Зелёный мир. Часть вторая, в которой сходит с ума

ЧАСТЬ ВТОРАЯ, в которой сходит с ума мой психотерапевт

Почему в больницах такой ужасный свет? Жёлтый, лихорадочный и трясущийся. И потолки такие высокие, что невольно ощущаешь себя меньше, чем человеком. Проработав в больнице тринадцать лет, доктор Хидеков так и не смог привыкнуть к этим особенностям рабочего места. Хуже всего было, когда работать приходилось в здании первой горбольницы. Оно было старой, дореволюционной постройки с потолками высотой метров пять, а может быть и выше. Место какое-то злачное, хотя и центр города, и главный проспект в пятидесяти метрах.

Сегодня вообще всё не заладилось с самого утра. На пятиминутке у главврача пропесочили, погода осенняя, хотя на календаре май, да ещё этот насморк, температура поднялась. Знобит. А отопление уже дня три как отключили – в больнице разве что пар изо рта не идёт. Зубодробильная холодрыга. И зачем, зачем он согласился заехать после работы к Антонине Ивановне?

В какой-то момент Игорь Викторович даже хотел позвонить Антонине Ивановне и отменить встречу, но работы было много, и Хидеков никак не мог улучить момента на звонок. А вечером, когда поток пациентов схлынул, позвонила бывшая жена, как обычно, испортила и без того ужасное настроение, так что Игорь Викторович решил всё-таки сходить к Антонине Ивановне. Хотя бы немного развеется, тем более, что её дочь была довольно приятной пациенткой – тихая, доброжелательная, открытая девушка. Всё бы ничего, но диагноз у неё шизофрения.

Доктор добрался до места назначения минут за двадцать. Из машины выходить не хотелось – в ней был включен кондиционер, прогревший воздух до комфортной температуры, но Хидеков никак не мог согреться.

— Ванну бы принять горячую,— пробормотал он, открывая дверцу машины навстречу влажному, холодному воздуху.

Антонина Ивановна встретила его радостной улыбкой, которая преобразила её замученное бессонницей лицо. Игорь Викторович был с ней знаком очень давно, с детства. Она одно время преподавала что-то в вечерней школе, где учился его отчим. Отчим её очень уважал, и когда у дочери Антонины Ивановны начались проблемы с головой, попросил Игоря "посмотреть" девушку. Игорь посмотрел, несколько раз принимал её, но девушка перестала посещать Игоря, так что он упустил её из виду на несколько месяцев. Так как она не представляла угрозы обществу, то Хидеков не стал навязывать лечение, и был сильно удивлён, когда позвонила Антонина Ивановна и попросила принять её дочь снова. Хидеков согласился. Антонина Ивановна заметно повеселела, и как-то так неуловимо настояла на том, чтобы Игорь заехал к ним вечером на ужин. "Вот, приехал,- недовольно думал Игорь, шагая к подъезду, - Зачем, зачем я только согласился?"

— Здравствуйте, Антонина Ивановна,— поздоровался он, входя в светлую и тёплую квартиру.

— Здравствуй, Игорь. Ты прости, что я  уговорила тебя заехать к нам, - захлопотала вокруг него Антонина Ивановна, - Но тащить Лену в такую погоду в больницу очень трудно. Сам понимаешь, она вся в гипсе.

— Как так получилось? - Игорь удивился, но виду не подал.

Антонина Ивановна всплеснула руками и понизила голос:

— Может быть, пройдём на кухню? Я тебя чаем напою, ты же с работы. У меня и борщ есть. Будешь? За одно и расскажу…

— Не откажусь. И от чая, и от борща,— чуть улыбнулся Игорь Викторович, снимая куртку.

Всё равно дома есть нечего.

Антонина Ивановна заметалась по кухне, собирая на стол, и параллельно тем же приглушённым голосом рассказывала о своём горе:

— Она у меня умница – устроилась на хорошую работу. Мне показалось, что всё наладилось. Понимаешь, она вела себя так спокойно и уверенно, смеяться стала. Поэтому я и не стала паниковать, когда она отказалась от твоей помощи. Но две недели назад, как раз после Дня Победы, мне позвонили из больницы… Знаешь, военный госпиталь на Сибирской?

Хидеков кивнул.

— Оттуда позвонили. Сказали, что Лену оперируют. Мы с мужем туда сразу поехали. Долго выясняли, что произошло. Там такой бардак! Но выяснили, что Лена упала откуда-то, а нашли её в лесу у Академгородка. Бабушка какая-то шла на дачу тропинкой через лес и наткнулась на Лену. Скорую вызвала, а те привезли Лену в госпиталь этот. Оказалось, что у неё перелом предплечья, трещина в ребре и ключица сломана. Загипсовали её от шеи до живота. Когда Лена от наркоза отошла, стали её спрашивать, откуда она упала. А она молчит. Отец уже и ругался с ней, и грозил – ни в какую. Забрали её через неделю домой. Она лежит себе, смотрит в потолок. Не читает, и телевизор не смотрит. Просто лежит. Иногда только спросит что-нибудь странное – и опять в потолок глаза поднимает.

— Странное – это, например, что?— прожевав, спросил Хидеков.

— Всякое. Например, вчера она отца спрашивала, как делают стёкла. Меня спрашивала, умею ли я лазить по деревьям. Причём так досконально всё выспрашивает – просто не знаешь, как ответить. Требует, чтобы я купила книгу «Сделай сам» и Большую Советскую энциклопедию. Это нормально?

— При её диагнозе – да. Но я хотел бы сначала с ней пообщаться. Сейчас, чай только допью. Борщ очень вкусный, спасибо. Давно такого наваристого борща не ел.

— Ну что ты! — смущённо отмахнулась Антонина Ивановна.

Хидеков минут десять пил горячий чай, два раза просил добавки, чувствуя, как отпускает внутренняя дрожь, как теплеют кончики пальцев. После еды ему стало гораздо лучше. Даже злость на бывшую жену прошла. Осталась только застарелая обида на неё где-то на краю сознания. Но Хидеков привык уже к этой обиде, свыкся с неизбежностью оказываться виноватым без вины при разговоре с женщиной, которую он пять лет называл своей женой. Так что к разговору с пациенткой он был вполне готов.

