Больница

Старая больница

Мне часто снится старая больница.
Три клена великана перед ней.
В тени акаций и сиреневого ситца
Двор детства. Нет, его родней!

В августе 1946 года маму назначили заведующей фельдшерско-акушерским пунктом станицы. Громоздкое название фельдшерско-акушерский пункт  не прижилось. Называли просто больница или амбулатория. Под больницу выделили бывший дом атамана Чекункова. Стоял он на красивом, высоком кирпичном фундаменте, четыре окна на улицу и четыре во двор, под старой жестяной крышей.
В правой половине, если смотреть с улицы, размещалась больница.
В левой половине,  с высоким крыльцом, длинным холодным коридором и двумя комнатами жила наша семья с 1955 года.
Дом и двор поразили меня размахом. Поэтому и впечатления яркие, размашистые.
Как будто переехал в новую, просторную, яркую жизнь.
Дом казался дворцом после флигеля бабушкиУстюшки и на улицу я уже смотрел свысока.   Было интересно наблюдать, как под окном ниже меня проходят люди.                Смотрел в улицу мимо хатенки Шевчуков. По улице не было ни одного нового или приличного дома. Старые, присевшие к земле, с нахлобученными старой соломой крышами домишки и глиняные сараюшки, огороженые серыми трухлявыми плетнями. Помню, как с восторгом смотрел на новое звено плетня из ярких красных лоз у Шевчукова катуха.               
Редко когда увидишь во дворе старую грушу или яблоню. Одно время власть ввела налог за каждое садовое дерево. Платить нечем. Вырубили старые большие сады.                Под окнами больницы выше крыши вознеслись три уличных клена в палисаднике.              Клен слева тянул над землей в сторону толстую руку. Любил на неё залазить и срывать парные, похожие на половинку пропеллера семена.                Справа во дворе заросли сирени и акации до плетня соседей Свинаревых.          Слева большие въездные ворота.  Старая  анисовая яблоня в углу у плетня с соседями Блохиными, пара сараев, туалет и за ними просторная левада, упиравшаяся длинным концом в Леменек. Леваду вдоль пополам делит стежка, бегущая к колодцу. Две дикие яблони справа от нее и поляна за колодцем с дуплистой яблоней «Зернушкой». В колодце была такая вкусная вода, что все соседи ходили за водой к нам.               
Добрые, улыбчивые женщины в больнице у мамы. Сосед Петя Тюпин. Сосед Ваня Блохин и новые друзья из Кочерги и с Коровьей улицы. Все было необычно, ново.  У двора и дома теплая, добрая аура. Сейчас не вспомню из детства ни одного злого, перекореженного лица.               

Даже у стариков и старух, проживших долгую, тяжелую, заполненную заботами деревенскую жизнь, лица были чистые, ясные, напоминающие своей бесхитростностью и простотой младенцев. Горевать и тужить было некогда, с утра до вечера в работе со скотиной, по хозяйству. Разве, что уж совсем древние, измученные старческими болячками, сидели на кушетках, ожидая приема, с притерпевшейся к боли гримасой.               

Калитка в больничном дворе отворяла весной  вход в царство дурманящих запахов зарослей сирени и акаций. Тенистая тропинка вела к крыльцу мимо окон. Посетители, пока шли, наслаждались ароматом и красотой лепестков сирени, цветов акации. В целебном воздухе было разлито умиротворение, красота, покой бренного мира. Мокрый коврик, влажные полы, кипельно белые стены с плакатами, кожаные кушетки говорили больному куда он пришел и готовили к обязательному исцелению. Старушки в очереди тихо перешептывались, делясь чем болеют и как лечутся.               

Персонал больницы акушерка Руднева Ульяна Потаповна, фельдшер Комарова Нина Яковлевна, аптекарша Мелихова Шура, медсестра Тапилина Татьяна Яковлевна, техничка Карташова Тоня. Работали на совесть до пенсии. Менялся только младший медперсонал по разным уважительным причинам. Когда вышла на пенсию Татьяна Яковлевна, вместо неё стала работать дочь  Валентина, после Валентины пришла Сапожникова Матрена Федоровна. Все работники медпункта в белоснежных халатах и шапочках.               
Были одной дружной семьей. Любили пошутить, посмеяться, повеселиться, когда не было больных. Хохотушка Потаповна, задорная Михайловна, веселая Яковлевна и скромная, молодая, но озарявшая изумительной красотой улыбки, Мотя.                В больницу тогда жители просто так не ходили. Если уж прижмет дома, что невмоготу, тогда ковыляли согнувшись, до больницы.               

