комстока.

    Она отпустила руку Джона и полетела вниз, в тот город, где шла война.

    Ворон в этот самый момент впился когтями в сердце башни и, разваливая её на части, уничтожил сифон.

    Джон обрёл полную силу; закрыв глаза на несколько минут, он ощущал и осознавал всё то, что ему было даровано в этот миг; ему открылись все двери, все константы и переменные стали для него доступны. Заглянув в своё прошлое, он узнал тайну своего появления и теперь должен был раскрыть её для Элизабет; на лице у молодого человека было огорчение, это говорило о том, что секрет, который он раскрыл, был ему неприятен.

    Он занервничал и вновь закурил сигарету, как всегда делал в такие моменты, а затем с задумчивым видом взглянул на часы и с досадой захлопнул крышку с рисунком клетки, и в очередной раз выплюнул недокуренную сигарету.

    Элизабет больше не плакала и лишь наблюдала за братом, она ждала от него ответов, но Джон молчал несколько минут, обдумывая дальнейшие действия и наблюдая за тем, как величественный город превращается в руины.

    – Что такое? – спросила она, подойдя ближе и взяв его за руку. – Что тебя беспокоит?

    – Моё существование, – не своим голосом ответил бывший пленник башни. – Что это? – спросил он словно очнувшись, увидев летящий к ним странный объект, и крепко сжав руку сестры. 

    Вдали над крышами горящего Нью-Йорка, в лунном свете показался хищный нос большого сигарообразного крылатого чудовища, несущего ужас и разрушения; чудище быстро приближалось и от него нельзя было скрыться, но это была не механическая птица, не дело рук мастеров с заводов мистера Финка, а творение людей, живущих на земле. Спустя считанные секунды показались другие собратья этого странного монстра, которые словно стая акул устремились в парящий город за добычей.
 
    Однако разгадка происхождения этих стальных чудищ была более чем прозаичная: правительство США, поднявшее по тревоге армию, контратаковала Колумбию недавно принятыми на вооружение многоцелевыми крылатыми ракетами BGM-109 Tomahawk. Одна из выпущенных ракет летела в дом Комстока и, очевидно, мощным взрывом сбросила бы его с небес.

    Близнецы ДеВитты непременно погибли бы, если бы остались в операционном театре, но Джон в тот момент, когда ракета вот-вот должна была достичь цели, взмахнул рукой и разрывом переместил себя и сестру в библиотеку башни-монументов.
Теперь они стояли у того самого большого обзорного окна, уже не застеклённого, за которым теперь виднелась солнечная Колумбия, цветущая в розовых тонах, пока не знающая войны и горя. 

    – Снова здесь? – спросила Элизабет брата, всё ещё подавленным голосом. - Что это за реальность?

    – Мы в той же реальности, – ответил Джон, продолжая оставлять мрачный оттенок на лице, – что и были до этого.

    – В какое время?

    – Мы переместились на 84-года назад, Элизабет.

    – Хм… Мне должно быть только восемь лет.

    – Так и есть.

    – Зачем ты переместил нас сюда?

    – Чтобы открыть правду.

    – Какую?

    – Правду моего появления.

    – В 1900-ом году?

    – Да.

    – Постой, почему ты говоришь о «появлении»? Объясни мне, Джон.

    – Ты должна сама всё вспомнить.

    Послышались тихие шаги и в библиотеку вошла восьмилетняя голубоглазая девочка в платье молочного цвета; в руках маленькая Элизабет держала раскрытую книжку в белом переплёте с нарисованными снежинками; она увлечённо читала вслух, не отрываясь и не останавливаясь на ходу:

    – «Они шли, и на их пути расцветали весенние цветы, зеленела трава. Вот раздался колокольный звон, и они узнали колокольни своего родного города. Они поднялись по знакомой лестнице и вошли в комнату, где все было по-старому: часы говорили «тик-так», стрелки двигались по циферблату. Но, проходя в низенькую дверь, они заметили, что стали совсем взрослыми. Цветущие розовые кусты заглядывали с крыши в открытое окошко; тут же стояли их детские стульчики. Кай с Гердой сели каждый на свой, взяли друг друга за руки, и холодное пустынное великолепие чертогов Снежной королевы забылось, как тяжелый сон. Так сидели они рядышком, оба уже взрослые, но дети сердцем и душою, а на дворе стояло лето, теплое благодатное лето».