Ленина комната была маленькой, узкой и какой-то скучной. Хидеков ожидал увидеть что-то женское в этой комнате – рюшечки, бантики, плакаты с кумиром или с котятами, цветы, розовые обои – хоть что-нибудь. Но комната была безупречно безликой. В такой мог бы жить какой-нибудь дедушка, или заезжий родственник, остановившийся погостить на неделю-две. Единственное, что делало комнату хоть немного обитаемой на вид – это одинокая детская наклейка на шкафу с изображением снежного барса размером три сантиметра на пять.

Лена лежала на кровати и с удивлением глядела на вошедшего в комнату доктора в сопровождении матери.

— Здрасте,— поздоровалась она и приподнялась с подушки. Загипсованная рука торчала перед нею, как клюв у птицы-тукана.

— Здравствуй,— поздоровался доктор,— я смотрю, ты решила бросить работу.

Он знал, что надо начинать разговор с чего-то реального, будничного. Так его научили ещё в университете, а потом на практике закрепилось самой жизнью. С пациентами он умел работать. А вот в обычной жизни он оказывался полным неудачником. Бывают же счастливые люди! Чего же он не такой?

Лена села окончательно, посмотрела на Хидекова с некоторой неприязнью – вопрос ей не понравился.

— Я на больничном.

— Ну, тогда всё в порядке. Можешь лечиться в своё удовольствие.

— Простите, не знаю, зачем вас пригласила мама… Я чувствую себя хорошо. По крайней мере, я не думаю, что нуждаюсь в помощи психиатра.

Хидеков обернулся на Антонину Ивановну, удивился тому, что она всё ещё находится в комнате.

— Вы идите. Мы сами пообщаемся,— отправил её за дверь Игорь.

Подождал, пока дверь плотно закроется, молча пододвинул стул к кровати Лены и сел. Так же молча достал из своей сумки тетрадь и ручку, положил их рядом с собой на стол.

— Нуждаетесь вы в моей помощи или нет – это мне решать,– наконец, проронил он, вперивая взгляд в худое Ленино лицо.

—… конечно, не мне,— тихо и злобно добавила Лена,— я вообще ничего решать не имею права.

Хидеков улыбнулся, достал из кармана брюк бумажный носовой платок, высморкался.

— Извините, - буркнул он, пряча платок на место, - Проблемы родителей и детей никто никогда не решит. Я, кстати, поговорю с вашей мамой, чтобы она не сильно вас в свободе ограничивала.

— Не думаю, что это поможет,— мрачно процедила Лена.

— Мало ли. Вдруг поможет. Ты вообще к пессимистам себя относишь или к оптимистам?

Лена посмотрела на него с несколько бестолковым выражением, даже не заметив, что доктор сменил "вы" на "ты".

— К оптимистам, наверное. Хотя в последнюю неделю у меня мало поводов для оптимизма.

— И кого в этом собираешься обвинить?

— Никого,— буркнула Лена.

— В какой-то степени я тебя понимаю. С родителями жить тяжело. Но попробуй посмотреть на это с другой стороны – тебе не надо готовить еду, убирать, стирать. Не надо лишний раз вставать – тебе, я смотрю, даже еду сюда приносят,— Хидеков кивнул на стол, на котором стояла кружка с остывшим чаем и пол пакета сушек.

— Это я сама стащила,— отводя взгляд, сказала Лена.

— Я, кстати, тоже люблю что-нибудь грызть, когда читаю на диване. Ты сейчас читаешь?

— Нет. То, что я хочу читать мне недоступно. У родителей нет этих книг. А компьютер родители вообще не дают, считают, что он мне вреден,— Лена вскинула глаза на Хидекова,— Поговорите с ними, пожалуйста. Пусть компьютер отдадут. Иначе я вообще тут с ума сойду.

— Хорошо, я поговорю на счёт компьютера. Может, тебе книгу какую-нибудь принести?

— Было бы не плохо. Я уже просила у родителей книгу «Сделай сам». И энциклопедии по прикладной физике и химии не помешали бы.

— Довольно странный выбор литературы. Мне позволено спросить, зачем тебе именно эти книги?

— А я могу не отвечать на этот вопрос?

— Если не хочешь – не отвечай.

— Тогда я не буду отвечать.

Лена помолчала, глядя, как Хидеков что-то записывает в свою тетрадь. Игорь Викторович поднял на Лену глаза и откинулся на спинку стула.

— Лен, ты догадываешься, почему твоя мама попросила меня приехать?

Лена недовольно поморщилась.

— Догадываюсь. Что она Вам наговорила?

— Не «наговорила». Рассказала.

— Не важно. Её насторожила моя просьба. Видимо, поэтому она с Вами и связалась. Она никогда мне не верила. Не умеет она мне доверять. Странно, да?

— О какой просьбе ты сейчас говоришь?

Лена усмехнулась.

— Я попросила её увезти меня в Академгородок прогуляться.

— А почему именно в Академгородок?

— А там лес красивый. Кстати, помните, Вы просили меня найти сосну с раздвоенным стволом и рябиной посередине?

Хидеков кивнул, хотя слабо припоминал, о чём он говорил с Леной в прошлый раз.

— Я нашла её,— весомо сказала Лена, глядя Хидекову в глаза.

— Нашла?— Хидеков быстро пролистал тетрадь, ища свои записи по последнему разговору с Леной.

— Да. Игорь Викторович, а Вы верующий человек?

Хидеков, уже успевший по диагонали прочитать пару абзацев из последнего разговора с Леной с трудом понял суть её вопроса.

— А какое это имеет отношение к сосне?

— Самое прямое. Так Вы верующий?

— Трудно ответить.

— Да бросьте Вы! На такие вопросы очень легко отвечать. Всего два возможных варианта ответа. Я же не спрашиваю Вас, во что Вы верите. Меня интересует только сам факт наличия веры в Вашей голове. Врачи обычно атеисты.

— В таком случае, я скорее верующий. Объясни теперь, какое это имеет отношение к сосне? Насколько я помню, сосна у тебя ассоциировалась с переходом в другой мир?

— Верно. Но только всё не так просто, как мне тогда казалось. Я многое успела понять за эти дни заточения. Мне больше нечем заняться – можно только переваривать полученную ранее информацию. Я действительно нашла этот переход в Зелёный мир. И я хочу опять туда вернуться.

— То есть, ты была в Зелёном мире? А как же тогда получилось, что ты опять оказалась здесь, да ещё и с переломами?

