Альтист Проклятие семьи Лауренти 2

Альтист  (Проклятие семьи Лауренти)
 
Оглавление
Альтист  (Проклятие семьи Лауренти) 1
Книга 1 2
Глава 1 Сватовство Джузеппе 2
Глава2 Ящик Пандоры или материнская неосмотрительность 3
Глава 2 Испорченные обои 7
Глава 2 Любовь зла: полюбишь и Николо! 10
Глава 3 Аллеи влюбленных сердец 14
Глава 6. Овсянка и испытание за грехи тяжкие 17
Глава7 Кузнечик в фаготе. 18
Глава 6. Несбывшиеся надежды Джузеппе 22
( из воспоминаний Джузеппе Талькварони) 22
Глава 7 Проклятие Жанны Валери 24
Книга 2 26
Глава1 Интриги Вероники. 26
Глава 2.  Ночь в страшном подвале 31
Глава 3.  Меткий выстрел и прочие неприятности 33
Глава 4 Рухнувшие надежды Николо 36
Глава 5  Провал юного альтиста 37
Глава 6 Визит нежданного гостя 38
Глава 6. Свидание с Джеронимо 41
Глава 8. Проклятая Польша 47
Книга 2 Шарлотта 54
Глава 1 Сюрпризы злой судьбы 54
Глава 2 Свидание, как в романе 57
Глава 3 Потерянное счастье 62
Глава 4  Папин портрет и видение Николо 64
Глава 5 Старый дом и новые проблемы 67
Глава 6 Тоска 69
Глава 7 На воды в Баден-Баден 70
Книга 3 71
Глава 1  Польское видение на курорте 71
Глава 2 Меланхолия на водах 73
Глава 3 Побег 74
Глава 4  Недолгое счастье 76
Глава Опера «Крошка Цахес» 77
Глава 5 Последнее письмо Вероники 83
Глава 6 Проклятие 86


Книга 1
(1870– 1880)
Глава 1 Сватовство Джузеппе
                Вдова должна и гробу быть верна.
(«Каменный гость» А. С. Пушкин)

 «Проклятие – его бред!» – Решила я и имела на это все основания! После смерти Николо я неожиданно обнаружила, что беременна. Как я была рада этой милости Небес. Мне хотелось, чтобы в этом ребенке воплотился мой муж.
Я сидела в гостиной и предавалась смутным мечтаниям.
Вдруг вошел Джузеппе.
Он был бледен, его кудрявые волосы разметались в беспорядке. Он как будто был чем-то взволнован.
Джузеппе поклонился и сел в кресло напротив меня.
– Что-то хотите, сеньор Талькварони? 
Джузеппе принялся крутить себе палец, но так не смог ничего сказать. Тогда я положила руку ему на плечо, и, заглянув в его испуганные глаза, спросила:
– Скажите,  что с вами? Я не рассержусь!
Джузеппе взял мою правую руку, на которой было обручальное кольцо, и сказал сдавленным голосом:
– Сеньора Жанна, вы сделаете меня счастливейшем человеком на свете, если разрешите мне стать вашим мужем.
«Предложение в стиле худшего романа Жорж Санд! Подумала я. Он не мальчик, женат, а я не Мопра!»
– Милый Джузеппе, вы всегда были и останетесь другом нашей семьи, но Бог против разрешения семей и расторжения браков! Я не хочу счастья себе на горе других даже, если папа римский согласится на ваш развод! 
Джузеппе упал на колени и, схватив мои руки в свои, заговорил:
– Синьора Жанна, я люблю вас четырнадцать лет, ради вас я брошу свою жену, когда я впервые увидел вас, то понял, что именно вас я ждал, искал и любил всю свою жизнь. Но оказалось, что таким же идеалом вы были для Николо. Вы любили его! А  что же оставалось мне? Нет, я не желал его смерти, а теперь вы отказали мне. Я знаю, из-за чего! У вас взрослый ребенок, вы продолжаете любить мужа, я слишком старый для вас!
Но неужели у вас каменное сердце. Неужели вы не видите, что я лежу у ваших ног?
Вы плачете? Перестаньте, не нужно!
Я рыдала, не выдержав этого ужасного монолога.
-Я не знала, что вы так страдали, – сказала я, – я не могу разрешить вам стать моим мужем, но если вы любите меня так, как говорите, то станьте крестным того ребенка, который родится у меня. Обещайте мне это.
 – Спасибо, синьора! – Джузеппе вежливо поклонился и ушел, видимо для того, чтобы я не видела его слез.
Все то время, пока я ждала рождения ребенка, Джузеппе робко ухаживал за мной, водил в оперу. Он словно был моим слугой. Он всегда оказывался рядом, когда был нужен мне, и я, видя его влюбленный взгляд, старалась относиться к нему как можно мягче.

Глава 2 Ящик Пандоры или материнская неосмотрительность
 
Жанна оставила открытым заветный ящик с рисунками мужа, потому, что Николо опять чего-то требовал. Надеясь быстро отвязаться от ребенка, Жанна оставила ключ в замочной скважине.
«Наконец-то я узнаю, что за несметные сокровища прячет мама!» – Джеронимо подбежал к комоду и выдвинул заветный ящик. Давно уже подросток точил зубы на содержимое заветного ящика и наконец-то выпал шанс!
Первое, что попалось ему под руку, была маленькая книжечка, вроде записной. Под записной книжкой лежала папка с акварельными рисунками.
– Мама мия! – Джеронимо, открыв папку, почувствовал, как уши у него покраснели. И было от чего! Девушки, молодые, одна краше другой, полуодетые, полураздетые и совсем не одетые. Лица повторялись, а позы, композиция... «И мама говорила, что я не в  папу пошел! И тут он увидел обнаженную маму и подпись: моя любовь. Николо и дата...
«Ну мамочка, ну тихая замученная малышом женщина... А я всю жизнь думал, да и она уверяла, что ни капли папиных талантов мне не перепало! И крестный говорит, что я не в папу пошел!» Один из рисунков выбивался из общих композиций: женщина в белом платье, но не в будуаре, а на кладбище! Среди могил и крестов!
Джеронимо пытался понять, что это значит, но тут чья-то рука спилась ему в лечо. Мальчик повернул голову. Перед ним стояла мама, одной рукой держа его, а второй – Николо, который раздраженно барахтался и пытался сползти на пол.
– Святые угодники! Ни на минуту ничего оставить нельзя! Что ты здесь делаешь? – Спросила она.
Было видно, что женщина рассердилась.
– Ничего! – Джеронимо задвинул ящик, но раскрытая  папка с рисунками осталась на столе. – Ну посмотрел! Чуть-чуть!
Жанне очень хотелось отодрать сына за красные, торчащие уши. Она с трудом сдержалась. Руки у нее были заняты ребенком.
– Как ты посмел только заглянуть в этот ящик? – Зашипела она от бешеной злобы на непослушного сына.
Горе было еще свежее. Жанна часто плакала и тосковала, и папку с заветными рисунками покойного мужа так и не решилась кинуть  в камин. «И этот Джеронимо мало того, что совсем не похож на отца, так еще и не уважает его память!»
– Я думал, мама, раз ящик не заперт – значит можно смотреть! –  Джеронимо посмотрел на маму, бледную от справедливого гнева.
– Думал он! Видите ли? Сократ нашелся!  –  Обиженная, оскорбленная до глубины души, она стояла перед злосчастным Джеронимо и ругала его. – Вот только таких думающих и не хватало!
Тот сидел, стыдливо опустив голову. Он не понимал, за что его ругают!  Но тут раздались знакомые   тяжелые шаги, и на пороге появился дядя Джузеппе.
– Что тут за шум? И где обед? И шума много – драки нет! Кто позволил тут кричать? Надо в криках меру знать!
От стихов маленький Николо заорал, стал дрыгать ручками и ножками. Жанна отвлеклась на младшего сына, стараясь успокоить его, и в перерывах между пронзительными криками малыша объясняла, что старший без спроса залез в ящик.
– Так... Джузеппе стал рассматривать рисунки. – Инквизиторы сжигали за меньшее... Однако тут явно страдает композиция, а вот эта хороша... Где я ее видел? Да, это же Жанна! 
Женщина покраснела, а  Джеронимо спрятался за широкую спину крестного, чтобы посмотреть рисунки еще раз!
– И ты говорила, что талантом наш Джеронимо пошел  не в папу! Что-то от папы он явно унаследствовал! Например, тягу к прекрасному! Жанна, а можно я вот этот рисунок заберу с собой! Николо тоже рано или поздно вырастет и у него появится интерес!
– К голым женщинам? – Слезы у Жанны высохли.
– Ну  не совсем голым, но я Джеронимо понимаю! Растет в доме художник, ценитель прекрасного и вообще!
– Вообще надо ценителя прекрасного, что без спроса лазает по ящикам  посадить на голую овсянку! Без молока!
– Ну зачем же так! Овсянкой кормят только музыкантов! Он  ведь художник! Добавим молока туда!
– Обойдется!
– Жанна, ты не любишь овсянку?
– В детстве овсянку любила моя тетка, упокой черти ее душу! Я хорошо знаю, что от ее одна польза, но до чего же она скользкая и противная, когда без молока и фруктов!
– Вот - вот, а сама нас каждое утро кормишь! – Вмешался Джеронимо. – К нам Джузеппе на завтрак и не приходит!
– Ты, художник от слова худо! Тебя не спрашивают! Залез без спроса в ящик, так теперь двое мужиков, большой и маленький рассуждают о композиции, где я голая!
– Ну, не совсем голая! И ножка очень хорошо высунулась из-под одеяла! – Джузеппе положил акварель сверху. –  Судя по всему, он был страшно влюблен, и я его понимаю! А эту вазочку не помню кто, разбил  о голову Эдмеи.
– Она просто упала на пол!
«И кто такая Эдмея? – не понял Джеронимо. – надо у крестного спросить при случае! И зачем мама била об нее вазу?»
Тут Николо разорался так, что Жанна, сунув ребенка под мышку, собрала рисунки в папку, убрала ее в ящик, закрыла на ключ и ушла из комнаты, хлопнув дверью.
– Ну ты молодец! Ничего не скажешь! Я всего пару раз в жизни видел твою маму в таком раздражении. Как мириться будем?
Джеронимо повел крестного в свою комнату. Там на мольберте была Жанна с Николо на руках и улыбкой мадонны.
– Прекрасно! Что я вижу? Наш Джеронимо променял ноты и альт на краски и кисточки! Ну молодец, хоть не раздел мамочку! – И композиция в целом, неплохая! – Крестный оценил работу Джеронимо. – В галерею выставить – не купят, рука еще слабовата, но помириться с мамой, пожалуй, получится!
– Тебе нравится?
– Конечно, для правдоподобия лучше бы Николо изобразить орущим, но пусть будет так!
Пойдем, подарим картинку твоей маме!
Жанна успокоила младенца, и тот мирно спал у нее на руках. Конечно, женщину еще потряхивало от злости, и она подумывала, не оставить ли всех без обеда, но тут в комнату постучались.
– Войдите.
– Мы тут! – Джеронимо протянул маме акварель. И добавил – Вот, возьми и прости меня.  Никогда так больше не буду.
 Первым движением Жанна хотела порвать рисунок, но взглянув еще раз, передумала это делать.
– Значит хоть этим в папочку пошел! – Вздохнула она. – Джузеппе, тебе не кажется, что из этого прыщавого наследника надо делать художника?
– Давно пора! И пора обедать!
Рисунок Джеронимо оказался в той же заветной папке, но Джузеппе заветного рисунка с обнаженной Жанной так и не выпросил, впрочем, Джеронимо по памяти написал копию и подарил, но так, чтобы мама не узнала.

Глава 2 Испорченные обои

Прошло 2 года. Младший сын Жанны, Николо, уже разговаривал, бегал. Но  Жанну особенно радовало то, что он очень любил музыку. «Вот только пусть чуть– чуть подрастет – начну учить его музыке. Да, он станет музыкантом». – так думала Жанна, видя, как сын, заслышав музыку, бросал игрушки и внимательно слушал.
Жанна разочаровалась, увидев, что Николо совсем не похож на отца. Это был всего лишь очень красивый ребенок, получивший от отца только цвет волос и глаз. Но мать очень его любила, прощала все его  шалости, все разрешала, исполняла все его капризы. Маленькому Николо ни в чем не было отказа. Все вокруг понимали, что Жанна портит ребенка, но молчали. Молчал даже Джузеппе!
А между тем Джеронимо доставалось все меньше и меньше материнской  ласки. Причем он находился в таком возрасте, когда ребенку нужно дать понять, что он не один, что его любят – Джеронимо было 16 лет. Подросток завидовал младшему брату и все больше уходил в себя, но обожал рисовать Николо.
Маленький Николо никогда не был пай-мальчиком, которых приводят в пример другим святые отцы на проповедях. Поэтому  у Жанны в комоде всегда хранился запас успокоительных сердечных капель для себя и «Амаро» для Джузеппе. К сожалению, запас приходилось пополнять регулярно, вот и на это раз малыш стащил у брата краски с кисточкой и, пока взрослые не видели, разрисовал обои в гостиной.
– Господи, что это? – воскликнула Жанна, увидев размалеванные во все цвета радуги обои. – Кто это сделал?
– У нас в семье только один художник! – нагло ухмыляясь и смотря на маму невинными глазами,  ответил Николо.
«Ребенок научился врать!» – подумала Жанна и глубоко вздохнула.
И тут появился Джузеппе.
– Я голоден, как итальянский волк! Где обед? А что это такое? – Он уставился на мазню - Похоже, наше юное дарование еще и в художники пролезет?
– Что мы с ним будем желать? – Жанна утерла платком набежавшую слезу.
Люсьен молча, налил амаро в стакан и  поставил на стол, поближе к Джузеппе.
– Напоминает историю с карикатурами! – Джеронимо больше ничего не сказал. – Впрочем, мне папа рассказывал, что сам он хотел раскрасить дома стенку, но старшая сестра вовремя отобрала уголек...  А я не успел!
– Давайте посадим его в подвал! – Предложил Джузеппе. «Что папа, что сыновья... « подумал он, понимая, что очень хочет выпить.
– Он может простудиться! – Возразила Жанна.
Тогда крестный решил подшутить.
– Отправим его денька на два в монастырь на перевоспитание! У меня там есть один знакомый!
– А можно на месяц-другой?–  с надеждой во взгляде вопросил Джеронимо. – Он такой толстенький, что его там съедят!  Да и монастырская похлебка будет хоть чуть-чуть понаваристей!
– Мама, я не хочу, чтобы меня съели! – вскрикнул Николо, поеживаясь от страха.
– Лет через сто или двести, – Джузеппе вытер лысину клетчатым платком и посмотрел на истерзанные обои, – это будет считаться произведением высокого искусства. – Но сейчас это можно назвать только одним словом: мазня!
Люсьен подумал, глядя на обои и на Николо; – «Если смотреть на это, то я вообще е представляю, что из него вырастет!» Но вслух сказал мечтательно:
– А у меня в  Провансе за такое...
– У нас не Прованс, – возразила Жанна, поняв, что верный слуга имел в виду.
Николо понял, что ему надо делать: он начал реветь.
Голос малыша был настолько звонок и неприятен, что Люсьен вышел, крестный заткнул уши,  а Джеронимо морщился. «И реветь музыкально не может! Еще минута, и у меня пропадет аппетит!»
Только Жанна прижала вопившего ребенка к своей груди и принялась успокаивать. Через несколько минут она добилась своего: Николо перестал кричать, стал уверять всех, что он больше так не будет, и попросил прощения.
– Ну что мы с ним будем делать, он же такой маленький, – сказала Жанна, лаская сына.
«Поставить бы его носом  к изуродованной стенке, чтобы он прикрыл собой мазню хотя бы на время обеда! Теперь я буду прятать краски так далеко, что он никогда их не найдет! Даже при самом большом желании!»
– Обои все равно менять придется! – крестный осмотрел работу мальчика еще раз. – И залпом осушил стаканчик «Амаро».
«Еще две-три таких выходки, – Люсьен подумал, глядя на Жанну, глотающие сердечные капли,  и наш аптекарь станет богатым, как король!» «
Глава 2 Любовь зла: полюбишь и Николо!
Вероника приехала в Милан помянуть Николо, а заодно посмотреть на успехи его потомства. Старая обида, нанесенная много лет назад, вроде бы стала забываться.
«Вот и все!» – улучив момент, Вероника зарыла в кладбищенскую землю восковую фигурку альтиста. – А теперь навестим твое милое семейство! По моим сведениям, твой старший сынок рисует… Повод нанести визит есть! А там посмотрим!»
Выйдя с кладбища, она взяла фиакр и поехала к дому Николо.
У Джеронимо счастливый день! В Милан приехала старушка, и заказала  свой портрет.
– Зови меня Вероникой. – Она село в кресло и улыбнулась. Не пиши меня юной девой, пиши как есть, только если я усну – пиши глаза открытыми. А ты когда-нибудь писал женщин?
– Приходилось! – Честно ответил он и рассказал про римскую стажировку.
Душевная  рана, нанесенная натурщицей из Рима, еще болела. Он ее писал, ее любил и желал, а она сказала, что сопляки вроде его, ее не интересуют! И у нее муж! И как он отпускал жену работать натурщицей?

