Глава 16

   


                Глава 16


    Ведомый инстинктом Лепилин шел домой, напоминая собой существо, покинутое, как измученный мужик в конце тяжкой и долгой попойки, последними остатками сознания. В его голове, под сводом черепа, пустым звоном, назойливой мухой бился иззубренный обрывок мысли: «Это конец...». И по тому, какую это причиняло ему боль, Макарыч понял, что ему уже не выбраться из уготованной судьбой адской ловушки. Ему теперь было уже все равно, кто сотворил с ним такое изуверство. Он был убит, уничтожен, раздавлен...

    «Пауки...», - слабой рефлексией всплыло откуда-то из глубин подсознанья. -  «Они высосали меня...». Они хотели и смогли это сделать. Макарыч скрипнул зубами. Как он был слеп, глуп и так дал себя провести! Харицкая давно покушалась на его место, чтобы посадить на него своего человека! Она в сговоре с проклятым жильцом! Как хитро она пыталась подставить его, уговаривая взять с жильца мзду!.. Не получилось, так она провернула подставу с ключами!  Макарыч застонал от бессилия и чувства горькой обиды.

    О, они долго готовили свой удар! И усыпили его бдительность намеренными сочувствиями, льстивыми уверениями ... Все, все! Дирекция управляющей компании, Харицкая, Антонина, банда слесарей и диспетчеров, покрывающих их делишки!.. И этот жилец, натравивший на него ментов! Подонки! Я еще не так слаб! Вам не сожрать меня как закуску к стакану водки!..».

    Он шел, пошатываясь на подкашивающихся от слабости ногах. Но были еще резервы в могучей натуре этого мужика.  Постепенно Лепилин стал ощущать какие-то перемены в восприятии своего состояния. Поначалу Макарыч даже и не смог понять, что же его вдруг так несколько приободрило, отодвинуло мутную пелену с глаз и придало твердости его походке.  Иззубренную, измотавшую его душу, мысль о конце привычного существования сменила другая, более соответствующая моменту. Он шел вперед, сжимая гневно кулаки и что-то бормоча, отчего встречные прохожие, нервно вздрагивая, поспешно отстранялись от него. Сам же Макарыч, едва услышав издаваемые им звуки, немедленно воспрял духом: «Пистолет... топором их порубить, покарать своей рукой! Отомстить за себя!.. Никто, только я!..».

    Войдя в квартиру, Лепилин был уже спокоен и сосредоточен. Его даже не смутила стоявшая в квартире зловещая тишина. Никто не вышел ему навстречу, ни звука не раздалось, отмечая его приход домой, как это бывало в прежние дни!

    Он не стал выяснять, отчего возникла такая атмосфера. Он даже не думал об этом. И напрасно, ибо в соседней комнате, а именно в спальне, лежала на кровати его подруга жизни и тихо изливала на подушки бесконечным потоком горькие слезы. Подле нее с пузырьком корвалола сидели трое ее детей и подавленно  молчали.

    Она услышала приход мужа, но ждала его покаянного появления. Она жаждала услышать от него рассказ, почему он отсутствовал сутки дома и по какой причине вконец заработавшегося трудягу целый день разыскивало начальство с его работы.

    Но шли томительные минуты, а виновник ее страданий все не появлялся. Наконец, она, приподняв голову с подушки, слабым голосом приказала детям сидеть и неверной походкой направилась к двери.

    Она сразу же, как только распахнула дверь, увидела сидящего мужа на трюмо в прихожей. Увидев его, она отшатнулась, вскрикнула и в два шага оказалась перед застывшим, как бездушная туша, Степаном Макарычем.

    Он был ужасен и черен лицом. Его застывшие черты напоминали собой африканскую маску, что висела у них на стене в спальне. И даже две желто-лиловые полосы, через все лицо сверху вниз, только усиливали это сходство. Такой необычный вид своего мужа побудил ее издать несколько несвязных восклицаний:

    - Где ты был? Что?  Как ты? Откуда!..

    Макарыч медленно поднял на нее глаза и сказал голосом испорченного репродуктора:

    - Враги... Но я не сдался... Меня не возьмешь...

