Сполохи угасающей памяти. Гл. 25. Эвакуация из Д -

Глава XXV

ЭВАКУАЦИЯ ИЗ Д-9

Закончилось, как один миг, полярное лето. Солнце все ниже поднималось над горизонтом и как-то обессилено падало обратно. Гусиные, да и все другие поселения пернатой живности опустели. Поставив молодняк на крыло, птицы поспешно отправились на юг. Низкие свинцовые облака покрыли вершины гор, частые ветры стали напористее и злее. Только в сырой и мрачной штольне время как будто остановилось. Здесь не было понятия погоды и времен года, как и в царстве Аида. Ежедневные походы от одной монтажной ниши до другой, к конечному боксу, затем обратно. В штольне все называли его Бородой, так было проще и понятней. Единственное, к чему он никак не мог привыкнуть, так это к холодным оловянным глазам вооруженных до зубов рослых бойцов охраны, одетых в черную форму морпехов. Когда в мрачной каменной штольне они оставались у него за спиной, по ней проскальзывал неприятный холодок. Что на уме этих молчаливых, во всем черном, верзил, обвешанных с ног до головы оружием? Однажды в зоне произошел трагический случай – с горы обрушился камнепад. Стоявшего у входа в штольню часового завалило камнями, из-под обломов торчали только руки, голова и часть спины. Когда к нему бросились на помощь, он поднял автомат и приказал не подходить, затем потребовал вызвать разводящего или начальника караула. Это было что-то невероятное! Он действовал четко по уставу, как робот, и никого к себе не подпустил, пока не прибежал начальник караула. Его срочно на вертолете отправили в Белушку. Оказалось, у него были раздроблены ноги и таз. Надо же было так вышколить эту молчаливую грозную охрану!
Неумолимо приближался срок испытания, напряжение возрастало. Руководителя все чаще стали беспокоить по телефону из Москвы. В жилгородке сплоченная группа командированных москвичей с нетерпением ждала своего звездного часа. И он настал. Всем без исключения было приказано выходить на затарку мешков гравием. А их требовалось немало, чтобы закупорить штольню между бетонными стенками. Работы в ней велись круглосуточно, без праздников и выходных. Беспрерывная работа измотала его до того, что он стал засыпать на ходу. Как-то, еще перед началом работ по «затычке», в очередной раз обходя штольню, он заснул на ходу и свалился в коечный бокс. Его вытащили и немедленно отправили в медчасть на ОС-30. Там постоянно дежурили опытные врачи, в их распоряжении имелось самое современное оборудование того времени. Ему сразу оказали необходимую помощь, а на следующий день он был уже в штольне, хотя чувствовал себя еще не совсем уверенно.
Тем временем его любимец Бэр превратился в настоящую полярную лису, хотя шубка у него была пока еще летняя – серенькая. Он стал гордостью и всеобщим любимцем экспедиции. Ему доставались лучшие кусочки из общего котла. В этой замкнутой, оторванной от обычных условий жизни Бэр стал самым близким для него существом. Только он мог так искренне радоваться, неистово носясь кругами по комнате, когда хозяин возвращался домой. Бэр заменял ему близких и родных, которые были далеко и понятия не имели, где он находится и чем занимается. Когда, усталый, он садился на кровать, Бэр, сделав очередной круг по комнате, подсовывал сзади свой нос ему под руку. Получив легкий щелчок по мордочке, он мгновенно делал еще один круг и замирал у него за спиной в ожидании продолжения игры. Но играть с ним разрешалось только хозяину. Если в комнату входил посторонний, он тут же превращался в дикого звереныша. В глазах зажигались зеленые огоньки, он весь напряженно сжимался, готовясь к атаке. Считается, что полярные лисы не поддаются дрессировке, да он и не пробовал его дрессировать. Искренняя привязанность, если не что-то большее, грели душу. Особенно не стеснялся в выражении чувств его маленькой друг. Но особое его доверие и привязанность как-то показал такой случай. Однажды, вернувшись из штольни, он от усталости сразу свалился на кровать. Но, засунув руку под подушку, ощутил под ней что-то влажное. Подняв ее, обнаружил кусочки спрятанного Бэркой мяса. Он был потрясен! Полярный зверь всегда относится к еде с особой бережливостью, добыть ее в этих широтах сложно, да и не всегда удается. Поэтому песцы при удачной охоте всегда делают запасы. Оказавшись в безвыходном положении, они могут возвращаться к ним за многие километры, удивительным образом запоминая места схрона. Поэтому мясо под подушкой было проявлением невероятного доверия этого очень осторожного зверя. Осознав, что схрон под подушкой хозяину не по душе, Бэр попытался перепрятать запасы между подоконником и батареей отопления. Было забавно и смешно наблюдать, как он запихивал носом еду под подоконник, а она постоянно вываливалась на пол. Он злился, спрыгивал с табуретки, подбирал ее и снова безуспешно засовывал обратно. И так продолжалось до тех пор, пока хозяин не прекратил этот бесполезный труд. Перед обедом Бэр выпускался погулять, а к этому времени на камбузе у поваров уже были приготовлены для него лакомые кусочки мяса. Когда хозяин возвращался с обеда на адмиральский час домой, то неизменно у крыльца его встречал уже нагулявшийся нетерпеливый бесенок, в полной уверенности, что непременно получит любимое лакомство. Вся зона Д-9 была в восторге от его питомца, поэтому каждому вновь прибывшему в первую очередь показывали ручного песца, как особую достопримечательность полигона. Даже особист и педант Рыбкин, вопреки всем инструкциям, принес к нему в комнату фотоаппарат и сфотографировал его у хозяина на руках. Но, к сожалению, обещанных фотографий его хозяин так и не дождался.
