Жнец I

 Океан, состоящий из капель, велик.
 Из пылинок слагается материк.
 Твой приход и уход не имеет значенья.
 Просто муха в окно залетела на миг...
 (Омар Хайям)

                Часть 1
                Затянувшаяся прелюдия

Дождь, с упорством остервеневшего зверя, бил о кожу тяжёлой куртки, стучал по черепу сквозь бронь каскетки и явно не думал затихать.

- Куда уж там! – подумал Феликс, выдыхая с паром изо рта остатки благодушия, - пока шла только первая неделя Месяца Дождей, дальше будет только хуже…

Фургон трясло, механокони месили дорожную грязь, брызги слякоти летели из-под колес, едва не долетая до озябшего возницы.

И только неяркий свет, едва пробивавшийся с холма через мрак и хмарь вечера, дарили смутную надежду на тёплый очаг и кусок жареного мяса. В такое время огонь мог гореть только в придорожной корчме или публичном доме. Но в то, что в этаком захолустье из туманной завесы дождя нежданно-негаданно выплывут пёстрые купола Храмы Нетерпеливости, Феликсу верилось с  трудом.

- Тем  лучше! Хоть и мизерная, однако, всё же надежда! Надежда согреться и впервые за двое суток поесть, не прибегая к насилию над самим собой, – подумал он и с раздражением взглянул на помутневший кристалл движителя механоконей.
 
Косые взгляды ничего не меняли, даже брошенные с недовольством чёртову дюжину раз. Ты хоть дыру ненавидящим взглядом своим прожигай – итог всё тот же и оттого вдвойне, эх, неутешительный. Заряда кристалла предательски мало – жалкие крохи былого могущества цивилизации. Стоит включить, поддавшись искушению, обогрев и непременно застрянешь минут через тридцать в холоде и сырости сумрачного Леса Теней. А ночевать в не отапливаемом фургоне и оттого продрогшим и на грани человеческого терпения, Феликсу совсем не хотелось. Да и голод давал о себе знать. Впрочем, в запасе у него оставались пайки.

Но при мысли, о том, что снова придётся глотать холодную фасоль в томате, к горлу Феликса подступала изжога и ком тошноты.

Заказчик, судя по объявлению, был хозяином корчмы, а этот огонёк во мгле  мог значить только одно – Феликс на верном пути. Он сумел-таки, отыскать проклятущую точку на карте, носившее  название – Холодные Ключи.
В голове вертелась какая-то полузабытая песенка с прилипчивым мотивом: «Проклятый дождь, проклятый мир, если и есть в нём, что стабильное – так это голод, холод и страх».

- Самое время всё проверить на своей промокшей шкуре… – напевая последнюю строчку куплета, Жнец направил коней в направлении горбатой спины  холма…
- Триста талеров и ни монетой больше! – прохрипел багровый от натуги корчмарь и выкатил и без того рачьи глаза на Жнеца.
- Триста пятьдесят и ни монетой меньше! – выдал не менее дружелюбно Жнец, пожирая глазами огромный жбан пива, стоявший на прилавке корчмаря.
- Ох, да в своём ли вы уме, сударь? – заохал недовольный корчмарь и отодвинул жбан подальше в угол.
- В наши-то смутные времена, когда луна погрязла в алых небесах, а холодное солнце угасает и вот такая корысть и алчность в сердце?!
- Вот это поворот, ай да рулада! – выпучил глаза Феликс в притворном изумлении.  - Ещё и выдана на одном дыхании! Ни единой запинки, будто заучена на зубок и специально для такого вот случая. – уже спокойным тоном продолжал Жнец.  - Никак ты, уважаемый  -   жрец-растрига?! Или то ещё подозрительнее - беглый алхимик. А иначе, зачем так загромождать речь книжными словесами, если не по старой привычке?! – ухмыльнулся Феликс, не забывая жевать, жёсткую, как древесина, конину.
 
Кормарь было открыл рот, дабы возмутиться, и тут же, побледнев, его захлопнул. 
- То-то я думаю витиевато вышло в объявлении. – Феликс откашлялся и, прищурив правый глаз, процитировал громко и выразительно: «Помогите люди добрые, чудо лесное бьёт людей торговых яко скотину, грабит купеческие караваны и этим причиняет глад и мор всему окрестному  люду!»

- Так ли в объявлении твоём писано было, а, уважаемый, сколь и предприимчивый, сударь корчмарь?!

Корчмарь с шумом выдохнул и отвёл глаза, а Жнец продолжил:
- Так! Слово в слово. А также, мне помнится, там поминалось и следующее: «Денег не пожалею, если кто чудище-то, мерзопакостное изничтожит и тем сим, дела торговые вновь оживут!».
- Стоит ли теперь, коли нужда припёрла к стене, за горсть монет препираться?! Повышение ставки напрямую связано с подорожными расходами и сопутствующими  обстоятельствами.