Лена задумчиво посмотрела на доктора, который в этот момент вновь вытирал нос. Казалось, она обдумывала целесообразность дальнейшего разговора, или подбирала нужные слова.

— Я вернулась, потому что мне там было одиноко, и мне хотелось, чтобы туда со мной ушли близкие мне люди. Я знаю, я могу провести туда людей. А переход в этот Серый мир связан с… Связан с некоторыми трудностями, к которым я была не готова. И вот результат,— Лена кивнула головой на свою торчащую вперёд руку.

— Тебе хочется опять вернуться в Зелёный мир?

— Да. Он совсем не похож на наш.

— Ты там принцесса?

Лена посмотрела недоумённо на Хидекова.

— Что за чушь! Там не может быть никаких принцесс!

— Почему?

— Потому что! Они там ни к чему.

— Расскажи подробнее.

— Зачем? Игорь Викторович, а хотите, я проведу Вас туда?

— Меня? — Хидеков рассмеялся,— не думаю, что мне удастся туда попасть.

— А Вы не думайте. Просто давайте проведём научный эксперимент. Можете потом написать про меня докторскую диссертацию,— улыбнулась Лена.

— И всё же. Мне бы хотелось сначала быть уверенным, что я действительно хочу в этот Зелёный мир. Может быть, мне там не понравится.

— А может, понравится. Что Вы теряете, Игорь Викторович? Согласитесь, Ваша жизнь в Сером мире далека от совершенства. У Вас есть дети?

— Да.

— Вы бы хотели, чтобы у них была жизнь, похожая на Вашу?

— Пожалуй, нет,— невесело усмехнулся Игорь.

— А знаете, в чём проблема? Знаете, почему этот мир стал Серым?

— Наверное, ответы на эти вопросы знаешь ты.

— Наверное,— криво улыбнулась Лена,— всё дело во власти. В людях, которые стремятся к власти. Кто-то тиранит только своих близких, оказавшихся в его воле. Кто-то демонстрирует свою власть над животными. А кто-то тиранит целые народы. Не важен масштаб. Суть одна. Всё дело именно в людях, упивающихся властью. Исключим этих людей из общества – и мир преобразится.

— В Зелёном мире, как я понимаю, нет власти?

— Верно понимаете,— кивнула Лена, воодушевившись,— Зелёный мир пошёл по другому пути развития. В нашем Сером мире разум достался одному биологическому виду, который теперь старательно разрушает биосферу, я уже не говорю о себе подобных. А в Зелёном мире разум оказался во всём. Он связывает биоту в единый разумный организм, цель которого – рациональное использование имеющихся ресурсов.

Хидеков приподнял брови.

— Сложная формулировка, уважаю.

Лена смущённо опустила глаза и продолжила объяснения, уткнувшись взглядом в свои руки.

— Вот, например, возьмём естественный отбор. В нашем Сером мире он происходит следующим образом: есть десять зайцев, волк скушает самого слабого из этих десяти зайцев, значит, потомство смогут дать наиболее сильные зайцы. Из этого потомства волк опять съест самых слабых. Останутся сильные, которые в свою очередь принесут потомство. И так далее. Одновременно, слабый волк не сможет угнаться за сильными зайцами, и погибнет от голода. Выживет и принесёт потомство тот волк, который сможет поймать зайца.

— Понятно, теорию эволюции я читал.

— В этом-то вся соль. Наш мир не заботится ни о слабых зайцах, ни о голодных волках, и о брошенных детях он тоже не заботится. А ведь мог бы и позаботиться. Не лучше ли было бы взять определённую территорию, рассчитать, сколько может прокормиться тут зайцев и заселить её именно этим количеством зайцев? А когда придёт момент какому-то зайцу погибнуть, просто забрать его жизнь без всяких мучений, а его бренное тело отдать проживающему по соседству волку. А вместо ушедшего в небытие зайца, пусть зайчиха родит маленького зайчонка. И так по кругу. Это я упрощённую схему даю, на самом деле всё это невероятно сложно, ведь пищевые цепочки очень длинные и включают в себя бактерии, растения, грибы, травоядных, хищников, насекомых, и тэ дэ. Этот мир как бы подстраивается под каждого своего жителя.

— Но тогда зайцы не будут зайцами. Это будут толстые медлительные существа. А волки превратятся в шарики с зубами.

— Вы забываете, что Зелёный мир разумен. На голодного волка не свалится с неба заячья тушка. Он должен будет выполнять свою роль – обречённого на гибель зайца ещё найти надо, да и остальных зайцев он обязан гонять, чтобы не засиделись на месте. Этакий волшебный пендель для зайцев в виде голодного волка, извините за выражение. Кроме того, право на размножение получают только наиболее приспособленные особи. Это право определяется не самим организмом, как в нашем Сером мире, а общей мировой целесообразностью.

— Это ж какие мозги надо иметь, чтобы за всеми уследить, - усмехнулся Хидеков, ставя в своей тетради новые пометки.

— А Вы не смейтесь. Это на наш с Вами взгляд невероятно трудно и непонятно. Но я думаю, в Зелёном мире есть какая-то структурность, которая позволяет управлять биотой в нужном общем направлении. Мне трудно судить, я провела в Зелёном мире всего несколько недель, но, думаю, у них есть что-то вроде Книги Судеб.

— Эм-м-м,— не понял Игорь.

В какой-то момент он перестал быть психотерапевтом, забыл о том, что Лена – всего лишь его пациент, и полностью погрузился в дискуссию. Словно наткнулся на интересный фильм.

— Ну, конечно, это не книга в прямом смысле слова. Но мне кажется, в Зелёном мире есть какой-то банк данных, в котором прописывается, сколько должен просуществовать тот или иной организм, и какую работу он должен выполнить.

— То есть, в этом мире всё… А-апчхи-и! Извини… В этом мире всё предначертано?

— Будьте здоровы, не болейте, - вежливо произнесла Лена, сделав зачем-то какое-то хватательное движение рукой, - Нет, вы не правильно меня поняли,— нахмурив брови продолжила она,— В Зелёном мире всё СПРАВЕДЛИВО. Там это не просто абстрактное понятие человеческого разума, не просто звуковой набор, означающий «жизнь с правдой», «без лжи». Здесь, в Сером мире это слово как-то совсем поистаскалось и вызывает скорее брезгливую гримасу (вы, кстати, сморщились на это слово), нежели воодушевление и просветление. В Сером мире нет справедливости, и никогда её не было.