    Но жена, едва услышав звуки его голоса, запричитала так, будто перед ней сидел оживший покойник.

    - О, господи! Ты у бабы какой-то был, я чувствую это... Ты пил там, а ейный мужик тебя застал и накостылял!..  А если бы тебя ее мужик убил? Что я, несчастная, стала бы делать с тремя детьми! Без работы! Ты об этом подумал!

    Лепилин выдохнул шумно воздух и свистящим шепотом сказал, опасливо косясь на входную дверь:

    - Ты чего орешь! Хочешь, чтобы они услышали меня?! Я сейчас должен отдохнуть... Я буду спать, а ты никого не пускай! Поняла меня! Не то... врагом больше, врагом меньше... Мне все равно!

    И он грозно и страшно зыркнул на нее, опалив зеленым огнем горящих глаз. Бедная женщина покачнулась, осела на пол и обмерла. Степан вдруг показался ей зримым воплощением знакомого с детства образа черта, которым ее пугала мать.



    Перед тем, как встретиться с Курковым, чтобы не разыскивать его по многочисленным тусовкам, Олег заранее созвонился с ним. Как они и договорились, Петр сидел у подъезда на лавочке, с нацепленными на голове наушниками. Олег уже издали услышал несущийся от них скрежет обвального обмолота. Он усмехнулся. «Они от этого чумеют не хуже наркоты... И мозги гасят до дебилизма! Хотя какие там мозги...». Развивать свою мысль он не стал, а, подойдя, толкнул в плечо дергающегося в самозабвении Петра. Тот открыл глаза и стащил наушники.
 
    Олег уселся рядом и закурил. Петр вопросительно посмотрел на опера. Олег выдохнув глубокую затяжку, спросил:
 
    - Мне нужно точно знать, что происходило сразу же после того, как твой отец был задержан. А точнее, были ли у тебя встречи или просто разговоры с Быковым?
 
    Петр хитро прищурился и, шмыгнув носом, ответил:

    - А у вас сигареты хорошие. Я таких и не пробовал. Баксов на пять тянут...

    Олег не стал затягивать время. Вытащив одну сигарету, он протянул ее парню. Курков взял ее и хмыкнул. - Я с одной ничего не распробую. Только с двух!

    Олег терпеливо вытащил из пачки еще одну:

    - Ну, все! А то вкус себе перебьешь! Свои курить не сможешь. Давай, напрягись и вспомни все поподробнее.

    Петр изобразил на лице напряженную гримасу, поднял к небу глаза и сказал:

    - Значит так. Я еще не знал, что отец пошел в ментовку сдаваться. В школе я был. Выхожу с уроков, а меня прямо у порога встречает дядя Витя и говорит, что отца забрали в отделение. Я даже сел на приступку. И молчу...

    - А Быков что?

    - Он начал утешать, говорил, что это ошибка, ну и такое все. А меня как молнией пробило! Я-то знаю, почему отец пошел в ментовку!.. Но говорить ему не стал.
 
    - Что-нибудь он еще говорил?

    - Да он такой базар завел, что я не понял, чего ему от меня надо. Говорил, что мне поостеречься стоит. Что я в том подвале тусовался,  а там могли остаться какие-нибудь следы. Улики и все такое прочее. Мой отец уже пожил, а у меня вся жизнь впереди. Я ему и сказал, что отец был в том подвале и все убрал. Даже мой нож принес домой. Я сам видел, как он его отмывал и чистил. Потом положил в сумку с инструментами и сказал, что оборвет мне руки, если я его возьму. Дядя Витя конкретно разволновался, а сам не уходит. Я еще подумал, чего это он перескочил так!

    - Как перескочил?

    - То жалел, а то вдруг ни с того ни с сего стал спрашивать, -  не знаю ли я, где лежит отцовский инструмент. Я сказал, что у отца на работе. Дядя Витя даже не дал мне договорить. Он спросил, где он может быть, когда отца нет на работе. Я говорю, что тогда дома, около вешалки. Он прямо задергался весь, говорит, что давал отцу какой-то инструмент, а тот ему не отдал. И все просил, чтобы я пошел домой и вынес ему сумку, чтобы забрать этот инструмент.