    Девочка прочитала последнюю страницу, закрыла книгу и обняла её, воодушевлённая и довольная; она прокружилась в танце и с задумчивым видом вздохнула. Затем, судя по её озарённому виду, ей пришла какая-то идея и она, отложив книгу, создала разрыв в середине зала и уже собиралась в него заглянуть, но тут из статуи Комстока заиграла мелодия, которая возвестила о том, что Соловей спускается на платформе. Маленькая Элизабет отвлеклась от разрыва и поспешила встречать своего единственного друга.

    Элизабет и Джон наблюдали за этим со стороны, невидимыми свидетелями происходящего. У девушки всё время менялось выражение лица: когда она увидела себя маленькую, то была рада; когда она услышала заключительный отрывок сказки, то стала задумчива; когда девочка создала разрыв, Элизабет всё вспомнила и стояла бледная, переводя взгляд, то на разрыв, то на Джона.

    – «Снежная королева», – прошептала она дрожащим от волнения голосом, – я прочитала её тогда в первый раз и мне так понравилась эта книга… Я представляла себя в роли Герды, которая идёт спасать Кая из дворца Снежной королевы. Кай не был родным братом для Герды, но любили они друг друга как брат и сестра. Я мечтала о том, чтобы у меня был брат и…

    –…ты создала этот разрыв, – закончил за неё Джон. – В этот момент ты не заглядывала в другую реальность… ты создала её, Элизабет…  Ты создала меня, – добавил он, переведя дыхание.
 
    – Нет-нет, этого не может быть, – запротестовала девушка. – Как я могла создать твою реальность, когда мы уже находимся в ней?

    – А это не моя реальность, Элизабет, и не твоя тоже. Нас ведь силой забрали из наших вселенных, где остались лишь пальцы, – он поднял левую ладонь, показав изувеченный безымянный палец. – Идём, – добавил он и взял за руку сестру.
Восьмилетняя Элизабет к этому времени уже поднялась с Соловьём наверх, а близнецы спустились по лестнице и подошли к разрыву.

    – Пока ты играла с птицей, – прокомментировал Джон, указывая на разрыв, - он исчез, но не исчезла моя вселенная, она была уже создана. Реальность стала существовать внутри другой реальности, – поэтому ты не замечала меня, когда открывала одни двери и заглядывала в них, но не искала там других дверей, скрытых завесой тайны.

    – А ты их нашел, – сделала вывод Элизабет.

    – Просто заглянув в своё прошлое.

    Разрыв начал исчезать, но Джон успел открыть его, переместив себя и сестру в созданную девочкой реальность.
 
    Они оказались в той самой детской комнатке офиса детектива ДеВитта, где по-прежнему стояла кроватка, где теперь лежали два хорошеньких голубоглазых младенца, мальчик и девочка.

    Элизабет подбежала к кроватке и с радостной улыбкой взглянула на близнецов; грусть и тягостные мысли растворились в один миг, оставляя на память только заплаканное лицо.

    – Джон! – воскликнула она восторженно. – Так мы не один и тот же человек в двух разных реальностях… Мы близнецы, Джон, настоящие брат и сестра!

    – Ты ведь хотела брата, Элизабет, – тоже улыбнулся молодой человек, но без особой радости в глазах, - и создала вселенную, где у Букера ДеВитта и Анны Мартин, родились близнецы.

     Девушка заметила, что брат по-прежнему мрачен, подошла к нему, взяла за руки и пристально посмотрела в глаза.

    – Джон, я вижу, тебя что-то тревожит, – сказала она обеспокоенно. – Расскажи мне об этом.

    – Ты должна сама всё понять, а я лишь могу помочь дойти до истинны. Всё приходит в движение от одного важного решения – таковы константы и переменные.

