Тайна великой души Умара Хайяма

ТАЙНА ВЕЛИКОЙ ДУШИ УМАРА ХАЙЯМА ИЛИ СНЯТИЕ ЗАНАВЕСА С ЕГО ЛИЦА


Выучите арабские цифры — на первый взгляд кажется,
что это трудно, на самом же деле это очень легко.
Знание их будет для вас полезно не только в Иране,
Афганистане, Пакистане, но и еще в десятках трех стран.
                Умар Хайями               

     Художественная литература имеет значительное влияние в жизни каждого человека. С детства до преклонного возраста человек живет якобы во взаимодействии двух миров - ежечасной действительности и художественной литературы. В литературных образах и событиях мы стараемся проявить повседневное, обычное, а вот реальные отношения мы часто строим на примерах идеальных героев и величественных чувств из прочитанных произведений. Из них мы познаем жизнь, учим извечным духовным ценностям, находим ответы на свои многочисленные вопросы. 

     Далеко не любой из нас имел возможность жить бушующими литературными страстями, но почти все мы будто притронулись к ним, получили о них представления и ощутили в души что-то похожее, когда читали о волнении и страдании героев книг. Именно в мире этих героев, созданных художниками слова, жизнь возникает перед нами не только такой, какой а есть в действительности, но и такой, какой она может и должна быть. Тысячелетиями человечество вырабатывало и совершенствовало моральные нормы и идеалы прекрасного. Все это, будто в зеркале, отображается в произведениях художественной литературы. Каждая эпоха накладывала свой отпечаток на систему моральных ценностей общества, а литература, вобрав их, доносит к читателю.
Художественная литература существует несколько тысячелетий. Были периоды, когда она уходила в тень, не оказывая практически никакого влияния на ход дел в человеческом сообществе. В иные времена именно художественная литература становилась важным фактором в духовной жизни того или иного народа. Но функционировала она всегда. Имелись, следовательно, какие-то постоянные общечеловеческие потребности, вызывавшие к жизни все новые и новые произведения, независимо от географических, национальных, политических и других особенностей места и времени их появления. Определение этих потребностей немаловажно для ответа на вопрос: «Каковы же функции художественной литературы? Зачем она?»
Художественная литература выступает своеобразной моделью жизни. Как в науке и технике те или иные идеи, изобретения испытываются сначала в лабораториях, в миниатюре и лишь затем становятся достоянием каждодневной практики, так и в литературе – писатель обнаруживает какие-то черты, свойства, особенности психологии и поведения человека, которые впоследствии осмысливаются как общечеловеческие.

     Французский писатель и мыслитель Р. Генон, родившийся в 1886 т., происходивший из католической семьи, в 1912 г. перешел в ислам, а в 1930 г. навсегда оставил Европу и уехал в Каир. Он хорошо знал и европейскую, и арабо-мусульманскую культуры, мог объективно судить об их взаимном влиянии. Р. Генон изложил свое мнение о влиянии исламской цивилизации на европейскую в небольшой статье с аналогичным названием, в которой указывает на бесспорные факты этого влияния в истории обеих культур.
Европейская философия и культура в целом испытывали сильное влияние творчества арабских мыслителей, художников, поэтов. Все это говорит о необходимости изучения богатого наследия арабо-мусульманской культуры и литературы, значение которой в сегодняшнем мире далеко выходит за границы «исламского мира».

      Многонациональная и многоязычная мусульманская художественная литература выдвинула целую плеяду замечательных писателей, получивших широкое международное признание и даже самые заклятые враги Ислама не могут отрицать того, что этот новый в истории человечества художественный метод проложил себе дорогу во многом благодаря неисчерпаемому духовно-нравственному потенциалу нашей мудрой и доброй религии.

      Мусульманские писатели прошлого всегда исходили из того, что человек не может жить бесцельно и на каких бы языках они не создавали свои произведения, их всегда объединяла непоколебимая вера в единство и могущество Всевышнего Аллаха (Хвала Ему и велик Он!), ярко выраженный гуманистический взгляд на мир и большое уважение к человеческому достоинству. 
 
       Лучшие из мусульманских писателей всегда были мыслителями. Наблюдая жизнь своих современников и изучая историю, они глубоко задумывались над судьбами людей, гениально показывая связь отдельных личностей с историческими судьбами народов, причем изображая переломные моменты истории, создавая произведения, запечатлевшие жизнь мусульманского общества на разных стадиях его развития, они хорошо понимали, что жизнь неумолимо требует замены старых форм общественного устройства новыми, что на смену отжившему, обветшалому, утратившему всякий здравый смысл порядку вещей должен прийти разумный, достойный свободного от всяких предрассудков верующего человека порядок. Они не скрывали своих симпатий к простому народу, во все времена были последовательными защитниками его прав и поборниками его интересов, стремились показать живую душу народа во всей ее красе, открывая для своих читателей в сердцах простых людей мир высокой Исламской духовности, добра и бескорыстия, создавали замечательные произведения, в которых высказано большое уважение к людям труда, сохраняли уважение к простому люду, правдиво и взволнованно изображали его тяжелую жизнь.
 
     Признанные мусульманские мастера художественного слова всегда прославляли доброту как высшее проявление человечности, осуждали черствость, эгоизм, бездушие и жестокость, злонравие и несправедливость, обнажая нравственное уродство тех, чье богатство составлено из грошей, вытянутых у бедняков, клеймили позором среду, отравленную фальшью, лицемерием и безразличием ко всему кроме денег, верили, что человек от природы добр и великодушен и мечтали построить новый мир, не знающий рабства и угнетения, посвящая ему самобытные, художественно зрелые произведения, воплощающие извечное стремление народа к правде, миру и созиданию. Они боролись против иноземных завоевателей и тех, кто под маской цивилизаторов вторгался в чужие края, превращая все вокруг в развалины и пепел, истребляя и порабощая целые народы, с теми, кто пытался вытравить из памяти людей идеи свободы, равенства и братства, провозглашенные Святым Пророком (Да благословит его Всевышний Аллах и приветствует!).

     Творчество мусульманских писателей всегда носило подчеркнуто антиколони-альный характер, их гордость, воля и стремление к свободе были поистине неукротимы, они никогда не склоняли головы перед захватчиками и потому последние всегда безжалостно уничтожали их бесценные рукописи и неотступно преследовали писателей-патриотов. Раскрывая грабительскую, антинародную сущность преступной политики колонизаторов и пробуждая в соотечественниках высокие патриотические чувства, они поддерживали тех, кто еще не отказался от мысли об освобождении родины, воспевали справедливость народно-освободительной борьбы, представляя ее своим читателям как столкновение добра с темными силами зла, разъясняли им, что значит быть героем и как отличить настоящего героя от мнимого. Они создавали образы подлинных борцов за освобождение родины и человеческой личности, изображая своих героев в момент наивысшего напряжения духовных и физических сил, передавая героическую атмосферу народного подвига, боевого содружества верующих разных национальностей, доносили до своих читателей их призывы к мужеству и стойкости, к активной борьбе с постигшими родину бедствиями. Одним словом, мусульманская художественная литература всегда была грозным оружие борьбы за свободу и независимость народов исповедавших Ислам, ее высокой целью и историческим призванием было преданное служение делу веры, пробуждение самосознания народа, его стремления к знаниям, науке и культуре.

    Вклад арабо-мусульманской культуры в сокровищницу мировой культуры весьма значителен. О достижениях арабской науки в мировом масштабе уже говорилось выше. Существующее свыше тысячи лет, от Испании до Индии, искусство ислама играет в искусстве мира важную роль, особенно произведения художественного ремесла и ткани. Запад использовал его в качестве образца, перенимая мотивы из мусульманской Испании; в архитектуре Сицилии и Венеции, в тканях из Лукки и Флоренции видно сильное влияние искусства ислама. В XVII в. на Западе возникла мода на культуру и украшения мусульманского Востока. Эта культура оказала большое влияние на становление европейской науки и культуры, а через нее — на мировую науки и культуру в целом. Это влияние проявилось в области культуры и художественной литературы, естественно-научного знания, философии, медицины. При этом оно не ограничивается прошлым, оно заметно и сегодня. Некоторые исследователи полагают, что это влияние будет впредь только усиливаться.

     Поэзия поэтов-жизнелюбцев средневековья - Низами, Хафиза, Джами, Омара Хайяма, Руми и многих других - вдохновляла европейских и американских поэтов на создание шедевров мировой поэзии. Когда речь идет о поэтах мусульманских стран, то естественным образом в первую очередь подразумевается стихи поэтов призывающий человечество к высокой духовной и нравственной культуре человечесива. Однако в некоторых случаях в мировом литературном небосклоне стали искажать представление об исламской культуре и литературе.
Во второй половине XIX века подвергнулся осмеянию и фальсификации святое святых великое наследие Центральной Азии, жизнь и творчество древнего философа, ученого энциклопедиста и поэта Умара Хайяма "Обществом вольных каменщиков" движения ордена франко масонов, которые во все века пытались "возвысить степь, унизив горы".

      Всё это послужило поводом для того чтобы,  еще раз вспомнить о нашем великом предке, еще раз проанализировать серьезные научные исследования его жизни и творчества и отдать дань уважения и вечной памяти его гению.
Датой рождения Умара(Омара) Хайяма принято считать 18 мая 1048 года нашей эры, он родился в Иранском городе Нишапур. Во втором по величине городе на северо-восточке Ирана.
Довольно сложное полное имя ученого и поэта отражает основные моменты из жизни Хайяма: Ходжи-переводится как лицо совершивший Хадж, или паломничество по святым местам мусульман в города Мекку и Медину, что находится в Королевстве Саудовской Аравии,  Гийясиддин переводится как «Плечо веры» и подразумевает знание Корана. Абульфатх Умар ибн Ибрагим - это кунья (составная часть арабского имени, обозначающая «отец такого-то»). «Абу» обозначает отец, «Фатх»- значит завоеватель, «Умар» переводится как жизнь, а Ибрагим это имя отца. Хайям это прозвище от слова «хайма» — палатка, образованное от ремесла, которым занимался отец поэта. Нишапури это упоминание родины Хайяма иранский город Нишапур.

    О молодых годах Хайяма почти нет сведений. На его происхождение указывает имя: слово "хайям" буквально означает "палаточный мастер"; от этого же слова происходит и старорусское "хамовник" — "текстильщик". Исходя из полного имени Хайяма, мы можем знать, что отца его звали Ибрахим, он происходил из рода профессиональных ремесленников и, видимо, имел достаточно средств, чтобы дать сыну блестящее образование.

   В одних источниках указывается, что молодой Хайям учился в родном Нишапуре, в других говорится, что в ранней молодости он жил в Балхе, и даже указывается имя его учителя — Насир ал-милла ва-д-Дин шейх Мухаммед-и-Мансур, сведений о котором также не сохранилось. Но все источники сходятся в одном: в возрасте всего 17 лет Хайям поражал своими глубокими знаниями во всех областях философии, а также отличался уникальной памятью и замечательными природными способностями.
В то время Нишапур, расположенный на востоке Ирана в древней культурной провинции Хорасан, был крупным городом XI века с населением в несколько сот тысяч человек. Обнесенный высокой стеной с башнями, он состоял более чем из пятидесяти крупных улиц и занимал территорию в сорок квадратных километров. Лежащих на оживленных караванных путях, Нишапур был ярмарочным городом для многих провинций Ирана и Средней Азии. Самая большая достопримечательность Нишапура, резко отличающая его от многих городов того времени, - обилие библиотек и школ среднего и высшего типа — медресе.

    Можно предположить, что Хайям начал свое образование именно в Нишапурском медресе, имевшем славу аристократического учебного заведения, готовящего крупных чиновников для государственной службы, а затем продолжил его в Балхе и Самарканде. Во всяком случае, дальнейшая карьера Хайяма склоняет именно к такому выводу.К окончанию учения относится первый опыт самостоятельной научной работы Хайяма, посвященный извлечению корня любой целой положительной степени n из целого положительного числа N. Этот трактат, к сожалению, не сохранился, но в источниках есть ссылки на его название: "Проблемы арифметики". Более того, в других источниках говорится, что Хайям, отталкиваясь от ранних работ индийских математиков, по сути дела предложил новый способ решения уравнений, аналогичный современному методу Руффини-Горнера. Кроме того, в трактате содержалась известная формула бинома Ньютона для натуральных показателей. Подробно об этой уникальной математической работе Хайяма, рукопись которой не найдена до сих пор, говорится в трактате Насира ад-Дина ат-Туси "Сборник по арифметике с помощью доски и пыли".