«Не папин сынок, – думала Вероника, расположившись в кресле – на папу не похож! Даже обидно!»
Джеронимо был высокий, стройный молодой человек. Лицом у него было продолговатое, с правильными чертами. Глаза зеленые, а волосы белокурые.
«А вот какая маленькая сволочь не дает мне уснуть, играя на альте? Так… это что это такое я вижу? Где мои очки?» – в комнату вбежал маленький мальчик с длинными черными локонами и длинным носом.  На круглом румяном лице сверкали большие темные глаза. На нем были  надеты обшитые кружевами панталончики  цвета лаванды, и платье, с пышными широкими рукавами, того же оттенка. На отца он нисколечко похож не был, но Веронике в нем почудилось что-то знакомое.
«Вот это подарок! – Вероника подманила его пальцем. – Не верю своим глазам! Маленькая копия с почившего в бозе оригинала! «
– Тебя как зовут, малыш?
– Николо!
Он тогда еще не знал, к чему приведет эта встреча, но как всегда решил помешать старшему брату. Улучив момент, пока Джеронимо смешивал краски, Николо приколол платье Вероники булавкой к стулу.
«Ну, альтист,»  - Вероника заметила проделку, но не  подала вида,  - «я уже не так молода, как раньше, но сладкую жизнь тебе точно устрою! Папочкина копия! Булавку я тебе припомню!  Впрочем, торопиться не будем!»
И тут  на ум Джеронимо пришла мысль поквитаться с вредным мальчишкой.
– Ну-ка, милый Николо, бери свой альт, и лезь на стул! Порадуешь нас игрой, и заодно поможешь мне работать.
– Не хочу…. – затянул он свою песенку.
– Так этот малыш еще на альте играет? Я с удовольствием его послушаю! – сказала сеньора Вероника.
Ему пришлось лезть на стул и играть.
Стоял он, бледный как статуя в римском музее и выводил на альте тарантеллу.
Джеронимо с трудом удерживался, чтобы не заткнуть уши, а бабушка морщилась и терпела эту пытку. Когда все кончилось, она улыбнулась улыбкой Джоконды, и художник в меру своих способностей перенес ее на холст.
Николо в слезах ушел к маме. Краем глаза Джеронимо видел, как он вытирает нос о мамину юбку и слышал, как тот кричит совершенно невообразимым голосом и совсем не музыкально! И тут фальшивит! Мама утешала его, а дядя Джузеппе говорил:
– Что ты плачешь? Ведь сегодня у тебя самый счастливый день: ты впервые сыграл перед публикой.
Джеронимо, не отрываясь от работы, закричал в гостиную:
– Раз уж у него сегодня такой день, я отдаю ему свою грушу!
Давно в  доме не было такого шума: малыш плакал, дядя Джузеппе смеялся, Люсьен гремел посудой, давясь от хохота, а мама плакала!
Как тут спокойно работать?  Самое удивительное, что он сумел дописать портрет, и портрет бабушке Веронике понравился, и Джеронимо заработал первые свои деньги.
– Неплохо… Не Леонардо да Винчи, но искра Божья в тебе есть! Где-то я эту бабушку видел! – Джузеппе оценил его работу. – Но вот не помню где! Вероника, говоришь…. Знакомое имя! Жаль, что она не осталась с нами обедать. В бабушке, что пришла заказывать портрет, он не узнал ту девчонку, с которой тренировался метать сливы в саду покойного Гаспаре Корне. Зато Вероника узнала его, хотя Джузеппе постарел, облысел и растолстел.
«Все хвалят этого Джеронимо! Про меня совсем забыли! – Обиделся Николо. – А я играл на альте, помогал! Вот мамочка, вся от счастья светится! Джеронимо ей первые заработанные деньги отдал! А я... А кто скажет мне спасибо?»
В душе малыша затаилась ревность к брату и лютая обида на всех старших. А тут и крестный сказал свое слово.
– Не в папу пошел! Тот был трудолюбивее и груши зарабатывал честно, а не таскал их со стола, пользуясь попустительством мамы! А ты, Николо? Крошка Цахес! Ничего не умеешь, а тебя почему – то хвалят!
Николо от обиды воспользовался моментом и, когда все отвернулись к Люсьену, что появился на пороге столовой с горячим пирогом, высыпал маме в кофе соль. Жанна отпила глоток посоленного кофе, поперхнулась, откашлялась и вскрикнула.
– Николо, ты это сделал? Признавайся!
– Признавайся, а то хуже будет! – Джузеппе с опаской посмотрел на свою чашку. – И мне тоже насолил?
– Я всегда говорил, что кофе пить вредно! – Джеронимо потянулся за своей чашкой с чаем, но передумал и поставил ее обратно  на стол. «С него станется и мой чай испортить!»
Мальчик тихо признался, надеясь, что наказания не будет!
– Грешник, что не может выучить толком кантату Баха, и портит маме кофе, – Джузеппе покраснел и стал кричать на малыша так, как, будто в глотке у него был спрятан фагот.  – Ты всем насолил?
– Не успел! – Честно признался Николо, по собственному опыту зная, что чем больше шума, тем меньше наказания. «А может, меня мама совсем простит?»
Но Жанна протянула ему чашку.
– А теперь выпей это, – холодно сказала она.
Жанна стала совсем другой. Ее лицо потемнело, брови сдвинулись. А в темных глазах, которые Николо всегда привык видеть добрыми и ласковыми, поблескивал металл.
– Не буду, – ухватился мальчик за последнюю соломинку.
– Пей, – настаивала на своем мать.
Николо поднес чашку к губам. В глазах его стояли слезы, о он все-таки отпил.
Слезы стекали по щекам на пол, и мальчику казалось, что кофе еще более противен, чем он есть на самом деле.
– Хватит! – вмещался Джузеппе. который терпеть не мог детских слез. – Сегодня он останется без сладкого!
«Наверняка мои кексы с клубникой крестный сам съест!» – Николо смотрел на кексы, но от слез, они казались расплывчатыми.
Неутешное горе и обиду на всех родственников, как будто они подсыпали ему соль в компот, он пестовал в своей комнате. «Забыли, наказали маленького мальчика! Дядя Бепин съест все мои клубничные кексы, а такой маленький, всеми забытый и обиженный лягу спать голодным и холодным! Пресвятая Дева, внуши хоть капельку сострадания к сироте в их сердца!»
Николо не помнил, сколько времени он провел в растравлении своих ран. Вдруг он услышал шелест платья матери.
– Дорогой Николо, не обижайся на нас! – Она протянула ему блюдо, на котором красовались целых четыре кекса. – Это тебе!
– Так вы же обещали оставить меня без сладкого! – Николо удивился, но кексам был рад.
– Мы решили, что ты наказан уже достаточно! Так ты будешь их или нет? С тобой, юным грешником, поделились все! Даже Джузеппе!
– Конечно – буду! – Николо выхватил у матери блюдце, забыв поблагодарить Пресвятую Деву.
«Ты неблагодарный мальчишка! – Ночь ему приснилась Пресвятая Дева. – Вымолил кексы, а   не поблагодарил не меня, не  свою маму! Отныне я не буду приходить к тебе и помогать! Знаешь, сколько у меня таких мальчиков? И они не забывают сказать «спасибо». Живи сам, как знаешь! Я еще посоветую твоим отдать тебя, грешного, в военное училище на барабанщика! Там грешников кексами с клубникой не кормят!»
Проснулся Николо в холодном поту. «Приснится же такое! А все потому, что я все кексы съел и Пресвятую деву не поблагодарил!»
Несколько дней он был примерным мальчиком,  работал, как мог, но в  тайне очень сильно обижался на крестного за то, что тот много шумит.
Глава 3 Аллеи влюбленных сердец

(Из архива Джеронимо)
Я гулял по парку, мне хотелось побольше побыть в одиночестве и отдохнуть он шума и домашних хлопот, мой младший братик задавал нам такого перца... короче, дома не скучно, но уж очень шумно! Последняя выходка моего милого Николо вывела меня из себя. В общем, так я брел по дорожкам, пинал тросточкой камушки и думал о том, что в заходящем солнце писать гораздо сложнее, чем ярким днем. И тут я увидел стайку девушек. Кто-то играл в волан, кто-то в мяч, а одна девушка качалась на качелях.
К ней я и подошел.
Она уже успела накачаться, и хотела слезть, но боялась сделать это в моем присутствии: ветер мог раздуть ее юбки. Мне стало жалко ее:  я остановил качели и подал ей руку.
 – Спасибо, сеньор! – Девушка спрыгнула и поблагодарила меня.
Она была очень красивая. Огромные сине-сиреневые глаза, кудрявые светлые волосы.  Румяное лицо ее освещала широкая улыбка. Она долго смотрела на меня и вдруг спросила:
– Вы сын альтиста Николо Лауренти?
– Да, сеньорита, – ответил я. – Меня зовут Джеронимо, а вас?
– Юлия! Я бывала на концертах вашего отца и даже видела ваши картины.
Мне показалось, что красотой и пропорциями Юлия напоминает античную статую, которую наши далекие предки украли из Греции. Хотя под платьем ничего толком и разглядеть нельзя.
  Я предложил ей прогуляться. Не знаю, откуда у меня смогло появиться столько смелости.
Мы стали встречаться в парке, я показывал ей свои рисунки, и сделал несколько  портретов углем Юлии, и ее подруг. А потом случилось чудо: Юлия согласилась мне позировать!  Я чуть не умер от волнения: под мастерскую мама мне выделила комнату на втором этаже, но о том, что ко мне в гости придет такая очаровательная натурщица... Люсьен не болтлив, да и стар он для сплетен, но я не учел прыти младшего братика.
 Я долго подбирал свет, чтобы как можно естественнее показать молодость и красоту. Но работу испортил Николо! Появившись неизвестно откуда, он заявил:
– Маме расскажу! И дяде Джузеппе! И на табуретку не полезу! Не дождетесь!
– Ах, ты, негодник! – Юлия бросилась за Николо, растрепав прическу.
В  общем, вечер  был испорчен! Пришлось писать по памяти, и с каждым мазком я понимал, что жить  без этой девушки не могу.
А что же Николо? Шлепать его категорически не позволяет мама! Он, видите ли, талант! Это в шесть лет! Альт в половину его роста!
Маме он нажаловался, и мне пришлось объясняться, что хочу устроить свою жизнь не как папа, а сразу и навсегда, как мама.
Самое удивительное, что она согласилась, а Джузеппе, как всегда, шумел подобно Везувию во время извержения, а потом, увидев портрет, сказал, что и сам бы приударил за такой девушкой, будь хоть на пару лет помоложе!
А Николо под шумок съел засахаренную грушу Джузеппе и был таков! И все-таки я его люблю! Вот  интересно, Юлия сможет полюбить этого мальчишку? Иногда, когда он фальшивит гаммы, хочется спрятать его в чулан, вместе с альтом. Вот от меня шума гораздо меньше!
На свадьбе Николо снова играл стоя на стуле, красный как свекла.
– Из этого скрипача выйдет толк! – Юлия как-то нехорошо улыбалась, любуясь юным Николо. А дядя Джузеппе молодец! Нашел для нас хороший домик!
«Молодые должны жить рядом, но не вместе со стариками!» – заявил он, а Жанна расстроилась
Женили нас скромно, а деньги на свадьбу и из приданного жены ушли на дом и хозяйство. Удивительно, как воспоминания о натурщице из Рима быстро улетучились. Моя жена куда красивее! Но позировать полностью обнаженной отказывается: мне будет стыдно перед нашими детьми, как они появится!
По крайней мере, игру моего младшего брата  на альте мы теперь можем слушать, только приходя в гости.

Глава 6. Овсянка и испытание за грехи тяжкие
 
В этот день Жанна раскаялась, что родила Николо. С самого утра он без конца капризничал, отлынивал от уроков, а что говорить про альт?  Мальчик успел закатить целую истерику из-за того, что не хотел заниматься.
– Ну все! Вот придет крестный Джузеппе, он тебе покажет!– Крикнула Жанна, когда Николо окончательно вывел ее из себя.
Джузеппе пришел аккуратно к обеду.
Жанна, не дав ему снять шляпу, нажаловалась на Николо.
– Господь послал нам испытание за грехи наши тяжкие и велел воспитывать детей наших! И где наш юный грешник? – Джузеппе отдал пальто и шляпу Люсьену. – А обед?
– Обед это святое, – Люсьен собрался почистить забрызганное грязью пальто. – Вы разберетесь с Николо, я с одеждой, и буду подавать на стол.
Джузеппе решительно направился к Николо. Жанна, уже начавшая жалеть малыша, посеменила за ним. Мальчик лежал на кровати, уткнувшись носом в книгу.
– Никакой управы на него нет, – зашептала Жанна, но крестный тихо ее отстранил, – неслух растет!
– Валяется! Лежит и не работает! Вот так из мальчиков и вырастают бездельники!
– Добрый день! – Николо сел на кровати и отложил книгу.
Большими глазами, полными обиды, он смотрел на крестного.
– Значит так, мой русский друг говорил, что  в его далекой снежной стране маленьких детей и собак для ловкости и придания им быстроты кормят овсянкой без изюма и чернослива!
–  Почему без изюма?
– У них там изюм не растет! А чернослив они сырым едят! И скармливают его медведям, чтобы те зимой не уносили маленьких детей в лес! Зато дети и собаки вырастают умными и не ленивыми.
– Скажите, а розги в России для собак и детей не применяют? – Люсьен просунул свою рыжую голову в дверь.
– Человек? Ну что ты вмешиваешься! Тут у нас не Россия!  Розги у нас не растут, а вот
 овса – сколько угодно! Вот с него и начнем! Готов обед?
– Я и пришел доложить, что обед готов!
– А овсянки нашему юному дарованию сваришь?
– Сварю, по военному рецепту! Щепотку соли и воды!
– А может, туда хоть немного молока? – Вмешалась Жанна.
– Нет! – прогремел Джузеппе.– Николо будет есть эту овсянку до тех пор, пока не станет заниматься! И никаких клубничных кексов!
– Ой, крестный, не надо! – завопил Николо.– Я терпеть не могу такую овсянку!
– Или мы отдадим тебя натурщиком в академию живописи! – сказал крестный.– Подумать только, сколько художников желает получить такую красивую модель, чтобы рисовать с нее ангелочков.  И работа как раз для такого лентяя, как ты. Стоишь себе на стульчике и ничего не делаешь....
– Только не это! Ненавижу позировать! Уж лучше есть овсянку на завтрак, обед и ужин!– воскликнул Николо, ища глазами маму. Но малорослая и худенькая Жанна искусно спряталась за широкой спиной Джузеппе.
– Хорошо. Если не работа, то овсянка.– Согласился крестный. – Люсьен, ты меня понял?
– Да, понял! Варить для сеньорино овсянку на воде. – отозвался Люсьен.

Глава7  Кузнечик в фаготе.
 
«Попомню я ему эту овсянку!»  – Николо страшно обиделся на крестного и только ждал, как бы ему отомстить. Уже третий день подряд мальчика кормили военной овсянкой и оставляли без сладкого. От такой диеты Николо позеленел, исхудал, но заниматься не очень-то хотел. Да и мама его жалела.
Но когда он узнал, что дома собираются устроить концерт, и что Джузеппе придет со своим фаготом, румянец вновь заиграл на его бледных щеках. «Я положу ему в фагот какое-нибудь насекомое!» 
 Целый день Николо лежал в траве, прислушиваясь к бурчанию в животе и пытаясь поймать кузнечика. Хоть мальчик и сильно боялся гусениц, тараканов и в особенности кузнечиков, жажда мщения была очень сильной.
 Наконец, он поймал кузнечика, притом самого большого. Проходя по гостиной с кузнечиком в руке, Николо увидел футляр, в котором лежал развинченный фагот крестного. «Меня овсянкой кормит, а сам фагот раскидывает! Хуже, чем я игрушки!»
Мальчик поспешно засунул кузнечика в одну из деталей и спустился в столовую. Там он незаметно стащил со стола грушу, и съел свою овсянку, которая в этот раз показалось чрезвычайно вкусной.
Потом он убежал в свою комнату и, услышав, что пришел Джеронимо с Юлией, стал разучивать гаммы на альте.
– Неужели наше юное дарование взялось за ум? – Джузеппе задержался в театре, но к обеду все, же успел. – Но свою грушу я ему не отдам! Раз, два, три... Похоже, Люсьен плохо считает! Или он сам грушу съел?
– Да ладно вам! Я свою грушу отдам! – улыбнулась Юлия.
– Ты не любишь груши?
– Я на диете!
– Непонятные слова вы говорите, – Джузеппе сел на стул, который предательски скрипнул, но выдержал. – И как это я всю жизнь без диет обхожусь?
Николо, выводя нору «Ре,» не понимал, что над его головой уже начинают сгущаться тучи.
После обеда все поднялись в гостиную. Джузеппе собрал фагот, а Николо взял альт.
– Возьмешь барабан? – Спросил Джузеппе у Джеронимо.
– Нет, я лучше ваш дуэт послушаю! Только не гаммы!
– Можно, я спою?– Юлия поднялась с кресла.
– Да, спойте.– Ответила Жанна.
Джеронимо скорчил такую рожу, будто проглотил нечто очень кислое. Но Жанна знала, что старший сын плохой критик, и не обратила внимания на гримасы.
Юлия попросила Николо проаккомпанировать ей «Тоску по весне» Моцарта и запела.
 Если бы Моцарт слышал это пение, он бы восстал из мертвых, настолько оно было неприятно. Голос у Юлии был звонкий, высокий, но несколько металлический. Она пела по-немецки, потому что гордилась тем, что одна из всей семьи знала немецкий. Когда она так пела, слушателям казалось, что у них в голове  разламывают вековые сухари. И  к тому же это металлическое сопрано.... Жанна обменялась с Джеронимо понимающим взглядом, Джузеппе рассеянно рассматривал узор на ковре, а Николо очень жалел, что обе руки у него заняты – он не мог прикрыть уши.
Юлия закончила петь и с победоносной улыбкой села на свое место.
-Ну, а теперь вы, Джузеппе, сыграйте что-нибудь.– Жанна нежно  взглянула на него. Дуэта у вас не получится, но соло...
Джузеппе заиграл сольные места из фа-мажорного большого концерта для фагота Гуммеля. Он знал, что Жанна очень любила этот концерт, но очень скоро почувствовал, что фальшивит.
«Что за черт?– подумал он.– Я же все ноты беру правильно!» Он продолжил играть, но фальшивые ноты не прекращались.
Николо, спрятавшийся за креслом матери, знал, в чем кроется причина фальши, и исподтишка хихикал, радуясь, что удалась его выдумка.
– Джузеппе, не мучайте нас, – остановила его Жанна. – Может, с вашим фаготом что-то не в порядке?   
Джузеппе принялся развинчивать фагот, как вдруг из инструмента выпал огромный дохлый кузнечик.
– Кузнечик!– завопила Жанна – она очень боялась насекомых.
«Похоже, сейчас будет большой скандал! – подумал Николо.– Но я успел ему отомстить!»
– Николо! – лицо крестного побагровело. – Можешь не увиливать, но это именно ты положил в фагот кузнечика!
Николо осторожно выглянул из-за спинки кресла.
– Быть тебе энтомологом! – Крикнул Джузеппе. – Собирай кузнечиков, блох, тараканов! Ну чем я тебе навредил? Я терпел, когда ты красил стены, солил маме кофе, ленился учиться,  но такое... Несносный ребенок!
– А может, его в барабанщики отдать? – Предложил Люсьен.
– Барабанщики не собирают кузнечиков! – Ответил Джеронимо. – Такого любителя родной природы даже в армии держать не будут! Не говоря уже про дисциплину и порядок!
– Горе ты мое луковое! – Вскрикнула Жанна и, обливаясь слезами, прижала Николо к груди. – Ну, что мне с тобой делать? За какие такие грехи дан мне этот ребенок!
– За какие грехи понятно! – Джеронимо понял, что надо брать скандал на себя или Николо достанется по-настоящему. – Грехи в комоде, в папке лежат!
– Ну вот! Что старший, что младший! – Жанна села мимо стула и все бросились ее поднимать.
– Джеронимо, постеснялся бы хоть при младшем брате...– покачал головой Джузеппе.
«А что там в папке лежит? – подумал Николо. – Там что-то такое, что все про меня забыли! Надо будет посмотреть!»
–» Сумасшедший дом!» – Люсьен стал участвовать в общей суматохе, помогая хозяйке встать. – «И как я тут с ума не сошел?  Может, уже сошел, но в этой компании просто не видно?»
– Пойдем! – Юлия, поняв, что внимание переключилось на Джеронимо, тихо увела Николо из комнаты, чтобы он никому не попался под горячую руку. – Запомни, малыш, будешь хулиганить – я тебя к себе заберу! Со старшим справилась, и с младшим управлюсь!
Оставшись один, Николо наскоро помолился. Он думал о том, что за грехи хранит его мама в комоде и как бы на них посмотреть....

