Постоянный поток каких-то амбиций

О концерте Валерии Баниной и Постоянного Потока Каких-то Амбиций в антикафе Дом у Моря 25.09.2015

Я стоял и ждал её в центре зала метро Достоевская, предполагая, что, возможно, она и не приедет вовсе. За час до концерта она написала мне, что у неё разряжается телефон, а значит я не смогу ей позвонить. А значит я должен быть вовремя и не опоздать. Я приехал вовремя, даже заранее, а её уже пятнадцать минут не было. Я решил для себя, что если она не придёт и через тридцать минут, я пойду на концерт один.

Искушение уйти увеличилось, когда где-то в 18:50 из вагона поезда вышла не она, а Лера Банина, именно на её концерт я собирался. Клуб находился хрен знает где, и уж она-то должна знать, где будет выступать. К тому же до её концерта оставался целый час, и за это время мы могли бы познакомиться. Я, правда, не знал, зачем мне это знакомство нужно, но ведь зачем-то же люди знакомятся друг с другом, верно?

Но Лера, блондинка с ярко-подведёнными чёрным глазами, одетая, как хиппарка, с обязательными для этого стиля рюшечками, браслетиками и подвязочками, прошла мимо, и я так и не подошёл к ней. А ведь ей было бы приятно, что её узнали. Каждому музыканту это приятно.

Алёна всё-таки приехала. Она была одета почти что торжественно, а вела себя без пяти минут истерично. Восторженно-истерично. Это было не похоже на неё. Она что-то мне оживлённо рассказывала, и речь её была невероятно быстра, она тараторила мне всю свою жизнь, какой она была все эти два месяца, пока мы не виделись. Она тараторила в метро, на эскалаторе, в переходе, поднимаясь по лестнице, а я её почти что не слушал. Мне приходилось ей что-то отвечать, но от этих ответов мне самому становилось смешно, настолько они были неуместны и бесполезны. В этот день я был плохим собеседником.

Я узнавал в Алёне себя, каким я был ещё несколько лет назад. Я подумал, что, наверное, я раздражал многих своей быстрой манерой речи. И своей восторженной истерикой. Но Алёна меня не раздражала. Наоборот, меня приятно удивляло то, что в этом городе ещё остались люди, способные на такой неуёмный восторг.

Мы вышли на улицу, и я узнал это место, хотя ещё несколько минут назад и припомнить не мог, что когда-то здесь был. Да, я всё узнаю - вот Театр Советской (вернее, Российской) Армии, вот редакция Rolling Stone, а здесь когда-то был Plan B. Странное сочетание мест. Plan B - клуб для музыкального отребья. Когда-то там выступали хорошие группы, особенно когда в Москве была мода на деткор, но постепенно Plan B стал клубом для начинающих, а потом - для начинающего отстоя. И никакая это не стартовая площадка, а именно - отстойник. Чтобы собрать друзей, отыграть для них концерт и забыть о музыке навсегда. Ну, или продолжать давать подобные бессмысленные гиги в каких нибудь других таких же отстойниках, типа клуба XO (существует ли он сейчас вообще?) или Blur-кафе (вот этот точно существует).

Журнал Rolling Stone никто отстойником не назовёт, а зря, потому что российский Rolling Stone очень далёк от того глянцевого издания, которое выходит на Западе, хотя и современный американский Rolling Stone очень далёк от того, каким он был в 60-е, 70-е годы, когда он и завоевал популярность среди любителей альтернативной культуры. Сейчас американский Rolling Stone не более альтернативен, чем MTV, хотя о чём я говорю, если звёздами MTV когда-то были не нигеры-мегаломаньяки (нет, я вовсе не намекаю на Канье) и даже не Майли Сайрус, а Курт Кобейн и Марк Нопфлер. То есть если сейчас американский Rolling Stone - говно, то наш - говно вдвойне.