     В библиотеке Тегеранского Университета хранится рукопись небольшого алгебраического трактата, не имеющего заглавия, но указан автор — Умар Хайям. По сути дела этот трактат предваряет более полный труд Хайяма по алгебре, хорошо известный современным его исследователям.По каким-то причинам, возможно, как-то связанным с первыми годами правления сельджукских султанов, молодой Хайям покинул родной Хорасан. Дальнейшие сведения о Хайяме исходят из управляемого Караханидами Мавераннахра, столицей которого сначала был Самарканд, а затем — Бухара.
Следует особо отметить, что во времена Хайяма ученый, не будучи человеком состоятельным, мог регулярно заниматься наукой только при дворе того или иного правителя, занимая одну из четырех должностей: секретаря (дабира), поэта, астролога или врача. Судьба ученого в этом случае в значительной степени зависела от милости или немилости правителя, его нрава, капризов, от придворных интриг и дворцовых переворотов. Видимо, первым из известных покровителей Хайяма был главный судья Самарканда Абу Тахир Абдурахман ибн Алак. Именно под его покровительством Хайямом была написана основная часть алгебраического трактата "О доказательствах задач алгебры и амукабалы". Исходя из датировки рукописи, можно сказать, что она была создана в Самарканде около 1069 года. Во введении к своему алгебраическому трактату Хайям рассказывает о бедствиях ученых того времени. Послушайте, - это голос очень совестливого, смелого и умного человека:"…Я был лишен возможности систематически заниматься этим делом и даже не мог сосредоточиться на размышлении о нем из-за мешавших мне превратностей судьбы. Мы были свидетелями гибели ученых, от которых осталась малочисленная и много-страдальная кучка людей. Суровости судьбы в эти времена препятствуют им всецело отдаться совершенствованию и углублению своей науки. Большая часть из тех, кто в настоящее время имеет вид ученых, одевают истину ложью, не выходя в науке за пределы подделки и притворяясь знающими. Тот запас знаний, которым они обладают, они используют лишь для низменных плотских целей. И если они встречают человека, отличающегося тем, что он ищет истину и любит правду, старается отвергнуть ложь и лицемерие и отказаться от хвастовства и обмана, они делают его предметом своего презрения и насмешек…"
Много лет спустя Умар Хайям напишет свое знаменитое рубаи:

Эти два-три глупца, нахватавшись азов,
Вознесли себя челядью вечных основ.
Будь ослом с ними, норов ослиный таков,
Что зачислит в неверные всех не ослов (перевод Светланы Сусловой)

    В этом же предисловии к своему труду, чуть далее, Хайям пишет, что получил возможность написать эту книгу только благодаря покровительству судьи судей имама господина Абу Тахира. Любопытно, как Хайям, этот умный, честный и проницательный человек, не склонный к раболепию ни в одном из своих произведений, вынужден описывать свои взаимоотношения с покровителем — "спонсором" своей научной работы: "…Его присутствие расширило мою грудь, его общество возвысило мою славу, мое дело выросло от его света, и моя спина укрепилась от его щедрот и благодеяний. Благодаря моему приближению к его высокой резиденции я почувствовал себя обязанным восполнить то, что я потерял из-за превратностей судьбы, и кратко изложить то, что я изучил до мозга костей из философских вопросов. И я начал с перечисления этих видов алгебраических предложений, так как математические науки более всего заслуживают предпочтения…"
… Увы, и спустя десять веков можно либо делать карьеру, приносящую деньги, - либо заниматься наукой и поэзией, оставаясь нищим и зависимым …
Но вернемся к нашему герою. Вероятно, покровитель Хайяма — Абу Тахир — представил своего протеже бухарскому хакану Шамс ал-Мулуку. В источниках говорится, что правитель крайне возвеличивал Хайяма, нередко сажая рядом с собой на трон.

     В 1074 году, вскоре после того, как, не выдержав длительного противостояния сельджукам, хакан Шамс ал-Мулук признал себя вассалом султана Малик-шаха, Хайям был приглашен в столицу огромного Сельджукского государства Исфахан ко двору Малик-шаха для строительства и управления дворцовой обсерваторией и руководства реформой иранского солнечного календаря. 1074 год в жизни Умара Хайяма стал началом двадцатилетнего периода его особенно плодотворной научной деятельности.По мнению большинства историков, годы правления султана Малик-шаха - период наибольшего подъема Сельджукского государства, расцвета науки и культуры, литературы и зодчества, широких просветительских преобразований. В Исфахане, также, как и в других крупнейших городах — Багдаде, Басре, Нишапуре, Балхе, Мерве, Герате, — были открыты учебно-научные академии (они назывались Низамийе - по имени визира Малик-шаха: Низама-ал-Мулка, которому история приписывает основную заслугу созидательной государственной деятельности султана Малик-шаха). Исфахан, и ранее славившийся своими культурными традициями и ценнейшими коллекциями рукописей, стал активно действующим научным центром. Достаточно сказать, что в Исфахане провел значительную часть своей жизни, читая лекции в одном из исфаханских медресе, гениальный Авиценна - Абу Али ибн Сина (980-1037).
Историк Ибн ал-Асир пишет о 1074 годе: "В этом году Низам ал-Мулк и султан Малик-шах собрали самых лучших астрономов… Для султана Малик-шаха была построена обсерватория, в ее создании участвовали лучшие астрономы: Омар ибн Ибрахим ал-Хайями, Абу-л-Музаффар ал-Исфарази, Маймун ибн Наджиб ал-Васити и другие. На создание обсерватории пошло очень много средств…"

    За пять лет ученые разработали новый календарь, отличавшийся высокой степенью точности. Этот календарь, получивший название "Маликшахово летоисчисление", имел в своей основе 33-летний период, включавший 8 високосных годов; високосные годы следовали 7 раз через четыре года и один раз — через пять лет. Календарь, предложенный Умаром Хайямом, был на семь секунд точнее ныне действующего григорианского календаря (разработанного в 16 веке), где годовая ошибка составляет двадцать шесть секунд.

    Почему-то этот календарь не был внедрен. Сам Хайям пишет, что "время не дало возможности султану закончить это дело…". Это удивительно, потому что есть данные, указывающие на то, что новый календарь был почти готов к марту 1079 года, а султан продолжал править до 1092. Конечно, исходя из реалий нашего времени, можно предположить, что ученые намеренно не спешили "закрывать финансируемый проект", занимаясь кроме календаря целым рядом других научных проблем. Как бы там ни было, уже в 1077 году Хайям заканчивает свой замечательный математический труд "Комментарии к трудностям во введениях книги Евклида", в 1080 году пишет философский "Трактат о бытие и долженствовании", а вскоре и другое философское сочинение — "Ответ на три вопроса". Более того, по предположениям биографов Хайяма, именно в Исфахане, в пору расцвета своего научного и жизненного благополучия, Хайям создал все свои четверостишия гедонистического характера.

    Двадцатилетний относительно спокойный период жизни Умара Хайяма при дворе Малик-шаха оборвался в конце 1092 года, когда при невыясненных обстоятельствах скончался султан Малик-шах, а за месяц до этого был убит Низам ал-Мулк… Вдова Малик-шаха — Туркан-хатун, опираясь на тюркскую гвардию "гулямов", добилась провозглашением султаном младшего сына - Махмуда, которому едва исполнилось 5 лет, и по сути стала правительницей государства. Всех, некогда пользующихся покровительством Низама ал-Мулка, вдова недолюбливала. Омар Хайям еще некоторое время продолжал работать в обсерватории, но уже не получал ни прежней поддержки, ни прежнего содержания. Еще хуже пришлось ученому, когда султаном стал средний сын Малик-шаха — Санджар, правивший сельджукским государством с 1118 по 1157 годы. В свое время Хайям вылечил его от оспы, унесшей жизнь его младшего брата Махмуда, но имел неосторожность среди придворных высказаться о вполне вероятном летальном исходе болезни. Сама фраза Хайяма — "мальчик внушает страх" — была истолкована изуродованным оспой будущим султаном совсем в другом смысле.

    Исфахан после смерти Малик-шаха вскоре потерял статус царской резиденции и главного научного центра, столица была перенесена в Хорасан, в город Мерв. Хайям предпринимал отчаянные попытки заинтересовать новых правителей в своих научных трудах, связанных с обсерваторией. Он даже написал явно "популистскую" книгу "Науруз-наме" — об истории празднования Науруза, предпосылок создания солнечного календаря и необходимости календарных реформ. Книга полна различных легенд и вымыслов, ненаучных примет и нравоучений, и даже анекдотов. Цели Хайяма, побудившие его создать эту книгу, особенно видны в главе "Об обычаях царей Ирана", где в качестве хорошего обычая подчеркивается покровительство ученым. Но книга не помогла: Исфаханская обсерватория пришла в запустение и была закрыта.

    О позднем периоде жизни Умара Хайяма известно также мало, как и о раннем. По некоторым данным, он какое-то время жил в Мерве, даже, несмотря на немолодые годы, совершил паломничество в Мекку, чтобы заставить замолчать клеветников, создавших ему крамольную славу вероотступника и вольнодумца. Видимо, это не помогло, и Хайям был вынужден вернуться в Нишапур, лишь изредка посещая Бухару и Балх. В сочинении Табризи "Дом радости" сообщается, что у Хайяма "никогда не было склонности к семейной жизни и он не оставил потомства. Все, что осталось от него, — это четверостишия и хорошо известные сочинения по философии на арабском и персидском языках".

     Кто знает, если бы семидесятилетний Умар Хайям — а примерно в этом возрасте он оставил карьеру и удалился в город детства, в свое одиночество, — кто знает, если бы он, окруженный вниманием сильных мира и заботами собственной семьи, остался до конца дней своих верным научным изысканиям и своим покровителям, — имел бы мир чудо поэзии Омара Хайяма, полное горьких прозрений и мудрости? Смог бы Хайям довести до совершенства свое поэтическое мастерство, отточив жанр рубаи до точности божественных откровений?.. Кто знает?.. То, что поэзия Умара Хайяма оставила глубокий след не только в поэзии Востока, но и в суфийской философии и оказала огромное влияние на мировоззрение последующих поколений, несомненно. Об этом писали многие исследователи его творческого наследия. Приведем слова Идрис Шаха, музыканта и композитора, мыслителя и философа 19 века: "Поэзия Омара Хайяма является частью суфийского наследия, она многозначна, и понимание ее само по себе уже является частью суфийской специализации". Основы этого учения были заложены в конце VIII — начале IX века египтянином Зу-н-Нуном аль-Мисри и багдадцем Абу Абдаллахом аль-Мухасиби, создателем теории самонаблюдения над соотношением поступков человека и его сокровенных намерений с целью достижения высшей искренности перед Богом, созвучным слиянием с Ним и Его замыслом, что противопоставлялось лицемерию и показному благочестию духовенства. Мухасиби приписывают и учение о хал — мгновенном озарении, экстатическом состоянии суфиста на пути к Богу. Школа маламатийя (Нишапур, IX век) создала учение о сочетании внутреннего очищения с умышленным показным неблагочестием, например, питием вина, вызывающем упреки посторонних, что должно смирить гордыню. Представитель багдадской школы Джунайд создал учение о фана - мистическом растворении суфиста в Боге, ведущем к сверхбытию (бака) - вечности в Абсолюте. Абу Абдаллах Хусейн ибн Мансур аль-Халладж утверждал возможность реального единения духа суфиста с Богом и в момент экстаза восклицал: «я есмь Истинный» (т.е.Бог), за что был признан еретиком, четвертован и сожжен (по другому преданию - повешен) в Багдаде в 922 году. Спустя четыре века его духовный последователь Хафиз напишет о нем свой знаменитый бейт: «Он возвысил виселицу, оказав ей честь. Он виновен - истину открывал, как есть…» (перевод Светланы Сусловой).

    В целом для суфизма характерны сочетание идеалистической метафизики (ирфан) с особой аскетической практикой, учение о постепенном приближении прозелита (мюрид) через мистическую любовь к конечному слиянию с Богом, где значительная роль отводится старцу-наставнику (пир), ведущему прозелита по мистическому пути к этому слиянию, к озарению. Отсюда стремление суфистов к интуитивному познанию, экстазу, достигаемому путем особых танцев и сотворения поэтических и музыкальных молитвенных формул - своеобразное духовное «умерщвление голоса собственной плоти» мюрида, следующего за голосом пира.
Суть суфизма, священная для поэтов «звездной плеяды», постоянно очищалась в огне их истинного горения любви к Богу, отделяя истинное от ложного. Истиной они провозглашали вечные духовные величины: любовь, веру, узы дружбы… Как современно звучит рубаи знаменитого средневекового поэта и врачевателя Абу Али ибн Сино (Авиценны):

Если друг мой с заклятым врагом моим дружен,
Этот друг мне по жизни, пожалуй, не нужен.
Сахар, с ядом хранимый, отравит не хуже.
Бойся мухи, делившей с гадюкою ужин!(перевод Светланы Сусловой)

    Известно, что в процессе обучения четверостишия Хайама использовал глава суфиев Гиндукуша, великий учитель XIX века Хан Джан Фитан Хан. Его ученик пишет: "К Хану пришли три новичка.

    Он принял их, приказал заняться изучением Хайама, а потом рассказать ему о результатах. Через неделю, в следующий приемный день они рассказали ему о своих впечатлениях. Первый сказал, что стихи заставили его думать, причем думать по-новому. Второй сказал, что считает Хайама еретиком. Третий почувствовал, что в стихах Хайама скрыта какая-то глубокая тайна, которую он надеется когда-нибудь постичь. Первый был принят в ученики, второго отослали к другому учителю, а третьему было приказано изучать Хайама еще неделю. Один из учеников спросил Хана, является ли это методом оценки потенциальных возможностей будущих суфиев. Учитель сказал: "Мы и так уже кое-что знаем о них благодаря интуиции, но то, что ты считаешь только испытанием, является и испытанием, и частью их подготовки. Более того, это помогает также подготовке наблюдателей, это суфизм, а он состоит из изучения чувства и взаимодействия людей и мышления".