Глава 6. Несбывшиеся надежды Джузеппе
( из воспоминаний Джузеппе Талькварони)


Я сидел рядом  с Жанной. Она вышивала розы, а я следил за ее движениями. Ах, где те счастливые месяцы, когда она позволяла мне ухаживать за собой.
Ну почему закон не позволяет нам быть вместе? Она вдова, а я – женат! И по закону никогда не получу развод, да и Жанна против! Вот и получается, что обедаю я с крестными детьми, которых люблю, как родных, и любимой женщиной, а ужинаю дома с нелюбимой женщиной, но по закону – моей женой! И Жанна, моя нежная Жанна никогда не оставит меня ночевать!
 Мы сидели, не находя слов для разговора, как тут вошел Николо. Он поздоровался со мной и устроился поближе.
– Как твои успехи, Николо?– спросил я.
– Учитель запрещает мне учить произведения моего отца.
– Он правильно делает! Ты еще до них не дорос! И ты еще очень плохо играешь!
Николо кивнул и ушел в свою комнату, откуда вскоре донеслись приятные гармонические звуки.
– Неужели все и, правда, так плохо? – Спросила Жанна.
– На самом деле все гораздо лучше, но если его хвалить – мальчишка и без того ленивый, обленится еще больше и тогда из него уж точно – ничего не получится!
– Он не любит заниматься. – Грустно сказала Жанна. – Я уже и не знаю, что сделать, чтобы он хоть полчаса играл гаммы. А я – то думала, что будет радовать меня на старости.
«Вы просто-напросто испортили его тем, что так избаловали. Воспитывали бы так, как Джеронимо – он бы только и ждал, как бы взять смычок. А так – из таких лентяев, как он, путных людей не получается.» – так подумал я, но не сказал, боясь ее обидеть.
 -  Правда, та соната, которую он сочинил два года назад, неплохая.  Покойный Николо был бы рад!
Мы помолчали. Как вдруг Жанна вцепилась в мои руки и зашептала:
– Джузеппе, не сочтите меня за сумасшедшую, но знайте: на нашей семье висит проклятие, и я скоро умру.
– Сеньора, с чего вы это взяли?
– Я каждую ночь виду его во сне! Он манит меня к себе и я бегу к нему, но кто-то постоянно не дает последовать за ним! Я отбиваюсь от того, кто держит меня, но всегда падаю в кровавое озеро. Я никак не могу понять значение этого сна, кроме кровавого озера. Это проклятие!
– Во-первых, покойник во сне – к долгой жизни! Это мне еще моя бабушка говорила, во- вторых, к нему вам не дает подойти сын! Николо с небес присматривает за нами, грешниками, и не позволит взять вас так рано! Забудьте об этом сне и закажите службу о Николо в церкви! Не убивайте себя хотя бы ради ваших сыновей!  Может быть, у вас скоро будут внуки. Неужели вам не жалко оставить их и меня? Для меня вы были и остаетесь единственной отрадой!
Жанна оттолкнула меня. Какую ненависть и злобу прочел я в ее глазах!
– Уйдите, уйдите!– крикнула она.
Мне пришлось уйти. Какое – то нехорошее подозрение закралось мне в сердце…

Глава 7 Проклятие Жанны Валери

Утро было хмурое. Тучи отяжелели и готовы были пролиться дождем.
В доме еще все спали, но Жанне снился ужасный кошмар: ее покойная тетка ходила по кладбищу, кутаясь в саван, и звала ее к себе.
– Я твоих родителей отравила, и теперь зову тебя из могилы! Ты мною проклята! И дети твои прокляты и весь твой род!
Проснулась Жанна в холодном поту. «Это всего лишь сон! – убедила себя она. – Закажу по тетушке мессу, хотя она этого и не заслуживает!»
Женщина чувствовала противную, сильную слабость во всем теле. Вставать не хотелось, хотя сон уже прошел.
«Что же со мной такое?»– думала она, испытывая страшную головную боль. Она вспомнила ту сцену, произошедшую несколько дней назад  между ней и Джузеппе.
«Наверное, он прав. Я должна забыть об этом сне. Однако, не стоит нежиться в кровати так долго!». 
Жанна встала и пошла гулять в парк вместе с  Николо.
– К обеду вернемся! – она поцеловала Джеронимо.
– Разве кто – нибудь ходит в такую погоду гулять? Смотри, тучи висят низко, того и гляди хлынет дождь!– сердито сказал Джеронимо.
– Не сахарные, не растаем! – Храбрился маленький Николо
– Ну, а у меня заказ на картину! – самодовольно надулся Джеронимо и ушел в мастерскую, решив не уточнять, что ему заказали Вирсавию в тот момент, когда за ее купанием подглядывал царь Давид. Разумеется, моделью согласилась стать Юлия.
«А ведь Джеронимо был прав!»–  на полдороге Жанне захотелось домой, но Николо так весело бегал по дорожкам... Здравый смысл женщине отказал. Ее не остановило даже то, что народу в парке было весьма немного: уж очень Николо просился гулять,  долгие, каждодневные занятия музыкой в душном помещении и шутки брата его не радовали.
– Мама, а что, в парке играют ударные инструменты? – Николо прибежал к маме, весь красный от бега. – Это барабан или литавры?
– Скорее всего, это Илья пророк громом гонит нас домой! Пошли-ка быстрее.... Тебе не холодно?– спросила Жанна, потому что сама начала зябнуть.
– Нет, мне хорошо. – Ответил Николо, недоумевавший, почему прогулка так быстро кончилась.
Дождь лил как из ведра.
Дома Жанна быстро вытерла и переодела Николо, а только потом занялась собой: выпила стакан подогретого вина и сменила белье.
Однако прогулка даром не прошла. К вечеру поднялась температура, и женщине пришлось лечь. Она попросила, чтобы в доме была тишина, а Николо обрадовался – можно было не заниматься музыкой.
– Это еще что такое? – Джузеппе появился как всегда, не вовремя. – А кто будет готовить обед? А где мой десерт? Дом хроников, госпиталь и вообще... И тут он понял, что Жанне не до шуток.
Лицо Жанны раскраснелось, а губы пересохли.
– Джузеппе, береги детей! – Прошептала она. – И я, и все мы прокляты! Это проклятие Лауренти! Поклянись, что не бросишь их никогда!
Джузеппе упал на колеи и поклялся перед распятием.
– Милый Джузеппе, а ты знаешь, я ведь  очень люблю тебя!
Жанну прошиб холодный пот. Она без сил откинулась на подушку, волосы ее разметались, а дыхание стало едва приметным.
– Дождался! Я все-таки дождался! – Джузеппе сам побежал за врачом.»А что она там говорила о проклятии? Наверное, она просто бредила!»
– Скоротечная пневмония... – доктор поставил неутешительный диагноз и добавил: готовьтесь к худшему.
Тело Жанны сопротивлялось болезни еще трое суток, а потом в доме появились священники, нотариус и куча народу... Так радость покинула дом Лауренти.


Книга 2
Глава1 Интриги Вероники.

«Значит, у них там Николо растет, на альте играет, а я... Вместо того, чтобы петь в театре, не могу и минуты посидеть спокойно! Вон мой муж, наплодил всяких разных, а мне –  то замуж кого отдать, то кого женить, а то малышне сопли подтереть! И всем нужна бабушка Вероника, или мои деньги! А кто обо мне позаботится? Впрочем, я, кажется, знаю, что я сделаю!» – Вероника взяла почтовую бумагу, закрыла дверь в свою комнату на ключ и обмакнула в чернильницу перо.
Когда Николо исполнилось 12 лет, Юлия предложила отдать его в военное училище.
– Джеронимо, у меня уже двое собственных детей! Мы не сможем взять твоего брата к себе! Я не допущу, чтобы он даром ел наш хлеб! Противный, избалованный мальчишка!
– Я не позволю тебе это сделать. – Ответил Джеронимо с яростью. – Ему дорога в консерваторию. Военное училище не для него!
Но та привыкла, что последнее слово оставалось за ней, а не за мужем. – Отдать его на казенный счет, пока он не научил моих малышек плохому!
«Вот прилипла! – Думал Джеронимо, понимая, что рано или поздно капитулирует. – Ну какой из мальчика вояка? И крестный болеет, заступиться не может!» Участь юного Николо висела на волоске, еще чуть-чуть и пришлось бы ему надеть военную форму, но злая судьба в лице Вероники распорядилась иначе.
 В этот день Джеронимо хотелось выпить стаканчик доброго кларета: пришло письмо от Вероники. Она просила его приехать, чтобы он написал семейный портрет, а взамен обещала позаботиться о Николо в консерватории. Понятно, что младшего брата надо было взять с собой!
– Николо, собирайся, мы едем в Кремону!  – Обрадовался Джеронимо. – И не забудь свой альт!
– Это зачем? – Не понял мальчик.
¬ – В консерваторию поступишь! А я заработаю холстом и кистью на твое образование.
– Ура! – Мальчик хотел запрыгать на одной ножке, но побоялся гнева Юлии. – Без девчонок?
– Только в нашей мужской компании!
– Можно, я сбегаю в церковь! За такое дело надо свечку поставить!
– Поставь две!  И на обратном пути забеги к Джузеппе! Он даст тебе рекомендательные письма!
Джеронимо обрадовался письму: наконец-то у него появилась  возможность отдохнуть от весьма надоевшей жены, и вечно ссорившихся маленьких дочерей. Николо был тоже рад уехать, не понимая, что родной дом он увидит очень не скоро.
По дороге к дому Вероники Джеронимо старался расшевелить брата, рассказывая ему страшные истории о том, что на этой дороге водятся разбойники. Джеронимо был прекрасным рассказчиком, да и актерский талант бы у него в крови. Николо перепугался и молчал всю дорогу, не спуская глаз с придорожных кустов. Отовсюду ему мерещились разбойники.
Наконец, показались крыши Кремоны.
  В консерватории их встретила Вероника
Увидев Николо, Вероника со злорадством подумала: «Мужа я приворожила, детей наворожила, настало время заняться Лауренти – младшим. Н-дас, карьера военного– это неинтересно… Я дам Джеронимо денег на воспитание этого милого ангелочка. Пусть, пусть учится. Говорите, у него большие способности? Ну-ну. Чем выше он взлетит – тем больнее  ему будет падать!»
Джеронимо приступил к долгой работе. У Вероники было восемь детей и пятнадцать внучат обоего пола. «Чувствую себя Франсиско Гойей, – думал Джеронимо, готовя холст, – только тот писал портрет королевской семьи, а я семью купца! Но особой разницы нет! Могли бы быть и покрасивее!»
Казалось, в семье Вероники не было ни одного симпатичного, приятного взгляду лица Сам глава семьи был лыс, толст и некрасив.
Это все было рисовать не интересно, но надо!
«А где же Николо? – подумал Джеронимо. – тут есть табуретка!»
И тут к нему с воплем страха подбежал брат и спрятался у него за спиной.
– Джеронимо, спаси меня, – прошептал он на ухо брату, – они меня чуть на куски не разорвали!
Из дверного проема комнаты, превращенной в мастерскую, высунулось несколько детских голов.
– Возьми свой альт и устрой им концерт! А я занят! Не мешай мне работать! Или поставлю вот на эту табуретку с альтом! – Прошипел Джеронимо, и толкнул брата навстречу детям.
– УУУ! – простонал он, страдальчески закатив глаза, и направился к ним походкой каторжника, приговоренного к виселице. Через несколько минут из детской раздались торжествующие вопли и звуки альта.
– Ура! концерт! – веселились они, поняв, что новая игрушка еще и музыкальная.
«Добрались до мальчика мои внучатки! – Вероника коварно улыбалась, позируя в кресле. – Настал мой черед возмездия за булавку! Сейчас они покажут ему, как летают маринованные сливы! Сама готовила! А это только начало! Каждое воскресение ты будешь у меня обедать! Я не я буду, но эти семейные обеды это юное дарование никогда не забудет! Жаль, я тут занята и не могу сама посмотреть!» На лице у бабушки заиграла улыбка, которую Джеронимо сумел перенести на холст. Многие потомки милого семейства, рассматривая этот портрет, думали, чему она так улыбается?
«Чего не сделаешь ради младшего брата? – Джеронимо работал, не покладая рук. Малышня мешала ему, как могла. – Только вот что интересно, почему старший сын Вероники так похож на нашего отца? И на других детей он не похож: худой, как  жердь, такой же бледный и чернявый!» Сходство не ускользнуло от художника, но он так и не решился спросить Веронику об этом.
– Бабушка у тебя хорошо получилась! А ты напишешь меня обнаженной? –  Чернявая, худая, похожая на зверька девочка-подросток из многочисленного потомства нагло уселась к нему на колени в перерыве. – Как Гойя Маху?
– Напишу хоть вообще голой, если бабушка заплатит! – Джеронимо спустил ее с колен, подавляя желание угостить юную нахалку шлепком пониже спины.
– Фу, какой меркантильный! – Девушка надула губки и ушла.
Когда портрет был закончен, Вероника заплатила чуть больше, чем обещала, а ее многочисленные детки пригласили Джеронимо писать их портреты в следующий приезд, чем очень порадовали художника
– Не откажитесь принять эти деньги. Ваш брат настолько мил, что я с радостью пожертвую на его обучение и буду рада видеть его у себя по воскресениям!
«И денег заработал и из дома выбрался! Ну и пусть это купеческое семейство  некрасивое, зато золотые кружочки в их кошельках даже очень красивые!».
«За что? Только не это!– Подумал Николо. –    Неужели меня нельзя учить дома? В этот момент он был рад вернуться домой к Юлии и несносным племянницам. – Они же меня тут на куски порвут!»
Николо с враждебностью и испугом смотрел на Веронику. Ему не нравились ее холодные  бледно-голубые глаза, а в улыбке было что-то фальшивое.
Когда она, наконец, ушла, Николо тихо сказал Джеронимо:
– Мне не нравится эта синьора Вероника. Она какая-то  страшная.
– Николо, что за глупости ты говоришь? Синьора Вероника– очень милая старушка. И маленькими мальчиками она не питается!
Джеронимо  попрощался и ушел. Довольная портретом и новой интригой Вероника, проводила парочку в   консерваторию, но не удержалась и осталась смотреть, как прощаются братья. «Слезы этого малыша – бальзам для моей души!»
Она видела, как Николо, цепляясь за брата, сдавленным от слез голосом о чем-то умолял его.
– УУУУ! – Николо прислонился к стене и заплакал. Ранимый, избалованный вниманием и любовью, он тяжело переживал.
«Плачь мальчик, плачь! Детские слезы хорошее утешение для старушки»!» – Вероника подошла, чтобы успокоить, но мальчик выскользнул и убежал.
Вероника с Джеронимо ушли, и о Николо остался один в этой страшной консерватории, сырой, серой, холодной…
 «Ничего, потом поддашься, плакса… Вот послал черт такого нежного паныча»– припомнила она слова ведьмы из повести русского писателя Гоголя. – Погоди, уж я-то знаю, как тебя приманить! Через неделю в консерватории ты сам прибежишь ко мне! И  к моим разбойникам! « – подумала она и пошла вынашивать очередной хитрый план.

Глава 2.  Ночь в страшном подвале

Испытание кладбищем Николо не прошел. Он струсил, и из – за этого в консерватории все его презирали, и по возможности старались не общаться.
Первые дни Николо ленился и не мог учиться. Директор разозлился и посадил его в подвал на всю ночь. Мальчику дали кувшин воды и кусочек хлеба.
В подвале было сыро, темно и холодно. Фитилек свечи дрожал, и носатая тень Николо тоже дрожала. Со сводчатого потолка капала вода, соблюдая четкий ритм – как будто пиццикато на скрипке. Над подвалом находилась винтовая лестница. На улице завывал ветер, и лестница скрипела и звенела.  Стук капель и скрип лестницы слились в одну жуткую мелодию.  Николо усиленно таращил глаза в темноту, моля Бога, чтобы приведения грешников не появились.
Вдруг от стены отделился белый туманный столб. «Неужели приведение?!»– подумал Николо и с трудом сдержал вопль испуга. Он готов был потерять сознание, но капля воды, упавшая за воротник, привела его в чувство.
  Приведение начало принимать конкретную форму. Это был высокий худой мужчина ростом несколько выше шести футов. Длинное худое лицо, волевой подбородок. Ввалившиеся щеки, глубоко посаженные глаза, разделенные перегородкой горбатого носа. Большие оттопыренные уши вылезали из-под спутанных длинных волос. 
«Паганини? – перепугался Николо. – Его портрет висел у папы в кабинете!»
 – Какие здесь низкие потолки, черт бы их побрал! – выругалось приведение, стукнувшись головой об своды.
« Ой-ой-ой! Так оно еще и разговаривает!» – Николо похолодел от страха.
Приведение согнулось в три погибели и подошло к мальчику.
– Добрый день! – стуча зубами от страха, пролепетал Николо.
– Паганини – представилось приведение. – Доброй ночи, сеньорино.  За что вас сюда посадили, молодой человек, хотел бы я знать?
 – Я плохо учился, ленился и опаздывал на уроки. – Но ведь вы не утащите меня за это в ад, ваша светлость? – Николо вспомнил, что у Паганини титул барона,  и решил говорить с ним вежливее.
–   Конечно, нет. – Улыбнулся призрак. – Приятно, что ты знаешь о том, что я барон.
«Наглости ему не занимать. – Недовольно подумал Николо. – Только что говорил мне «вы» и тут же на брудершафт перешел».
–  Я пришел к тебе потому, что ты и твой отец преклоняются предо мной, и потому что мне сегодня исполняется 100 лет! Вот уже сорок два года меня не могут похоронить, и нет мне покоя…
« Как же я мог забыть! Ведь сегодня же 27 октября!»– вспомнил мальчик.
– Но, к сожалению, никто не хочет меня поздравить. Меня забыли. – Грустно сказал Паганини. – Былые романтические нравы забыты. Все увлекаются новой музыкой, новой живописью. Никому нет дела до того, что было раньше...
– Да, вы правы, ваша светлость. Мой покойный отец очень любил вас. Книга о вашей жизни была у него настольной. Но он играл на альте, и поэтому всегда жалел, что не может приблизиться к вашему таланту.
Паганини промолчал.  Потом начал, но как будто издалека:
– Я знал многих музыкантов, не обладавших особенным талантом, но трудолюбием они добились высшего уровня. Ты выбрал самый трудный инструмент из существующих – альт. У тебя нет большого таланта, и к тому же ты ленишься. Но пойми, если ты возьмешь себя в руки, музыкантом ты станешь. Меня воспитывали жестоко, и я стал гением. По сравнению с отцовской линейкой  этот подвал – ничто…
– То есть вы хотите сказать, что я должен упражняться по многу часов в день? – Николо то стыда был красный, как помидор.
– Именно. У вас в консерватории есть один ученик – Луиджи Джерми. Он так восхитительно играет на фортепиано.
– Он поклоняется Листу. Может, он от этого хорошо играет?
 – Вовсе нет. Он постоянно работает и совершенствует свою технику.  А теперь, чтобы ты хорошо запомнил урок, я тебе кое – что сыграю.
 Тут Паганини, откуда – то вытащил скрипку и заиграл. Николо слушал его, широко раскрыв глаза, и вот что он представил:
 …Темный, дремучий лес. Светятся блуждающие огоньки, заманивающие в болота людей. Гремит гром, вспыхивают молнии, страшный ливень… Испуганный человек осторожно бредет  по лесу, он испуганно озирается при каждом шорохе. Вдруг его внимание привлекает светящийся пень. Человек то приближается к нему, то отбегает. Немало ужасов леса пришлось преодолеть ему, прежде чем он вышел к прекрасному замку. Бал. Сони свечей. Женщины в белых, голубых, розовых платьях кружатся под бравурный вальс.  Паганини сыграл свой второй концерт.
– Подумай, мой юный друг, как тебе жить дальше! – Привидение растаяло в воздухе.
После этой ночи в подвале Николо  стал усердно учиться, и достиг уважения у учителей.

