Чулки

Наверное, не стоило надевать на встречу с Павлом новые чулки. Я купила их в приступе непонятного шопоголизма в милом бельевом бутике недалеко от университета. Они заманили меня своим кружевом. Мягкий оливковый цвет прекрасно подходил под мой стильный костюм, подарок Андре, кстати. Он привёз мне его из Франции в начале лета. «Чтобы ты была самой красивой студенткой в мире». Как будто до этого я была самой некрасивой студенткой в мире…

В общем, чулки внезапно купились и внезапно оказались на моих ногах. Термометр наконец показал настоящую осеннюю температуру, и я поняла, что мой организм не обрадуется, если я отправлюсь на лекции с голыми ногами. Колготки были бы уместнее, но чулки… Они же идеально подходили под цвет костюма! И потом, кружева чудесно скрывались под строгой юбкой-карандашом.

А на перемене вдруг отчаянно захотелось набрать номер Павла. И когда он предложил сходить с ним в кино – прямо сейчас, на дневной сеанс – губы задрожали и не смогли сказать: «Нет». В те минуты, когда я бежала на трамвай, запахивая на груди жакет и поправляя растрёпанные волосы, из головы напрочь улетучились мысли о контрольной по латыни, о пересдаче правоведения и о многом-многом другом… Голова была пуста и невменяема. Я горела невероятным и жарким возбуждением от предстоящей встречи.

В его студии царил полумрак. Дневной свет тускло пробивался сквозь небольшие окошки. Я не знаю, зачем сказала, что приеду туда. Неужели нельзя было встретиться у кинотеатра? Я не хотела торопить события и тщательно обдумывала каждое своё слово. Дома. Предполагала его вопросы и придумывала ответы. Пыталась понять, как отказать ему, если проявит настойчивость, и не обидеть… Мне очень не хотелось терять его. Он мне нравился. Он был талантлив и красив. Павел…

Ещё он был старше на десять лет, но разве это проблема?

В музыкальной студии он учил детишек игре на пианино. Он сам был пианистом. Великим пианистом. Но пока что не особо и не везде признанным. Оттого держал замечательную школу, очень выгодно отличающуюся от всех остальных музыкальных школ своими методиками, преподавал сам и курировал других преподавателей.

Я ворвалась туда через главный вход, отлично зная, что, кроме него, там сейчас никого нет. Мы всегда встречались наедине. И всегда разговаривали. Просто разговаривали. Ведь у меня был Андре. А у Павла – Ирина. И двое детей.

Пожалуй, мы были очень порядочными как для двадцать первого века. Чересчур. Ведь то, что нас тянуло друг к другу, как магнитом, скрыть было невозможно. Ни друг от друга, ни от себя, ни от посторонних. Однажды в студию заглянула преподавательница по вокалу. Мы сидели за круглым столиком в небольшой кухоньке и пили чай. Просто сидели и пили. И улыбались. А она уставилась на нас так, будто застала за чем-то крайне неприличным. И даже не поздоровалась. А когда уходила, дважды оглянулась на меня. Я тогда решила, что Павел ей тоже нравится и она имеет на него виды. Но потом поняла, что дело не в ней, а во мне. И решила вести себя с ним скромнее. Надевала брюки и связывала волосы в хвост. Старалась не краситься вызывающе. Не провоцировать.

А сегодня всё с самого начала пошло не так. Во-первых, я надела чулки. Во-вторых, позвонила сама, не дождавшись его звонка. Ну и в-третьих, приехала в студию… Не вечером, как обычно, а днём.

Павел встретил меня у дверей, он всегда был чрезмерно галантен. Его иссиня-чёрные волосы лежали красивой волной. Он улыбнулся и протянул мне руку. Я вошла и спросила, какой фильм мы будем смотреть. А затем присела на подоконник. И закинула ногу на ногу. И увидела, как взгляд Павла падает на мои колени и меняется выражение лица.

Он за считанные секунды оказался возле меня. И, не сводя взгляда с моих ног, провёл рукой по кружевной полоске чулка, которая выглянула из-под юбки. Я вздрогнула, но не убрала его руку. Тогда он придвинулся ко мне ещё ближе и посмотрел в глаза. Его чёрные угли сожгли меня в одно мгновение.

Это было убийство. Это было безумие. Это были боль и сладость, страсть и холод, ложь и искренность.

Это было так естественно, будто мы знали друг друга тысячу лет и тысячу лет подряд занимались любовью. На подоконнике в музыкальной студии.

***

Прошло два года. Я всё ещё была девушкой Андре. Меня уже начинало нервировать ожидание предложения. И в голову то и дело забредала мысль о том, что ещё чуть-чуть и я разорву отношения с ним, несмотря на все его чудесные личные качества.

Я продолжала встречаться с Павлом. Но теперь уже по ночам. Я сбегала из дома в полночь, будто Золушка, и ныряла в такси. Уставшие водители, ежедневно такие разные и такие одинаковые одновременно, отвозили меня в квартиру, которую Павел снимал втайне от жены. Он вполне мог себе это позволить. Однако я до сих пор не понимаю, как он объяснял ей своё отсутствие.

