Возможно, это был витязь, не снимающий доспехи...

ВОЗМОЖНО, ЭТО БЫЛ ВИТЯЗЬ, НЕ СНИМАЮЩИЙ ДОСПЕХИ, А НЕ РЫЦАРЬ В НЕСНИМАЮЩИХСЯ ЛАТАХ.

«Витязь, в Древней Руси отважный, доблестный воин, богатырь».

«Рыцарь (нем. Rittter, первоначально – всадник) в Западной Европе в средние века феодал, тяжело-вооружённый воин. Для рыцаря считалось обязательными такие моральные нормы, как смелость, верность долгу, благородство по отношению к женщине. Отсюда (переносное) рыцарь – самоотверженный, благородный человек».

Джироламо Савонарола – Годы жизни (1452 – 1498), настоятель монастыря доминиканцев во Флоренции. Выступал против тирании Медичи, обличал папство, призывал церковь к аскетизму, осуждал гуманистическую культуру (организовал сожжение произведений искусства). После изгнания Медичи из Флоренции в 1494 году способствовал установлению республиканского строя. В 1497 году отлучён от церкви, по приговору приората казнён.

Медичи Лоренцо (прозвище Великолепный) – Годы жизни (1449 – 1492)
итальянский поэт, правитель (синьор) Флоренции с 1469 года. Меценат, способствовал развитию культуры Возрождения. Неоплатоническая поэзия любви, карнавальная лирика в формах народной песни.

(«Советский энциклопедический словарь», Москва «Советская энциклопедия», 1985 год).

Dante – отвержанный, проклятый.
Dantec – убийца Пушкина.

