Боевые мыши Сталина

Июль 1942 года. Под напором частей 6 Армии Паулюса, советские войска с тяжелыми арьергардными боями отходят степями к большой излучине Дона.
Буквально на их «плечах» висят немецкие танковые дивизии. Днем они не останавливаясь несутся по степным просторам вперед, лишь изредка вступая в перестрелки с разрозненными и немногочисленными группами красноармейцев. И только ночью, порядок есть порядок, панцеры 16 танковой дивизии останавливаются, а их экипажи погружаются в сон. Но в ночь с 24 на 25 июля сон танкистов 2 танкового полка дивизии был неожиданно прерван криками оберфельдфебеля Ульриха Фишера.
- Вставайте! Тревога! Русские танки!
Перепуганный оберфельдфебель с перекошенным от ужаса лицом пронесся мимо вскакивающих и бегущих к своим машинам танкистов. Через пару секунд его крик потонул в грохоте танковых двигателей и лязге траков русских тридцатьчетверок.   
Экипаж лейтенанта Фёгля повинуясь рефлексам без команды командира буквально влетел в свою «трешку». Не говоря ни слова, заряжающий Ганс Ульрике выхватил из крепления бронебойный снаряд и дослал его в орудие. Лязгнул затвор. Лейтенант Фёгль подал команду наводчику:
- Эрих, Иван справа на 3 часа! Дистанция 100 метров!
Наводчик со всей силы давил на ручку электропривода поворота башни, но она не повернулась ни на сантиметр. От напряжения у Эриха побелели пальцы и выступила испарина на лбу.
- Чего ты там возишься?! Эрих! Эрих!
- Командир, электропривод не работает!
Лейтенант начал вертеться на своем кресле левой рукой нащупывая выключатель освещения боевого отделения. Щелчок, второй, третий, ни все последующие не привели к появлению света внутри танка.
Буквально через долю секунды корпус танка сотряс удар, потом второй и все его внутреннее пространство наполнилось едким, удушающим дымом из моторного отделения. Через перегородку явно чувствовалось разгорающееся там пламя.
Поврежденная система пожаротушения не сработала и танк полностью охватил огонь. А довершил дело взрыв боекомплекта. Всего этого экипаж лейтенанта Фёгля уже не узнал. Командир и заряжающий были убиты первым же снарядом, попавшим в боковой люк на башне. Этим же снарядом вырвало приличный кусок плоти со спины наводчику и перебило позвоночник. Его тело сделалось тряпичным и перестало ему подчиняться, но разум не оставил Эриха Брёма и все происходившее далее он видел, ощущал приближающиеся к нему языки пламени оголившимися нервными окончаниями. Водитель танка потерял сознание и не пришел в себя даже от отчаянных попыток растолкать его самым молодым членом экипажа, восемнадцатилетним  Вилли Майером. От испуга Вилли даже не подумал выбираться из горящего танка. Взрыв снарядов подбросил башню и она слетела с погона, а корпус как будто надулся и лопнул обдав жаром окружавшую машину пожухлую степную траву.
Судьбу экипажа Фёгля разделили еще несколько танков 2 танкового полка.
Все что осталось от экипажа, следующим вечером собрали в один небольшой ящик и похоронили на созданном недалеко от этого места кладбище. Сослуживцы погибших экипажей весь день, после этой страшной ночи не могли похоронить своих товарищей.
Еще до полудня в полк приехала группа офицеров и целый отряд фельджандармерии. Жандармы оцепили сгоревшие и поврежденные танки и никого к ним не подпускали. Эти офицеры тщательным образом осматривали остатки некогда грозных боевых машин в одночасье превратившихся в бесформенные кучи железа с горстками сгоревшего мяса и костей их экипажей.
Повод для столь внимательного отношения к погибшим машинам был, и весьма веский. Как оказалось за несколько минут боя с группой советских тридцатьчетверок, полк потерял 12 машин. Семь из них сгорели или взорвались, остальные получили повреждения. Ворвавшиеся в расположение полка русские танки как в тире расстреливали немецкие панцеры, а в ответ прозвучало лишь несколько выстрелов не причинивших им особого вреда. Немецкие танкисты не просто не стреляли, они не смогли этого сделать.