Что же можно сказать о российском Rolling Stone? Ничего хорошего. Побывав однажды в их редакции, я увидел, что это ничуть не меньшая клоака, чем пресловутый Plan B, которая бесстыдно прикрывает свои прогнившие гениталии громким американским именем. Вы спросите, почему я сравниваю клуб и журнал? Да потому что молодыми музыкантами и тот и другой воспринимаются своеобразными лифтами в мир славы, рок-н-ролла, бесконечных гастролей и многомиллионных гонораров. Всё как в голливудских фильмах с бесчисленными группиз, кокаином на столе и вызывающей всеобщие овации блевотиной на концерте. И внешне Plan B ничем не отличался от тех дыр, в которых начинали Боги Рок-Н-Ролла, а у российского Rolling Stone тот же логотип, под которым выходили статьи о Дорз, Хендриксе, Клэптоне - в общем обо всех великих рок-музыкантах, которых только знал этот мир. Но на деле оказывается, что Plan B только сдирал деньги с начинающих музыкантов, которые по выкупной системе должны были или выкупить тридцать билетов за свои деньги и самостоятельно продать (!) их своим друзьям-слушателям или же привести тридцать друзей по флаерам, а если придет меньше - заплатить из собственного кармана за каждого не пришедшего. Российский же Rolling Stone вообще редко пишет о российской музыке, если только это не Земфира и не Владимир Познер (чёрт, забыл, он же не музыкант), а если вдруг и напишет о ком-то российском и даже молодом, то лишь однажды, и так разгромит его, что никто не захочет и шанса дать молодому музыканту. В основном, российский Rolling Stone продолжает вяло выводить звёзд западного RS так, как будто в России ничего и не происходит. И журналисты не хотят замечать, что под боком у них столько лет был Plan B, в котором нет-нет да и появлялся кто-то перспективный и талантливый, незаслуженно отправленный в эту дыру. Альтернативный RS скорее напишет о ком-нибудь из звёзд Театра Советской (вернее, Российской) Армии, чем об альтернативной, современной группе. Как никак Розенбаум, который может давать девять концертов подряд в Театре Российской Армии, в российском RS - частый гость, но встречали ли вы в этом журнале статью о группе, регулярно выступающей в Плане Б? Думаю, нет.

Концерт Леры Баниной и Постоянного Потока Каких-то Амбиций проходил в клубе Дом у Моря. Вернее, это тогда, проходя мимо Театра Российской Армии, я был уверен, что концерт будет проходить в клубе. Позже выяснилось, что Дом у Моря - это антикафе.

Мы с Алёной купили вина в магазине и пошли вниз по институтскому переулку по направлению к кафе. Алёна рассказывала мне о том, что она нашла новую группу. Теперь она будет петь аж в двух группах! Одна - Wicked Friends, другая - Blue Haze. Обязательно два слова в названии. Никогда не понимал, почему нельзя ограничиться одним - например, просто Wicked или просто Haze? Но современным музыкантам лучше знать, зачем им два слова в названии.

- Blue Haze такие перспективные. Гитарист сказал, что мы проведём несколько репетиций и будем давать концерты. У нас уже отрепетировано три песни, а через две репетиции их будет шесть, - рассказывала мне Алёна.
 
- Знаешь, по-моему, это слишком резвый темп. Не нужно ли материал больше отрабатывать?

- Суть не в отработке. Главное - энергетика! К тому же ребята и так все круто играют.

- Если это те ребята, которых ты мне показывала на диктофонной записи, то ударник у них систематически отстаёт или спешит.

- Ты не понимаешь. Это всё мелочи. На концерте этого всего не слышно. Главное, они могут отыграть песни от начала и до конца, понимаешь? С Wicked Friends мы можем отрабатывать одну песню по несколько месяцев. Гитарист всё время пробует разные педали, не может остановиться...

- Он ищет звук. Это нормально.

- Возможно! Но ведь нужно же двигаться!

- Куда?

- Давать концерты!

- Зачем?

