Сказка для Мойше

Проходит день. Ой-вей! Болит спина у бедного еврея. И то место, что много лет назад таки задумывалось о приключениях, тоже ноет. Отсидел совсем абсолютно. Мойше, ти уже покушал у соседей? Ай, золотце! Слушай мене совсем не дыша — бежи сейчас до тети Фиры, спроси, не осталось ли у нее еще той мази, что так хорошо помогает от радикулита. Скорей, Мойше, и не делай мене такие грустные глаза, делай их тете Фире и тогда она угостит тебя остатками сладкого цимеса.  Ай, чтоб у меня сломалась последняя иголка, если я тебе вру! Ну, бежи же!
Хороший мальчик, даже рав Беркович хвалил его в прошлый шаббат. Он обернется быстро, и, что я имею думать, тетя Фира не спросит его от тех грошиках, что мы ей должны. У бедной женщины золотое сердце и слабая память.
А я пока дошью брюки. Ой-вей! Сколько мыслей у мене про эти брюки, я не сплю ночами и нервно чешусь. А он все ходит и ходит.  «Господин адвокат, — говорю я ему. — Ви что делаете такой цорес? Не видите, что я вложил в эти брюки всю свою душу? Не слушайте вы жену, эту достойную, но, увы, слабую умственно женщину. Что она вам говорит, что брюки короткие? Так носят в самом Париже, мне об этом рассказал Рабинович! Разве вы не уважаете Рабиновича?». Последний стежок — и будет готово. Пусть господин адвокат не дергает мене последний нерв и не жалуется, что не может в них ходить. Зачем таки ему ходить? Такой важный человек может сидеть дома и пить шампанское. А бедный еврей из остатков сделает немножечко счастья для мальчика Мойше. Мойше тоже нужны брюки, разве хуже этот гениальный ребенок господина адвоката?
А, надежда моя в старости, ты принес мазь? Отдай же мене ее совсем быстро! Что? Что ты с этого будешь иметь? Ай, сын мой, ты вырастешь и станешь главным министром, я тебе хочу сказать это совершеннейше честно. Но зачем ты не хочешь жалеть бедное сердце больного отца? Что ты имеешь попросить, Мойше? Сказку? Ну давай же сюда скорей что ты принес, и тогда у мене будет спокойствие по всему сзади, а тебе будет немножечко хорошей сказки.
Бекицер! Жил в одном местечке царь. Ай, Мойше, как же трогательно и хорошо жил этот царь, чтоб ему никогда не кашлялось! И дворец у него был, больше чем даже наша синагога, но такой же красивый. А еще у него был советник. Ты же знаешь, какой мудрый народ всегда имеет что сказать за всякие сложные вещи? Да, у этого царя советником нечаянно случился еврей. Звали еврея Менаше и был таким совсем бедным, что даже не мог найти крошечку мацы, чтобы придумать себе завтрак. Ты имеешь интерес, как так случилось? Менаше, этот замечательный, но непрактичный человек, так говорил царю: «Ой-вей! Я так весь несказанно счастлив, что могу сказать несколько мудрых слов в такие достойные уши! Что я думаю — зачем при таком большом счастье мне еще все эти деньги? И подарков мне не надо, заберите их назад вот прямо тут!». Нет, он таки не брал совсем ничего. Я понимаю твои справедливо изумленные глаза, Мойше, но ведь ты сам хотел сказку, а в сказке бывает случаться то, чего никак не может, чтобы было здесь. А может быть Менаше был просто мишугине, больной на всю свою бедную голову? Таки сделай мене всю свою внимательность и слушай майсу дальше.  У царя был еще один советник. Не знаю, какая мода взбрела его мамочке, но она назвала его Стулп. Стулп был туп. Ай, как он завидовал Менаше за его хороший ум и малость карьерной удачи! Стулп злился так, что имел тягостные вещи с пищеварением и желтый цвет лица. Однажды Ступ подошел к царю и имел ему сказать кое-что за Менаше.
- Почему этот достойный еврей так не уважает ваше величество? - спросил Стулп, весь нервный и серьезный — Вот, я вчера сделал хороший пир, я накрыл такой стол, чтобы всем прямо там стало завидно. Я трачу все последние деньги, но не имею жалеть ни о чем. Все ради сияния ваших царственных глаз и хорошей работы вашего прекрасного желудка. А Менаше? Пригласил ли он хоть раз вас на покушать? Он вас таки совсем не уважает!