— Уж так-таки и никогда? А как же законы, которые несут в себе справедливость?

— Хих, не смешите меня,— Лена усмехнулась,— наши законы могут быть суровыми, недоработанными, с поправками, жестокими, лояльными, дырявыми. Какими угодно, только не справедливыми. Потому что закон рассматривает правонарушения. Почувствовали разницу?

— Прости, не уловил.

— Эмм,— потянула Лена, задумавшись,— действительно, грань очень тонкая, но крайне важная. Если подумать, то и справедливость – это не совсем правильное слово, применительно к Разуму Зелёного мира. Есть ведь три понятия – правда, честность и истина. Правда у каждого своя и это понятие весьма относительное, тем более, что правдой пользуются только люди. Правда – она же связана со словом править. И поговорок куча на эту тему. Начиная с «кто сильнее тот и прав» и заканчивая «кривая правда прямое скривит», - Лена невесело рассмеялась, и продолжила уже медленно, вдумчиво, останавливаясь после каждой фразы, словно успевая обдумывать не только то, что она хотела сказать, но и ещё многое другое, - Честность – это вообще понятие социальное, так что опять-таки людское. Честь, которую мы бережём смолоду, всего лишь наша хорошая репутация в определённых социальных кругах. Вот истина – это примерно нужное понятие. Она не зависит от капризов восприятия человека. Она просто есть. Так что не Справедливость правит бал в Зелёном мире. Там правит Истина. И, поверьте, по истине жить гораздо приятнее, чем по человеческой правде.

- Спорить не буду, - кивнул Игорь Викторович, - всё это очень тонко. А почему ты решила, что сможешь провести людей в Зелёный мир? Вдруг они начнут вмешиваться в обычное течение жизни Зелёного мира и разрушат всю его идеальность?

- Не разрушат. Потому что не каждый туда сможет попасть. В Зелёный мир может пройти только Стражник, либо тот, кого возьмёт с собой Стражник. Я не знаю, сколько в Сером мире сейчас живёт Стражников, но предполагаю, что очень мало, видимо, около сотни на все человеческие миллиарды.

- И ты – Стражник? – полуспросил Игорь, делая какую-то пометку в своей тетради.

- Верно, я Стражница. Поэтому круг призванных в Зелёный мир не может быть большим. Не более миллиона человек. Согласитесь, это очень мало.

- А кого бы ты, кроме меня, разумеется, пригласила бы в Зелёный мир?

Лена задумчиво улыбнулась.

- Тут не всё сводится к моим желаниям. Видите ли, я могу взять, к примеру, какую-то абстрактную женщину, но её взрослого сына, разгильдяя и злодея, брать откажусь. Согласитесь, вряд ли мать бросит своего сына в Сером мире…

- И всё-таки, если бы все согласились…

- Я поняла Вас,- кивнула Лена, проследив глазами за рукой Хидекова, сжавшей авторучку и замершей над чистым листом тетради, - родителей взяла бы, пару друзей с их семьями, двоюродных братьев с их девушками, с работы одну женщину, терапевта моего, и тех кого перечисленные люди захотели бы взять с собой. Конечно, не всех, а только тех, кто сможет жить в Зелёном мире.

Хидеков быстро записал за Леной, следующий вопрос у него уже был готов.

- А кто будет решать, сможет человек жить в Зелёном мире или нет?

- Я привезла с собой из Зелёного мира способность распознавать стремление к власти. Если такое стремление у человека есть – он не сможет существовать в мире, где вся власть давно уже забрана общим разумом.

- Хм, а ты не думаешь, что когда-нибудь и в том мире будут рождаться дети со стремлением к власти?

- Нет. Про детей я отдельно думала. Если в Зелёном мире размножение подчинено некой системе, значит, и человек не сможет иметь детей тогда, когда ему этого захочется. Будут рождаться только дети, которые изначально пригодны для проживания в Зелёном мире. Есть тут один нюанс – это дети из детских домов. Я бы хотела как можно больше таких детей перевести в Зелёный мир. Многие пары будут счастливы иметь приёмного ребёнка. Да и детям в Зелёном мире будет гораздо лучше, чем в этом кошмаре.

- Понятно. А теперь объясни мне вот что: зачем тебе понадобилась книга «Сделай сам»?

Лена ухмыльнулась.

- Странноватая просьба, да?

- Более чем, - улыбнулся в ответ Игорь.

- Можно встречный вопрос?

- Если он приведёт нас к ответу на мой вопрос – тогда можно.

- Приведёт, не сомневайтесь. Вы знаете, как построить шкаф, если у Вас есть только необработанный лес-кругляш?

- Ну… Я не пробовал, конечно, но можно было бы попытаться…

- А как устроить водопровод, если нет центрального водоснабжения, а ванную и душ принимать всё равно хочется? Или, как смастерить из природного материала зубную щётку? Или как построить мост через речку? Или как сделать прозрачное стекло? Или элементарную железную ложку? А Вы задумывались, Игорь Викторович, какое это не простое дело – сделать хороший стальной нож?! Я уж не говорю о всякой мелочи типа гвоздей, саморезов, телеги. А крыша у дома – это вообще отдельная песня.

- Так в Зелёном мире же всё волшебно! Сказал – хочу дом – вот тебе дом!

Лена заразительно рассмеялась, и Хидеков улыбнулся вслед за ней.

- Фиг вам, а не дом! Этому всеобщему разуму надо всё разумно объяснять. Думаю, со временем я смогу несколько упростить быт с помощью специально запрограммированных на определённое волшебство предметов обихода. Ещё есть вариант с поиском универсальных формул, приводящих к необходимому действию. Но пока что приходится всё популярно раскладывать на простые действия. А я совершенно не знаю ни способов ковки, ни способов плавления стекла, да и со строительством у меня туго.

- Как всё не просто, - покачал головой Игорь.

- Да, не просто. Поэтому, если я начну приводить в этот мир людей, придётся организовывать школу для начинающих. Работы – непочатый край. Так что решайте сами, хотите Вы пойти со мной или нет.

- А назад вернуться можно?

- Можно, доктор. Но не всегда. И не всем. Сейчас я понимаю, каким образом работают Врата в Зелёный мир, так что с уверенностью могу гарантировать – более чем недельной задержки в Зелёном мире быть не может.