- Ребята из Blue Haze говорят, что у них на концертах собирается много народу.

- Да, но какой по размерам клуб, в котором они выступают? В маленьком клубе десять человек - это уже толпа.

- Они говорили, что много.

- Ах, говорили! И эти люди - друзья и друзья друзей? Откуда люди узнали о группе, если ни я, ни ты ничего о ней не слышали? Где были анонсы концертов? На каких сайтах, радио, телеканалах? Нигде, верно? Тогда откуда народ?

- Люди же как-то узнают.

- Ты выступишь и сама увидишь, кто эти люди и как быстро они перестанут ходить на концерты. Ты сама-то ходишь на концерты?

- Раньше не ходила. Сейчас хожу каждую неделю. Правда, они бесплатные.

- Вот именно. И, небось, по спискам?

- Почему ты так ко всему этому относишься? Почему ты не веришь, что кто-то может собирать народ?

- Потому что я видел кучу музыкантов, которые рассуждали так же, как ты сейчас, а через месяц они завязывали с музыкой, потому что на их концерты никто не ходит. За большими надеждами всегда следует большое разочарование. Так не лучше ли сразу ни на что не надеяться? В конце концов, это же музыка, и главное здесь - делать музыку. И в итоге цель должна быть - сделать запись, готовое произведение, которое потом останется в истории.

- Для тебя - да. Ты вообще выложишь в интернет песню, для себя, и доволен.

- А половину я и не выкладываю.

- Вот именно. Но не все такие. Я не такая. Делать музыку, делать записи - это здорово. Это было здорово, раньше музыка так и существовала. Но сейчас другое время. Записи все выкладываются бесплатно в интернет, поэтому сейчас - время концертов. Только на концертах можно заработать.

- Мне неважно, какое сейчас время. Главным всегда остаётся одно - музыка.

- Для тебя - да.

- А для тебя? У тебя какие цели?

- Я хочу стать ЗВЕЗДОЙ!!!

Алёна вскинула руки, обнимая весь этот мир. Вино в её правой руке звонко булькнуло.

Вдруг я увидел Леру, выходящую из-за угла. Она была с компанией друзей, такого же, как она, то ли хиппарского, то ли хипстерского стиля. Что-то промежуточное - слишком солнечное и недостаточно помпезное для хипстеров, но недостаточно радикальное, альтернативное для хиппи и тем более для панков. Я окликнул Леру:

- Лер, привет!

Она обернулась, посмотрела на меня и, естественно, не узнала.

- Меня зовут Денис Любич. Ты приглашала меня на свой концерт.

Лера любезно улыбнулась, не очень умело изобразив, будто бы вспомнила, что я тот, с кем она переписывалась несколько часов назад Вконтакте. Мне это не было ни обидно, ни удивительно. Многие строят иллюзии, что если музыкант с тобой переписывается и приглашает на концерт, значит он знает тебя в лицо и рад с тобой пообщаться, однако приглашение на концерт - это лишь приглашение на концерт. Просто из-за того, что сейчас нет вменяемых СМИ, готовых работать с молодыми исполнителями, музыканту приходится самостоятельно искать себе слушателя. А потому общаться с ним лично, лично приглашать его, лично ему анонсировать новинки своего творчества. Всё это странно, немного неприятно, но главное - не достигает цели любой раскрутки: методом такого личного общения музыкант приобретает не поклонников и не слушателей, а якобы друзей, знакомых, которые воспринимают себя наравне с творцом, которым кажется, что они могут запросто подойти к музыканту на улице, похлопать его по плечу и сказать: “Знаешь, твой последний альбом был не очень!”. Не устанавливается никакой дистанции между потребителем творчества и творцом, а отсутствие этой дистанции порождает и неуважение к творчеству и, как следствие, предвзятую его оценку.СЛУШАТЕЛЬ бУДЕТ ПО-РАЗНОМУ ОЦЕНИВАТЬ ТВОРЧЕСТВО, ЕСЛИ ТВОРЕЦ - ЕГО ЗНАКОМЫЙ ИЛИ ЕСЛИ ТВОРЕЦ - НЕДОСЯГАЕМАЯ ВЕРШИНА.

