Камиль Коро

http://proza.ru/2016/03/30/399

Камиль Коро

  Незадолго до смерти замечательного французского художника Камиля Коро (1796 - 1875) один из его современников сказал: «Старый мэтр казался полным жизни и сил: он словно был призван к славному долголетию Тициана».

  Коро умер на пороге своего восьмидесятилетия, и окружающие долго не могли примириться с тем, что не стало «седовласого юноши», «папаши» Коро – человека тонкой мечтательной души, доброго поэтического таланта.
 
  Коро прожил большую жизнь. Это был художник-философ, бескорыстный мудрец, который никогда не гнался за внешним успехом, блеском мимолётной славы, как и за житейским благополучием. С юности и до конца своих дней он был предан одной только живописи. Она заменила ему все призрачные блага, стала призванием, долгом, непрестанным трудом, единственной любовью и величайшей радостью.

  Официальные награды, полученные на склоне лет, объективность ряда критиков и товарищей по профессии отнюдь не означали единодушного признания – оно так и не успело увенчать Коро при жизни. И если бы другой испытал бы чувство горечи при очередном поверхностно-шаблонном суждении о его искусстве, то сам Коро никогда не позволял банальному мнению поколебать свой внутренний мир, свои убеждения и идеалы.
 
  Мастеру выпало жить в 19 веке. Для Франции это был особенно неспокойный век, взрывающийся революциями, озаряемый самыми светлыми надеждами и омрачённый самыми горькими разочарованиями, чередующий благородные порывы с торжеством воинствующего буржуазного мещанства. Все эти общественные бури прошли для Коро стороной. Когда еще в эпоху Реставрации он объявил родителям о том, что не намерен заниматься коммерцией и твердо решил посвятить себя искусству, это означало вступление на поприще художника-пейзажиста.

  Великая жизнь природы, вечной и постоянно изменчивой, уже тогда приоткрыла ему мир, где чуткая душа всегда найдет отзвуки своим переживаниям. Коро прошел недолгую школу классицистического пейзажа и потому сразу устремился в Италию, которая многим казалась тогда обетованной землей искусства.

  Стало почти традицией сравнивать его ранние итальянские работы с пейзажами русского живописца Сильвестра Щедрина. К сожалению, они в жизни не встретились, но в творчестве  Коро невольно следует по римскому маршруту своего предшественника, выбирая те же самые мотивы, располагаясь там, где еще недавно писал Сильвестр Щедрин.

  Но Коро неведомо чувство отстраненности: смело приближаясь к мотиву, он преодолевает историческую дистанцию между грандиозностью «вечного города» и человеком своего времени. Более того, он ищет иные, не традиционные точки зрения, и тогда античные панорамы приобретают в его полотнах неожиданную свежесть и остроту.

  Италия займет прочное место в творчестве художника. Он еще посетит ее, познает неповторимую красоту римской Компаньи, этих суровых, причудливо громоздящихся под солнечными небесами «романтических» пейзажей.

  Италия в искусстве Коро останется не только воплощением классически-стройной картины мира, ее образы будут проникнуты живым трепетом тончайших переживаний. В этом смысле Коро как бы возрождает ту сердечность, которая отвечала французское искусство эпохи Просвещения, особенно живопись Ватто.
 
  Такое отношение к природе распахнет перед художником двери и в пейзажное царство его родной Франции. Коро бежит от больших городов. Ему милее скромные, тающие в перламутровом воздухе уголки Бретани и Нормандии, парижские пригороды, излучины рек с одинокими рыболовами, окутанные влажными испарениями рощи, часы раннего утра, чья тишина еще не нарушена шумом и суетой дневных трудов, старинные улочки провинциальных местечек, их средневековые замки и соборы.

  Выбор натуры выдает горожанина, томимого какой-то ностальгией, которая влечет его к природе, но не могущего в момент свидания с нею отказаться от мечтательных рефлексий, от сознания мимолетности встречи с ней. Природа перестала быть естественной средой его «трудов и дней», но тем острее, трепетнее и светлее его прикосновение с нею.

  В 1820-40-е годы Коро обращает внимание на пространственное построение картины, масштабное и колористическое чередование планов. Единый поток света легко и естественно примеряет их, не лишая контуры определенности, а формы - весомости и пластической силы, но и не делая их настолько резкими, чтобы перестала ощущаться все пронизывающая и смягчающая прозрачность или легкая дымка воздуха.

  Цветовой строй соблюдает очевидное равновесие с натурой, краски лишь сплетаются в поразительную по своей цельности и деликатности оттенков живописную ткань. Они чуть приглушены и звучат подобно фортепьянной мелодии, сдерживаемой модератором. Порой в них слышатся и мажорные ноты: спокойные гармонии голубых, оливковых, изумрудных, сизых, пепельных тонов усилены алым, лимонно-желтым или звонко лазурным пятном.

  Склонность к анализу тончайших переживаний и созвучий, рождающихся в сердце при виде природы, усилилась в 1850-е годы. Теперь полотна Коро напоены таким утонченным лиризмом, нюансы которого дано уловить лишь немногим поэтам, живописцам и музыкантам.

  Его картины казались живописными элегиями мечтателя – их все чаще стали называть «пейзажами настроения». Коро умел передать людям богатство и неповторимую сложность своего внутреннего «я». Его живопись теперь все больше воспринимается как своеобразная исповедь души, стесненной лирическим волнением.

  Легкие перетекания валеров (Коро первым столь широко разработал их систему), широкие удары кисти и мелкие отрывистые мазки превращают живописную поверхность как бы в дышащую материю. Переливчато-жемчужная дымка поглощает планы, размывает контуры, тихо колышется нежно-окрашенной пеленой, то высветленной, то меркнувшей в прозрачном мареве.

  Искусство Коро становится особенно самоуглубленным: мечты ведут художника к воспоминаниям о прошедшем, и, не скрывая этого, он пишет охлажденные туманно-серебристые видения, где скользящие среди кружевных деревьев фигурки возникают, словно неуловимые призраки.
 
  Теперь его душевным откровениям тесно в границах пейзажного жанра. Так рождаются поздние «фигуры» Коро. Юные миловидные девушки в современных и экзотических костюмах склоняются над книгой, грезят среди душистых лугов, позируют, облокотившись о крышку рояля или сидя у мольберта, - мечтательные, задумчивые создания, в простодушии обаяния своего прекрасные и наивные, как сама природа.

  Эта бесконечная череда поэтических муз Коро, это ставшие образами грани его поэтической натуры и в то же время – живые воплощения свойственных только человеку способностей и талантов. Искренняя любовь большого мастера, его гибкая, ласковая, воспитанная в живом общении с природой кисть волшебно преобразили этих бесхитростных парижских натурщиц.

  Легкие бережные краски, о которых кто-то сказал, что они будто шепчутся между собой, их пленэрная свежесть и еле ощутимая светотеневая проработка своей непосредственностью напомнили бы этюдные наброски, если бы не полная завершенность компоновки, внутренняя цельность, отчётливый поэтический ореол.

  Сама молодость входит в позднее творчество Коро, которое сам мастер скромно уподоблял пению жаворонка, благодарно воспримут и барбизонец Добиньи, и начинающие импрессионисты Сислей и Писсарро. А пейзажист 20 века Марке будет называть великого лирика прошлого столетия своим духовным отцом.