Из акта расследования гибели экипажей 2 танкового полка 16 танковой дивизии в ночь с 24 на 25 июля 1942 года:
«…В ходе осмотра техники полка было установлено, что из 34 танков в ночном бою были потеряны 12 – 7 безвозвратно, 5 с различными повреждениями. Однако удалось установить, что из 34 машин у 25 была в разной степени повреждена электрическая проводка. Следствием чего стала их полная или частичная не боеспособность. В трех машинах обнаружены мертвые грызуны в местах повреждений электрических проводов. В отношении сгоревших машин осмотр и выявление причин сделать не удалось.
Вывод: причиной приведшей к не боеспособности большей части машин 2 танкового полка стали мыши, повредившие электрические провода. То, что это произошло локально, а так же имело массовый характер, приводит к мысли о том, что это акт целенаправленный и носит организованный характер.
Майор Франц Беккер. 25.07.1942».

***
День был жарким и наступившая к вечеру прохлада принесла всем облегчение. Однако страсти, кипевшие в штабе верховного главного командования вооруженных сил Германии не давали расслабиться.
Гитлер метался из одного угла кабинета в другой. Нервно размахивая руками, он все время что то бормотал и лишь иногда обращаясь к Гальдеру визгливо вскрикивал:
- Что за чушь! Мыши! Какие к черту мыши?! Чушь!
Затем перебегал в другой угол и столь же визгливо спрашивал у своего единственного собеседника:
- Какая мерзость! Вы сами то верите, что это сделали мыши? Мыши уничтожили десятки наших танков?
Гальдер сутулился, отпрыгивал в сторону, чтобы не попасть на траекторию движения фюрера и пытался отвечать.
- Мой фюрер, танки уничтожили не мыши, а русские снаряды. Мыши лишь способствовали этому повредив электропроводку. Подобные случаи произошли не только в 16 танковой дивизии, но и в 24. Я вполне допускаю существование советских боевых мышей, которых готовили к подобным актам.
- Эти серые твари уничтожают наши танки и их экипажи, а вы вполне допускаете?! Мне нужно точно знать так ли это.
После этой фразы лицо Гитлера стало еще страшней. Верхняя губа подергивалась, щеки побагровели и вздувались в такт дыханию, усики топорщились, а маленькие свиные глазки периодически закатывались. В такие минуты Гальдер начинал сомневаться в психическом здоровье фюрера, но виду не подавал.
Гитлер широко шагая буквально вылетел из кабинета и направился прямиком в небольшой летний дом, где на веранде своего Адольфика ждала его маленькая Ева. Он рывком усадил ее в кресло и положил голову ей на колени. Только так он начинал успокаиваться. Закрывая глаза, видел любимую Австрию и себя в коротеньких кожаных шортиках, бегающим по залитому солнечным светом зеленому лугу. Он смотрел на эту зеленую траву, наполненную влагой и природной силой. Траву, которая при прикосновении слегка приминалась пружиня и как только рука проходила дальше вновь поднималась как ворсинки ковра.
Вдруг, среди этой зеленой травы Адольфик заметил шевеление. Присмотревшись, он заметил небольшое серо-рыжее пятнышко, которое быстро-быстро перемещалось среди травинок. Он наклонился чтобы рассмотреть его и в ужасе отпрянул. Из травы на него смотрели два маленьких, словно бусинки, черных глаза. Серые усы длинными тонкими стрелами торчали в стороны и противный высокий, почти на уровне ультразвука писк давил на барабанные перепонки. Постепенно эта мышиная мордочка начинала приобретать человеческие черты: нос с горбинкой, под ним густые темные усы, низко посаженные глаза и морщинки паутинкой отходившие от них, в зубах трубка, а писк приобретал грузинский акцент…
Гитлер в испуге вскочил, закричал и забился в угол веранды. Он весь сжался и как в детстве засунул в рот большой палец правой руки и начал совершать глотательные движения, о чем говорил его судорожно двигающийся кадык. Теперь сомнения в психическом здоровье Гитлера появились не только у Гальдера.

***
На следующий день по личному распоряжению Гальдера в район большой излучины Дона вылетела целая делегация в составе нескольких биологов, докторов ветеринаров сопровождаемых офицерами разведки. Возглавлял группу по изучению нового советского оружия доктор Мартин Байер.
Задача перед этой группой стояла простая – изучить и найти меры противодействия. Уже вечером 30 июля самолет с группой Байера приземлился в Харькове, дальше следовать пришлось на автотранспорте.