    Поэзия Умара Хайяма, простая на первый взгляд, действительно полна глубины и непостижимой тайны внутреннего воздействия на психику человека. Рубайят Хайяма — филигранно отточенные маленькие поэмы, уместившиеся в четырех строках, глубокие по содержанию и мысли, но выраженные простым языком, певучим, образным и красочным, — не только завоевали прочное место в сердцах многих поколений, но и вызвали к жизни тысячи подражаний и вольных пересказов на сотни языков мира. Еще в XVIII веке английский поэт Э.Фитцджеральд открыл западному читателю чудо поэзии Хайяма, сделав не только авторизованные переводы его рубайят, но и сотворив целую драматическую вариацию на темы поэзии Хайяма: «Книга о глиняных кувшинах», чем открыл путь вольной интерпретации его творчества тысячам поэтов-переводчиков. После первого перевода "Рубайата" Э.Фитцжералдом в 1859; два года тексты не покупались, затем наступил настоящий бум: только перевод Фицжералда выдержал до начала 20 в. 25 переизданий. Xайям не просто оценен Западом как восточная классика, - он оказался удивительно созвучным европейскому менталитету как на уровне массовой, так и на уровне элитарной культуры: как в Европе, так и в Америке.

    Умар Хайам завоевал необычайную популярность как в Англии, так и в других странах Европы и Америки. Его поклонники создавали клубы последователей Xайяма и кабачки, носящие его имя, сажали розы из Нишапура на могиле Фитцджеральда, пытались подражать ему в своих стихах. Особенно остро интерес к Хайяму проявляется в периоды, ставшие для Европы периодами абсурда: историческим фактом является широкое распространение "Рубайата" среди английских солдат Первой и Второй мировых войн. История переводов Хайяма. на европейские языки конституирует в европейском литературоведении целую традицию хайамистики (М.Николас во Франции, Д.Росс в Англии, Ф.Розен и Х.Ремпис в Германии, В.А.Жуковский в России, А.Кристенсен в Дании и др.).
Достаточно сказать, что французский ученый Николас (Nikolas, “Les quatrains de Kheyam”, Pаris, 1867), работая над произведениями Хайяма с иранским суфием-переводчиком, сделал из поэта религиозного ортодокса, в то время как лучшие русские переводчики советского периода превратили Хайяма, согласно требованиям своей эпохи, не только в воинствующего атеиста, но и создали ему славу всегда хмельного кабацкого философа и балагура. О передаче музыкального строя его поэзии, имеющей обилие внутренних рифм и аллитераций, и говорить не приходится… 

     Культ поэта все разрастался, хотя было хорошо известно, что старейшая рукопись стихов Хайяма, дошедшая до наших дней, была написана через 350 лет после его смерти. Ситуация была бы подобной, если бы мы должны были основывать свои суждения о св. Иоанне-Крестителе на документах, написанных только вчера, и еще на некоторых незначительных данных.
Ясного отношения ко всему, в том числе к человеку, к жизни и смерти, к морали, к обществу и к Богу, - ждем мы от того, кого называем мудрецом. Но в том и парадокс, что, безусловно ощущая глубокую мудрость Хайяма, в стихах его находим выражения противоположных, в принципе несовместимых позиций. Уместно повторить многажды цитируемые слова члена-корреспондента Петербургской АН В. А. Жуковского, одного из первых в России исследователей поэтического наследия Умара Хайяма: "Он - вольнодумец, разрушитель веры; он - безбожник и материалист; он - насмешник над мистицизмом и пантеист; он - правоверующий мусульманин, точный философ, острый наблюдатель, ученый; он - гуляка, развратник, ханжа и лицемер; он - не просто богохульник, а воплощенное отрицание положительной религии и всякой нравственной веры; он - мягкая натура, преданная скорее созерцанию божественных вещей, чем жизненным наслаждениям; он – скептик; он – персидский Абу – ала, Вольтер, Гейне". Можно ли в самом деле представить человека, если только он не нравственный урод, в котором могли бы совмещаться и уживаться такая смесь и пестрота убеждений, противоположных склонностей и направлений, высоких доблестей и низменных страстей и колебаний".

    Читая известные стихотворные переводы из Умара Хайяма, можно увидит этот клубок противоречий: тут мы имеем дело уже с результатами отбора, словно бы призванного предоставить нам легкое чтиво вместо потрясающих свидетельств внутренней душевной борьбы. Тут мы не найдем стихов во славу Аллаха (а такие у Хайяма есть, полные высочайшего экстаза!), и останется думать, что поэт только насмехался над Творцом. Почти не обнаружит призывов к высокой морали и человечности, зато немало позабавится ерничеством, когда Хайям изображает себя (вернее, своего "лирического героя") и пропойцей, и развратником, и мужеложцем. В результате даже наши отечественные (советские) исследователи всерьез писали: один - что Хайям был безусловно атеистом, другой - что корни "мнимых противоречий" Хайяма надо искать не в его творчестве, а прежде всего в пристрастном толковании четверостиший.

     После сверщения октябрской революци в России в октябре 1917 года, на территории России образовался новое государственое устройсто, империя большевиков-Союз Советских Социалистических Республик. Средства пропоганды СССР дал новый толчок “Рубаятам” Умара Хайяма. Рубаяты стали переводится на все языки республик СССР, в том числе и на языки народов Средне Азиатских республик, в том числе на узбекский, таджикский, казахский, киргизский и туркменский. В переиздаваемых миллионными тиражами “Рубаятах” Умара Хайяма воспевался пьянство, разврат, лицемерие, а это в свою очередь было на руки советской идеологии политики, ибо общество Советского государства было самым пьющим обществом людей в мире. Политическим кругам мира хорошо известно, что  управлять обществом пьяных людей просто и легко одной упряжкой. Естественно для достижения своих целей советская пропоганда с помощью “Рубаятов” Умара Хайяма всесторонно пропагандировала пьянство. Не простительным обстоятель-ством явился то, что “Рубаяты” Умара Хайяма были переведены на таджикский (фарси) язык, т.е. почти на родной язык Умара Хайяма из русского перевода, который в свою очеред был переведен с английского перевода Э. Фитцжеральда. “Рубаяты” Умара Хайяма были изданы миллионными тиражами. Все были рады, что нашли такого удивительного учителя, который воспевает пьянство, лицемерие и ханжество. “Рубаятами” Умара Хайяма читались оды, произносились речи и “тосты” на свадьбах, банкетах, днях рождениях и так далее. Но ни кто в серёз не задумывался о не обходимости проведения научной дисскуции по истинному содержанию приведенных четверостишей в ”Рубаятах” Умара Хайяма. 

     Практически во всех русских и советских изданиях имя Умара Хайяма пишется через букву О, как Омар Хайям, в следствии прямого перевода с английского языка. В английском языке буква “У” пишется через “О”, вот они и писали Умара Хайяма как Омар Хайям, а в русском алфвите то есть буква “У” и ни кто из ученых не задумывался об этом, т.е о правильном написании и произношении имени Умара Хайяма. Ни кто из иследователей творчества Умара Хайяма не задумывались о восстановлении справедливости и восстановит доброе имя великого ученого Хайяма, хоть я при изучении первоисточников сталкивались что происходить фальцификация материалов. Исследователи работ Умара Хайяма проводили свои работы под лозунгом “Выдавать желаемое за действительное”.
Общеизвестно работы известных исследователей творчества Умара Хайяма советского периода опубликованные Николаем Поляковым “Умар Хайям, его эпоха и наследие”,  д.ф.н. проф. Софией Львовной Каганович “Сокровища Востока” и Игорьем Голубевым “Тайнопись Умара Хайяма”, где ученые делали попытки оправдать доброе имя великого ученого Востока Умара Хайяма, однако работы носили дискуссионный характер и не вносили существенного изменения общественного представления людей о Умаре Хайяме. Однако во всех этих выше перечисленных работах чувствуется некоторая грань, где ученые не выходять за рамки дозволенного советской пропагандой.

    Мировому сообществу потребовалось почти 100 лет для того чтобы посмотрет на жизнь и научное творчество Умара Хайяма с другого ракурса. В начале 60-х годов прошлого столетия в мировом научном сообществе появился человек, который открыто выступил перед мировым сообществом в оправдании честного и доброго имени Умара Хайяма. Профессор Каирского университета (Египит) “Аль Ахсар” Абу Наср Мубашшир Таразий первым в мире выступил с заявлением что сборник четверостишей подразумеваемый как ”Рубаят” Умара Хайяма вовсе не является рубаятами Умара Хайяма, а напротив были собраны и придуманы совершенно другими людми и опубликованы как бы рубаяты Умара Хайяама. Данное научно-обоснованное заявление профессор А.Н.М. Таразий опубликовал на основе своей книги “Кашфул лисон ар рубоийят Умарул ;айём”  изданный на арабском языке в 1956 году, которая по русски звучит так “Открытие занавеса с рубаятов Умара Хайяма”. Напращивается вопрос, так кем же был профессор Абу Наср Мубашшир Таразий? Профессор Абу Наср Мубашшир Таразий является нашим этническим земляком и внуком великого Эмира Бухарского Алимха по линии старщей дочери. Его предки были родом из города Тараз (Джамбул). Написание данной книги ученым была завершена 26 января в четверг 1956 года, или, 13-го числа месяца “жумадус сони” 1375 года хиджри.

     Профессор Таразий не обращая особенного внимания вышеизложенным представлениям о ”Рубаятах” Умара Хайяма изучил его жизнь и деятельность с самого начала на основе рукописных первоисточников имеющихся в частной коллекции богатых людей арабского мира и в библиотеке Каирского университета  “Аль-Ахсар” и доказаал что Омар Хайям не является автором этих рубаятов. 
Профессор Таразий досконально изучая труды младших современников и учеников Умара ибн Ибро;им ;айёма, как Абу ;асана А;мад ибн Умар ибн Али Низомий ал-Арузий Самар;андий ”Собрание Редкостей” и  Захириддина Абул Хасан ал-Байхаки ” Дополнение к охранителям мудрости” пришел к заключению, что Умар Хайям не был ни пьяницей, ни гулякой, ни дебоширом, как хотят представить его массам «Вольные каменщики» (прим. масонская организация). По большому счёту всё это делается ими для того, чтобы скрыть своих людей и не позволить Правде проявиться в миру. Умар Хайям прожил достойную жизнь, был высокообразованным и глубоко верующим мусульманином, добрым и высоко уважаемым человеком. Умар хайям был выдающимся ученым, имеющий глубокие энциклопедические знания в области физики, математики, химии, астрологии, астрономии, философии и медицине. Так что Умар Хайям был настоящим Учёным-энциклопедистом с большой буквы, опрередившим свое время лет на 500-600. О нём уважительно отзывались практически все его современники, называя его «Ученейшим мужем века», «доказательство Истины», «Имамом Хорасана», «Царём философов Востока и Запада». Но самым главным его прозвищем, подчёркивающим его суть, было «Мудрец, взрастивший в сердце росток Любви Живой».

     Умар Хайям сделал ряд выдающихся открытий в математике, физике и астрономии. Мы, к примеру, сегодня пользуемся григорианским календарем, годовая ошибка которого во времени составляет двадцать шесть секунд. А Умар Хайям ещё в те времена предложил миру календарь с годовой ошибкой всего лишь в девятнадцать секунд, о особенностях которого выше приведено достаточно сведений. О превосходстве календаря Умара Хайяма перед Григорианским календарем в своих трудах писали известный английски историк Гибон и немецкий ученый Карел Брокелман.

     Если взять математику, то Умар Хайям ещё тогда в трактате «Трудности арифметики» описал формулу бинома для натуральных показателей, которую спустя шестьсот лет якобы «изобрёл» английский учёный Исаак Ньютон, описав её в теореме о биномиальных коэффициентах, назвав её «бином Ньютона».

     Профессор Таразий в своей книги “Кашфул лисон ар рубоийят Умарул Хайём”  (Открытие занавеса с рубаятов Умара Хайяма) выше приведенные доводы докозательно описывает на основе аргументированных источников. Также в книге приводятся сведения о том что ни кто из современников Умара Хайяма, которые писали о нем, ни когда не приводили сведения и не упоминали о том, что имам Хаджа Гийясиддин Абульфатх Умар ибн Ибрагим Хайями Нишапури был поэтом, его основным ремеслом была занятие наукой. О его поэтическом творчестве стали писать позже, в ХIII-ХIV веках. Атрибутировать, какие именно четверостишия действительно написаны пером Хайяма, невозможно. Профессор Таразий считает, что те рубаи, где прямо упоминается имя Хайяма и которые подразумеваются как “рубоийят Умара ;айёма” написаны вовсе не им. Однако профессор Таразий не исключает, что Умар Хайям на досуге для изложения своих философских взглядов мог практиковаться стихосложением, т.е. писать рубаяты о жизни и бытие.  Но он, ни когда себя не причислял к числу поэтов и не претендовал на это звание.
Профессор Таразий в своей книге приводить такие интересные сведения, согласно которой нормой этики того времени считался, что образованность человека определялся тем, что каждый человек, который считал себя образованным должен был знать наизусть более чем 20-25 тысяч бейтов (двустиший). По свидетельству современников и очевидцев великий ученый Умар Хайям знал наизусть более 50 тысяч бейтов и рубаятов. И это при необходимости давало ему возможность выражать свои взгляды в стихотворной форме.