Глава 3.  Меткий выстрел и прочие неприятности

  Николо не любил ходить обедать к Веронике. Ему приходилось терпеть её шумных внуков, которые очень любили кидаться в него помидорами, и выслушивать докучные лекции Вероники.
   Но Николо заметил, что внучка Вероники, Джудитта, старше его на год, и никогда не кидалась в него помидорами.
Даже на плохую игру Джудитта отвечала нежной улыбкой.
В отличие от многочисленного потомства Вероники, Джудитта очень хорошо относилась к нему. Видя такую благосклонность, Николо понемногу стал обращать на Джудитту внимание.
Джудитта была высокая, худая и бледная. Ее лицо можно было сравнить только с мордочкой лесного зверька – широкие скулы, темные удлиненные глаза, тонкий нос, энергичный подбородок. Стриженые черные волосы ее лохматой шапкой окружали бледное, острое лицо.
 Джудитта хорошо разбиралась в музыке и  играла на фортепиано. Но музыкой она занималась гораздо больше, чем положено купеческой дочери. Вероника это замечала, замечала она и взволнованный вид внучки, когда появлялся Николо. «Уж не влюблена ли она в Николо? – думала Вероника. – Ну, тем лучше!»
   Николо ничего этого не знал. Он тихо радовался тому, что хоть кто-то не швыряется в него помидорами.
   Однажды после обеда Джудитта спросила у него:
  – Можно я тебя провожу?
  – Ну, если вы так хотите, можете проводить, – равнодушно отозвался Николо. – Бабушка вас отпустит.
Вероника отпустила внучку, «Да уж, действительно влюблена!» – подумала она.
Джудитта и Николо вышли. Стояла глубокая осень. Было холодно, дул ветер, небо закрылось тяжёлыми тучами. Казалось, собирался пойти дождь.
   Джудитта неловко молчала, робко поглядывая на Николо, который тоже молчал и раскидывал носками туфель опавшие листья. Он не понимал, чего от него хочет Джудитта.
  – Знаешь, ты очень хорошо играешь. Даже, когда в тебя швыряются помидорами. В твоей игре есть что-то такое грустное, как будто ты хочешь излить своё страдание в музыке.
Николо посмотрел на Джудитту. В его глазах засветилась надежда.
  – Правда?  – спросил он. Джудитта кивнула.
И это было всё. Несколькими ласковыми словами Джудитта заставила Николо поверить в себя.
   Они дошли до консерватории, взявшись за руки.
  – До воскресенья! – они попрощались, втайне желая, чтобы воскресенье наступило быстрее.
Однажды Вероника увидела, как Джудитта с Николо гуляли по саду. Через стекло не было слышно слов, но Вероника видела светящиеся лица влюбленных, видела, как Николо брал Джудитту под руку и шептал что-то ей на ухо.
– Знаю я таких, которые под локоток берут и комплименты шепчут! – Вероника была взбешена. Она тихо вышла в сад, спряталась за кустами.
– Бабушка, ты что, в индейцев играешь? – К ней подошел один из многочисленных внуков.
– Нет, внучек, в разбойников! Как раз ты -то мне и нужен! Сейчас мы немножко поиграем вместе! И сорви мне самую большую сливу!  - Она подняла его на руках к веткам.  - А теперь  снимай ремень!
Малыш был так удивлен, что не стал ничего спрашивать.
Вероника сложила ремень петлей, вложила в него сливу и раскрутила над головой.
Глаза внука стали круглыми, как пуговки на его жилетике.
Бабушка отпустила конец ремня, и слива, пролетев через половину сада,  с огромной скоростью врезалась в затылок влюбленного Николо.
– Ай! – Вскрикнул Николо. – Твои родственники и сейчас не дают мне покоя!
По длинным  волосам юноши потекла сливовая мякоть.
– Опять что ли, помидорами швыряются? – Джудитта взяла платок и стала вытирать волосы друга. – Похоже, что это слива!  Что делать? Наш дом полон разбойников обоего пола!
– Бабушка... – Внук долго не мог поверить тому, что увидел, штанишки с него падали, и он придерживал их одной рукой. – Ты меня так научишь?
– Тренироваться надо! – Довольная метким попаданием и произведенным впечатлением Вероника вдела ремень обратно, и привела внука в порядок. – Попросишь маму, чтобы она ушила тебе штанишки, а то учиться будет неудобно!
«С годами сноровки не утратила!» – подумала она, вспомнив, как по молодости лет Джузеппе учил ее метать сливы в директорскую лысину.

Глава 4 Рухнувшие надежды Николо
 Николо учился в консерватории 8 лет. За эти годы он познал все тайны музыки, научился играть с листа, неплохо сочинял и выступал в составе оркестра по праздникам в местной церкви. Впрочем, сольных партий ему не доверяли.
«Ну вот, Джеронимо теперь известный живописец! –  Очень часто он получал письма и небольшую сумму на расходы от брата, где тот каждый раз  извинялся, что много денег прислать не может. – Джеронимо в маму пошел! Часто простужается!  А жена отдирает у него почти все деньги!»
Теперь это был высокий, стройный юноша. Черты его немного бледного лица были по-античному правильны. У него была яркая, необычная внешность. Длинные черные волосы, завиваясь крупными кольцами, падали на плечи. Черные, глубокие удлиненные  глаза. Изящный нос с горбинкой, большой рот, округлый подбородок, а лоб высокий-высокий.
 Он был неловок и неуклюж в движениях. Даже будучи худощавым, постоянно задевал углы мебели, двери. Он постоянно не знал, куда девать руки,  всегда держал их за спиной или скрещивал на груди.
Умом он особенно не отличался, хоть и читал много. Никакими другими талантами не отличался, плохо вел беседу. У него был тихий, слабый голос и такой же характер. От того, что денег брат присылал ему мало, Николо ходил чуть ли не в обносках. Одежда его была поношенной и вытертой, все его презирали из-за бедности.
   Николо знал, что его отца всегда преследовали женщины, и поэтому он запер свои чувства на замок. Единственная любовь, внучка Вероники, что наивно заступалась за него в детстве, превратилась в настоящую красавицу, но счастья они не увидели.
После того, как Вероника отказала ему в руке своей внучки и выдала ее замуж за буржуа, торговца сукном, он стал равнодушен ко всему, что не имело отношение к музыке. Джеронимо по болезни на выпускной концерт не приехал, но старый крестный, не смотря на подагру не мог пропустить такого важного события.
Там он успел пообщаться с крестником и узнал о его первой любви и о том, что  Джудитта, по настоянию бабушки, уехала в свадебное путешествие.
– Что будет делать крестник? – Поинтересовался Джузеппе. – После выпускного?
– Завтра же, после концерта  уеду из Кремоны! – Николо  давился макаронами с тыквой- Навсегда!
– Я уже слишком стар, чтобы помочь тебе в музыкальной карьере, но у меня есть знакомый молодой человек, зовут его Гульельмо! Он тебе поможет!
 
Глава 5  Провал юного альтиста

Когда у Россини впервые провалилась опера « Кир»,
он пошел в кондитерскую, и, заказавши себе торт в виде корабля,
разрубил его на куски,  приговаривая: «Даже в несчастьях есть доля сладости!»
( А. Фраккароли.»Россини»)
   
На первом выступлении Николо присутствовала Вероника. « Ну, малыш, ты сегодня у меня сыграешь!  Кремона долго помнить будет! Жаль, Джеронимо не пришел! Ему бы тоже понравилось!»
Перед концертом она нагадала на восковой фигурке, и теперь с нетерпением ожидала выхода альтиста.
Николо вышел на сцену, поклонился публике и взял первые ноты.
Сначала все шло хорошо, но в третьей части произведения альтист перепутал спикатто с двойным флажолетом и приподнял смычок над струнами, чтобы исправить ошибку. Но ошибка не желала исправляться. Оркестранты не знали, что играть. Николо раскраснелся, пот лил с него ручьями, пальцы вставали не на свои места… Вероника торжествовала.
Николо понял, что ему никогда не вспомнить это место в партии, и он вдарил последний аккорд!  Но не тут-то было! В музыканта полетели гнилые помидоры, конфетные фантики– все то, на что никогда не скупится публика во время чьего-то фиаско. Все свистели, возмущенно вопили…
« Да, не зря я потратила на него столько денег! Дожила-таки до его провала!» Вероника радовалась, как никогда.
«Бедный, я, бедный! Если есть на свете музыкальный ад, утащат меня туда музыкальные черти – до Страшного суда придется слушать такое!– обливался горючими слезами Джузеппе.– И ведь такой мальчик был– старательный, умненький, всем на радость… так провалиться на первом выступлении… ах, Николо, что о тебе отец бы подумал!»
 А Николо между тем позорно удрал за кулисы, и, повалившись головой на стол, рыдал точно также, как тогда,  когда в шестилетнем возрасте выступил перед Вероникой.

Глава 6 Визит нежданного гостя

Крестный не поехал вместе с ним, а остался «поправлять расстроенные нервы» в Кремоне.
– После того, что я услышал, мне надо пожить тут и попить успокаивающие капли! – Заявил он на прощание крестнику.
«И сам доеду!» – Глядя на бутылку абсента, стоявшую перед ним, решил Николо. – «Это в детстве меня брат пугал разбойниками! А сейчас я уже взрослый! И провалился по- взрослому!»
Свое горе он решил залить абсентом, подаренным мужем Вероники на дорогу.
– Слава богу, я больше не услышу твоего альта! – Он обнял юношу на прощание и вручил ему зеленую бутылку. – Как я  тебя восемь лет терпел по воскресениям? Хорошо, что Вероника  отдала Джудитту  не за тебя замуж! Мне бы пришлось терпеть твой альт всю оставшуюся жизнь по выходным!
Понятно, что такие слова окончательно испортили Николо настроение. Уже в дороге, в пыльной и грязной карете, он стал впадать в черную меланхолию. Наилучшим выходом, как ему тогда  показалось, будет абсент!
Измученный и расстроенный после провала Николо остановился в придорожной гостинице.
– Посмотрим, почему этот напиток прозвали la folie en bouteille. – Николо сильно нагрел в ложечке над  свечой кусочек сахара и  медленно вылил абсент через сахар в бокал.
«Никому я теперь не нужен! – Он глотнул пахнущий полынью напиток. –  Любил я Вероникину внучку – её выдали замуж. Даже Джеронимо заболел и не смог приехать на наш выпускной концерт! Слава богу, что общение с Вероникой и ее семейством тоже в прошлом. Вот только муж ее, со словами «Ты уже взрослый! Так и пей по- взрослому!» подарил мне этот адский напиток на дорогу! Зеленая  фея!  Какой-то купец ласкает мою Джудитту, а мне достался абсент!» – Поначалу самыми сильными впечатлениями от   распития абсента для Николо стал нестерпимо горький вкус и сильнейшее похмелье –  неразлучные спутники «зелёной феи». – « В Кремоне я тоже никому не нужен. Домой я приехал – так там – Джеронимо заботится о своей семье, а я у них теперь чужой. А теперь сижу в этой гостинице и не знаю, что делать дальше».
   Николо налил себе абсента и выпил.
«Вот сижу я сейчас и пью этот гадкий абсент, чтобы как-то залить горе. И мои бедные родители смотрят на меня с небес и плачут…».
   После первой рюмки у Николо перед глазами всё задвоилось, после второй затуманило мозг, а после третьей юноша увидел дьявола!
  – Вы пришли заключить со мной договор? – спросил Николо. – Вам налить?
  – Сам налью! У тебя уже руки дрожат! Гость перешел на ты. Буду я на тебя ещё пергамент переводить, – отмахнулся Дьявол. – Будешь продолжать, и без договора ко мне попадешь. Сами посмотри: у тебя лицо уже зелёное, а нос синий!
  – Тогда вы можете мне сказать мне моё будущее. – Николо положил голову на стол.
  –   Чего его предсказывать? Тут и к гадалке ходить не надо! Если ты будешь продолжать пить, – дьявол отобрал у Николо бутылку, и сделал из нее добрый  глоток –   просадишь все отцовские деньги и будешь играть в придорожных трактирах для пьяной публики, в надежде на кусочек пиццы и стакан кислого вина, которым пренебрёг бы любой крестьянин. Умрёшь где-нибудь за забором.
  – Я так не хочу! – сказал Николо.

  – Тогда бросай пить. И не надо заливать тоску по недоступной женщине этой полынной настойкой! Будут у тебя другие! И без моей помощи! Ты ведь ещё молодой, талантливый. В зеркало на себя смотрел? Смотрел. Так вот,  альт уже должен полюбить. Да! Им можно забивать гвозди, им можно разбить чью-то голову, но ведь куда лучше, когда альт издаёт прекрасные звуки. Послушай!
   Дьявол достал из футляра альт Николо заиграл чудную, прекрасную мелодию.
«Вот это да!» – Весь хмель из Николо вышибло.
  – Ну, что, – спросил дьявол, закончив – уж теперь-то вы полюбите альт?
  – Спасибо вам огромное! – с горячностью простонал Николо. – Я не думал, что сатана может направить человека на истинный путь.
  – Даже сам Господь не всегда знает, где истина, – загадочно улыбнулся дьявол .– За абсент спасибо. – Он одним махом выпил оставшийся абсент и исчез.
   Николо проснулся. Голова болела страшно, всё тело болело  от неудобной позы – юноша заснул, сидя за столом. К тому альтиста искусали клопы.
«Ничего страшного, – подумал Николо, до крови расчёсывая себе руки, – всё равно они напились моей отравленной абсентом крови и все передохнут».
   Николо отыскал бумагу и по памяти записал ту самую мелодию, которую ему сыграл дьявол.
Снилось это или нет, не суть важно. Главное, что он понял, что альт надо полюбить.
Николо встал, собрал чемодан и вышел из номера.  Юноша расплатился с хозяином трактира и пошёл к почтовой карете. Он решил навестить брата, а потом поехать на гастроли, подальше от тех мест, где он был никому не нужен.
«Теперь я буду заниматься, а пить перестану», – решил он.

Глава 6. Свидание с Джеронимо
 
– Рад видеть! – Джеронимо был еще слаб после болезни, и встретил брата в домашнем халате. – У нас есть немного времени, пока жена с детьми в церкви!
Он провел  Николо в кабинет и предложил вина.
Помня недавнее свидание в трактире, от вина Николо отказался.
– А я выпью! – Джеронимо налил себе и достал коробочку.– Это фамильный бриллиант из наследства нашей  мамы! Она говорила, что этот от ее польских предков! На остальные наложили лапу мои женщины, но этот камень, самый ценный - твой по праву! Не продавай и не дари его! Он принесет тебе счастье!
– Николо посмотрел на крупный алмаз чистейшей воды в металлической оправе.
– Это не золото и не серебро. Оправа сделана из меча, которым кто-то из наших предков совершил какой-то подвиг! К сожалению, Жанна не знала ни какой подвиг, ни какой предок!
А вот деньги! Он протянул брату чековую книжку. По завещанию ты можешь распоряжаться ими с восемнадцати лет!
«Подкаблучник! – подумал Николо. – Жалко брата!»
– Забери, пока моя жена об этом не узнала и не заставила тебя снять все деньги со счета в свою пользу!  Это твоя доля наследство от наших родителей!  Впрочем, ты можешь остаться жить вместе со мной и моим семейством. Устроим тебя в папин оркестр!
– Нет, спасибо! Я лучше поеду! Я ведь знаю, что твоя жена меня, мягко скажем, недолюбливает!
– Спасибо, Николо! – Джеронимо налил себе еще вина. – Может, выпьешь?
– Нет! Навещу Гульельмо, говорят, наш крестный научил его работе импресарио, и поеду на гастроли!
– Об этом молодом человеке много чего говорят, -  вздохнул Джеронимо, -  не говоря уже о том, что это вроде бы внебрачный сын нашего крестного! Но будь осторожен: он двуличный, как тот Янус! А это от меня лично! Джеронимо достал медальон с изображением Жанны Валери. – Мой знакомый ювелир отлил его из фамильной серебряной ложки, приданного нашей мамы! А портрет я написал сам.
– А остальное серебро куда делось?
– А ты не догадываешься?
– Понятно! Юлия?
Джеронимо только вздохнул.
– Удачи тебе!

 Николо взглянул на портрет, отличавшийся удивительным сходством.
Джеронимо изобразил Жанну не молодой, а такой, какой её помнил Николо, где-то между 30 и40 годами. Она ласково и внимательно смотрела с портрета, совсем как в жизни.
  Николо глубоко вздохнул:
  – Жаль, что её сейчас нет с нами.
   – Да. – Отозвался Джеронимо. – Удивительная она была. Столько лет нас воспитывала, и даже голос не повышала ни разу. Вот бы моей Юлии такое терпение.
Джеронимо с сочувствием смотрел на младшего брата, не отрывавшего взгляда от портрета. Он чувствовал ответственность за Николо, которому пусть уже 20лет. Но к жизни он не очень приспособлен. Джеронимо боялся отпускать его на  гастроли. А с другой стороны, Юлия ему жизни не даст.
  – Вся надежда семьи была на тебя.–  Джеронимо похлопал его по плечу. – Ну, работай, не ленись!

По совету крестного Николо познакомился с  Гульельмо, и тот стал его  импресарио, но дела от этого лучше пошли. Стало только немного больше свободного времени.
Гульельмо был невысокий молодой человек, лет двадцати четырех, чем-то напоминавший Джузеппе в молодости. У  него была большая голова, покрытая гладко прилизанными темно-каштановыми волосами. На высокий лоб свисала длинная челка, разделенная на отдельные пряди. Брови были необыкновенно густые, длинные вразлет. Темные миндалевидные глаза, чуть-чуть косые, были поставлены  слишком близко, нос у молодого человека был длинный, мясистый, какой-то неопределенной формы. Уши были крохотные, подбородок небольшой, щеки полные. Характер у него был взбалмошный, шумный. При этом у молодого человека были большие амбиции, но не было много денег.
Так сложился неудачный творческий союз начинающего музыканта и  импресарио.
   Чтобы сэкономить деньги, (помня совет Джеронимо, Николо не стал показывать новому другу свою чековую книжку)  в гостиницах они снимали самые дешёвые номера, ели самую простую пищу.
Повседневную одежду они покупали у старьёвщиков, и то, Гульельмо торговался до седьмого пота, а цену на билеты по возможности завышал.
Только на концертные фраки антрепренер не скупился: публика оборванцев не любит!
На счастье Николо, его музыка нравилась немцам с их сентиментальностью, и на концерты они ходили. Но, что удивительно, наибольшей популярностью пользовалась мелодия, сыгранная Дьяволом.
   Так понемногу Гульельмо смог приучить Николо к работе, несмотря на природную  лень компаньона.
Публике не понравилась индивидуальность артиста – вызывающе элегантные, вычурные позы. Всё это, по словам одного музыкального критика, отвлекало от музыки.
Не удовлетворяла также романтически– демоническая внешность Николо. Если верить газетам, то длинные кудрявые волосы были старомодны, костюмы совсем не красили музыканта. Вообще, его осмеяли.   Николо решил попытать счастья в Милане, потому что после Милана можно ехать в Вену, музыкальную столицу, а потом в Париж.
   В Милане появилась надежда на тёплый приём. Спасало имя отца. Газеты кричали, что младший Лауренти играет лучше своего предка. Может, журналистов подкупила приятная внешность Николо, то ли действительно хорошая игра.
   Николо, мечтая составить имя исполнителя,  коллекционировал газеты, в которых хоть что–   нибудь говорилось о нём. К сентябрю 1890 года он собрал целую пачку этих заметок. Тогда Николо уехал в Вену. 
   Когда он приехал в Вену, то перевернул вверх дном все мелкие лавочки, потому что в них Николо желал найти какие– нибудь вещицы, свидетельствующие о  том, что когда– то здесь был очень популярен Паганини. И после долгих поисков  отыскал красивую круглую табакерку с его портретом.
   Николо никогда не нюхал табак, но  ей можно было бы пользоваться как шкатулкой.
Сначала Николо давал концерты на севере Италии, где его приняли недружелюбно, потом в Германии по маршруту Паганини. Там он прожил довольно долго.
   Вероника старательно просматривала итальянские газеты, но никаких сведений о Николо не находила. Но как-то раз её зять, немец, рассказал, что Николо сейчас живёт в Германии, и пользуется там успехом.
   «Ах, вот ты как! А я и не думала, что из него может что-то получиться. А он поехал в Германию…
Ну, что ж, дорогой Николо, я не могу скрыть, что очень тобой довольна «

Глава 7 Лодырю всегда нездоровится

  –  Всё! Кончилось моё терпение!– Гульельмо метался по комнате, размахивая руками–

Партитура заброшена, концерты отменены! И всё из-за твоей проклятой ипохондрии!
  – Ну, мне тяжело было сочинять!
  – Ага, «тяжело»! Ты из-за этого отменил кучу концертов?
  – Да не из-за этого я  отменил сочинения, я болел!
  – Болел! Ты валялся на диване, страдая очередным приступом ипохондрии, и тебе было лень выступать!
  – У меня тогда голова болела! И, вообще, слабость была!
  – Знаю я твою слабость! Книгами обложишься и лежишь.
  – Как ты мне надоел, – вздохнул Николо.
  – А у меня для тебя сюрприз!
  – Какой?
  – Я заключил контракт с поляками!
  – Что? С поляками?! Я к медведям ехать не собираюсь!
  – Медведи в России! А в Польше – паны! Хорошая страна, все там питаются квашеной капустой и водкой!
  – Я больше предпочитаю немецкие сосиски!
  – Тебя не спрашивают! Раз не можешь преподнести венцам  свои вариации  на тему Малера, то поезжай в Польшу!
 - Да, разве, я виноват, что не люблю Малера?
  – Замолчи!
  Николо откинулся на подушку. Гульельмо долго смотрел на него и сказал;
  – Знаешь что, у русских, у этих медведей, есть одна удачная пословица: «Лодырю всегда нездоровиться»

  – Да причём тут эта пословица? Ты что, считаешь меня лодырем, лентяем, лежебокой?
  – Да. Ты самый настоящий лодырь, лентяй, лежебока!
  – Как ты меня злишь! – Николо вскочил с кровати и стал трясти Гульельмо за плечо.
  – Если ты ещё раз назовёшь меня лентяем или лежебокой, – Николо сжал шею Гульельмо, – я тебя придушу!
  – Но-но, потише. – Гульельмо с трудом разжал пальцы друга. – Так ты поедешь в Польшу или нет?
  – Нет, нет! Я же ясно сказал!
  – Ну, всё! –  Гульельмо набросил на плечи Николо пальто, нахлобучил ему шляпу, всунул футляр с альтом в руки, и уже собирался вытолкать на улицу, как Николо резко, развернулся, скинул с себя уличную одежду, отшвырнул чемодан и опять сел на кровать.
  Багровое от гнева лицо его было перекошено злобной гримасой, из глаз сыпались искры, а волосы топорщились во все стороны.
  – С чего бы у тебя такая рожа? – фыркнул Гульельмо.
  – Не поеду в Польшу! Организуй мне гастроли в Париж!
  – Нет. Лучше подпиши контракт! Подпишешь? – Гульельмо протянул Николо контракт.
  – Не подпишу!
  – Подпиши!
  – Нет! Нет! Всё, хорошо! Вот моя подпись! – Николо поставил на бумаге  корявую закорючку. Быстро оделся, взял чемодан и выбежал, хлопнув дверью.
  – Эй! Постой! Ты куда собрался?! – Гульельмо побежал вслед за ним.
  – Проклятая Польша! – донёсся до него крик Николо.