Пришло время расставлять аппаратуру вокруг штольни. Работать в горах с вертолетчиками было сложно, но интересно. Полеты над заснеженными горами, когда иногда было видно и Баренцево и Карское море одновременно, были захватывающими. Да и просто удобно и приятно иметь в своем распоряжении целый вертолет. Однажды он использовал его даже в личных целях, слетав за забытым на охоте ножом. Для этого ему пришлось сделать небольшой крюк при возвращении с работы. Вертолетчики относились к нему с уважением и нескрываемым интересом. Единственное, что ему не понравилось в их работе, так это не частое, но все же браконьерство высоких чинов. Он не понимал, что за радость убивать беззащитное животное из вертолета, когда оно не может ни защититься, ни убежать. Обессилев, медведь ложится на спину и отбивается от воздушного чудища всеми лапами. Это было омерзительно. Только риск единоборства, когда ты выходишь один на один со зверем в его стихии, – настоящая мужская охота.
Нового начальника спецучастка, вертолетчиков и метеоролога Цветкова связывали не только рабочие, но и другие, более меркантильные интересы. В непогоду для защиты лопастей вертолета от обледенения использовался спирт. Поэтому, когда у одного из зимовщиков наступал день рождения либо случалось какое-то общее торжество, к Бороде всегда наведывались посланцы жертв сухого закона. Тогда метеоролог Цветков давал срочный прогноз погоды, благоприятствующей обледенению, а Борода заказывал вертолет на выполнение ответственного задания. Списание спирта было гарантировано, и на праздничном столе, как по волшебству, возникали напитки тех цветов и оттенков, какие соки имелись на складе.
Работы по штольне двигались полным ходом, в этот раз мешков хватало. Хотя однажды случилось так, что их и не хватило. Тогда по всему побережью Заполярья были разосланы самолеты для их сбора. На материке все недоумевали, зачем по всему побережью собираются пустые мешки, поползли самые невероятные слухи. На этот раз все обошлось, работы в штольне благополучно закончились, а на высоте, за Шумилихой, был готов к использованию КП, где размещался пульт управления для подрыва изделия. Приступили к рассредоточению техники в долине реки недалеко от городка. У каждой единицы ставился длинный шест, чтобы по прибытии было легче разыскать ее под толстым слоем снега. Законсервировали дома и постройки, упаковали в ящики документацию. Рыбкин бережно собирал свою знаменитую библиотеку. Всех в городке охватило какое-то приподнятое, радостное настроение. Работы были успешно завершены, предстоял заслуженный отдых в почти комфортабельной общаге Белушьей Губы.
С утра до вечера по местной радиоточке транслировалась бравурная музыка, почему-то особенно часто: «А мы монтажники, высотники, и с высоты вам шлем привет». Подразумевалась высота за Шумилихой? Бэр тоже стал нервничать, вероятно, почувствовав настроение хозяина. Но погода неожиданно испортилась, подул напористый ветер со снегом в сторону Карского моря. Было принято решение эвакуировать последнюю группу на сторожевом корабле. И тут, как назло, впервые куда-то пропал изнервничавшийся Бэр. Всем оставшимся населением искали его, но он исчез. И только два раза он заметил следы на снегу у крыльца и под окном барака. Но вскоре поступила команда, чтобы оставшиеся сотрудники срочно эвакуировались. Пришлось оставить верного друга в зоне, робко надеясь, что он выживет во время испытания.