     Профессор Таразий в своей книге приводить ряд других аргументированных доводов того, что приписываемые Умару Хайяму ”рубаяты” совсем не принадлежать ему. Умар Хайям был весьма уважаемым и выдающимся личностью своего времени, практически без его участия не проходило ни одно светские мероприятия (по современному понятию ”Тусовки”), с участием падишахов, эмиров, ученых и поэтов. Если бы он писал бы рубаяты подобные которые ему припысывают, то о них сразо же стало бы известно в широких массах. Преданные люди Ислама подобное явление не оставили бы без внимания и писали опровержение. Ибо, такие известные  ученые,  как Арузий Самаркандий, Замахшарий, Кази Насавий, Имам Абу Хасан, аль-Газали и Имам Абу Хамид аль Газалий были известны тем, что они подвергали серезной критике любую мысл, который мог бы нанести вред авторитету Ислама. Они жили с Умара Хайямом в одно время, часто вступали во взаимоотношения и  беседовали по различным вопросам науки и философии. Эти люди в своих трудах вспоминали Умар Хайяма только с положительной стороны.
Профессор Тарозий в своей книге на основе изучения приписываемых Умару Хайяму четверостишей по оригинальным рукописам, среди которых нет старше XIVв. и значительно отличаются по числу и порядку включенных в них стихотворений; Хайяму приписывается не менее 1391 четверостишия (большинство изданий ограничивается 101 четверостишием, выбранным Фитцджеральдом); многие из них можно найти у других поэтов. Тщательно изучая и анализируя имеющиеся у него работ ряда Европейских ученых, в которых они  пытались устранить неподлинные элементы и восстановить  истинного  Хайяма, профессор Таразий устанавливает, что результаты этих работ весьма противоречивы.

   Рубаи, приводимые в ”Рубаятах Хайяма” существуют изолировано друг от друга, и не представляют какого–то развития идей, даже в случае пересечения содержания трактатов. А это свидетельствует о том, что они, будучи подлинными, принадлежат разным авторам, но искусственно приписаны одному, Умару Хайяму.Профессор Таразий изучая записей сделанных на полях книги Умара Хайяма ”Комментариях к трудным положениям Евклида” переведенного на арабский и персидский языки из европейских книг позднего издания обнаруживает два теологических аспекта, имеющих смысл только в христианской традиции:
”Изучение наук и постижение их с помощью истинных доказательств есть одна из вещей, необходимых тому, кто хочет спасения и вечного счастья; в особенности это относится к общим законам и правилам, к которым прибегают для изучения воскресения, доказательства существования души и её бессмертия, постижения качеств всевышнего Аллаха и ангелов, порядка творения и доказательства пророчеств господина, повелениям и запрещениям которого повинуются все творения в соответствии с соизволением всевышнего Аллаха и силами людей. 
”Мы изложили все эти вопросы, некоторые из которых выходят за рамки цели этой книги, для того чтобы дополнить этими вопросами науку «Начал» и для того чтобы этот трактат содержал б;льшую часть вещей, потребных изучающему для познания принципов искусства, для постижения принципов общих наук и науке о первопричине существования и познания истинно необходимого существа, а также всех других божественных состояний и воскресения.”

     Профессор Таразий в своей книги приводит истинные мысли, философию и высказывания Умара Хайяма из достоверных источников, которые в корне противополжны мыслям приводимым в рубаятах и доказывает что его мысли были чистыми исламскими мыслями. Естественно напрашивается вопрос? ”если так, то каким образом Умар Хайям прославился как поэт и его рубаяты стали известны во всем мире”. Профессор Таразий на этот вопрос в своей книги отвечает следующим образом. В первые об Умаре Хайяме писал профессор Оксфордского университета Томас Гайд в 1700 году, позднее писали Фон Гомер Биргестел и Меме Николас. После того как в 1856 году Эдвард Фитцжерал перевел из фарси около 70 рубаятов и издания под названием ”Рубаяты Омара Хайяма” в силу ряда обстоятельств стал известен всему миру. Об этом переводе Фитцжералд в письме написанному своему наставнику Говлю так писал: ”я эти рубаяты перевел не так как в оригинале, а изменил путем смешения и подставки по содержанию, сохраняя при этом некоторые части”. Этомому переводу на западе придали небывалое значение, как было отмечено выше этот перевод переизданию практически во всех западных странах по нескольку раз. Восприняли как перевод с оригиналного издания  ”Рубаятов Омар Хайяма” из фарси. Далее последовали переводы из английского и издание на арабском языке, урду, турк и другие востояные языки и даже на иранский язык.

     Как было отмечено выше, на западных странах его поклонниками были созданы клубы последователей Xайяма и кабачки, носящие его имя, где читались рубаяты и пилось вино. А после смерти Э. Фитцжералда его поклонники на его могиле стали сжать розы привезенные из Нишапура. Прохвосты Запада на востоке в этом вопросе на много опередили своих западных наставников. Рубяты стали лозунгом атеизма, пьянства и всякой другой безобразной жизни.

    Как утверждает автор книги “Кашфул лисом” профессор Таразий это было игрой не которого круга лиц запада для отдаления людей, в частности мусульманскую молодеж от Ислама. Этим кругом лиц запада является ”Общество вольных каменщиков” ордена ”франко-масонов”. Так, если западные добродеятели если лдействительно интерисуются восточной поэзией, то они почему интерисовались стихами и рубаятами таких известных поэтов как Фирдаусий, Фарридина Аттара, Хафиза Шеразий и других восточных поэтов. И за чем им нужно было найти эти не известные рубаяты и публиковать от имени выдающегося ученого Умара Хайяма. Для чего Умар Хайям понадобился им?

     Обшеизвестно, что западные востоковеды выросшие под покровительством ”Общества вольных каменщиков” стараются возпользоватся каждым удобным случаем для нанесения удара Исламу. Они через рубаяты старались представить до массы западных людей, что Ислам проповедуют безграмотные люди, а выдающийся ученый энциклопедист Умар Хайям праповедовывал Ислам не в слепую как обычные безграмотные люди, на ряду со знаниями в области естественных наук, знал “КОРАН” наизусть, великолепно комментировал аяты и суры “КОРАНА” и имел великолепные знания по мусульманскому (шариатскому) правоведению, вследствии чего через свои рубаяты мог открыто выступать  против норм и морали Ислама. По этой причине они Умара Хайяма считали как великим ученым, однако его научные трудам не давали хода, прятали от научного сообщества, а издание приписанных ему рубаятов из года в год развивали, эти рубаяты издавались даже в форме учебного пособия для учебных заведений различного уровнья. Во всем изложенном выше не трудно догодатся что это является одним из продуманных и хитрых способов (методов) борьбы против Ислама. Этот метод борьбы описывая сегодняшным термином можно назвать как начало информационной войны против Ислама.
 
    На этом месте снова повляется ещё один естественный вопрос типа ”От куда же нашли эти рубаяты” так называемые западные товарищи   из ”Общество вольных каменщиков”? В качестве ответа на данный вопрос профессор Таразий в своей книги приводить ряд сведений. В первую очеред приводить сведения об отсутствии единого мнения по количестве этих рубаятов, количество которых начинается от одинадцати и заканчивается одной тысячей двух ста рубаятами, а в не которых случаях и более рубаятов.

     Далее профессор Таразий в своей книги приводя отрывки из трудов ученых современников Умара ибн а Хайями Нийсабури и собиравшие материалы о жизни и творчестве ученого утверждает что Умар Хайям в действительности был Умаром Хайями Нийсабури, а Хайям был псевдонимом персидского поэта Алоуддина Али ибн Мухаммед ибн Ахмед ибн Халаф ал-Хорасани, который жил намного раньше Умара Хайями. Ученый предпологает что именно на этом месте и была допушена путаница. А это в свою очередь подтверждается сведениями приведенным в большой Советской энциклопедии сведении о существовании Хайма ученого и Хайяма поэта. Умар Хайями был близким другом Низамул мулка, который вел активную борьбу против не верующих. По этой причине профессор Таразий предполагает чтобы отомстить Низамул мулку неверующие могли написать искомые рубаяты и опубликовать от имени Умара Хайями. В качестве подтверждения данного довода ученый упоминает сведения о признании лиц, которые издавали самый древнейший из рукописей рубаятов и утвержали о том, что эти рубаяты были написаны через 350 лет после смерти Умара Хайями.

     Значить западные востоковеды под покровительством общества ”Вольных каменщиков” для отдаления людей от Ислама и поощрения совершения не чистивых дел в качестве неотъемлемой части культурной оккупационной политики западных государств, пользовались именем великого восточного ученого Умара Хайяма приписывая ему чужие рубаяты (стихи) и публиковать их от его имени. О том, какое особое внимание уделяли ”Вольные каменщики” политике можно судит по количеству вида изданий так называемых ”псевдо рубаятов Умара Хайяма” переведенного Э. Фитцджеральдом в настоящее время хранящихся в музее Британской библиотеки, количество которых насчитывается целых 153 вид.
Написание и здание профессором Абу Насром Мубашшир Таразий книги “Кашфул лисом ар рубоийят Умарул Хайём” в такое время стало огромной революцией против сложившегося стереотипа мнений среди общественности, ученых и поэтов, историков, востоковедов и культурной оккупационной политики западных держав. Во время одной беседы с сыном ученого доктором Абдулло Мубашшир он вспоминает, что отец до написания  искомой книги выступил с докладом на данную тему в одной научной конференции, состоявшегося в Каирском университете в те времена. После завершения доклада отцом в зале стояла мертвая тишина, ни вопрос, ни реплик. Люди были в недоумении, не знали, как поступить. Поддержать докладчика, как поддержать?, он ведь в своем докладе сказал совершенно противоположное сложившемуся стереотипу, выступит против, тоже ни как, он привел ряд не оспариваемые и сильные  аргументы в пользу своих доводов, слово сказать против, ни как нельзя. Вот только после второго доклада сделанного на другом месте, начали поддерживать проф. А.Н. Таразий и просили написать книги об Умаре Хайяме.

    Издание книги профессора Таразий “Кашфул лисом ар рубоийят Умарул Хайём” превратился в огромное событие культурной жизни Исламского мира. Многие в поддержку автора книги стали писать книги и научные статьи. К числу которых можно отнести известного литературного критика и ученого из Ирана Али Даштий, доктор Саид аль-Омудий, доктор Анвар Жундий, доктор Абдуллатиф аль-Жавхарий и другие.

    Некоторые ученые книгу профессора Таразий “Кашфул лисом ар рубоийят Умарул Хайём” считали одной из тридцати книг способствовавщему исламского резенансу нового века.
 
   В последующие годы мнение профессора Таразий стали подтверждается результатами проводимых научных исследований. Номер газеты “ал-Ахром” за 6 декабря 1978 года  издаваемого в Каире опубликовало сообщение о том, что ”Лондонский рукопись рубаятов Умара Хайяма” оказались фальшивыми. В сообщение говорится что, в результате проведенных исследований установлено что, так называемые рукописи рубаятов Умара Хайяма хранящиеся в библиотеке Лондонского университета ”Кембридж” оказались фальшивыми. Считался, что эти рукописи были написаны в 1200 году и на основе их проводили различные исследования. Стало известно, что эти рукописи были написаны всего 100 лет тому назад. Стали поговаривать, что представители Кембриджского университета купили эти рукописи от покойного доктора Артура Арбортиса, который их нашел в Иране.
Толчком для проведения выше изложенного исследований и появлению сообщения в газете “ал-А;ром” возможно, стало издание книги профессора Таразий “Кашфул лисом ар рубоийят Умарул ;айём”. В любом случае факт есть факт, лёд тронулся. На данном месте, снова появляется не вольный вопрос? ”Как же так, западные специалисты, которые требуют точности и ясности от любых вещей, взяли просто так пропустили без уточнения и проведения предварительного исследования, о происхождении так называемого рубаятов Хайяма  к изданию ”.  Не ужели перед поднятием шума вокруг рубаятов нельзя было бы провести исследования. Нет, они сторонники точности и ясности, если это выгодно им.

     Русские востоковеды под руководством проф. В. Жуковского, а затем и советские востоковеды тоже внесли свою достойную лепту в эту афёру. Однако после разоблачения этой афёры они как обычно просто промолчали, не стали говорит народу, что они поддерживали эту афёру западных востоковедов, не донесли народу правду об Умаре Хайяме.

     Так, называемый ”Псевдо рубаяты Хайяма” также не однократно издавался в Туркестане, в частности и в Узбекистане, издавался цветными украшениями, по всюду читались, пели песни под написанные музыку. Не наступило ли время просить прошения от народа за обман, донести правду о рубаятах народу. Знание-это выше достояние (или дар) данное народу Богом (Аллахом), изменят этому ни как нельзя, божий дар надо доводит народу в такой форме, в какой форме оно получено. Думаю, что в месте тем, что мы гордимся с нашим великим этническим земляком, автора книги  “Кашфул лисом ар рубоийят Умарул ;айём” профессором Абу Насром Мубашшир Таразий, который свободно говорил на нескольких языках: английский, арабский, фарси и турки, должны донести народу правду, которую он открыл.

     Думаю, что будет уместным, если далее приведем эпилог отрывок из 4-книги Анастасии Новых,   Сэнсэй-IV. Исконный Шамбалы ”Прельщение мира сего манит, да Бог от него хранит. Кто не знает сути, тому трудно удержаться от соблазна. Тот, кто знает Правду, увидит суть даже там, где её пытаются скрыть. К ищущему Правду, Свет Истины пробьется и через густую тьму, даже если вся тьма воспротивится этому Свету. Ибо пришло время открыть то, что было сокрыто в веках. Ибо пришло время поведать ТАЙНУ ! ”... Пока я размышляла, коллектив, закончив основную трапезу, перешел на чаепитие. Сэнсэй стал шутить, и эту весёлую ноту подхватили старшие ребята. За столом вновь воцарился смех, который плавно перешёл на поэзию, в основном в исполнении Костика и Сэнсэя. И из уст последнего точно в ответ на свои мысли, я услышала такие строчки.
— «Попрощалась капля с морем — вся в слезах!
Смеялось вольное Море — всё в лучах!
«Взлетай на небо, упадай на землю —
Конец один: опять — в моих волнах».
— О, Омар Хайям! — со вспышкой радости определил Костик и тут же похвастался. — Я все его стихи прочитал, что нашёл!
— Понравилось? — поинтересовался Сэнсэй, налегая на сладости.
— Понравилось, — довольно кивнул Костик. — Философские стишки! Только в некоторых местах я не совсем его понял. Он так много писал о вине, о любви к женщинам, что создается такое впечатление, что именно это было главным в его жизни.
— Отнюдь. Наверно я тебя удивлю, если скажу, что он вообще не пил. Просто в его стихотворных понятиях скрывался совершенно другой смысл. — Сэнсэй неспеша сделал глоток чая и с умиротворением проговорил: — А как тебе этот его стишок?
     «Мудрец, взрастивший в сердце росток любви живой,
     Бесплодно не теряет минуты ни одной:
     Благую ль волю Неба стремится воплотить,
     Иль за хмельною чашею Любовью насладиться неземной».

