Вольфрамовые нервы

   
 
  Командировка в Курган-Тюбе. Красивый, новый комфортабельный автобус. В салоне всего несколько человек. Тронулись. На остановке у базара «Саховат» остановились. В салон вошла женщина средних лет.
       -Можно рядом с Вами? – спросила женщина.
       -Пожалуйста, – ответила я.
       -Удачно села. Не хотелось ехать на автовокзал – далеко. 
       -А мне нравится  уезжать  с автовокзала – он теперь такой красивый, современный.  А автобус – едешь и чувствуешь себя как будто в Европе. Я на таком впервые в России ездила, а потом в Германии – в гостях была.
Дорогу за окном заполонили машины, люди  торопятся по своим делам, стайка детей сидит у арыка, опустив в него ноги. Какой-то малыш купается – разбегается  по руслу и плюхается со всего маху в воду.
- И мы так в детстве сидели, - задумчиво сказала попутчица.
        - Тогда у арыков не было смирительных рубашек, - ответила я.
        - Да…и жизнь  была интересней, чище и добрей…
        - Это потому, что мы были дети.
- Меня зовут  Гульнора – представилась я.
- А я – Вера.
Я удивилась – женщина была похожа больше на азиатку.
- У меня мама метиска, а отец таджик.

        Мы разговорились, и Вера рассказала мне удивительную историю своей юности.
Моя мама врач, а отец бесконечный зэк. В семье было трое детей. Я – вторая, первенец умер в младенчестве. Была долгожданным и любимым ребенком. Похожа  на отца, а характер мамин. В детстве росла как мальчишка, бывало, дралась по-девчоночьи, защищала подружек-нюнь, никогда не боялась говорить в лицо. Надо сказать, я не всегда была боевой. Помню себя в первом-втором классе: неповоротливая толстушка, которую любой мог обидеть. Мальчишка, наш сосед, по дороге в школу отнимал деньги, которые мама давала на обед, сосед по парте радовался, если ему удавалось привязать мои косички к спинке сиденья или еще какую пакость сотворить. Однажды, это было в сентябре, тогда, как и сейчас стояли жаркие дни, он принес в класс увеличительное стекло и навел его так, чтобы солнечный луч обжег мне руку. От неожиданности и боли я вскрикнула. Учительница не стала разбираться и вызвала  наших родителей в школу.
       Я часто жаловалась маме и она, когда могла,защищала меня.  Она много работала чтобы мы не чувствовали себя хуже, чем дети из полных и благополучных семей. Днем на ставку в поликлинике, потом ночные дежурства в стационаре. Уставала очень – работала в психиатрическом диспансере.  Сами понимаете, что это за работа…
Но однажды она сказала, что не сможет всю жизнь защищать меня, что я уже большая и должна научиться защищать себя сама.
       - Как?- спросила я – драться что ли?
       - Если надо – драться, - серьезно ответила она. - Ты у меня вон какая большая, сильная, а Сережка, Трошка маленькие, щуплые. Дашь один раз сдачи – быстро отстанут. Такие всегда бывают трусами.
На следующий день я пришла в школу и за все обиды разом, ну и авансом, конечно, так двинула  в глаз Сережке, что на следующий день пришла с жалобой его мама.
       - Почему ты ударила Сережу? - спросила учительница.
       - Мне мама разрешила, - ответила я.
       С этого дня меня уже никто не обижал, девочки иногда просили защитить, и я пыталась разобраться в силу своего детского максимализма.
Время шло, мы выросли и разлетелись каждый в свою сторону. Я поступила в педагогическое училище и на последнем курсе вышла замуж. Муж мой из Узбекистана, учился в Душанбе на последнем курсе политехнического института. После учебы мы уехали жить к его родителям. Байсун был тогда захудалым городком, в котором через улицу от центра  стояли глинобитные дома и покосившиеся дувалы (глиняные заборы). На них по весне цвели маки. Мне казалось, что я любила мужа, да и он, похоже, тоже. Родился Артем – глазастый карапуз радовал всех. Меня приняли на работу в Детский дом учительницей нулевого класса. Дети были разные: и озлобленные, и жадные, и бесконечно светлые и доверчивые. Никогда их не забуду.