Глава 8. Проклятая Польша

– И что мой брат Джеронимо нашел в своей ведьме? Она его пилит, отбирает деньги и воспитывает несносных девиц! Свобода дороже! Паганини был прав! Лучше свобода в Польше, чем клетка в Милане!
«И какой черт дернул моего импресарио заключить контракт с поляками?» – Николо остановился у корчмы, он был голоден и хотел спать. – «И холодно тут, и снедь противная, и женщины.... Полячки, одним словом! А ведь все говорит  – деньги хорошие! Где те деньги?»
Надо сказать, что рассуждая таким образом, он кривил душой. Очередной приступ ипохондрии, отмененные  концерты и заброшенная работа над новой партитурой очень осложнили его отношения с Веной. Пришлось ехать не куда хочется, а куда зовут.
  – Я могу остановиться здесь на ночлег? – Спросил он по-французски у старухи, которая кормила кур.
Она не поняла.
Тогда альтист достал из кармана серебряный талер и стал объяснять знаками, что хочет есть и спать. Серебро открыло ему двери, и он обрел тепло и покой...
Обед был скромен: женина поставила перед ним глубокую глиняную тарелку с картофелем и квашеной капустой и кружку кислого пива. Он принялся за еду.
Картофель был еще ничего, а вот квашеная капуста и местное пиво итальянцу категорически не понравились. «Как они вообще это едят и пьют? – Думал он, побаиваясь вкусовых и пищевых свойств польской закуски и выпивки. – Кислая, горькая, на зубах хрустит! Да, наши жгучие перцы куда лучше!»
Пиво булькало в желудке и просилось назад.
«Все не первой свежести и ... вот и гадай, от чего будет болеть живот, от капусты, пива  или от обоих вместе!»
Когда Николо поел, женщина отвела его в сарай, где лежало сено.
– Если бы не моя хандра и эта идиотская ссора с Гретхен – жил бы в Вене, а тут на тебе – польские панночки... Хоть вот эта старушка с ее капустой! Бр-р! Хоть посплю! – Юноша вскарабкался на верхушку копны. – Он по колено проваливался в сено, соломинки попадали ему то за шиворот, то еще куда-нибудь. Наконец, вершина была достигнута.
«Черт бы побрал моего  импресарио, задвинуть меня в такую дыру! А говорил, культурные люди, центр Европы... Он бы меня еще в Россию отправил! Медведям на альте играть!» – Поминая недобрым словом свою покладистость и ипохондрию, он уснул.
Кошмар с путешествием до Варшавы продолжался еще три дня. Дорога отобрала кучу времени и сил. Николо начал приходить себя только на свежих простынях одной из весьма приличных гостиниц. Но тут новая неприятность: импресарио ушел в запой и не подписал контракт!
«Если я не хочу умереть с голоду или питаясь одной капустой, от кишечных газов – надо договариваться о концертах самому!»
– Тут есть какие-нибудь культурные люди, которые смогут меня принять? – спросил он у лакея по-французски.
– Паны Накшиньские большие меценаты,– ответил лакей, как-то нехорошо улыбнувшись.  – Спросите у любого, где они живут и вам скажут! Вся Польша знает панов Накшиньских! А может, вы хотите на ночь горячую панночку? В Италии все тощие, а у нас тут на молоке, да на маслице, да на капусте такие...
– Сначала дело! Скажите мне их адрес.
«И никакой водки, пока не подпишу контракт! Эти паны могут и без штанов оставить!»
 
…..Особняк Накшиньских на окраине Варшавы выглядел запущенным, но жилым. Встретила его огромная лохматая собака, всем своим видом показывающая, что итальянец вполне сгодится для закуски.
– Назад! – Остановила собаку женщина с усами в тот момент, когда пес повалил Николо на спину и уже прицеливался в его горло.
– Синьор музыкант? Не бойтесь, это он так играет!
Николо не помнил, как он оказался в столовой, где дама с усами угостила его неплохим кофе с яблочным пирогом, тоже недурным на вкус.
 Роста женщина была среднего, плоскогрудая, лет тридцати. На ней был одет мужской костюм, и высокие сапоги со шпорами. При этом коней в доме не было!
«Костюм дорогой, но ношеный!» – Николо оценил прелесть хозяйки в мужской одежде. – «Как раз к ее усам!»
Светло-пепельные волосы были зачесаны назад. В взгляде узких темных глаз поблескивала насмешка. На желтоватом скуластом лице чернели усы.
– У вас хорошие рекомендации! Выступать будете уже завтра. – Она обворожительно улыбнулась.– А пока мои девушки отмоют вас в бане, приведут в порядок одежду и вообще...
– Где отмоют? – Николо стало страшно.
До него доходили слухи о страшных избах, где иностранцев шпарят кипятком и стегают прутьями.
– Это у вас моются в корыте, а у нас в бане! Впрочем, как изволите! А я изволю вас послушать!
– В гостинице мне обещали горячую воду и все остальное, может, перейдем к делам?
 – Рекомендации рекомендациями, но я вначале сама хочу послушать! Ну, нетерпеливый итальянец, сыграй! Это скрипка? – Хозяйка заинтересовалась содержимым футляра.
– Альт!
– Нехай альт! Играй!
Он вышел на середину столовой и заиграл.
Настасья заметила, как итальянец преобразился за игрой. Дом наполнился чарующей музыкой.  Даже страшный пес вошел в столовую, прислушался, сел на задние лапы и стал подвывать.
– Лорд, цыц! – Приказала Настасья и собака замолчала.
Длинные волосы Николо разметались. Глаза горели огнем, губы были плотно сжаты. Бриллиантовое кольцо, надетое на палец, разбрызгивало снопы света.
Тут Настасью охватило какое-то странное ощущение. Глаза ее раскрывались шире и шире, воздуха уже не хватало, и она чуть не упала в обморок. « Этот перстень! Ведь он нашей польской работы! Как он мог попасть к итальянцу! Он не имеет права владеть этой драгоценностью! Я должна его отобрать! Если этот бриллиант такой прозрачный, так прекрасно ограненный, он мог принадлежать роду самих Кинских!
– Хватит! – женщина хлопнула в ладоши. – Ганька, нюхательной соли мне, бутылку из подвала и два бокала на стол, бумагу перо и чернила! Бегом или выгоню вон в деревню!
Красивая черноволосая девушка с косой толщиной в руку, бросилась исполнять приказание.
– Ну, итальянец, ты ранил меня в самое сердце своей игрой – лучший зал в Варшаве к твоим услугам!
– Спасибо, пани! –  Николо позвал на помощь все свое обаяние и все хорошие манеры, что усела привить Жанна.
– После концерта я вас жду в гости! – Голос Настасьи стал томным и нежным. – Придете?
– Приду обязательно, если вы посадите вашу милую собаку на цепь!
– А чем вам не угодила собака?
– Пока вы нюхали соль, она доела наш пирог! А он был такой вкусный!
Прошло несколько дней. Концерты, к удивлению итальянца,  удались! Публика хорошо приняла альтиста, а оркестр оказался очень неплохо сыгранным. Николо, испытывая благодарность к меценатке,  стал галантно ухаживать за Настасьей, а импресарио, выйдя из запоя, стал требовать свою, совершенно незаслуженную долю.
– Какие нравы у вас, итальянцев! – Настасья принимала ухаживания итальянца с насмешливой улыбкой, обещающей неземное блаженство. Конечно, Николо знал, что у нее есть муж, но тем и пикантнее обещало быть приключение.
Но самому пану Накшиньскому очередное увлечение жены не нравилось.
– Когда ты встречалась с князьями и графами, я терпел, шумно возмущался он. – ну ладно, это был бы хотя бы барон со связями и запасами вина, так нет – выбрала итальяшку, да еще и музыканта! Если так пойдет, мне придется из твоей спальни безродных  цыган выпроваживать! Род Накшиньских такого не потерпит.
– А род  Накшиньских потерпит, что ты путаешься с горничными, Ганьку и ту обрюхатил, а у нас с тобой нет ни одного законного ребенка?
– Конечно, какие могут быть дети, когда у жены усы, а вместо груди доска? – пробормотал граф, а вслух добавил:
– За Ганькой дам в приданное корову и свинью на свадебный стол! С коровой ее любой замуж возьмет! Хоть мой сосед, пан, что пропил все, включая собственные штаны! А ведь шляхтич!
– А я-то думала, что он безвылазно дома сидит?  Значит, ты его не убил?
– Нет! Напоил и слегка обыграл в карты! Так что на концерт в Варшаву он точно не приедет! А если он возьмет Ганьку в жены – так я штаны ему отдам!
– Ладно, с Ганькой решили! Возьмешь себе другую сиротку из деревни! Так какие после этого претензии ко мне могут быть?
– Я ничего этим девкам не обещаю, а на кого  ты размениваешься? Ну хоть бы князь, ну граф или на худой конец шляхтич...
– Ты не понимаешь! Видел ты его перстень? Это наш, настоящий польский перстень века шестнадцатого! Если его отобрать, можно купить несколько шинков и кучу красивых платьев! Этот тощий итальяшка просто шут! И я приглашаю тебя на участие в маленьком домашнем спектакле! Повеселимся, как в добрые старые времена!
– Я согласен.–  Перед внутренним взором Накшиньского засверкали золотые груды.
Супружеская кровать скрипнула под тяжестью двух тел.
А следующий вечер не задался для Николо  с самого начала. Любимый ботинок прохудился, а местный сапожник починил его так, что гвоздь больно впивался в пятку. Разбираться с горе-мастером не было времени: его ждала Настасья. Прихрамывая, он постучал в старинную дверь загородного особняка.
– Бедный паныч! – Ганька проводила его в покои хозяйки,  Николо не понял ее польских слов, но по тону понял: девушка расстроена. В руке Николо блеснула золотая монета. Он, улыбнувшись, оттянул вырез Ганькиного платья и опустил монету между ее грудей.
 Ганя покраснела, в глазах ее заблестели слезы обиды, и она чуть – чуть не дала Николо пощечину.
Николо Настасья приняла в своих покоях, облаченная в пеньюар, хоть и вышедший из моды, но весьма элегантный.
– Дорогой, – взгляд усатого лица обещал много блаженства. – Я так по тебе соскучилась! Ты такой красивый,  но для моей спальни на тебе слишком много одежды!
– Мне ее снять?
– Сними и сыграй! Только, если можно, вот на этом табурете!
Детские воспоминания о табурете у Николо были весьма неприятные, и сова испытывать судьбу не хотелось, но отказывать хозяйке он не стал.
«Эту Ганьку я точно выгоню в деревню! –  Пан сидел в шкафу, полным старой одежды и пыли. – «Не могла тут убраться! И за что я ей деньги плачу?»   
Сидеть в пыльном шкафу в спальне собственной жены было неудобно, но спектакль уже начался! В щель он видел, как альтист разделся до панталон, попытался залезть на стул, но тот  так угрожающе заскрипел и закачался, что Николо слез на ковер и начал играть.
«И чего хорошего находят в этих звуках! Уши болят! И вообще – самое лучшее на концерте – это буфет с выпивкой и закуской! Ничего, скоро мой выход!» Он сидел и с трудом подавлял желание чихнуть.
И тут альтист кончил играть, и  пан понял, сейчас настал его выход.
– Ты, глиста польская! Апчхи ! – Накшиньский вылез из шкафа как раз в тот момент, когда Николо собирался снять пеньюар с Настасьи и наградить графа украшением в виде рогов. Муж чихал и орал на неудачливого любовника.
– Я тебя пристрелю, как бешеную собаку! Где мой пистолет?
– Ты заложил его в кабаке! – вмешалась в разговор Настасья, прикрывшись одеялом до подбородка, она изображала оскорбленную добродетель. – Дорогой, ты часом не простыл?
– Апчхи! Даже если и простыл, то и на смертном одре я отправлю этого проходимца со скрипкой в Ад!
– Это альт! – Не выдержал Николо.
Он дрожал от страза, по спине тек холодный пот, а пряди волос прилипли ко любу. «Меня сейчас убьют! С этого ревнивца станется!» – Ему очень захотелось убежать.
– А хоть бы и Альт! Нет пистолета –  так я его зарублю своим семейным мечом! И его и эту деревяшку со струнами! – Апчхи! Пан схватил качающийся табурет, приставил его к стене, одним прыжком взмахнув на него, стал вынимать из ножен огромный двуручный меч, что очень неплохо закрывал дыры на фамильном гобелене.
– Сейчас я его зарублю, им в свое время мой славный предок Сигизмунд Войтовский собственноручно отрубил голову князю Александру Невскому во время битвы на Чудском озере!
 Табурет ,на котором так и не удалось сыграть Николо предательски заскрипел и развалился.
– Ох! Апчхи! Ах! – Стонал пан, дрыгая рукам и ногами.
– Убился! – кричала Настасья! – Караул!
Николо понял, что судьбы дает ему шанс на спасение и дал деру, как был, в одних панталонах.
– Ату его! – веселились слуги.Вслед полетела ножка от табурета, пущенная Настасьей, но мимо.
Николо не помнил, как оказался за воротами особняка.
– Добрый пан! – Ганька вынесла ему одежду, – я не нашла второго ботинка!
Любимый альт он держал в руках. Только смычок и ботинок с гвоздем достался графу как военный трофей.
«Вон из Польши! Бегом!» – Николо понял, что делать ему в этой гостеприимной стране больше нечего.


Книга 2 Шарлотта
Глава 1 Сюрпризы злой судьбы
   В конце 19 века в Париже процветало семейство де Бонфон. Семья эта считалась одной из самых богатых в городе. Многие буржуа мечтали о том, чтобы  жениться на одной из двух дочерей мадам де Бонфон– Шарлотте или Жозефине: и девушки красивые и приданное хорошее.
   Взглянув на них, никто не подумал бы, что это сёстры. Они были разными и по характеру, и по внешности. 
 Старшая, Жозефина, была высокая  худая блондинка с носом, имевшим форму картофелины, вечно сидевшая за пяльцами, занимавшаяся домашним хозяйством, нравилась только своей матери. Жозефина не любила балы, светские мероприятия и годилась только на то, чтобы безвылазно сидеть дома и воспитывать детей. Характер у неё, однако, был сварливым.
        Младшая, Шарлотта, любила  цветы, поэзию, музыку. С раннего детства мечтала выйти замуж за «человека искусства», но эти грезы возмущали её сестру и чопорную мать. С этими качествами Шарлотты совмещался весёлый нрав, храбрость и охота к приключениям. Она ездила верхом в мужском седле, стреляла из пистолета,   и часто проводила время в разговорах со слугами, которые очень любили ее за то, что она часто спасала их от наказаний.
        А Лауренти и не знал, что злая судьба приготовила ему очередной сюрприз. Родовое проклятие и нечистая сила не хотели оставлять его в покое. Где-то на  небесах, а может и чуть ближе, разыгрывалась новая партия, где король и ферзь должны были скоро встретиться на одной доске...
В это самое время Николо дал два концерта в Эксе и снискал восторг местной публики. На втором концерте он увидел в ложе Шарлотту, но не обратил внимания на неё: мало ли хорошеньких женщин приходят слушать его игру.
Тут надо сказать, что после польского приключения он отрастил себе усы, а  сердце оставалось нечувствительным к женщинам.
Настроение у Гульельмо, импресарио Лауренти,  было испорчено как вино, превратившееся в уксус от морской перевозки.
Конечно, все из-за Лауренти и его концерта.
¬ Ты что себе позволяешь? – Кричал Гульельмо. – Ты как играешь? Почему не репетировал?
– Да все же прошло хорошо! – В момент ссор с Гульельмо Николо жалел, что бог не одарил его самого столь громовым голосом.
Гульельмо вполне мог исполнять басовые партии в опере, но басам платили куда меньше, чем импресарио зарабатывал, подворовывая у Лауренти.
– Прошло хорошо только из-за того, что в этом городишке нет настоящих ценителей музыки! В Париже или Милане за такой концерт нас бы не только освистали, но и закидали овощами! Благо сезон и гнилья на огородах полным-полно!
–  Почему? Все было хорошо! Публика рукоплескала!  А почему моя доля такая маленькая! Мест было продано  куда больше!
–  Надо было заплатить господину кюре за то, что он привел сюда если не всю свою паству, то большую ее часть! – Врал Гульельмо так вдохновенно, что даже сам иногда верил в то, что говорит. – Забыл, чем кончил твой любимый Паганини, отказавшись платить процент церкви?
– Да причем тут мой любимый Паганини! Деньги у нас, а ему они уже много лет, как не нужны! Отдай мою долю, честно!
– Да если честно, такой игрой ты не заработал и сольдо! А если  поставить в счет и мои испорченные нервы...
– Это кто кому нервы портит? Я артист, человек искусства, а ты...
– А я  твой импресарио! Без меня ты бы играл на кладбище! На поминках и похоронах! Впрочем, недолго! Умер бы сам с голода!
– Ты так думаешь? А без меня у тебя не было бы денег ни на новый сюртук, ни на поездки туда, куда приличные люди не ходят!
– Это куда? а сам? Забыл, что мы там? И не ходил, а ездил!
– Там концертов я точно не давал! Это ты просадил там кучу денег в карты! Обратно я платил за извозчика!  Так раз я не забыл, отдай мои деньги!
– Ну ладно, только не рассчитывай на большой гонорар: расходы на газетчиков, рекламу, оплату артистов и выпивку, чтобы они в другой раз согласились работать под руководством этакой бездарности!
– Я бездарность? А ты не можешь даже концерта организовать в приличном месте!
– Будешь ругаться  – сменю альтиста!  По миру пойдешь со своим альтом!
– А я сменю импресарио! Сам будешь цыганкам гастроли организовывать! На большее не способен!
– Да с тобой, бездельником, никто работать не будет, если бы не Джузеппе, мир его праху, давно бы от тебя ушел!
– Если бы не мой покойный крестный, я бы давно тебя сменил! Деньги на стол и живи, к как знаешь!
– У тебя в роду явно был вечный жид! ¬ – Гульельмо развязал кошелек. – Ты еще попомнишь мою дружбу!
– Как и  ты мою! Не хочу ночевать с вором и предателем под одной крышей!
– Ты совсем с ума сошел? Кто в наших краях ездит по ночам? Сиди в трактире!
– Не буду! И минуты не задержусь! А убьют разбойники – так ты же со мной не работаешь!
– Хоть деньги оставь! Не только убьют, но и ограбят!
– У самого в роду жиды! Глотка воды не допросишься! – Лауренти ушел, хлопнув дверью да так, что придорожный трактир вздрогнул.
Только отъехав на пару лье от города среди сгущающихся сумерек он начал понимать, что поступил весьма опрометчиво, становилось холодно и как-то неуютно.