    — Взрастивший в сердце росток любви? — с удивлением произнесла моя особа, изумившись этими необычными строчками.

     Старшие ребята многозначительно переглянулись.
— А это часом не про «Цветок лотоса»? — насторожился Виктор.
Сэнсэй лишь таинственно улыбнулся и словно за между прочим заметил:
— Кстати говоря, эти строки Омар Хайям написал в честь Учителя своего учителя, то есть бодхисатвы Агапита.
— Учителя своего учителя? — переспросил Андрей, точно ослышался.
— Агапит был учителем Омара?! — тут же подхватили старшие ребята.
— Нет. Омар был учеником ученика Агапита, — уточнил Сэнсэй.
— Что ни час, то становится ещё более любопытнее, — заинтригованно проговорил Николай Андреевич. Сэнсэй явно пребывал в хорошем расположении духа, поскольку дальше он без лишних на то наших просьб поведал нам весьма интересную историю:
    — У Агапита был друг, с которым он познакомился, будучи на Востоке в одной из частных знаменитых библиотек, расположенных в городе Нишапур. Звали этого человека Насир ал-милла ва-д-Дин шейх Мухаммед-и-Мансур. Это был достаточно умный, духовно зрелый человек, который находился в поиске истины. Именно он, впоследствии стал не просто другом Агапита, но и посвящённым в его ближайший круг.
— А где это такой город? — сделал умное лицо Руслан, очевидно, силясь представить его месторасположение на земном глобусе.
— Нишапур? Он находился на востоке Персии (нынешнего Ирана), в древней культурной провинции Хорасан, то есть это место, расположенное к востоку и юго-востоку от Каспийского моря. В те времена эта область охватывала не только земли современного Ирана, но часть нынешних земель Туркмении и Афганистана. Между прочим, Нишапур был достаточно крупным городом, своеобразным перекрёстком на оживлённых караванных путях. Ну и естественно, одним из главных культурных центров Персии. Он был знаменит в Средней Азии не только своими ярмарками, но и учебными заведениями, так называемыми медресе (школами среднего и высшего типа), а также своими научными библиотеками.
Так вот, Агапит многому научил этого человека, передав ему некоторые знания науки «Беляо Дзы», которые тот мог воспринять на тот момент. Впоследствии Насир Мансур, став главой ученых и исследователей, передавал эти знания своим достойным ученикам, среди которых и был шестнадцатилетний Гиясаддин Абу-ль-Фатх Омар ибн Ибрахим Хайям Нишапури, или же проще говоря Омар Хайям.
Омар был довольно-таки талантливым парнишкой, обладал хорошей памятью и умственными способностями. И, как говорится, зерно, попавшее в благодатную почву, оправдало надежды, дав обильный урожай. Уже в возрасте двадцати пяти лет Омар Хайям стал автором многих научных трактатов по физике, геометрии, алгебре, астрономии, медицине, истории, философии, арабскому языку и литературе. Увлекался географией и написал несколько трактатов по естествознанию.
— Ничего себе! — воскликнул Стас. — В двадцать пять лет! Так это практически без году неделя наш ровесник.
— Вот это я понимаю, у парня голова варила! — с восхищением проговорил Женя. — Вот это гений! Блин, а тут тупой и ещё тупее, — в шутку указал он на себя и на Стаса.
— Каждый человек гениален по-своему, — заметил Сэнсэй. — Как говорится, было бы желание и стремление раскрыть и воплотить потенциал своего гения в жизнь.
— М-да, не знал, что Омар Хайям был настолько продвинутым учёным, — высказался Виктор.
— Он был не просто продвинутым. Благодаря знаниям Агапита, которые он получил через своего учителя, Омар Хайям намного опередил своё время. Чего только стоят его работы по физике, математике. А астрономия?! Им же был составлен солнечный календарь, точнее которого и по сей день не изобрели.
— Серьёзно? — удивился Николай Андреевич.
— Да. Мы, к примеру, сегодня пользуемся григорианским календарём годовая ошибка которого во времени составляет двадцать шесть секунд. А Омар Хайям ещё в те времена предложил миру календарь с годовой ошибкой всего лишь в девятнадцать секунд. Если взять ту же математику, то он ещё тогда в трактате «Трудности арифметики» описал формулу бинома для натуральных показателей, которую спустя шестьсот лет якобы «изобрёл» английский учёный Исаак Ньютон, описав её в теореме биномиальных коэффициентах, назвав её «бином Ньютона».
— А почему «якобы изобрёл»? — зацепился за слова Николай Андреевич.
— Потому что Исаак в наглую списал эту формулу из трудов Омара. И не только эту формулу, но и другие знания, касающиеся физики, математики, астрономии.
— Не понял, — покосился на него Николай Андреевич. — А как подобное могло случиться? Ведь Исаак жил на Западе, а Омар на Востоке, да ещё в разные века.
— Элементарно. У этой истории есть своя предыстория… Для того чтобы вам было более понятно, кто за этим стоял и был идейным вдохновителем данной афёры, приведшей к исторической подмене, я вкратце расскажу вам за Исаака Барроу — члена ордена «Вольных каменщиков», члена ордена «Люциферян», учителя Ньютона по Кембриджскому университету.

     — О, ещё один Исаак, — усмехнулся Женя, обращаясь к Стасу. — Там в Кембридже что, одни Исааки учат и учатся?! Но Стас проигнорировал эту реплику друга, сосредоточившись на рассказе Сэнсэя.— Надо отметить, что в то время Кембриджский университет в Англии был так же одним из лучших в Европе, — пояснил Сэнсэй. — Естественно, его не могли обойти вниманием «Вольные каменщики», по сути, сделав из него рассадник для взращивания своих приверженцев. К тому же университеты тогда были весьма доходным предприятием.
Исаак Барроу попал в Тринити-колледж Кембриджского университета в пятнадцать лет. И не просто попал, а конкретно попал, поскольку его наставник был одним из членов тайного ордена «Люциферян», который входил в высшие круги ордена «Вольных каменщиков». Такое знакомство не только значительно повлияло на Барроу, но и изменило его дальнейшую судьбу. Именно в этот год с ним произошла резкая перемена. Помимо того, что люциферяне использовали его в тайных ритуальных актах силы, его наставник сумел направить буйный темперамент Барроу в русло изучения языков и наук древности. После окончания колледжа Исаак уже хорошо владел латинским, греческим, арабским, увлекался математикой, астрономией, философией, богословием, проявлял особый интерес к сведениям наук древности. В общем-то получился неплохой «кадр» для служения Архонтам. После окончания колледжа люциферяне принимают Барроу к себе в орден и для начала используют его в качестве курьера с тайными поручениями. За четыре года он посещает Францию, Италию, проживает некоторое время на Ближнем Востоке (в Константинополе, Смирне). На обратном пути в Англию посещает Германию и Голландию.

     Хотел бы отметить, что в то время Османская империя включала в себя как Балканский полуостров, так и Малую Азию. Поэтому здесь были сосредоточены не только труды ученых древнего Востока, но и рукописи древнегреческих учёных. Более того, город Смирна (ныне это турецкий город Измир на западном побережье Малой Азии) стал центром особого внимания Архонтов. Тогда весь еврейский мир, благодаря большой политической игре Архонтов и бурной деятельности «Вольных каменщиков», находился в состоянии возбужденного ожидания исполнения «предсказаний» от еврейских жрецов на 1666 год, что в этот год якобы придёт их Миссия и устроит всем евреям райскую жизнь, возродив их государство, а всех их обидчиков страшно накажет.

    — 1666 год? — усмехнулся Стас. — Три шестёрки? Так это же знак Сатаны.
— Интересный Миссия получается у еврейских жрецов, — заметил Володя. — А чем Христос им не понравился?
— Так они же его вроде отвергают как Спасителя, — уточнил Виктор.
— А, ну да! — усмехнулся Володя. — Уж слишком был Человечен, не оправдал возложенных надежд.
— О то ж, — с горькой иронией проговорил Сэнсэй. — Так вот, в Смирне в 50-х годах XVII века, где тогда проживало много евреев, «Вольные каменщики» решили провернуть за счёт этого народа одну из своих комбинаций. Для этих целей они разрекламировали в качестве Миссии, якобы творящего чудеса, одну из своих пешек — еврея-кабалиста (не буду даже упоминать его имя). Естественно, что многие после такой рекламы поверили этой марионетке и пошли за ним, вливаясь в новые религиозные течения и движения. Короче говоря, полным ходом начался процесс одурачивания масс. Так вот, под этот ажиотажный шумок «Вольные каменщики» провернули свои дела и, как водится, в одночасье забыли о существовании своего лжемиссии. Этим воспользовались местные власти. Хотя этот человек для «Вольных каменщиков» и являлся отработанным материалом, но у него по-прежнему было много последователей среди местного населения, которые поднимали ненужный шум и устраивали волнения в данном регионе. Что делают местные власти. Когда эта пешка стала не интересна сильным мира сего, местные власти просто арестовали этого еврея-кабалиста. Причём, относились к нему очень лояльно, даже допуская в темницу его поклонников с подарками. А когда султан предложил ему выбирать либо смертную казнь, либо принять ислам, этот еврей, не задумываясь, принял ислам.
— Вот так! Получается, он предал своих же, — высказался Виктор.
— Ну так, своя же рубашка ближе к телу, чем какие-то навязанные ему «высокопарные идеи» Архонтов, — сказал Сэнсэй.
— Да, большое разочарование для ентого народа, — прокомментировал Женя.
— На том и строился расчёт местных властей. Измена этого еврея собственному народу, принятие им ислама, привело к разочарованию в нём большинства последователей. Люди поняли, что их в очередной раз обманули, и большинство охладело к этим идеям. Оставались, конечно, немногочисленные его последователи, которые пытались оправдать его поступок. Но, в общем, в данном регионе стало гораздо спокойнее.
— Умно, однако, султан поступил, — с улыбкой проговорил Володя.
Сэнсэй кивнул в ответ и продолжил.
— Но мы немного отвлеклись от основной темы. Так вот, в качестве награды за свои «подвиги» в тайной деятельности Исаак Барроу получил в Константинополе от членов люциферян очень любопытные древние трактаты, среди которых находились и ценнейшие по своим знаниям научные работы Омара Хайяма, таинственным образом исчезнувшие в своё время из библиотеки Тегеранского университета. Кроме того, вернувшись в Англию, Барроу уже возглавил кафедру греческого языка в Кембриджском университете. Но его действительно страстным увлечением стал перевод привезённых старинных фолиантов. Уже по прошествию двух лет кропотливых трудов, поняв насколько гениальными были изобретения и знания древних учёных намного опередивших своё время (а в распоряжении Барроу были не только труды Омара Хайяма, но, к примеру, и узбекского математика Хамид ал-Хадженди, древне-греческого математика Евклида, Архимеда) Барроу убеждает членов люциферианства создать новую кафедру при Кембриджском университете — кафедру геометрии и оптики, на которую он впоследствии и перешёл, бросив кафедру греческого языка. Причём Барроу, будучи человеком хитрым и предприимчивым, присваивает себе лишь некоторые знания, неизвестные тогда широкой Европейской аудитории, особенно те, что были переведены им с арабского языка. И в то же время, чтобы прикрыть свой грешок, он прославляется не только как «автор» тонкой линзы и других не его изобретений, но и как переводчик сочинений известных в Европе древне-греческих учёных. Так вот, именно в 1661 году, когда открылась данная кафедра, Барроу и знакомится с Ньютоном, который был одним из слушателей его лекций, субсайзером.
— Кем, кем? — переспросил Женя.
— Субсайзером, — повторил Сэнсэй. — В то время так называли бедных студентов, которые не могли заплатить за обучение. И пока они были недостаточно подготовленными к слушанию университетского курса, им разрешалось лишь посещать некоторые лекции. Но взамен этого они обязаны были прислуживать либо более богатым студентам, либо членам университета. Так вот Исаак Ньютон, поступил в 1661 году в Тринити-колледж Кембриджского университета именно в качестве субсайзера. В это время ему только исполнилось восемнадцать лет. Молодому же профессору Барроу, зав. кафедры математики, было к тому времени тридцать один год. Он не просто приметил Ньютона, и не только сделал его своим слугой, но и сделал из него слугу для своего тела, использовав его в люциферианских актах силы. Тогда, хоть подобное и сохранялось в тайне, но было достаточное распространённым явлением, поскольку по средневековой традиции члены колледжа должны были оставаться холостыми.

     Барроу стал для Ньютона не просто учителем и наставником, но и очень близким ему человеком. Этой непростой … дружбе ещё способствовала та жизнь, которую Ньютон провёл в течение своих восемнадцати лет. Ньютон родился на сельской ферме недоношенным, маленьким и очень хилым ребёнком. Его отец тоже Исаак Ньютон умер, не дожив до рождения своего сына. Мать фактически бросила мальчика в раннем детстве, оставив малолетнего Ньютона на воспитание бабушки. Она вышла замуж за священника и переехала жить к своему новому супругу.