       В отпуск поехала к маме в Душанбе.
       - Артем, куда нас папа везет? – в который раз спрашивала я сына.
       - К бабушке! – звонко кричал он.

       Я знала, что в очередной раз отец освободился из тюрьмы. Внука он еще не видел и, конечно, я беспокоилась.
Как радовалась мама – ведь к ней приехал ее первый и единственный внук. Но на следующий день она уехала в командировку  на два дня.
- И Ваша мама терпела такого мужа? … хотя, женщины ради детей  многое могут простить…

К тому времени родители уже несколько лет были в разводе, дом разделен и у каждого свой отдельный вход в комнаты, но веранда общая. С мамой жил ее младший брат Андрей. Когда он был дома, отец осекался дебоширить. Перед отъездом мама попросила брата по возможности быть больше дома, после работы не задерживаться:
- Вера с малышом дома, беспокоюсь, а не поехать в не могу – работа.
Вечером пришел отец. Повозился с внуком, но это ему быстро надоело, и он ушел.
        Больше я его никогда не видела.
Позвонила подруге – решили повести детей в цирк. Билеты удалось взять на вечернее представление следующего дня.
- Андрей, мы идем в цирк. Ты уж не уходи вечером, - попросила я – у меня ключа нет, вернемся часов в десять.

        Артем был в восторге! Музыка, акробаты, животные – в его детском сознании свершился переворот: оказывается, Байсун – это не весь мир. Мир, это еще и цирк, и большие светлые улицы, много машин, мороженное и надувные шарики… В антракте он подбегал к арене и все пытался вырваться на нее. Я уговаривала вернуться на место, подошла сотрудница цирка, которая показывала перед представлением, где находится наш ряд и место. Она строго посмотрела на непослушного малыша и погрозила пальцем. Он присмирел и послушно пошел со мной.
        Когда мы возвращались домой, бузатер блаженно спал у меня на руках. Андрея дома не было. Ключа тоже. Куда идти, что делать? Хотела постучать к соседям, но окна у них были уже темными. Неудобно. Вдруг  из-за поворота кто-то вышел. Я насторожилась.
- Вера, это ты?
У меня отлегло от сердца:
- Я, я.
- А я ушел,  потом вспомнил – у тебя ж  ключа нет.
Андрей был какой-то всклоченный и растерянный.
- Ну, как цирк,– наскоро спросил он - пацанчик уже спит?
Мы проговорили до самого утра. Он рассказывал мне о своей  жизни, о том, что в Армавире у него растет сын, но он не может к нему поехать, потому, что ребенок ничего не знает и у него другой отец.
- Мы были там на отдыхе. Ну, музыканты, понимаешь – девочки, рестораны…веселая жизнь. Потом его мать писала мне о беременности, но я дурак был, молодой, не захотел поверить. Она вышла замуж. Как я теперь жалею. Семьи нет, детей нет. Дурак.
Удивительно, ведь он всегда относился ко мне как к ребенку, а тогда говорил, как со взрослой.
- Ну, ладно. Уже рассвело, я пойду. Одна не боишься оставаться?
- Да нет, я же дома.

        Весь день мы с сыном были одни. У мамы большой двор – цветы, зелень. Под виноградником тень. Ребенок изучал новый мир – куры, собака Чара, дикий кот на дереве…
        «Что-то отца не видно. Ну и хорошо, нервы никто трепать не будет. Спокойно» - думала я, еще не зная, как изменит всю  мою жизнь этот покой.