    – Я говорила то же самое Букеру, когда направляла его к решению не убивать беременную индейскую девушку, что изменило мои реальности, и мама больше не умирала при родах. Что же ты хочешь от меня, Джон? Знаю, что ты не можешь говорить мне об этом прямо. Покажи мне всё.

    В этот момент дверь отворилась и в комнату вошел Букер, небритый и помятый, со следами долгого запоя на лице, он подошел к кроватке и взял одного из младенцев, мальчика, и вынес в соседнюю комнату, откуда донесся голос пророчицы Элизабет:

    – Хорошо, мистер ДеВитт, я забираю этого ребёнка и оплачиваю все ваши долги.

    – Это просто кошмар! – воскликнула молодая Элизабет, когда дверь закрылась; у неё вновь пошла носом кровь – она получила память своей вариации, сестры-близняшки Джона. – Я! Я, а не Комсток… я сама забрала тебя из этой реальности и заточила в башне. Бессмыслица какая-то! Комсток забирает меня у Букера не принявшего крещения, потом я, став пророчицей, забираю тебя из твоей реальности. Но почему эта реальность, где я стала монстром, продолжает существовать, когда я всё исправила?

    – Потому что Букер так и не пришел, – ответил Джон. – Его в этой реальности всё время убивает Соловей. Ты изменила другие реальности, но эта осталась такой-же, и ты знаешь почему.   

    – Нет, Джон!

    – Знаешь, просто боишься себе это признать.

    – Ладно, веди меня дальше.
 
    Джон кивнул и открыл разрыв, который переместил их в тот самый переулок, где Букер пытался отменить сделку и вернуть ребёнка, там, где Элизабет лишилась мизинца и начался временной коллапс.

    В этой реальности всё повторялось, только теперь действующими лицами были не Букер и Комсток, а Букер и леди Элизабет. Они тянули ребёнка, каждый в свою сторону и не собирались сдаваться. Несмотря на старость, пророчица оказалась сильнее и вырвала ребёнка из рук детектива; она могла занести младенца вглубь комнаты и спасти от увечья, который перенесла сама, но, вместо этого, она специально оставила безымянный палец мальчика, который отсекло закрывшимся проходом между реальностями.

    – Боже! – воскликнула Элизабет, шокированная увиденным. – Я чудовище! Если бы Букер не пришел за мной, то я бы стала такой, Джон.

    – Она же вернула его к тебе с посланием. Значит, несмотря ни на что, в ней до последнего жили искорки той самой жизнерадостной девушки.

    – Всё это печально, Джон. Я думала, что избавилась от этого. Как же так вышло, что в одной вселенной я осталась такой, какой видел меня Комсток?

    – Вселенная не любит, когда одно блюдо смешивают с другим, – неожиданно раздался голос Розалинды, которая, разумеется вместе с братом, стояла в тени переулка.

    – Нужно всё вернуть на свои места, – продолжил Роберт.

    – Разорвать замкнутый круг бесконечности.

    – Исправить вмешательство в устройство вселенной, констант и переменных.

    – Как?! – воскликнула в отчаянии девушка, уставшая от этих загадок. – Не дать ей забрать Джона?

    – Нельзя избавиться от проблемы, – ответил Джон за Лютесов, - исправив лишь последствия. Нужно заглянуть вглубь и стереть первопричину.

    – Я не понимаю, - продолжала негодовать Элизабет. – Что вы все хотите от меня?
 
    – «А что же было с Гердой, когда Кай не вернулся? Куда он девался? Никто этого не знал, никто не мог дать ответ», – процитировала Розалинда начало отрывка из сказки «Снежная королева».

    – «Мальчики рассказали только, что видели, как он привязал свои санки к большим великолепным саням, которые потом свернули в переулок и выехали за городские ворота», – подхватил эстафету Роберт.

    – «Много было пролито по нему слез, горько и долго плакала Герда. Наконец решили, что Кай умер, утонул в реке, протекавшей за городом. Долго тянулись мрачные зимние дни», – закончил цитирование Джон и открыл разрыв, который перенёс их обратно в библиотеку башни-монумента.

