Альтист Проклятие семьи Лауренти

Альтист  (Проклятие семьи Лауренти)
это полная версия. Для скачивания.
 
Оглавление
Альтист  (Проклятие семьи Лауренти) 1
Книга  1. Под жарким южным солнцем 2
Часть 1. Чудо - ребенок  (1821– 1830гг) 2
Глава 1 Проклятый при рождении 2
Глава 2 Жертва водолечения 4
Глава 3  Синьор  Галаньери 5
Глава  4 Тень Паганини 6
Глава 5 Трудное решение 7
Глава 6 Сборы по-итальянски 8
Часть вторая Консерватория 8
Глава 7 Сеньор Джузеппе и фагот 8
Глава 8 Ночь полнолуния 11
Глава 9. Синьор Корне  и неудачливый авантюрист. 12
Глава 10 Трагедия на экзамене 14
Глава 11. Дорога в ад или благие намерения 16
Глава 12. Ночное предсказание 18
Книга вторая Милан 19
Глава 1 Дом для Николо 19
Глава 2 Между ядом и кинжалом 20
Глава 3 Ипохондрия у таланта 22
Глава 4 Антония или валькирия? 26
Глава 5  (Из дневников Николо) 28
Глава 6. Эдмея - роковая женщина 31
Книга 3 Эдмея де Юбер 34
Глава 1. Найдено в бумагах  Николо Лауренти 34
Глава 2. Люсьен и Эдмея 35
Глава3 36
Глава 4 Время или бремя перемен? 37
Глава 5  И снова один 39
Глава 6 Тоска, мама и верный друг Джузеппе 40
Глава7. Призрак счастья или букет фиалок 44
Глава 8 Месть Эдмеи или ядовитый укус 45
Глава 9 46
Книга 4 Жанна де Лери (1856– 1870) 47
Глава 1. Рассказано  Жанной 47
Глава 2 50
Глава 3. Из архива Николо 52
Глава 4  Сон и неприятности 52
Глава 5 Тетка и проклятие 55
Глава 6 Тень прошлого 56
Глава 7. Месть тетки Олимпии 58
Глава 8 Джеронимо 59
Глава 9 Гастроли и проводы 61
Глава 10 Талантливый хулиган или новые скандалы 62
Глава 11. Старинное проклятие или вещий сон 64
Глава 12 Конец и начало 65


Роман
Книга  1. Под жарким южным солнцем

Роман о положении музыканта в обществе 19 века.


Часть 1. Чудо - ребенок  (1821– 1830гг)
Глава 1 Проклятый при рождении
  Италия… там все рождены, чтобы петь, играть на гитаре на берегах лазурного моря. В Италии музыка повсюду: на земле, в море, в самых бедных домах и самых роскошных дворцах. У людей нет хлеба, но они поют. Люди несчастливы, но все равно поют…. Мелодия рождается в огне. И земля, и воздух и небо Италии – это огонь и пламя.
(М. Тибальди–   Кьеза «Паганини»)

 В ночь с 5 на 6 мая в пригороде Мантуи разразилась страшная гроза. Ливень беспощадно бил цветы и траву. В эту самую ночь в семье лавочника Джакомо Лауренти родился четвертый ребенок.
– Господи, прости нас, грешных! – Мать его, женщина лет двадцати двух, содрогалась от страха при каждом ударе грома.
«Не простит! – Муж пытался успокоить ее, хотя и сам был взволнован, зная, что груза его собственных грехов хватит не то, что на свою семью, но и на половину города. – Грехи мои тяжкие!»
Акушерка хлопотала, меняла полотенца и поминала пресвятую Деву при каждом удобном случае. Даже старшие дети в соседней комнате не шалили.
– Что с ним? – Встревоженно спрашивала мать – Почему он молчит? И почему наши дети молчат?
Ее опасения оказались напрасными. Новорожденный тихо заплакал, а детки за стенкой затеяли такую возню, что папа пошел разбираться.
– И почему бог послал мне такое непослушное вольнодумное семейство! Мама рожает, а эти и часа спокойно посидеть не могут! И за что меня так покарал господь?  У всех дети как дети,  только у меня черт знает что!
Дети орали на разные голоса и кричали так, что акушерка, привычная ко всему, заткнула уши. «Это кошмар какой-то -  подумала она. «И на кой черт я согласилась тут помогать?» Она была так рассержена, что поминала попеременно - то святых, то чертей, искренне считая, что и тем и тем сейчас время и место!
– Ну вот, Джулиана, а ты боялась. – Джакомо, разобравшись со старшими, передал жене завернутого младенца.
«Ну вот, одним Лауренти больше!» – дулись дети, оставленные за непотребный шум без сладкого. - Ну ничего, путь только подрастет!»
– У вас мальчик! – Буркнула повитуха и, получив деньги, тихо выругалась, призывая несчастья на головы родителей и их шумное не ко времени и не к месту потомство.
«Лавочник скуп, как венецианский жид! А мне идти домой в такую погоду! Дорого же ему эта скупость обойдется!»
Джакомо открыл дверь соседней комнаты и подвел к кровати Джулианы трех малышей – пятилетнюю девочку и двух трехлетних мальчиков–близнецов.
«Ну вот, он родился, - думали они одинаково, - а мы остались без засахаренных груш! Пошуметь, видите ли, нельзя! А все из-за этого свертка с курносым носиком!»
Они протянули руки к брату, как вдруг Джулиана сказала изумленно:
– Джакомо, смотри, у него глаза черные.…  Неужели он на меня будет похож?
Смущение Джулианы было обоснованным. Она была высокая, тощая, несмотря на многочисленные роды, жилистая, с длинной худой шеей, на которой держалась непропорционально большая голова. Лицо у нее было почти уродливое – длинный крючковатый нос, тонкие, бледные губы, ввалившиеся щеки, слишком густые брови и  жесткие черные волосы. Но большие красивые черные глаза, покорные и кроткие, придавали ее лицу необычное выражение.
Муж же ее был человеком заурядным. Коренастый, широкоплечий, с грубыми некрасивыми руками. Огненно-рыжие волосы, бледно-голубые глаза, широкий лоб, римский нос. Простой крестьянин, семьянин и прихожанин.
– Ну, это мы поглядим. – Сказал Джакомо. – может, даже хорошенький будет. Закажу службу за здоровье нас, грешных.
«Лучше бы купил кексов», - подумали близнецы -  «Сам, небось, пойдешь с друзьями отмечать нового члена семьи виноградной водкой, а нас сладкого лишил! И все из-за этого Николо!»

Глава 2 Жертва водолечения
                Я был в восторге от инструмента
                и занимался непрерывно. (Паганини)

– А-А-А-А! Мама Миа! Убивают! Не надо! Не хочу! - каждое утро над домиком Лауренти раздавались истошные вопли. - Жители городка знали, что мама вместе со старшими детьми, по рецепту местного священника лечила Лауренти - младшего холодной водой. Старшие дети с раннего детства обливались с удовольствием, а малыш считал это занятие инквизиторской пыткой.
Каждое утро она выводила болезненного ребенка в сад и старшие сестра и братья начинали поливать Николо водой из садовых ведер.
– Будем поливать мальчика, и он вырастет как морковка на грядке! – веселились они. – Вот мы его и съедим. – Он  наша мокрая курица! Точнее - мокрый петушок!
– Мама! – Рыдал ребенок. – Меня съесть хотят!
Все жители, прислушиваясь к громкому голосу мальчика, считали, что из него получится замечательный певец. И что петь ему по воскресениям в церковном хоре.
Во время болезней сына Джулиана привязалась к нему и полюбила гораздо больше, чем остальных своих детей – их было уже пятеро. Вслед за Николо появилась дочь Доминика.
Со времен водолечения   Николо рос легкоранимым, чувствительным ребенком и этим сильно отличался от соседских детей, шумных и бесцеремонных.  Да и внешне он был очень  странен, некрасив. Бледный, худой, небольшого роста, с большими, грубыми, как у отца руками. У него был высокий и широкий лоб, выдающиеся скулы, несколько приплюснутый нос и большой и узкий рот с тонкими и бледными губами. Волосы у него были черные, длинные, прямые и жесткие,  они постоянно падали на лоб, и оставались там, свешиваясь почти до горбинки на носу. Николо крепко любил мать, а с братьями и сестрами держался несколько особняком, так и не простив им участия в водолечении и тех шуточек, которыми они его сопровождали! . Николо был чужд  шумного веселья и игр, предпочитая проводить время с матерью.. 
С таким мальчиком соседские дети не хотели играть, бывало так, что на улице его частенько поколачивали, а старший брат за него заступался, да так, что в итоге доставалось обоим. Не удивительно, что мальчик предпочитал мамино общество.
 На улице он бывал редко, чаще сидел, забравшись в угол, и думал. Или долго мог разглядывать какой- нибудь цветок. Но больше всего он любил ходить с матерью в церковь, где очень часто играли музыку проводились концерты.
Между тем Джакомо начал замечать у сына любовь и способности к музыке. Отец и сам немного играл на альте. « Склонности к торговле у него нет, а если он станет музыкантом, будет приносить нашей семье неплохой доход». И когда Николо исполнилось пять лет, отец стал обучать его игре на альте. Надежда отца оправдалась-  мальчик полюбил инструмент и занимался со старанием и охотой. 

               
    Глава 3  Синьор  Галаньери
Италию сжигало летнее солнце. Все, кто мог, сидели в тени и ждали вечерней прохлады.
И в эту адскую жару синьор Галаньери,  учитель музыки, бродил по Мантуе в поисках уроков и холодного лимонада, но местечко это было захудалое, и синьору Галаньери отчаянно не везло, ни с первым, ни со вторым.
Ему не раз  приходилось часто ездить в центр города на случайные заработки и домашние концерты, чтобы совсем   уж  не остаться без денег. Так он шел, пиная тросточкой мусор, и вдруг увидел в одном окне профиль мальчика лет девяти, усердно выводившего гаммы на альте.   
 «Или он работает с удовольствием или я ничего не понимаю в музыке! А может, его мама угостит меня  стаканчиком лимонада?» – учитель обрадовался и нерешительно стукнул в дверь. Никто не отозвался.
Галаньери стукнул сильнее. Ему открыла высокая женщина, похожая на хищную птицу. Она долго смотрела на учителя, а потом спросила:
– Синьор, что вам нужно?
– Позвольте войти, донна! – Учитель вошел и увидел хозяина дома. – Разговор слишком серьезный, чтобы вести его на пороге!
– Серьезные разговоры ведет мой муж! Входите!
– Добрый день! – Джакомо вынул из шкафчика вторую рюмку и поставил на стол.
– Видите ли, – начал Галаньери, оценив качество грушевой водки,  – я увидел в вашем доме мальчика, игравшего на альте. А я сейчас как раз ищу кого – нибудь, чтобы давать уроки.
Джакомо Лауренти задумался и позвал сына. Николо выбежал из комнаты,  где играл,   и поклонился. Учитель долго расспрашивал мальчика и его родителей.
– Мне бы хотелось, чтобы вы давали уроки Николо,  –  Джакомо налил гостю еще рюмочку. – Но у нас нет таких больших денег, чтобы оплачивать их!
– А может, спросим самого Николо? – Предложила мама, поняв, что разговор зашел в тупик, а водки осталось мало.
– Здесь все решаю я…
Но синьор Галаньери смог договориться, назначив совсем маленькую плату.

               
Глава  4 Тень Паганини
Николо стал посещать уроки у синьора Галаньери, и они подружились. Галаньери полюбил ученика, как сына – своих детей у него не было: по молодости лет учитель слишком любил грушевую водку, которая отобрала у него и любовь, и семью и учеников.
Очень часто, окончив занятия, они могли долго о чем – нибудь  разговаривать. Однажды Галаньери спросил:
– Николо,  а ты любишь читать?
– Люблю, но книг у нас дома – всего ничего.
– У меня большая библиотека. Но не знаю, что тебе можно было бы читать.–   Галаньери   окинул взглядом книжный шкаф. – С чего только начать?
Он долго  смотрел на корешки книг и вдруг  сказал:
– А! Тут есть одна хорошая  книга.
Учитель встал и, достав небольшую книжку, протянул ее Николо.
«Георг Гаррис. Паганини в дорожной карете и дома, в часы досуга, в обществе и на концертах». – Прочитал мальчик заглавие и взглянул на учителя.
– Прочитай. Тебе понравится! – Мне посчастливилось слышать великого маэстро.
– Мне о нем папа рассказывал! – Николо взял книгу и дома, спрятавшись ото всех, прочитал ее.
Книга оказалась невероятно интересной.
… За те несколько часов, проведенных с книгой, мальчик узнал все, о чем хотел узнать, а ночью ему приснился сам великий маэстро.
– Готов и ты променять беззаботное детство на дружбу с альтом? – Спросил маэстро хриплым голосом, глядя мальчику прямо в глаза.
– Да!
– Ну, тогда не плачь, учись, работай не покладая рук и смело иди вперед! – Благословил он мальчика на прощание. – И запомни, альт любит усердных и терпеливых!

Глава 5 Трудное решение

На следующий день Николо пришел к учителю взволнованный и бледный. Книгу ему отдавать не хотелось. В этот день Галаньери был гораздо более серьезен и задумчив, чем обычно. После занятий он забрал книгу и вместе с Николо направился к нему домой.
Мальчик по обыкновению пошел в комнату, где привык заниматься, согнал с насиженного места рыжего кота, но, играя, слышал голос Галаньери, говорившего с отцом.
Кот фыркал, гнул спину дугой  и мяукал.
– Так кот ведет себя только в исключительных случаях – говорила мама.
Учитель говорил о том, что Николо уже три года дает концерты в церкви, уже начал сочинять, и если ему готовят карьеру музыканта, то мальчик должен учиться в музыкальной школе города Кремоны.
– Все расходы я беру на себя,– уговаривал Галаньери Джакомо,– а наш падре напишет рекомендательное письмо епископу. Мальчик не пропадет!
Говорили они долго и, по–видимому, никак не могли согласиться: мама уже два раза проносила через комнату пустой графинчик из-под грушевой водки.
Разговоры за стенкой стали таким громкими, что заглушали звук альта, а кот поспешил убраться во двор. Тогда Николо вышел и, подойдя к отцу, сказал:
– Отец, отпустите меня в эту школу. Вы же говорили, что я должен стать музыкантом. Джакомо на некоторое время задумался, и наконец, сказал:
– Что ж, я согласен! Проку от него в лавке немного, кто знает, а вдруг из него что–то и получится!
Мнения матери никто и не спрашивал.  Ей оставалось только собрать вещи в дорогу

Глава 6 Сборы по-итальянски

В маленьком домике царила суета, шум и гам. Понятно, что  сборы были долгими: несколько дней укладывались вещи, заказывалась служба в церкви и выслушивались советы соседей, родственников и просто малознакомых людей, узнавших о том, что юный альтист больше в церкви играть не будет.
«Отъезд моего мальчика заметили! – Рассуждал Лауренти –  старший. – «Мне будет его не хватать!»
Однако во время сборов доходы лавочника утроились: ротозеи кое – что покупали.
Собирая вещи сына, Джулиана подумала, что долго не увидит его. Она поспешила отогнать эту ужасную мысль. Но наступил день, когда Николо надо было уезжать. Мальчик проснулся рано – вероятно, от волнения и тут же увидел мать.
– Сегодня ты уезжаешь! – Джулиана перекрестила сына.
Николо ничего не ответил.
Все сели за стол.
Женщина только помешивала рис в своей тарелке и смотрела на сына. Есть она не могла, а папа смотрела на буфет, где стоял заветный графинчик, но решил воздержаться. «И так выпил слишком много за эти дни!»
Все молчали, разговор не клеился, но тут вошел сеньор Галаньери.
Стоя в дверях, он сказал:
– Николо, собирайся! Скоро подходит мальпост.
Николо взял свой чемодан, попрощался со всеми и вышел.
Джулиана глубоко вздохнула.
«Вот  и уехал Николо!»
Когда мальчик с учителем уже сидели в мальпосте, то сеньор Галаньери подарил ему ту самую книгу Георга Гарриса. Он словно предвидел, что Паганини станет для Николо путеводной звездой.

Часть вторая Консерватория

Глава 7 Сеньор Джузеппе и фагот
                Фагот подобен пустому желудку,
                который ворчит от негодования.
                ( Джоаккино Россини)
 
Консерватория располагалась на холме, на окраине Кремоны.
Это было высокое мрачное каменное здание, с черными дырами окон и двумя узкими башенками. Впечатление она производила угнетающее, как и любая архитектура отцов иезуитов. Добавлял тоски вид на старое кладбище.
Николо несколько испугался мрачного вида консерватории, но тут к ним вышел директор, невысокий мужчина лет тридцати, начинающий лысеть и полнеть.
– Приветствую вас, сеньоры, в царстве музыки! – Он повел сеньора Галаньери в кабинет, а мальчика оставили стоять у окна.
Николо, задумавшись, потирал руки.
Окно, у которого он стоял, выглядывало в унылый серый двор. Ни кустика, ни деревца, все серое и скучное. Да, к тому же консерватория была явно перестроена из монастыря: форма двора колодца, глухие стены и узкие окна должны были наводить монахов на благочестивые мысли, а не на сочинение музыки.
Николо отвернулся, страшная тоска накатила на него, а в голове сама собой зазвучала мелодия, годная только для исполнения на похоронах. Ему казалось немыслимым оставаться в ужасном сером здании, с множеством запутанных коридоров и лестниц.
Мальчик все еще стоял, как вдруг услышал шаги сеньора Галаньери.
Учитель подошел к нему, обнял за плечи и сказал:
– Николо, я уезжаю, ты остаешься здесь.
Николо вздрогнул, схватился за жилет учителя и едва не зарыдал.
– Учитель, учитель, не оставляйте меня!
– Успокойся. – Галаньери вытер глаза большим клетчатым платком. –   Мы будем  тебя навещать.– А Бог всегда с тобой!
  Николо в изнеможении упал на стул. Уронив отяжелевшую голову на руки, он  смотрел куда – то. Погруженный в мысли, он не заметил, как кто-то положил ему руку на плечо.
– Что случилось? – Слова эти, произнесенные сочувственно – участливым тоном, заставили Николо поднять голову.
Рядом стоял высокий худощавый паренек лет пятнадцати, одетый в дорогой синий сюртук.
Из кармана жилета свешивалась золотая цепочка карманных часов. Всклоченные кудрявые черные волосы обрамляли  румяное, приветливое лицо с правильными чертами. Высокий лоб, нос с горбинкой, полные губы, волевой подбородок придавали этому лицу сходство с молодым римским патрицием.
Синие глаза, очень яркие и пронзительные, казалось, проникали в самую душу.
Николо плотнее запахнул свой старый сюртук. Он сразу понял, что перед ним человек богатый, доверять которому не следует.
Альтист поднялся со стула и зажался в угол между окном и стеной.
– Понятно! – Сказал синесюртучный. – Ты меня боишься из-за того, что я старше и что я богат? С таким драться неудобно и несподручно! Ты, как видно, новенький! Так ведь?
Николо боязливо кивнул и поспешно придвинул к себе чемодан. Потом все-таки решился, и, поняв, что плохих намерений у этого человека нет, протянул руку для пожатия и представился:
– Николо.
– Джузеппе! – Синесюртучный пожал руку альтиста. – Кстати, драться в нашем заведении не принято, если, конечно, не хочешь оказаться в подвале на хлебе и воде! Там иезуиты держали провинившихся грешников! До сих пор по ночам там стонут и гремят цепями их грешные души! А потом кого на костер, кого на цепь…
– Ой!
– Ойкать будешь потом, когда посадят в подвал! А моя задача объяснить тебе правила поведения. Они просты: дисциплина, усердие и трудолюбие! И еще, доносчиков и ябед у нас не любят!
Джузеппе был уроженцем Милана, находившегося к югу от Кремоны. Отец мальчика был музыкальным критиком, неплохо играющим на флейте. Джузеппе, хоть и был отчаянным сорванцом, музыку любил и  предпочел фагот.
 Отец, знавший маэстро лично, настоял на том, чтобы отдать сына в консерваторию, считая, что только музыка может исправить его в лучшую сторону.
– Или сюда или в военное училище барабанщиком, говорил папа, собирая меня в дорогу! А папа до сих пор носит в ноге русскую пулю! Так я и оказался здесь, – закончил Джузеппе свой рассказ. – А ты на чем играешь? На альте? Прекрасный инструмент, но у меня на него бы не хватило терпения! Как на счет дуэта? Я сейчас как раз разучиваю концерт для воскресной службы.… А в подвале я  бывал.…Очень страшно!
– А в там  действительно живут привидения? – поинтересовался Николо.
–  Знаешь, я сочинил после  посещения сонатину.… Послушай! – Джузеппе вытащил из большого футляра огромный несуразный инструмент  с великим множеством клапанов и отверстий. После Джузеппе зажал губами тоненькую металлическую трубку и подул в нее. Из фагота полились звуки, очень похожие на бурчание в животе голодного человека.
«Что угодно, только не подвал!» – решил Николо уже после первых тактов.
– Но это еще не все! У нас в консерватории существует правило приема новичков в коллектив!
– Какое?
– В ближайшее полнолуние ты сыграешь на кладбище! Там есть могила графини  К…. Она  пожертвовала на консерваторию часть своего состояния и очень не любит плохую музыку. Хорошо сыграешь – станешь одним из нас, а плохо – она утащит тебя к себе!
– И многих утаскивала?
– Всякое бывало!
Николо ждал полнолуния с трепетом.
Дорогу к могиле Джузеппе показал заранее и приготовил фонарь.
– А как играть? – Николо  было страшно.
– Наизусть! В темноте нот  ведь не разберешь!

