Преследование шахматистов замалчивалось

 
В годы застоя о жертвах сталинского произвола и обстоятельствах смерти видных деятелей Советского государства перестали упоминать, замалчивая и даже фальсифицируя исторические события. Главный судья финала ВЦСПС в городе Орле Валериан Евгеньевич Еремеев рассказал, как Крыленко включился в борьбу с Вышинским. 
- Жутко осознавать, что власть санкционировала кровавые пытки шахматистов, чтобы подтвердились глупейшие обвинения в шпионаже. Однако непонятно, почему Крыленко после того, как экс чемпион мира навсегда покинул СССР, так безропотно признался в том, чего не было на самом деле, подписав себе и многим своим единомышленникам смертный приговор - заметила я.
 - Николай Васильевич, должно быть, спасал своих женщин и детей, ведь в это время уже привлекались к ответственности родственники врагов народа. Он принимал непосредственное участие в спасении Эмануила Ласкера, узнав, что на допросах от арестованных  добиваются признания в содействии шпионажу зкс чемпиона мира. Предупреждения Николая Васильевича, что надуманные претензии к  знаменитому еврею, бежавшему из нацистской Германии, опозорят советское государство, видимо, впечатлили вождя, и он не препятствовал выезду Ласкера заграницу. Крыленко и мне  спас  жизнь, отправив на Дальний Восток под предлогом помощи местным шахматистам в организации соревнований. Вот только для Николая Дмитриевича Григорьева поездка  в  Хабаровск на  чемпионат Дальневосточного Края оказалась роковой. После окончания соревнований нас принял Маршал Советского Союза В.К.Блюхер, и приём  этот, видимо, очень насторожил тех, кто готовил обвинение в шпионаже с участием шахматистов - сообщил Еремеев.

Валериан Евгеньевич попросил при прощании мой адрес.  Я удивилась, но подумала, что это, должно быть, дань вежливости, однако уже спустя две недели после приезда домой получила от него первое письмо. Завязалась приятная переписка, в которой много было доброжелательности. Спустя много лет я узнала, что Еремеев до последних дней своей жизни переписывался и с Леночкой Радутной (Зубовой), с которой я подружилась, отмечая вместе с ней  победу на финале ВЦСПС в Орле. Письма легендарного шахматного деятеля тридцатых годов она бережно сохранила и, как в награду, её младший сын стал одним из сильнейших международных гроссмейстеров Украины.

Поездка в Западный Берлин сборной Украины не состоялась ни в 1971-ом, ни в следующем году - не выпустили неблагонадёжных шахматистов. В январе 1972-го я получила бандероль с книгой Еремеева "Первые шаги". Многие эпизоды из этих очень ценных воспоминаний были мне уже известны  из наших бесед на финале ВЦСПС, но с информацией о Я.Г.Рохлине, Н.М.Зубареве и А.Ф.Ильине-Женевском  я познакомилась впервые. В книге не пропустили даже намёков на преследование шахматистов в !937-ом году и только в конце главы о поездке на Дальний Восток отмечено, что, вернувшись в Москву, Николай Дмитриевич почувствовал себя "... совсем плохо и после тяжёлой болезни 10 октября 1938 года скончался". Мне показалось, что воспоминания были оборваны на полуслове, и я написала об этом в Сочи. Валериан Евгеньевич подтвердил, что, действительно, ряд материалов цензурою был запрещён.
 
В сентябре 1972-го мне предложили   две бесплатные путёвки в санаторий-профилакторий в городе Туапсе - родине В. Е. Еремеева, и я решила использовать возможность провести там свой отпуск. После постоянно моросящего дождя во Львове с небом, затянутым серыми тучами, мы с мужем попали нежданно-негаданно в божественный рай с ярким  солнцем и тёплым ласковым морем. Искушение нанести  визит в сочинскую квартиру без предупреждения не покидало меня всё время отдыха, но всё же я не отважилась, и, оказывается, не зря - Валериан Евгеньевич был в это время в отъезде.

После возвращения во Львов окрепло решение поменять местожительство на город у моря, что поддержали все на семейном совете.

