На тот берег

Река – тёмная, торфяная, беспокойная – причудливыми петлями извивалась среди полей и песчаных обрывов, покрытых норами ласточек-береговушек, словно хороший сыр – дырами. Невысокая вода её журчала на камушках, рассказывая домоседам-кустам, где была, что видела,что видела, как интересно там, за сотнями поворотов – и в какой-нибудь день очередной куст не выдерживал, решал: «А, была – не была!» - и, оторвавшись от берега, смело прыгал в реку: «Вези!». А та и рада бы, но камни, торчащие из воды, против, и куст-путешественник остаётся гнить в спецприёмнике – если не придут люди и не вызволят из плена, не вернут на берег… Но держаться корней не получается: уже испытана свобода, уже манит в путь ощущение опасности и интересных открытий… И так и гибнет путешественник на берегу, мечтая о дальних лугах и лесных полянах, о которых ему поведала тёмная речная вода.

Глубоких мест на реке было мало: несколько оставшихся с войны воронок да пара омутов. Жители деревень, растянувшихся ровными стрелами, соединяющими речные изгибы и извилины, возле следов войны устраивали пляжи: только там взрослые могли плыть, не упираясь руками в дно. Приходили: отдыхающие с самого утра, местные подтягивались ближе к вечеру, закончив дела домашние и отхлопотав хлопоты огородные. Взрослые отдыхающие приносили покрывала, расстилали их между муравейниками, приминая травы и полевые цветы, и подставляли бледные тела городских жителей лучам солнца. Изредка они доходили до воды: «окунуться». Глубина – взрослому до ключицы. Ширина – чуть больше метра. Но выбора нет: в остальных местах курица коленок не замочит…

Детям покрывала не требовались: если что, так можно и прямо на траве растянуться. Или уйти к обрыву, закопаться в горячий песок, а то и спрыгнуть с верхней тропинки так, чтобы прокатиться кубарем до самой воды. Всё, что было нужно детям – разрешение гулять и купаться. Тогда можно, например, быть первопроходцами, или беглыми преступниками… Или партизанами, которые прячутся от фашистов в густых зарослях ветлы и осоки… Но если купаться нельзя, можно хотя бы по воде походить: выгонять бычков из тины, пугать пескарей, собирать ракушки и запускать «блинчики».

Местные (да и не местные) подростки уходили от пляжа на другой берег: там, укрывшись за густыми кустами, можно было почти незаметно курить и пить портвейн или самогон – что удалось достать. Конечно, мамка всё равно узнает и навешает по первое число, но это будет потом. А сейчас – пей, гуляй, веселись! Малявки, правда, лезут, но их и шугануть можно. А можно и не шугать – понадобится, так будет кому за закусью сбегать…

А я была слишком маленькой, чтобы наслаждаться пляжной жизнью: туда можно было идти только с бабушкой. А бабушка всё утро в огороде, а я на речку хочу, а бабушка не хочет… а реветь-то бесполезно: у бабушки рука тяжёлая, по попе даст – мало не покажется… Но на речку хочется – аж до слёз! Там и цветочки другие совсем: маленькие розовые полевые гвоздички, нежно-голубые колокольчики, ажурная дрёма, кукушкины слёзки… А ещё там летают стрекозы: крылышки прозрачные, глаза огромные, а челюсти страшные какие! Зато – они разноцветные… А ещё можно строить замки: рядом с бродом – песчаный пляжик. Песок влажный, хорошо лепится. Стену – повыше, башенки везде, а вместо окон – лепестки лютиков и куриной слепоты… А ещё можно прятаться в лопухах – они там такие… такие… такие огромные!!! Если сесть даже с краю, у тропинки, и укрыться листом – никто не видит… А ещё можно просто валяться и смотреть в небо, на облака. Каждое облако на что-то похоже, и надо это что-то разглядеть. И рядом – вода… Лучше воды ничего в мире нет, в целом-целом мире! Даже мороженое не лучше воды! Даже… нет, мама, конечно, лучше воды. И бабушка. И дедушка. А вот все остальные – нет. Только вода может понять и помочь, когда грустно-грустно, когда никто в целом мире не понимает. Только вода…

- Эй, малявка, чего скучаешь? – Надька, дочка хозяйки: мы-то дачу снимаем. Она хорошая, Надька, она со мной всегда играет. Хоть и взрослая уже, в школе учится.

- На речку хочу. А бабуля занята… Не идёт никак.

- Всего-то? Не грусти, сейчас всё решим!

Надька о чём-то поговорила с бабушкой, покивала, сложила руки у груди – как та тётенька на картине в этой… как её… красивый такой большой дворец, а внутри – много-много золота и картин. И пахнет вкусно… Нет, забыла… Надо будет у бабушки спросить, когда ещё раз туда пойдём – свечку ставить. А то у чужих спрашивать нельзя: бабушка запретила говорить, куда мы иногда ходим. Говорит, могут быть неприятности.