- А почему, как ты думаешь, в Зелёном мире ты можешь колдовать, а здесь, в Сером мире, нет?

- Мне трудно говорить с уверенностью. Я слишком мало была в Зелёном мире, и слишком недавно я начала осмысливать происходящее. Но мне кажется, что Серый мир просто умер.

- Как умер? – не понял доктор.

- Просто умер и всё. Наверное, когда-то давно Земля тоже представляла собой живой организм со своим Разумом. Но что-то получилось не так, и Разум погиб, и на смену ему пришёл естественный отбор, а с ним страдания, болезни и злость. Хотя, может быть, Земля никогда и не была живой. У слова «мёртвый» ведь есть два смысла – «умерший» и «неживой».

- А в чём разница?

- Доктор, вы опять меня удивляете, - улыбнулась Лена, - вы же профессионально должны чувствовать тонкие грани смысла.

- Видимо, плохой из меня доктор, - сдержанно рассмеялся Хидеков.

- Видимо, плохой, - кивнула головой Лена, - Умерший – это тот, кто был живым, а потом умер. А неживой не обязательно был живым когда-то. Камень – он тоже неживой. Хотя, камень – это плохой пример. В Зелёном мире камни тоже живые.

Минут через сорок Хидеков забрался в свою машину, повернул ключ зажигания, и в лицо ему резко ударил холодный воздух из воздуховодов печки. Он быстро укрутил мощность подачи воздуха до минимума, давая мотору прогреться, увидел на пассажирском сидении скомканный носовой платок, попытался шмыгнуть носом и только теперь заметил, что ни насморка, ни головной боли, ни першения в горле у него нет. Доктор Хидеков Игорь Викторович был совершенно здоров.


На следующий день его отправили в командировку. На курсы повышения квалификации. На три недели.

Дни пролетали как секунда, обучение, общение, семинары, практические, экскурсии – всё это занимало весь световой день, и лишь под вечер Игорь возвращался в свой гостиничный номер, который делил с молчаливым пятидесятилетним мужчиной. В тишине к нему возвращалась способность анализировать и мыслить, и Игорь снова и снова погружался в странный разговор с Леной. Он доставал тетрадь с записями разговора, на сотый раз перечитывал свои заметки, и не раз ловил себя на том, что сидит над тетрадью совершенно неподвижно, и мечтает, как подросток. С одной стороны, всё в этой галлюцинации Лены было понятно – она просто из тех людей, которые болезненно относятся к ответственности и готовы переложить ответственность со своих плеч на чужие. А в её Зелёном мире вся ответственность оказывается на этом Всеобщем Разуме.

С другой стороны, Игорь сам половину жизни отдал бы, лишь бы оказаться в тихом домике у ручья посреди бескрайнего леса без всяких средств коммуникации. Да ещё бы Саша с Викой были рядом.

«А что тебе, собственно, мешает осуществить эту мечту? – спрашивал у него его Внутренний Голос, - ты в любой момент можешь бросить всё, и уехать жить в какую-нибудь глубинку. Продать квартиру, а на вырученные деньги взять землю в лесхозе, построить там избушку, закупить хозяйство – кур там, кроликов, свиней, белую козу (да-да, обязательно козу, без козы – вообще не вариант), инструменты и заняться резьбой по дереву, которую так любил в юности. Всё общение с внешним подлым миром свести только к закупке соли и иголок, которые мог бы приобретать на вырученные с продажи резьбы деньги».

Идея ему нравилась с каждым днём всё больше и больше. И если сначала он ещё мог возразить самому себе, что его в этой серой жизни удерживают дети, врачебный долг и долг сыновний, то уже к окончанию командировки Игорь вообще перестал понимать, почему он сию же секунду не даёт объявление о продаже квартиры. Он пытался анализировать свои мысли, желания и чувства. В какие-то моменты он отлично понимал, что у него начинается социофобия, что он устал от проблем в личной жизни. Ему было необходимо сбросить ярлык «никудышного» отца и мужа. Ему претила каждая встреча с коллегами на работе, и этот вечно мигающий свет в кабинете, и эти четыре стены квартиры. И телевизор с его вечно трагическими новостями, и деньги в карманах – всё это он ненавидел и жил со всем этим.

Игорь не торопился осуществлять свою безумную мечту, хоть и уговаривал себя, что не такая уж эта мечта и безумная, что есть люди, которые избрали для себя одиночество, жизнь в глухих уголках нашей многострадальной планеты. Так почему бы и ему не выбрать ту же дорогу? Почему он обязан вставать ежедневно в шесть утра, пить гадкий растворимый кофе, бриться, одеваться, ехать на работу, тихо злиться на начальство и психовать на мигающую лампу, потом опять тащиться домой, пялиться одну половину вечера в телевизор, а вторую – в компьютер? А потом спать, чтобы завтра снова проснуться в шесть утра и выпить гадкий растворимый кофе. Кому он обязан? Чем?

Дети видят его раз в две недели. Что изменится, если они будут видеть его раз в месяц? С родителями он общается раз в месяц. Будет общаться реже, что с того? Зато он обретёт мир с самим собой, будет вскапывать огород, будет чистить зимой лопатой снег около дома, будет вырезать узоры на податливой и пахучей древесине.

Так прошёл июнь и уже подходил к концу июль, а Игорь Викторович никак не мог решиться и сделать шаг в неизвестность, предпочитая каждый божий день злиться на самого себя, на собственное бессилие и нерешительность.

Но тем вечером всё пошло не совсем так, как случалось обычно.

Звонок раздался довольно поздно, в одиннадцатом часу вечера. Он уже проводил Сашу и Вику, которые гостили у него в тот день до машины жены, и получил от неё обычную порцию ядовитых замечаний в свой адрес. Так что настроение было, мягко говоря, не очень.

Взяв трубку телефона, Хидеков прежде всего услышал разговор мужчины и женщины, не имевший к нему отношения. На его решительное «Алло! Я слушаю!» диалог прервался, и в трубку быстро заговорила женщина, Антонина Ивановна.

- Алло! Игорь, прости, что я так поздно, но участковый настоял, чтобы я тебе позвонила.

- Ничего страшного, Антонина Ивановна, - быстро соображая, при чём тут участковый, ответил Игорь, - я слушаю вас.