Военный сторожевой катер – это не пассажирский лайнер. Узкий и длинный, он не имел кают для пассажиров. Все размещались в тесном и длинном проходе вперемешку с ящиками с документацией и вещами. Начальнику спец¬участка по старому знакомству с капитаном достался диван в кают-компании, в самом носу корабля. Капитан сторожевика частенько видел его на берегу с начальством, поэтому визуально был с ним давно знаком. В дальнейшем судьба сведет их при более трагических для его пассажира обстоятельствах. Сразу после погрузки сторожевик полным ходом устремился по проливу на выход в Баренцево море. Смертельно уставший пассажир, к тому же тяжело переживавший исчезновение своего четвероногого друга, мгновенно уснул. Неожиданно он проснулся от мощной, хлесткой качки. Его швыряло по дивану от борта к борту, как беспомощную куклу. Оказалось, что сторожевик вышел из пролива в открытое Баренцево море, а там на него навалился сильнейший шторм с ураганным ветром. К тому же забарахлил двигатель, корабль потерял ход, и его понесло на прибрежные скалы. Каким-то чудом их пронесло мимо и забросило в защищенную от ветров бухту. Здесь они встали на якорь, пока механики колдовали где-то в его утробе. Подавать SOS они не имели права, выход в эфир был запрещен. Особист при оружии стоял у опечатанной радиорубки постоянно, вероятно боялись, что на помощь первыми могут прийти американцы. А на сторожевике находилась в полном объеме совершенно секретная документация и почти весь инженерный состав полигона. Наконец, механики устранили неисправность, и они вышли в открытое штормовое море. Но тут нависла еще одна угроза – сторожевик стал покрываться толстым слоем льда. Шторм бросал узкий корабль с борта на борт, вещи, ящики, люди – все перемешалось. Наконец, где-то под утро следующего дня, шторм стих, и они в холодных лучах низкого полярного солнца подошли к Белушке. Когда сторожевик пришвартовался, измотанный пассажир вышел на узкую и скользкую от покрывавшего ее толстым слоем льда палубу и тут же замер от поразившей его картины. Палуба, мачты, надстройки были полностью покрыты льдом, сверкавшим под багровыми лучами заходящего солнца. С рей свисали огромные остроносые сосульки. Боевой корабль больше походил на рождественскую елку. Но то, что он услышал из толпы на пирсе, поразило его еще больше. Вместе с восторженными приветствиями им радостно сообщили, что их уже давно похоронили. И что налетевшая небывалая бора, когда зашкаливали даже приборы, натворила в городке немало бед. Эта непосредственность и откровенный эгоизм просто обезоруживали и сводили на нет ожидания восторженной встречи измотанных и порядком потрепанных «героев».
На следующий день после прибытия рано утром в комнату гостиницы, где он поселился, постучался вестовой. Он передал распоряжения начальника полигона сразу после завтрака явиться в штаб (Пентагон). Там его отвели в пустую с одиноким столом и стулом комнату, где предстояло написать подробный отчет о проделанной работе. Ему запретили отлучаться, пока отчет не будет написан. В душе у него все вскипело, он и так вел на полигоне «Журнал ведения работ», где подробно описывался каждый его шаг. Ему ответили, что это приказ. Злясь и негодуя, приступил к работе. Он еще не пришел в себя от всего пережитого в море и смертельной усталости последних месяцев. Голова была в тумане, мысли все еще путались. А в это время решался вопрос, что с ним делать, пока в зоне дозиметристы не разберутся с уровнем радиации. Вертолеты постоянно вылетали туда для забора проб воздуха. На полигоне он был «калифом на час», пока подчинялся только руководителю работ. Для своего непосредственного начальника и начальника полигона он был недосягаем, но важен. От него, в какой-то степени, зависела оценка руководителем работ деятельности всего полигона. Но сейчас этот «калиф на час» был в полном их распоряжении. Вот теперь можно было всем показать, кто в доме хозяин. К тому же не хотелось, чтобы он без дела болтался по Белушке, как свидетель их промахов во время скандального случая с «американским кораблем». Поэтому было принято решение отправить его в бухту, где в свое время проводились морские испытания. Сказано – сделано, и после завершения отчета его срочно запихнули в вертолет и отправили обратно, но уже в другую зону. Вопрос о желанном отдыхе в более или менее приличных условиях был закрыт окончательно.

Сознание опять вернуло его к действительности. Он шел, стиснув зубы, его качало из стороны в сторону. Ноги слушались с трудом. Со временем он вошел в какой-то гипнотический транс. Движения стали механическими, тело двигалось помимо его воли, само собой. Пропали время и пространство. Он даже не заметил, как вышел на открытый простор пролива, где к действительности его вернули хлынувший на него матовый свет полярного дня и налетевший ледяной ветер. Прямо перед собой, на далеком и желанном противоположном берегу, он смог заметить крохотную черточку пирса, а рядом с ним игрушечный силуэт ОС-30. Это означало, что, пока он делал крюк, мимо прошло не предвиденное им спасение. Единственное, что могло его утешить, это то, что ожидаемого сторожевика еще не было. Стресс от увиденного вернул его к действительности. Он осмотрел место, где предстояло долгое ожидание помощи. От обреза воды до крутого скалистого обрыва берег был густо усеян какими-то обломками железа, бревен, досок и разного хлама. Это его удивило и обрадовало, так как походило на следы человеческого присутствия. Подойдя поближе, он обнаружил, что это были обожженные и измочаленные обломки каких-то деревянных конструкций, искореженный металл. Он понял, что провидение, наконец, над ним сжалилось: теперь было из чего разжечь сигнальный костер, обогреться самому и даже отдохнуть на гладких досках. Почему-то в памяти вплыли кафедра и научно-исследовательская лаборатория в ВИТКУ Ленинграда, где он занимался темами, близкими к его работе.