Глава 2 Свидание, как в романе
– Как-то стало скучно! Во времена Паганини было веселее! Король и ферзь должны встретиться! – Рогатый враг человеческого рода смотрел с ветки старого дуба на две кареты. – А потом я поставлю шах и мат!  Итак, партия продолжается!
«Хорошо играет этот итальяшка! Худой, тощий, страшный как смертный грех, но слух у него есть! А мой любовник ни в музыке, ни в альковных радостях ничего не понимает! А мама еще мне его в мужья пророчит! А пользы от него как от козла молока!» – Шарлотта возвращалась домой одна. После концерта Николо Лауренти, проведенного в Эксе, она поссорилась с любовником и была в отвратительном расположении духа. Николо тоже поссорился  с импресарио и решил на ночь глядя вернуться в Париж, но по дороге у кареты сломалась ось. Кучер ушел за помощью и исчез.
«Каналья, наверняка пошел пьянствовать, а я тут один, в темноте...» Николо стал впадать в ипохондрию.  К тому же стоял страшный холод, который окончательно испортил альтисту настроение. Снег, выпавший накануне, и не думал таять, как это приличествует делать осадкам во Франции поздней осенью. Николо никогда не знал, что такое настоящая зима, а на нем была только пальто и широкополая шляпа, которую сдувало ветром сразу же, как тот рисковал выйти из кареты. Альтист страшно замерз, пальцев своих он не чувствовал, а уши...
«Вот и смерть моя пришла! Я замерзну, отморожу уши и оглохну, как Бетховен и похоронят меня в безымянной могиле, как Моцарта!» – думал он, приплясывая, чтобы хоть как-то согреться. – «В кордебалет меня за такой танец на морозе точно не возьмут! А ведь тут водятся разбойники! Барабанщик говорил, что они и людей едят, когда голодные!» Эти размышления не придали Николо храбрости, и тут он увидел приближающуюся карету.
«Это черти приехали за моей грешной итальянской душой!»
– Вечер добрый, месье! Залезайте, - услышал он женский голос. – Мой кучер пристегнет вашу лошадь к моей! Быстрее доедем!
– Спасибо, сеньора! – Николо влез в экипаж. Здесь было не так холодно, как на дороге, но также темно.
– Добрый вечер! Вы кто будете? – спросила женщина.
– Николо Лауренти, альтист! – Николо стучал зубами от холода. – Я давал концерт в Эксе, но на обратном пути что-то сломалось. Кучер, каналья, сбежал, и я стою на дороге у кареты, не зная, что делать! Уже думал, что святой Николай пришел по мою душу!
– А я вас, маэстро,  знаю, была сегодня на вашем концерте!
Вдруг карета резко остановилась, лошади испуганно заржали и чей-то голос прорычал:
– Кошелек или жизнь!
Николо перепугался и полез за кошельком, но девушка  опередила его, и выстрелила на голос из пистолета. Разбойник дико взвыл и умчался восвояси.
Альтист был страшно напуган. Ему казалось, что  его сейчас хватит удар, но у него хватило сил пролепетать:
– Вы случаем не отправили в ад эту грешную душу?
Женщина рассмеялась.
– Зачем брать грех  на душу? Пистолет был заряжен солью.
– Свидание как в романе! – воскликнул Николо. – Только одно дело читать это, сидя перед камином – другое пережить все это воочию!
– О да, ответила женщина. – Только мой рыцарь сидит в карете, а я воюю, как Жанна Д' Арк под Орлеаном!
– А где твой пистолет? – Она стала шарить в темноте по его панталонам...
– Это не пистолет! – Николо смутился и покраснел, но  в темноте этого было невидно.
– О-ля-ля! – Шарлотта привезла Николо к себе домой, так как толком не могла разобраться, где поселился несчастный попутчик: бутылка дорожного коньяка из запасов любовника Шарлотты на двоих сместила им все ориентиры.
– Опять от нее порохом и коньяком пахнет! –  Заворчали мать и сестра, знавшие боевой нрав Шарлотты. – Так еще и голодранца с собой какого-то притащила! Снова грех! Снова платить за исповедь и каяться!
– Это не голодранец, а Николо Лауренти, известный альтист! – Задравши хорошенький носик ответила Шарлотта. – Этой ночью он спас меня от шайки разбойников! Он сражался как лев и потерял в бою карету, кучера и все свои пистолеты! Впрочем, не все....
Мать с сестрой вздохнули и вышли. Николо был так измучен долгим ночным переездом, и тем, слишком большая порция коньяка отогнала страх, но загнала в сон. Теперь надо было постоянно бороться со сном, что как только дамы вышли, он повалился на кровать и заснул.
«Рыцарь из сказки... вот уж не думала, что он будет спать у меня на диване, даже не поужинав! Говорил мне падре, много коньяка пить вредно! Но тут такой повод: не каждый день  на дороге попадаются известные альтисты и злые разбойники! Ну, выпила лишнюю рюмочку... другую! А ведь какой он красивый! И так мило дрожит! А мне с ложи он глистой тощей показался!» Лауренти был действительно  красив: ростом не более шести футов, фигура крепкая, пропорциональная. Линии лица были плавны и мягки, даже жиденькие усики его не портили. Правда подбородок мог быть и более волевым. Николо было уже двадцать два года. Лоб альтиста был крут и высок, а лицо без признаков оспы.
«Как он красив, по сравнению со мной!» – подумала Шарлотта.
    Мама Шарлотты молилась перед распятием. «Мой нательный крест при появлении незнакомца стал горячим! Он проклят! Проклят еще до рождения! Господи, сделай так, чтобы Шарлотта держалась от него подальше! Мой фамильный крест никогда не врет!»
     «А ведь он не сделал мне ни одного комплимента! – Шарлотта переоделась в сухое белье у себя в комнате и посмотрелась в зеркало. – Благодарность за спасение жизни и кошелька не в счет! Неужели я такая уродина? Будем считать, что он меня в темноте толком не разглядел... Впрочем, мне кажется, что все-таки разглядел...» Девушку нельзя было назвать красавицей: она была скорее хорошенькая. Небольшого роста, худощавая, лицо не очень выразительное, вздернутый нос, изящные губы, и большие глаза цвета соленых огурцов с коричневой поволокой. Пушистые каштановые волосы были стянуты в замысловатый узел. Рано утром Николо проснулся, только мне понимая, как и каким образом он очутился в незнакомом доме на неудобном диване.
– Кто вы, прекрасная муза? – спросил Николо, когда увидел Шарлотту.
Голова несчастного альтиста болела.
– Разве вы не узнаете свою попутчицу, столь отважно стрелявшую в разбойника? – Улыбнувшись, спросила Шарлотта.
Альтист был с утра не брит и щеки его казались синими.
– Тогда было так темно, что я только слышал вас прекрасный голос. А я так и не смог узнать вашего имени!
– Меня зовут Шарлотта де Бонфон, у меня титул графини.
Николо глубоко вздохнул. «Даже если бы я полюбил ее, то огромная сословная пропасть разделяет нас! Она графиня, а я внук лавочника... Буржуа! И смею о чем-то мечтать! мало мне польской усатой красавицы? И все же хорошо, что ее род миновал террор и гильотина! Не так много осталось настоящих  графинь во Франции! Может, залезть в долги и купить ну хоть титул барона? Но и барону не место рядом с графиней!»
К завтраку его не позвали. Шарлотта, угостив рюмкой лафита, вывела его на улицу.
– В какой гостинице вы живете? – спросила девушка.
– В гостинице  «Луна»! – Ответил Николо, разглядывая засыпанную грязным снегом мостовую.
После лафита голова болеть перестала, а мысли слегка прояснились. Но очень хотелось есть.
– Я могу одолжить вам наш экипаж! Эй, Жан, довезешь  этого господина до гостиницы «Луна», –  крикнула Шарлотта кучеру, дремавшему на козлах.
Садясь в экипаж, Николо протянул Шарлотте визитку и спросил:
– Не будет дерзостью узнать, где вы живете?
– На улице Плюме, а зачем это вам?
– Да так,  - неопределенно пожал плечами Николо,  - надо же знать, где я оказался! На всякий случай!
Экипаж тронулся. Шарлотта долго смотрела ему вслед.
«Неужели он влюбился? И даже рискнул спросить, где я живу?» – подумала она. –» Ну и попадет же мне, если узнают, что я одолжила экипаж с фамильным гербом безродному иностранцу? Ах да, мне же надо сегодня съездить в лес и подстрелить дичь к обеду!»
Только вечером, собираясь ложиться спать, Шарлотта сказала своей служанке Грете,
 –  Знаешь, Гретхен, а я влюбилась. Впервые в жизни.
  – Неужели в этого красивого итальянца, который был у нас сегодня?! – изумилась служанка.
  – Да, да, как раз в этого альтиста. Значит так, я напишу ему пару строк! Отнеси записку в «Луну».
«Добрый день, сеньор»  - писала она, - «вы не считаете, что за вами долг? Соизвольте вернуть! Жду в меблированных комнатах госпожи Анны! И еще, я не люблю, когда опаздывают!»
Подпись, впрочем, она поставила неразборчивую.

Глава 3 Потерянное счастье

«И все же счастье есть! –   Когда Николо  впервые открыл для себя всё величие любви, то его мировоззрение переменилось. Музыкант опять ощутил тот свет, который чувствовал, когда была жива его мать. Даже женитьба брата и его сварливая супруга  не раздражали так, как еще недавно.
Теперь он засыпал Шарлотту письмами, искал свиданий с ней.
   Как часто они сидели в саду на деревянной скамеечке, под луной. Шептали друг другу признания.
 Никто из семьи Бонфонов не знал об этом союзе, благодаря молчаливости Шарлотты и изобретательности Гретхен.
   Но, всё хорошее заканчивается. Через три месяца, одеваясь утром. Шарлотта почувствовала, что платье ей туго. Она обернулась и увидела, что глаза Гретхен полны ужасом.
  – Что такое, Грета? – встревожено спросила её повелительница.
  – Вы беременны,– ответила та.
Шарлотта побледнела. Что она скажет матери? Сколько проклятий обрушится на её голову, ведь Николо принадлежит к небогатой семье. И семья эта очень большая.
  – Думаю, что всё-таки признаюсь, – сказала бедняжка, кое-как зашнуровывая платье и пошла в столовую.
  Мать и Жозефина уже пришли. Шарлотта неловко сделала реверанс и села за стол. Уши у неё горели как в огне. «Признаваться или потерпеть? Лучше сейчас, чем никогда!» – подумала она и выпалила:
  – Я беременна!
  Жозефина привскочила со стула. Её мать покраснела, но потом резко побледнела.
  – Вероятно, от Лауренти?  – язвительно спросила  сестра.
  – Откуда ты знаешь?
  – Я всё видела. И как вы ночью друг другу в любви признавались, и как целовались.
  В пылающей голове Шарлотты зародилась мысль, что Грета могла быть подкупленной.
  – Ты подкупила Грету?
  – Нет! Я всегда была рядом, а из моего окна всё хорошо видно.
  – Так значит  – ты знала? Предательница!
Грохот грома заглушил её слова. Враги завизжали и руками зажали уши. Они боялись грозы.
Воспользовавшись этим замешательством, Шарлотта выбежала на улицу. Струи дождя с грохотом обрушивались из водосточных труб, лужи пузырились. Свинцовые тучи извергали молнии.
Шарлотта выбежала в тонком домашнем платье. Стоял конец февраля. Холодом сковало всё вокруг, но девушка горела в огне стыда. Слёзы на её лице,  или капли дождя – она ничего не чувствовала. Она бежала, падала. Поднималась, вновь падала, но продолжала бежать. Она хотела прибежать к Николо и рассказать ему всё.
  Вот и гостиница, где он живёт.
Сначала Шарлотту чуть не прогнали, приняв за нищенку. Но на шум вышел сам Николо и провёл в свой номер.
Когда  он узнал обо всём, то опечалился и сказал:
  – Я очень тебя люблю! И повел  бы под венец, но я кто?  Никто…. Вряд ли нам позволят пожениться и поехать ко мне. Я  сам виноват!
– Тряпка ты, а не мужчина! – со злобой сказала Шарлотта и, ударив его по лицу, выбежала на лестницу.
– Шарлотта, постой, я сейчас все объясню! Подожди! – задыхаясь, кричал он, догоняя ее. 
Но девушка уже выбежала. Проклиная возлюбленного, оказавшегося неспособным помочь ей, она поймала извозчика и пришла домой. Через несколько дней она заболела.
Николо в кровь расцарапал лицо и рыдал во весь голос. Слуга, находившийся в соседней комнате, подумал:
« Не иначе как он обрюхатил эту Шарлотту, а теперь раскаивается! Но такой позор уже ничем не смоешь… Ловелас, тоже мне…»

Глава 4  Папин портрет и видение Николо
«Вот я действительно тряпка! – Лауренти смотрел на портрет отца, который прислал ему Джеронимо в подарок. – Я никогда папу не видел! Мама говорила, что он был хороший человек!»
Он  принялся смотреть на отца, которого никогда не видел.
Черты Лауренти поражали грубостью и резкостью. Высокий широкий лоб, откинутые назад прямые, длинные волосы, перебитый когда– то римский нос, узкие губы, квадратный подбородок, выдвинутая вперёд челюсть. Несмотря на то, что для игры на  альте нужны длинные пальцы, у Лауренти были короткие, широкие кисти рук и толстые пальцы. Но, по рассказам матери, он так легко управлялся ими с альтом, что даже унылые произведения превращались в изящные.
  Николо посмотрел на свои узкие красивые запястья, длинные пальцы, которые гнулись, как сделанные из каучука. Руки у молодого Лауренти были белые, прозрачные, холёные, украшенные узором светло-голубых жилок. Юноша помнил, что в их семье не было рук хоть сколько-нибудь похожих на его руки
  Вдруг глаза портрета приняли угрожающее выражение, брови сдвинулись.
«Отец, за что ты сердишься на меня?» – испугался Николо.
«Если бы я был жив, то сказал бы тебе, как ты  должен был вести себя с этой девушкой. – Послышался в комнате еле слышный шепот. – Бери ее и беги из Парижа!»
«Неужели я сошел с ума?»
     ...Просто дух Лауренти-старшего заботился о своем сыне.
На побег альтист не решился. Пока он с троил планы, мама выдала Шарлотту замуж, с большим приданным за Леона.   
Пошло 6 месяцев. В ноябре 20 числа, в 12 ночи у Шарлотты начались роды. Леон напивался с друзьями, а несчастный Николо ходил под её окнами. «Она продает моего ребенка, я меня не пускают даже на порог! А кто я такой, чтобы меня пускать? Безродный итальяшка!»
  Николо подумал, что он переживает за Шарлотту, но это было не так. Проголодавшись, он покинул свой пост. Утром он снова вернулся к дому и увидел, как люди в черном несут венки
 – Николо, не надо тут стоять! – Грета узнала альтиста. – Ребёнок мёртв, и Шарлотта тоже. – Сказала она. – Ее муж готов тебя пристрелить!
  Николо бросило в холодный пот.
  – Она умерла! – закричал Николо страшным криком.
Он не понял, как оказался в гостинце.
– Мой тебе совет, – импресарио появился, как чертик из бутылки, – уезжай! Муж Шарлотты поклялся тебе отомстить!
   На похороны  Шарлотты Николо не пустили. Но, не смотря на это, Николо во время погребения стоял за кладбищенской оградой, и его никто не видел.
Этой ночью Николо пришёл на кладбище.
«Милая Шарлотта, я слишком люблю тебя, и не смогу не попрощаться, пока не уеду. Я сыграю тебе. Но, как я знаю, тут есть сторож, который может пальнуть в меня из мушкета, приняв за призрак какого-нибудь музыканта, что может здесь лежать».
Николо подошёл к сторожке и, страшно стесняясь, постучал в окошко. Из окна высунулось заспанное лицо сторожа.
  – Кого тут черти носят? – пробормотал он и засветил свечу. А это Лауренти, что так дорого берёт за свои концерты. Чего вам тут надо?
  – Вот, возьмите, – Николо протянул сторожу золотую монету. – Послушайте мою игру, только, ради бога никому не говорите, что я играл тут ночью.
   Сторож повертел монету в руках.  «Странно, – подумал он, – ему платят за концерт, а он заплатил мне за то, чтобы я слушал его игру!»
   Николо в темноте с трудом отыскал могилу Шарлотты. Он встал перед ней и заиграл недавно сочинённую вещь, которая была посвящена Шарлотте – кантату «Слёзная». Не было страшно, он ничего не чувствовал кроме ужасной любовной тоски, которая раздирала ему грудь. Слёзы любви и сожаления текли, не переставая, волосы его развивал холодный ветер, и весь его страдающий облик напоминал тех ангелов– скрипачей, которых художники изображали на церковных фресках.
   Все мысли Николы были направлены к Шарлотте. В эту минуту он любил её, казалось гораздо сильнее. Чем тогда, когда она была жива.
   Вдруг он увидел Шарлотту. Бледной тенью стояла она на могиле и слушала. Развивалось её кружевное платье, похожее на  морскую пену, благоухал флёрдоранж, в её волосах и дьявольски горели зелёные глаза.
  – Шарлотта! – вскрикнул Николо, порываясь обнять её. Но его  руки обняли лишь воздух.
  – Я хотела сказать тебе нечто важное, что я узнала там. Я узнала, что ты и весь твой род были прокляты, и  что у тебя нет надежды на счастье.
  – Теперь понятно, почему ты умерла, – Николо скорбно опустил глаза. – Значит, и я скоро умру.
   Шарлотта молчала:
  – Ведь я тоже прокляла его! – Подумала она и сказала. – Мужайся милый. Может, ты найдёшь свою любовь …
 – Да какая может быть любовь? – отмахнулся Николо.
 
  «Он сумасшедший? – Сторож недоумевал,  слыша как Николо с кем-то разговаривает. Но играет он хорошо».
  –  Я забыла сказать, что я не люблю тебя. Я всего лишь поиграла с тобой как с игрушкой. А ты ведь, любил меня, сказала Шарлотта виновато.
   Николо порывисто развернулся и ушёл.
Ветер завывал в ветвях.

   «Нет, я больше никогда не полюблю, никогда не буду сочинять.. Я хочу жить только ради Шарлотты, затворником в горах. Со своим альтом. Я буду презирать человеческие блага.  Ну, зачем понадобился мне Париж»! – С этими мыслями ехал Николо домой в Милан.
Карета тряслась на камнях, терзая и тело, и душу музыканта. Он ещё не знал, как много потрясений ждало его на родине. Бедняга!
 
Глава 5 Старый дом и новые проблемы

– Джеронимо умер, простудившись! –  С такими словами его встретила Юлия. – Дочек воспитывают католические монашки, а я в доме одна! Хочешь, вселяйся!