Корчмарь отрыл было рот, возмутиться, но Феликс не дал ему шанса вклиниться.
- Сам должно быть, понимаешь, – работа мне предстоит нелёгкая. Жизнью вместо тебя рисковать буду! Своим, так сказать, потом и кровью монстра отрабатывать деньги придётся!

В ответ, корчмарь начал ожесточённо протирать грязной полой и без того грязный прилавок. И как не преминул заметить Феликс, подозрительно коситься на занятые посетителями столы. Как раз за спиной деловито  ужинавшего  Феликса.

- Да что ты с ним толкуешь, Мироха?! – подал голос, сидевший за столом, покрытый татуировками детина, окруженный четверкой дружков-прихлебателей.
 
- Верно, люди говорят, Жнецы, что упыри, если присосутся, уже нет, не отодрать! Готовы последнею кровь из погибающего вылакать! Последний грошик у бедствующего  отобрать. Непонятно, кто хуже - упыри да вурдалаки или те, кто  их втридорога готовы извести!

Феликс не спеша разжевал кусок наитвердейшего мяса, с трудом проглотил его и будь-то нехотя полуобернулся к говорившему.- Хм, стало быть, не перевелись ещё в нашем гнилом мире доброхоты да сердобольные, – задумчиво начал Жнец, нанизывая очередной кусок дрянной конины на трехзубую вилку.
 
- Слава тем, кто не щадя живота своего, готовы ближнему своему помочь. И избавиться от чудовища за куда более скромный гонорар.  Не сидящих скопом в таверне и не горланящих спьяну о дороговизне, а готовых и словом и делом доказать правоту свою. Не то, что заезжие и жадные Жнецы, что упырей кладбищенских хуже.
Громила налился кровью и с размаху вонзил нож в доски стола. Дружки его, до этого гоготавшие, разом замолчали и насупились.

- Хотите, я даже героям,  кое в чём подмогну, – продолжал,  улыбаясь, Жнец, не забывая жевать, – могу дать варева жрахлица пустынного. Иные говорят, что он шибко дух супротив чудищ ночных поднимает. Сил нечеловеческих даёт. Или быть может, судари герои, не марая кровь алхимическим варевом, самолично соблаговолят выйти и голову монстра принести? В качестве трофея на блюде в соусе сладкой победы!

- Что, как всем известно, - тут Феликс ловким щелчком отправил ползущего по воротнику куртки клопа в полёт прямиком под лезвие ножа, - Есть, поди, что весомее брошенных в пьяном угаре слов пустопорожних!

Клоп проделал в воздухе дугу и аккуратно разлетелся на две половинки, врезавшись в остро отточенную сталь ножа. Рука детины судорожно сжалась на резной рукояти. На виске его набухла, налилась кровью вена.

И только Жнец уже был готов вихрем пролететь расстояние до вероятного противника и ударом ребра ладони перешибить ему запястье, как тут нежданно-негаданно в спину Жнеца вцепился с воистину рачьим упорством корчмарь и завопил:
 - Не губите, сударь Жнец, не устраивайте резни, и вы сударь, Хмелик и вся ваша честная компания! Добром заклинаю - хватит крови! И так нас это чудище почти придушило. По миру почитай, что пустило! Так и вы, вместо того, чтобы взять и отшибить башку злыдню этому проклятому, меж собой поножовщину устроить норовите!
 
 - Поймите, сударь Жнец! - корчмарь обратил свое измученное невзгодами, с обвисшими усами лицо в сторону говорившего:
 - Последнее вам отдать готов! Времена-то лютые настали! Люди из-за проклятущего монстра носа нынче в корчму не кажут. Купцы да торговцы за тридевять земель теперь округу нашу объезжают. Поизносились мы и обнищали! И запасы последние тают неизбежно. Пуще того, жинка моя, Любава, и та сгинула на дороге этой, будь она трижды проклята, не жинка, а дорога, естественно, с последним караваном, идущим в Новогород месяца как два назад. Оттого и еда едва съедобна, стала, – корчмарь набрал в грудь воздуха и перешёл к последнему аргументу:
-Да и пиво уже не то, что прежде в нашей славной корчме завсегда водилось.
 
И тут корчмарь в голос зарыдал. Слезы текли по его опухшему лицу, капали из огромного носа. Он с шумом сморкался и прибавлял разводов на своей отнюдь не белоснежной домотканой рубахе.

Ярость лопнула как мыльный пузырь. Феликс отбросил прочь зудящие мысли о желанной потасовке. Кажется, даже детина и его дружки как-то сразу поутихли и уткнулись в свои пивные кружки. Татуированный фыркнул. Сплюнул слюной недовольство на пол. Перевёл взгляд от отвернувшегося от него Жнеца, сверля глазами сопящего и глотавшего слезы толстяка-корчмаря.

- Всё понимаю, и беды и нужды твои! Вижу теперь, что корчма твоя и вправду обветшала без женской руки, однако, - и тут Феликс прищурился и положил руки на стойку, – Соглашусь на снижение ставки до трехсот двадцати. И жбана вон того, – указал пальцем Феликс, -  пива, что ты так предусмотрительно отложил для меня в сторонку! И не надо слезами пробовать сбить цену. У тебя слезы, у меня кровь, и, ещё неизвестно - кто чего больше лить будет!