Глава 8 Ночь полнолуния
Наступила ночь полнолуния. Трещали сверчки, Кремона легла спать. Только маленький альтист готовился к своему первому ночному концерту.
Он успел прочитать все известные ему молитвы, включая молитву о хорошей погоде, перелез через каменную ограду и пошел по мощеной дорожке к могиле, украшенной огромным крестом.
«Не может покойник гулять там, где крест! « – уговаривал он сам себя, и себе же не верил!
Летучие мыши, ловившие ночных насекомых, казались мальчику посланцами преисподней, что вылетели по его грешную душу.
В руках его горел фонарь. Фитилек мерцал и дергался, и при его свете Николо казалось, что кресты качаются! Вот,  наконец,  и могила.
– Господи, прости меня грешного,– мальчик перекрестился, поцеловал нательный крест и вынул из футляра альт.
Он не знал, что кладбищенский сторож делает регулярный обход. Сторож охранял   старое кладбище много лет и считал, что покойники ведут себя достойно, а их покой нарушают живые.
«Опять музыканты кого – то в коллектив принимают!» – он взял любимый мушкет и поспешил на звуки альта.
Николо играл, стараясь не смотреть по сторонам, как вдруг из могил стали вылезать покойники в белых саванах.
– УУУУ! – выли они хором!
Мальчик бросил альт и упал в обморок, но тут на помощь подоспел сторож.
– Ты полежи тут, а я разгоню покойников по могилам! – Он выстрелил из мушкета в воздух.
Побросав простыни, мальчики побежали кто куда…
Когда Николо открыл глаза, сторож сидел рядом. Простыни он уже собрал в мешок и набивал трубку табаком.
– А играешь ты хорошо, – сказал он.– Простыни я принесу утром!
– Что это было? – Не понял Николо.
– Мальчики шутят! – Сторож ласково потрепал его по голове. – Розог на них нет! Не сердись на них! Но ты не первый и не последний! Пошли, до консерватории я тебя провожу!
Следующим утром Николо встретил Джузеппе. На лице фагота рдела, подобно знамени, счастливая улыбка.
– Молодец! – сказал Джузеппе. – Правда, было весело? Только маэстро не говори… Не надо!
После этого ночного происшествия, они, не смотря на разницу в возрасте, подружились. Но принимать других учеников в коллектив таким жутким образом Николо категорически отказался.

Глава 9. Синьор Корне  и неудачливый авантюрист.

Синьор директор консерватории Гаспаре Корне  обожал музыку, свою жену и дочь Веронику, а ученики обожали его за добрый нрав и преданное служение музе.
Из всех композиторов любимым у него был Фердинанд Паэр. Даже когда взошла звезда «пезарского лебедя» Россини, Гаспаре корне продолжал любить  оперы Паэра. Не удивительно, что портрет этот композитора висел в кабинете директора. Никто из близких синьора Корне, за исключением Вероники, не знал, чем объяснить это чудачество. Говорили, что Паэр был директором консерватории, находившейся в Парме. И что у него учился сам великий Паганини. Во время описываемых событий Паэру было шестьдесят два года, и проживал он в Париже,  а Паганини гастролировал в Англии. Но синьору Гаспаре выпало счастье видеть и слышать любимого композитора во время его пребывания в Италии.
О том, что Вероника занималась пением, мечтала о карьере оперной певицы, и выбирала арии Паэра, в консерватории не знали: по обычаю тех времен девушка получала домашнее образование. Джузеппе не давал ей умереть со скуки: не раз, и не два они тренировались в метании слив, используя в качестве пращи ремень Джузеппе, в саду. Как - то раз спелая слива попала не в мишень, а в лысину сеньора Корне, который, ни о чем не подозревая, прогуливался под деревьями.
Обернувшись, синьор Корне увидел, что над кустами промелькнула голова Джузеппе. Несчастный директор все понял, и велел посадить непослушного ученика в подвал. После этого случая всем стало понятно, почему сеньор Корне взялся лично обучать Николо и всячески старался привлечь его к себе, а Джузеппе отвадил от дома.
Впрочем, выходка со сливой добавила Джузеппе авторитета среди учеников.
«Провинциальная выскочка! – подумала Вероника, увидев Николо в доме маэстро впервые. – Папа решил заняться им отдельно, чтобы тот нагнал программу! Лучше бы лишний час прозанимался со мной!»
Николо оказался прилежным и трудолюбивым учеником, хотя и не гением, а на Веронику внимания не обращал, хотя общался почтительно, как и положено себя вести с дочерью ректора.
Ну, а все остальные ученики ненавидели Николо: какой-то нищий мальчишка завоевал расположение директора и стал вхож в его дом. Впрочем, его не били: ревность, и избыточное прилежание, с одной стороны, а с другой  и заступничество Джузеппе, и нежелание оказаться в страшном подвале…
Что странно – враги Николо не отличались ни поведением, ни успехами, ни церковным благочестием, предпочитая веселые развлечения церковным мессам или концертам. Почему-то они мнили себя великими гениями, а старательного Николо, сочинявшего прекрасную гармоничную музыку, не ставили ни во что. «С ним не поиграть, ни пошалить! Только альт на уме!» – Вероника смотрела на мальчика как на папину игрушку, которой место на помойке. Впрочем, своего мнения она не высказывала. Но больше всего ненавидел Николо Чезаре Тоттола, игравший на скрипке.
Он всегда проваливался на уроках композиции, но сочинял хорошую музыку. Маэстро, до поры до времени не знал, почему это происходит.
Дело в том, что Чезаре заставлял других учеников, более способных к композиции писать ему музыку и из собственного кармана щедро оплачивал этот труд. Написанное он, не брезгуя черновой работой, переписывал и выдавал за свое.  Ученики не жаловались директору, а набивали карманы деньгами Тоттолы. Но дела Чезаре шли хорошо до тех пор, пока не наступила пора экзаменов. Ему задали написать концерт для скрипки. Другие ученики были погружены в работу, но Тоттола все равно обращался к ним за помощью. На этот раз – не получилось. Какие бы деньги он не предлагал – они все равно отказывались.
– Если тебе это нужно так срочно, – сказал кларнетист Антонио, – попроси Лауренти! А я в подвал к привидениям не хочу!
«Хорошая мысль! – подумал Чезаре– Послать меня к этому музыкальному выродку!» Но до экзаменов оставалось совсем немного времени. Антонио предложил последнюю соломинку, за которую можно было ухватиться. 
Тоттола направился к Николо.
Четырнадцатилетний альтист был с головой погружен в работу. Он сочинял дуэт для альта и фагота, как вдруг вошел Чезаре.
Стараясь выглядеть как можно более приветливым, он произнес заученную фразу о помощи и деньгах.
– Ни за что! Концерт пишут выпускники, а я всего два года здесь! Не хочу позориться сам и позорить тебя!
Чезаре знал, что Николо знает музыку лучше одногодков, и отказ его просто взбесил.
– Ах ты… – Злобно сказал он и занес тяжелый кулак над альтистом.
Николо не успел отскочить, и рука Чезаре обрушилась на его нос.
Альтист  вскрикнул. Благородный нос превратился в бесформенный кусок мяса, посиневший и сильно болевший.
– Мерзавец! – Сквозь зубы прокричал Тоттола, и оглушительно хлопнув дверью, вышел.
Но выйдя, Чезаре глухо застонал: никаких надежд не осталось. До экзамена три дня, а  разве можно за такой короткий срок написать целый концерт?  Иоганнес страшно ругал себя за то, что все уроки композиции  он пропускал мимо ушей. Он не знал, что делать  дальше. Опустошенный, сгрызаемый совестью, он ушел в свою комнатку.
– Что случилось? – Джузеппе менял на носу друга Николо холодные компрессы.
–Тоттола! – Сквозь слезы отвечал альтист.
– Директору пойдешь жаловаться?
– Нет!  В подвал посадит, по обычаю и правого и виноватого!
– Это точно! – Согласился Джузеппе.
В сырой подвал с привидениями ему тоже не хотелось, так же как и становиться доносителем. «Но спесь с Торототелы собью!» – решил он. За глаза Чезаре звали не иначе, как Торототелой.

Глава 10 Трагедия на экзамене

Николо  страшно мучился от боли и унижения. До носа было жутко дотронуться. Напрасно альтист старался забыть о Тоттоле, усиленно работая над экзаменационным заданием. Он знал, что встреча с обидчиком ждет его в самом недалеком будущем.
«Споткнулся и упал! – Вероника злорадствовала над неприятностями Николо. – И чего папа в нем нашел?»
Наступили экзамены. У всех учеников сочинения были готовы, только Чезаре смотрел на пустую тетрадь, и уговаривал себя, что все будет хорошо, и Бог его простит, а члены экзаменационного жюри проявят снисхождение.
Но вот кларнетист проиграл свою громоздкую фугу, и директор обратился к Тоттоле:
– Ну, Чезаре, где же ваш концерт?
– Мы ждем! – Вторил ему падре, член экзаменационной комиссии. – Наши прихожане ждут нового концерта в ближайшее воскресение.
Чезаре молчал, глядя в зеленые, как молодая трава, глаза директора.
– Что же вы молчите? Играйте!
– Я не написал его! – С трудом выдавил Чезаре, сжимая гриф скрипки.
Все ахнули, потом послышался возмущенный ропот, негодующие возгласы. – Как? Почему вы не написали этот концерт? Я же дал большой срок!  – Кричал синьор Корне. – Что мы будем исполнять перед лицом Господа?!
– Исполним Паэра! – Набрался наглости Торототела.
– Синьор Корне, – послышался голос Джузеппе Талькварони.– можно я скажу?
– Говорите, Джузеппе! – От ярости маэстро покраснел так, что все присутствующие стали всерьез опасаться за его здоровье.
– Видите ли, синьор директор, – начал Джузеппе, протиснувшись на середину, –Чезаре (хотя Джузеппе очень хотелось назвать обидчика его настоящим именем) не мог выполнить задание, так как никто не смог или не захотел писать за него.
В зале послышался изумленный вздох.
– Синьор Корне, неужели вы не замечали, что все его работы были написаны в разных стилях? За него писали другие ученики, а он выдавал их за свои, да еще и оплачивал их!
– Откуда ты все это знаешь? – спросил Торототела, чей цвет лица, сейчас был серо – зеленым, под стать цвету его модного сюртука.
– Видел очень часто, как ты проделывал свои грязные дела. – Спокойно ответил Джузеппе. – В конце концов, это было его дело, и я не вмешивался, пока он не сломал нос Николо! И вот теперь я молчать не хочу и не буду!
– А почему Николо молчал? – Поинтересовался падре и вытер пот с лысины платком.
– Это Николо молчал, чтобы не угодить в подвал, – голос  Джузеппе слегка дрожал, –  а я, если что, готов туда пойти! Хуже, чем есть – уже не будет!
–  Это возмутительно! – Синьор Корне покраснел, как вареный рак и орал так, что казалось, вековые стены обрушатся, – И это в моей консерватории! Мама Миа! Да вас всех надо в подвал, и меня заодно!
– Бог всех простит,– вмешался падре. – Ну, а грешники прочитают епитимью! Чтоб в другой раз обманывать перед лицом Господа неповадно было! Концерт в церкви состоится, а выбор программы согласуем по результатам экзаменов. Разумеется, раз церковь будет молиться за грешников, процент отчислений удвоим!
 – За это вас мало выгнать! – синьор Корне выпил стакан воды. – Чезаре, бог вас простил, а я – нет! Уходите! Завтра вас тут больше не будет!!!  Остальные в воскресенье без сладкого!
Повесив голову, бледный Тоттола медленно вышел из зала. Экзамены  возобновились. Дуэт, сыгранный Николо вместе с Джузеппе, был великолепен. Именно его падре выбрал для воскресного концерта первым.
Остается добавить, что после такого грандиозного скандала Торототела расстался с мыслями о карьере музыканта, но проникся церковным благочестием на столько, что стал  директором школы бедных юных музыкантов при монастыре святого Антония.

Глава 11. Дорога в ад или благие намерения

«Устрою ему если на Ад, то чистилище! – Весть о скандале в консерватории разнесла по городу дочь Вероника, присутствовавшая на экзамене. – Попомнит он у меня! Альтист!»
Она тут же разболтала о скандале всем, кому могла, но больше всего ее поразил результат: переполненная прихожанами церковь и довольный вид падре.
«Снова это выскочка отличился! Мало ему нос разбили и оставили без сладкого! Теперь его сочинение исполнят перед Лицом Господа!»
Мать Вероники выступала в театрах, и в наследство девочке досталось колоратурное сопрано, чистое, как горный хрусталь и несносный характер. Под жарким солнцем Италии девушка выросла вредной, не прощающей даже мелких обид. Но, обладая таким голосом, внешне юная девица не отличалась красотой.
 Маленькие, светло – голубые глаза навыкате, курносый нос, жесткие волосы цвета соломы,  пухлые щеки, белесые брови. Она не была похожа на итальянку. В жилах Вероники со стороны матери текла русская кровь, щедро приправленная итальянским темпераментом. С усердием, достойным лучшего применения она пыталась с помощью молока и огурцов сводить с лица веснушки, но безуспешно.
Петь под аккомпанемент Николо, за все годы его обучения она отказывалась категорически, пока тому не исполнилось пятнадцать. Своего отца, не раз обещавшего отправить строптивицу в монастырь или замуж она недолюбливала, но скандалить с ним опасалась по понятным причинам.
«Он возится с Николо, а на меня не обращает внимания! А мне уже шестнадцать! А вот я возьму и назло папочке выйду за этого прыщавого гения замуж! Я  устрою сладкую жизнь обоим! Меломаны! И почему за год после того злосчастно экзамена Николо ни разу провалился? А пока сведем-ка веснушки…»
Прихожане, глядя на Веронику с молитвенником в руках, считали, что она скромная и милая девушка. Но под этой маской скрывался в высшей степени развращенный ум. В свои шестнадцать лет Вероника прочитала много книг из тех, что в былые времена посылали на костер, но отец, слишком занятый в консерватории не знал, что за романы ночуют у дочери под подушкой. А если бы он знал, что кроме романов Вероника читает.… Одним подвалом бы точно не обошлось.  Понятно, что такие греховные книги подстрекали и без того пылкое воображение девушки. Она хотела на себе испробовать то, о чем так много прочитала в книгах.
На свою беду Николо, аккомпанирующий Веронике на домашних концертах, влюбился в дочь маэстро без памяти. Он не понимал, что девушка играет с ним как кошка с мышонком. Николо, будучи тогда еще робким и наивным, не подозревал, как хитра и коварна его возлюбленная. Вероника сама давно заметила, что Николо к ней неровно дышит. Но что странно, она часто ловила себя на том, что Николо ей нравится. Ее привлекала тощая, нескладная фигура альтиста, его исключительное в своей некрасивости лицо.  Изобразить страсть начитанной романами девушке не составило труда.
Однажды синьор Корне уехал куда – то по своим делам. Вероника решила воспользоваться свободой и заманила Николо в свою комнату. Бедный юноша даже не представлял подобной развращенности своей дорогой Вероники.
Примерно через час он вышел из ее комнаты и в полном изнеможении повалился на стул.
– Слабак! Недокормыш! – Вероника вышла следом, скривив в ухмылке губы. – Тебе только и жить с альтом!
Этот случай несколько лет спустя сказался на всей последующей жизни Николо. Однако никто, даже лучший друг Джузеппе не узнал, что произошло.

Глава 12. Ночное предсказание

С того случая Вероника была с Николо подчеркнуто холодна и вежлива, а потом быстро вышла замуж за некрасивого, но очень богатого торговца, предпочтя семью и деньги карьере певицы.
– Слабаки играют на альтах, а силачи имеют деньги и женщин! – Сказала она Николо незадолго перед свадьбой.
Николо страдал, но учился, как мог. Настала пора экзаменов. Получив диплом, Николо почувствовал за спиной крылья: его уже знала Кремона как молодого, но сложившегося музыканта. Джузеппе, которому исполнился 21 год, удалось устроиться в Милане, куда он и пригласил своего друга, как только тот получил диплом. Восемнадцатилетний Николо согласился уехать из Кремоны, где каждое воскресение в церкви он видел Веронику с все увеличивающимся животом и ее толстого лысого мужа.
Ночью он сам пошел на старое кладбище, с которым у него были связаны такие ужасные воспоминания.
«Толстая Вероника говорила, что я слабак, а вот я докажу сам себе, что я не слабак! Сыграю на этой самой могиле мою любимую  сонату для альта».
Несмотря на принятое решение, коленки альтиста подрагивали. «Сейчас шутников в балахонах нет, они спят и видят во сне груши в сиропе!»
Он взял альт и заиграл. С первых тактов летучие мыши разлетелись, а покойники остались там, где им и положено быть.
«Вот и кончились мои детские страхи! – Николо играл на кладбище так, как не играл даже на экзаменах. – Я уже взрослый и не слабак! Пусть и сторож меня послушает!» Сторож участвовал в похоронах и поэтому был, слишком пьян для того, чтобы оценить ночной концерт.
– Спасибо, синьор! Порадовал! – Рядом с собой Николо увидел женщину средних лет.
– Рад, синьора, что вам понравилось! А что вы делаете на кладбище?
– Как что? Слушаю вашу музыку!
– И как?
– У вас талант, молодой человек, вас ждет большой успех, успех у женщин, которым в первую очередь будут нужны ваши деньги, а потом вы встретите невинную деву, которая вас полюбит всей душой!
– А дальше?
– Дальше все будет зависеть от вас!  Не судьба делает человека, а человек судьбу!
С первыми лучами солнца женщина стала растворяться и исчезла.
«Вот это номер!» – Николо захотел себя ущипнуть и проснулся!
На кладбище было тихо. Альт лежал в открытом футляре, а смычок Николо обнаружил у себя в руках. «Было это или не было? Все равно я провел ночь на кладбище и сыграл! И в могилу меня никто не утащил!»
Николо зашел к маэстро попрощаться и вдруг увидел, что синьор Гаспаре, одетый в траур, сидит, уронив голову на руки. Было видно, что он чем – то огорчен.
– Синьор Корне, что с вами? – Спросил Николо.
Директор поднял голову и дрожащим голом ответил:
– Паэр умер!
Альтист присел рядом.
Директор добавил таким же ужасным голосом:
– Паганини умирает! Видимо, Бог оставил Италию!
«А я играл на кладбище!» – Николо побледнел.
– Ты, наверное, хотел сказать что–то важное, – спросил сеньор Корне.
– Я собираюсь ехать в Милан к Джузеппе. – О своей ночной выходке альтист решил не рассказывать.
– Ах да, я же сам отпустил тебя! Вот, утренней почтой пришли письма от твоих родителей. Они благословляют тебя!  А вот тебе рекомендательные письма.  Кстати, чуть не забыл: сеньор Корне протянул ему две книги внушительного размера.
Николо взглянул на обложки. «Жизнь и деятельность Паганини как художника и человека» Юлиуса Максимилиана Шоттки и «Жизнь Россини» Стендаля.
– На память! Улыбнувшись, сказал директор. И не забывай меня, грешного!
– Спасибо, сеньор Корне, – ответил юноша. – Прощайте!
 «И все – таки я слабак! Не рассказал маэстро о своей последней выходке, боялся, что вместо Милана он посадит меня в подвал!»