-Ну и всех проблем! – вернулась Надька, протянула руку: - Пошли, малявка!

Надьку здорово держать за ладошку: она не очень высокая, не приходится задирать руку, как с другими. А ещё она много знает и много мне рассказывает. Правда, чаще страшилки всякие, но я-то знаю, что никакой Пиковой Дамы нет… ну, днём нет. А ночью я не знаю, я ночью сплю.

А сегодня Надька какая-то не такая. Она истории рассказывает, но не так, как всегда – как будто ей ничего не хочется и она думает совсем не обо мне и не об историях. Но идти недалеко, мы уже бывшую школу прошли, сейчас надо по верхнему краю обрыва – ой, опять прыгают! Смотри, смотри как высоко! Как здорово! Я тоже так хочу!.. Но меня никто не пустит так прыгать, я ещё маленькая…

Тропинка довольно круто спускалась вниз – но это не страшно. Я умею ходить по таким тропинкам. Очень хорошо умею. Лучше, чем многие. А дальше тропинка между кротовыми норами идёт к реке. Она узкая, и надо перепрыгивать через коровьи лепёшки: вляпаешься – все смеяться будут. Хотя все вляпываются. Нет такого человека, который бы не вляпался. И всё равно смеются.

А вот там, за лопухами, Надька должна взять меня на ручки: мы на тот берег идём, где все нормальные пацаны и девчонки собираются. И правда, а что делать здесь? Вон тётя Тома с дядей Витей: как всегда, загорают и едят бутеры. Они, если к ним подойти, сразу начинают сюсюкать. «Ой, кто это к нам пришёл?! Ой, какая холосяя девоська!». А я всегда думаю: они что, придурки? Так разве что совсем малыши разговаривают, которые говорить не умеют. А я давно умею! Нет, наверное, это они придурки… А вот там – баба Оля. Она хорошая, но толстая и воняет. И при этом всегда лезет обниматься. Противно же! Нет, с ребятами там лучше. И они говорят со мной нормально, а не как с умственно отсталой. И что, что я ещё маленькая! Я, между прочим, уже читать умею!

Ой, как интересно! Воздух почему-то стал очень плотный и золотисто-коричневый. И трава какая-то не такая. И бабочки… Ой, это же не бабочки, это рыбки! Рыбки! Они тут, совсем со мной рядом плавают! Идти тяжеловато, но как интересно! Я хочу позвать Надьку, но изо рта вылетают пузырики, а голоса не слышно совсем. Здорово-то как!!! Только ноги в тине путаются, противно. Не люблю тину, она склизкая и мягкая… Но Надька не отпускает моей руки, а потому мне совершенно не страшно.

- Надька, а малявка-то где?! – это мы уже почти вышли на другой берег, это я уже слышу: там не слышала ничего. Там другие звуки, не такие…

- Ой!!! Я ж… Ооой!!!! – Надька дёргает меня за руку, и я взлетаю вверх, смеясь: я хочу ещё. – Жива! Ребята, она жива!!!

А что это они, а? Смотрят на меня, как на Пиковую Даму… И я на всякий случай начинаю реветь: может, уже надо, а я и не знаю… Наверное, было надо: они все бросились меня утешать и кормить вкусными вещами: огурцами и хлебом с солью. Можно теперь и перестать… Я прислушиваюсь: говорят что-то странное…

- Надька, а если бы она утонула? Она же под водой минуты две была! Ты ваще что ли на голову приплюснутая? Ты ж в тюрьму бы… А может, она утонула, а это нам кажется, а?

Кто – утонула? Я? В воде? Странные они какие-то, правда-правда. Разве можно в воде утонуть? Она же ласковая, как мама…
__________________________________________

С тех пор прошло много лет. Сначала я забыла про этот случай. Потом, оказавшись в рабочей реке, текущей по тем землям, которых мы не хотели ни пяди, но всё равно получили, в единственной реке, которая была – злая, я вспомнила: под водой можно дышать. У меня это получалось. У маленькой. Но пробовать не стала: очень уж тяжёлая вода, и она хотела меня не отпустить наверх. Я вырвалась: я всегда умела находить с водой общий язык.

Я пробовала дышать под водой в бассейне: почти получалось. Почти. Так, как в детстве, не получилось ни разу.

А вот теперь я думаю, может, я не утонула тогда, в пять лет, только потому, что не знала: под водой дышать нельзя? Я знала, что в воде хорошо, что она не может обидеть – и она и вправду не смогла… А теперь я – взрослая. Теперь я знаю, что многое может убить. Везде – опасно. И в воде – опасно: я же тоже чуть не утонула тогда, в той прибалтийской реке. Как страшно – взрослым - жить…