Слышно, как бабушка хвалится в очереди:               
Марья Михална прошлый раз поставила градусник. И мне сразу стало так хорошо!  лекарям не до смеха. Внимание, ответственность и доброжелательность в первую очередь. Многих лечили здесь же, назначая лекарства, уколы, процедуры. Сложных больных  направляли в стационар районной больницы.               

Мария Михайловна принимает больных.
Посмотришь со стороны – серьезная, немногословная, взгляд черных глаз тяжел и проницателен.
Внимательно выслушивала каждую бабушку. Подолгу и уважительно разговаривала с ней, назначала лечение. Как обычно  проверяет пульс, давление, слушает через черную трубочку с раструбом (прообораз фонендоскопа). Заходит очень старая бабушка.
И вдруг просит: Марея Михална! Послухай тут, показывая на шею и затылок. Старой бабушке невозможно объяснить, что там ничего не услышишь, и мама покорно слушает там: Все в порядке!               
Заходит старая бабка, а мама ещё записывает историю болезни предыдущей больной. - «Присаживайся Анна Матвеевна. Сейчас допишу».               

Бросит внимательный, проникающий как рентген взгляд               
«Рассказывай. Что у тебя случилось»?               

«Дык, вот. Надысь пашла в катух падкинуть сена овцам и чавой-то в баку кальнуло».                И тут же уводит разговор к овцам: - «У мине адна ягница далжна на днях. Иё надо луччи кармить. А то ить халада уже страшенные началися».               

Мама уже насторожилась:
- «В каком боку кольнуло, и в каком месте? Давай, раздевайся, показывай».                - «Марь Михална! Ты луччи таблетков каких выпиши. Зачем раздяваться та»?      Я уже злюсь. Как может мама слушать бестолковый разговор про овец, про погоду?  Но, мама интересуется и сколько овец, и сколько ягнят, и про холодный катух, а сама между тем говорит:               
«Раздевайся, раздевайся. Сердечко твое послушаю. Как легкие дышат. Мне все надо знать».               
Бабуля покорно снимает одежду. Мама прослушивает фонендоскопом. Заставляет дышать. Не дышать. Кладет на кушетку. Обстукивает пальцами, мнет живот. С напряжением поднимает бабкины ноги рукой. Переспрашивает:               
- «Тут, больно? А тут больно»?Бабка кряхтит и толком не может объяснить,
где болит и как болит. Но мама по её реакции уже все видит и только уточняет: - «Какая боль? Сильная? Слабая? Колет? Стреляет?»               
Потом говорит: - «Все понятно. Одевайся».               

Пока бабушка напяливает на себя юбки, кофты мама записывает свои выводы в историю болезни.                -«Ну, чево там Марея Михална нашла»?
– интересуется бабуся.               
-«Ничего страшного Анна Матвеевна» – отвечает мать.               