Книга вторая Милан

Глава 1 Дом для Николо

Первым делом в Милане для Николо было найти дом. Джузеппе взял все хлопоты об этом деле на себя. Он знал, что совсем недалеко от его дома какой-то француз продает свой особняк. Дом был маленький: в два этажа, окруженный большим тенистым садом. Владелец провел своего будущего покупателя в дом.
Внутри дом оказался очень уютным: столовая с большим кожаным диваном, гостиная в современном стиле, с тяжелыми дубовыми креслами, обитыми зеленым плюшем, огромный книжный шкаф, в котором каких только книг не было.
Договорились о покупке дома быстро. Денег у альтиста не было, но Джузеппе ссудил их в долг. Так Николо Лауренти поселился в Милане в собственном особняке. Поначалу ему было трудно привыкнуть к такой, как ему показалось, роскоши. У Николо был один единственный слуга Люсьен Ламарш, родом из Прованса. Ему было тридцать лет, он был умен, но имел сильную слабость: он чрезмерно обожал музыку Моцарта. Он не пропускал ни одной его оперы, шедшей в  Ласкала.
Оркестранты приняли нового альтиста настороженно, не смотря на рекомендации.
– Мы дадим концерт в церкви! – Предложил Николо.
– Зачем?
– Поверьте моему небольшому опыту: лучше, когда с нами Бог  и те, кто ему служит. Тело Паганини не погребено!
Подумав, новые друзья согласились и не прогадали. После концерта в соборе святой Бригитты дела пошли в гору. Зрителей прибавилось, денег тоже. Благотворительные концерты раз в месяц сделались доброй традицией.
Лауренти вскоре выплатил долг Джузеппе.
«Этот выскочка… – Вероника вырезала ножницами из газеты статью о Николо, – выступает, публика в восторге, церковь тоже, сам кардинал прислал ему свое благословение, а я? По его милости живу с этим.… Рожаю детей, варю лимонад и пеку овощи, а могла бы петь на сцене….– Слезы Вероники капали на газетную бумагу!– Отмщу! Не знаю как, и когда – но отмщу!»
С тех пор жизнь альтиста протекала успешно и спокойно: он давал концерты в театре, где сразу прославился. Но недолго он смог наслаждаться свободным одиночеством. Николо всегда преследовали женщины, а он не испытывал к ним ни малейшего чувства, избегал их, предпочитая мимолетные знакомства за деньги серьезным отношениям.

Глава 2 Между ядом и кинжалом

 В 1850 году в Милан приехала семья де Лери. Назвать семьей  эту компанию было трудно: Жанна, девочка 11 лет, ее тетка и компаньонка. Родители Жанны, которых она любила безмерно, умерли при непонятных обстоятельствах. Поговаривали, что отравительницей была ее тетка, но убедительных доказательств не нашли.
Тетушка мечтала получить наследство, состоявшее из большой суммы денег и коллекции польских фамильных драгоценностей, принадлежавших матери Жанны. Девочка догадалась спрятать украшения в простом деревянном ларчике, который потом поставила на самое видное место в своей комнате. Тетка Олимпия долго искала их, перерывая углы, шкафы, но никак не могла догадаться, что драгоценности лежат в ларчике, стоявшем на окне. В конце концов, она решила, что их потеряли при переезде.
 Когда еще были живы   родители Жанны, завещание было составлено таким образом, что если девочка скоропостижно умрет до совершеннолетия – ее деньги уйдут в монастырь.   Тетушка, пользуясь процентами племянницы от ее капитала, вынуждена была заботиться о Жанне, рискуя самой остаться без гроша.
Жанна очень любила ходить в театр, но в Милане ей пришлось уговаривать скуповатую тетку расширить ее денежное содержание на посещение театра.
Тетка терпеть не могла музыку, но несколько раз сводила Жанну в оперу. Девочка сразу запомнила все ходы и выходы в театре и придумала хитрый план: она часто отпрашивалась погулять.
Тетка ее отпускала, надеясь, что Жанна  рано или поздно заблудится и не придет домой, она уже советовалась с адвокатом, как можно обойти пункт в завещании о скоропостижной смерти.
Жанна могла бродить по три, по четыре часа, и всегда возвращалась вовремя. Вместо прогулок она решила ходить в театр. Карманные деньги, по завещанию родителей, у нее всегда были, и Жанна всегда старалась покупать билеты на дневные постановки.
И вот так, ходя тайком в театр, она увидела Николо Лауренти, случайно купив билет на его концерт.
 Из дневников Жанны: « Сегодня  тётя отпустила меня на прогулку. Я долго бродила по городу, игнорируя недоуменные взгляды прохожих, и сама не заметила, как подошла к Ла Скала.
Я довольно часто была в этом театре. К тому же деньги у меня были, и билет я могла купить. Вдруг меня привлекла афиша, извещавшая о выступлении Николо Лауренти. Я часто читала о нем в «Музыкальном обозрении», но никогда не видела и не слышала его.
«Это музыка от дьявола! – услышала я разговор двух дам. – Так что, не пойдем? Нет, пойдем обязательно!»
 Тогда я купила билет на выступление альтиста. Когда я пришла домой, какое – то сладостное предчувствие охватило меня. Не знаю, что было ему причиной, но я поняла, что если я увижу Лауренти, то в моей жизни будет что –   то необыкновенное
  В день выступления Николо Лауренти я под обычным предлогом выскользнула из дома, и   направилась к  Ласкала.
 В театре никто не удивился двенадцатилетней девочке, пришедшей без сопровождающих.
  Но я заметила, что все женщины, были охвачены каким – то странным волнением.                – Его музыка рождает похоть! А это грех! – сказала злым голосом, стоявшая рядом со мной дама. Я не поняла ее слов и устроилась на своем месте во втором ряду партера, с краю.
   … И тут на сцену вышел альтист. Он был высокий, худощавый.
Сквозь длинные чёрные волосы выглядывали горящие углями чёрные глаза.
Непонятно почему я замерла, не в силах отвести от него глаз. Он был ужасно некрасивый, но я не почувствовала отвращения, наоборот – все мое существо потянулось к нему, и  я поняла, что  влюбилась.
Домой я вернулась словно в тумане, старательно пряча в корсаже номер «Музыкального обозрения.
…С этого дня началась новая моя жизнь. Я ходила на каждый концерт Лауренти, коллекционировала  его портреты…. Тетка не знала об этом страстном моем увлечении».

Этот концерт перевернул всю ее жизнь.

Глава 3 Ипохондрия у таланта
                Свобода – высшее благо для мужчины
                (Паганини)

                (рассказано Николо)
               

   Я только открыл книгу Стендаля «Жизнь Россини», как слуга Люсьен просунул рыжую голову в дверь и сказал, что пришел мой друг Джузеппе. Я впустил его.
  Вид у Джузеппе был ужасный. Казалось, он чем-то страшно огорчен.

  – Опять  у Николо ипохондрия! Лежит на диване и ничего не пишет! Гори тут все синим пламенем! Пропадай театр, оркестр и верный друг Джузеппе!
- Ну, зачем же так... вот сейчас почитаю свою любимую книгу и пойду сочинять!
- Да всем твоим книгам давно пора сгореть! А «Жизни Паганини» в первую очередь! Ни талантом, ни трудолюбием в кумира не пошел, только ипохондрией страдаешь одинаково с великим маэстро!
- Так уж и одинаково! И, потом, это «Жизнь Россини»!

 - Еще хуже! Вот от кого ты научился проводить жизнь в горизонтальном положении!

- Россини гениален!- я потряс книгой в воздухе.

- А  я думал, что для тебя ничего, кроме Паганини, не существует!

- Да я вовсе не…- пробормотал я, но Бепин меня оборвал.

- Значит так, грешник ипохондрический, быстро пошел бриться и надень свежее белье!
- Это зачем?
- Ты и женщин будешь принимать в таком виде? Русский казак и тот выглядит лучше!
- Какие женщины? Не хочу! Почему я должен снова работать как лошадь? – лениво спросил я. – Сам понимаешь, у меня должно быть вдохновение!

- Не хочет, видите ли... Я помню,  когда у тебя роман начинается – и вдохновение приходит, а заканчивается – хоть уходи в монастырь и молись о твоей грешной душе! А потому, что твои любовницы у меня вот тут уже! –Бепин попилил рукой по шее. – Снова сидит, читает Стендаля и ничего не пишет! С кем на этот раз поссорился? С Виолой? Нет….  Как ее… Флореттой! Сейчас уйду, и о жаловании за этот месяц можешь забыть!
– Подожди! Не уходи! Я отношусь к женщинам абсолютно равнодушно, не они возбуждают меня, а я их…. А как же я без жалованья?
–Жалованье ему подавай! Я просто хотел напомнить, что ваши связи отнюдь не благотворно влияют на вашу игру! А вы не один! Мы в ответе за оркестр. А тебя никто и не спрашивает!  Оркестр пропадает! Нам нужен свежий репертуар! Короче, -  Джузеппе захлопнул книгу, выхватив ее у меня из рук, - уже сегодня к тебе придёт известная певица  Антониа Гарнери. У неё трёхоктавный голос, она красивая, умеет готовить, и твоя задача: в кратчайший строк подготовить новый концерт для оркестра!
- Получить саму Антонию для нашего оркестра? Джузеппе, ты гений!
- Кто из нас гений, увидим чуть позднее! Или новые арии для нее, или я из тебя вычту! Только попробуй опозорить наш оркестр!
- Ну хорошо, напишу что-нибудь!
- Но, я слишком хорошо тебя, грешника, знаю:  если вы заведёте с ней любовные отношения, я это как-нибудь переживу, но если из-за этой, как ее… Любви –  ты не сдашь вовремя партитуру – я уйду в другой оркестр! – закончил он, топнув ногой. - Люсьен, ты где?
- Да, тут я! – Весьма недовольный Люсьен просунул голову в дверь.
- Вылей на нашего ипохондрика ведро воды, а лучше два! Высохнет - придет в чувство!
– Не надо! Все! Я пошел бриться! – Я понял, что полежать на диване в любом случае не дадут. - Люсьен, мыло, бритву, горячую воду и свежую рубашку!
   - Давно бы так! – Вздохнул Джузеппе.
  – Так,  когда она придет? – спросил я, метаясь по комнате в поиске сюртука.
  – В пять! – ответил он. – И вообще, жениться тебе надо!
  – Не надо! Я и так вижу: ты взял жену, а тещу в подарок!
  – Ненавижу тещу. – Процедил он – Все злится, что я мало зарабатываю. Хоть устраивайся еще и в ресторане играть.

Я, сочувствуя, похлопал его по плечу. Не так давно Джузеппе принудили жениться по расчету на отвратительнейшей девице, тут же влюбившейся в него. Вообще Джузеппе был очень красив, даже женившись, заигрывал с певицами, но жена и теща у него были такие…

– А что ты всё не женишься? – вдруг спросил он
  – Не созрел еще.  – Ответил я. – Подожду  лет 10.  Паганини в 43 женился, а я чем хуже? – Ты вечно берешь с него пример! –    Джузеппе вздохнул и выпил мою чашку кофе с молоком. 
Мы посидели еще немного, и Джузеппе ушел.
Мне все – таки пришлось привести себя в порядок, но, как все лентяи, я все делал быстро и качественно.  Но я только-только успел прочитать несколько страниц Стендаля, как опять появился Люсьен.
– Да кто там? – раздраженно спросил я.
– Синьора Гарнери.
  – Пусть войдёт,– ответил я, и в комнату вошла девушка.
   Она робко остановилась в дверях, дав мне рассмотреть себя. Антония оказалась высокой, стройной. Правильные черты лица, прямые и  густые каштановые волосы были собраны в большой узел. Зеленые, выразительные, светлые глаза, в которые можно было смотреть бесконечно, находя все новые оттенки зеленого. Чувственные, красиво очерченные губы, прекрасные плечи и шея, на которой переливалось разноцветными огоньками изящное ожерелье. Ее можно было бы назвать красавицей, если бы не нос. Он был немного велик и формой напоминал небольшую  картофелину.
Тут я понял, что веду себя невежливо и предложил ей стул. Антония села. «Красивая женщина, – я представил себе, как она нежится в моей кровати, – но что-то в ней не то. Слишком уж она  похожа на Антонию Бьянки»!
  – Мы начнём, синьор Лауренти? – спросила она и улыбнулась, поймав мой взгляд.
   Я достал из футляра альт, разложил ноты и встал в позу. Антония вытянула шею и запела арию. Голос у нее был чудесный. Вдруг на середине она запнулась.
  – Что случилось? – спросил я.
Она  попросила меня начать сначала. Я начал, но на том, же месте произошла заминка.
Так повторилось ещё два раза, но в пятый раз мы одолели заминку.
  – Может, ещё раз? Я очень волнуюсь - вдруг, что не так? – спросила она.
  – Нет, – ответил я и бухнулся в кресло. – Больше я не выдержу!
 - До вечера.- Ответила она, взяла свой кружевной зонтик и вышла.
…Аккомпанируя Антонии, я заметил в первом ряду девочку лет двенадцати в красном платье. Рядом с ней не было видно никого из сопровождающих. Она смотрела так, как не смотрела ни  одна женщина в театре. Неизвестно почему, но взгляд этих темных карих глаз запал мне в душу.
Антония устроила в театре скандал,  я пошел домой один, и тут увидел ту самую незнакомку: она стояла перед афишей и записывала расписание  концертов в блокнот.
– Синьорина,  мы не представлены друг другу, но все, же позвольте проводить вас?
– А я вас и без представления знаю: вы синьор Лауренти, известный артист и, если верить газетам, дамский угодник.
– Газеты по большей части лгут!
Мы шли рядом по улице. Мне хотелось заговорить с ней, да я и не знал, о чем с ней говорить. Меня бросало то в жар, то в холод. Наконец я смог из себя выжать:
– Синьорина, как вас  зовут?
– Жанна! – Ответила она тихо.
Мы помолчали, потом я спросил:
– Сеньорита, я часто вижу вас, на своих концертах. Вы всегда ходите одна?
– Да, я давно хожу в театр одна! И она посмотрела на меня взглядом, полным любви и преклонения.
– Не боитесь?
– Меня хранит Пресвятая Дева!
Тут она остановилась около фонаря, и я смог как следует ее разглядеть. Она была роста среднего, худая и бледная. На лице ее, почти прозрачном, горели грустные  карие глаза. В ее лице все было небольшое – рот, нос, подбородок, но, ни одна черта не была лишней. Огромная шапка кудрявых темно- каштановых волос была растрепана и ничем не прибрана. Платье на ней было ношеное, как будто с чужого плеча.
На всем ее облике лежала печать грусти, меланхолии. « Она не простая лавочница. – подумал я – в ней есть что – то аристократическое».
Мы подошли к моему дому и попрощались. Проводив Жанну взглядом, я пожелал ей счастья. До сих пор не понимаю, почему газетчики не сделали скандала из нашей прогулки. Видимо,  Антония  подняла в театре такой шум, что все они устремились туда.

Глава 4 Антония или валькирия?

 Антония стала часто приходить ко мне. Бурные скандалы сменялись приступами нежности, но долго быть хорошей у нее не получалось. Иногда она закатывала такие монологи, что будь я беллетрист, а не альтист – сделал бы на них неплохую книжку!
И снова Джузеппе оказался прав: вдохновение пришло, а душа осталась холодной, впрочем, Антония в алькове была хороша!
Я работал, как мог, и ее присутствие не напрягало, и это не смотря на шум, что она поднимала по малейшему пустячку. Эта валькирия по-своему любила меня, а я не любил ее, но с ней было хорошо.  По просьбе Джузеппе я написал для нее несколько арий. Мы много раз выступали вместе, но все аплодисменты доставались мне, а Джузеппе был нами недоволен, впрочем, как всегда.
Антония, разумеется, принимала слова моего друга всерьез, и один раз закатила чудовищный скандал.
Я вернулся из музыкального магазина и увидел Антонию, которая жарила яичницу, и громко плакала. Слезы капали прямо на сковороду и заставляли раскаленное масло трещать и брызгаться.
– Что за слезы, Антониа? – спросил я.
– Негодяй! – крикнула она, стараясь заглушить трещавшее масло.– Ты читал сегодняшние газеты?  Я тебя ненавижу! Почему ты не даешь мне выступать до тебя? Меня снова ославили и прозвали безголосой канарейкой! Публика только огрызками не кидается! И только из-за твоей гордыни! Не мог «Penso amore» для моего голоса переписать? Слава кумира покоя не дает? Привык, что тебя все любят! А как мне помочь – нет, так о себе думаешь!
Она вздохнула, собираясь продолжить монолог, но я сказал:
– Антониа, я же говорил тебе, что не переношу ругань на Паганини и помидоры в яичнице.
– Видали такого? Обиделся? – Она  разозлилась, дернула сковороду, и тут масло с шипением выплеснулось ей на руку.
– АААА! – Антониа закричала от боли и захлопнула передо мной дверь.
«Фальшивит! – Что странно, я даже не подумал помочь ей. – Орет не музыкально, как торговка на рынке!»
 Я отправился в свою комнату, положил купленную канифоль в ящик стола и сел в кресло. Вдруг мне пришла на ум та кареглазая девочка, которую я не раз видел в театре. Она как-то странно смотрит на меня. Совсем не так, как остальные женщины. Почему?
Не зная, что ответить на этот вопрос, я открыл биографию Паганини и погрузился в чтение. Зачитавшись, я не заметил, как подошло, время идти на концерт.
С криком:
– Боже мой, я же опаздываю, – я пулей вылетел из дома и бросился к театру.
Когда я вышел на сцену, то вздрогнул: девочка, удивившая меня, была здесь. Я начал играть, но наделал множество ошибок. Не репетировал, а теперь пропадаю! Джузеппе исподтишка показывал мне кулак. Послышался недовольный шепот. Но темноглазая девочка смотрела на меня с жалостью, а ее глаза словно говорили: «пожалуйста, не отчаивайтесь!»  Но помехи не прекращались. И в самый ужасный момент лопнула струна! За ней вторая и третья! Я опустил смычок и понял, что не успею натянуть новые струны.
Я собирался обратиться к публике, но почувствовал, что пропал голос.
Лишь невнятное сипение я смог из себя выжать. Выручил Джузеппе!
Красный, как омар на блюде, стал играть мое соло и повел за собой оркестр!
Хоть обошлось без гнилых помидоров, публика разошлась недовольная настолько, что икать бы мне целую неделю, но неприятности не закончились.
Джузеппе долго объяснял мне, что он  думает по поводу моей игры, моего альта, моих струн и потере голоса. Скорее всего, он сказал бы еще много чего, но присутствие хорошенькой незнакомки, зачем-то оставшейся в зале, в числе немногих любителей сплетен и скандалов, слегка ограничило поток его красноречия.
Только девочка, та самая, что ходила на концерты под присмотром Девы Марии, не смотря на тираду Джузеппе и присутствие оркестра, осталась рядом. Я пожал ей руку и указал на выход. Даже спасибо сказать не мог!
 Остальные оркестранты и работники театра слушали монолог Джузеппе с упоением. Им особенно понравилось то, что у меня не было ни сил, ни желания, ни возможности  огрызнуться в ответ.
 Впрочем, наутро речь Бепина опубликовали почти все газеты.