    Элизабет, наконец, всё поняла и заплакала. 

    – Нет, Джон, я не хочу этого, – проговорила она сквозь слёзы.

    Молодой человек вновь взглянул на свои часы.

    – Пока есть время, – проговорил он, не отрываясь от циферблата. – Ещё час до того момента, как маленькая пленница башни возьмётся за чтение новой сказки. Ты должна всё исправить.

    – Нет, я не стану этого делать, – продолжала противиться девушка.
 
    – Ты должна это сделать, Элизабет, - сказал Джон и указал на ту самую белую книгу со снежинками, которая лежала на вершине стопки книг, стоящих на подоконнике.

    – Нет, Джон, я не убью тебя! – воскликнула она и бросилась с рыданием брату на шею. – Пусть всё останется, как оно есть. Улетим в Париж, ты и я, как мы хотели… Полетим в Рим, если ты хочешь, но только не это. Умоляю тебя, Джон, не заставляй меня делать это.

    Молодой человек обнял рыдающую сестру и ласково гладил её по голове.

    – Всё это будет продолжаться бесконечно, – приговаривал он шепотом, стараясь убедить девушку, – здесь ты всегда будешь становиться пророчицей, наследницей Комстока, всегда будешь забирать меня и запирать в башне, поскольку эта реальность не изменится, пока внутри неё существует другая реальность, искусственная реальность, которой не должно существовать. Петля времени будет существовать вечность, если ты её не разорвёшь. Я был твоей ошибкой, которую ты исправишь, Элизабет.

    Девушка противилась, но в конце концов сдалась. Схватив дрожащими руками книгу со сказкой Андерсона, она глазами полными слёз взглянула на неё в последний раз с сожалением, дёрнулась, чтобы кинуть её, но остановилась, всё ещё сомневаясь в собственном решении. Тут её взгляд пересёкся с неумолимым взглядом Джона, который говорил горящими глазами: «Действуй! Сделай это!». Сомнения растворились, она со стоном полным отчаяния швырнула книгу в окно и вновь обняла брата.

    – Прощай, Элизабет! – проговорил Джон и улыбнулся.

    Он начинал исчезать, словно превращаясь в пыль, уносимую в окно, туда, куда отправилась книга. В последний момент он успел открыть разрыв и переместил Элизабет обратно в её реальность, в 1912-год.

    Девушка упала на колени и закрыв лицо ладонями, продолжала рыдать.

    Джона больше не было, он не должен был существовать, поскольку маленькая Элизабет в тот день так и не прочитала сказку «Снежная королева» и не стала мечтать о брате, и не стала создавать реальность с исполнившейся мечтой. Не было Комстока, не было той Элизабет, которая стала его наследницей. Колумбия больше не нападала на Нью-Йорк, да и вообще никогда не выходила из состава США.

    Замкнутый круг разорвался.

    Элизабет продолжала плакать, закрыв лицо руками. Она не знала где находится, куда переместил её Джон в последнюю секунду. Все мысли была заняты только болью собственной души; она вновь потеряла близкого человека, брата, друга, а друзей, как известно, у неё никогда не было, кроме гигантской механической птицы. За короткий промежуток времени, когда у неё был брат, она успела привязаться к нему, как до этого привязалась к Букеру, ещё не зная, что он окажется её отцом.

    Открыв глаза и оттерев ладонями слёзы, она поняла, что находился в небольшой уютной комнате, которая была одновременного спальней, библиотекой и местом работы художника, – как известно, Элизабет любила рисовать.

    Оглядев себя в большое зеркало, стоящее рядом с кроватью, Элизабет заметила, что пальто исчезло и теперь на ней было надето пурпуровое платье, очень схожее с тем, что она носила в Колумбии. Остались только часы с рисунком голубя, те самые, которые Джон взял у Лютесов и подарил ей; она держала их в руках.

    Из носа вновь пошла кровь – она получила новую память, которая наслоилась на старую, свою собственную, которая должна быть в этом мире, где нет больше Комстока и Колумбии, но ничто из прошлого не ускользнуло, не исчезло из мыслей; память нескольких своих реальностей – тяжелое бремя, которое ей предстояло нести.
 