-«Все у тебя возрастное. В ногах суставы устали. Ногу, небось, тянет по ночам»? -« Ох, Марь Михална – истинный гасподь. Тянить. Так тянить, аж больна».           - «А в правом боку печень пошаливает, немного увеличена. Выпишу тебе желчегонного. Для суставов мазь пропишу. Таблетки пока тебе не нужны. Если будет хуже, придешь. Тогда и таблетки выпишу».                Как-то вечером к нам домой прибежал мужчина, придерживая левую руку. Ладонь была разрублена поперек, сильно текла кровь. У меня захолонуло сердце. Мама действовала быстро и решительно. Обработала рану йодом. Перевязала, сделала укол. Рассказывала, как вылечила одну бабку от рака. Бабка была в районной больнице, там сдала анализы, и ей поставили диагноз рак. Лечить не стали, а отправили умирать домой. Жила она в Кощем переулке, где сейчас живу я.       
Мама стала лечить, делать уколы, давать травы и подняла бабушку на ноги. Та прожила еще 15 лет и умерла уже не от рака. Приходили в больницу не только старики и старухи. То в совхозе несчастный случай, то школьник разбил губу, выбил зубы и везде нужны добрые, умелые руки наших медиков. Мама, если кто из соседей или больных, что-то приносил ей, чувствовала себя неловко. Понимала, что от души и обидеть отказом боялась. Старалась отдариться, совала конфеты, пряники, пирожки. Меня иногда злило, как она может так долго разговаривать с соседкой, по каким-то пустякам. А мама мудро и уважительно все понимала и терпеливо выслушивала косноязычную соседку или пациентку. Кто-то из детишек, не расслышав имени отчества, назвал её Марля Михайловна. Ведь в больнице всегда есть марля. Ненадолго это прозвище прилепилось к ней. Маме и воспитательнице детсада Цыкановой Ольге Семеновне нужно было поехать в район на совещание. Директор совхоза посадил их в грузовую машину, которая ехала за бензином с пустыми бочками. После дождя дорога стала скользкой и машина перевернулась. Бочка рассекла маме верхнюю губу, а Ольге Семеновне лоб. Хирурги зашили рваные раны, но безобразные швы остались. Мария Михайловна знала и лечила практически  любую болезнь. Была и хирургом, и стоматологом, и фельдшером, и акушером, и медсестрой, и няней. Делала уколы, дергала зубы. Если нужно, могла просидеть у постели больного всю ночь. Ходили или ездили на велосипедах и фельдшер, и акушерка, и медсестра по вызовам в разные концы станицы. Особенно к пожилым людям. Приходили в школу делать прививки ученикам. Дети боялись уколов, надрезов скальпелем. Хоронились в туалете. Я в своем классе, чтобы показать пример, выходил первым. Терпел секундную боль и ,как ни в чем не бывало шел за парту. Тогда потихоньку тянулись и другие. Мама и Нина Яковлевна выезжали на центральную усадьбу совхоза, чтобы набрать добровольных доноров на сдачу крови. Благо тогда главный инженером совхоза был муж Нины Яковлевны - Комаров А.Д.. Читали лекции на медицинские темы.    В 1961 году мы переехали в свой дом по этой же улице, а наша комната в больнице отошла под аптеку.               
Летом этого года зашел на больничный двор со стороны Леменька. На задах уже вырос лес. На Мазловке посреди бывшего русла раскорячились молодые вербы, пьющие корнями из глуби земли родниковые воды. Старые вербы тянутся с берегов навстречу друг другу, перекрещиваясь верхушками. Осока, чакан, куга заполонили высохшими к осени телами непролазь от берега до берега у поворота Кочерги.От здания больницы остался только густо заросший кустарником, искрошившийся кирпичный фундамент. Он показался маленьким, неказистым и только по желтым камням песчаникам догадался, что над ними стояла русская печь в нашей комнате. Не было уже ни старого колодца на леваде, ни старых яблонь. Кое-где остатки терновника на бывших левадах деда Свинаря и деда Еремеича. Из домов моего детства остались только по углам Шевчуков, Дронов, обновленные свежей краской, да Кочетков. По левадам нет и признаков той шелковистой, луговой травы, огорожи. Ходил по улице, смотрел на новые дома и заборы, а памятью видел старые домишки, спрятавшиеся за  плетнями. У дома напротив казалось, что вот-вот  из-за соседнего плетня выглянет дед Пал Сергеич, с хитрым прищуром. Выскочит из соседских ворот худенький Ванюшка Блохин и крикнет мне, пышночубому мальчугану:
- Валёк! Пошли на Мазловку!               

Все думал; И ведь не было тогда дорогущих, новейших лекарств, современной аппаратуры для диагностики и процедур. Помнится лишь запах карболки, каких-то мазей. Вкус гематогена, аскорбинки. Исцеляют не только лекарства. Исцеляет вера, внимание, сочувствие, соучастие, сопереживание и искреннее желание помочь, не считаясь со временем. А этого хватало с избытком у всех, начиная от Матрены Федоровны и до Марии Михайловны.