В итоге создаётся удивительно лицемерный замкнутый круг, в котором творец вынужден делать вид, что каждый его слушатель - его личный знакомый и друг, хотя в любой другой, нормальной, ситуации он никогда бы не стал знакомиться ни с одним из слушателей лично, а слушатель тем временем воспринимает себя чуть ли не собратом по творчеству музыканта, хотя музыкант был попросту вынужден написать ему в личку, чтобы собрать хоть какую-то аудиторию на концерт. Сам факт этого личного сообщения толкает слушателя на неуместную, излишнюю фамильярность.

Но я окликнул Леру только потому, что она знает, где кафе. И ещё для того, чтобы поздороваться, чтобы выразить что-то вроде почтения, обозначить, что я пришёл, не пропустил её приглашения. Мне вовсе не хотелось делаться ей сердечным-другом-на-один-вечер, своим-парнем, который будет либо по-дружески её хвалить, либо по-дружески же - обсирать. Нет, мне не хотелось ни знакомства, ни общения. Сегодня вечером я - слушатель, она - музыкант. И только так - правильно.

Один из друзей Леры увидел, что у нас есть вино, и попросил сделать глоток. В бутылке оставалось немного, я сказал, что он может её допить. Как выяснилось, это был звуковик Леры. Выпив наше вино, он начал с нами длинный и чуть ли не задушевный разговор. Сказал, что ему тридцать лет. Сказал, что недавно он узнал, что у него есть двоюродная сестра. Сестрёнка ему очень понравилась, бабёнка хоть куда. И теперь он грыз локти, что она его сестра и что он не может на ней жениться. Я сказал ему, что раньше на двоюродных сёстрах женились без зазрения совести. Тогда он признался мне, что останавливает его вовсе не родство. Он уже был женат и уже развёлся.

- Дерьмово всё это, - заключил он.

Кафе было расположено в полуразрушенном здании. Причём это было единственное полуразрушенное здание на весьма чистой улице. У входа в кафе была огромная лужища. Лера с друзьями прошла внутрь. Я, Алёна и звуковик остались на улице, около лужи, покурить. Звуковик продолжал рассказывать нам историю своей жизни. Тогда я заметил, насколько он пьян. И насколько пьяна Алёна. А я был, как назло, чересчур трезв. Таким трезвым на концерте делать нечего.

Мы вошли внутрь. Тут-то и выяснилось, что Дом у Моря - антикафе, а не клуб. А раз антикафе, значит не нальют. Дерьмово. В отличие от андерграундного, полуразрушенного фасада, внутри кафе было до тошноты сладким, до неуюта уютным. На первом этаже было собственно кафе, на втором - концертный зал. Лера была наверху. Отстраивалась. А внизу расположились все слушатели плюс вторая группа, которой предстояло сегодня выступать в этом антикафе. Постоянный Поток Каких-то Амбиций - так называлась вторая группа. Их гитаристка-вокалистка сидела за одним из столиков и тихо-тихо перебирала струны почти игрушечной укулеле. ****ая идиллия.

Это было то, о чём я говорил Алёне. Миниатюрное, тесное помещение, десять-пятнадцать человек друзей, и вот она - иллюзия битком набитого зала. От двух исполнителей пятнадцать друзей - это меньше, чем мало. Однако музыканты из Постоянного Потока Каких-то Амбиций сидели за столиком так, будто они рок-звёзды. Загадочные, творческие, не от мира сего. И свет золотистых, мягко-домашних ламп освещал их одухотворённые лица.