    В голове всё перемешалось: память Элизабет, запертой в башне и спасённой Букером, спуталась в клубок с памятью наследницы Комстока; память леди Элизабет смешалась с памятью юной счастливой парижанки.

    Но самое главное, что навсегда изменило Элизабет – память Анны, родной сестры-близняшки Джона, которую она получила, побывав в той реальности. Она теперь помнила, как уже взрослая, Анна узнала о том, что отец продал её брата-близнеца престарелой женщине и возненавидела его за это, а затем в отчаянии долгие годы тщетно искала Джона и эту женщину, не догадываясь о том, что это была она сама из другой реальности.

    От смешения стольких памятей можно было сойти с ума и в такие моменты Элизабет завидовала Джону, который был один на всю вселенную, пусть созданный её мечтами, но он был один и не имел других вариаций; он был вне границ констант и переменных, его решение оставалось его решением и не приводило к разветвлениям вселенных.

    Услышав шаги и голоса, Элизабет вскочила и побежала вниз к ним навстречу. В прихожей она накинулась за шею Букера, потом поочерёдно обняла свою мать и двух младших братьев; для родителей такое ласковое поведение дочери было привычным, и они ничуть не удивились тому, что она крепко сжимает их в объятиях; однако они заметили заплаканные глаза и поспешили спросить об этом, но девушка уклончиво ответила, что плохо спала.

    Элизабет вернулась в свою реальность и теперь жила в доме на окраине Парижа, куда Букер в 1897 году переехал вместе с женой и детьми.

    Мечта Элизабет сбылась, но теперь она воспринимала жизнь не так, как раньше. Тень чёрной тоски омрачало её лицо, как бы она не старалась показать окружающим, что с ней всё в порядке, что она прежняя Элизабет. Хотя какой была эта прежняя Элизабет? Счастливая парижанка, не знающая горя? Нет! Прежняя Элизабет была всё та же пленница башни-монументов, поэтому, как бы она ни хотела влиться в новую жизнь, у неё не получалась; прошлое не отпускало её, сдерживая в своих вечных тисках.

    Спустя часы, дни, месяцы, она поняла, наконец-то осознала, что давно смирилась со своим прошлым, а причиной скорбных мыслей был – Джон; привязанность к этому человеку, которого она придумала сама, была очень сильной; они знали друг друга не больше двух суток, проведённых ею в 1984-году, а за это время Джон успел трижды спасти ей жизнь.

    Джон был её братом-близнецом, пусть не в этой реальности, а в другой, придуманной вселенной; природная связь между близнецами настолько сильна, что появляясь на свет после девяти месяцев в одной утробе, эти люди не могут жить порознь.

    А ещё девушку мучила совесть за то, что именно она, вернее её худшая вариация, сделала с Джоном то же самое, чего она сама так мечтала избежать. Теперь она понимала, что чувствовал Букер, когда узнал о том, что он и есть Комсток, только из другой реальности. 

    Родители заметили что-то новое в жизни дочери; юная парижанка изменилась, хоть и не изменила своим прежним привычкам. Они часто спрашивали Элизабет, сидя за завтраком, о ком она так горько вздыхает и, как всякие родители, полагали, что их взрослая дочь попросту влюбилась и вздыхает о каком-нибудь хорошеньком французском юноше; девушка соглашалась с их мнением, просто чтобы не раскрыть своих мыслей, и вся семья свыклась со странным, порой пугающим, поведением девушки.

    Часто, возвращаясь домой после работы в клинике (юная парижанка была не только талантливой художницей, но и добрым ветеринаром), Элизабет закрывалась в соей комнате и подолгу, сидя в кресле у окна, с задумчивым видом разглядывала подаренные Джоном часы, а затем, после ужина с семьёй, она возвращалась к себе и садилась к холсту, на котором, при свете лампы, рисовала портрет; эту картину, над которой усердно трудилась девушка, кроме неё самой, никто не видел.