Глава 5  (Из дневников Николо)
                Я жив поистине только чудом.
                (Паганини)
Утром я понял, что простудился и заболел. Джузеппе забежал ко мне, но увидев мой красный нос и груды носовых платков, поспешил убраться, сказав напоследок, что  крупный разговор у нас еще  впереди, и чтобы Люсьен срочно позвал доктора, чтобы ленивое дарование не отдало Богу душу раньше времени!
   Антониа сидела у меня и отчаянно ругалась с Люсьеном, требуя липового чаю вместо кофе и булочек вместо винограда. В общем, милая семейная жизнь и из-за этой простуды делать ничего не хочется.
 На второй день моей простуды пошёл дождь, и заявился мокрый Джузеппе.
–Сколько можно болеть? Ты читал, что пишет наша пресса о гениальном провале Лауренти? Правда, меня похвалили, сказав, что только фагот не заслужил гнилого яблока!
Антониа сидела в кресле, подперев щёку рукой, и смотрела на меня влюбленно, слушая, как ругается Джузеппе.
  – Вокруг тебя такая женщина, а он болеет! Люсьен, кофе мне и чаю этому симулянту! Антония, как на счет рюмочки наливки?
– Больному нельзя!
– Больному нельзя, а нам можно! Я чуть  не облысел во время последнего концерта! Короче, сделай так, чтобы симулянт поправился в самое короткое время!
– Как?
– Мне вас, сеньорита, учить, что ли? Добрым словом, нежностью, лаской – чем хотите, но чтобы он был здоров!
Ласково шлепнув Антонию, Джузеппе ушел, довольный собой.
– Нежностью и лаской это хорошо! – После липового чаю мне стало немного легче. – Достань мне вон те синие книги из шкафа, где на корешке скрипка выдавлена, – лениво сказал я и поправил шарф на горле.
   Она встала, достала книги и положила их мне на колени. Я подал ей Стендаля, раскрыв на странице с красной закладкой.
  – Почитай мне, – попросил я.
Антония читала:
 –» Паганини, первому скрипачу Италии и, наверное, Севера, сейчас 35 лет. У него черные глаза, проницательный взгляд и пышная шевелюра. К вершинам мастерства эту пылкую душу привели не длительные и упорные занятия и учеба в консерватории, а печальная любовная история, из-за которой, как говорят, он много лет провел в заключении, в колодках, всеми забытый и одинокий. Там у него было только оно утешение- скрипка, и он научился изливать на ней свою душу. Долгие годы заключения и позволили ему достичь вершин искусства».  И ты можешь читать это, Николо? Не понимаю, как можно писать подобный вздор?
  – Да – железным тоном ответил я. – Эту книгу мне подарил мой учитель, когда я уезжал из консерватории.
  – Ничего себе. – Выдохнула она. – А ты пробовал читать Жорж Санд?
  – Конечно. Роман «Мопра». Чуть не умер от скуки. Столько лет издеваться над мужчиной, перевоспитывать! Да я бы такую…
– Что бы ты с такой?
– Я бы сказал и показал, да сил нет!
  – Вот что, альтист обессиленный, хватит читать музыкальное занудство! Я тебе рекомендую «Индиану». Шикарный роман. Я рыдала, когда читала.
  – Попробую. А то, когда болею, ничего делать не хочется,  только читать, – неразборчиво пробормотал я. – Только Джузеппе считает, что я симулянт и не хочу сочинять музыку!
Мы молчали около трёх минут. Вдруг Антония спросила:
  – Николо, что у тебя с носом?
  – Мне его сломали в детстве, – ответил я. – Хочешь, расскажу подробности?
  – Да, да, пожалуйста – оживилась она.
  Я приподнялся на локте и начал рассказывать:
  – Когда я учился в консерватории, то был отличником. Многие просили меня писать им музыку – домашние задания. И вот, как-то раз, один ученик, Чезаре Тоттола, попросил  меня написать концерт. Я ответил ему, что не дорос до того, чтобы писать концерты. Мы сцепились в драке, и он сломал мне нос. А теперь он занимается благотворительностью, содержит мальчиков – музыкантов при монастыре! Помогает расти юным дарованиям!
   Антониа вздрогнула - видимо, от моих слов.
 К нам подошёл Люсьен. Он поставил поднос с новой порцией кофе  на прикроватный столик и ушёл. Ночью мне приснилась женщина в белом, та самая, что предсказала мне судьбу на кладбище.
– Ты пришла забрать меня в рай? – спросил я.
– Туда тебе рано! Ты поправишься телом, но душой…  Береги себя!
…Проснулся я в холодном поту. Жар спал! Я быстро поправлялся и чувствовал, что отношение Антонии ко мне изменилось! Я не мог понять – почему. Скандалов она не устраивала и посуду не била, но и не была такой нежной и ласковой, как до моей болезни!
 Как-то утром она надела жёлтое платье. Жёлтый – это цвет измены. Так оно и было.
Антония сказала:
  – Николо, ты выздоровел, и я могу поговорить с тобой серьезно! Я помолвлена.
От неожиданности я пролил кофе, но осмелился спросить:
 – С кем? – голос казался придушенным.
  – А не все ли тебе равно! Я так долго ждала, когда ты скажешь мне то, что я так мечтала услышать! Пойми, я женщина, хочу нормальную семью и детей! Даже болезнь не помогла тебе понять, что к чему! Блоха самовлюбленная! Пошел к чёрту! – бесстрастно сказала Антония и пошла, собирать вещи.
   Я сидел на кухне и не знал, что делать.
   Через  дверное стекло я видел как Антониа, волоча за собой чемодан, вышла из дома. И тут вошёл Люсьен. В это раз он сообщил:
  – Синьора Антониа оставила вам письмо.
Я вскочил, задыхаясь от волнения, бросился в гостиную. На столе лежало письмо от Антонии. Я стал его читать.
  «Любимый!
Я с самого начала нашей связи поняла, что ты будешь моей самой большой любовью. Я прощаю тебе все твои выходки и извиняюсь за ту яичницу. То, что я помолвлена – это правда. Но это было моим единственным выходом. Я не хотела уходить от тебя, но ты меня не любил…
Я любила тебя больше всего на свете. Знаю, что ты не будешь меня помнить. Но хотя бы для того, чтобы оказаться в твоем списке, я приложила сюда кусочек ткани от моего платья.
Прощай!
Антониа Гарнери»
   Я повертел в руках кусочек сиреневого переливающегося бархата. Да, я действительно вел себя отвратительно с ней, а она все равно любила меня. Бедная женщина! Но, может, муж у нее хороший.

После Антонии у меня были еще любовницы. Жизнь с ними не приносила мне счастья, но облегчала кошелек. Но в душе моей хранился образ Жанны, той самой девочки с карими глазами. Целых пять лет я видел ее красивое лицо во втором ряду партера. На моих глазах она превращалась в очаровательную девушку. Но имя ее я забыл, и только иногда оно всплывало в памяти.
Спустя три года связи с Антонией появилась Эдмея. Самая ужасная женщина из всех моих женщин.
***
Закроем пока дневник Николо, стоит рассказать о Эдмее Юбер, тем более что он сам многого не знал и еще о большем не догадывался.

Глава 6. Эдмея - роковая женщина

Николо давно забыл Веронику, ту девушку, что так замечательно пела под его альт и обо всем, что у них было. Но девушка не забыла его, огонек мести за загубленную карьеру тлел все эти годы. Она собирала газеты с упоминаниями о Лауренти, дулась на его славу и искренне радовалась провалам.
«Он купается во славе, я рожаю детей и исполняю супружеский долг как простая горожанка! – Вероника собралась с мужем на воды, но ей нездоровилось, и она решила остаться дома. – А ведь я куда талантливее этого слабака!»
Семья не знала, что за домом тщательно следила Эдмея. Эта женщина была прекрасна во всех отношениях, но после грандиозного скандала в Риме ей пришлось бежать, и теперь она находилась в отчаянном положении: денег нет, любовник прячется от полиции, а никаких надежд на будущее! Мысль ограбить богатое семейство пришла внезапно. Муж Вероники не поверил ее векселю, и провести купца ей с наскока не удалось.
«Это не мое кредо: я привыкла к мошенничеству, но голод не тетка! Не хочет денег по векселю дать – сама возьму! Ну и что же из того, что вексель фальшивый?»
Эдмея увидела экипаж и счастливого папу, усаживающего своих детей и собачку.
Села рядом и Вероника.
«Раз уехали с собакой – значит надолго!» – Эдмея приготовила отмычки. – Пусть отдыхают!»
Одного Эдмея не рассчитала: Вероника почувствовала себя плохо и вернулась. Даже капли с пустырником не помогли уснуть крепко. В полудреме она услышала чьи-то тихие шаги.
«В доме, кроме меня – никого! Прислугу мы отпустили!» – Она встала и пошла разбираться  с ночными визитерами, прихватив тяжелую бронзовую статуэтку.
Войдя в кабинет мужа, она увидела Эдмею, склонившуюся над сейфом.
– Доброй ночи, сеньора! – Сказала Вероника. – Эдмея или как вас там, я видела вас в конторе мужа! Вот уж не чаяла лицезреть вас тут и в такой час! Я ведь сейчас вызову полицейских!
– Не успеешь! Полицейские давно спят! – Эдмея затравленно посмотрела на хозяйку дома, так некстати появившуюся в самый неподходящий момент, и навела на нее изящный дамский пистолет. – Значит так, толстопузая, ты сейчас сама откроешь этот сейф или одной дыркой в твоем пышном теле станет больше!
– Такой вариант меня не устраивает совершенно! У меня есть другое предложение! Для начала положите свой пистолет! У вас все равно курок не взведен и руки дрожат! Промахнетесь! Давайте поговорим спокойно!
«Похоже, полицию звать эта беременная курица не собирается!» – Эдмея положила пистолет на стол и плюхнулась в кресло.
– Так и знала! Не заряжен! – Вероника проверила пистолет. – Ну, по крайней мере, не на казнь, а на каторгу… Умно! Я, видите ли, читаю газеты, и похождения одной светской красавицы в Риме дошли до нашего захолустья. Обокрасть кардинала, его высокопреосвященство так расстроился…
– Это не я!
– Конечно, не вы! Светская львица не может опуститься до банальной кражи со  взломом! Однако ваши приметы напечатаны во всех газетах. «Даже скандалам о моем Лауренти пресса посвящала меньше колонок, чем статей об этой даме!» И я не я, а ваш ангел хранитель… Точнее искуситель! Имени у вас не спрашиваю, наверняка у вас их много, но скажите, как хоть сейчас вас называть?
– Зовите Эдмеей! И что вы предлагаете? – Ночная гостья шипела, как пойманная змея.
– Встаньте и повернитесь кругом… Высокая и стройная, чуть угловатая, но общего впечатления это не портит! Я понимаю грешного кардинала! А волосы у тебя натуральные? По описаниям газет вы были рыжей…
– Париков не ношу! – Длинные перехваченные заколкой волосы Эдмеи спадали на спину.
– А хну продают евреи… Значит, сейчас вы натуральная… У кончиков тоже черные! Или окрасились сегодня или не врете! А скулы, откуда такие?
– Мама не рассказывала, но татары дошли до северной Италии много лет назад, у нас в округе  много скуластых!
– А в музыке разбираетесь?
– А как же! Римлянке и не разбираться в музыке? Я и сама пела…
«Последнего лучше бы не говорила… Певичка! Впрочем, сама имела сопрано и вдобавок полукровка! Это даже к лучшему!» – Вероника понесла лампу ближе к лицу Эдмеи. Черные глаза, необычайно большие с длинными ресницами, казалось, метали в нее молнии.
«Такая наверняка должна понравиться Николо. Хороша, стройна, как античная статуя, и глазаста! Не то, что я: с животом, веснушками и соломенными, как у пугала волосами! Интересно, что муж во мне нашел, если до сих пор постоянно требует выполнения супружеского долга? Вот снова брюхатая! А Эдмея хороша! Как раз то, что надо! Я не забыла, из-за кого карьеру певицы пришлось сменить на дом и быт!»
–  Понятно! Вы молоды, красивы и обладаете умом авантюристки! Ей-богу, воровать вам не идет! В роли светской женщины вы будете смотреться куда лучше! Смените прическу, одежду и амплуа: соблазните вот этого человека! – она показала на пачку газет,  украшенных карикатурами на Лауренти. – Мне нужен такой скандал, чтобы публика захлебывалась от восторга, чтобы ему промыли все кости, чтобы он…
– Понятно! Когда-то давно у меня тоже была большая и чистая любовь…. – усмехнулась Эдмея. – Я была маленькой наивной дурочкой! Но это было давно и теперь я только ставлю свечи за упокой его грешной души…
– Он умер сам?
– Ну, как сказать? Пути провидения неисповедимы… Полиция ничего не накрыла!
– Убивать Лауренти не надо!
– Понятно! Женская месть – она сладкая, чтобы мучился долго! Но это стоит денег!
– Считайте это авансом: Вероника выложила на стол три золотые монеты.
– Мало!
– Вот еще! Вот адрес аптекаря Авраама, скажете от меня, он сделает вам чистый паспорт, а его сын сделает новую прическу! Вы уж очень заметны! А остальное будет после работы! И вот еще, возьмите мое белое платье, сами видите, я в него все равно не влезу, и черный жемчуг! В этом наряде вы будете неотразимы!
– А вы не боитесь, что я просто возьму и исчезну?
– И откажетесь от денег? От золота? Это будет самая большая ошибка в вашей жизни.
– Самой большой ошибкой в моей жизни будет то, что я связалась с вами!
– И снова я не нравлюсь ночным визитерам! – Вероника поставила лампу на стол. – Дружбы не предлагаю! Давайте договоримся: после выполнения контракта я навсегда забуду о вас, а вы обо мне!
– Это меня устраивает!

Книга 3 Эдмея де Юбер
Глава 1. Найдено в бумагах  Николо Лауренти


                Это была девушка, которая жила совершенно свободно.
                (Паганини об Анджелине Каванна)
После  концерта, который для  всех музыкантов Ла Скала  прошел необычайно успешно, я направился в кафе немного отдохнуть. Там я увидел ее. Я сразу понял, что это все. По тому, как она взглянула на меня.
В ее взгляде не было обычной заинтересованности женщин легкого поведения, не было испуга юных красавиц, оставленных без попечения родителей, не было обожания поклонниц, а было что-то колдовское, непонятное и потому завораживающее!
 Она была высока, стройна, правда, несколько угловата. Длинные, кое-как прибранные ниткой черного жемчуга, черные волосы спадали на спину и обрамляли бледное скуластое лицо с острым подбородком. Черные глаза, необычайно большие с длинными ресницами, казалось, метали молнии.
Одета она была в длинное белое платье и черную мантилью. Черные туфли сидели на ее ножках с большим изяществом.
Я подсел к ней. Она сразу оживилась, защебетала что-то льстивое о моей игре и нашей последней постановке в Ла Скала, причем с французским акцентом. Низкий ее голос завораживал меня, она явно не следила за собой: вела себя естественно и непринужденно, и очень отличалась от тех мимолетных женщин, что скрашивали мое холостяцкое одиночество, однако, недотрогу она из себя не строила, и от коньяка не отказалась. Закончилось все тем, что привел ее к себе в дом.
Люсьен, улучив момент, сказал, что на этот раз я привел не женщину, а ворону, приносящую в дом несчастье, но я его не послушал!
 
Глава 2. Люсьен и Эдмея

Люсьену, слуге Лауренти, не понравилась новая подружка хозяина. Этому слуге,  предпочитавшему жизнь и удовольствия холостяка, не нравились интрижки господина. Его раздражали охотницы за деньгами и славой, постоянные скандалы и уговоры жениться. «Нашел бы себе хорошую женщину, отвел бы в церковь, детей родил! Уже тридцать лет, а ходит неприкаянный и все путается черт знает с кем! Так и заболеть недолго! Ходят тут всякие, черноокие, а потом у меня вещи пропадают!» Из всех любовниц Люсьену нравилась только Антония Гарнери: она умела готовить, что высвобождало слуге немного времени, и редко устраивала скандалы.
Люсьен помнил, скольких девушек после ссоры с хозяином он утешал в своей комнате, но тут пришла ворона, которая ему явно ничего не даст, а хозяина разорит. Эта, новая сразу насторожила его: черный взгляд хищницы не предвещал ничего хорошего.
Как-то Люсьен отправился за покупками. Он уже возвращался, но тут какая-то девушка подала ему конверт и шепнула:
– Передайте это вашему господину, на ответе я не настаиваю!
Люсьен почувствовал в кармане увесистую, скорее всего серебряную монету. Незнакомка убежала. Он успел заметить темные испуганные глаза и длинные локоны, выбившиеся  из – под вуали.
Люсьен пришел домой, разобрал покупки и понял, что на монетку, полученную от незнакомки, он может заглянуть в харчевню, славившуюся  бараниной с луком и грушевой водкой. Письмо он решил оставить у себя и дождаться удобного случая: мало ему одной вороны в доме, так тут еще и голубка нарисовалась! «По крайней мере, отдам, когда вороны не будет рядом»!
Вечером, когда альтист читал, сидя в своей комнате, Люсьен зашел к нему и сказал запинающимся голосом:
– Сеньор, одна девушка дала мне это письмо, и просила передать его вам. – И поспешно добавил – Она не настаивает на ответе. Лауренти кивнул, отпустив слугу, и вновь принялся за чтение. Читал он «Опасные связи» де Лакло. Весь книжный шкаф альтиста был забит книгами подобного рода, еще со времен предыдущего хозяина.
Николо читал невнимательно, выстукивая пальцами на ободке какой-то мотив. 
Но вскоре ему стало скучно, и он отбросил книгу. Тут он увидел на столе конверт, о котором, было, совсем забыл.
Поспешно музыкант разорвал его и оттуда выпал листок серой бумаги. Торопливым, похожим на следы воробья, почерком, было что-то выведено.
Николо принялся читать. Это оказалось страстное признание в любви, написанное неизвестной ему девушкой. Она вовсе не напрашивалась ему в любовницы, а только изливала свою больную душу, напоминая тот момент, когда проводил ее домой. Письмо, судя по расплывшимся строчкам, было даже кое-где полито слезами. Подпись «Жанна де Лери» ему ничего не говорила.
Но послание не тронуло альтиста. Если бы он знал, какими муками и страданием выводились эти прыгающие от волнения строчки!
«У меня полный  шкаф таких писем!  До них Эдмея пока до них не добралась! Всюду лезет и устраивает свои порядки!   Альтисту хотелось кофе, но Эдмея отсутствовала, а звать Люсьена было лень. – Но мне предсказали на кладбище, что в моей жизни появится чистая душа! Душ полный секретер, но и показывать Эдмее его не стоит!»
Письмо заняло свое место в секретере, в ящике, запертом на ключ, и оказалось у автора романа много лет спустя.
Глава3

Жанна раскаивалась, что послала Лауренти это любовное письмо. Она чувствовала себя очень неловко. «Какая я глупая - думала она,- первой посылать мужчине записки такого содержании. С горя девушка открыла французский роман и принялась читать. Но голос тетки отвлек ее.
-Как тяжело ждать! Скорей бы прошли эти три года! Когда же я смогу отравить ее и получить эти деньги? Как я ненавижу эту глупышку, которая воображает себя аристократкой! Бледная, как поганка, взгляд оскорбленный…. Забивает себе голову французскими романами и этой музыкой, которая ничего не значит…. От музыки только болят уши, и кружится голова.
- Мадам, вы не считаете, - робко начала компаньонка,- что плохо делаете, отпуская Жанну на столь долгие прогулки? Ведь у нее может появиться поклонник, который потом заявится к нам и будет требовать ее руку и приданное заодно.
- Жюли, ты говоришь глупости. Кому Жанна может понравиться? Ее платья отстают от моды на 20 лет, волосы она не прибирает, разговор вести не может. Она умеет только плакать, читать книжки и грубить мне. Кому она такая нужна? 
   Жанна не стала слушать дальше. Она выбежала в сад и расплакалась. Она долго плакала, потом перевела дух, вытерла слезы и тихо сказала:
- Хорошо. Хотите меня травить-травите. Только я к Лауренти уйду. Все равно мне идти больше не к кому. Приданное у меня большое, в глубине души я добрая, может, он и возьмет меня содержанкой. Не хочу, чтобы мамины драгоценности достались Олимпии.
Надо только набраться терпения и подождать чуть- чуть. Два года всего лишь. 