    - Ну и что тут такого? - рассудительно сказал Олег. - Одолжил твоему отцу инструмент...

    - А вот то и такого, что они с моим папашей уже давно враги, - перебил его Петр, - отношений у них нет никаких! А тут инструмент!

    - Ладно, дальше что было?

    - Мы пошли домой. Я вынес ему сумку. Он порылся в ней и ничего не взял.

    - Совсем ничего?

    - Ну, не знаю, - замялся Петр, - я отходил на время в киоск. Он у нас рядом с подъездом. Дядя Витя попросил меня купить пива. Когда я пришел, он уже все сложил и сказал, что инструмента нет. И сразу же ушел, даже пива не взял. А я отнес сумку домой.

    - Говоришь, твой нож был в сумке? Ты видел его там после осмотра сумки Быковым?

    - Там он был. В тряпку завернут.
 
    - Ну, хорошо, завтра придешь ко мне в отдел и все, что сейчас сказал, подробнейшим образом напишешь.

 

    В этот день Малышеву так и не удалось поговорить «по душам» с Харицкой. Когда он, натаскавшись тяжеленных упаковок, пришел в контору, начальницы уже не было. Узнав у главного инженера, что Харицкой сегодня уже не будет, он в расстроенных чувствах покинул ДЭЗ и даже не пришел на пятиминутку после обеда. Вернувшийся с нее Виктор принес чудную весть о том, что их любимого «Черепа» так и не разыскали. Лепилин как в воду канул.

    Витя был в превосходном настроении. Он только что узнал, как Харицкая подписывала какую-то бумагу городским аварийщикам. Вроде, о том, что это ЧП районного масштаба было устроено по вине «Черепа» и теперь ему не сносить головы. Весь ущерб будет написан на контору. «В общем, влипла по уши наша «Черепушка!», - сказал он, довольно хекнув. «За такие дела он получит по мозгам, - мало не покажется!». И Витя, не в силах удержать в себе прущую наружу радость, добавил загадочную фразу: «Будет знать, рыло поганое, кому стрелку забивать...».

    Стасу было все равно, куда и как пропал Лепилин. Он на следующий день, оставшись в конторе с утренней пятиминутки, которую проводила Антонина вместо безвестно сгинувшего бригадира, решил во что бы то ни стало добиться определенного результата по квартире.
 
    Но, видно, не были ему прописаны на роду фартовые удачи. Стас проторчал около кабинета Харицкой почти час, и все это время бывшие в кабинете посетители, никак не могли закончить свой разговор. Малышев, теряя терпение и силы, решил разузнать, что же такое можно обсуждать столько времени. Осторожно приблизившись к неплотно прикрытой двери, он прислушался и, видать, вовремя ему удалось это сделать. Сначала Стас даже не понял, что же за санкции предлагает применить один из мужских голосов. Но следующие же слова, произнесенные уже Харицкой, заставили его замереть и обратиться в слух.

    - ... Лепилин делает что хочет. Я уже не в состоянии его контролировать... Да, я за увольнение с взысканием нанесенного ДЭЗ’у ущерба по суду...
 
    Малышев сильно удивился такому повороту событий, но дальше слушать ему не дали. В кабинете послышались шаги и он, отступив назад, увидел выходящих уже знакомых ему мужчин начальственного вида. Харицкая быстро семенила за ними, заглядывая в их суровые лица и виновато приговаривала:

    - Завтра же привезу заявление  и объяснительную от Лепилина. Завтра же... Не можем сегодня его нигде найти...

    Назад Юлия Семеновна возвращалась не с лучшим выражением лица, чтобы Малышев решился тотчас же подойти к ней со своим вопросом. Он благоразумно поспешил скрыться за поворотом коридора и, едва Харицкая скрылась в кабинете, Стас выскользнул из конторы, благодаря судьбу за своевременное предупреждение. Что бы было, если бы он нарвался на разъяренную начальницу, приди он получасом позже!