Стоило Павлу открыть дверь, а мне зайти, как земля уходила из-под ног. Он набрасывался на меня каждый день одинаково жадно и жарко, порою даже больно и душно. Это было не так, как в фильмах, это было так, как ни в одном фильме невозможно передать. Я целовала его тонкие пальцы, всегда и каждый. Это был мой любимый ритуал. Такой таинственный и интимный, что и этого было достаточно для полнейшего перевозбуждения. Если я вдруг делала ему больно или была недостаточно нежна с его руками, Павел бил меня по лицу. И после этого наступало небытие. Мы захлёбывались друг в друге. Каждая секунда наших встреч была повторимой и неповторимой, традиционной и абсолютно новой. Мы умирали друг в друге и оживали друг в друге.

В один замечательный октябрьский день, после чрезвычайно горячей ночи, Павел отправился на очень важный для него музыкальный конкурс. Он переживал и был крайне дёрганым, ведь вместо полноценного отдыха мы до четырёх утра всё никак не могли насытиться друг другом. Два дня подряд мы провели в чудном гостиничном номере, вдали от его Ирины и моего Андре. Я лежала на широкой кровати абсолютно нагая и болтала ногами, наблюдая за зеркальным отражением Павла, который нервно цеплялся своими нежными пальцами за галстук-бабочку и никак не мог достойно его закрепить. Тогда я поднялась с постели – как мне самой показалось, с грацией кошки, – подошла к нему почти что вплотную и помогла справиться с этой задачей. Он напрягся и оттолкнул меня. Я одним только видом своим мешала ему сконцентрироваться на таком важном событии. Но я этого не понимала. Я была слишком юна. Мне нравилось дразнить его и соблазнять своей гладкой молодостью и красотой. Он никогда не мог удержаться. Но в тот день удержался. Сбежал из номера, даже не сказав: «Пока». Лишь махнул рукой и захлопнул за собой дверь после моего: «Удачи!»

***

Он не просто вышел из этого дня победителем.

За какие-то полтора года Павел превратился в звезду мирового масштаба. Мирового! Мой Павел!

Я стала его музой. Он сам говорил мне об этом. Теперь каждому новому концерту, каждому интервью предшествовала ночь со мной.

Господи, как же мне нравилось чувствовать себя избранной! Пускай никому и нельзя было об этом рассказать… Пускай это ликование томилось внутри и бессовестно рвалось наружу. Я была любовницей пианиста. Гения. Мужчины, от которого сходили с ума сотни женщин. Поклонницы всё появлялись и появлялись… Я видела их накрашенные лица на его концертах. И все как одна они завидовали Ирине – его красавице-жене. Да, Ирина была недурна собой. Правда, стара. Её возраст приближался к сорока годам. И мне понятны были мотивы Павла. Время никого не щадит. И моя красота не вечна… Но пока я была хороша собой и Павлу было хорошо со мной. И всё же было дико жаль… Ведь я хотела быть у него единственной! Ну, конечно, черт побери, я – хотела – быть – единственной. Но однажды он чётко дал мне понять, что этому не бывать. Жену он никогда не оставит. А я – другое. Я – муза. И я оставила свои иллюзии, смирившись с тем, что быть любовницей гения – возможно, даже приятнее.

В один-единственный момент моё чувство исключительности обратилось в прах.

Я пришла без звонка. Без договорённости. Решила приехать не в нашу квартиру, а по старинке – в музыкалку. У входа стояла его чёрная машина, окна в студии были тёмными, что означало, что я пришла правильно и занятий сейчас нет, однако Павел, судя по всему, на месте.

Это была одна из новых преподавательниц. Молодая и рыжая. Они сидели на кухне и пили чай. И смеялись. Точно –так же – как мы – раньше. Мне стоило лишь один раз взглянуть на них, чтобы всё понять. Всё понять, абсолютно всё. Я поняла перекошенное лицо учительницы, которая несколько лет назад застукала нас в том же месте и за тем же занятием. Я поняла, почему мы так редко видимся и почему у него в штате работают такие красивые создания. Я поняла решительно всё!

Я поняла, что я, может, в чём-то и исключительная, но не единственная.

Листопад вперемешку с дождём уносил меня в осень. Я старалась не плакать, не думать о Павле и о тех годах, что потратила на него – или посвятила ему? За эти годы я могла бы построить семью… И родить ребёнка… Я могла бы даже уехать из этой страны. Ведь на самом деле Андре порывался сделать мне предложение раза три так точно. А я всё портила. Я видела его намерения и специально всё портила. Перебивала, вскакивала с места и убегала по «неотложным делам» и в том же духе. А кто же захочет продолжать отношения с такой несерьёзной дамой? Да, я по-прежнему была молода. Ещё не стара. Уже не юна. Я была без Андре, без Павла и без исключительности. Я была с дипломом бакалавра и с красивыми глазами. И ещё… на дальней полочке в шкафу, между органайзером с бельём и цитрусовым саше, в шёлковом мешочке лежали чулки. Мои счастливые чулки.

Наверное, по приходу домой мне следует избавиться от них.