Алёна куда-то исчезла. Я сел за незанятый столик и стал ждать концерт. За столиком передо мной лысый бородач рассказывал безбородому волосатику какую-то ох****о смешную историю, над которой непременно нужно было смеяться так громко, чтобы было слышно всему кафе. Что-то о какой-то выставке. Опять Флакон или Артплей. В очередной раз я удивился, как меня заносит на все эти хипстерские и околохипстерские тусовки. Каждый здесь считает себя гением, звездой и мессией. Всюду эта предкоитальная нарциссическая истерия, ожидание признания собственного величия. Всё так стильно. Так креативно. Так культурно. И никакого алкоголя. Всё, что нужно, каждый принял заранее. Кто - стимуляторы, кто - галлюциногены, кто - покурил травки, а кто просто нахуярился дешёвым портвейном. И только я хотел прийти на концерт и просто выпить стаканчик-другой виски. Мне не нужны антикафешный чай и конфетки и эти минуту назад обдолбанные и упитые, а сейчас прилизанные и вроде бы как приличные лица хипстоватых мегаломаньяков. Если блевать, то на улице, не пятная стиля, не портя игрушечного уюта этого до тесноты миниатюрного заведения, в котором на полках стояли миниатюрные книги, на стенах висели миниатюрные картины, а на столах стояли миниатюрные чашечки и миниатюрные блюдечки с миниатюрными печенюшечками. Тошно от всего этого.

- Бл***, в туалете уже десять минут занято.

Алёна вернулась. В помещении она ещё больше опьянела.

- Почему ты не поссала на улице, как обычно?
- Потому что я не ссать хочу.

Прошло минут пять, из туалета кто-то вышел.

- Иди, там должно быть свободно.

Через минуту Алёна снова вернулась.

- Что, там всё равно занято?
- Да...
- Дёрни ручку посильнее, не может такого быть.

Теперь уже Алёна исчезла минут на десять.

- Нам нужно купить вина. Здесь нам не нальют, - сказал я ей, когда она вернулась.

Мы вышли из кафе и пошли искать магазин. По дороге Алёна орала на всю улицу Белого Кролика. Высокая нота Feed your head разносилась по всему переулку, и один из прохожих, бросив презрительный взгляд на Алёну, сказал своему другу:

- Боже, какой дерьмовый голос!

Алёна прервала песню и крикнула ему в ответ:

- Ни хрена не дерьмовый! Пошёл к чёрту!
- Задница у тебя отличная, а голос - дерьмовый! - отвечал прохожий, а я удивлялся тому, как он мог разглядеть её задницу, ведь Алёна была в просторном, не обтягивающем платье. Однако задница у неё и правда ничего.

- Да, Feed Your Head у меня не очень получается, это надо делать громче. Или же получится академически, по-оперному, как-то так...

Алёна изобразила что-то вроде оперного фальцета, хотя у женщин вроде как фальцета не бывает.

- Чтобы эту песню петь, нужен микрофон, понимаешь, Денис?
- Да пошли они к чёрту! Не обращай на них внимания.

В магазине мы купили самого дешёвого вина из пакета. Алёна убрала вино в сумку. Мы вернулись в антикафе, поднялись на второй этаж, где по всему залу были расставлены стулья.

“Стулья, мать вашу! Как в опере!” - подумал я и выбрал три места на самом последнем ряду - одно для меня, другое для Алёны, а третье - для сумки с вином. Мы сели и продолжили пить. Алёна предложила игру. Я делаю глоток, она - два, я - три и так до тех пор, пока мы не опорожним пакет. Я согласился. Я сказал ей, что мы начнём играть, как только концерт начнётся.

Концерт начался почти что незаметно. Просто маленький зал потихонечку заполнился, Лера с гитарой и её ударник с электронной установкой вышли на сцену и начали играть. Песни Леры представляют собой то сочетание жалостных минорных аккордов, романтичных септаккордов и нервной, надрывной манеры петь а-ля девушка-с-разбитым-сердцем-бежит вниз-по-мостовой - то сочетание, которое всегда бьёт в точку, если ты влюблён, опечален, но полон каких-то неведомых, непонятных никому, кроме тебя, надежд и ощущений, которые ты сам потом назовёшь попросту ощущением молодости. Но я, хоть и молод, даже чересчур, постыдно молод, этих чувств уже не испытывал. Я сказал Алёне, что если бы всё это было три года назад, то это был бы очередной волшебный момент.