- Она опять пропала. Уже три дня, как её не можем найти. Я вчера позвонила в милицию, мы опросили её друзей, коллектив на работе, но никто ничего не знает…

- Да кто, «она»?

- Лена, Леночка моя! Игорь, я уже не знаю, что делать…

- Антонина Ивановна, вы можете позвать к телефону участкового?

- Да, конечно, - удручённо ответила Антонина Ивановна.

Голос у участкового оказался приятным. Игорь тут же представил себе своего собеседника – невысокого худощавого молодого мужчину с грустными глазами.

- Здрасьте. Старший лейтенант Авдеев. Мне тут сказали, что Вы лечили пропавшую. Психолог?

- Нет, психиатр, - машинально поправил участкового Игорь.

- Эта Лена состояла на учёте в психбольнице?

- Да. Она проходила курс психотерапии.

- У Вас есть предположения, куда она могла уйти?

Хидеков задумался. Собственно говоря, у него была идея, куда могла пропасть Лена. Но стоило для начала придумать, как эту идею втолковать служителю закона. Старлей терпеливо ждал его ответа.

- Лена уже пропадала пару месяцев тому назад. Тогда её нашли в окрестностях Академгородка. Вы не пробовали искать её там же?

- Пробовали. Весь район осмотрели – ничего не нашли.

- Тогда у меня больше нет предположений.

- Спасибо, продиктуйте свой телефон, чтобы мы могли связаться с Вами, если Вы нам понадоби…

- Погодите! – остановил старлея Игорь, - а можно я тоже посещу то место, где в прошлый раз нашли Лену?

- Это ещё зачем?

- Не знаю. Но мне кажется, что искать её надо именно там. Она не могла пойти куда-либо ещё. Она шизофреник, предполагать что-либо в её поведении сложно. Но в последний наш сеанс она бредила возвращением к двуглавой сосне. Понимаете, там где-то есть сосна с раздвоенной вершиной. Спросите у Антонины Ивановны, сняли ли Лене гипс с руки?

- Да, сняли, - отозвался Авдеев, - за день до того, как она пропала.

- Тогда всё точно – она опять полезла на эту сосну.

- Зачем?

- Не могу Вам объяснить. Думаю, это относится к врачебной тайне.

- Гм. Но её в том районе не обнаружили.

- Давайте встретимся там. Может, я смогу помочь, всё-таки.

- Тогда завтра в 10 утра, на остановке Академгородок.

- До того места, где её нашли в прошлый раз там далеко?

- Нет, минут десять по лесу. За школой тропинка начинается, там её искали…

Игорь прошёлся по комнате, посмотрел в алеющее догорающим закатом окно. Погода стояла замечательная - в открытое окно задувал тёплый ласковый ветерок. Такие вечера не каждое лето случаются в Томске. Так что Игорь решил, что раз уж ночь ему в любом случае предстоит бессонная, то прогулка по экологически чистому району города – это как раз то, что позволит скоротать время.

Через двадцать пять минут он подъехал к началу тропы, которая вела к раздвоенной сосне. В лесу было темно, так что Игорь вооружился фонариком и смело двинулся в путь.

Тропа петляла меж деревьев, в ложбинках искрилась от влаги. Растения в голубоватом свете светодиодного фонарика тускло отсвечивали, стеной окружая Игоря.

Он узнал нужную поляну по истоптанности. Видимо, полиция тут под каждой былинкой искала Лену, хотя травяной пояс вокруг ствола мощной сосны был не тронут. К сосне милиционеры ближе, чем на пять метров не подходили. И, конечно, ступени, прибитые вкривь и вкось, никто не осматривал.

Хидеков задрал голову вверх, сопроводив взгляд светом фонаря. М-да, высоковато. Удивительно, как Лена эти ступеньки прибить умудрилась?!

Пристроив фонарик на лоб, Игорь полез вверх, стараясь не думать, зачем он это делает. Есть такие ситуации в жизни, когда лучше не думать. Прищемив пару пальцев, измазавшись в смоле, он достиг развилки, чуть не выдрав при этом рябинку. Посмотрел вниз, протянул вперёд руку. Ничего. Фонарик выхватывал из темноты круглое пятно травы под сосной.

- В чём же тут дело? – спросил сам себя Хидеков, чтобы разогнать гнетущую тишину и собраться с духом, - Кажется, я сошёл с ума...

Он ещё немного постоял, прислушиваясь к бешено колотящемуся сердцу.

- Спецназ приземляется на ноги и перекатывается через плечо, - продекламировал Игорь и сиганул вниз.

И повис. Сначала сердце ёкнуло, потому что было полное ощущение, что он продолжает падать, но уже через долю секунды Игорь сообразил, что он не падает, а трепыхается в обступившей его тёмной пустоте. Игорь перестал дёргаться, постарался понять, где тут верх, а где низ, но так и не понял. Кровь шумела в ушах, глаза тщетно пытались увидеть хоть что-нибудь. Руки обшаривали пространство вокруг, ничего не задевая.

- Господи, что же это? – негромко сказал Игорь, изо всех сил стараясь не поддаваться панике.

Тут он вспомнил про фонарик, протянул руку, чтобы включить его, но так и не донёс её до фонаря. Рука попала в световой луч, и Хидеков понял, что фонарик работает до сих пор. Просто свету совершенно не за что зацепиться в этом кромешном мраке. Тут не было предметов, которые могли бы отразить свет.

- А воздух? – сам у себя, опять вслух, спросил Хидеков.

Заострив своё внимание на дыхании, Игорь внезапно понял, что спокойно может не дышать. Такое ощущение, что мозг начал черпать кислород не из лёгких, а откуда-то из самого организма.

- Этого не может быть!

Но сознание говорило ему, что ещё как может.

С осознанием, что ему не нужен воздух, пришло ещё одно неприятное открытие – ни еда, ни вода, видимо, ему тоже здесь не понадобятся. А, значит, если только не произойдёт какого-то чуда, ему предстоит висеть в этой пустоте до старости.

- Скорее, до того прекрасного момента, пока я не сойду с ума. А произойдёт это через неделю. А если мне тут ещё и спать не положено – тогда через четыре дня.

И тут им завладела паника. Он замолотил по пустоте руками и ногами, в отчаянной попытке выбраться из этого состояния. Запал закончился минут через десять.