В целях конспирации их посадили в крытый фургон, замаскированный под передвижной бордель. В силу чего встречавшиеся на их пути солдаты провожали машину криками и улюлюканьем.
Лето выдалось жарким, а русские дороги оказались на поверку просто линиями на карте. Шедший впереди фургона автомобиль сопровождения поднимал столб пыли, закрывавший обзор водителю и приносивший немало хлопот пассажирам. Но выбора не было, приходилось терпеть это неудобство. Вспоминая свой «пустынный» опыт, доктор Байер намотал на лицо платок. Его примеру последовали и все остальные.
Уже начинало смеркаться, когда фургон въехал в небольшое село. В нем было всего несколько домов, но они оказались заняты солдатами пехотинцами. Одному из офицеров сопровождения пришло довольно долго объяснять какому то капитану, что им необходим отдельный дом. Капитан, завидев фургон тут же предложил занятый им самим. Выбора не было. Через десять минут, капитан с растерянным видом стоял на середине улицы осознавая что остался без места ночлега. Поначалу он попытался оспорить сложившуюся ситуацию, но ему весьма убедительно указали, дулами пистолетов, что он не прав и может искать себе другое место для сна.
Еще засветло, группа Байера погрузилась в фургон и продолжила путь, благо ехать осталось недалеко.
Прибыв на место, они первым делом поставили палатки передвижной лаборатории. Офицеры разведчики принялись опрашивать свидетелей, биологи занялись трупиками мышей, найденными в танках и заботливо сохраненными местным поваром в леднике вместе с продуктами.
Около двух часов дня в одной из палаток раздался приглушенный крик. Человек в белом халате и такой же белой марлевой маске выскочил на улицу и побежал по направлению к полю, где стояли сгоревшие танки и находился доктор Байер.
Биолог подскочил к Байеру и начал очень настойчиво трясти его за рукав:
- господин Байер, вы должны это видеть! Скорее в лабораторию!
Не понимая причин такой спешки, нехотя Байер поплелся за человеком в белом халате. Вместе ни вошли в палатку, где на небольшом столике лежало маленькое серое тельце мыши. Второй биолог стоял со скальпелем в руках, застыв словно истукан. Увидев Байера, он пальцем указал на мышь:
- Что вы тычете пальцем? Что я должен увидеть? – возмущенно проговорил Байер.
Затем наклонился, взял лупу и присмотрелся к тельцу мыши. На ее животе была выбрита шерсть, а на серой кожице едва просматривалось что то бледно синее. Байер поднес лупу и едва не потерял дар речи. На животе мыши была татуировка: портрет Сталина в профиль и какая-то надпись под ним. Уже через пару минут переводчик сообщил содержание надписи: «Смерть фашистским оккупантам!».
Весь вечер Байер и его группа не останавливаясь пили. Начали с вина, запасливо привезенного с собой, а закончили местным самогоном, настоянном на коровьем навозе. По крайней мере именно в этом их убеждала местная женщина, со сложно определяемым на вид возрастом. Впрочем, им было уже все равно.

***
Сержант Иван Ермаков смотрел куда-то в степь через бруствер траншеи. Стоявший рядом с ним майор НКВД Матвей Мышкин периодически всматривался в темное звездное небо и ежился от небольшого, но пронизывающего ветерка. За пару месяцев что они были знакомы, этот сержант и майор успели подружиться. Вполне возможно, потому что были почти ровесниками, им обоим было немного за сорок.
Сегодня настал день, которого они долго ждали. Ради него они не спали ночами, ради него им отказали в отправке на передовую. И если что-то пойдет не так, жизнь им сохранят навряд ли.
 Под присмотром майора в траншею принесли три ящика. Ящики были небольшими, с отверстиями, по бокам приделаны ручки для удобства. Солдаты 1 батальона одного из стрелковых полков 62 Армии занимавшего здесь оборону с нескрываемым любопытством разглядывали ящики, но все их попытки поинтересоваться содержимым пресекались суровыми бойцами в форме НКВД.
Вслед за ящиками в траншею спустились полтора десятка бойцов в маскировочных костюмах. Поверх камуфляжа на них была надета сетка, к которой пучками прикреплена желтая, под цвет окружающей, трава. В такой маскировке боец был совсем не заметен лежа на земле.