- Я бы ощущал чудо где-то поблизости, Алён. Как и всегда тогда.

Однако сейчас я не ощущал никакого чуда. Единственное, что вызывало во мне какие-либо эмоции (причём негативные), был идиотский, игрушечный звук электронных ударных, который совершенно не подходил к Лериным песням. Потом я спросил у ударника: “Зачем были нужны электронные ударные? Концерт же акустический. Следовательно, и ударные должны быть акустические!”, на что он с гордым видом ответил мне: “Как минимум потому, что ударные слишком громкие”; как будто на ударных нельзя играть тише (хоть, вашу мать, щётками!) или же и вовсе принести бонги или тамтамы, да что угодно, лишь бы передать ощущение музыки, создать атмосферу! Но российские музыканты никогда не заботятся о звуке. Главное тут - та самая энергетика, которая должна просочиться через любой, даже самый дерьмовый звук, и добрые, лазурные стены кафе. Жаль, что я то ли перестал быть, то ли никогда и не был достаточно русским, чтобы абстрагироваться от звука и исполнения. Мне всегда было важно всё. И ударные. И гитара.

Впервые я узнал о Лере, как о поэтессе. Я наткнулся на её стихотворения в одном из тех поэтических пабликов, в которых на одно вменяемое стихотворение приходится сотня, а то и тысяча дерьмовых. Видимо, меня что-то зацепило, и я подписался на её страницу. А может, это она добавила меня в друзья, опять-таки, в поисках аудитории. В любом случае, зайдя на её личную поэтическую страницу я не нашёл в её творчестве ничего плохого, а может быть, даже и нашёл что-то хорошее. И подписка на неё так у меня и осталась, а стихотворения её продолжали появляться в моей новостной ленте. Я их не читал, о том, что она кладёт стихи на песни - не знал, но с удовольствием согласился пойти на её концерт, когда она меня пригласила. Лично пригласила. А, на самом деле, конечно же, ни хрена не лично. Просто сейчас такая форма общения музыканта со слушателями.

Вообще, у меня достаточно предвзятое отношение к девушкам-поэтессам. В поэзии они очень большую роль отдают чувствам и совсем забывают о том, что поэзия - это прежде всего искусство. Редкая девушка способна освоить поэзию как ремесло, и почти нет таких девушек, которые могут понять её как искусство (если честно, Ахматову и Цветаеву я тоже не люблю). Поэтому я решил для себя, что если девушка пишет в рифму и в размер, то это уже хорошо, а если при чтении её стихов тебя не воротит от пошлости и банальности, то это уже практически гениально.

Но стихи сами по себе - это одно, а стихи как слова к песням - совсем другое. В песне банальное стихотворение может приобрести новый смысл и глубину. Сложное же может проглотиться, прожеваться и даже испортить песню. Чаще в песнях работают простые стихи. Они дополняют музыку, усиливают ощущение от неё. К тому же над простыми словами и проще работать - если какое-то слово не попадает под ритм песни, его можно без потерь для смысла заменить, и песня не будет звучать косолапо и перегруженно. Из сложных стихотворений слов не выкинешь, да и вообще иногда в них их столько, что ни в одну песню не поместится. А ещё они - трудно воспринимаемы. Музыка и поэзия - это вообще-то две разных сферы искусства. И воспринимая музыку, мы прежде всего воспринимаем музыку. Если в песне сложная мелодия, то все наши умственные процессы направлены на переваривание этой мелодии. Слова же остаются где-то на заднем плане. Если ты пишешь сложные слова и тебе непременно хочется запихнуть их в песню, то пиши простую мелодию. Очень сложные слова вообще можно только проговаривать (даже не рэпом зачитывать, у рэпа слишком быстрый темп для очень сложных слов).