 

    Едва Стариков и Борис вошли в кабинет, подполковник, не дав сказать им ни слова, резанул:

    - Только попробуйте сказать, что вы опять ничего не нашли! Из-за вашего разгильдяйства и ротозейства мы потеряли почти неделю! А теперь мы на крючке у прокурорской братии! Кстати, а почему вас двое? Опять Анисимов сачкует?

    - Да вы что, Виктор Владимирович! - с хорошо отработанным возмущением вскинулся Стариков. - Олег чуть задержится. Звонил, что разговаривал с Курковым. Только что закончил и сейчас будет.

    Подполковник поморщился и недовольно бросил:

    - Вечно у вас все на притычках. Вовремя все надо делать! Это плохая организация работы в отделе. Пока давайте, докладывайте по тому, что есть.
 
    - Владимир Викторович! У нас все нарисовалось самым конкретным образом, - возразил Стариков. -  Все те загадки, которые мы не могли понять, объяснились очень просто. Теперь ясно, откуда взялась кровь на куртке Куркова-старшего, а на его сапогах ее нет и следа. Почему на ноже мы обнаружили отпечатки пальцев Куркова-младшего и ничьих больше! То же касается клофелина и исчезнувших упаковок с пивом. Это, в совокупности, не могло быть сделано Курковыми. Петр Курков по своему состоянию на момент преступления по заключению экспертизы не мог физически сделать этого, а Иван Курков, в результате следственного эксперимента, являясь заинтересованным лицом, не смог указать на местоположение главной улики - мешка с телом.
 
    Подполковник удрученно покачал головой:

    - И что же тут нового? Что практически нам пригодится для следствия?

    - Теперь мы можем работать не в слепую. Быков наверняка уже догадался, что мы его взяли в оперативную разработку. Какие бы у него нервы ни были, он сорвется на чем-нибудь в самое ближайшее время. Главное, повести его по нужному нам сценарию!

    - И как же вы это собираетесь сделать? - Подполковник внимательно вгляделся в оперов. - Без улик мы, как базарные бабы, только на пересуды и годимся. Я уже устал придумывать для начальства оправдания вашей беспомощности.

    - Владимир Викторович, улики у нас уже есть! Пусть и косвенные, но свидетельские показания и экспертные заключения дадут полную базу для задержания Быкова.

    В дверь просунулась голова Олега:

    - Разрешите?

    Владимир Викторович кивнул головой и Олег, усевшись с краешку, передал все содержание разговора с Курковым. Некоторое время все молчали. Подполковник покачал головой и сказал:

    - Теперь ясно, как он сделал подмену, и почему на ноже отпечатки одного Куркова-младшего. Надо брать Быкова немедленно. Обыск и искать улики. Я думаю, что Быков промахнулся где-нибудь. Вот только где? - Подполковник обвел всех неприязненным взглядом и жестко сказал: - На сегодня все. Оформляйте бумаги и не лопухнитесь, как вы это умеете делать.
 
    - Разрешите идти? - осторожно и вкрадчиво спросил Стариков.

    - Идите, - буркнул подполковник.



    А в это время в слесарке разыгрывалась грандиозная батальная сцена. Забаррикадировав двери опрокинутым шкафом, Иван Курков, размахивая зажатым в руке полуторадюймовым газовый ключом, орал обступившей его кучке слесарей:

    - Бля буду... покалечу... все мне вернете!..

    Мужики, даже не зная, с какого боку к нему подступиться, успокаивали впавшего в истерику сотоварища:

    - Вань, успокойся! Все будет путем!.. Принесем тебе твои железки!..

    Опасливо поглядывая на страшное орудие в мощных руках Ивана, многие из горе-наследников подумывали о происках нечистой силы, попутавшей их. Стоило ли мараться об его металлолом, чтобы сейчас получить по голове пятикилограммовой железкой, многократно умноженной в весе усилием тяжкой длани рассвирепевшего мужика!