Сержант Ермаков облачился в такой же камуфляж, закинул на плече ППШ и подошел к майору Мышкину:
- Матвей, понимаю что не по уставу и не по чину, но ситуация думаю позволяет. Вот здесь адрес жены и письмо прощальное, уж не сочти за труд если чего…
Не дав ему договорить, майор взял сверток и убрал в нагрудный карман гимнастерки. Затем так же молча протянул ему руку. Ермаков пожал ее и снова заговорил:
- Прощаться не буду, думаю возвернусь.
- Как вернешься, угощу тебя тем коньячком, что у немца прибарахлил. Майор улыбнулся и похлопал Ермакова по плечу.
Еще несколько месяцев назад они встретились в небольшом овраге, в импровизированном штабе тогда еще 38 Армии. В то, о чем им поведал начальник разведотдела, верилось с трудом, но пришлось.
Он познакомил их с человеком в гражданском костюме, но явно армейской выправкой. Седина в волосах выдавала его возраст, однако выглядел он молодцевато. Здесь и состоялся этот разговор.
Человек в штатском представился просто – Антон, и в дальнейшем попросил называть его по имени.
Антон отвел их в отдельный блиндаж, усадил за стол и рассказал о цели их встречи. Пояснил сразу, что отказаться от его предложения не возможно, отбор они уже прошли.
Начал с того, что у немецких танков есть весьма уязвимое место и это вовсе не ходовая часть, как заметил Иван и не бензобак и смотровые щели. Большинство немецких танков имеют электропривод различных узлов конструкции, например привод поворота башни. Если повредить проводку, танк на время терял способность вести бой. А тогда его можно легко уничтожить.
Но каким образом эту самую проводку повредить? Здесь Антон просто огорошил своих собеседников ответом: мыши. Да, мыши способны перегрызть провода, достаточно их только выдрессировать.
- Сколь живу на белом свете, а чтобы мышей дрессировали как слонов там, или бегемотов каких, не слыхал. Иван даже крякнул в подтверждение своих слов.
Матвей Мышки молчал, за годы работы в НКВД удивляться просто отвык. Он только вопросительно глянул на Антона и помолчав спросил:
- Так вы нас для этого отобрали? Боюсь мышковод из меня никудышный.
Антон заулыбался и уточнил, что дрессировать мышей вам и не придется, все сделают ученые. Оказывается, в СССР еще в середине 30-х годов была разработана методика подготовки боевых мышей. Для подготовки отбирали полевых мышек и несколько месяцев кормили исключительно пищей с примесью материалов используемых в изготовлении проводки. Так у них вырабатывали рефлекс. Кроме того, в целях повышения их выносливости построили целый маленький городок с тренажерами. Там были колеса, где мыши бегали, бассейны для плавания, различные препятствия и лабиринты имитирующие внутреннее пространство машин. Еще постоянно добавляли небольшое количество машинного масла и топлива, чтобы они привыкали к их запаху.
Для того чтобы они гарантированно перегрызали провода, им имплантировали металлические зубы. В конце курса подготовки из каждой сотни мышей отбирали не больше десятка, тех кто с первого раза справлялся с учебной задачей на полигоне - уничтожением макета танка.
Правда, для предупреждения из бегства после выполнения задания, макет пришлось огородить. Иначе они могли бы нанести немалый ущерб народному хозяйству Союза. Не говоря уж о панике среди населения. Мыши, да еще с железными зубами!
Но в конце тридцатых, выяснилось что ученые, занимавшиеся этой темой скрытые троцкисты и агенты гондурасской разведки. А мышей хотели выпустить в Москве, с целью покушения на вождя народов. Их арестовали, а мышей передавили. Но сами разработки, в виде многочисленных томов отчетов и докладных записок сохранились.
Когда началась война и немецкие танки рванули по нашим бескрайним просторам, о них вспомнили. Удалось даже разыскать нескольких уцелевших ученых проводивших эти эксперименты.
Их привезли в Москву, отмыли и накормили. Но сложнее всего было их убедить в том, что они не являются агентами гондурасской разведки. Впрочем, один из этих бедолаг, все таки выпрыгнул из окна четвертого этажа с криком:
- Свободу Гондурасу! Спасти его не удалось.
  Остальные же не менее усердно, чем совсем еще недавно валили лес, принялись за подготовку мышей диверсантов.