Всё это я пишу к тому, чтобы объяснить вам, почему на концерте из песен Леры я не понял ни строчки. Как будто она пела на иностранном языке. Хотя у Коэна и Дилана я понимаю каждую строку. Мне даже не нужно слушать их песни дважды. Благодаря музыке, я сразу же вижу то, что позади этих строк и то, что между ними. В этом и заключается талант сингера-сонграйтера или же по-русски - исполнителя авторской песни, в том, чтобы музыка в сочетании со словами подарила слушателю незабываемое, ни с чем не сравнимое ощущение мира, ощущение его поэзии и музыкальности. И вроде как Лера - сингер-сонграйтер, певица-поэтесса, но слов я на её концерте не услышал. Половина составляющей авторской песни потерялась, поэтому на с т р у н а х  м о е й  д у ш и  Лера не сыграла. Не подумайте, что слова Леры ОЧЕНЬ сложны, но в её мелодиях - много нот, а в стихах - много слов, и ты теряешься, не знаешь, зачем следить. Запоминая мелодию, ты уже забываешь слова. К тому же ты чувствуешь, что мелодия - исчерпывающая, она полностью раскрывает саму себя. Слова же к таким мелодиям могут быть какие угодно и на каком угодно языке. И ты не понимаешь, зачем тебе эти слова нужны. Пусть даже они и хорошие.

Так что же было на концерте Леры, если не было слышно ни ритма, ни гитары, ни слов? На концерте была только сама Лера, её голос и её мелодия. Но, к сожалению, этого недостаточно. Это сырой материал - даже если голос хороший, и исполнительница артистична, и мелодия приятна. Из этого материала можно сделать как хорошую песню, так и плохую. На концерте я увидел Леру, которая может петь печально-надрывно и так проникается своими песнями, что на одной из них даже всплакнула (по крайней мере, мне так показалось). Я увидел Леру с волосами цвета соломы, освещённой полуденным солнцем, и глазами, глубокими, подведёнными то ли чёрным, то ли тёмно-синим. Но Лера - это ещё не музыка. Это лишь исполнитель. А музыки я не услышал.
 

- Надо поддержать её, она же волнуется, - говорила мне Алёна после десятого глотка. - Надо хлопать! Надо поддержать музыканта.
- Здесь не хлопают, Алён.

Здесь и правда ни хлопали, ни кричали - здесь никак не реагировали на музыку. Все чинно сидели на своих стульях и смотрели на Леру, которая пытается им раскрыть свою душу. Играет на гитаре громко как может, вкладывает в голос столько смысла, сколько только может быть в её словах, а люди наблюдают за ней, как за диким зверьком или и того хуже - как учёные наблюдают за лабораторным животным - серьёзно, спокойно, в лучшем случае - с любопытством. Алёна начала хлопать в ладоши в такт песне. Это был одинокий хлопок в сухой, не отражающей звук комнате. Одинокий, обнажённый, ничем не приукрашенный хлопок. Я поддержал Алёну. Мы хлопали вдвоём. И даже пытались подпевать там, где успевали уловить слова. И, конечно же, продолжали нашу игру в глотки.

Когда Лера закончила петь, ушла со сцены, а Постоянный Поток Каких-то Амбиций начал отстраиваться, к нам наклонился странный мужик будто бы таджикской национальности и шепнул Алёне (видимо, мне он шептать побоялся):

- Девушка, ведите себя прилично.
- В каком смысле, прилично? - возмутилась Алёна.
- Не хлопайте.
- Так я же поддерживаю музыкантов! Им это нравится!
- Да, но это не нравится мне. Вы мешаете мне слушать.