В 1973-ем я защищала титул чемпионки ВЦСПС в Одессе и была очарована городом у моря, хотя выступила не очень удачно, уступив уже на старте лидерство Нане Александрии. В конце того же года в городе Тбилиси проходил финал СССР по  шахматам среди женщин с моим участием. Чемпионат собрал очень сильный состав, и первое место в нём заняла Нона Гаприндашвили, первый международный гроссмейстер среди женщин и первая женщина, которой присвоили спустя пять лет  звание международного гроссмейстера среди мужчин. Бороться за призовое место  в финале СССР таким любительницам, как я, работавшим на производствах, было довольно сложно, и норма мастера спорта СССР осталась непокорённой. Валериан Евгеньевич знал, что мне не хватило половины очка до выполнения нормы - в последнем туре проиграла Татьяне Затуловской.
 
В 1975-ом году я переехала в Одессу и спустя два года не только выполнила норму  мастера спорта, но и попала пятый раз в финал СССР, где заняла пятое место. В 1980-ом Валериан Евгеньевич ушёл из жизни, и следом за ним покинула мир живых его супруга. Мне стало известно, что последние годы Еремеева перестали приглашать на судейство, и это его угнетало, хотя в письмах он никогда не жаловался. Спустя восемь лет после смерти Валериана Евгеньевича в четвёртом номере Литературной газеты был напечатан обширный материал Аркадия Ваксберга "Царица доказательств" о Вышинском и его жертвах. Я тут же написала статью "Абсурд за истину" о придуманном Прокурором СССР "шпионаже" еврея Ласкера, преследованиях шахматистов во главе с Н. В. Крыленко и отослала в Литературку, но, видимо, информации этой не поверили.

Прошёл ещё год, и вдруг я получила приглашение от Якова Герасимовича Рохлина на женский турнир в городе Ленинграде, где проживала в то время семья моей сестры, вернувшаяся из Монголии. Появилась надежда встретиться с близким другом Валериана Евгеньевича и узнать о последних событиях его жизни. Мне предоставили добротный одиночный номер с удобствами, однако, узнав, что Яков Герасимович не приехал и должен поселиться в этой же гостинице только дней через десять, я остановилась у сестры, о чём позже жалела, так как игра не заладилась. Приезда Рохлина ожидала с нетерпением, и, как только он появился в турнирном зале, попросила о встрече после игры в гостинице. Яков Герасимович не удивился моей просьбе и пригласил к себе в номер. Видимо, он знал о моей переписке с Еремеевым.
 
При встрече я узнала, что Валериан Евгеньевич последнее время сильно болел и поэтому не судил. Моя надежда узнать подробности  об аресте и длительном заключении Валериана Евгеньевича не оправдалась. Очень скуп был Яков Герасимович на откровения и комментарии. Больше говорила я, возмущаясь, что Валерьяну Евгеньевичу пришлось отсидеть безвинно двадцать семь лет. Тогда я не придала значения замечанию Рохлина: "Почему двадцать семь лет? Нет. он был в заключении меньше".
 
Много лет спустя, когда перестали замалчивать информацию о  Сталинских репрессиях, появились публикации, из которых можно было сделать вывод, что мучиться в заключении Валериану Евгеньевичу пришлось около  семнадцати лет. Однако так и осталось неизвестным, когда его и Н. Д. Григорьева допрашивали о шпионаже Эмануила Ласкера. Я спросила Якова Герасимовича, знает ли он, откуда Валериану Евгеньевичу стало известно о допросах Николая Дмитриевича с избиениями до сильных кровотечений. Яков Герасимович не знал, но заметил,  что врачи после обследования осенью 1937-го приговорили Григорьева  к скорой кончине, и об этом было известно в Ленинграде. Ничего нового в тот вечер я не почерпнула, но и других версий преследования шахматистов не услышала.
Несмотря на перестройку  информация в прессе о сталинских преступлениях встречалась редко, и у меня постепенно созрело решение написать  брошюру о событиях в шахматной жизни советского государства в 20-ые и 30-ые годы.