        На следующий день к вечеру приехала мама.
- У вас все спокойно. Этот не приходил, не шумел? – тревожно спросила она.
- Нет, как во вторник ушел, так я его больше и не видела.
- Запил где-то с алкашами. Ну и хорошо, что небыло. А я вам гостинцев привезла – распаковывай сумку.
        Чего там только не было! И сладости всякие, и игрушки, одежда для внука – у Артемки глаза разбежались от такого изобилия…

        Сели ужинать.
- Запах какой-то странный, неприятный… - поморщившись, сказала мама.
- Да, со вчерашнего дня. С веранды нет, нет да пахнет дрянью какой-то. Посмотрела, вроде ничего не испортилось, думала Артем – нет, он свой горшок хорошо знает.
- Может, кошка под полом издохла. Надо посмотреть…

        Рано утром я проснулась от громкого разговора мамы и нашей соседки, которая часто приходила звонить. В те годы с телефонными номерами была большая проблема. Их, как  машины, ковры и другой дефицит можно было приобрести, простояв несколько лет в очереди. Но у нас телефон был. У нас и в соседнем доме, где жила семья прокурорского  работника – положено было по работе.
        «Ну вот, самые прохладные  часы доспать  не  дадут. Чего не спится? Ведь не звонить  же ей надо, а с мамой поболтать» - возмущалась  я спросонок.
          - Что это у тебя за запах такой? – вдруг спросила соседка.
          - Да не знаю, дочка говорит, что со среды воняет, а что не поймем.
Соседка пошла на запах, и он привел ее к закрытой на ключ двери. Принюхалась еще раз:
- Ой, дорогая, у тебя там покойник… – ошеломленно произнесла женщина.
- Да, ладно тебе, придумаешь тоже. Какой покойник…Его уж несколько дней не было дома, да и никто к нему не приходил, – встревожившись ответила мама.
- Вера, к нему никто не заходил?
- Нет,  я бы увидела. И его самого давно не видно.
- Нет, нет, Надя – там у тебя покойник. Я старая женщина – запах покойника знаю, - настаивала соседка.
        Мама насторожилась. Позвали соседа и он вскрыл дверь. Из комнаты вырвался тошнотный запах, рой больших зеленых мух с громким жужжанием  вылетел во двор.
        Я не стала заходить - мне было страшно.
- Тетя Надя, там рука черная на кровати, большая! – вскрикнул сосед и скорее ушел со двора.
Первой пришла в себя мама:
- Надо вызвать Скорую и милицию… обязательно.
- А Скорую  зачем, - спросила я – он же мертвый?
- Так положено, - ответила твердо мама. Она уже взяла себя в руки.
        Позвонили. И закрутилось……полный дом людей: милиция, прокуратура…любопытные соседи. Мы с мамой сидели во дворе  и ошарашено смотрели на весь этот кошмар. Артем присмирел и тихо стоял рядом.
- Мам, а кто там лежал? – спросила я.
- Твой отец, - задумчиво сказала мама.
- Так Вы все эти дни жили в доме, где был покойник, и не знали этого? – с содроганием спросила я у попутчицы.
- Не знали. Дверь в комнате была заперта и я была уверена, что отец  не возвращался  домой.

        - Знаете, - с горечью продолжила рассказ Вера – ведь при жизни я никогда не называла его отцом – не могла простить жестокость, наглость, нашу бедность и постоянное чувство униженности, неполноценности от того, что у меня такой отец. Беспутный жестокий захребетник, он никогда не работал, между отсидками все выносил из дома и мама каждый раз начинала все с начала: с ложки, вилки, ножа, подушек, детских вещей. Мало того, она всю жизнь строила дом, как могла. Экономила на всем – лишь бы был свой угол. Лишь бы у детей был дом. А теперь мы были свободны. Но меня не покидала тревога. Как умер, почему умер, когда умер. Может, от жары да пьянки с сердцем стало плохо, или давление?
        Мама, словно услышав меня, сказала:
- Его убили.

        Первой на  ПМГ увезли меня. Ребенок остался с мамой.
- Вас надолго забрали? Вы были в КПЗ, СИЗо? – спросила я.
Попутчица улыбнулась.
- Меня не арестовывали, поэтому я, слава Богу, не знаю, что такое СИЗо. И в КПЗ  тоже не была. Странно, но было немало случаев, когда я, не зная,  проходила по краю жизни, но каким-то чудом всегда оставалась живой. Пугалась позже, когда все самое страшное уже заканчивалось.

             И она продолжила свой рассказ.