Я уже устал учить наш народ, как надо вести себя на концертах. Что надо хлопать, верещать, прыгать, танцевать, рвать на себе одежду, срывать голосовые связки .Наш народ так и не отошёл от советско-помпезных концертов Иосифа Кобзона и Льва Лещенко, где надо сидеть насколько возможно каменно, изображая бесконечное уважение к Советской Власти и к Советским Деятелям Культуры. Наш народ так и не понял, что такое рок-н-ролл.  Да и вообще он так и не понял, что такое - музыка. Поэтому не хочется ходить на концерты. Что делать на них, если нет звука, нет музыкантов, нет аудитории? В лучшем случае есть - сырая, необработанная и как-то скомкано сыгранная песня. Песню можно послушать и на записи. На концерт люди приходят не за песнями.

От этого таджика, который мешает Алёне хлопать, мне стало совсем не по себе. Я почувствовал, что пора уходить. Постоянный Поток Каких-то Амбиций начал играть какие-то радиохедовские аккорды, а гитарист-вокалист в течение четырёх минут повторял фальцетом одни и те же слова - “Ради чего?”.

Рааадииии

ЧЕГО

РААААДИИИИИИ

ЧЕГООООО


И в самом деле, ради чего всё это? Ради чего я здесь? Ради чего эти люди, которые даже хлопать не хотят, да и слушают так, что на их лицах не отражается ни единой эмоции? Ради чего эти музыканты, эта музыка, сырая, недоделанная, недоигранная, эти голые каркасы песен, амбициозно брошенные в зал? Ради чего они? Они не передают взгляда на мир, не создают законченного, глубокого, полноценного ощущения от действительности. Они ещё не являются произведением искусства. Это не более чем наброски, выставленные на суд непритязательной и одновременно незаинтересованной публики. Они могли бы стать чем-то большим, если бы кто-то за всё это взялся, кто-то помог, доработал, отделал и обернул, но никому здесь ничего не нужно. ЗДЕСЬ НЕТ ПРОДЮСЕРОВ, НЕТ МЕНЕДЖЕРОВ, НЕТ ДИРЕКТОРОВ, НЕТ ЖУРНАЛИСТОВ, ДАЖЕ СЛУШАТЕЛЕЙ НЕТ! ТАК РАДИ ЧЕГО ВСЁ ЭТО?

Ради чего этот концерт? Чтобы порадовать друзей? Чтобы заполнить кафе? Никто об этом никогда не узнает, Афиша не напишет, Rolling Stone промолчит, а в Театре Советской (вернее, Российской) Армии будет всё так же блестеть лысина Розенбаума! И после концерта все разъедутся по домам на метро с твёрдой уверенностью в том, что каждый здесь - звезда, а Лера... что Лера? Молодец, пусть старается. Но звезда-то, звезда-то всё равно Я! Я! И только Я - бородатый хипстер, выставивший клочок своего лобка на Флаконе. Я - будущий гений российской психоделической электроники. Я - мессия блогов, Фейсбука, Твиттера и всех возможных социальных сетей. Я - тот самый Постоянный Поток Каких-то Амбиций! Постоянный Поток Каких-то Амбиций... Что это вообще за группа? Ни мелодии, ни слов. Даже намёка на них нет. Хе**я какая-то.


Мы дослушали радичего до конца и поплелись в сторону выхода. Уже играла
следующая песня Постоянного Потока, под аккорды которой удивительно хорошо
ложилась мелодия Karma Police. Я выходил из зала, громко подпевая:

Karma police,
arrest this man,
He talks in maths…

И удивительно хорошо ложилось! Слава богу, меня в эту ночь никто не арестовал.


Мы вышли из кафе. На улице стояла Лера с ударником и звуковиком. Алёна подошла к Лере, чтобы высказать ей своё мнение:

- Ты молодец! Только гитару было не слышно. А так - здорово. Ты классно поёшь. Я пою так же. Серьёзно! Ты очень круто поёшь! Я пою ТАК ЖЕ КАК ТЫ!!!

Вечер заканчивался. Пора было возвращаться домой на метро.