- У меня есть два пути – или сдаться – и через четыре дня стать счастливым сумасшедшим. Или бороться с сумасшествием как можно дольше, надеясь, что что-то изменится.

Поразмыслив ещё минут пять, Хидеков пришёл к выводу, что стать сумасшедшим он всегда успеет, поэтому для начала лучше уж сопротивляться обстоятельствам.

Своё сопротивление он начал с поиска цели. Цель нашлась сразу – надо выбираться отсюда.

- Значит, представим себе, что это пространство всё-таки конечно, и когда-то я доберусь до выхода. А для этого необходимо двигаться, и желательно, в определённом направлении. Вот я сейчас лежу на животе (наверное), и начинаю плыть, - Игорь начал грести руками, - значит, когда-нибудь, я доплыву до берега. Теперь надо занять мозг какой-нибудь работой. Попробую-ка я сам себе рассказать всю свою биографию. Всё, что вспомню о себе. Этого должно на долго хватить. Родился я ночью, в два часа, 13 октября. Погода была тогда морозная, шёл мелкий снег и выл ветер. Дело было в третьем роддоме города Иркутска…

Через несколько часов его голос охрип, и грёб он уже не столь активно, как в самом начале. Игорь сладостно зевал, и радовался тому, что спать, всё-таки он сможет.

Он потерял счёт времени и добрался в своём повествовании до начала размолвок с женой, стал часто терять нить рассказа, рассказывал про одно и тоже на три круга. Он выработал какое-то подобие распорядка. После сна Игорь делал «зарядку» по всем правилам университетских пар по физкультуре, затем включал фонарик, рассматривал свои руки и ноги, пересчитывал пальцы, играл в «ладушки» и «сороку-ворону», затем выключал фонарик, и начинал свой рассказ. Когда рассказ сбивался, или когда уставали голосовые связки, снова делал зарядку, снова рассматривал себя в свете фонарика, и продолжал рассказ, перепрыгивая с одного на другое, вспоминая мелочи, досконально воспроизводя обстановку квартир и помещений, в которых ему приходилось бывать.

По выросшей щетине он понимал, что висит в пустоте явно больше недели, при этом сумасшествие так и не наступало, как и чувство голода или жажды. Есть хотелось, скорее, из психологических соображений. Еда – это привычка, такая же трудноискоренимая, как и курение. Если среднестатистического человека лишить еды, вводя ему питательные вещества какими-то другими способами, человек потеряет хорошее настроение. Еда – это не просто набивание желудка. Это целое действо, которое приводит нас в доброе расположение духа, расслабляет нервы и дарит наслаждение. Еда – это вкус жизни. И тот живёт полной жизнью, кто сбалансировано и вовремя питается, не пресыщаясь и не мучая организм недоеданием.

Лена появилась совершенно неожиданно в тот момент, когда Игорь спал.

- Эй! Кто тут есть?! Игорь! Вы тут?! Ау!

Игорь дёрнулся всем телом.

- Кто здесь?

- Лена. Стражница. Надо отсюда выбираться. Я за Вами пришла.

- Господи… Где ты?

Недалеко от него вспыхнул огонь спички, затем зашипел фитиль свечи в старомодном кованном фонаре.

- О, я Вас вижу, - радостно заявила Лена, освещённая тёплым пламенем. Она шагала по пустоте уверенно, как будто по десять раз на дню попадала в подобную ситуацию.

- Как? Как ты меня нашла?

- Это было нетрудно. Мне мама сказала, что Вы тоже пропали. Вот я и разыскала Вас. Я догадалась, что Вы попытались пройти в Зелёный мир. Хватайтесь за руку.

Она протянула свою тонкую кисть к Игорю и улыбнулась.

- Мы сможем отсюда выбраться? – с силой сжимая её руку в своей спросил Игорь.

- Разумеется. Дайте только подумать минутку… Да, пожалуй, нам понадобится точка опоры. Рябиновая ветвь, ну конечно!

Игорь поднял удивлённо брови. Но не успел он задать вопрос – при чём тут рябина, как прямо перед своим носом увидел слегка покачивающуюся ветвь рябины с двумя кистями бурых ягод.

- С Вашего позволения, мы сразу в Зелёный мир. В Сером мире сейчас неспокойно. Полиция нас разыскивает.

Игорь машинально кивнул. Лена переложила руку Игоря себе на плечо, взялась за ветку и тихо изрекла:

- Домой, нас там ждут!

Они вместе рухнули на песок. Игорь лежал, и не мог поверить, что всё закончилось. Воздух пьянил ночными ароматами, слух ласкал шелест ветра в листве, а глаза радовались возможности созерцать тускло отсвечивающие в свете фонаря стволы сосен и рябины, цветы и убегающую в даль усыпанную песком тропинку.

Лена отпустила ветвь рябины, встала, отряхнулась, подняла упавший на бок фонарь, внимательно осмотрела свечку.

- Идёмте. Тут близко до Дома.

- Меня тошнит, - с трудом проговорил Игорь, кое-как справляясь с рвотным рефлексом.

Встав на ноги, он почувствовал, что ноги подкашиваются, и он снова сел. Лена посмотрела на него с любопытством.

- М-да, об этом я как-то не подумала. Вы же больше двух недель провисели в состоянии невесомости. Наверное, так себя чувствуют космонавты, вернувшиеся с орбиты на Землю. Давайте просто посидим. Думаю, это скоро пройдёт. Дышите ровнее, Игорь Викторович.

Она села по-турецки недалеко от него прямо на песчаную дорожку, а Игорь прижался спиной к стволу рябины, запрокинул голову в небо, и старался дышать глубоко и ровно. Минут через десять шум в голове поутих, а тошнота стала вполне терпимой.

- Скоро дождь начнётся, - тихо сказала Лена, - пойдёмте, а то промокнем.

Игорь встал.

- Идём. Вроде, отпустило.

Шагать по тропе было тяжело. Впервые в жизни Игорь задумался над тем, какую тяжесть таскают его кости и мышцы при ходьбе. Меж тем поднялся ветер, гигантские сосны закряхтели, с ветвей посыпались иглы.

- Ничего себе! Поди, метров шестьдесят будет! – указал на гигантскую сосну Игорь. Тропинка в этом месте начинала спускаться вниз.