     Естественно, это дополнительно травмировало психику ребёнка, который возненавидел своего отчима. Он рос замкнутым в себе. Был слабым, пугливым. Чем старше становился, тем больше в нём проявлялась ненависть, хитрость и эгоизм. Сверстники его за это не любили, поэтому одиночество сопровождало Ньютона практически до поступления в колледж. А уже в этом учебном заведении мальчик нашёл в своём учителе Барроу своеобразную отдушину. Эта встреча повлияла на всю дальнейшую судьбу Ньютона. Он стал не просто самым усердным и постоянным слушателем его лекций, но и преданным слугой и другом Барроу.
Барроу также подходил во всём послушный Исаак, и в первую очередь, как человек его ближнего круга, который был не просто верен, но и во всём послушен. Поэтому Барроу вплотную занялся карьерой Исаака. Ньютону, с помощью лёгкой руки Барроу заменяют нищенскую субсайзерскую стипендию на аспирантовскую. В 1665 Исаак заканчивает колледж, получая учёную степень бакалавра изящных искусств (словесных наук). В это время в Англии начинается эпидемия чумы.

    Барроу зря времени не терял. Перед тем как университет в связи с эпидемией распустил своих студентов на полуторагодичные каникулы, он вручает Ньютону переведённые трактаты Омара Хайяма с точными научными расчётами по физике, математике, астрономии. Среди них, кстати говоря, была и ценная работа Омара «Трудности арифметики». Барроу даёт задание Ньютону переработать данный материал на своё авторство для скорейшего присвоения Ньютону степени магистра. Ньютон поспешил исполнить это задание, проведя все каникулы в добровольном затворничестве (дабы не было лишних свидетелей и разговоров) в своей родной сельской ферме в деревне Вулсторп.
— А, слышал, слышал за эту деревню, — с улыбкой проговорил Николай Андреевич. — Это где ему яблоко на голову упало, и он открыл закон всемирного тяготения?!
— Я бы сказал, что ему тогда на голову упало, но промолчу, — усмехнулся Сэнсэй. — Кстати говоря, даже историю про яблоко Ньютон придумал не самостоятельно. Дело в том, что Омар Хайям, объясняя в своих работах закон всемирного тяготения, приводил разные примеры, в том числе объяснял силу тяготения на примере падающего яблока с яблони, то есть дерева весьма распространённого в Средней и Восточной Азии. А поскольку в саду Ньютона тоже были яблони, то он также использовал этот пример уже для объяснения «своего гениального открытия».
— Во даёт! — удивился Женя. — Тоже мне ещё вундеркинд-перевёртыш!
— Ньютон никогда не был вундеркиндом. И вся раздутая слава о нём всего лишь дело рук «Вольных каменщиков», которые немало поимели на этом деле. Они даже из засохшей ньютоновской яблони сделали «исторически ценный памятник» — скамью!
— …«подсудимых»! — добавил Женя, рассмешив ребят.
— Точно что подсудимых! — усмехнулся Виктор. — Надо же так лохонуть весь мир!
— О, это ещё мелочи по сравнению с их глобальным лохотроном, — промолвил Сэнсэй. — Так вот, прочитав и переделав на свой лад труды Омара Хайяма, его объяснения и формулы, связанные с законом всемирного тяготения, методами дифференциального и интегрального исчислений, работы о природе дисперсии света и спектральным цветам, позаимствовав из изобретений Омара Хайяма зеркальный телескоп, над которым бились многие светлые умы семнадцатого века, Ньютон явился в Кембриджский университет, как говорится, во всеоружии для получения степени магистра. Исаак Барроу во всеуслышание придал огромную значимость этим открытиям своего воспитанника и сделал всё, чтобы прославить Ньютона, благодаря этим трудам, даже за пределами университета. Его планы шли далеко вперёд. Ему нужна была марионетка Ньютон, которая бы занимала солидный пост. Сам же Исаак Ньютон старательно играл отведённую ему учителем роль, которая изрядно потешала его манечку «талантливого учёного». Но Ньютон именно играл, потому что по складу ума он был не таков как Барроу, увлекавшийся точными науками. Ньютон больше тяготел к изучению словесных наук — философии. В мечтах он лелеял мысль расшифровать Библию, в частности ветхозаветные книги пророка Даниила.
«Гениальная» задумка Барроу о быстром продвижении своего ставленника через присвоение чужих трудов сработала. Уже в 1669 году Исаак Барроу передаёт двадцатишестилетнему Исааку Ньютону почётную физико-математическую кафедру в университете. А сам Барроу в 1670 году получает степень доктора богословия, таким образом, мягко сходит с поприща точных наук. Впоследствии он становится президентом Тринити-колледжа. И между прочим, именно Барроу добивается королевской уступки, дабы вся профессура на его бывшей кафедре, начиная с Ньютона, была освобождена от обязанности принимать духовный сан.
Надо отметить, что Ньютон, как преподаватель, был никакой. Его лекции студенты мало посещали из-за скучности изложения. И это понятно. Любой настоящий автор с восторгом будет рассказывать о своём творческом детище. А тот, кто занимался классическим плагиатом, сможет лишь представить голые цифры. Ньютон ненавидел учёные споры, и тех, кто пытался втянуть его в эту полемику просто потому, что его знания не достигали уровня тех открытий, которые он якобы сделал. Да ему попросту и сказать-то было нечего. Он даже книгу «Математические начала натуральной философии» о якобы своих открытиях писал почти двадцать лет. Многие удивляются, почему он не описал те ступеньки, по которым он сам дошёл до этих открытий. А Ньютон и не мог их описать, потому что сам не знал, как это сделать. Списывать — не изобретать.
Исаак Ньютон с самого начала сильно переживал, что этот обман могут раскрыть в любое время. Да ещё чуть было не прокололся на зеркальном телескопе. Из-за неточностей перевода он соответственно и соорудил телескоп, допуская элементарные ошибки. Но и в этой проблеме ему помог Барроу, сделав более точный перевод трактата Омара Хайяма, оригинал который хранился у учителя в тайнике. По второму переводу Ньютон и соорудил свой знаменитый второй зеркальный телескоп, демонстрация которого в 1671 году произвела сильное впечатление на его современников, что и послужило официальным поводом для избрания Ньютона в члены Лондонского королевского общества, как называлась тогда английская академия наук.
— А что эти «академики» не могли его раскусить? — удивился Виктор.
— Там кусать было некому, да и незачем. Большая часть из того «общества» были люциферяне, которые реализовывали в первую очередь свои цели, а потом уже научные. Тем более Ньютон подходил для их целей как нельзя кстати. Не зря же впоследствии к его шестидесятилетию «Вольные каменщики» сделали его президентом Лондонского королевского общества.
— Да, дела, — усмехнулся Володя, — прямо как сажа бела.
— Ещё тогда, во время первого серьёзного прокола, Исаак Барроу сказал слова, которые Ньютон вывел в правило своей жизни. Он посоветовал ему внимательно слушать, побольше читать и выдавать лишь то, что есть, не более, дабы словесную глупость превратить в молчаливую мудрость. Ньютон не просто запомнил эти слова, он сделал это правилом своей последующей жизни. Более того, Барроу как-то ему сказал: «Если ты стоишь высоко и видишь дальше других, то лишь потому, что стоишь на плечах гигантов». Ньютон же эти слова перефразировал на тему своих гениальных открытий, хотя, по сути, речь шла о «Вольных каменщиках» и его зависимости от них.
В общем, Барроу сделал Ньютона весьма популярным и знаменитым, что естественно, прославляло и Кембриджский университет далеко за пределами Англии. Слава о молодом «гениальном учёном» стала настолько всеобъемлющей, что даже сам Ньютон начал верить в то, что он действительно гений. Благодаря непомерному эгоизму, его мания величия стала расти как на дрожжах. Дошло до того, что в одном из разговоров с Барроу, он небрежно отозвался о нём, ставя свою «гениальную» личность несравненно выше своего учителя. На что Барроу, имея достаточно сильный и волевой характер, сразу же поставил его на место, подчеркнув степень глупости Ньютона, напомнив ему, что достаточно ему опубликовать переводы Омара Хайяма и весь мир узнает каков на самом деле «гений» Ньютона.
Для Исаака это было более чем шокирующее откровение его учителя и теперь уже бывшего друга. Он был настолько напуган этим разговором, реальностью угроз Барроу, что несколько недель ходил сам не свой. Хотя сам Барроу и не думал воплощать этот план в жизнь, поскольку на популярность Ньютона были сделаны определённые ставки люциферян. Глупо было бы разрушать пирамиду в процессе её строительства. Однако с тех пор у Ньютона появляется навязчивая идея — выкрасть и сжечь «подлинники» трактата Омара Хайяма, чтобы уже никому не удалось его шантажировать и обвинять в плагиате.
Буквально через полгода после этого разговора, в мае 1677 года Барроу в возрасте 47 лет скоропостижно умирает. Воспользовавшись данными обстоятельствами, Ньютон успел забрать из тайника Барроу все бумаги, в том числе и работы Омара Хайяма, полагая, при этом, что он остался никем не замеченным. Затем он скопировал те моменты, которые, по его мнению, могли бы принести ему ещё большую славу. И с наслаждением, которое свойственно лишь психически больному человеку, сжёг старинные бумаги, так сказать весь «компромат» на свою персону.
Дальнейшая жизнь Ньютона стала более чем размеренной. Он считал, что теперь был абсолютно свободен, хотя на самом деле это являлось лишь иллюзией, умело созданной манипулирующими им людьми от «Вольных каменщиков». Исаак в действительности стал ещё более от них зависим, чем ранее. Потешая его манию величия, и, естественно, преследуя свои интересы и цели, они выдвинули Исаака в депутаты парламента от Кембриджского университета, дабы пополнить своё «большинство». Именно пополнить, потому что Ньютон был совсем никудышный политик. Впоследствии, они не раз его баллотировали и пропихивали в члены парламента. Про него в то время ходил анекдот, что Палата общин услышала голос Ньютона всего лишь один раз за всё время, когда он обратился к сторожу с просьбой закрыть форточку в зале заседаний.

    Всё бы было ничего, но по прошествию тринадцати лет со дня смерти Барроу Ньютон, купаясь в «самостоятельности» стал показывать уже свои «зубки», властолюбие, эгоизм, черты характерного деспота, которые присущи были ему и ранее, только в скрытой форме. Он продолжал выполнять поручения «Вольных каменщиков», но только всё чаще демонстрировал свою независимость и вносил в эти поручения свои коррективы, которые лишь усугубляли дело.

     Однажды возникло серьёзное противостояние преподавателей Кембриджского университета с властями, которые хотели, чтобы университет был укреплён и возглавлен католиками. В состав делегации к властям с петицией протеста от университета вошёл и Ньютон. Его люциферяне специально выдвинули, чтобы он, пользуясь своей славой и авторитетом великого учёного, сказал решительное «нет». Вместо этого Ньютон, будучи трусливой натурой, особенно перед власть имущими, промямлил непонятно что. Положение спасли другие члены делегации, и университет всё-таки отстояли. Но люциферяне Исааку этого не простили.
Спустя некоторое время зимой в кабинете Ньютона случился пожар. Причём странный пожар, возникший якобы от упавшей, зажженной свечки на столе, и как-то лихо уничтоживший работы, которые Ньютон готовил к изданию: трактаты по оптике, химии, большое «сочинение» по акустике, рукописи о цвете и свете с его многолетними опытами и другие «его» труды. Причём пожар, лаконично пройдясь по бумагам Ньютона (и даже тем из его тайника, которые «непонятным образом» очутились на столе), больше ничего не повредив, на том и закончился.
Когда же Ньютон обнаружил это пепелище у себя в кабинете, то был не просто в шоке. То, что сгорели работы, которые он при всём желании не смог бы восстановить по памяти, поскольку они были им списаны с трактатов Омара Хайяма и других древних учёных (а не лично разработаны), это одно. Но то, что на этом пепелище лежала записка, в которой указывалось, что уничтоженные им при таких-то обстоятельствах трактаты Омара Хайяма являются всего лишь арабской копией подлинников, выполненных в XIII веке, вот это по настоящему потрясло Ньютона. Причём, настолько сильно, что он был на грани сумасшествия. В течение последующих трёх лет его сопровождали припадки умопомешательства, тяжёлые психические расстройства, мания преследования.

     В «чувства» его привели те же люциферяне, объявив ему, что отныне как говорится, тот будет жить и дышать так, как они ему это прикажут. Для личности Ньютона это был смертельный приговор на всю оставшуюся жизнь. Он стал полностью зависимый от них. Более-менее восстановив своё здоровье, Ньютон попросил люциферян подыскать ему какую-нибудь должность в Лондоне, поскольку понятно, что ни о какой научной карьере речь уже идти не могла. Люциферяне дали ему возможность искупить его провинности перед ними преданным служением, устроив Ньютона на должность смотрителя Монетного двора. Исаак приступил к этому делу с субсайзерским усердием своего характера, пытаясь выслужиться перед люциферянами, дабы восстановить к себе былое доверие. И действительно добился в этом деле успеха, приведя в порядок расстроенное монетное дело Англии. За это он получил пожизненное высокооплачиваемое звание директора Монетного двора. Ну, а дальше привилегии повалились на него, как снежный ком. Его избирают и членом парламента, и президентом английского Королевского общества. В это же время труды Омара Хайяма, естественно под авторством Ньютона получают уже высокую оценку за пределами Англии. Благодаря этим трудам, Ньютона избирают иностранным членом Парижской академии наук. Кроме того, за научные «заслуги» Ньютона возводят в дворянское достоинство и он становится «сэром Исааком». Участвует в министерских и парламентских комиссиях, по протеже люциферян становится салонным философом принцессы Уэльской.