    Но в один из вечеров, когда работа над картиной была почти завершена, Элизабет, возможно неслучайно, забыла запереть дверь и в комнату вошел Букер, вернувшийся поздно с работы (он был частным детективом, как в Нью-Йорке) и заметивший, что в окне комнаты дочери горит свет, он решил заглянуть к ней и застал её за рисованием; вернее за тем, как она нанесла на картину последний мазок и оставила в углу свою подпись: «Elizabeth DeWitt».

    Букер с любопытством оглядел картину: на холсте был портрет молодого человека в дорогом костюме с рубашкой и галстуком, чьё глаза закрывали поля шляпы-федора; черты его лица показались детективу знакомыми, но он никак не мог вспомнить, где он мог его видеть.

    Услышав не шаги, а тёплое дыхание своего отца, девушка вздрогнула и вскочив со стульчика, хотела закрыть портрет шелковым платком, но потом поняла, что поздно спохватилась и её тайна раскрыта.

    – Папа, я не слышала, как ты вошел, – спешно проговорила она. – Как прошел день?

    Букер заметил взволнованное состояние дочери и улыбнулся ей, намереваясь успокоить.

    – Если ты беспокоишься насчёт портрета, - сказал он, указывая на картину, - то клянусь, что я буду молчать, и мама ничего не узнает.

    – Хорошо, папа.

    Последовала минута неловкого молчания, во время которого Букер переводил взгляд то на портрет, то на Элизабет, а дочь пристально смотрела на отца.

    – Мне ты можешь довериться, – наконец произнёс детектив, неподдельным голосом заботливого отца. – Кто это на портрете? Тот молодой человек из-за которого ты грустишь в последнее время?

    – Да, папа, – ответила дочь и опустила глаза.

    – Знаешь, мне бы следовало проучить того, кто заставляет моего ребёнка страдать.

    – Нет, папа, у тебя не получится. 

    – Почему?

    – Потому что он…

    – Что «он»?

    – Умер, – почти со стоном ответила девушка.

    При последнем слове дочери, даже такой человек как детектив ДеВитт, побледнел и закусил губу, мысленно ругая себя за то, что зашел слишком далеко, интересуясь личной жизнью дочери.

    – Прости, Элизабет, – извинился Букер и почти вышел из комнаты, но в пороге внезапно остановился и обернулся к дочери. – Кстати, ты ведь не забыла о том, что у тебя завтра день рождения?

    – Нет, папа, – ответила девушка.

    Тяжело вздохнув, Букер вышел и направился в спальню к жене, оставив Элизабет наедине со своими мыслями.

    Девушка в задумчивости села на кровать; у неё действительно завтра будет день рождения; день, когда в той созданной реальности, она родилась вместе с Джоном.

    Вскоре она легла и заснула.

                Des yeux qui font baisser les miens
                Un rire qui se perd sur sa bouche
                Voil; le portrait sans retouche
                De l'homme auquel j'appartiens…

    На этот раз Элизабет проснулась, услышав песню «La vie en rose» в исполнении несравненной Эдит Пиаф, которая доносилась из играющего где-то на улице граммофона.

    Проведя утренние процедуры и принарядившись для праздника, она спустилась в столовую к завтраку, где получила первые поздравления от младших братьев и родителей; основное празднество было назначено на вечер.
 
    Раздался звонок в дверь и мать поспешила открыть.

    – Элизабет, это к тебе, – сообщила она с улыбкой, вернувшись к столу. – Почтальон ждёт тебя на крыльце.

    Девушка кивнула и отправилась на встречу гостю; на крыльце её действительно ждал почтальон с большим букетом красных роз.

    – Мадмуазель Элизабет, – торжественно обратился работник почты, – позвольте поздравить вас с днём рождения от имени одного молодого человека, который предпочёл остаться неназванным, и вручить вам от него букет этих прелестных роз, таких же прелестных, как и вы, мадмуазель.

    – Спасибо, месье Жак! – поблагодарила девушка, с улыбкой принимая букет. – А кто этот таинственный незнакомец?

    – Возможно он сам вам представиться в письме, которое он лично вложил в букет.
 