Глава 4 Время или бремя перемен?

– Давай договоримся, – Эдмея сразу стала наводить свои порядки, – любить тебя буду крепко, но спать, буду отдельно! В одном ложе спят муж и жена, а пока, мой гений от музыки,  я буду приходить к тебе!
Прошел месяц и альтист начал замечать перемены в новой подруге. Началось с того, что Эдмея настоятельно стала просить у него ключ от сейфа, но получив твердый отказ начала устраивать скандалы по поводам и без повода. Все меньше и меньше страсти было в ее объятиях.
Мало того, время от времени по ночам куда-то уходила. «Так вот для чего она вытребовала отдельную спальню! А я уже собирался вести ее под венец! Если бы не Люсьен, давно бы сделал ей предложение!» – Это взбесило альтиста, и он решил ее выследить, поручив Люсьену самую неприятную часть этой работы.
«Ворона не раз хотела украсть у меня ключ! Знал бы Николо, что она мне предлагала, думая, что я зазеваюсь! И вот наконец-то попалась!» –  Люсьен, в прошлом солдат, уже на утро принес хозяину записку с адресом.
Настроение у альтиста испортилось, но тут пришло вдохновение! Он начал писать, изводя огромные запасы нотной бумаги, а Люсьен только и успевал менять кофейники.
«Прорвало хозяина! –  думал он. – Интересно, контрамарку на премьеру даст? А мне надо запастись грушевой водкой, или я никогда не служил в его доме, или у нас скоро будет грандиозный скандал, и с битьем посуды! Пожалуй, стоит достать старые тарелки, а новые убрать подальше!»
Эдмея застала усталого Лауренти уже в постели, но ссылаясь на женские недомогания, отказалась разделить с ним ложе. «Знаю я твои недомогания!» –  Выпитый кофе не давал уснуть.
Шаги в спальне Эдмеи затихли, но тут скрипнула не старинная дубовая кровать, а хлопнула дверь. «Недомогания у нее!» –  она заглянул в спальню и обнаружил не разобранную постель.
«Адрес мне дал Люсьен! Придется проверить, что у нее там за недомогания! – Альтист быстро оделся. –  Мой друг Джузеппе прихватил бы с собой пистолет, но я стрелять не умею! И так разберусь!» Впрочем, он взял с собой трость из пальмового дерева, подарок Эдмеи.
Альтист вышел на улицу и, стараясь не шуметь, нагнал Эдмею, которая шла не торопясь, и особо не скрываясь. «Рогоносец пошел на охоту! – Эдмея услышала за спиной знакомые шаги. – Он и не догадывается, кто из нас дичь, а кто охотник! Только бы он сейчас меня не догнал с идиотскими расспросами, что я делаю на улице по ночам! Ловушка должна захлопнуться! Одно плохо, Люсьен гад, бдительности не терял даже, когда я соблазнила его на кухне,  и мне не удалось сделать дубликат ключа! Придется довольствоваться гонораром от Вероники! Вот интересно, решится ли Лауренти лезть по винограду на второй этаж? Не лесенку же ему ставить?»
Люсьен не соврал: Эдмея подошла к двухэтажному особняку и проскользнула внутрь. Не колеблясь ни минуты, Николо прошел за нею, прячась в тени. Дверь оказалась закрытой на ключ, но сразу, же зажглось окно с фальшивым эркером на втором этаже.
Подняться с тростью в зубах по толстым плетям дикого винограда и заглянуть внутрь труда не составило.
Ловко расставленная авантюристкой ловушка захлопнулась! То, что он удел внутри возмутило его так, что он чуть-чуть не выронил трости и не свалился сам.
Он увидел молодого человека в военной форме. Он пил вино и угощал Эдмею. Свечи создавали подобие театральной сцены, но действие не пропустила бы, ни одна цензура, а церковь наложила бы строжайшую епитимью на всех участников!
–  Мама миа! – Только и  смог сказать альтист, изо всех сил открывая тростью дверную раму. Впрочем, та не поддалась. 
Офицер снял с ноги Эдмеи туфельку, налил в нее вина и стал пить, а Эдмея отвечала на эту выходку необыкновенно страстными ласками, сошедшими со страниц книг де Лакло. «Какую змею я пригрел на своей груди! Прав, сто раз был прав Люсьен, уговорив меня не давать ключ от сейфа этой даме! А Эдмея, кажется, очень нравится  этому военному петуху в золотых эполетах!».
Забыв об опасности и о том, что он находится в чужом доме, альтист изо всех сил надавил тростью на окно. Рама и не поддалась, зато он упал  на землю. В последнюю секунду он успел схватиться за виноградную ветку, и это смягчило удар.
Сверху на него упала трость.

В ту же секунду на Николо бросилась собака, стерегущая дом. Визит альтиста она проспала и теперь была готова растерзать нежданного визитера, но трость Лауренти оказалась ей не по зубам. В итоге брюки и сюртук альтиста были безнадежно испорчены.
Ну, а любовники даже не посмотрели в окно, что происходит, так как были слишком заняты друг другом.
«Этот бравый вояка поможет мне убраться из города! – Думала Эдмея, обнимая любовника. – Теперь главное – разговор с Николо завтра, шумный скандал в лучших традициях, прощание по-итальянски, и  не попасться полицейским! Они могут сравнить описания римской красавицы и мое….  Но что-то подсказывает мне – Лауренти слишком мягок для того, чтобы вызвать полицию! Альтист – одним словом!»

Глава 5  И снова один
                Всему этому причина- судьба, которой
                угодно, чтобы я был несчастлив(Паганини)

Наутро Николо проснулся разбитым и больным, не помня,  как    оказался дома, на прекрасно помня то, что он увидел в окно. Царапины на теле после падения со стены слегка саднили, но что такое царапины по сравнению с ранами в душе?
«Джузеппе на моем месте застрелил бы ее и себя, а я… я еще сам не знаю, что я с ней сделаю! Господь велел любить и прощать!»
 Однако, увидев в столовой лживую Эдмею с синими кругами под глазами, выдававшими то, что она всю ночь не спала, христианская мысль о всепрощении куда – то улетучилась.
–  Люсьен приготовил завтрак! – Она пригласила его к столу.
Есть альтисту не хотелось. Пить тоже. «В подвал бы ее к привидениям, так у меня они не живут,  только запасы вина, а она их не заслужила! А я бы сейчас выпил водки, но Люсьен не даст – вечером концерт!»
«Совсем новый был сюртук, и брюки не ношенные! Все погибло из-за этой вороны! И чует сердце мое, главный скандал впереди!» –  Люсьен подал завтрак и удалился, прихватив трость из комнаты, моля пресвятую Деву, чтобы приключение обошлось бескровно.
Когда Эдмея спокойно взяла в руки вилку, Николо сказал ровным и спокойным голосом:
–  А ты, оказывается, мне изменяешь! Вчера я тебя выследил! – Он потянулся за тростью, но ее на месте не было. – Хорошо было с военным?
–  Ах ты, скрипач недоделанный! – Эдмея побагровела от бешенства. – И схватив со стола тарелку, швырнула ею в Николо, но тот увернулся. Следом полетел кувшин с вином. Николо отступал к открытой двери, но поскользнулся в луже и от тарелки с яичницей увернуться не смог.
–  Ревнивец! – Эдмея вцепилась ему в волосы, но он ответил ей тем же.
Оба, поскользнувшись в винной луже,   выкатились на лестницу. Тут Эдмея вывернулась, как кошка, укусила его за палец и умудрилась столкнуть с лесенки. Клок волос Лауренти остался у нее в руках.
Альтист, исцарапанный упал на пол, не найдя в себе сил встать. Весь квартал слушал, как Эдмея собирала свои вещи, поминая Николо разнообразными ругательствами.
«Я рогоносец!» –  Николо скрежетал зубами от злости. Он попытался встать, но левая нога хрустнула, и ее пронзила такая страшная боль, что альтист закричал. На крик явился Люсьен, который сразу понял, что молитвы не помогли.
Слуга помог хозяину добраться до кровати, и немедленно вызвал врача. За этими хлопотами он не заметил, что Эдмея прихватила не только свои вещи, но и золотые часы Николо. До наличности в сейфе она добраться не смогла: ключ Люсьен давал только хозяину, а сам носил, не снимая, на цепи.
Врач внимательно осмотрел Николо и сказал:
–  Вынужден огорчить вас, сеньор, но у вас серьезный перелом. Вам теперь нельзя будет вставать месяца два! Как же вы так упали? Весь в синяках и царапинах! Но они пройдут быстро, а перелом! –  С глубоким вздохом спросил он, накладывая лубок. –  Скорее всего, хромать вам придется всю оставшуюся жизнь. – Я вам выпишу мазь с арникой от царапин и ушибов!
Альтист глухо застонал и шепотом попросил Люсьены выпроводить врача поскорее, а заодно и заказать в аптеке мазь.
Оставшись в одиночестве, Николо сказал в полголоса:
–  Когда же все это кончится?
–  Нет, дорогой Николо, все только начинается! – В углу комнаты появилась женщина в белом платье. – Жизнь – это полоса удач и неудач, взлетов и провалов! Ты мужчина, и должен стойко переносить удары судьбы! И судьба тебя отметит!
«Откуда она взялась? – Присмотревшись внимательнее, Николо никого не увидел, – « это бред?»
Глава 6 Тоска, мама и верный друг Джузеппе

Потянулись тоскливые дни. Альтисту было запрещено вставать, а Люсьен запрещал ему играть на альте, даже сидя в кровати. Это было для Николо равно пытке, и он топил свое горе в книгах.
Иногда покой нарушал Джузеппе.
– Разболелся тут, – он врывался в дом, как ураган. – Где партитура нового концерта? – Николо показал на столик.
– Так… Молодец, хорошо! Замечательно! – Будем готовить, только все, все, все надо переделать!
– Я не могу!
– Что значит, «не могу»? Друзья ждут, публика вот-вот забудет…  Ножка болит, а голова? Голова тоже болит? Будешь врачу врать!  Чтоб к моему приходу третья часть была готова и не забудь туда поставить соло для фагота! Будешь работать, а не опусы Жорж Санд читать!
Однако книги не могли развлечь его. Все сюжеты романов казались одинаковыми, скучными. Партитура для оркестра с великим трудом, но была доведена до конца, и Джузеппе тратил время на репетициях, редко показываясь у друга.
Будучи не в силах преодолеть скуку, Николо послал весточку маме.
Добрая женщина, бросив все дела, приехала в Милан. Но когда она увидела своего любимца, поваленного в кровать болезнью, закутанного и беспомощного, то вскрикнув, бросилась к нему и крепко обняла. Эта стареющая женщина обладала нежной душой, и о своем четвертом ребенке она заботилась больше, чем о других детях, считая, что он отмечен господом, пославшим ему талант.
–  Поживешь у меня, пока я не выздоровею? – Спросил Николо.
–  Конечно!
–  Как вы живете?
–  Спасибо за те деньги, которые ты нам прислал: я смогла выдать твоих сестер замуж. Сейчас муж нянчится с внуками, а дела в лавке ведет старший брат.
–  Я бы тоже хотел жениться!
–  Наконец-то! – Выдохнула Джулиана. – В Мантуе полно девушек! Может, как выздоровеешь – приедешь на смотрины?
–  Хорошеньких девушек и здесь хватает! Но я не смогу найти ту, которая мне нужна, –  грустно сказал он.
–  Какая же тебе нужна? – Не поняла мама.
–  Такая, как ты! Чтобы она понимала меня, была бы доброй, чтобы у нас было много детей. Но таких женщин не существует! Да и я  уже такой старый, что в женихи не гожусь!
–  Ты вовсе не старый! – Успокоила его Джулиана. –  Другие в твои годы тоже жениться не могут.
– Я лучшее свое время заря потратил! – Со слезами в голосе сказал альтист, откинувшись на подушку.
Через четверть часа он заснул, не выпуская руки матери из своей. Во сне его лицо хранило скорбное выражение. Джулиана, стараясь не нарушать покой сына, высвободила руку, встала и начала рассматривать комнату. Взгляд приковывало изящество со вкусом подобранной мебели. Три грациозных резных кресла обступили круглый столик.
Огромный книжный шкаф горделиво возвышался над широким письменным столом. Красный ковер с затейливыми узорами лежал на светлом паркете. На стене висел портрет Паганини.
Джулиана хотела осмотреть две другие комнаты, смежные с гостиной, но услышала жалобный голос Николо:
– Мама, где ты?
– Я здесь, – женщина сразу же подбежала к кровати сына.
– Нет, ничего, побудь со мной! – Николо взял ее за руку.
Когда Николо смотрела на нее так, заискивающе и жалобно, Джулиана вспомнила, как баловала его, стараясь делать это незаметно, чтобы остальные дети не ревновали, но они все равно ревновали и завидовали. Джулиана как-то слышала разговор старшей дочери Виктории с подругой, где дочь говорила, что им приходится мириться с тем, что мать обделяет их вниманием. Думая об этом, женщина не заметила, что ее лицо стало мрачным. Николо увидел это и спросил встревожено:
– Что с тобой?
– Нет, ничего, так!
И тут в комнату вошел врач.
Джулиане пришлось встать. Она подошла к письменному столу, и не зная, чем заняться, стала дотрагиваться до вещей, лежавших на столе. Гора книг, чернильница, перья, карандаши разложены были столе необычайно аккуратно.
Вертя в руках карандаш, она услышала слова врача:
– Кость срастается. Потерпите еще немного, и вы сможете ходить!
– А сколько будет длиться это немного? – капризно спросил Лауренти.
– Две или три недели! – Ответил врач и вышел.
Джулиана обрадовалась:
– Все не так уж и плохо!
И тут появился Джузеппе.
– Добрый день! Не верь своим глазам! Сеньора Лауренти? Помните большого нескладного мальчика, что присматривал за вашим Николо и очень любил ваши засахаренные груши?
– Джузеппе? – Улыбнулась Джулиана.
– Тот самый! Постарел, а все  вожусь с вашим ребенком! У него талант писать музыку и болеть! И на альте играет неплохо, только все доходы на аптеку уходят! А груши будут?
– Груш я не привезла, но сделать их несложно! Люсьен покажет, где кухня! – Джулиана поднялась со стула.
– Вот  груши, а вот сироп! – Люсьен быстро вскипятил воду, развел меда и сахарной патоки.
– А теперь опускаем туда груши и немного корицы.
– Пахнет вкусно! А теперь груши….  Одну для больного, – начал считать Люсьен, –  одну для меня, одну для вас и две для Джузеппе!
– А почему две? – Не поняла Джулиана.
– Иначе он все съест! Я его давно знаю!
Когда довольный Джузеппе ушел, в доме воцарилась тишина и покой. Мама снова смогла пообщаться с сыном.
– Мама, жить будешь вон в той комнате! Николо указал на дверь комнаты, смежной с гостиной.
Она вошла в нее и замерла от восхищения: казалось, ангелы готовили ее к приезду женщины. Даже гостиная уступала этой по обстановке. Стены были расписаны цветочным орнаментом, тяжелые портьеры из темно-малинового бархата придавали венецианскому окну величавый вид.
На мраморной консоли стояла ваза с цветами. Но больше всего женщину привлек туалетный прибор, стоявший на резном столике с высокими ножками. Чего только на нем не было! Стеклянные бутылочки с духами, черепаховые гребешки, отделанные жемчугом, щетки… Овальное зеркало поражало  рамой из слоновой кости, на которой были вырезаны  гирлянды роз и лилий.
Воспитанная в бедности женщина робела перед роскошью сыновнего дома. «Даже поверить трудно, что я буду здесь жить».–  Подумала она и робко присела на кровать. 
…Вечером Джулиана легла в этой самой комнате.  Она не знала, что эту комнату обставляла Эдмея, а Николо было не до перемены обстановки.

Глава7. Призрак счастья или букет фиалок

Три недели пролетели незаметно. Джулиана учила Люсьена готовить нехитрую домашнюю снедь, которую в детстве любил Николо, а теперь с удовольствием поедал Джузеппе, появляясь у них по вечерам.
– Ты домашний тиран! – Отпусти маму на концерт! – Говорил он, поедая засахаренные груши. – Ну, когда она еще услышит музыку сына?
– Нет,– отвечала Джулиана, – в другой раз.
– Тогда я съем его порцию пасты болоньезе! И маму тиранит, и партитуру не пишет! Наш любимый сеньор Корне посадил бы его за лень в подвал с привидениями!
Приятелям пришлось долго рассказывать маме, что это за подвал с привидениями, в котором Джузеппе несколько раз сидел, а самому Николо подвала так и не досталось. 
– Сидишь там, а души грешников так и звенят цепями….
– Матерь Божья… – набожная женщина испуганно крестилась. – Знала бы – ни за что не отправила Николо в консерваторию!
«Джузеппе врет! Но как складно! Ему бы книги писать для юных барышень! И чего его в музыку потянуло!» – думал Николо, вырывая у Джузеппе свою тарелку с макаронами.
 