    Оник, стоявший ближе всех к раскрытому окну, уже подумывал о ретирации в оное отверстие. И Анатолий Павлович, видимо, тоже озаренный этой идеей, стал потихоньку подвигаться в его сторону. Но ничто не ускользало от обостренного страшной обидой взгляда Ивана. Он не стал делать вид, что не понимает перемещений своих должников, а потому, заорав: «Куда! Отвали от окна!», двинулся прямо на оторопелых слесарей.
 
    И быть бы непременно неминуемой беде, страшному несчастью, но нашлись среди Ивановых ответчиков расторопные люди. Виктор, изловчившись, вывернулся как кошка и, ухватив Иваново орудие возмездия, дернул его с подсечкой под колено. Против такого приема Иван не смог устоять на ногах. Он тут же был повержен на пол, скручен после минуты яростного сопротивления подвернувшимся под руку электрошнуром и помещен в таком виде на стул. С полминуты, тяжело дыша, Иван смотрел на своих обидчиков, потом скрипнул зубами и сказал:

    - Что, суки, справились?! Ничего, я с вами поодиночке потом поговорю!..

    Судя по тону, с которым были произнесены эти слова, все сразу поняли, что это не пустая угроза. Тем более, что Иван был мужиком крепким, обязательным и бескомпромиссным. Многим такой поворот дела очень не понравился, потому как Анатолий Павлович, например, тотчас же, упредив всех, вскричал:

    - Ваня, да мы все твое тебе отдадим сейчас же, только ты успокойся и послушай...

    - Я тебе успокоюсь, старый пень, тебя первого и успокою! - прорычал багроволицый Иван. - Вы на кого руку подняли?!

    Но тут Оник, как всегда спокойный и обстоятельный, сказал:

    - Нам, Иван, делить нечего! Все работаем тут, да? Чего рычать, да? Давай поговорим, как братья. Я тебе хочу мировую дать. Выпьем и поговорим.

    Оник тут же подскочил к своему столу, раскрыл его и достал оттуда полулитровую бутылку «Парламента».

    - Вот, смотри, я наливаю и мы выпиваем. С тобой.

    Видимо, стрессовая ситуация так подействовала на Ивана, что тот, подумав, что накостылять им он всегда успеет, а выпить сейчас не мешало бы для успокоения нервов. Тем более, он чувствовал, что мужики и так пристращены достаточно. Иван неохотно кивнул и, втянув носом воздух, сказал:

    - Давай...

    Оник поднес ему стакан к губам и осторожно стал наклонять его. Иван по мере поступления жидкости выпивал ее жадными глотками. Выдохнув, он откусил от соленого огурца, который немедленно оказался около рта вместо стакана. Покончив с процедурой, Иван некоторое время сидел, опустив голову. Мужики, стоя вокруг, ожидая от него какой-нибудь реакции, крепко надеялись, что подношение принесет свои плоды. И вправду, Иван, после размышления, вздохнул и поднял голову:

    - Ладно, хрен с вами. Развязывайте! Так и быть, никого убивать не буду. Сегодня... А завтра, если не принесете мое добро, предупреждать уже никого не стану!

    Мужики, поняв, что побоище откладывается, тем более, что в наличии имеется початая бутылка водки, заулыбались, заговорили и, хлопая друг друга по плечам, стали собирать скромную трапезу. По истечении часа, когда третья бутылка обошла кругом всю согласительную комиссию, мужиков посетила идея, от которой они пришли в восторг. Были немедленно вскрыты шкафчики Алексея и Виталия, и под одобрительный гул, Иван извлек из их недр свой умыкнутый инструмент. От этого он вдруг как-то подобрел, просветлел лицом. Отстегнув несколько купюр, Иван настоял на продолжении застолья, в чем нашел полное и единодушное одобрение мужиков.

 

   После оперативки Стариков еще раз просмотрел показания жены Куркова. То, что он услышал от нее, стало для него своего рода лакмусовой бумажкой. Показания Курковой дали недостающие основания для мотива преступления.

