Schmetterling

Если откроешь музыкальную шкатулку, то начнёт играть мелодия. И у каждой она – неповторима. Когда открываешь душу человека, ты слышишь стон.

Рёбра её давно расшатались, и теперь они распахивались невесомо, как крылья мотылька. Люди брали неприкрытое сердце, рассматривали его, пачкая пальцы в серебристой пыльце  – и после она не могла взлететь.

Бояться сгореть изнутри – значит быть сверх-обнажённым душевно. Ей приходилось выворачиваться наизнанку, обрушивая тяжесть страстей на окружающих, тем самым облегчать свои страдания и преумножать чужие. Эгоистично – она понимала это.

Её удел был – порхать под аплодисменты, под проклятия, под песнь виолончели и вой сирен – под всё человеческое, ибо она сама была человеком.

Она знала, что и другие делают то же самое – но по-разному. Кто-то нырял в пропасть без акваланга, кто-то взбирался на горы без экипировки – а она летела в небеса, обременённая прошлым.

Нити из грубого волокна пронизывали насквозь её душу, царапая и натирая до кровавых мозолей. Она барахталась в них, рыдала кровью, выбивалась из сил – и ей удавалось взлететь чуть выше, чем раньше.

Чем больше она билась, тем сильнее затягивалась сеть – и потому её попытки вырваться казались порождением одного лишь слепого гнева, а не разума. Но иначе было нельзя – стоило взять передышку, как нити зажимали ей горло. Вечная борьба с самой собой за возможность дышать полной грудью.

Лишь принеся в жертву часть себя, можно расцвести. Поэтому она отъедала себе конечности, и те отрастали заново, становясь тоньше, прозрачнее, легче. Всё ради свободы. Вгрызаясь в собственную плоть, она представляла себе небо, и оно было настолько прекрасно, что боль становилась радостью.

Жить предчувствием счастья уже есть счастье.