- Шестьдесят восемь, - поправила его Лена. И это ещё не предел. По ту сторону Усы есть экземпляры и выше и толще. Я как раз хотела завтра попробовать оглядеть окрестности. Чую, что где-то рядом должна быть большая река. Надо бы поискать выходы на неё. Уса, наверное, впадает в неё.

- Хочешь сказать, что тут тоже есть речка Уса? И впадает она в реку Тоню?

- Не факт. Я заметила, что рельеф тут отличается от рельефа Серого мира. Думаю, здесь совершенно другая местность, другие реки и другие горы. Причём горы близко. Утром сами посмотрите – на горизонте видны белые шапки гор. Я сначала думала – облака. Но нет, точно горы. Да и орлы летают, а они обычно гнездятся в горах. Они, кстати, огромные птички! Думаю попроситься к ним в пассажиры.

- А если скинет? – усмехнулся Игорь.

- Буду договариваться, чтобы без глупостей, - рассмеялась Лена, - хотя с птицами договориться сложнее, чем с животными. А, может, просто я неуч, и не умею общаться со зверями. Уверена, Николай Николаевич договорился бы даже с распоследней букашкой.

- Какой Николай Николаевич?

- А какого Николая Николаевича Вы знаете?

- Дроздова, конечно!

- Вот я о нём и говорю. Хотя, в нашем городе тоже есть один человек, которого можно было бы сюда пригласить для укрепления связей с животным миром. Он профессор Биологического Института. Потрясающий человек, приручил белок. Именно благодаря ему в наших парках белки не боятся людей и берут предложенные орешки прямо из рук.

- Я понял, о ком ты. Видел его несколько раз, когда он белок звал к кормушкам.

Вскоре показался Дом – высокое деревянное строение, стоящее на толстых брёвнах-ногах над ласково журчащим, спрятанным в темноте ручьём. Входная дверь располагалась в трёх метрах над землёй, и Игорю стоило немалого труда втащить своё непослушное тело на такую высоту. Благо, перила на крыльце были удобные.

Лена вошла первой, освещая дорогу фонарём. Игорь почему-то был уверен, что в Доме никого нет. Но его ожидал сюрприз. В комнате, которая служила и прихожей, и кухней и столовой горели свечи, а за пустым столом сидели Антонина Ивановна, её муж, отчим Игоря, незнакомая Игорю молодая женщина и парнишка лет двенадцати. Где-то в глубине дома звучали детские голоса, и слышался топот ног по лестнице.

- Наконец-то, - кинулась на встречу Лене и Игорю Антонина Ивановна, - Мы уже начали волноваться.

- Мам, я же говорила, что всё нормально будет. Зачем опять накручивала?

Антонина Ивановна обиженно поджала губы.

- Ладно, давайте поужинаем, а то я с голоду умираю, да и Игорь, думаю, по еде соскучиться успел.

- Да уж, ещё как! - подтвердил Игорь.

- А мы что-то ничего съедобного не нашли, - виновато произнесла Антонина Ивановна.

- Всё нормально, мам. У меня теперь есть скатерть-самобранка, - рассмеялась Лена. Она залезла на скамью, встала на цыпочки, доставая с полатей не то простынь, не то скатерть зелёного цвета в крупную ромашку. Оказалось, что всё-таки скатерть. Расстилая её на столе, Лена пояснила, - Я хотела проверить свою теорию - можно ли здесь создавать вещи с заранее запрограммированными свойствами. Оказалось, можно. Но то ли у меня нет к этому таланта, то ли просто времени было мало - вышло не совсем то, что я хотела. Хотя, на первое время и так сойдёт.

Все обалдело смотрели на Лену, которая разгладила скатерть и потёрла руки.

- Чай в самоваре, картофельное пюре, мясная подлива, салат из помидоров и огурцов, на семь человек. Каша на молоке пшенная, две детские порции. Пожалуйста.

Раздался стук тарелок и котелков, и перед застывшими с открытыми ртами гостями Дома появилось всё перечисленное Леной. Посуда, конечно, была ужасной - корявые глиняные тарелки, угловатые ложки и двузубые вилки, чугунные оплывшие котелки и совершенно уродский чёрный самовар.

- Пойду позову детей, - первой нарушила тишину незнакомая Игорю женщина и вышла.

- Ну, к столу? - смущённо пригласила Лена.

Ей никто не ответил. Все молча сели за стол. Игорь сел рядом с отчимом. Вернулась женщина, а за ней две девочки, на вид лет пяти и трёх, так что все сразу оживились.

- Вы давно тут? - спросил Игорь у отчима, под шум требовавших еду детей, стук ложек и сбивчивые разъяснения Лены.

- Часа два как здесь появились. Лена сказала сидеть и ждать. Ну, мы и сидели.

- А как ты вообще тут оказался?

- За тобой пришёл.

- За мной?

- Ну, да! Ты ж пропал. Менты тебя искали, считай, две недели. И не нашли. Я уж думал, всё. Останусь на старости лет один, как Солнце на небе.

- Скромное заявление, - пошутил Игорь.

Иван Иванович улыбнулся в усы.

- Тоня позвонила сегодня днём, сказала, что встретиться надо. Ну, я и поехал. А тут её Ленка прибежала, всех собрала и в лес увезла. Она когда сказала, что надо на эту сосну лезть, я решил, что она совсем того. Ну, я ж слышал, что она ненормальная у Тони получилась. Но когда Тоня прыгнула с этакой высоты и пропала, тут я решил, что это не Ленка того, а что это у меня маразм начался.

- И ты прыгнул?

- Раз тут сижу - должно быть прыгнул. Кому расскажешь, ха! Точно решат, что маразм.

- Да ну тебя, с твоим маразмом! Ещё Успенский правильно заметил, что с ума по одиночке сходят. Это только гриппом все вместе болеют.

- Гипноз? - многозначительно зыркнул глазами Иван Иванович.

Игорь подавился едой, прокашлялся и заржал в голос.

- Тьфу-ты! - обиделся отчим и уткнулся в тарелку.

После ужина все прошли в соседнюю комнату, расселись по диванам и стульям Лениной топорной работы, и долго, часа два слушали Ленины объяснения под шелест листьев за открытым окном и стук падающих дождевых капель. Игорь в какой-то момент совсем потерял нить рассказа о Всеобщем Разуме и балансе энергии жизни, думая только о том, что в этом доме хочется остаться навсегда.