      — Вот так всегда: что ни сэр, то Исаак! — рассмеялся Женя.
Володя лишь покачал головой и укоризненно произнёс:
— А было бы по справедливости, то сегодня бы весь мир знал и изучал труды настоящего гениального учёного Омара Хайяма.
Сэнсэй кивнул, соглашаясь, и продолжил.

    — В общем люциферяне проворачивали через Ньютона серьёзные дела, стоящие гораздо больше, чем все его привилегии и звания. Ньютон прекрасно понимал всю марионеточность своего положения. И это неудовольствие в ущемлённом эгоцентризме выражалось уже в скверности и деспотичности его характера на старости лет. Он стал озабочен тем, каким его образ останется в памяти людей. Ньютон позировал перед художниками, дабы те рисовали его портреты. Причём, так часто позировал, как это в то время позволяли себе лишь коронованные особы. Ньютон садится за написание богословских сочинений и считает себя «избранником божьим» в толковании некоторых моментов Библии. Он начинает писать такой бред, что потом потомки удивлялись, как подобную несуразицу мог написать… великий Ньютон. Зато сам Ньютон высоко ценил именно эти свои сочинения и считал их главным делом своей жизни. Потому что это были действительно те труды, которые он сам сочинил, и в этом тексте был сам Ньютон, а не тот кумир, образ которого создали «Вольные каменщики» за счёт работ действительно выдающегося учёного Омара Хайяма. Ньютон умер, когда ему было уже за восемьдесят, перед смертью отказавшись от святого причастия. Но и после его смерти «Вольные каменщики» во всю использовали авторитет созданного ими образа для достижения своих целей.

    — Вот это да, — усмехнулся Виктор. — Поимели они его по полной программе.
— Не его, а весь мир, и вас в том числе, — с горькой усмешкой сказал Сэнсэй. — Загляните хотя бы в школьную программу, на то, как до сих пор официально преподносится Ньютон с «его» законами.

    — Да какая разница? — недоуменно пожал плечами Костик. — По мне так всё равно кто изобрёл эти законы хоть Исаак Ньютон, хоть Омар Хайям, от этого-то закон всемирного тяготения не изменится. Мне то что, кто у кого слизал? Главное, по-моему, что эти знания дошли до меня.
Андрей покосился на Костика, и, улыбаясь, с подозрением спросил:
— Слушай, а у тебя в роду случайно Исааков не было?
— Разница огромная, — ответил Сэнсэй Костику. — Во-первых, Ньютон списал лишь то, что отметил ему его учитель Барроу. Сам же Барроу опять же исходил не из того, что заложил Омар Хайям в своих трактатах, а из того, что он сам понял в свете знаний того времени. Поэтому закон всемирного тяготения у Ньютона и получился таким «ограниченным», своеобразным тормозом для науки. А ведь «научные труды» Ньютона в учёном мире долго воспринимались как аксиома из-за навязанного «Вольными каменщиками» непререкаемого авторитета Ньютона, сделав из него своеобразного идола для научного мира. А это, в свою очередь, тормозило попытки усовершенствовать науку. А когда уже явно стала проявляться несостыковка, «Вольные каменщики» и тут не растерялись. Выдвинули «Ньютона II» — под именем Альберт Эйнштейн.

    — Альберт Эйнштейн был выдвиженцем от «Вольных каменщиков»? — искренне удивился Николай Андреевич.
— Конечно.
— Да, чего только в мире не бывает, — усмехнулся Николай Андреевич.
На некоторое время в разговоре водрузилась пауза.
— Нет, кто бы мог подумать, что Омар Хайям был настолько великим ученным! — сказал Виктор, видимо, обдумывая услышанное.
— Ещё каким учёным! — подчеркнул Сэнсэй. — Омар Хайям смог внести огромный вклад в развитие людской науки, сделав ряд важнейших открытий в области математики, астрономии, физики… Он, впервые в истории развития математических дисциплин этой цивилизации, дал полную классификацию всех видов уравнения, в том числе линейных, квадратных, кубических. Разработал систематическую теорию решения кубических уравнений, обосновал теорию решения алгебраических уравнений. Кроме того, разработал математическую теорию музыки. Описал метод извлечения любой степени из целых чисел. Я уже не говорю за остальные теории и формулы, которые Омар Хайям предоставил миру, касающиеся не только математики и астрономии, но и особенно физики. Это были как раз те знания, которые намного бы ускорили процесс постижения человечеством научных дисциплин и, соответственно, в вековом соотношении гораздо бы приблизили научно-технический прогресс данной цивилизации, минуя эпохи «темноты» и «эгоистических суеверий». Но увы, люди остаются людьми… Более того, в те времена Омар Хайям слыл величайшим астрономом своего времени. И если бы все его трактаты по этой дисциплине дошли до современных учёных, то сейчас бы люди, благодаря этим знаниям, продвинулись в науке далеко вперёд, ибо в его работах имеются знания, которые нынешними астрономами, со всем их новейшим оборудованием, ещё не открыты.

    — Нормально! — ошарашено проговорил Андрей. — А как так можно?
— Знания есть знания, я вам когда-то объяснял, что это всего лишь банк данных, хранящийся в Шамбале. Существуют, конечно, определённые временные точки в процессе развития цивилизации, через которые выдается соответствующая информация через подсознание более-менее подготовленным по данным дисциплинам людям. Но, когда среди людей появляется духовная Личность, да ещё с подобающим интересом к наукам, такой человек может черпать информацию практически неограниченно, соответственно ускоряя прогресс данной цивилизации в целом. Такие люди, как правило, намного опережают своё время. Но тут возникает одна проблема. Ускоренный процесс развития цивилизации во многом зависит не только от полученных знаний, но и от пресловутого людского фактора — степени людского восприятия данных знаний. А последнее, в свою очередь, зависит от многого: начиная от духовного состояния общества и, соответственно, каждой личности в отдельности, и заканчивая уровнем активизации деятельности Архонтов.

     Вот, например, взять Омара Хайяма. Его учитель, который был учеником Бодхисатвы Агапита, поставил молодого Омара на духовный путь. И, кстати говоря, начинал Омар Хайям с практики «Цветок лотоса», которой он успешно занимался в течение всей своей жизни. Поскольку юноша был человеком чистого сердца, да ещё проявил интерес к наукам, учитель поведал ему о том, как можно на основе имеющейся базы знаний получить новые знания, используя определённые духовные практики. Омар не просто заинтересовался этим. Он стал упорно трудиться над достижением результатов. Вначале он, как советовал учитель, пополнил свою «базу» знаний опытом учёных предыдущих поколений, обучаясь наукам в Нишапури, Балхе, Самарканде, параллельно практикуя данные ему духовные практики. И результат его работы над собой явно уже просматривался в двадцать пять лет, когда, как я говорил, им уже были написаны солидные научные трактаты. Это было только начало. Более того, со временем у Омара открылся дар ясновидения, хотя он к этому и не стремился. Это в принципе, было сопутствующим эффектом его духовного развития.

   — Ничего себе! — восхищённо воскликнул Костик. — Мне бы такой сопутствующий эффектик, я бы не отказался.

    — Когда это желание будет исходить из твоей души, а не из твоего животного, то для тебя не будет ничего невозможного, — заметил Сэнсэй. — Так вот, Омар Хайям прославился среди людей, благодаря своему дару ясновидения, как великий астроном-прорицатель. А в те времена астрономия неразрывно была связана с астрологией. Астролог должен был досконально владеть не только, как сегодня говорят, психологией (тонкостями человеческой психики), космографией и искусно уметь составлять гороскоп, но и знать геометрию, науку о свойствах чисел, иметь энциклопедические познания.

   Его знания и талант оценили и те, кто стоял у власти. Благодаря этому Умар Хайям смог заниматься научной деятельностью при дворе караханидского принца Хакана Шамс ал-Мулка. В возрасте двадцати шести лет его пригласили на службу к царскому двору султана Малик-шаху в город Исфахан.

     Именно Умару было доверено строительство крупнейшей в то время в мире обсерватории в Исфахане. Она была построена по чертежам Омара и впоследствии им же и возглавлена. Омар подобрал хороший коллектив. Официально ему было поручено разработать новый календарь, что он с успехом и выполнил. Но параллельно этой работе Омар не только усовершенствовал оборудование наблюдения, разработав зеркальный телескоп, он вывел астрономические таблицы «Зинджи Малик-шахи» (названные им в честь Малик-шаха, как тогда было принято). Но и самое главное, он сделал то, что было совершенно неординарно для того времени: объединил физику и астрономию в формулах и законах, которые даже на сегодняшний день остаются не только актуальными, но и во многом неизвестные современным учёным. Чего только стоит его описание, так называемой ныне «тёмной материи», до сути которой учёные до сих пор не могут докопаться.

      Так что Умар Хайям был настоящим Учёным-энциклопедистом с большой буквы. О нём уважительно отзывались практически все его современники, называя его «Ученейшим мужем века», «доказательство Истины», «Имамом Хорасана», «Царём философов Востока и Запада». Но самым главным его прозвищем, подчёркивающим его суть, было «Мудрец, взрастивший в сердце росток Любви Живой». Николай Андреевич задумчиво покачал головой.

    — Да, такой великий человек был, а спроси любого, что о нём знает современный человек? В лучшем случае ответят, что был такой восточный поэт «гуляка, пьяница и дебошир».

    — К огромному сожалению, — кивнул Сэнсэй. — Хотя Омар Хайям не был ни пьяницей, ни гулякой, ни дебоширом, как хотят представить его массам «Вольные каменщики». По большому счёту всё это делается ими для того, чтобы скрыть своих людей и не позволить Правде проявиться в миру.

    — Но у Умара Хайяма действительно много стихов о вине и возлюбленной, — возразил Костик.

    — Стихи Умара Хайяма носят двоякий смысл, — вновь повторил Сэнсэй. — Он специально облекал свои мысли в словесную символику, используя особенную лексику житейского плана для выражения того, чего он достиг в духовном. Это давало возможность свободно выражать то, чего нельзя было сказать вслух открытым текстом. Он использовал методы суфиев, с учением и творчеством которых он был хорошо знаком, у которых выражение земной Любви — символизировала Любовь к Богу, встреча с возлюбленной — поиск путей к Богу, озарение. Под вином подразумевался источник Мудрости, божественная благодать, достижения божественного экстаза. Гончар, гончарная мастерская — взаимоотношения между творцом, миром и индивидуумом. И не надо забывать, что Омар жил в мусульманской стране. А Коран запрещает употребление вина. Более того, Омар прославлял и персидскую поэзию. Чтобы судить о его стихах, надо знать, какое значение имеет вино в персидской поэзии. Но такие подробности в описании творчества Омара, как правило, опускаются.
— А что, он был мусульманином? — удивлённо изрёк Юра.
— Да. Правоверным мусульманином. Он даже совершил хадж — паломничество в Мекку, как и приписывает Коран.
— А как же он тогда занимался «Цветком лотоса»? — удивлённо проговорил Андрей.
— Ты не путай религию и Знания. Он верил в абсолютного Бога единого, он шёл к Богу через чистые Знания и был гораздо выше религии. Хотя всегда с уважением относился к традициям, исламу. И поверь мне, ислам, как религию, есть за что уважать.
— Получается, его стихи носили двоякий смысл, — задумчиво проговорил Николай Андреевич.
— Да, и благодаря этому каждый, кто знаком с его поэзией и по сей день находит в них свою изюминку, исходя из степени своей нравственности, опыта жизни и знания. Вот ты вспомни то, о чём я вам рассказывал, к примеру, о душе, что скрыта в нашем подсознательном «океане», о том «нечто», что является нашим слушателем и плавает на поверхности, и сравни с тем, о чём писал Омар, и ты всё поймёшь. Возьми, к примеру, такой его стих.

«Всё, что мы видим, — видимость только одна.
Далеко от поверхности мира до дна.
Полагай несущественным явное в мире,
Ибо тайная сущность вещей не видна».

Или вот такие стихи.

«О, невежда, вокруг посмотри, ты — ничто,
Нет основы — лишь ветер царит, ты — ничто.
Два ничто в твоей жизни предел и граница,
Заключён ты в ничто, и внутри — ты ничто».
 
«Тот кто в сердце своём тайны духа познал,
Тот читает в сердцах, кто б перед ним не стоял.
Сам он — море, ныряльщик и жемчуг бесценный,
Вникни в мудрость того, что сейчас я сказал!»

«Вместо солнца весь мир озарить — не могу.
В тайну сущего дверь отворить — не могу.
В море мыслей нашёл я жемчужину смысла,
Но от страха её просверлить не могу».

А теперь я хотел бы вам зачитать ещё один стих. Только не просто слушайте, а постарайтесь вникнуть в смысл этих слов.

«Смотри: беременна душою плоть бокала,
Как если б лилия чревата розой стала,
Нет, это пригоршня текучего огня
В утробе ясного, как горный ключ, кристалла».
 
Николай Андреевич подумал, а потом сказал:

    — Что-то я не понял…
    — Вообще-то первоначально вместо «бокала» было слово «чаша», — словно рассуждая сам с собой, заметил Сэнсэй, а потом стал пояснять Николаю Андреевичу. — Смысл этого стиха до конца можно понять, лишь зная подлинную историю Грааля. Для остальных же этот стишок не более чем интерпретация на бытовом уровне… Или, послушайте, к примеру, вот такой стих из той же серии.