Большой кабинет. За столом двое. Важные такие.  Допрос. Никогда не думала, что он ведется именно так – в фильмах показывают совсем по-другому. Бесконечно,  одной-двумя фразами пытались заставить сознаться в том, чего я не делала.
- Ну, будем говорить?- спрашивал сотрудник, по виду не рядовой милиционер.
- О чем? –  в сотый раз вопросом на вопрос отвечала я.
- Твоих рук дело? Ты убила?- как магнитофонная запись отчеканивал он опять.
- Нет.
- А кто?
- Не знаю.
        И так весь день. Просила отпустить домой. У меня ребенок, - не раз пыталась  достучаться до  «магнитофонной ленты» - но меня, как будто и не слышали.
        Вечером все куда-то срочно уехали, и я осталась в кабинете одна. Утром один из них  вернулся. Надо сказать, что говорил он со мной теперь спокойно, доброжелательно. Разрешил поехать домой, переодеться, посмотреть, все ли в порядке с сыном.
         - Я не должен тебя отпускать. Но, надеюсь на твою порядочность. Если  скроешься – у меня будут большие проблемы, - спокойно предупредил он.
Дом был закрыт. На улицу вышла соседка, обрадовалась:
         - Отпустили? Ну, слава Богу!  Артем у меня и ключи от дома тоже у меня.
- А где мама?
- Так ее следом за тобой тоже увезли…
- Так сколько же дней Вы были в милиции? – спросила я Веру.
        - Неполных три дня. Лица людей слились в какую-то бесконечную карусель. Один кабинет, другой, потом все куда-то срочно уезжают, появляются вновь. В висках стучало: «Где ребенок? Что с мамой?...Почему она не забирает меня отсюда…где муж…почему его до сих пор нет, может, ему не сообщили…». Казалось, что я попала в немыслимую западню, и выхода из нее нет. Чувство реальности размылось, и жизнь разделилась на две части: детство, безмятежное материнство и виртуальный мир в котором меня утюжит асфальтный каток.
        - Как Вы все это выдержали?
        - А куда деваться с подводной лодки? – ответила Вера. – Тогда от меня уже ничего не зависело. Несло в этом ужасе, словно по бурной реке – выплыть сама не могу, подводные камни  не помогают, только бью все больнее. Единственное, что  знала точно - никто и никогда не сможет заставить меня признаться в том, чего я не делала. Сердце, словно застыло на слове «нет».         

        Снова большой кабинет, но за столом уже  другой человек. Потом  узнала, что это полковник из Управления внутренних дел. Опять все сначала. Я не выдержала и сказала, что больше говорить не буду. И вообще, пока не увижу маму, сына, мужа буду молчать. В это время он был за моей спиной и вдруг… меня что-то оглушило. Как будто  на голову упал потолок, но сознание не потеряла. Больше я не сказала ни слова.

        К концу второго дня все как-то успокоилось. Тревожная, бессонная ночь. Утром  опять большой кабинет,  шло  совещание. Здесь я увидела нашего соседа – прокурорского работника. Потом  узнала - он  прокурор города. Человек  хороший, соседи уважали - никогда не чванился, не высокомерничал. Маму знал, как соседку и по работе как психиатра. Ее, нередко вызывали на освидетельствование арестованных, пытавшихся симулировать  психические заболевания.
- Все закончилось, - спокойно сказал он.- Сейчас поедешь домой.
 
        Сквозь пелену опустошения я поняла, что все действительно закончилось.

- Я думаю, ты на нас не в обиде? Все выяснилось. Тебя ведь никто здесь не обидел? – спросил тот, что допрашивал меня первым.
- На Вас не в обиде, на них не в обиде, – указывая взглядом на  сотрудников ОВД и районной прокуратуры, ответила я. -  А на тебя в обиде. Ты поднял на меня руку.

        Я остервенела. Боль, унижение, горечь, ненависть ударили в голову, и сдержаться уже не смогла

        - Придет время и ты примешь страшную, лютую смерть, – слова, словно тавро прожгли подонка.

        Он изменился в лице, но быстро взял себя в руки и с наглой улыбкой ответил:
- Тебя кто-то бил?
- Да, ты.
 