Прочитав впервые стихи Николая Шатрова в периодическом журнале, не помню точно, в каком: в «Нашем современнике» или в «Новом мире», я как-то даже внутренне вздрогнула от радости – мы не одни такие. Я имела в виду техбюро в нашем цехе №30 на Ульяновском приборостроительном заводе, друзей собиравшихся у Светы Мовчан, Олега Михайловича Киселёва, Володю Макарова, своего двоюродного брата Женю Желтова из Москвы.
Вчитываясь в упоительные строки гениальных стихов, и впитывая их, я почувствовала, что нас таких много. Но мы, увы, не гениальны. Но был, всё-таки был гений нашего времени, выразивший чувства тех многих людей, которые не были десидентами, не стали Саблиными, которые просто  жили, работали во благо великой Родины и тайно писали о своих чувствах в стихах, делая это, правда, не так талантливо, как Николай Шатров, но также честно и искренне, как он. Они всё писали тайно, не потому что боялись наказания, нет, они просто боялись быть непонятыми, смешными. Чего не боялся, кстати, рыцарь Дон Кихот, с которым иногда пытается сравнить Николая Шатрова автор книги «Рыцарь в не снимающихся латах» Пархоменко. Почему же я не считаю Николая Шатрова рыцарем? Да по многим причинам! Во-первых, у Дона Кихота была хотя бы старая кобыла (первоначальное значение слова рыцарь – всадник), а Николай Шатров, вообще, как известно, долгое время жил инвалидом. Во-вторых, для Николая Шатрова женщина – это не обожествлённый, возведённый на пьедестал образ, и, если даже богиня, то скорее языческая (греческая богиня, доступная смертному человеку); женщина в поэзии Николая Шатрова – прежде всего это очень живое, доступное и трепетное существо, часто, наоборот, свергнутая его земною любовью с пьедестала. Порою он изучает объект своей любви столь же тщательно, как и тургеневский нигилист Базаров тело своей возлюбленной. Но, в отличие от Базарова, ему это можно легко простить, так как он очень любит изучаемую почти на биологическом уровне женщину. В-третьих, в отличии от рыцарей Николай Шатров не ищет турниров, открытых схваток, боя (бедный Дон Кихот, не найдя достойных соперников, стал воевать с ветряными мельницами). Шатров даже никогда не пытается стать открытым оппозиционером. Он, вообще, - подпольщик по своей натуре. Как мудрая проницательная змея Шатров сохранил для нас дарованный ему клад, свою гениальную поэзию, и смотрит из глубин своего времени на будущих читателей, как на драгоценности, получившие более совершенную огранку, чем он:
«Стихи! Не уставший сплетать их,
Дождусь ли счастливого дня?..
Читатель, читатель, читатель -
Ты должен быть лучше меня!»
Николай Шатров – подпольщик, но не революционер. Он отлично понимает, что как раз революция – это то событие, которое может уничтожить его гениальные творения. Как истинный гений – он твёрдо знает, что он прежде всего Гений! «А гений и злодейство не совместимы...» - утверждал Александр Пушкин.
Он знает, что его стихи, как и фуги, и прелюдии Баха дождутся своего часа. Он глубоко верит, что стихи, как лучшие вина, должны иметь выдержку временем:
«Каждый человек подобен чуду,
Только гений – тихая вода.
И меня как смертного забудут,
Чтоб потом вдруг вспомнить навсегда».
Николай Шатров - быстрее тот витязь на распутье, который, прочитав на камне, что и направо, и налево, и прямо идти опасно, не стал возвращаться назад. А сразу с присущей ему мудростью приступил к  данной ему Богом работе: сел спокойно на камень-указатель судьбы и стал писать свои гениальные вирши, то есть, принялся выполнять положенное ему судьбой задание.
Умер в 1953 году Сталин. Наступил 1954 год. Но мудрый Шатров понимает, что свобода ещё не пришла... В стихотворении «Эллинические стансы» он пишет не об «оттепели»:
«Пред тем, как Риму укрепиться,
Юпитер к смертным не был скуп...
Им улыбались олимпийцы
С божественным изгибом губ.
...
Но шепчет мне какой-то голос,
Что рано говорить «прости»,
Что умирает только колос,
Не захотевший прорасти.
1954».
Что ж делает наш поэт в это время дальше? Да просто живёт и наслаждается жизнью, несмотря на телесные увечья. Как настоящий, истинный поэт он очень любит женщин и щедро раздаёт им свою пламенную любовь.
Нет! Он так не побежал в «Союз писателей». Шатров просто живёт, как и раньше, в Любви к Богу, в любви к женщине, в любви к солнцу и светилам, в любви, которая движет эти светила...
В стихотворении «Тело женщины» он с восторгом по земному мило нам сообщает о тайне заключённом в женском теле:
«Оно прекрасно навсегда
И навсегда благоуханно,
Отученное от стыда
Наложницею богдахана.
...
И понимала лишь душа,
В нём заключённая до срока,
Что, вечным призраком дыша,
Оно обмануто жестоко.
1953»
Геннадий Пархоменко в книге о Николае Шатрове точно подмечает особенности лет, последовавших за 1954 годом. «Век нынешний» кинулся обличать «век минувший», и с помощью наших «чацких» ЦРУ США с ещё большим рвением готовить нашу «перестройку»... А что же вольготно живя в подполье, сочинял в этот год наш драгоценный поэт? А сочинял он истинно подпольные стихи:
«Памяти Петрарки
Твоё лицо, как тёплый свет,
Как солнце волосы твои...
Я полюбил тебя навек
И умираю от любви.
...
Лаура! Сотни лет пройдут,
Ты будешь ангелом в раю...
А я? Где я найду приют,
Кто песню воскресит мою?
1956 год»
Несомненно, Шатрову сложно, очень сложно писать в этот период. Это чувствуешь в таком стихотворении, как «Истина»:
«За меня заступается дьявол:
Мой хозяин, мой брат, мой слуга...
Он в стихах Соллогубовских плавал,
В Гумелёве не нажил врага...
...
Я немножко молиться умею...
И хоть каждому жизнь дорога,
Путь поэта с тобою прямее...
Мой хозяин, мой брат, мой слуга».
И правильно подмечает Геннадий Пархоменко: «Нашего же поэта от его «хозяина, друга и слуги» спасает не столько умение «немножко молиться» (хотя это и трогательно), сколько неизменный юмор его самосознающей души (Люцифер, как мы, кажется, упоминали, не терпит юмора)».
«Сомнение
Прекрасно сознаю, что – гений,
Отлично знаю – что глупец,
Что могут потерять терпенье
Бог-Дух, Бог-Сын и Бог-Отец.
И отлучить навек от света
Напыщенного гордеца...
Что, вдруг, не Дух диктует это
Во имя Сына и Отца?»
Он постоянно борется со своим, как он сам же считает, глупым двойником, которого видит порой глупой курицей:
«Ранним утром и вечером
Мой тревожит покой
Человечек, и речь его
Не смешать ни с какой.
Он бормочет о пристани,
О печали земной,
С каждым разом всё пристальней,
Наблюдая за мной.
....
Это он недоверие
Сеет в душах людских,
Только выйду за двери я,
Ошалев от тоски.
Хоть бы раз его вытурить!
Впредь я стану умней...
Но, прохожие, вы-то ведь
Не поможете мне?...
7.III.1949»
Но он, как и Тютчев:
«Удручённый ношей крестной
Всю тебя, земля родная,
В рабском виде Царь-Небесный
Исходил благославляя».
«Наш поэт – святая и грешная душа – так увидел эту встречу с Богочеловеком в своём поэтическом ясновидении:
Причастие
Пишу, не зная сам, что выйдет:
Душа, как чистая тетрадь.
Пускай глаза себя не видят, -
Другое нужно увидать.
Пиши про невзошедший колос,
Про хлеб, которого не есть...
Жена иголкой укололась.
Примета – на пороге весть.
И впрямь звонок: за дверью нищий.
Я по глазам узнал Христа...
Спешит подать святую пищу
На недостойные уста.
23.III.1971 г. »
Многие считают, что такое явление в советской жизни, как судьба Шатрова – чудо. Я другого мнения: это явление - скорее пример житейской мудрости. Николай Шатров никогда не рвался к славе, не окружал себя нужными людьми. Он окружал себя лучшими людьми, которые были непрерывными источниками его вдохновения. Он постоянно находился в состоянии поэтического полёта, в состоянии чарующего вдохновения. И эти лучшие люди не терзали его, не лезли к нему в душу, не предали его. Они просто жили. Жили рядом с ним.
В книги Геннадия Пархоменко очень много написано о реинкарнации человеческой души. Он даже считал Лоренцо Медичи Великолепный, которого можно назвать рыцарем хотя бы за то, что он писал неоплатонические стихи женщинам, которых боготворил, и слыл, судя по воспоминаниям современников, очень благородным человеком. Но, тем не менее, после его правления свергнули род Медичей при активном участии Савонаролы, который сжигал гуманистические произведения искусства, на которые Лоренцо тратил деньги. В отличие от Николая Шатрова бедный Лоренцо Великолепный не мог отсидеться вдали от шума городского, так как являлся правителем Флоренции. Я плохо разбираюсь в учении Савонаролы, а также в теории реинкарнации душ. Единственно, что доступно моей душе и моему мозгу – это Преображение Христово. Но думаю, что душа Николая Шатрова реинкарнацию пережила. Она вернулась к нам не в человеческом облике, а в гениальных стихах. Возможно, мы как раз те лучшие, которые не окружали его в жизни, а поняли его душу. Это, наверное, и есть та мистическая реинкарнация, о которой мечтают все гениальные поэты. Он не стал тем Данте (дословно проклятым, отверженным), которым был автор «Божественной комедии», он – не Пушкин, не Чаадаев, не Лермонтов, не Блок, не Есенин, не Маяковский. Он – простой гениальный смертный человек, который, всё претерпев умер, но свет его стихов вечен. Его спасало от участи Данте и имя, и фамилия, но, главное, вера в Бога, который, дав своему избраннику, такой тяжкий, божественный груз, как гениальность, наградил его же редкой прозорливостью, благородством духа, а главное терпением и юмором. Ну, что я испытываю после встречи с книгой Геннадия Пархоменко? Трудно сказать... Что может испытывать человек после встречи с двумя гениями? Восторг, потрясение, изумление, просветление? И ещё, наверное, благодарность Богу за то, что он дарит нам таких людей как Николай Шатров и Геннадий Пархоменко!
И я уверена, что Шатров и Пархоменко – это только первые ласточки, которые прилетели к нам весной. Потому, что, как считают многие философы, астрологи, наступает новая эра Земли – эра Водолея. А приход каждой эры на Земле – это космическая Весна. И распустятся на нашей российской многострадальной земле прекрасные стихи поэтов двадцатого века, о которых мы доселе и не знали. И россияне поймут, что двадцатый век в России был не только веком революций, войн, тоталитаризма, репрессий, разрушения храмов и вековых традиций и обычаев, но и веком огромного сострадания и творчества. В частности и в литературе. Как пишет сам Шатров:
«Я не хочу лишь чудом случая
Раскрыться для мильонов глаз.
Стихи – природное горючее,
Как антрацит, как нефть, как газ.