    Разговор поначалу с ней не складывался. Куркова, бросив свою фразу, больше не хотела возвращаться к этой теме. Но Стариков никак не мог освободиться от мысли, что именно в этих словах и есть вся суть этого страшного дела. Куркова явно понимала, если не знала настоящую его причину, но ничего он с ней пока поделать не мог. Она упорно отмалчивалась.

    И все же Стариков, не желая уходить от важнейших показаний, решил несколько сгустить краски, описав участие ее мужа и сына в деле, как соучастие. Это подействовало больше, чем он ожидал. Куркова захлюпала носом, пустила два обильных ручья слез по щекам и проговорила сквозь рыдания:

    - Нет! Нет!... Я не знаю, кто это сделал, но мои не причем! Вы сначала поговорите с Быковым... Я как узнала, что случилось с бедной девочкой, так поняла... без участия Витьки тут не обошлось... Ведь он решил, что Иван засадил его в тюрьму! Он даже пообещал, когда вернется, разобраться с ним... Витька злопамятный... Вы его допросите...

    - Тамара Васильевна, и все же я хотел еще раз спросить, почему вы сказали, что вы виноваты в том, что случилось?

    - Не знаю я ничего... Боюсь я. Витька... он узнает и меня порешит. Теперь он сможет... после такого.

    - Что вы имеете в виду? - немедленно спросил Стариков.

    - Это он сделал, - вдруг шепотом сказала Куркова. - Я сердцем чую, его рук это дело...

    Больше тогда от нее добиться ничего не удалось. Стариков вздохнул и поднял глаза на оперов, сидевших напротив:

    - Думайте, мужики, с чем пойдем брать Быкова. Надо ему преподнести что-то аховое, чтоб у него очко заиграло и он обмочился!

    - Сложная задачка, начальник! - усмехнулся Борис. - Видать, мужичок тот еще орешек!

    - Ну и что? Не боги орешки колют! - возразил Олег.

    - Смотря чьи! Наши только подножки умеют подставлять! - угрюмо подытожил Борис.

    - Ладно, - вернул их к делу Стариков. - Как с экспертизой дела?

    Олег поморщился и с досадой проронил:

    - Да практически ничего. Осмотр улик, данные патологоанатомов, поиск материалов для генетического анализа в отношении Быкова ничего не дали. Полное отсутствие присутствия!

    - Да не может такого быть! Ведь не призрак же он! Пусть он работал в перчатках, уничтожил всю одежду, убрал улики, но он находился там, а поэтому что-то, пока не обнаруженное, существует в виде улики! - жестко закончил Стариков.

    Олег пожал плечами:

    - Я сам вчера был в том подвале. Вообще-то, в этом доме есть два входа в подвал, но в диспетчерской, на доске с ключами, висит ключ только от одного входа. То есть, я хочу сказать, там на крючках от разных входов висят оба ключа, но при попытке открыть другой вход, выяснилось, что оба ключа от одной двери. Просто на разных крючках висели.

    - Что ты этим хочешь сказать? - насторожились Стариков с Борисом.

    - А то, что Быков входил и выходил через другую дверь и ключ от нее был у него.

    - Ты у диспетчеров спрашивал, есть ли запись об этом ключе в журнале?

    - А как же! Только сколько мы ни рылись в журналах за последние три месяца, никаких записей об этом ключе там нет.

    - Хм! Ну и что нам это дает? - скептически сказал Борис.

    - А то, что, может, как раз там Быков и наследил.

    - Резонно! - задумчиво протянул Стариков. - Ну-ка, мужики, ноги в руки и ходу туда. Может, что и надыбаем...

    Несмотря на надежды обнаружить что-либо существенное в подвале, тщательнейший трехчасовой осмотр которого был проведен чуть ли не ползком, не принес никаких результатов. Стариков возвращался в отдел разочарованный и встревоженный. Утром подполковник категорически потребовал реальных результатов по фигуранту, но доклад выливался в повторение пройденного. Кроме красиво выстроенной версии, предъявить Быкову было нечего. Надо было идти на риск.

    - Ну, что, мужики, берем гада?!
 
    Олег с Борисом зачесали затылки, но, согласившись с предложением Старикова, согласно кивнули.