Николо уже мог ходить, но Джулиане не хотелось возвращаться в свою убогую деревеньку, но тут пришло из дома письмо: муж уговаривал Джулиану вернуться: слишком много дел накопилось.
– Прощай! Мы увидимся еще когда-нибудь? – Спросил Николо.
И опять этот умоляющий взгляд! Джулиана едва сдержалась, чтобы не разрыдаться.
Она сжала в своих тонких длинных пальцах руки Николо. И, собрав волю ответила:
– Да, наверное, увидимся! – Прощай!
Она поцеловала его в лоб и вошла в мальпост, не оборачиваясь, чтобы Николо не видел ее слез.
Николо стоял, разглядывая мальпост через столб дорожной пыли.
В горле у него стоял ком. Так стоял он долго и не увидел, как к нему подошла та самая девушка, от которой получил письмо. У нее был букетик любимых музыкантом пармских фиалок.
Девушка вложила их в ладонь Николо и убежала.
«Публика меня, похоже, не забыла! Впервые в жизни мне дарят цветы не после концерта, а на улице! А я где-то уже видел эту юную красавицу! – Альтист собрался пойти домой, но фиалки… – А я целый месяц постился! Упустил свой шанс!» Нога еще побаливала, и он не стал догонять незнакомку, и тут ему стало немого стыдно: фиалки пахли чистотой и невинностью. Никогда ни одна из его женщин так не пахла!
Изумленно он смотрел на них, вдыхал их аромат и сказал сам себе:
– С меня хватит! Я давно хотел стать счастливым человеком, и я им стану! Он осмотрелся вокруг и увидел, что весь пейзаж приобрел какую-то необыкновенную красоту. Неистово гремел хор птиц, уличный оркестр играл менуэт Боккерини, играл необычайно проникновенно и мило, и студенты с  подругами веселились под сенью каштановой аллеи. Все словно говорило о нежной и долгой любви, которая скоро поселится в сердце альтиста. Николо бережно завернул фиалки в платок и направился домой.
Сердце его освободилось. Опираясь на трость, он пошел домой.

Глава 8 Месть Эдмеи или ядовитый укус

Эдмея пришла к Веронике в дорожном костюме.
– Дело сделано! Скандал в Милане получился славный! – Она выложила на стол пачку газет. – Наша пресса как могла, расписывала бурную сцену прощания Николо со мной, грешной! А вот доказательство: она открыла медальон с прядкой волос Николо.
– Как ты их получила? – Не поняла Вероника.
– Как-как? – сама выдрала, в драке! Он очень расстроился, когда узнал, что носит рога! Между прочим, он меня помял и испортил вином платье и белье! Расходы дополнительные!
– Зато тебя не понадобилось выкупать из полиции! А на это я тебе тоже деньги дала! И тебе его нисколько не жалко?
– Ну, полицейские деньги по праву мои за риск и за помятые ребра! Если бы я жалела всех мужиков, попавшихся в мои сети – пришлось бы каяться в монастыре лет двести… И то грехов бы и половины не искупила!
– Да, тут впору получать от Римского Папы Индульгенцию! – Вероника стала выкладывать из кошелька золотые монеты. – Заслужила!
Об украденных у Николо золотых часах Эдмея рассказывать не стала. Она жалела только о коллекции духов и черепаховых гребешках, второпях забытых на туалетном столике.
«Я разбила сердце этого слабака! – Вероника погладила себя по округлившемуся животу. – Это ему маленькая месть от оскорбленной и брошенной женщины! Он, видите ли, в Милане богатеет, славу собирает! А мой муж никак успокоиться не может! И откуда он только силы берет?»
Очередной ребенок уже начал шевелиться.
Вероника не просчитала только одного: скандал только прибавил Николо популярности. Но после встречи с Эдмеей Николо стал нехорошо кашлять.
Глава 9

Николо гулял в городском парке и раздумывал над недавно прочитанной «Историей кавалера де Грие и Манон Леско», как вдруг залюбовался стайкой девушек. Они играли в мяч.
Вдруг мяч, как живой, убежал от играющих, и вылетел прямо к ногам Николо. Девушка подбежала, чтобы поднять мяч, но альтист опередил ее и протягивал мяч ей.
«Где-то я ее видел!  – Девушка показалась ему знакомой. – Наверное – в театре или еще где-нибудь! Повезет же юному сеньору, что возьмет ее в жены! Сразу видно: и красива, и скромна, и богобоязненна!»  Распущенные кудрявые каштановые волосы золотились в лучах полуденного солнца, карие глаза блестели. К светло – голубому платью был приколот букетик полевых цветов.
– Спасибо, – негромко сказала она, и Николо увидел, что  она дрожит. Тут же его чуткие уши расслышали шушуканье девочек.
– Кто этот синьор?
– Какие глаза!
– Какой кавалер!
– Везучая…
– Вот бы мне на ее место…
 Девушка бросила мяч подругам, и бросилась бежать. Николо догнал ее и взял за плечо.
– Синьорина, что с вами?– спросил он, увидев, что она плачет.
– Вы не узнаете меня?
– Лицо знакомое… - начал припоминать Николо.
– Я – Жанна! Та самая Жанна, которую вы провожали домой, от которой получили письмо и букетик фиалок! Хоть это вы помните?
– Помню. Но сколько вам лет?
– Шестнадцать!– крикнула она и скрылась.
 Николо в недоумении вернулся домой, но придя, обнаружил в кармане тот самый букетик, который был приколот на платье Жанны.
«Как она изловчилась сделать это так, что я ничего не заметил? Положительно интересная мадемуазель! И почему я с ней не познакомился…» На стройную женщину в элегантном темном платье Николо не обратил внимания, а зря.
 «И зачем этот нахал крутится около моей племянницы? – Тетя Олимпия увидела их издали. – Впрочем, скоро, очень скоро эта юная особа отправится к родителям, а я получу все ее деньги!»



                Книга 4 Жанна де Лери (1856– 1870)
                Слушая мою музыку, поющие переливы моей                скрипки, женщины не могут удержаться от слез.
                (Паганини)
Глава 1. Рассказано  Жанной
В театре было жарко и душно, но  когда он вышел на сцену,  у меня перехватило дыхание. Я даже задёргалась и стала вытягивать шею, даже спина, взмокшая от пота, перестала чесаться.
   Я не могла видеть его спокойно. Когда его пылающие чёрные глаза охватывали зал, то я не следила за собой, была вся в волнении.
   Он исполнял  «Дьявольскую трель» Джузеппе Тартини, почти не глядя на свой альт. Его длинные чёрные волосы, сухие и прямые, падали на высокий покатый, взмокший от напряжения,  лоб. Необычно уродливое, даже несколько обезьянье лицо с хищным носом, в бледном свете рампы становилось то белым, то почти чёрным.   И вот последняя нота прокатилась под сводами театра. И вдруг…, я не поняла, что со мной случилось, но я, забыв обо всём, бросилась на сцену. Схватив его руку, бледную, покрытую шрамами, я приложилась к ней губами. Кровь зашумела у меня в ушах, лицо горело.
   Публика возбуждённо ахнула, и я без чувств упала на его руки. 
 Я очнулась. В голове все еще стоял туман, и кружилась голова. Но передо мной стоял мой альтист. Что странно, сейчас он вовсе не казался таким страшным, каким я видела его из партера. Роста альтист был высокого, очень худой. Кожа его была землистого цвета. Тяжелый подбородок, бакенбарды топором, слишком большой рот с губами бледными и узкими. Взгляд больших черных глаз был нежным, но страдальческим, измученным. Ему было всего лишь 35 лет, но он выглядел гораздо старше. Из моего горла вырвалось несколько невнятных звуков. Он поднёс мне стакан, но я мягко отвела его руку со словами:
  – Спасибо. Вы очень добры.
   Он сел рядом со мной и спросил:
  – Вот мы и снова встретились! Тогда в парке я не думал, что вы сеньора, так склонны к обморокам!  Сколько вам лет, сеньорита?
  – Семнадцать. И, похоже, я слишком сильно затянула корсет!
   Странное чувство овладело мной, когда он обнял меня. Наши головы были так близки, что мы поцеловались.
  – А ведь я вас узнал. После той встречи в парке я часто видел вас на своих концертах.
– Я и раньше была, только вы не обращали на меня внимания!
– Зато я обращаю его теперь!  Кланяясь публике, я играл только для вас. Вы прекрасны, как сама любовь!
– Синьор, я всего лишь скромная девушка, поклонница вашего таланта!   
 - Но…сколько  прекрасных женщин, очарованных моим образом и искусством, приходили ко мне, чтобы отдать себя, своё сердце, судьбу, а  я, наученный горьким опытом, отворачивался от них.
– Ну что ты тут? – В дверном проеме появилась высокая темная фигура, говорившая басом. – Пришла в себя и пусть идет домой!
– Ты бы лучше принес нюхательной соли! – Николо огрызнулся на друга, да так, что тот поспешил убраться, бормоча что-то о том, что теперь, наконец-то у бездельника и лентяя Николо, появится творческое вдохновение.
 – Что же это был за опыт? – спросила я, еще не понимая, что держит вместе этого шумного человека и моего альтиста.
  – Года два назад я без памяти влюбился в одну девушку, которая  напоминала мне скрипку. Через несколько дней после нашего знакомства я стал замечать, что по ночам она куда-то уходит. Меня охватила ревность, я проследил за ней и понял, любви нет, а есть измена.
Но едва я разоблачил ее следующим утром, то она столкнула меня с лестницы. 
С тех пор я немного прихрамываю, и кашляю: наверное, она помяла мне ребра. А она уехала со своим новым любовником, хорошо хоть у меня есть друг Джузеппе! Не дает мне погружаться в меланхолию. Он замолчал, а я сказала ему:
  – Я люблю вас.
После этой фразы мы вместе встали, он обнял меня за талию, я же положила руку ему на плечо.
Всю идиллию испортил  этот бас со своей солью, которая была уже не нужна.
Не помню как, но мы оказались в парке вдвоем. Мы шли по дорожкам, и всё это время мы разговаривали. Я уже говорила ему «ты» и называла «Николо», он обращался ко мне – «Жанна».
 Трава была мокрой от росы, и оборки на моём платье намокли, лакированные туфли Николо блестели сильнее обычного. Мы шли, обняв друг друга за плечи. И говорили обо всём, что приходило на ум. В темно-фиолетовом небе блестели светлые звёзды, трещали цикады. Ветви деревьев, оплетенные вьюнком, подобно арке, наклонились над  нами. Бледные прозрачные  цветы вьюнка напоминали юбочки фей.
Когда мы проходили мимо роз, я изрекла:
  – С гением жить трудно.
 – Особенно с тем, у которого длинные руки и хриплый голос? – рассмеялся Николо.   
– И шумный друг! - Прошу тебя,  - робко заговорила я, - разреши мне остаться с тобой. Через четыре дня я стану совершеннолетней…. Если я останусь дома, тетушка отравит меня - ей нужны мои деньги. …– А мне жить осталось недолго! Тетка наверняка отравит меня, чтобы получить наследство! Она это уже проделала с моими родителями! И мне хотелось бы унести воспоминания о тебе в страну вечного света и радости!- Я покраснела, потому что речь моя стала несвязной.
– Ну, это мы еще посмотрим! – Он обнял меня и поцеловал. – В моем доме она до тебя не доберется! Люсьен, бывший солдат и знает, как обращаться с такими, как твоя тетушка!
- Умоляю, только четыре дня я всего лишь прошу у тебя! А потом - хоть милостыню просить пойду! Да хоть в незаконной связи с тобой всю жизнь проживу!- вскричала я в отчаянии.
Он крепко стиснул меня в объятии и страстно зашептал:
- Наконец- то я услышал те слова, которые так жаждал услышать! Все они хотели от меня только моих денег и желали заковать меня в цепи брака, но никогда я не видел в них настоящего чувства! Да, не четыре дня ты у меня пробудешь, а столько дней, сколько пожелаешь….
« Я спасена» - мысль эта со свистом пронеслась в моем разгоряченном мозгу.

Мы вышли из парка.
На ночь я устроилась на диване в комнате Николо. Но долго я не могла заснуть, все ворочалась с боку на бок. Мысли не давали мне покоя. То я думала о том, что спаслась от тетки, да и от ранней смерти заодно. То о том, что произошло сегодня в театре, о том, что совсем рядом находится тот, которого я так люблю…. Для одного дня впечатлений было слишком много. Казалось, голова сейчас расколется. «А что я лежу и мучаюсь?- подумала я - Окно открыто, могу встать и подышать свежим воздухом!» Я встала и подошла к окну. Но проходя мимо кровати Николо, я нечаянно наступила на скрипучую половицу и обмерла от страха. «Только бы не разбудить его!»
Я облокотилась руками о подоконник  и выставила голову на улицу. Воздух был теплый, напоенный ароматом цветов. На темно- синем небе взошла полная луна. Она была огромная и переливалась, как опал. Легкое облачко окружало ее. Кругом стояла мертвая тишина. «Чудная ночь!»- мне не хотелось отходить от окна.
Но волнение было так сильно, что я так и не смогла заснуть.

Глава 2
Рано утром он разбудил меня и сказал:
  – Жанна, сегодня у меня два концерта. Первый  в два часа и –  до четырёх, второй с семи часов и до девяти. Побудешь одна дома?
  – Да, – ответила я – А ты, Нико, не против, если я заеду домой за своими вещами?
  – Поезжай. – Сказал он, но возьми с собой Люсьена, ничего не ешь и не пей дома!
Я встала, причесала волосы и проводила Николо на улицу. Он поцеловал меня, сел в карету и уехал.
Я принялась бродить по его  дому и встретила интересного, очень по-старинному одетого человека лет пятидесяти. На нем зеленый камзол, кружевное жабо, рубашка из батиста, обшитая на манжетах кружевами, желтый жилет и башмаки с красивыми серебряными  пряжками. На голове ярко- рыжий парик. Лицо его было смуглое, глаза карие, брови рыжие. Глядел он прямо  и умно. У него был внушительный горбатый нос, губы тонкие, поджатые. Шею его обвивал клетчатый красно-зелёный шарф. Теперь такие лица можно было увидеть только на гравюрах 18 века.
 - Люсьен, слуга,- представился он и спросил с надеждой,– Сударыня, вы к нам надолго?
– Навсегда!
– Наконец-то! А где ваши вещи? – Этот вопрос спустил меня с небес на землю.
До возвращения тетушки Олимпии в моём распоряжении было два часа. Спустившись со второго этажа на улицу, я пошла к своему дому. Тихо-тихо я в него проскользнула, но, слава богу, тут не было ее компаньонки!
Люсьен помогал паковать платья, кольца, серьги. Он надоумил прихватить и мои документы, которые тетка держала запертыми в секретере, но «крак» и замок щелкнул!
Ощущая себя воровкой, я и выбежала из дома, понимая, что к тетке я не вернусь никогда.
«Мое бегство из дома опекунши похоже на дешевый роман!» – Думала я.
В доме меня на столе ждала записка:
«Дорогая Жанна, приезжай за мной и не отпускай извозчика. Я в Ла Скала».
   Я вздрогнула и побежала к театру, где видела его вчера.
… Он лежал на койке в гримёрной. Лицо его было бледно, на губах запеклась кровь. Когда я подошла к нему, в его потухших глазах загорелся красный огонёк. Он прошептал:
  – Жанна, помоги мне добраться до кареты.
   Я взяла его руку себе на плечо, он оперся на меня, как на костыль, и я  с трудом  практически вынесла его на улицу, и уложила на сиденье в экипаже.
  Казалось, он не понимал, где он и что с ним.  Дома я дала ему нюхательной соли.
Он очнулся.
  – Что с тобой произошло?
– Это был приступ. Со мной часто такое происходит последнее время. Мой духовник поговаривает, что я проклят и служит за меня в церкви… будь я более религиозен – я бы поверил, а так хватит того, что я за это плачу! Врач считает это обычной болезнью!
   Я наклонилась к нему, отвела волосы со лба и робко сказала:
  – Ведь ты сегодня ещё пойдёшь на концерт, правда?
  – Нет. Надеюсь, что Джузеппе меня не уволит!
Я была довольна его решением, хотя до конца не понимала, кто такой Джузеппе.
   Вечером мы сидели на кухне. Я следила за руками Николо, оттиравшими кровавые пятна со светлого альта. Закончив, он подсел ко мне.
  – Жанна, может, завтра прокатимся в открытом экипаже, сходим в театр? Там сейчас ставят оперу Моцарта «Дон Жуан».
  – Если тебе стало легче, то с удовольствием! – ответила я.
   Остальное время мы просидели, молча, не говоря друг другу ни слова.   Вдруг на альте с жалобным звоном лопнула струна, но Николо не обратил на это внимания.
   Так прошёл второй день, и наступила ночь.

Глава 3. Из архива Николо
   Я проснулся и осторожно зажёг канделябр. Жанна лежала на диване, из-под смятой простыни выглядывала ее стройная, белая ножка.  Я долго стоял рядом с ней, глядя на ее безмятежное лицо. Стараясь не стучать каблуками, я прошёл мимо неё в другую комнату, и, поставив канделябр на стол, распахнул окно.
   Я раскрыл небольшую книжечку в переплётё из алого бархата. Там были портреты всех моих  любовниц, нарисованные моей рукой, и женщины в белом, что пригрезилась мне на кладбище.
   Осторожно достав листок бумаги, я стал набрасывать карандашом фигуру Жанны. Карандаш  отчаянно выплясывал в моих руках, но через несколько минут Жанна предстала на рисунке во всей своей красе. Это нежное лицо, изящный профиль, роскошные волосы  и ножка из-под простыни.
 И тут же образы всех любовниц померкли. И тут ко мне пришло озарение:
« Проклятье! Как я раньше не догадался! Это о ней предупреждала меня женщина в белом! – и я запер книгу в секретер, с глаз подальше. – Своего счастья я не упущу!»
   Вдруг меня словно ударило током, сердце стало учащённо биться, руки было не сжать. Мне показалось, что в лунном свете стоит та самая женщина в белом и улыбается мне! И случилась беда – приступ кашля и изо рта пошла кровь. Сунув в рот кулак, я  нашел в себе силы уйти из комнаты и не нарушать покой Жанны.


Глава 4  Сон и неприятности
(рассказано Жанной)
   Я проснулась, помня сон в деталях: «Будь счастлива!» Сказала мне незнакомая женщина в белом платье, которая так и не стала объяснять, что она делает в доме Лауренти». Когда я проснулась – только ветер шевелил малиновые занавески на окне.  Солнце ласково светило. Николо и таинственной женщины не было в комнате. «Я провела ночь в доме любимого мужчины! Теперь я падшая женщина! Прямо как в романе Жорж Санд!»
«Похоже, мне снился сон! Ну, так, где же Николо?» – подумала я и пошла его искать.
   Я нашла его спящим на диване в гостиной и прошептала:
  – Николо, как ты?
– Бывало и хуже! Мне стыдно за свою слабость! –  Он поднял голову и взглянул на меня очень горестно. – Вот уж не так я хотел провести наше первое свидание! Зато я знаю, как мы проведем второе!
Я помогла ему встать, понимая, что готова на все, что он захочет.
Мы спустились в гостиную. Стол был уже накрыт, а Люсьен поглядывал на меня с недоверием.
За завтраком Николо  был задумчив, печален и почти не прикасался к еде, но кофе пил чашку за чашкой. Он смотрел на меня, и в его взгляде было что-то непонятное. Казалось, его взгляд прожигает меня изнутри! На мне было надето светло-лиловое платье с серебристым отливом, но я почувствовала себя голой!
Когда мы ехали, Николо не переставая, гладил, ласкал и целовал меня, и в глазах у него при этом светилось такое обожание, такая нежность, что я спросила:
– Николо, а ты когда-нибудь любил по- настоящему?
– Нет. – Ответил он и взял в ладони мое лицо.– Сейчас я понял, что люблю только тебя.
И он поцеловал меня, да так звонко, что кучер обернулся.