Наступят сумерки печальные...
(Они уж, кажется, пришли...)
И будет чудо неслучайное:
Я вспыхну к вам из-под Земли.
1968 г.»
Да, эти тайные подпольные творцы Божественного чуда принесли много света для своих потомков! И поэтому на Руси никогда не будет конца свету. А, значит, и конца Света. Всегда найдётся новый Данко, который вырвет из груди сердце и осветит своим горячим, горящим любящим сердцем путь потомкам, заблудившимся во мгле.
И всегда найдутся такие бессеребреники, как Лилит Козлова, которые, отложив все свои дела, будут поддерживать этот огонь в сердцах и раздавать его окружающим.
Закончить отзыв о книге я хочу отрывком из своего стихотворения о Нефти, так как Николай Шатров поэзию, как и нефть, считал природным горючим:
Нефть...
Нефть – кровь людей -
Из Ада мучеников,
По капли собранных скорбей.
Бог капли все собрал для случая,
Чтобы согреть, сберечь людей...
18.03.2003 г.
Завершаю статью словами любви, огромной благодарности к создателям этой великолепной книги «Рыцарь в неснимающихся латах»: к автору книги Геннадию Пархоменко и к редактору Лилит Козловой, - они приоткрыли мне дверь в мир прекрасного. В этом мире люди просто живут, любят, пишут гениальные стихи и, умирая, оставляют прекрасный живой огонь Божественной Любви, который старается подарить смертным людям разными способами любящий и всё прощающий нам Бог.
2003 г.


Рецензии