Корчмарь протрубил в тряпку приказ об отступлении слезной тирании и прогнусавил жалобно: - Ну, хоть пива-то сударь не забирайте, последний жбан, стало быть, остался!

- Если я не кину башку чуду этому вашему, на отвар с чечевицей, то и беда тебе в утере последнего жбана не больно-то велика. По мне-то ты слез таких явно лить не будешь. А коли всё сладится – то всё и наладится. И торговля оживиться, и посетители литься будут широкой волной в двери твоего гостеприимного заведения. И оттого множество жбанов пива и водки сиротливо в углу пылиться никак не будет. Вложение сегодня – даст урожай уже завтра. Будет тебе и блеск талеров кочующих из кошелей в твою мошну под шум и гомон заполненного гостями зала. Не век тебе горевать, будет и час рассвета.

- Как знать, сударь, Жнец, как знать, – бросил едва слышно, приунывший, усатый толстяк. Метнул украдкой, полный неприязни,  взгляд в сторону компании татуированного.

- Поживем – увидим! – здесь Феликс положил ладонь на похожую на клешню руку корчмаря. И произнес уже тихо, одними губами, – Может, и с этой оказией кое-чем помогу тем случаем, как вернусь!

И вновь  уже в полный голос добавил: - А пока передай-ка мне жбан, в качестве задатка. Память у меня хорошая. Настроение, впрочем, тоже. Я с тебя даже аванса в звонких монетах не прошу.

Корчмарь ответ глаза в сторону и отчего-то погрустнел ещё больше.

- Я надеюсь, ты уже закончил лить слезы по безвременно ушедшему от тебя жбану с пивом?! Всё?! Хватило?! Тогда давай-ка перейдем к делам приземлённым, сколь и полезным. К отметкам на вашей дюже суровой местности, – съязвил Жнец.
Он достал парные рулоны карты из-за голенища сапога и положил на стойку перед корчмарём. Слёзные излияния подпортили Жнецу всплеск адреналина. И он поступил, как всегда и делал в подобных случаях - начал ехидничать. А это напрочь отбивало, у кого бы то ни было, желание порыдать ему в жилетку.

 - Прежде в Лесу Теней мне бывать приходилось. Увы, время не стоит на месте. Реки меняют русла. Древокрабы расположение гнёзд. Только скупость верна себе во все времена и эпохи! – отпустил колкую реплику Жнец.

Он не сомневался, что в закромах и подвалах корчмаря, если хорошо поискать, найдётся много чего лучше, чем паршивая жёсткая конина и явно не один жбан пива. Длительное общение с заказчиками приучило его одному верному правилу: верить исключительно вполовину  произносимых  с возмущением речей, и на четверть  - в пламенные заявления.

- Надо бы провести сверку, хотя бы по основным ориентирам.
-  Чего, чего?  - не понял толстяк
 - Приметам на местности, - пояснил суть термина Феликс.
- Ну, тык сразу бы и так сказали, по-людски. А то накрутили, навертели, хрен  пойми чего!
- Я и так плутал впустую полдня, пока твою корчму не обнаружил. Не хватало мне ещё слепую полдня рыскать по Лесу, не зная, где тут у вас и что.
- Чем смогу – помогу! – уверил корчмарь. – Доставайте карту, вместе взглянем. Так оно и сподручнее и проще. Токмо ежели в карте вашей столичной, уж простите, сударь Жнец, пользы больше чем в листе лопуха  при нежданном поносе.

Феликс хотел было грубо отшутиться, и всё же первым делом решил проверить достоверность карты, а уж вторым – отпускать колкие остроты.

Феликс ладонями развернул  карту Леса Теней. Вытянув из боковых стенок одного из них  остро отточенный карандаш, приготовился поставить несколько отметок на плане местности. И вот тут-то и оказалось, что  добраться до цели следуя указаниям карты, так и вовсе не представляется теперь возможным. С сожалением для себя, Феликс отметил - толка в его карте и вправду немногим больше чем от горчичника при дизентерии. Использовать можно  - однако преимуществ это давало до смешного мало. В таком захолустье  - устаревшие карты могли дать лишь общее представление о местности и полагаться на них всецело отнюдь не приходилось.

Свернув карту Феликс, водворив карандаш на положенное место. Всунул карту в сапог и выразительно стрельнул глазами на жбан пива. Усач вновь громко выдохнул, но, всё-таки, потянулся к оговорённому задатку, пусть и с явно демонстрируемым неудовольствием. Жнец принял пузатый жбан и двинулся к выходу.

- Скатертью тебе дорога, Жнец, смотри не упади в яму могильную, так высоко нос, задрав! – бросил удаляющемуся Феликсу в спину Хмелик.
- И тебе моровой язвой не хворать и чахоткой не кашлять! – парировал Жнец, выходя из корчмы в слякоть и холод...

продолжение следует...