Мы доехали до парка. Николо подал мне руку и помог сойти. Я ласково ему кивнула и сказала:
  – Не правда ли, Нико, что на свете нет ничего прекрасней Италии? – Я встряхнула головой и сорвала с себя шляпку. – Смотри, солнце светит для нас! Облака по небу плывут для нас! Птицы поют для нас, и цветы цветут только для нас!
 Он одел её себе на голову и сказал:
  – Продолжая твои рассуждения об итальянской природе, отмечу, что эта грозовая туча нависает тоже для нас! Я не моряк, но ветер дует с ее стороны! Жанна, у меня предчувствие, что будет дождь, и что ты хочешь стать моей женой. Если я не ошибаюсь, вот этот милый сеньор служит в местной газете и уже давно идет за нами в ожидании скандала! И одной шляпки на двоих ему будет мало!
    – Да. Ты отгадал. Хочу и даже очень, но мне нет восемнадцати. А причем тут скандал?
– Привыкай! Жизнь артиста окружена скандалами, сплетнями,  ссорами с комментариями в прессе! Мне кажется, что это предчувствие сбудется! И этот охотник до сплетен свою получит! – Тут он споткнулся, полетел на землю, а из кармана его пальто выскочила объёмистая коробочка. Я бросилась и схватила её. Но Николо прикрыл её рукой.
  – Не тронь! – прохрипел он и стал разжимать мои пальцы. Лицо его пылало гневом. Я даже испугалась и спросила:
   – Николо, что с тобой? Что я тебе сделала?
   Он схватил меня за платье и, оторвав кусок тончайшего шёлка, спрятал его в коробку, к великому удовольствию сеньора газетчика. Потом Нико взял меня за руку, и мы пошли дальше, а неприятный сеньор принялся чиркать в своем блокноте.
 – Жанна! В этой коробке хранятся куски тканей от платьев тех женщин, которые говорили, что моя любовь дороже им, чем их собственная жизнь. Ты являешься одной из них.
   Он открыл коробку дрожащими руками и извлек оттуда 3 куска ткани: грубый ситец в цветочек, сиреневый бархат, шуршащий и хрустящий шёлк. На коробках были написаны имена их владелец.
  – Нико, неужели они так тебя любили? – спросила я.
  – Да. Правда, больше всех Эдмея де Юбер. – честно ответил он. – И она же меня предала! Не расстраивайся, я куплю тебе новое платье!
   Начал накрапывать дождь. Мой друг укутал меня половиной плаща и приказал кучеру ехать в тратторию. Николо опустил верх экипажа, потому что дождь припустил изо всей силы.
   Мы приехали в ресторан. Сев за свободный столик, я прислушалась к звукам маленького оркестра, исполнявшего «Рассказать, объяснить не могу я» Моцарта, из «Свадьбы Фигаро»
«Я сижу в драном платье! В жизни не позволяла себе показываться  в таком виде! Но Нико хочет быть со мной! Значит, я с ним буду!»  К нам подбежал официант, положил меню на стол и убежал.   Николо стал обыскивать карманы пальто в поисках футляра с очками. Вдруг черепаховый футляр упал мне на колени, и я сунула его в руку Николо. Он облегчённо вздохнул, нацепил очки на нос и принялся изучать книгу блюд.
   Наконец, Николо спросил у меня:
  – Жанна, завтра твое имя появится в колонках светских сплетен, но тебе к этому придется привыкнуть, если ты собираешься жить со мной! Ты будешь грибной жульен?
  – Нико, – ответила я – ты отгадываешь мои мысли. Заказывай жульен!
Мы перекусили и отправились обратно, а я думала, что скажет тетя, прочитав утреннюю газету.
Утром  я читала, как Николо подрался в парке с очередной поклонницей, имя которой пока установить не удалось, оба изорвали друг другу одежду, исцарапали себя в кровь, и только вмешательство полиции навело в городском парке порядок.
– Это что это такое? – Не поняла я.
– Привыкай – просто сказал Лауренти. – Это маленькие неприятности, бывают и большие! А теперь, извини, дорогая, я тебя ненадолго покину, а маленькие неприятности оставлю тебе! Соизволь навестить моего портного и заказать себе два платья: одно взамен испорченного…
– А второе? – Спросила я.
– Второе – подвенечное! Я полагаюсь на твой вкус! Адрес подскажет Люсьен, а я рассчитаюсь!
Я никогда не думала, что вот таким вот образом мне сделают предложение! Впрочем, большие неприятности не заставили себя ждать.

Глава 5 Тетка и проклятие
На следующий день мы решили повенчаться: за благотворительный концерт в церкви падре согласился ускорить самый счастливый момент в моей жизни.
Разумеется, ни тетку Олимпию, ни ее компаньонку я не собиралась приглашать. Эти гарпии могли испортить все торжество. С самого утра я была как на иголках: надо было подобрать платье, уложить волосы… В этом мне помогла мама Николо, приехавшая навестить сына, но попавшая на свадьбу.
– Наконец-то мой сын остепенится! – она украдкой смахивала слезу.
Николо целый час провёл у зеркала, причёсываясь и примеряя огромное количество фраков, сюртуков, камзолов. Джузеппе, оказавшийся очень красивым синеглазым мужчиной, говорил, что ничего из гардероба Николо на венчание не годится. Обо мне у него хватило такта помолчать: накануне, улучив момент, он попытался распустить руки, за что удостоился от меня звонкой итальянской оплеухи. Видимо, так обращаться с девушками он привык со времен консерватории.
Впрочем, он ничуть на меня не обиделся. Наконец, мы собрались и пошли на венчание.
   В соборе горели свечи. Органист в чёрном исполнял Баха. За моей спиной слышалось перешёптывание двух молодых девушек:
  – Вот везучая.
  – Вот бы мне на её место.
Николо стоял рядом со мной и нежно глядел на меня своими огромными чёрными глазами.
   В церковь тихо вошла мать Николо. Она подошла ко мне и сказала:
  – Я понимаю ваше смущение, синьора. Он очень сложный человек. Нужно время, чтобы его понять и принять таким, каким он есть.
   Что говорил нам священник – я не помню. Когда нам надели обручальные кольца, то я безрадостно почувствовала, что счастье наше, так прекрасно начавшееся, не сможет продлиться долго.  От тревожного предчувствия щемило сердце. Синьора Джулиана после венчания ушла легко и тихо, так и не рассказав, почему его отец, братья и сестры не прибыли на торжество.
   К сожалению, я никогда не узнала истории разрыва Николо с семьёй: для него это был очень болезненный вопрос, и я не хотела мучить его и заставлять страдать снова.
Но я молила Пресвятую Деву о счастье и долгих летах, а о том, что Люсьен сдает прачке платки со следами крови, старалась не думать. Только потом от Люсьена я узнала, что тетка Эмилия грозила мне проклятиями на пороге церкви, но войти туда во время венчания не решилась.


Глава 6 Тень прошлого
                Истинное соответствие
                встречается столь редко.(Паганини)
 (из дневника Жанны Валери)
На второй неделе семейной жизни Николо ушел на концерт, а я осталась дома.
Сразу, как за ним закрылась дверь, в гостиную вошел Люсьен. Он был бледен и мял рукой белый платок. Это означало, что к нам кто-то пришёл. Так и было. Люсьен сказал:
  – К Лауренти Эдмея де Юбер. И помолчав, добавил: – Выставить ее за дверь?
  Я вздрогнула и сказала:
  – Принимайте!
Так я сделала первый, опрометчивый поступок в нашей совместной жизни. Имя Эдмея я слышала, но никак не могла предположить, чем встреча закончится.
Люсьен вышел, и через минуту в комнату вошла Эдмея.
Я видела ее несколько раз в театре и не понимала: куда девалась её прелесть и красота? Она похудела, волосы её потускнели, лицо потеряло природную белизну. Теперь даже косметика не могла скрыть ее сероватый оттенок. На ней было черное платье, не первой свежести, а тусклые волосы закручены в узел на затылке.
   Казалось, что с уходом из  её жизни Николо, из неё ушёл сок, как из цветка, которому срезали стебель.
   Эдмея смотрела на нас, не мигая, потом достала из ридикюля золотые часы и положила их на столик.
– Кофе, синьора Эдмея? – предложила я.
Но то, что последовало дальше, напоминало сцену из романа, а не прием гостей молодой женщиной!
– Это часы Лауренти. Я хотела их вернуть, мечтая вернуть свое женское счастье, а тут, я смотрю, Николо не скучал! Малолетку себе завел!
 И в вдруг, вцепившись в подол моего платья, завопила:
  – Ты, ты виновата в моём несчастье! Ты отобрала у меня любимого, очаровав его своей юностью и красотой! Во мне иссякла жизнь! Из-за тебя меня уже никто не любит! Она схватила со стола нож и пошла в атаку.
  – Я зарежу тебя, змея, прикидывавшаяся невинной кокеткой, и ты умрёшь!
Страх за жизнь придал мне сил. Дальнейшее я помню как во сне: задрожав от страха, я перехватила руку с ножом он выпал из ее пальцев. Как оказалось, болезнь лишила ее сил. Мы сцепились и покатились по полу, как две кошки. И тут Бог встал на мою сторону: я нащупала рукой нож, и… поборов искушение воспользоваться им как оружием, отхватила волосы Эдмеи под корень. Она вскрикнула и упала на пол, прошептав:
  – О, Жанна…как ты могла…мои волосы… – Эдмею потряс приступ кашля, такого же, как и у Николо!
Как оказалось,   Николо забыл дома новую партитуру и вернулся.
  – Жанна, это она, – он вошел в комнату и оглядел поле битвы, – это и есть та самая девушка, которая сбросила меня с лестницы. Надо было Люсьену сказать, чтобы он вежливо показал ей на дверь!
   Эдмея на удивление быстро пришла в чувство и крикнула:
  – Николо, я могу сбросить тебя с лестницы ещё раз! Ты изменник!
– А ты изменница! Я что ли, по ночам бегал к офицеру?
Вдруг случилось такое, что мы долго не могли пережить. Эдмея схватила альт и швырнула его об пол. Хрупкое дерево разбилось на куски, но Эдмея надменно  взглянула на нас и вышла из комнаты. Как потом я узнала, Люсьен вывел ее на улицу и пообещал рассказать полиции об одной девушке, которую очень хочет найти один римский кардинал, и что он обязательно сообщит, где ее искать, если Эдмея еще, хоть раз появится в этом доме.
   Когда она ушла, Николо положил голову мне на плечо и разразился бурными рыданиями. Ламарш осторожно просунул голову в дверную щель и вздохнул.
Люсьен поправил букли подошёл ко мне и сказал:
  – Мадам, положим его на рекамье, пускай отдохнёт от потрясения.
Он оказался тяжелым!
Наклонившись, я подняла с пола то, что было альтом – осколки дек, отломанный гриф с красивой головкой и завитком, обрывки струн.
Краем уха я слышала стон Николо:  – Мой альт…как она могла… я этого не переживу.
   Я подошла к нему и сказала  – Успокойся, мой ангел. У тебя будет новый альт.
Николо поднялся и ответил мне:  – Ты не понимаешь. Этот инструмент жил со мной уже 31 год.
  – Как? – недоумённо спросила я.
  – Когда мне было четыре года, отец, видя во мне незаурядные способности, стал учить меня игре на  альте. В девять лет – нет, не удивляйся – я уже выступал в церкви. В двенадцать лет меня отдали в кремонскую консерваторию, где я чуть не умер от страха, играя на кладбище для покойников в полнолуние. Через шесть лет  меня оттуда выпустили, и я оказался  в Милане, где Джузеппе нашел для меня это место. Вот так я и прижился в Милане.  Альт был моим верным товарищем до этого момента.
   Я подошла к нему и сказала:
  – Николо, может, завтра выберем новый инструмент, как ты думаешь?
Николо горестно кивнул головой, и мы разошлись по комнатам.
Этой ночью я решила его не тревожить.
Следующим утром мы отравились на рынок. Там было ужасно много народа.
Все шумели, орали, галдели, толкались. Стоял невообразимый шум. Держась за рукав пальто Николо, я с трудом прошла к отделу музыкальных инструментов.
  – Альты есть? – крикнул Николо.
  – Есть! – ответил продавец и протер свою вспотевшую лысину в предвкушении наживы.
Похоже, он знал, кто перед ним и решил не упускать свой гешефт. Николо наклонился над прилавком и стал рассматривать альты. Наконец, он выбрал небольшой ярко-жёлтого цвета инструмент. Уплатив за него, мы пошли домой, оставив довольного как наевшегося рыбой портового кота, продавца, почесывающим живот. У него был удачный день!

Глава 7. Месть тетки Олимпии
«Гадкая девчонка! Оставила меня без денег! Тем страшнее будет моя месть! Отправится к своим родителям!» – Тетка Олимпия не простила Жанне, как замужества, так и того, что адвокат, нанятый Джузеппе, отсудил все ее приданное!
Как и все женщины того времени, Олимпия не любила кладбищ в ночное время, но жажда покарания  племянницы была сильнее страха.
«Не будет тебе покоя в замужестве! Воровка! – Олимпия сняла с шеи нательный крест, пришла ночь на кладбище, проткнула иглой восковую куколку Жанны и собиралась ее закопать в могиле ее родителей. – Берите чадо себе… – начала она страшное проклятие, но ей помешал сторож.
– Опять ведьмы на моем кладбище гадость затеяли. – Он выстрелил в воздух из старого мушкета.
Несчастная  Олимпия от страха испустила дух, так и не успев провести ритуал до конца, но куколка оказалась в могиле.
– Жанна, у тебя проблемы! – Заявил Джузеппе за обедом. – Твою тетку нашли мертвой! Хоронить надо! Денег у нее нет!
– Ну, похороним… – вздохнула Жанна. – Хотя деньги наверняка присвоила ее компаньонка! С нее станется! И закажем службу за упокой! Только мне волноваться нельзя! – Женщина погладила  свой округлившийся живот. Там шевелилась новая жизнь.
– Похороним скромно, без нашего оркестра! – решил Джузеппе.
Вот чего не заслуживала тетка, так это оркестра. Яд, приготовленный для Жанны, достался, по наследству ее компаньонке, и она продала его Эдмее Юбер. Последние недели перед родами Жанна старалась не выходить из дома.

Глава 8 Джеронимо
                У меня есть сын, и я молю бога сохранить мне его. (Паганини)
Двадцать пятого февраля  родился сын, которого  решили назвать Джеронимо.
В день рождения сына  Николо Лауренти дал концерт, надолго запомнившийся в Милане.
– Это концерт я посвящаю свой жене и моему новорожденному сыну! – Маэстро поклонился залу.
Зал аплодировал и кричал «браво». Только некоторые молодые женщины комкали юбки и сожалели о том, что даже в мечтах они не смогут обнимать своего кумира.
В этот раз он играл как никогда.
«Ему надо каждый год рожать по ребенку, а лучше по два, – думал Джузеппе, исполняя свою партию на фаготе, – но даже в этом он ленится!»
После концерта Николо пришел и сказал Жанне, которая тихо покачивала колыбель:
-Вот теперь я наконец-то почувствовал музыку сердцем!

…»Ишь, обрадовался, слабак! – Вероника швырнула газету в камин, но потом вытащила ее оттуда! Одного родил кое-как! Вот у меня их сколько! Мал-мала-меньше и муж козел! А все из-за этого музыкантишки недоделанного! Ну почему мой покойный отец выбрал именно его! До Паганини ему не дорасти никогда, даже если он будет завивать себе волосы и сменит альт на скрипку!»
Она попыталась подкупить знакомых газетчиков, чтобы те написали что-нибудь гадкое про игру Лауренти и его оркестра, но они отказались. Слишком оглушительным был триумф.
Рецензии сыпались одна за другой, сам Лауренти пожертвовал часть доходов на церковь. Помня судьбу своего кумира, он старался не ссориться со святыми отцами. Те упомянули счастливого отца в утренней проповеди как доброго христианина и семьянина, чему сам Николо был несколько удивлен, но Жанну эта проповедь порадовала.
«Господи, прости наш грешников! – Искренне молился Джузеппе. – Я проведу благотворительный концерт, если это поможет искупить, хоть часть наших смертных грехов! А вот про меня никогда с церковного амвона не говорили ничего хорошего, хотя я добрый католик и прихожанин! Даже обидно! И какого черта я с этим Николо связался? И тут эта Жанна сидит рядом. Джеронимо, мой крестник, на ее руках ведет себя пристойно! Не орет, и не портит священнику проповедь! Ну, парочка! Прямо как мадонна с младенцем! Не будь Николо мой лучший друг, ввел бы я эту молодую даму в грех и соблазн, не будь я Джузеппе Талькварони!»
При этом Джузеппе не забывал петь псалмы и креститься, а Николо чувствовал себя самым счастливым человеком на Земле.
Газетчики в похвалах захлебывались от восторга, но самую страшную и жуткую рецензию ему написали не они, а Эдмея.
Одинокая женщина коротала последние дни в монастырском приюте для бедных, куда с опозданием, но дошла весть о миланском триумфе. «А ведь на месте Жанны могла быть я! Он любил меня, а я поняла, что любила его слишком поздно! Впрочем, я сама согласилась и взяла у Вероники деньги, но кто же знал, что я полюблю эту бездарь музыкальную всей душой?»
Она понимала, что дни ее сочтены: чахотка не оставляла никаких шансов на спасение.
«Беспутный мальчишка! Ты думаешь, что женитьба и отцовство искупят твои грехи перед Всевышним? Ошибаешься! Ты погубил мое тело, а я погублю твою душу! Проклинаю тебя и весь твой род! – она кашляла, и кровь капала на почтовую бумагу, – я ухожу, забирая с собой твое счастье!»
Эту записку Жанна не стала передавать мужу, но и не сожгла, зачем-то сохранив ее в своих бумагах. Рядом рукой Жанны была по латыни написана молитва «Pater Noster» и нарисован крест. Похоже, она молитвой и крестом пыталась снять заклятие…
«Проклинаю! – Черты лица Эдмеи заострилась, и без того бледная кожа стала серой. – Перед лицом вечности проклинаю!»
Утром монахи занялись грешным телом Эдмеи, чтобы предать ее земле. Похороны и скромный памятник оплатила Вероника.

Глава 9 Гастроли и проводы

Когда Джеронимо минуло три года, Николо предложили поехать на гастроли в Рим. От такой возможности нельзя было не отказаться, и альтист тут же собрался.
Но когда он уже выходил, Жанна вцепилась в него с криком:
– Не уезжай! Я все время сижу дома одна. А ты…
– С тобой будет наш сын. –  Мягко отстранил ее Николо, хотя почувствовал, как в нем закипает раздражение. Но Жанна и не подумала уйти.
– Это слишком далеко. Ты устанешь. – Сказал он.
– Если ты возьмешь меня, то я не позволю тебе водиться там со всякими девками!
– Да у меня этого и в мыслях нет!– вспылил Николо, и, потеряв самообладание, толкнул жену в грудь. Жанна поскользнулась и упала.
– Это все из-за твоего альта! –  крикнула она, пытаясь подняться. – Дьявол научил тебя играть на нем! Сам сатана!
Но Николо уже был на улице. Придав себе гордый вид, заломив цилиндр набок, хищно раздув ноздри и изогнув губы в спесиво – презрительной  гримасе, он направился к экипажу.
…Лошади неслись крупной рысью, экипаж подбрасывало на ухабистой дороге. Николо тяжело переносил качку, и его расшатывало из стороны в сторону. Джузеппе, ехавший вместе с ним, переносил тряску легко, и подобно Георгу Гаррису, вся дорогу о чем-то говорил. Его бас напоминал Николо  назойливое жужжание шмеля.  От жары начала болеть голова, тошнило и хотелось спать.
 Когда Джузеппе старался обратить внимание друга на красивую местность или примечательное строение, Николо бурчал под нос: « Очень мило», но едва удостаивал взглядом.
Николо думал только о том, как повел себя с Жанной. Ему было очень стыдно.
 «Надо было взять ее и Джеронимо. А я накричал на нее, хотя она не виновата. Жанна права. Она постоянно с Джеронимо, и видит меня только утром. Будь моя воля, я бы не ходил на концерты. Но я не Паганини, чтобы не репетировать. Мне надо кормить семью и платить жалованье Люсьену. Хорошо, что Жанна от меня ничего не просит и не капризничает, как те, которые были до нее. Никогда раньше мы не ссорились. Сегодня она надела желтое платье, хотя никогда не любила этот цвет. Дурной, нехороший цвет». 
В таких невеселых думах он доехал до Рима. Едва придя в номер, Николо повалился спать. Джузеппе понял, что будить его не следует.
На следующий день Николо бродил по Риму. Рассматривал грандиозный собор святого Петра,  долго стоял на набережной Тибра. Но Вечный город Николо не понравился.  Он тосковал по жене и сыну, и без них здесь было пусто.