«Спросил у чаши я, прильнув устами к ней:
“Куда ведёт меня чреда ночей и дней?”
Не отрывая уст, ответила мне чаша:
“Ах, больше в этот мир ты не вернёшься, Пей!”»

— М-да, действительно, если ты ограничен в знаниях, то ничего более бытового уровня в голову не лезет, — согласился Николай Андреевич, и тут же поинтересовался. — А что это за история с Граалем?

   — Позже расскажу. Слишком серьёзная тема, которая затрагивает очень многие события. А сейчас лишь отмечу, что Омару Хайяму многое было ведомо по истории данного вопроса. Кстати говоря, в глубокой древности на Востоке то, что ныне называют «чашей Грааля», именовали не иначе как «чашей Джамшида». И у Омара Хайяма на этот счёт тоже есть весьма любопытное стихотворение.

«Джамшида чашу я искал, не зная сна,
Когда же мной земля была обойдена,
От мужа мудрого узнал я, что напрасно
Так далеко ходил, — в моей душе она».

      — А кто такой этот Джамшид? — поинтересовался Костик.
      — Джамшид? Это легендарный царь иранского эпоса, прообраз более позднего варианта древнеиранского первочеловека Йимы. По легенде он обладал «чашей», то есть тем, в чём отражался мир… Вообще я должен отметить, что даже те известные стихотворения Омара, которые вы имеете возможность сегодня читать на русском языке, иногда не совсем точно передают смысловую нагрузку стиха. Ну, во-первых, Омар Хайям писал на персидском языке «фарси», этой своеобразной литературной «латыни» Востока, где очень много специфических терминов и своих понятий, старинных обозначений. И, кстати говоря, стихи, которые он в основном писал на полях своих черновиков научных работ, были для него просто увлечением, душевным порывом. Многие его стихи записывали друзья по-памяти. Во-вторых, гораздо позже, люди, которые занимались переводом этих стихов, пропускали их через собственное восприятие жизни, своё мировоззрение, да к тому же облекая перевод в произвольную стихотворную форму, чтобы он выглядел стихом на том же русском языке. Так и происходило некоторое искажение сути. В подлиннике, конечно, его стихотворения звучат потрясающе.

     И тут Сэнсэй совершенно неожиданно для нас стал читать стих на каком-то чудном языке, очевидно, этом самом «фарси». Вернее он даже не читал, а словно пел, произнося слова протяжно на распев. Да и сам стих мне показался каким-то необычным. Не знаю, то ли оттого, что этот стих читал Сэнсэй, то ли от необыкновенного сочетания звуков, но меня точно с головой накрыла какая-то необъяснимая волна всеобъемлющей благодарности, из-за которой мой «Цветок лотоса» стал словно расцветать внутри, разливая по телу благодатное тепло. Я даже замерла, боясь пошевелиться и потерять это нахлынувшее чувство лёгкости и внутреннего блаженства.

     После того как Сэнсэй закончил читать стих, водрузилась тишина.
— Мощно! — первым восхищённо произнёс Николай Андреевич. — Такая внутренняя встряска!
— Ага, у меня аж мурашки по телу пробежали, — согласился с ним Стас.
— Вот видите, — отметил Сэнсэй. — В стихах заложена частица души самого Омара Хайяма. И, несмотря на то, что самого автора уже давно нет, вернее нет его тела, его поэзия до сих пор будоражит людские души, заставляя их просыпаться. Люди что-то чувствуют, а что не могут понять. Их тянет к его стихам. Недаром о стихах Омара Хайяма говорят, что они не знают ни временных, ни национальных границ, волнуют мысли людей, заставляя их задуматься о смысле своей жизни. И это заметьте, несмотря на все противодействия «Вольных каменщиков», которые старались, чтобы имя Омара Хайяма было стёрто в веках. Как они не тормозили процесс роста популярности Омара Хайяма в Европе, дабы не высветились их подленькие делишки, этот процесс всё равно стал неизбежным. — И помолчав, Сэнсэй добавил: — Но самое смешное во всей этой истории, это попытки «Вольных каменщиков» даже сегодня дискредитировать Омара Хайяма в глазах общества. На сегодняшний день известно около пяти тысяч его рубай, то есть стихов. Хотя большая их часть — это всего лишь приписка к его имени, не более того. Ныне учёные отводят Омару авторство 300–400 рубай. Причём, распространенна информация, что в библиотеке Кембриджского университета якобы хранятся подлинники этих древних рукописей, аж целых 293 рубая. Естественно, нашлись и «востоковеды» подтверждающие несомненную достоверность, что данные рукописи принадлежат руке, ставшего знаменитым на весь мир Омара Хайяма. Причём последние, пропагандируются с особенной тщательностью при упоминании Кембриджского университета.

    — Кембриджского университета, говоришь? — с усмешкой проговорил Николай Андреевич.Когда до ребят дошел смысл этих слов, они рассмеялись. Сэнсэй в ответ с улыбкой пожал плечами.

    — А потом и появляются в миру стихи, что-то вроде такого:

«Вхожу в мечеть смиренно, с поникшей головой,
Как будто для молитвы… Но замысел иной:
Здесь коврик незаметно стащил я в прошлый раз;
А он уж поистёрся, хочу стянуть другой».

    Возьмите любой из переводов этого стиха, смысл останется тем же, что Омар якобы пришёл в святую мечеть, чтобы украсть там себе молитвенный коврик. Хотя первоначальный смысл стиха, ещё до исторической подделки его людьми «Вольных каменщиков» имел совершенно иной смысл. Там говорилось, что Омар пришел в святую мечеть не для того, чтобы услышать слово людское, а для того чтобы спросить у Бога о том, что ему делать, поскольку тело его, как покров для истинной молитвы, уже обветшало, и нужно ли ему новое тело или это будет последним для него. Проще говоря, достоин ли он выйти из круга реинкарнаций, или же нет. То есть, речь шла о духовных, а не материальных ценностях.
— М-да, чувствуется существенная разница, — кивнул Николай Андреевич.
— Ну, это вы сейчас прочувствовали разницу, — сказал Сэнсэй, — потому что чуть-чуть начинаете понимать, что к чему. А большинство же людей наивно верят, в то, что благодаря «Вольным каменщикам» популяризируется, что это и есть подлинные стихи Омара Хайяма… Вот вам и результат мнения масс об этом Человеке.

    — А Умар Хайям умер в пожилом возрасте? — поинтересовался Николай Андреевич.
    — Да, — ответил Сэнсэй и задумчиво проговорил,
    — Умар Хайям достойно прошёл самое трудное испытание — испытание деньгами и властью. Даже после того, как переменилась власть и обсерватория, которую он возглавлял, пришла в запустение, вследствие отсутствия к ней интереса правящих кругов, Умар не впал в отчаяние. Он продолжал приносить пользу людям, работая врачом. И, по сути, дожив до старости, он не умер. Он ушёл. Незадолго до смерти Умар поведал своим ученикам не только дату своей смерти, но и где будет расположена могила для его «обветшалого тела», и даже то, что она будет покрыта розовыми и белыми лепестками от цветов груш и абрикос. Так оно и случилось.

    И помолчав, Сэнсэй промолвил:
    — Мы здесь временны. А время летит очень быстро. Ведь то, что было вчера, уже прошло. А ведь когда-то оно было отдалённым будущим, — и, уже более оживлённо добавил. — Вот вам два примера: Ньютон и Омар Хайям. Один всю жизнь прослужил тьме, а другой свету. Делайте выводы! Ньютон — вор, который всю жизнь прожил с внутренним позором и в смерть ушел отягощённый такой кармой, что и врагу не пожелаешь. А Омар Хайям за свою жизнь сделал огромный скачок в духовном развитии. И своим трудом сотворил не просто много полезного для людей, но и, работая над собой, смог уйти из этого мира в более высшие сферы.
Николай Андреевич, выслушав Сэнсэя, стал размышлять вслух.

     — Согласись, Сэнсэй, всё-таки для истинного пути важно знать верное направление. Однако ведь кто-то его должен и задавать. Взять того же Омара Хайяма. Ведь ему указал путь ученик самого Агапита! Всё-таки не каждому подобное дано.

    — Увы, доктор, вынужден с вами не согласиться. Каждый человек в жизни встречает указатели направлений. И только от самого человека зависит, какой он выберет себе путь.

    — Каждый? Не думаю, — возразил Николай Андреевич. — К примеру, мне, допустим, повезло, что я встретил тебя и многое познал. Но миллионы людей об этой информации не то что не слышали, но даже и не подозревают, что она существует.

    — И здесь вы ошибаетесь, доктор. То, что я говорю сейчас, будут знать миллионы. И каждому из них будет предоставлено право самостоятельного выбора… В ближайшем будущем очень многие люди будут не просто знать, но и видеть подлинную картину этого мира.

    — И насколько отдалено это ближайшее будущее? — с улыбкой уточнил Николай Андреевич.

     Сэнсэй усмехнулся:
     — Скажем так, вы ещё успеете увидеть, как начнутся лопаться швы, сотворённые «Вольными каменщиками» на определённых событиях, как данные «портные» в панике будут защищать ими же созданные иллюзии, те миражи, которые они соткали для людей. Кстати говоря, для вас это будет шанс выявить, кто есть кто. Вы увидите, как начнут спадать маски с тех, кто стоит на коленях перед Ариманом. И когда личины рухнут, не разочаровывайтесь, если за маской «приличного человека» вы обнаружите верного слугу Архонтов… Так что, ребята, наблюдайте, думайте, делайте выводы и поступайте в своей жизни как Человек, как духовная личность, а не безликий раб Архонтов.
 
     — Да как же избежать этого рабства? Понять, кто есть кто в этом мире, если даже эти Архонты невидимы для нас! — в сердцах посетовал Андрей.

     — Ну, не так уж они невидимы. Как говорится, стоит захотеть, и ты прозреешь. На самом деле трудно вычислить только самих Архонтов, тех двенадцать человек, которые составляют личный круг Аримана. Однако вычислить, кем они управляют, и кто из сильных мира подвешен на их ниточки — элементарно. Нужно просто знать архонтскую структуру, атрибутику и методы их действий. И вы тогда не просто сможете глубже понять этот мир, но станете лучше разбираться в людях, видеть без пелены кто есть кто. Вы будете становиться настоящей Личностью, а не оставаться серым болтом в чьём-то ржавом механизме. Поэтому максимально расширяйте свои познания о мире, пребывая на духовной стезе. И тогда в своей жизни вы увидите много указателей вам в помощь, даже нужная книга в нужный момент упадёт и раскроется на необходимой странице. Будьте во всём Человеком, а не бараном, которого загоняют в стойло сект и партий. Думайте самостоятельно! Держите свою мысль в чистоте духовной! И тогда никто не сможет вас закабалить в этой жизни, ибо того, кто обладает самым ценным богатством в этом мире — внутренней, безграничной Свободой Духа не удержать ни в каких оковах материального рабства!

     От таких вдохновляющих слов Сэнсэя наш коллектив словно просиял в лицах, наполнившись незримым светом оптимизма. В воздухе витала даже какая-то торжественность момента. Мы ожидали, что Сэнсэй скажет что-то ещё, но он лишь, сделав длительную паузу, внимательно посмотрел на нас, а потом перевёл разговор на бытовые темы:...

     В заключении хотел бы попросить АЛЛАХа (БОГа) чтобы благославил людей: всех ученых, писателей и историков чьи материалы были использовании при написании данной статьи: узбекского ученого Шейха Мухаммад Садыка Мухаммад Юсуфа, учительницу математику Зайцеву Ирину Александровну, Идрис Шейха, писательницу Анастасию Новых, профессора Софью Львовну КАГАНОВИЧ и Игорья Голубева. Пусть АЛЛАХ (БОГ) благославляет их работу и исследования направленное на востановлении честной имени Умара Хайяма, а также помолится за покойного профессора А.Н.М. Таразий, пусть АЛЛАХ (БОГ) уготовит ему место в раю.

Список использованной литературы

1. Шейх Мухаммад Садык Мухаммад Юсуф. Умар Хайём рубойилари хакида  Электронный ресурс: URL http://www.e-adabiyot.uz/
2. Зайцева И.А. Омар Хайям. ГАЛЕРЕЯ: ВЕЛИКИЕ МАТЕМАТИКИ. URL http://www. zaitseva-irina.ru/ html/f1113233683.html.
3. Идрис Шейх . Суфизм. Издательство: Клышников, Комаров и К . Москва 1994, 466c.
4. А.Н.М. Таразий Кашфул лисом ар рубоийят Умарул ;айём. Изд-во Аль-Ахсар, Каир, 1953, 361 с.
5. Анастасия Новых. Сэнсэй IV. Исконный Шамбалы. URL http://modernlib.ru/books/ /novih_anastasiya/sensey_iv_iskonniy_shambali/read_1
6. Султанов Ш., Султанов К. Омар Хайям. (Серия "Жизнь замечательных людей") М., 1987, с.310
7.  Голубев И. Тайнопись Омара Хайяма(размышления переводчика). URL http://www. translit-lib.ru/omar/txt_01.html, URL http://istorya.ru/forum/index.php?showtopic=502
8. Глейзер Г. И. История математики в школе VII-VIII кл. Пособие для учителей. –М.: Просвещение, 1982.
9. История математики с древнейших времён до начала XIX столетия (под ред. А. П. Юшкевича), том I, М., Наука, 1972.