 Николо оцепенел.  Старший брат был его единственным другом после смерти матери, а сейчас? Что ему делать? Жить в одном доме с этой гарпией? Хорошо только, что нет племянниц.  Тишина без них необыкновенная.
Альтист внимательно посмотрел в глаза Юлии. Казалось, смерть мужа ее не потревожила - такими же яркими остались глаза, румяными щеки и не исчезла даже кокетливая улыбка.
 - Ну, что ты стоишь? Входи! – она провела его в дом и предложила кофе.
  Николо  сел на знакомый кожаный диван, и вдруг заметил отсутствие Люсьена.
  – А где Люсьен? – спросил он
  – Уволился. Когда ему исполнилось 75лет, он сказал, что больше не годен для работы, и уехал к себе в Прованс.
  Николо вздрогнул. Ещё одна потеря! Люсьен был в семье Лауренти и камердинером, и поваром и просто членом семьи.  Вся семья относилась к нему почтительно - ведь
всегда умел дать совет, помогал, успокаивал. И вот – уехал. Нет, конечно, он уже старый человек, а заставлять работать в таком возрасте просто безжалостно.
  Николо механически помешивал свой кофе, хотя сахар в нём давно растаял, до того его потрясла потеря любимых людей.
  Юлия была встревожена. У неё не было таких особенностей ума, которые отличали Жанну Валери, но месяцы вдовства повлияли на ее характер.
– Ну вот, я теперь как в Библии – Онан с Фламарью! – Николо смотрел на потрет Джеронимо. – Прости меня, брат! Ну... Тоска! ну ты меня понимаешь! тебя нет, а мне скучно и Юлии скучно!»
Светлые глаза брата смотрели с портрета на блудного Лауренти с какой-то тоской.

Глава 6 Тоска

«Время лечит, – думала Юлия, разглаживая морщинки и  прибирая к рукам деньги Николо, – а мальчик и не заметит, как окажется в клетке, ключ от которой я буду носить в своем кармане!»
 Но сколько бы времени не прошло, Николо не мог избавиться от тоски.
«Он меня не любит! Родственник! Но без него совсем скучно!» – Юлия возила его по театрам, концертам, паркам – тоска не покидала  его.
«За то, что я делаю с женой брата, меня ждет Гильотина! Может, самому решиться? Все позора меньше!» – Иногда Николо даже задумывался о самоубийстве, но когда он взял пистолет, его взгляд упал на раскрытую «Шагреневую кожу» Бальзака, и юноша прочитал такие строчки:
« Я схожу с ума! – вскричал я. – По временам я слышу, как безумие воет у меня в мозгу.  Мысли    мои – словно призраки: они танцуют предо мной, и я не могу их схватить. Я предпочту умереть, чем влачить такую жизнь. Поэтому я добросовестно ищу наилучшего средства прекратить эту борьбу. Дело уже не в Феодоре живой, в Феодоре из предместья Сент–Оноре, а в моей Феодоре, которая здесь! – сказал я, ударяя себя по лбу. – Какого ты мнения об опиуме?
  – Что ты! Страшные мучения, – отвечал Растиньяк.
  – А угарный газ?
  –Гадость!
  – А Сена?
  – И Сена, и морг – очень уж грязны.
  – Может, выстрел из пистолета?
  – Промахнёшься и останешься уродом. Послушай, – сказал он, – как все молодые люди, я тоже думал когда– то о самоубийстве. Кто из нас к тридцати годам не убивал себя два– три раза? Однако я ничего лучше не нашёл, как изнурять себя в наслаждениях. Погрузившись в глубочайший разгул, ты убьёшь свою страсть или самого себя».
«Права была Шарлотта! Я тряпка! И Бальзак этот со своими нравоучениями!» –   Кончилось тем, что Николо  положил пистолет на прежнее место, бросил книгу в камин и заплакал.

Глава 7 На воды в Баден-Баден

   Но даже после этого происшествия неотвратимая тоска не покидала музыканта. Даже новый томик Бальзака, купленный Юлией взамен сгоревшего, не радовал. Он пытался сочинять музыку, давать концерты – ничего не получалось.
Временами Николо перечитывал рукописную  автобиографию отца, которая в своё время была у Джузеппе Талькварони, который умер, едва дожив до 70 лет. Но и это не спасало его от скуки.
Единственным средством от неё был бы женитьба или хоть какая– нибудь интрижка. Но, что было делать Николо после смерти Шарлотты?
Юлия тоже переживала и не находила себе места, но вдруг решила отправить страдающего альтиста куда-нибудь на воды, например, в Баден-Баден. «Он мне начал мешать! На горизонте появился мужчина, готовый взять в жены меня, стать отцом моими дочкам, а мне отдать свои деньги! Неужели я такой шанс упущу? Теперь Николо мне мешает! Ну на водах он наверняка влюбится, или я не знаю породу этого семейства!»
– На воды – так на воды! Выпьем воды! –   Николо было совершенно всё равно.
Он взял с собой только альт и книгу о Паганини, доверив Юлии финансовые дела. Самоотверженный музыкант, он и не думал о том, что встретит на курорте женщину, которую полюбит.

Книга 3
Глава 1  Польское видение на курорте

– Добрый день! – Николо повернул голову и увидел Ганьку, ту самую девушку, что служила у Настасьи.
«Видение из прошлого! Но только живое! И какое живое... Даже обидно!»
Но сейчас Ганну нельзя было назвать дворовой девкой на побегушках: на ней было элегантное платье, черная коса туго обернута вокруг головы, в ушах поблескивали серьги, а в вырезе красовался на подвеске рубин в оправе старинной работы.   
«Она одна?» – подумал альтист, но  увидел, что рядом с ней стоит высокий седеющий шляхтич с длинными усами и носом большого любителя горилки.
За руку он держал мальчика лет четырех, вооруженного игрушечной саблей. Малыш был удивительно похож на пана Накшиньского.
Ганна что-то сказала спутнику, запретила мальчику тыкать саблей в толстую даму, гулявшую рядом ,и подошла к Николо.
– Думаю, вы не ожидали встретить меня здесь. – По-французски сказала Ганна и протянула ему маленькую  руку, очень красивых очертаний, но жесткую и красноватую.
Эти руки были единственным, что осталось от прежней Ганьки.
– Да, не ожидал! – Николо галантно поцеловал протянутую руку.
– Я вам давно уже хотела сказать кое-что, но думала, что не увижу вас больше.
– Ганна, -  вмешался в разговор ее спутник, - что мы стоим тут, надо пойти и выпить с твоим старым знакомым за встречу!
– Дорогой, пить до обеда моветон! Оставь свои гусарские привычки хоть тут!
– Тогда, душенька моя,  я пошел играть в карты!
– Больше десяти злотых не проигрывай! Отлучу!
– Я за ним присмотрю и не дам в обиду! – мальчик  увязался за папой, размахивая саблей.
–  Что папа, что ребенок! Сладу с ними никакого нет! – Ганька проводила своих взглядом. –  В общем, помните тот вечер, когда вы убегали от моей хозяйки?
– Такое не забывается!
– Так вот, это был всего лишь небольшой спектакль, но еще к тому же они хотели украсть ваше кольцо с бриллиантом. Я хотела вас предупредить, но вы не знали по-польски, а по -  немецки я говорила совсем плохо! Но знаете, та монетка, которую вы мне подарили весьма пикантным образом, сложила мою жизнь!
– Неужели такая маленькая монетка может устроить жизнь?
 - Да! Может! И монетка, по польским меркам не такая уж маленькая! Когда меня выдали замуж, я смогла купить шинок, хоть и старый, но на бойком месте. Ну а потом сумела пустить его в оборот. Мой муж, шляхтич, кроме гонора и права держать шинок ничего не имеет. Удивительно, как он этот кулон, подарок моей свекрови к рождению сына, не пропил!
– Вот уж не думал, что всего лишь пошутив, я сделал хороший поступок!
– Я ставила за вас свечи в церкви! Честное слово, я составила бы вам компанию, но...  - она погладила округлившийся животик,  - мой муж еще не всего себя пропил!
– Ох!  – Вздохнул альтист. – Ну, может, мне еще и повезет!
– Ну, пойду я присмотрю за своими! А то как бы не вышло беды! Встретимся за обедом!
«Надо же! Молодая, красивая и счастливая с этим шляхтичем! А я так и живу один!»

Глава 2 Меланхолия на водах
  Николо вошел в свой номер. Здесь было тихо и уютно. Альтист растянулся на кровати, взял один из романов, привезенных с собой, и принялся читать. Он так увлекся, что не заметил наступивших сумерек.
«На обед опоздал! Уже ужин скоро! Вот уже сколько времени прошло!»
Он спустился в общую столовую, подкрепился первым, что попалось под руку, и вышел на террасу. Невольно вспомнился ему момент из книги о Паганини: скрипач приехал в курортный город, и познакомился там с Еленой Фейербах, женой какого-то банкира или адвоката. Елена была безумно влюблена в Паганини, засыпала его письмами, говорила, что бросить семью и уйдет от него. Паганини снизошел до того, что инкогнито провел с Еленой три дня, а потом бросил ее.
«Если бы мне выпала такая любовь – я бы не стал упускать!» – подумал Николо.
Тут альтист понял, что на террасе он не один. «Нигде меня не могут оставить в покое! Наверняка опять прислали кого-то просить о концертах! А я на отдыхе, и не собираюсь развлекать стареющих отцов, толстеющих мамаш, и тощих дев в поисках женихов, и прыщавых женихов в поисках невест! Я устал! У меня меланхолия!»
Николо обернулся и видел, что рядом стоит какая-то женщина.
Она повернулась к альтисту.
– Джудитта! Это вы! Не верю своим глазам!
Да! Это была Джудитта, внучка Вероники, его первая любовь. Эту девочку он любил всем  сердцем, и куда сильнее, чем всех остальных женщин, встречавшихся на его жизненном пути. Она изменилась с того времени, когда они виделись в последний раз: под элегантным, но скромным платьем чувствовалась прекрасная фигура. Ее острое худое лицо было очень бледно, черные глаза горели странным огнем. Голубые камни в дорогих серьгах вспыхивали искрами.
– Николо,  -  прошептала она, и голос ее был полон нежности. – Это ты?
Альтист подошел к ней, быстро и отрывисто спросил:
– Джудитта, ты одна здесь? С тобой больше никто не приехал?
– Да, я одна здесь!
Внезапная безумная мысль словно обожгла Николо мозг.
– Будь проклят этот курорт! Если ты еще любишь меня, то согласна бежать со мной куда-нибудь далеко отсюда? Пусть даже в Польшу, но можно и в Америку,  - спросил он, схватив ее за руку.
Он с мольбой смотрел ей в глаза, ожидая ответа.
Джудитта усадила его на стул, а сама присела рядом.
– Я столько лет не видела тебя, что почти забыла твое лицо, твой голос. Сначала я так тосковала по тебе, не хотела верить тому, что писали в газетах о твоих похождениях и о твоих любовницах, но пришлось поверить! Я думала, что ты забыл меня, и сама забыла тебя. А теперь? О чем ты меня просишь? Может, я уже не люблю тебя.
– Подумай, Джудитта! – Николо еще крепче сжал ее руку.– Ведь ты не любишь мужа?
« Я не должен упускать этот шанс!»– подумал альтист. – Лишь бы она сжалилась!»
 Джудитта промолчала. Потом внимательно взглянула на Никол и ушла с террасы.
– Джудитта, я прошу тебя...– Николо протянул к ней руки, но не решился пойти за ней.


Глава 3 Побег
Прошел день, и Джудитта решила, что ничего страшного не будет, если она сбежит с Николо. «Муж не любит, и большого греха нет, а Бог простит!»
Она вспомнила, как в детстве мечтала о карьере певицы. «Может, если я сбегу с ним, – думала Джудитта,  - «мои мечты исполнятся!»
Она понимала, что никогда больше не полюбит  Николо, но ей было жаль его. Однако если  она была настроена скептически, то  Николо был страстно влюблен.
В этом порыве он забыл свою мнительность, а черная меланхолия куда-то пропала. Мир казался расписанным яркими, теплыми итальянскими красками, солнце светило днем, а луна ночью. Даже мухи жужжали как-то радостно. Мало того, в голове стали рождаться мелодии, он не ленился их записывать, и уговаривал Джудитту сбежать.
Он рисовал ей великолепные картины будущего: как они поедут в Америку, как он напишет оперу, где отдаст главную партию Джудитте.
Ему только двадцать пять лет, а он столько всего успел! Он видел Германию, Польшу, Францию, он знал радость побед и горечь провалов, но сейчас его концерты приносят стабильный доход!
Он брал альт, и, встав на скрипучий стул, играл отрывки из будущей оперы.
Все курортники приходили слушать в парк его игру, и  любовникам толком не удавалось поговорить наедине.
Джудитта сердилась: это музыкант будет обсуждать план побега вместе со своим альтом, и весь курорт точно узнает, куда они соберутся.
– Ты или играй или строй планы, – Джудитта увела его в зал для омовений,–  и не надо делать и то и другое сразу. За двумя зайцами погонишься...
–И обоих пристрелишь! Если у тебя два ружья! Или пистолета!
Впрочем, воспоминание о пистолете испортило ему настроение, но ненадолго.
  «Неужели он действительно полюбит меня!? – подумала Джудитта, глядя в глубокие, черные глаза Николо, такие нежные, ласковые… «– Или я для него курортное увлечение?»
  Николо спустя годы не растерял своей привлекательности:  был красив, играл на альте, имел хорошее воспитание, и, чувствуя, что он страдает от какой– то тоски, Джудитта дала волю своему чувству.
    Ночью Джудитта не могла заснуть. Она постоянно думала о Николо, о том, что сегодня он признался ей в любви. Но Джудитту в Кремоне ждал муж –  скучный, надоедливый муж. «Да, он богат, он известен в своем городе, но он не любит меня! Но у меня есть богатство, достаток и положение в обществе, а  Николо всего лишь талантливый музыкант и до славы  Паганини ему далеко!»  Но какой он милый, учтивый и вежливый! И в то же время, я чувствую желание в его глазах! А супруг никогда меня не приласкает…
Юная женщина долго боролась с собой. В конце концов, на водах в те времена завязывались мимолетные романы… «Почему бы нет? Потом вернусь к мужу и будет, что вспомнить!»
А время отдыха подходило к концу. Гульельмо уже договорился о новых гастролях, что любовникам было на руку.
«Чем дальше от Италии ¬ – тем лучше!» – Решила Джудитта, а Николо не стал с ней спорить.
 А муж Джудитты,  вместо отдохнувшей на курорте жены   получил письмо, возвращающее свободу, но церковь разводы не одобряла, и стареющий «рогоносец» остался соломенным вдовцом в глазах общества, впрочем он быстро утешился со служанкой.

 
 Глава 4  Недолгое счастье
Год прошел как сон. Николо был счастлив, как никогда в жизни. На гастролях публика рукоплескала, а дома его встречала любимая женщина. Города менялись как в калейдоскопе. Мало того, Джудитта оказалась не только музой. С ее деловой хваткой доходы альтиста утроились! Впрочем тут было не все так просто. Он и не знал, что отношения у жены и импресарио складывались очень тяжело.
– Постойте-ка, милейший, –  Джудитта остановила Гульельмо. – Вы не знаете, почему концерты Николо приносят такой странный доход? Вы случайно не воруете у него?
  Гульельмо молчал, понимая, что пойман с поличным. Джудитта с детства великолепно разбиралась в бумагах, отчетах, доходах и расходах. В отличие от Николо, обмануть ее оказалось очень непросто!
  – Сеньор, – Она посмотрела на Гульельмо так, что по его спине потек пот и рубашка прилипла к телу. – Почему-то ваша доля всегда больше чем у него?
  – Не знаю. – Импресарио очень хотелось уйти, потому что Джудитта всё верно   угадала про его нечистоплотность в финансах.
  – Вы ведь знаете, Николо вечно летает в облаках, но он тоже знает, что ваша доля всегда больше. – Джудитта подавила приступ тошноты. «Что это меня тошнит? Вроде бы ничего тухлого не ела? И настроение уж ..»
Гульельмо направился к двери, но Джудитта его остановила.» Даже об этого вора не хочется обломать кочергу! Бабушка его бы точно упекла в долговую яму!» 
– Так вы утверждаете, что я ворую?!  Да! Признаюсь, воровал! – вспылил Гульельмо – Воровал с того самого времени, когда я только стал его импресарио!
  – Вот что, любезный, – слова вырвались со зловещим свистом. – Теперь я буду тщательно проверять счётные книги, и, если увижу, что вы опять воруете, – я всё расскажу Николо, и вы будете цыганам гастроли организовывать!
   Гульельмо шипел как кот, пойманный на воровстве сметаны.
  – А теперь синьор Гульельмо, – Джудитта заговорила язвительно-сладким тоном – вы останетесь с нами обедать, и будете вежливы и предупредительны.
  – Нет, спасибо,  – затараторил Гульельмо, –  я ухожу. Мне надо зайти к моему портному. Я ему задолжал… Да и пора заключить новый контракт, организовать гастроли. Ну, сами понимаете!
Джудитта забеременела и не ходила на концерты, стараясь больше лежать. Николо испытал приступ вдохновения: мелодии он не успевал записывать. Кончилось тем, что Джудитта наняла молодых переписчиков приводить в порядок ноты мужа.
Глава 5. Опера «Крошка Цахес»
Местом действия был Гамбургский театр комедии, а любители искусств собрались заранее, и в таком количестве, что я еле-еле отвоевал местечко у самого оркестра; хотя и был почтовый день, тем не менее я увидел в ложах первого яруса весь просвещенный торговый мир, целый Олимп банкиров и прочих миллионеров, богов кофе и сахара, рядом с их толстыми супругами-богинями Юнонами с Вандрама и Афродитами с Дрекваля. И, надо сказать, в зале стояла благоговейная тишина. Все взоры были обращены на сцену. Все уши приготовились слушать.