Первая партия была готова весной сорок второго года. Но применить ее не смогли. Всех мышей передавил местный рыжий кот Буржуй. Не спасли их даже железные зубы.
Вот тогда то эту лабораторию передали 38 Армии и начали подбор персонала из бывалых фронтовиков, которые смогли бы на практике применить это «чудо» оружие.
Майор Матвей Мышкин возглавил работу этой лаборатории, а сержант Иван Ермаков командовал группой разведчиков, которым предстояло донести этих мышей до немецких танков.
Присмотревшись друг к другу майор и сержант сблизились и быстро нашли общий язык. Матвей Мышкин несмотря на свое звание был человеком простым в общении и непритязательным в быту. Ему было бы сложно, не окажись рядом Ивана. Несмотря на свою фамилию, мышей он побаивался и относился к грызунам весьма брезгливо. Иван же наоборот, с мышами даже как то сроднился, некоторым дал имена. Как уж он их различал непонятно, скорее всего и не различал вовсе, а просто называл именем первую попавшуюся под руку мышь.
Иван, в ночь перед операцией, всплакнул и попрощался с каждой из них отдельно. Брал в руки, заглядывал в глаза и что то им шептал, поглаживая по шерстке на спинке.

***
Настала ночь с 24 на 25 июля 1942 года. Ночь, когда должно произойти боевое крещение этого спецотряда. Майор Мышкин знал, что рядом сосредоточился взвод тридцать четверок, которые по команде должны двинутся к стоянке немецких панцеров и атаковать их.
Немецких танков по данным разведки должно быть не менее 40, а значит атака 4 машина, даже таких замечательных как Т-34, равна самоубийству. Если мыши не справятся со своей задачей, танкисты просто погибнут.
Экипажам советских танков не сказали, от чего, точнее от кого зависит успех операции. Им поставили задачу ворваться в расположение вставших без горючего и боеприпасов немцев и по возможности их уничтожить.
Группа Ермакова перемахнула через бруствер и направилась в сторону противника. Сплошной линии фронта здесь еще не было, так что подобраться к стоянке 2 танкового полка они смогли без помех. Немцы же проявив беспечность, даже охранение выставили не по всему периметру.
Иван дал команду группе растянуться в цепочку, ящики сосредоточить в центре и ползком приблизиться к танкам на расстояние не менее 10 метров. Бойцы группы сопя двинулись в темноте ориентируясь по еле различимым силуэтам вражеского лагеря.
Приблизились на необходимую дистанцию, ящики поставили перед собой. Иван дал отмашку и бойцы открыли крышки. Серая мышиная масса лавиной полилась в сторону немецких машин. Писк стоял такой, что Ермакову на секунду показалось они разбудят спящих немецких танкистов. Но все прошло благополучно.
Группа Ермакова так же бесшумно вернулась в свою траншею. Когда последний боец из группы спрыгнул на дно траншеи, майор Мышки выстрелил в воздух из ракетницы. Белая ракета это сигнал танкистам для начала атаки. В принципе, как показывали опыты, часа мышам вполне достаточно чтобы справиться с большей частью проводки в танке. Дальнейшее развитие событий показало, что расчет оказался верным.
Уже следующей ночью майор Мышкин ждал возвращения группы Ермакова сидя в траншее на другом участке фронта проходившего в донских степях.

***
Доктор Байер написал подробнейший отчет о своем пребывании во 2 танковом полку. Он сделал глубокомысленные выводы о разработке русскими новейшего биологического оружия – боевых мышей. После отправки отчета, Байер прихватил поллитровку местного навозного самогона и отправился на сеновал. Этой ночью он узнал о существовании советских боевых клопов и вшей, а утром о новейшем морально-психологическом оружии, которое местные называли - «похмелье».

Из Приказа Военного Совета Сталинградского фронта от 5 августа 1942 года:
«… За образцовое выполнение поставленной задачи в условиях сложной боевой обстановки наградить:
- Орденом боевого Красного Знамени – майора войск НКВД Мышкина Матвея Сергеевича;
- Орденом Красной Звезды – сержанта Ермакова Ивана Дмитриевича».
Оба героя орденоносца благополучно дожили до Победы, но вот рассказать о тех событиях не могли еще долгие десятилетия.
Опыт применения боевых мышей признали успешным, но не своевременным и поэтому на этом их история и завершилась.