    Раздираемая любопытством, она достала белый конверт, привязанный голубой ленточкой к одному цветку, и дала букет обратно почтальону, чтобы он подержал его, пока она читает письмо.

    Но в конверте было вовсе не письмо, а фотокарточка…

    Элизабет вздрогнула, словно её окатили холодной водой, губы её задрожали от волнения, – в руках она держала ту самую фотографию, которую в Солдатском поле Колумбии сделал старый фотограф Руперт, где была Элизабет и был Джон…

    – Кто вам дал этот букет? – дрожащим голосом спросила девушка.
В её глазах мелькнули огоньки надежды.

    – Я же говорю, что какой-то незнакомец. Он был хорошо одет…  кажется, он говорил, что он путешественник и только сегодня прибыл из Рима. Мадмуазель, – заметил он, – посмотрите, ведь на оборотной стороне что-то написано.

    Трясущимися руками она перевернула фотографию и прочла:

    «Мадмуазель Элизабет, если вы всё ещё желаете встретиться с теми, над кем неподвластно пространство и время, то приходите сегодня в шесть часов вечера на смотровую площадку третьей платформы Эйфелевой башни.
               
                Другое Отражение»

    – Какой сейчас час? – спросила девушка.

    – Девять утра, мадмуазель. У вас ещё уйма времени. 

    – Спасибо, месье Жак! – вновь поблагодарила Элизабет и спешно направилась в дом. – Я вас больше не смею задерживать.

    – Мадмуазель, не забудьте букет!

    – Ах, да!

    Девушка взяла букет и побежала обратно в столовую, где её ждала семья.
Озабоченный и вместе с тем оживший вид Элизабет, удивил и обрадовал родителей, которых настораживало мрачное настроение их дочери, преобладающее в последнее время. Девушка показала им букет и сообщила о том, что ей назначено свидание на шесть часов; фотокарточку она предусмотрительно спрятала в кармане.

    Десять часов ожидания показались вечностью для девушки, получившей неожиданное известие и с нетерпением ждущей нужного часа; в половине пятого она вышла из дома и на такси добралась до центра города.

    Без пяти минут шесть, Элизабет уже поднялась на лифте на третью платформу Эйфелевой башни; смотровая площадка была переполнена людьми, которые пришли полюбоваться отсюда красивым багровым закатом над осенним Парижем.

    В этот самый момент неожиданно пошел снег, первый снег, сообщающий о скором приходе зимы.

    Несколько минут Элизабет искала глазами того, кто прислал ей букет и фотографию, а затем наконец увидела молодого человека, одетого в дорогой костюм и шляпу; он стоял к ней спиной, лицом к уходящему на запад солнцу, одной рукой взявшись за перила, а в другой держа карманные часы, – он смотрел на циферблат.
 
    Немного в стороне от него стояли рыжеволосые близнецы и, листая книжку в белом переплёте с нарисованными снежинками, громко читали вслух один отрывок:

    – «В это-то время в огромные ворота, которыми были буйные ветры, входила Герда. И перед нею ветры улеглись, точно заснули. Она вошла в огромную пустынную ледяную залу и увидела Кая. Она тотчас узнала его, бросилась ему на шею, крепко обняла его и воскликнула: – Кай, милый мой Кай! Наконец-то я нашла тебя!».

    – «Но он сидел все такой же неподвижный и холодный. И тогда Герда заплакала; горячие слезы ее упали ему на грудь, проникли в сердце, растопили ледяную кору, растопили осколок. Кай взглянул на Герду и вдруг залился слезами и плакал так сильно, что осколок вытек из глаза вместе со слезами. Тогда он узнал Герду и обрадовался: – Герда! Милая Герда!.. Где же это ты была так долго? Где был я сам? – И он оглянулся вокруг. – Как здесь холодно, пустынно!

    – «И он крепко прижался к Герде. А она смеялась и плакала от радости. И это было так чудесно, что даже льдины пустились в пляс, а когда устали, улеглись и составили то самое слово, которое задала сложить Каю Снежная королева».

    – Вечность!

    – Вечность…