- И Вы не побоялись так открыто говорить?- изумилась я.
        - Страха не было, меня трясло от негодования, от его наглости, от всего кошмара, грязи, мерзости в которой меня изваляли, а потом спросили довольна ли я. Могла ли я тогда знать, что слова, брошенные обидчику в гневе окажутся пророческими. Много позже, уже в 90-х во время гражданской войны его убили. Рассказывали, что он принял страшную смерть.
- Вот видите – зло отмщено. Ничего не проходит бесследно.
- Да... думаю,  я не одна ненавидела его, но легче не стало. Нет. С возрастом  многое начинаешь понимать. Зло может порождать только зло, и этот порочный круг бесконечен, пока кто-нибудь первым  не остановит его непротивлением или прощением.
        Я удивленно посмотрела на собеседницу. Мы долго молчали.
- Так кто же убил?
- Андрей и убил, - спокойно ответила Вера. -  Это была самозащита. В тот вечер, когда мы были в цирке все и произошло. Отец пришел  пьяный, как всегда озлобленный на весь мир. Увидел, что мамы нет, решил сорвать зло на нем. Налетел с топором раз – получил отпор, налетел еще раз, Андрей увернулся, схватил топор и сам ударил его. Затащил еще живого в комнату, положил на кровать, прикрыл одеялом, закрыл  двери и ушел. Но потом вернулся – вспомнил, что я без ключа. Сидел со мной до утра и отвлекал разговорами, чтобы ничего не услышала, не испугалась. Утром подумал, раз все спокойно – значит, успокоился, спит и ушел.
- А муж, где был муж, вы потом с ним встретились? Представляю, каково ему было.
- Я пришла домой – мужа нет. Дома мама и Артем.
Мама ни о чем не спрашивала, наверно боялась сделать еще больней.  Представляю, как она переживала. Я начала разговор первой:
- Мам, а где Рустам? Он приехал?
- Да, он был и вернулся в Байсун, сказал, что надо на работу.
Позже я узнала, что мужу о случившемся сообщили по телефону, но он не приехал. Потом  через ОВД телефонограммой обязали  приехать для дачи показаний. Он опять не приехал и только после этого доставили принудительно.
- Но это же предательство! – возмутилась я.
- Да, оказывается и так бывает в жизни.
Вера долго молчала.
- Что же было потом?
        - Алиби мамы подтвердилось в тот день, когда ее забрали в милицию. Мое - на следующий - сотрудница цирка запомнила Артема и меня. Андрей, узнав, что мы в милиции пришел с повинной. В дежурке  ему сказали посидеть, подождать. Просидел часа полтора – два,но на него никто не обращал внимания и он решив, что  нас отпустили ушел.
- А как поняли, что  он убил?
- В милиции мне  пришлось вспомнить весь день убийства почти поминутно. Никогда не думала, что это возможно. Вот по ним и вычислили Андрея. Узнала, что он  под следствием уже дома. Меня отпустили, когда взяли его. Он и не скрывался. Осудили на четыре с половиной года, но отсидел  половину  и  условно-досрочно вернулся домой. После суда и до возвращения домой я его не видела, но помогала – была возможность.
- Ты на меня не в обиде – ведь он был твоим отцом? - в первый день освобождения спросил Андрей.
        - Нет... Будем жить дальше. Свободно и  спокойно.

        «Как страшно,– подумала я, - каким надо быть жестоким и сколько принести боли и унижения дочери, чтобы она и после  смерти не смогла его простить. Сколько же перенесла ее мать…подумать страшно».

- А как муж, вы потом встретились?
- Да, он приезжал в Душанбе. Но к нему я уже не вернулась.

        Потом, по работе я часто встречалась с сотрудниками милиции, прокуратуры которые вели это дело. Однажды кто-то из них сказал:
- Удивительная у вас семья, но самые удивительны вы с мамой. Ведь ты тогда совсем девчонкой  была, но,  ни жалоб, ни слез – такое самообладание. Мы тогда все удивлялись – нервы у тебя железные. Да… а у мамы твоей – вольфрамовые.

14 октября 2015 г.