Царь знал, что Менаше дает хорошие советы, но не может дать хороший пир. Но еще дед царя, а тому дед его деда, говорили на ушко между прочим, что евреи такой замечательный народ, что смогут выкрутиться всегда. Вот и царь подумал проверить эти справедливые слова прямо сам.
- Вейзмир! - вскричал Менаше, когда царь сказал за пир. - Я так понимаю, что в вашем прекрасном дворце вас совсем не хотят хорошо кормить? Ну так я вас непременно жду и найду чего-нибудь поесть, чтобы и вы, и все кого захотите, получили такое счастье! Только мне надо вытряхнуть половик и повесить новые занавески. Так что приходите совсем скоро, всего через месяц. И будет и мене и вам все совсем чудесно!
 Весь этот месяц Стулп не мог спокойно спать по ночам и стал страдать нервным тиком. Он взял привычку посылать слуг к домику Менаше. А те приходили назад совсем скоро и радовали его хоть на чуть-чуть.  - Менаше, - говорили слуги, - сидит тихо, много читает Тору, а дом такой старый и непрактичный, что даже последний шлимазл там будет стесняться переночевать. И половик таки не вытряхнут!
Стулп думал, что будет иметь хорошую месть и полное душевное удовлетворение, и уже  начал смеяться сам себе перед зеркалом.
А месяц вот уже прошел, и царь, со всеми своими придворными не ели с самого утра, а потому очень быстро пошли к маленькому дому Менаше, терзаясь от спазмов в их бедных желудках.
И вот они таки не поверили своим глазам — там, где раньше так печально и скромно жил Менаше, стал дворец еще во много раз лучше, чем у самого царя. Ты мене, имею думать, не поверишь, но там были все золотые двери и окна из хрусталя. Гости зашли внутрь в надежде на покушать и таки были приятно удивлены. Ай, чего там только не было! Ты помнишь, какой стол был на свадьбе Риввочки? Так вот, у Менаше все было почти также, только еще намного лучше. И форшмак там был, и хумус, и фалафель, и креплах. А какая рыба фиш! Какая хала! Еще тишпишти и хоменташ — пирожки с маком, и мацербай, и пончики суфганиет — сколько хочешь. Ой-вей, Мойше, я уже не могу говорить, я так сейчас хорошо подумал за все эти питательные вещи, что они мне будут сниться и причинять печаль.
- Садитесь, же, садитесь, мои обременительные, но долгожданные гости! — вскричал Менаше — Кушайте так хорошо, как в детстве кушали у бабушки! Только вот, на минуточку, один маленький совет  — не надо ничего забирать с собой, я вас умоляю! Даже маленькой крошечки мацы, а то будет очень неприятно.
А царь и его министры и не думали пока за то, чтобы что-то забирать. Им было очень хорошо и приятно в гостях у Менаше, они так радовались жизни, как ты в ту Хануку. Ели и пили, и говорили много замечательных вещей этому умному еврею. Все, кроме Стулпа. Он страдал, ему было плохо и печально аж до слез. И вот глупый Стулп своими глупыми руками имел сделать совсем наивную глупость. Какую? Сейчас, Мойше, ты узнаешь.
Царь и его министры хорошо покушали, они были вежливыми людьми, поэтому сделали Менаше большую радость — собрались домой. И только Стулпа стул не отпустил. Вот не мог встать с места и все тут, как будто пришитый.
- Ой, горе! - закричал Менаше. - Где же та прекрасная алмазная солонка, что досталась мине от любимой мамочки?! Как можно было прийти в такие хорошие гости с черствым сердцем и ограбить бедного еврея! Ай, смотрите все!
И правда, все имели возможность посмотреть на то, что Стулп сунул в карман эту приятную вещицу. Как он ни оправдывался потом, что все было совсем случайно и по причине задумчивости, никто не захотел поверить.
Вот, Мойше, майса совсем скоро будет все. Ты же понимаешь, что твой ночной сон не может поспать сам себя?
Чем все закончилось? А ты как имеешь думать? Стулп после такого позора пошел искать себе другое место, чтобы поработать. Царь сказал, что советника такого ему больше не надо. А Менаше стал жить очень хорошо, он стал почти самым главным, ну, кроме царя, как я думаю. И только он никогда никому не говорил, что за необычность получилась с этим дворцом и пиром. А и зачем говорить? Мудрый еврей всегда знает, когда и за что надо немножко промолчать.
Все, Мойше, иди. А завтра, быть может, ты проснешься и увидишь, что папа тоже может придумать из ничего тебе новые брюки. Ой-вей! Пусть старый портной и не такой мудрый, как царский советник, но он тоже делает для полегче жить маленькие чудеса!