                (Генрих Гейне «Флорентийские ночи»)

В честь беременной жены Николо все-таки написал оперу. Никто не ожидал от него этого, даже Гульельмо. Оказалось, это была его первая и единственная опера.
Написана она была на сюжет сказки Гофмана «Крошка Цахес, по прозванию Циннобер». Никол обожал Гофмана, а сюжет показался ему подходящим для оперы.
– Ну, покажи, что там у тебя, Джудитта погладила округлившийся живот, – Либреттист прекрасный, точнее неплохой. Гофман – зануда, а он сделал действие более быстро развивающимся и написал чудные стихи! Осилишь оперу?
– Ради тебя – постараюсь! – Николо никогда не писал опер, да что там опер, даже песен он не писал.
– Знаешь,  выходные арии у тебя получились похожими на инструментальные пьесы, зато аккомпанемент был прозрачный и живой. Может, Гульельмо слегка их подправит?
Гульельмо, чувствуя свою вину,  взялся за работу.   Обладая природным итальянским слухом и голосом, работал споро и даже не потребовал взять его в соавторы.
 В опере композитор использовал  необычные инструменты – челесту и стеклянную гармонику.
С большой любовью создавал Николо образ Бальтазара, этот герой был во многом ему близок. Много настоящего удовольствия доставил Николо образ скрипача Винченцо Сбьокка. Основой для его арии «Я покидаю этот город, где все сошли с ума» послужила маленькая горячая тарантелла, которую Николо написал еще в молодости.
– Будешь так страшно волноваться перед премьерой, – строго сказала жена, – не пущу в театр! Ты что, ни разу не проваливался? Могу напомнить выпускной концерт! Ну, это мне надо волноваться!  Вот рожу до срока!
– Не надо! Я буду хорошим, трезвым! И поставлю свечку в храм! Только пусти в театр!
Премьера должна была состояться в главном театре города Франфуркт-на-Майне. Хоть директор театра и не поскупился на декорации и костюмы, никто не знал как примет публика необычную оперу композитора, которого знали как альтиста.
Настал день премьеры. Небывалое волнение овладело Николо. В театр он пришел рано, чтобы Джудитта не оставила его дома, он взял ее с собой.
Он долго разговаривал с певцами, потом пошел в ложу, где сидели Джудитта и Гульельмо.
– Перестань нервничать. – Джудитта усадила его на стул рядом с собой. – Да, знаю, сейчас в моде трагические сюжеты из реальной жизни, но ведь и сказка не помешает!
– Да, да.  – Отмахнулся Николо и перевесился через барьер.
Музыканты собрались. Николо взглянул на часы. Спектакль должен был скоро начаться. Альтист спустился в оркестр.
Театр заполнился. Николо выглянул и ахнул: в зале не было ни одного свободного места! Разряженные в пух  и прах люди громко говорили о чем-то. «Они  обсуждают меня и мою оперу. Ну-ну, посмотрим, что они будут говорить, когда услышат ее».
 – Начнем! – обратился он к музыкантам.
Загрохотали аплодисменты. Полилась увертюра.
В это время Гульельмо достал блокнот и карандаш, и, с трудом различая буквы в темноте зала, принялся что-то писать.
 Занавес поднялся. Старая Лиза, с арией « Почему мы так несчастны» собирала хворост. В чудовищных размеров корзине, за ее спиной, сидел крошка Цахес и мяукал. Маленького альрауна пел  хорист девяти лет, с фальшивым  голосом и уродливой  внешностью. Мальчишке несказанно повезло: его, фальшивящего, подобрали  в захудалом церковном хоре и дали главную роль в опере!
Николо дирижировал как в горячечном бреду. «Только бы все обошлось хорошо! Только не провал!» – эти мысли без конца вертелись у него в голове.
Опера длилась три часа, но так изобиловала чудесами сценической механики, роскошными костюмами и декорациями, что зрители восхищенно разглядывали сцену, особенно не заостряя внимание на музыке. Ее, наверно, слушали только Джудитта и  Гульельмо, который время от времени делал записи в своем блокноте. Женщина недовольно косилась на него, но замечания не сделала.
 Во время антрактов Николо поднимался в ложу к Джудитте и спрашивал, понравилось ли ей. Она понимала, что  волнение у Николо не прошло,  и успокаивала его. Гульельмо уходил в буфет, слушал людей, говоривших об опере, и записывал их слова себе в блокнот, и с трудом удерживался от искушения напиться.
Наконец, последняя сцена – свадьба Бальтазара и Кандиды. Машинист постарался на совесть – огненные радуги вспыхивали в полумраке сцены, летали сверкающие насекомые и птицы…. Хрустальное звучание  челесты и духовых сопровождало действие.
Раздался колокольный звон. Занавес опустился.
И тут зал словно взорвался! Восторженные крики, шквал аплодисментов! «О, счастье! Им понравилось!» – Николо поклонился залу.
Певцов вызывали несколько раз, они бисировали свои арии…. Николо дирижировал уже с воодушевлением, он наслаждался своим триумфом, но ему хотелось усмирить публику и уйти домой. А зрители были беспощадны.
  Когда все успокоилось, и ушли музыканты, победитель поднялся в ложу к Джудитте.
 – Поздравляю тебя. – Она крепко пожала ему руку. – Я не думала, что они ее так примут! А я, кажется, рожаю!
Джудитту в карете повезли к акушерке.
Целые сутки вывалились из памяти Николо. Он не помнил, что и как делал! Помнил только, что Джудитта подвела его к колыбели недавно родившегося сына и сказала:
– Ты сделал мне прекрасный подарок к его рождению.
…. «Крошка Цахес» с огромным успехом прошел в театрах крупных городов Германии. Газетчики наперебой хвалили оперу.   Альтист был на седьмом небе от счастья, а Вероника скрипела зубами и подклеивала в папку вырезки из газет.
«Я хоть стара, как прошлый век, но триумф ему испорчу! – Думала она за чашечкой кофе. – Спокойно, Вероника, дай чувству мести слегка остыть и подрумяниться!»
Джудитта вспомнила, что на премьере Гульельмо что-то писал в блокноте, и спросила у него, зачем он это делал.
– Я думал, что  все будут только разглядывать сцену, и мне пришлось внимательно слушать оперу, и тут же писать черновик для статьи. Потом я еще всю ночь ее составлял. Вот, кстати, и статья. – Гульельмо вытащил из кармана газетную вырезку.
 Джудитта прочитала статью. Она оказалась справедливой, не злой и умно составленной.
 – Вы хорошо владеете словом,  – Джудитта улыбнулась и вернула ему статью. – И ваши правки для арий послужили успеху!
– Я прощен?
– Считайте, что да!
Глова 6 Последняя интрига Вероники

Николо и Джудитта были счастливы, но они напрасно надеялись, что бабушка Вероника про них забыла.
«Радуются голубки, что уехали, оперу сочинили, – Она вырезала новую статью из газеты о похождениях Николо. – Ребенка воспитывают! А мой зять, упустил  Джутитту,  спустил  свое состояние и ее приданное  на карты и блудных девок! Вот и настал мой черед мстить! В конце концов, хочу перед смертью взглянуть на блудную внучку и правнука! Заодно и этому недоделанному альтисту подкину тухлую сливу!»
В этот же вечер она дала указание управляющему скупать векселя зятя.
«Месть надо взращивать и кушать маленькими кусочками!»  – Вероника вызвала мужа Джудитты.
Под семейным портретом, написанным Джеронимо, произошел очень серьезный разговор.
– Проходи, зятек дорогой, уважь тещу, выпей со мной стаканчик!
Вероника поставила на стол бутылку «Семь поворотов ключа».
– Понимаю, ты предпочитаешь более крепкое, но я уже стара пить лафит! – Она налила в бокал  вино. – Хорошее вино и хорошая у него репутация! преступники его делают на совесть!
Она посмотрела на него как волчица на ягненка.
– Зять, – Вероника показала ему кошелёк, в этом кошельке твои векселя. Я тебе их отдам, если ты вызовешь Джудитту!
От этих слов Паоло стало жутко. Ему показалось, что   изображение Вероники на портрете как-то странно ухмыльнулось.
– А лучше, зятек, делай так: напиши ей, что смертельно болен, и что, если она приедет, отпишешь всё на неё. Она обязательно приедет. Ну, а если ты не хочешь признавать её ребёнка, попадёшь в долговую тюрьму! Будешь сам это вино делать!
На лбу блудного зятя выступил холодный пот. Казалось, от тещи несло холодом тюремных подвалов.
«Она это сделает! –  Зять согласился и тут же написал Джудитте письмо. – Лучше признать своим чужого ребенка, чем сесть в тюрьму!»

Глава 7. Несчастье Николо

  – Дорогой, я уезжаю. – Джудитта, в дорожном костюме прощалась с Николо, так и не показав ему письмо от мужа. Ребенка она взяла с собой.
– Не тоскуй. Мы обязательно вернемся, – говорила Джудитта, не очень веря в это, – Надеюсь, дела не задержат меня надолго.

Николо обнял жену  и поцеловал на прощание  трехлетнего Джеронимо. На какое-то мгновение в мозгу альтиста мелькнула мысль: «Зачем она взяла с собой ребенка?»

–Прощай.- Сказал он пустым, тусклым голосом.

  Джудитта уехала. Николо прикрыл дверь.
   «Я умру от тоски.»
  Прошла неделя, две... Джудитты всё не было. Николо страшно нервничал и тосковал. 
  «Она говорила, что вернётся, но её нет. «Эта мысль не давала ему покоя, и он набросал короткое письмо, где просил её вернуться.
   Ответа не пришлось ждать долго.
«Николо, – писала Джудитта смелым решительным подчерком, – я решила, что гораздо лучше иметь надёжного мужа, который всегда при деньгах, чем музыканта живущего от жалованья до жалованья. Джеронимо теперь считается ребёнком моего мужа, так что, прости меня. Я уже не та девочка, с которой ты хотел сбежать. Больше мы никогда не увидимся. Забудь меня, и не пиши мне. Прощай.
Джудитта Клио»

У Николо бессильно опустились руки.
 «Опять я один! Что же это за проклятье, которое не позволяет мне иметь жену! Выходит, ей деньги важнее, чем я? И как равнодушно она, вероятно, писала это письмо! Неужели она меня никогда не любила? Или она так боится Вероники? Ведь когда пришло первое письмо от неё, Джудитта хотела остаться со мной! Неужели ей так нужны деньги мужа?»
  И он изорвал письмо в мелкие клочки. И целый день он ходил сам не свой.
То, на чём свет стоит, ругал слугу, то неподвижно лежал на кровати, уставившись в потолок. К вечеру он совсем расхворался и слёг.
  Николо метался в жару и бреду целый месяц. Ему снились странные, небывалые сны. Он не помнил, кто к нему приходил, не помнил вообще ничего. Правда, помнил он, что один раз увидел мать во сне. Она была совсем не похожа на привидение:
  – Мама, это и вправду ты? – он не смел дотронуться до неё, боясь, что она исчезнет. – Ты так вовремя…
  – Мой Николо, – заговорила оно своим тихим, ласковым голосом, – я переживала за тебя очень сильно, но не могла вмешаться. Я знала, как плохо обращались с тобой...  Она умолкла, и опустила глаза.
  – Зачем ты солгала мне? Почему ты уверяла меня. Что никогда со мной не расстанешься? – воскликнул Николо.
  – Тогда ты был ещё очень маленьким.  Поверь, я не желала тебе ничего плохого, я очень, очень тебя любила… Ты, ведь, тогда вправду думал, что я вечная…  У меня сердце разрывалось, когда я видела, как обращалась с тобой Юлия… и, вообще, все…  Перед смертью я чувствовала, что ты не в надежных руках… Совесть меня тогда мучила. Тебя жаль было…
  – Зачем ты умерла так рано? Зачем оставила меня одного?! Почему я должен был жить с этими гадкими людьми?!
  – Да, я виновата в этом. Я испортила тебя, избаловала, слишком любила, не успела подготовить к реальной жизни…
   – Зачем же ты пришла ко мне? – Николо чуть не плакал.
   – Лучшее у тебя ещё будет. – Сказала Жанна – Успокойся…
  – А что же будет этим «лучшим»?
  – Ты выздоровеешь. Больше пока не знаю. Но, крепись, надейся. Постарайся работать,– сказала она.
  – Николо схватил её за руку, и проснулся.
  В руке он держал угол одеяла.  «Это сон, всего лишь сон…» – подумал Николо и расплакался от огорчения, разочарования и боли. Его била лихорадка. Кожа была липкой и холодной…

 Глава 8. Последнее письмо Вероники

 Работать Николо совсем не хотелось. Он не поленился, сходил послушал церковный хор, где нашел исполнителя для оперы, но удовольствия не получил.
– Вот, - он протянул хормейстеру ноты, - может, пригодятся!
«Мне кажется, что я говорю с живым покойником», - подумал хормейстер, много повидавший на своем веку, – «не пришлось бы исполнять это на его похоронах!»
–  На вот, на нужды хора! Купите мальчикам чего-нибудь вкусного! – Николо пил вино, не чувствуя вкус и  не пьянея. – Хоть груш засахаренных! А себе рому ямайского, чтобы распевалось лучше! – От природы бледное лицо Николо посерело и осунулось, глаза потускнели, углы рта опустились книзу, а спутанные волосы были неряшливо всклочены.
На прощание хормейстер перекрестил Николо и пошел молиться за спасение грешной души альтиста.
Но молитвы не помогли. Дома Николо ждала новая неприятность - пухлый конверт от Вероники. Альтист взволнованно разорвал его, надеясь узнать что-нибудь о Джудитте. Вот что он прочитал:

«Здравствуй, мой милый Николо. Я уже скоро умру и, поэтому, хочу тебе кое-что рассказать и о тебе, и о твоем семействе.
  Ты был проклят мною давно, ещё до своего рождения.
Твой отец любил меня, но бросил ради искусства.
Я вышла замуж за нелюбимого человека и … прокляла твоего отца! «

   « Бедный папа. – Подумал Николо. – Как хорошо, что он не женился на Веронике. Ему бы пришлось мучиться всю жизнь».

   «Твой отец был не таким хорошим человеком как, наверняка,  рассказывала тебе мать. Он вовсе не такой уж и герой. У него был отвратительный, ужасный характер. Всех женщин он делал несчастными. «

  «Так я и поверю, – ухмыльнулся Николо».

   «Он всю жизнь мучился из-за моего проклятья. Не скрою, его муки доставляли мне удовольствие.
Он читал про свою игру дурные статьи.  – я подкупала газетчиков, чтоб они писали о нём дурно. Я  присылаю в этом письме газетные вырезки о нём и о тебе.
   Итак, я от всей души желала ему несчастья. Не смерти, ибо смерть это избавление от мук,  а несчастья.
Но, когда я узнала, что он женился и счастливо живёт с твоей матерью, злоба и ненависть меня охватили.

Сама я была несчастлива. У меня был противный муж и куча несносных детей, а у того, которого я прокляла – было счастье!
Я так и не смогла понять, почему так сложилось. «

«Так тебе и надо! Чего мой отец сделал тебе такого, чтобы его проклинать!» – вспылил Николо и уже хотел изодрать письмо в клочки, но продолжил чтение.
 
   «Когда твой отец умер, я немного успокоилась. Но решила посетить твою семью. Я не знала, что тогда уже был ты, но знала, что твой старший брат – художник.
Когда он писал мой портрет, некое существо прикололо моё платье к стулу булавкой. Этим существом был ты. Тогда тебе было всего лишь пять лет, и ты не был похож на своего уродливого отца, и тебя звали Николо, и ты уже играл на альте. Жажда мщения пробудилась во мне с новой силой. Но я не привыкла к мелочам: именно я  спасла тебя от военного училища. Но не из добрых побуждений, а из-за того, что мне хотелось тебя тоже помучить. Но, вместе с тем я воспитывала в тебе артиста.  Я не просто так заставляла тебя играть перед моим семейством. Правда, швыряться в тебя помидорами и сливами было очень приятно».

   «Воспитывала во мне артиста! – фыркнул Николо – Значит, когда меня в пять лет ставили на стульчик и заставляли играть, то тоже воспитывали во мне артиста?! «
Николо захотелось выпить, но вставать с дивана было лень.
  «Ты соблазнил мою внучку. Она любила тебя. Ты любил её, а я ненавидела тебя. Если ты помнишь, когда ты гулял с ней, кто-то запустил в тебя сливой. Это была я. Я желала тебе несчастья. Поэтому и выдала Джудитту не за тебя замуж. И провал я тебе подготовила».

  Николо глубоко вздохнул.

  « Перед лицом вечности я посмотрела на твоего сына. Он слишком на тебя похож. Не надейся на то, что он станет музыкантом. Пойдёт по торговой части. Ты его больше не увидишь. «

   Николо отшвырнул письмо, и вскочил в бешенстве. Он раскрывал рот, но не мог ничего сказать. Ему хотелось разнести вдребезги весь дом, чтобы заглушить  и истребить бурю, что клокотала у него в мозгу:
 – Джеронимо, моя единственная радость! – вполголоса простонал он. – Даже тебя у меня отобрали!
  В отчаянии он бросился к письму. Последняя строчка была такой.               

  «Но мне осталось слишком мало времени. Я прощаю тебя!»

Письмо вывалилось у Николо из рук из рук:
  – Простила… она простила меня? Всю жизнь так ненавидеть мою семью и из-за чего?Из-за того, что папа бросил её ради искусства?Но, он правильно  всё сделал. А я? Чем я ей помешал?! Да! Я тогда был несносный, вечно  мучил взрослых… Но, ведь у неё самой дети, и внуки. Зачем ей я ещё? А, ведь тут ещё что-то написано!

  «Р.S. Ты этого не знаешь, но отцом моего старшего сына был твой отец!»

  «А вот, это действительно новость! Значит, тот высокий хмурый пожилой человек, который защищал меня от Вероники и в котором я чувствовал что-то родное, близкое – мой брат!? «

  –  Все, что я могу сделать для этой ведьмы - сочинить мессу за упокой ее души! – Николо мелко трясло. – Где моя нотная бумага?
Он взял альт.
Тогда еще альтист не знал, что это его последнее творение. Его сыграют уже после его смерти.
Глава 6 Проклятие
«Будь проклят этот жадина! Послал мне его Джузеппе!» – Гульельмо встал из за стола, застеленного зеленым сукном. – « Мне так хорошо шла карта, если бы  Лауренти дал денег, я был бы миллионером!»
Настроение  Гульельмо, после того, как его деньги рассовали по карманам более удачливые игроки, страшно испортилось. Он  крупно проиграл в карты и теперь у него не было денег, чтобы заплатить долг.
«Эх, черт! Снова придется просить у Лауренти!» – подумал он. – «Мои друзья больше мне не верят! А Лауренти, чтоб его черти взяли, скуп, как его бывшая подруга! И больше идти не к кому!»
А в это время Лауренти неподвижно лежал на кровати, уставившись в одну точку. То, что еще немного и дом придется заложить за долги, импресарио недоплачивал уже давно, альтиста не волновало.
Недочитанное письмо с газетными вырезками валялось на ковре. Странички сиротливо рассыпались.
«И какой черт хлопает входной дверью! Надо бы петли смазать, а то скрипят немузыкально!» Ничего делать альтисту не хотелось, даже встать и проверить, кто нарушил его уединение. Он уже погружался в дрему, как чья-то рука потрясла его за плечо.
– Эй ты, лежебока, проснись! – услышал он  бас Гульельмо над ухом.
–  Чего тебе? – Николо сел на кровати и открыл глаза. – Неужели принес долг?
– Знаешь, я проигрался! – Начал Гульельмо без предисловий. – Можешь дать мне денег? Я тебе верну, правда ведь, верну!
– Ты слишком часто меня обманывал! Где половина моих денег за прошлый концерт? Мне скоро платить за дом! Не дам! И вообще, уходи! Мне на тебя смотреть тошно! Твоими стараниями денег у меня нет! Тебе давно пора сменить профессию и заняться сухим вином!
Над неудачником-импресарио нависла перспектива долговой тюрьмы, где заключенные занимались виноделием. Бутылки вина с  названием  «Беглец» и «Семь поворотов ключа» и сам Гульельмо не раз пил, а теперь, если Николо не поможет,  самому придется его готовить.
 – Черт ты полосатый! Не хочешь по - хорошему? В виноделы меня отправить хочешь? Денег у тебя нет? Тогда я сам возьму! – Ответил Гульельмо и схватил Николо за руку, на котором сверкал бриллиантовый перстень.
– Только попробуй! – Крикнул Николо. – Отпусти руку! Укушу!
Он старался свободной рукой разжать пальцы Гульельмо, который пытался стащить кольцо.
– Гульельмо отпустил руки Николо, но только для того, чтобы схватить тяжелую вазу.
Этой вазой он надеялся оглушить альтиста и снять перстень.
Но он не рассчитал силы.
Из разбитого виска Николо на газетные вырезки  потекла темная кровь. Гульельмо отпрянул в страхе.
«Я убил его!»
Он никогда не думал, что вид крови может вызвать у него такой ужас. рубашка взмокла и прилипла к спине. Да и не одна кровь пугала его. Теперь, вместо долговой тюрьмы и виноделия его вполне мог ждать палач.
«Что я наделал! – Он смотрела на то, что еще недавно было другом и компаньоном. Темная крови вытекала на письмо. Ноги альтиста шевелились в последних судорогах, но смерть уже раскрасила его лицо мертвенной бледностью, нос заострился, волосы на голове слиплись.
– Не смотри на меня! – Остекленевшие глаза Николо пронизывали его насквозь, и застывший их взгляд был безумен. – Отвернись!
Гульельмо уже забыл, что хотел взять перстень, но камень призывно сверкал на пальце Николо.
– Прости меня, грешного, – Он разогнул сжатый в предсмертной судороге палец, пытаясь стащить перстень, но поскользнулся на страницах письма Вероники, залитой кровью и упал, да так, что подставка для вазы  свалилась на пол.
– Проклятый перстень! – В великом ужасе  Гульельмо выбежал на улицу, не обращая внимания на то, что на полу остались его кровавые следы.
Он бежал, не замечая ничего вокруг.
Всюду виделись  ему глаза Николо. Из-за поворота показалась богатая карета, запряженная двумя лошадьми.
Последнее, что он увидел в своей жизни -  был кучер, изо всей силы тянущий поводья, чтобы предотвратить столкновение. Лошадь заржала, встала на дыбы и ударила импресарио подкованным копытом.
«Вот уж не думал, что мы встретимся так быстро!» – над Остывающим телом склонилась тень Николо.
– Ты и здесь? – успел подумать Гульельмо прежде чем провалиться в черную бездну.
















Рисунки автора











Благодарности.
Автор выражает благодарность Антонине Зотиковой, напечатавшей роман,
Алексею Зотикову, Инге Чёрненькой, Александре Герасимой. Анне Зуевой










































































2