Вечером на концерте он играл «Полонез» русского композитора Огинского. Играл так проникновенно, грустно и с чувством, что некоторые слушатели  начали сморкаться и всхлипывать.
Успех был ошеломляющий, гонорар дали большой, но Николо было все равно. Ему хотелось домой. Как не пытался Джузеппе уговорить друга на несколько дней остаться в этом городе, Николо уехал один.
…Альтист запер за собой садовую калитку, и тут на него с радостным криком прыгнул Джеронимо. Николо посадил его на плечо и вошел в дом.
Жанна сидела в детской на кровати. Глаза не просохли от слез, а бледно – лиловое платье подчеркивало нехороший цвет кожи.
– Жанна, я приехал. Я здесь.– Негромко сказал Николо и подошел к ней. Жанна, молча, обняла его, но так, как будто она хотела выплакаться.
 – Ты простишь меня за то, что я ударил тебя? Уверяю, этого больше не повторится.   
– Прощаю. Право, это я обидела тебя. Я слишком нервная.
Они помолчали, потом Жанна сказала:
– Пойдем в столовую. Ты, наверно, проголодался с дороги.
В общем, их ссора доставила удовольствие только Веронике, прочитавшей о ней в газетах.    «Бурное расставание перед гастролями!» газетчики смаковали подробности скандала: в домне не осталось ни единой целой тарелки. Жанна  к таким дешевым «сенсациям» успела привыкнуть.
   Глава 10 Талантливый хулиган или новые скандалы

Как-то Николо предложил сходить всей семьей в театр на новую постановку «Дон Жуана».
– Это  любимая опера Паганини, – объяснил он.
Джеронимо сидел в ложе театра и рисовал карикатуры на артистов, а заодно на своих родителей и дядю Джузеппе.
«Не понимаю, что родители находят в этой опере? По-моему, рисовать гораздо интереснее!»
Он не заметил, как блокнот с рисунками   тихонечко вытянули из кармана сюртука. «Наверное, выронил!» – Джеронимо лег спокойно спать, не думая о последствиях, а зря!
Утром газеты вышли с его рисунками! Мало того, снова досталось Николо и его оркестру!
Скандал в семействе получился страшный! Люсьен готовил угол в подвале, Николо кричал так, что дрожала посуда, а мама пила валерьяновые капли и говорила мужу, что если он будет кричать так громко, то сорвет голос.
И тут появился Джузеппе.
– Вырастили олуха! Он шлепнул по столу пачкой газет. – На весь Милан ославил! Джеронимо, где ты видел у меня такой нос и лысину таких размеров?
– Так что с ним делать? – Спросил Николо. – Наш покойный маэстро Корне посадил бы его в подвал к привидениям! Оставил бы без сладкого на неделю и вообще…
– А я все равно в привидений не верю! – Джеронимо смотрел в пол. – И сладкое не люблю! Так что вы меня не запугаете!
– Но, с помощью этих карикатур ты прославился! – Попыталась вступиться жена.
– Не прославился, а опозорился на весь Милан! – Надрывался крестный. – Вы только подумайте! Все билеты проданы на неделю вперед! Вот уж не думал, что моя лысина сделает кассовый сбор!
– Не только твоя лысина, но и моя прическа! – Вмешался Николо.
– А меня мужчины в расчет уже не принимают! – Жанна развернула газету и показала на себя. – А, по-моему, я не так уж плохо получилась! И букетик цветов на платье мило выглядит!
– Да, если учесть, что это репейник! – Джузеппе с размаху опустился на стул, да так, что тот под ним жалобно заскрипел, но выдержал.
–   Так что будем с ним делать?
– Как крестный отец, и опозоренный сеньор, я бы настаивал на наказании, – Джузеппе вытер нос  платком, – а как антрепренер, настаиваю на снисхождении!
– Так что вы собираетесь со мной делать? – Не понял Джеронимо.
– До поездки всей семьей на воды будешь сидеть на всех  моих концертах! – Заключил Николо.
– Лучше отдайте меня в художники! – Завопил Джеронимо и вцепился в папин сюртук.
– Не рви материю! После отпуска на водах отдам тебя в мастерскую к художнику!  Уговорил!
«Лучше в подвал, чем такое слушать целую неделю! – Думал Джеронимо, но спорить не стал. – Печально, что родные меня не понимают». В это время семья регулярно ездила на воды, и какое-то время болезнь Николо отступила.
Они не знали, что Вероника, прочитав газету, с карикатурами, смялась до икоты. «В моем возрасте так веселиться уже вредно, но так приятно!»

Глава 11. Старинное проклятие или вещий сон
(Из дневников Жанны)
Когда Джеронимо исполнилось  14 лет, Джузеппе уговорил нас отправить его и на стажировку   в Рим.  Сколько я провела времени в слезах и молитвах… Но счастье мальчика куется вдали от родного дома.
 Николо продолжать давать концерты, но его жуткие приступы повторялись всё чаще, и он становился всё слабее.
 Стояла необыкновенно лютая, холодная зима, со снегом и морозом. Самое страшное началась, когда умер сеньор Ческатти, дирижер оркестра, и весь город пошел его проводить. Был и Джузеппе со всем оркестром. Казалось, вся Италия решила оплакать его, и похоронную процессию накрыл холодный проливной дождь.
На этих похоронах Николо подхватил пневмонию.
                ***
 Но вот какой сон он увидел во время болезни.
К нему пришла женщина в белом, та самая, что много лет назад явилась на кладбище.
– Скоро, теперь очень скоро придет твой смертный час! А сейчас тебя вызывают на разговор!
– Кто?
– Сам поймешь!
Он вдруг ощутил себя над облаками. Под ним, далеко внизу раскинулся родной Милан. Высота была такая, что захватывал дух, и тут на него пролился яркий свет.
– Грешник, Николо, настал твой судный день!
– Так значит,  я мертв?
– Да! И  настало время нести ответственность за все свои прегрешения!
– Ну, тогда над облаками мне делать нечего! Я и без суда знаю, что райских кущ я не заслужил! Место мое в чистилище в лучшем случае!
– Ты прав, ад у каждого свой! Но чистилище для тебя слишком легкое наказание!
– Значит в Ад?
– Нет, Николо. – Это для тебя слишком легко!
– Господи, прости меня грешного, но если не в рай и не в Ад?
– Тогда снова на землю! Ты снова родишься от своей супруги! И постарайся прожить жизнь так, чтобы заслужить всепрощение!
– А если не заслужу?
– Шанс дается только раз! Гореть тебе в геенне огненной!
– Посмотрев вниз Николо увидел, как земля раздвинулась, обнажая страшную пещеру, где в горячем кипятке страдали души грешников.
– Так меня назад? Обратно!
– Жанна тебя скоро родит! Постарайся ее не мучить, если не мужем, так хотя бы ребенком! Счет грехов открыт!
Проснулся Николо в холодном поту. Рука Жанны, холодная, как лед, лежала у него на лбу.
«Милая подруга! Только ты никогда не покидала меня!»



Глава 12 Конец и начало

– Ну что, друг мой грешный, – Николо снилась женщина в белом, – не думала я, что мы свидимся так скоро!
– Уже скоро?
– Да! Возможности исправить то, что ты натворил, уже не осталось! – Альтист проснулся в холодном поту, помня сон во всех деталях. Он чувствовал, что совсем скоро умрет, и попросил Джузеппе купить ему хорошее место на кладбище так, чтобы Жанна об этом не знала.
– Ты совсем расклеился! Что, лежа сочинять не можешь? Принял микстуру от кашля, запил рюмочкой рома и вперед! Паганини и не в таких расстроенных чувствах сочинял!– Джузеппе шумел по-прежнему, требуя от друга работу, но  сам, оставшись один, не выдержал и расплакался.
Сеньор Винченцо, старый доктор и друг семьи приходил навещать Николо, и вел разговоры с его другом, понимая, что Жанне лучше ничего не говорить.
 – Вы его старый друг, как и я, и скажу честно  все мое искусство бесполезно! Наш пациент не так уж стар- недавно ему исполнилось 49 лет, но чахотка оказалась сильнее его. Хуже всего то, что Николо отказался бороться за жизнь, и не верит ни мне, ни вам ни лекарствам! Мышьяк и травы приносят лишь краткое облегчение! 
– Клистирная трубка! – ругался Джузеппе, после того, как доктор ушел. – Если бы мы играли так, как сеньор Винченцо лечит - весь оркестр давно просил бы милостыню на паперти!  Его гневную тираду прервал приступ кашля.
 Кашель окончательно замучил Николо. По ночам альтист просыпался, задыхаясь от кашля, едва не задушенный мучительным приступом. Он совсем забыл, что значит спать спокойно.
Но альтисту Джузеппе не давал  лежать в кровати бревном. Он ходил по дому, иногда играл на альте, читал без конца, но никогда не выходил на улицу. Да и зачем? Зима стояла лютая, шел дождь, валил снег, все обледенело кругом, что для севера Италии странно.
– Не хандри! Напиши что нибудь зимнее! – Требовал Джузеппе, наливая другу немного красного вина.
– Только если зимний похоронный марш! – Николо всегда ненавидел зиму. – Впрочем, неси нотную бумагу! Сыграете на похоронах! И фагот  неси!  Пока Жанна в церкви, прорепетируем!
Ему внушали отвращение бледное перламутровое небо, затянутое мутными, как кисель, тучами, снег, лишенные листьев деревья. Он исходил бессильной злобой, глядя на этот унылый пейзаж из окна, и мелодия получилась тоскливой, даже Джузеппе проронил несколько слез, записывая ее на бумагу. Сил писать у Николо уже не осталось.
- Друг Джузеппе, я так хочу дожить до весны. Хочу увидеть зелень, солнце, небо голубое, а не белое, солнце…
- А я думал, ты хочешь сэкономить на могильщиках! Они зимой дороже берут! – ¬ По привычке огрызнулся Джузеппе, но никто не смеялся его шуткам, а у Николо не было сил ругаться в ответ.
 Очень часто он посылал Джеронимо длинные ласковые письма. Он очень тосковал по далекому сыну. Но, несмотря на тоску, Николо не хотел вызывать его домой.
- Скорей  бы уже увидеть его. Без него здесь так пусто. А лучше, вообще навсегда уехать к нему в Рим. Мне хочется разнообразия. Здесь холодно, как проклятые, идут дожди и град. Да и город уныл. В Риме я поправлюсь, вновь смогу играть и сочинять музыку. Ведь мне надо еще очень много работать,  чтобы обеспечить тебе и Джеронимо спокойную жизнь.
 - Я увезу тебя в Рим хоть сейчас!- воскликнула Жанна.- Сделаю все, чтобы ты выздоровел и смог увидеть весну!
- Нет, милая. Я не проживу долго.  Я устал надеяться, устал верить в выздоровление. Счастлив тот,  кто может отправиться на тот свет без посредничества врачей. Моя матушка ошиблась, поверив в силу водолечения. – Альтист грустно улыбнулся – Лучше бы я умер в детстве, чем бы жил, влача такую жалкую жизнь.
Жанна опустила голову на руки. Ей и так было тяжело ухаживать за мужем, но слышать такие слова было еще тяжелее. «И зачем я только согласилась отправить Джеронимо в Рим! Если бы он сейчас был с нами, Николо было бы гораздо лучше!» Она взглянула на портрет мужа, написанный Джеронимо, потом на самого мужа. Портрет выглядел лучше, чем оригинал, хотя ничего не приукрасил и не скрыл 13- летний художник. А как ужасно выглядел Лауренти теперь!
Худой от природы, сейчас он походил на скелет. Угольно – черные волосы подчеркивали восковую бледность тонкого, жесткого лица. Горевшие лихорадочным огнем глаза глубоко запали в темные глазницы. С лица не сходило выражение скепсиса, в углах рта образовалась ироническая, горькая складка….
 Между тем сгущались сумерки. Белый пейзаж за окном стал, синим, кругом зажглись фонари. Профиль Лауренти, сидевшего у окна, казался плоским черным силуэтом. Худое туловище терялось в складках пледа, которым альтист закутался, стараясь согреться. Только большая голова была хорошо видна. Будто на кресле сидела, сложив крылья, хищная птица.
Жанна задремала, сидя на стуле. Альтист прислушался и встал.
В углу сидела женщина в белом. Ее полупрозрачная фигура  была почти не видна.
– Я тебя вижу? – Голова у него болела и кружилась, но Николо взял альт. – Ты пришла меня проводить?
– Нет, я пришла тебя встретить! Сыграй, – тихо попросила она. – Жанна не будет возражать! Она меня не видит …..
 Настраивая долго молчавший инструмент, Николо невольно вспомнил свою жизнь. Детство, счастливое, но обремененное болезнями, самоотверженную мать.
«Дорогая, любимая мама! Ты любила, жалела и выхаживала жалкого уродца, который был недостоин жизни. Ты любила меня больше, чем моих братьев и сестер. Ты смогла понять, что я другой, не такой, как все, а я даже не приехал на твои похороны!»
Он взглянул на призрачную слушательницу и вспомнил консерваторию, где все, кроме Джузеппе, его обижали.
– Разве я был виноват, что меня не любили? Нет, во всем был виноват директор, который определил меня в фавориты, выделив меня из остальных!
– Ты сам заслужил то, что в итоге и получил! Счастье было близко не раз, но ты его не сберег! Ты вспомни первую несчастную любовь, долгие поиски идеала среди женщин, которые вроде бы любили тебя, а на самом деле желали твоих денег!
– Удивительно, что только Жанна, каким-то чудом женившая меня на себе до сих пор любишь меня таким, какой я есть и не желает лучшего!
Альт приник к плечу. Николо приготовился играть. « Что бы выбрать?» Ему хотелось сыграть что- нибудь такое, где можно было бы излить  полностью душу.
– Чем порадуешь? Сказать тебе напоследок, что Вероника, девочка которую ты предал и у которой не попросил прощения, искренне тебя любила! Она ждала тебя, а ты уехал, даже не попрощавшись! Выйдя замуж за нелюбимого, она тебя прокляла от всей души и даже привела к тебе Эдмею, что прокляла тебя в третий раз и заплатила за проклятие жизнью!
– После того, что я услышал, не хочется играть собственные произведения. «Дьявольская трель»! Как раз то, что надо! Последнюю часть! Посвящается Веронике и Эдмее! Что еще может сыграть проклятый на краю могилы?
Он вонзил смычок во все четыре струны. Дисгармонический и страшный вопль прошел по комнате.
- Нет! Что ты делаешь! Только не эта музыка ! - Жанна проснулась, вскочила с кресла и в непонятном страхе, охватившем ее, бросилась вон из комнаты.
 Николо играл, чувствуя, что напряженно вибрирующие, туго натянутые струны вот-вот лопнут. Альтист играл слишком быстро, часто ошибаясь в нотах, но это его не заботило. Все ожесточение и злоба на весь мир выходила через стонущий альт. Сквозь крики и стенание вызванных музыкой демонов он слышал, как Жанна рыдала за дверью.
Аплодисментов он не дождался. Женщина в белом исчезла.  Но…. О, нет! Защекотала в горле тонкая иголочка, мучительно запершило в легких. «Доиграю, не сдамся!»- невероятным усилием воли он подавил начинающийся приступ. Розоватая пена показалась у него на губах. Но он доиграл. Прозвенела последняя нота.  Альт вывалился из ослабевших рук музыканта.
«Кончено!» – Николо в изнеможении упал на кровать.
Жанна  вошла в комнату и села к мужу. Блестели в полумраке заплаканные глаза. 
 – Жанна, я должен сказать тебе много чего,- кашель на  каждом слове прерывал альтиста. – Жанна, ко мне приходила женщина в белом! Я тебе о ней рассказывал! Она рассказала, что я проклят трижды! Первый раз меня прокляла акушерка за скупость родителей, второй раз девушка, которая меня любила, и которую я обидел, и в третий раз Эдмея! Ее проклятие наложено на весь мой род! Спасибо тебе, что простила мне затрещину, и не прокляла меня!
 – Ты еще поправишься! – успокаивала она его, считая появление женщины в белом  плодом его пораженного лихорадкой сознания.
– Нет, любимая! Пришел мой час держать ответ за все прегрешения перед престолом Всевышнего! Я знаю – настал  мой последний день. Священника не надо! Они и так своего не упустят! Мои последние партитуры отдай Джузеппе! Я так и не дописал партию фагота! Жаль, что я не смогу попрощаться с Джеронимо! Дай мне альт. И еще,  ребенок у тебя появится! Назови его  Николо! Он станет музыкантом!
   Приступ кашля  опять прервал его речь. Началось кровохарканье, чего Жанна больше всего боялась.  В голове Николо что-то гудело, в ушах стоял звон, все сосуды налились тяжестью, как вдруг он захлебнулся кровью и захрипел. Застыли мутные глаза, похолодела кожа. Жанна прижала его к себе, чувствуя,  что перестало биться его сердце.

 
 Жанна послала Люсьена, который проснулся, сам не зная от чего, к Джузеппе.
– Я позову Джузеппе! – Люсьен закрыл покойному глаза и накрыл его одеялом.
Над покойником тикали часы. Где-то вдали завыла собака.
– Люсьен, делай что надо! – Жанну трясло, сил плакать не было. – Ты же знаешь, что делают в таких случаях!
Слуга перекрестился и прочитал отходную молитву. Джузеппе не заставил себя ждать. На этот раз он не вытер обувь и побежал к другу, оставляя на полу грязные мокрые следы.
– Николо, – Джузеппе вошел в комнату. – Ну почему ты  сделал так плохо?
Вид его был мрачен.
- Старый друг… - услышала Жанна его слова, и не  увидела слез только из за того, что Джузеппе не выпускал из рук большого клетчатого платка, подарка Николо. Покрасневшие  глаза Джузеппе блестели сильнее обычного.
- Я дал клятву Николо перед богом и людьми, что не брошу вас! Если вам понадобится помощь, -  обратился он   к Жанне - обращайтесь ко мне. Я всегда вам помогу.

 А  Жанна  не знала, что делать. Стиснув руки, она ждала, ждала чего-то нереального: «неужели проклятие – это не предсмертный бред умирающего»?
   Потом в доме появились чужие казенные люди, не обращая на нее никакого внимания, они рылись в его вещах и бумагах. Очень скромно похоронили Николо. Из Рима вернулся сын, но поздно.
Джеронимо стоял рядом с матерью над могилой отца. Занималась весна, которою Николо так и не увидел. Небо заголубело. Грязные, взъерошенные воробьи копошились в  уже ноздреватом снегу. Слепило глаза теплеющее солнце.
 – Мама, ведь он был хороший человек?- большие зеленые глаза Джеронимо наполнились слезами
  –Да. Он очень любил тебя и терпел все твои выходки!

Они ещё долго стояли у могилы. О семейном  проклятии Жанна сыну не сказала, кто знает, может быть, все и обойдется! Мертвым покой, а живым – надежда! Женщина почувствовала, что у нее под сердцем шевельнулся ребенок.
     И незабудки были приколоты на её красное платье с черной оторочкой.

(Продолжение следует)