Старые фотографии

Пачка старых фотографий. Чужих фотографий. Они хранятся в её фотоальбоме четверть века. Какой же это был год… Кажется,  ей было лет шестнадцать. Или семнадцать. Да, где-то девяносто второй - девяносто третий. 
Она ехала в гости к бабуле, ждала электричку на перроне.  Последняя пересадка после суток душного плацкарта.   Что помнится из этого дня? Летнее солнце, зелень уральских гор, вздымающихся сразу за крышами привокзальных многоэтажек, чувство радости и того, чему в то время не было объяснения – юности. И сознание собственной привлекательности, конечно. Какой девушке не хочется быть заметной для парней? И никакого инстинкта самосохранения. Откуда он в шестнадцать лет?
- Девушка, здравствуйте! Можно с вами познакомиться?
На вид лет девятнадцать. Веселые глаза, встрепанные темные вихры и… И ощутимый запах спиртного.
- Извини, я немного выпил. Проводы, друзья, ну и так далее. Ты очень симпатичная!
И смеется  так беззаботно, подкупающе.
-   Меня зовут…
Как же его звали…. Саша?  Андрей? Не  сохранила память имя. Хорошее, доброе такое русское имя.
- Лариса.
- Куда едем?
- В гости.
Прогорохотав, подкатила электричка, зашипели двери. Опередив, подхватил её сумку, помог зайти в вагон. А сам говорит, говорит. Что-то про войну, про пацанов, про роту свою. Перед понравившейся девчонкой героится, отпускник армейский.  Забросил сумки наверх. Сели друг напротив друга.  Она  молчит, улыбается,  слушает его,  а он все  говорит, говорит…  И вдруг:
- Ты меня ждать будешь?
- Откуда? – не поняла.
- Ну, с войны.
Война. Где война? Какая? За окном – лето, солнце, небо, лесной покойный край, озеро синевой промелькнуло.  И ответила мимоходом, со смешком, не желая разочаровывать или злить похмельного бравого парня: 
- Буду.
И такая радость у него в глазах!  Сел рядом, за плечи приобнял, и серьезно так:
- Ты  жди, хорошо? Я на тебе жениться хочу.
Потом вскочил, сумку с полки схватил, и широкий  жесткий конверт достает. 
- Вот. Это мы с пацанами. Ты храни их, ладно?
Она послушно кивает, и, открыв конверт, достает оттуда фотографии – черно-белые, любительские. А на них… Господи, Боже мой…
- Вот я, - ткнул в середину куда-то.
Как же  сейчас, спустя почти двадцать пять лет,  на эти фото смотреть больно. Мальчишки – худые, жилистые,  в тельниках, в обнимку. На БТРе. На валунах на горном склоне. У палатки.   И улыбаются все, смеются так, словно в турпоездке, а не в горячей точке. Кто-то товарищей за плечи обнимает,  кто-то  сослуживцу рожки приставил. А один руки на колени положил, и так серьезно в объектив смотрит. А глаза… Господи, почему  у них такие  глаза?
 Но это сейчас. А тогда – глянула невнимательно, убрала в свою сумку. Он смотрит, улыбается, её ладонь в руку взял и жмет.   А рука жесткая  и горячая. Мужская рука. И больше не отпустил до конечной станции. 
Городской перрон принял гомонящую толпу. Они вышли из электрички вместе.  Она – пухленькая и благополучная, с золотистыми волосами, в светлом летнем платье. Он поджарый, порывистый, со смеющимися глазами,  весь такой удалой.   
- Ты жди, ладно?
И, бросив сумки,  сгреб  её в охапку и целует. Жадно, глубоко, жарко  - так только юность может. Так, как никто еще  пока  её не целовал. Незнакомо, страшно и удивительно. Оторвался, в глаза ей заглянул. Больше не смеется.
- Мне пора уже, поезд скоро. Ты жди.  Вернусь – поженимся!
 Подхватил свою сумку и ушел  по перрону на вокзал. Ни адреса. Ни телефона. И имя  забылось.
Что с ним теперь? Жив ли? Остались только воспоминания о странном попутчике и выцветшие фотографии в истрепанном, надорванном конверте.