рыбацкие истории из прошлого столетия

Рыбацкие истории из прошлого столетия.



Истории, о которых хочу рассказать, произошли в те годы, когда я –молодой, амбициозный и вполне успешный специалист –работал в Подмосковье начальником Шалаховского рыбоводного участка, входящего в состав мощного Егорьевского рыбокомбината. И сам участок был крупнейшим нагульным прудом, искусственно созданным на реке Цна, которая впадает в Оку в районе села Дединово, Луховицкого района. Он простирался среди хвойных и смешанных лесов почти девять километров. Основными задачами, которые стояли передо мной и бригадой рабочих, были: весеннее заполнение водоёма паводковыми водами, зарыбление рыбопосадочным материалом, кормление его в течение лета комбикормами рыбных рецептур, круглосуточная охрана от браконьеров, осенний сброс воды из пруда, вылов выращенной рыбы и реализация торговым организациям Москвы и области. Красивый пейзаж местности, отдалённость от населённых пунктов, возможность «удачно» порыбачить и поохотиться, а также отдохнуть душой и телом, как магнитом притягивали сюда людей разного звания, профессий и общественного положения. В субботу и воскресение, когда все нормальные люди отдыхали, в нагрузку к своей основной работе, по поручению директора, я занимался приёмом гостей и созданием условий для их хорошего настроения. Ну, а настроение гостей зависело от количества пойманной рыбы, выпитой водки и капризов погоды. Здесь я должен сразу отметить, что приезд на участок гостей любого ранга и лов рыбы в пруду осуществлялся вопреки существующему на тот период закону о государственном предприятии. Мы категорически не должны были пускать посторонних лиц на территорию рыбокомбината, и тем более, добровольно разрешать им «воровать» выращенную промышленным путём рыбную продукцию. Но во все времена существовала поговорка: «Если нельзя, а сильно хочется, то можно». А отдохнуть на природе и удачно порыбачить всегда и всем хотелось.
Основная работа мне очень нравилась, и я уже тогда считал себя счастливым человеком. И только поэтому добросовестно исполнял дополнительную нагрузку. Присмотревшись ко мне, умный и требовательный директор рыбокомбината Разгульнов Евгений Иванович проникся доверием и дал полную самостоятельность и свободу действиям. Это не только повысило интерес к работе, но и позволило в дальнейшем стать крупным руководителем в системе рыбной отрасли.
За несколько лет работы на Шалаховском участке мне посчастливилось познакомиться со многими интересными, знаменитыми и могущественными людьми. Но, несмотря на их известность и значимость в государственном масштабе, для меня они все были простыми рыбаками –любителями, со своими привычками, причудами и человеческими пороками. И я их принимал такими, какими они становились на природе, оставив своё «Я» за пределами мощного шлагбаума, перегораживающего въезд на территорию участка.  Считаю, что именно поэтому с гостями и со мной происходили курьёзные, а порой и смешные случаи.


История первая.

         Бензин крепче водки.

       В середине августа 1970 года, накануне открытия утиной охоты, на участок приехали: директор люберецкого городского комбината бытового обслуживания и начальник музея трофейного оружия генерал –лейтенант Советской Армии. С ними я был уже хорошо знаком, поэтому, несмотря на разность в возрасте и социальное положение, отношения у нас были товарищескими. После радушной встречи гости стали перетаскивать вещи (оружие и рыболовные снасти) из легкового автомобиля «Волга», принадлежащего главному бытовику города Люберцы, в дом, а  продолжил ремонт подвесного лодочного мотора «Вихрь», который забарахлил в день их прибытия. Хотя поломка двигателя была не очень сложной, провозиться пришлось не менее двух часов. Когда я устранил неисправность и поставил все разобранные ранее механизмы на место, на улице уже стемнело. Мои гости сидели на деревянных лавках, установленных вдоль длинного стола и с нетерпением поджидали, когда я освобожусь, чтобы отметить встречу и их приезд на природу. Но одну бутылку водки они уже распечатали и граммов по сто выпили.
Крепко затянув в креплении «магнето» последнею гайку и установив лодочный мотор в металлическую бочку, наполненную водой, я взял со стола пустую бутылку и пошёл к стоящему недалеко мотоциклу «Урал». отсоединив от карбюратора резиновый шланг, засунул его в горло бутылки и открыл топливный кран. Нацедив из бака граммов триста бензина, снова закрыл кран, натянул конец шланга на трубку карбюратора и вернулся к агрегату. Дальше начался процесс испытания технического состояния мотора. Я открыл заслонку карбюратора, плеснул немного бензина, поставил бутылку с оставшейся жидкостью на деревянный стол и резко дёрнул за шпагатную верёвку, накрученную на «магнето». Двигатель вначале чихнул, затем несколько раз «выстрелил» выхлопами газов в воду и устойчиво застучал. Я с облегчением вздохнул, а мои гости весело воскликнули: «Ура! Появился ещё один повод, чтобы выпить и обмыть «воскресший» движок!». Все приступили к сервировке стола привезёнными деликатесами. А мне ничего не оставалось, как умыть руки и присоединиться к ним. 
После треска лодочного мотора окружающий нас лес стал казаться безмолвным и сказочно таинственным. Метрах в десяти от барака стоял электрический стол и весящий на нём фонарь слабо освещал стол. Но, это было неважно. И при худшей видимости мы могли найти на столе всё, что хотелось. Естественно, это была водка. Долго не раздумывая, я взял со стола первую, попавшуюся уже открытую бутылку, и разлил её содержимое в два гранённых стакана, которые стояли напротив моих гостей. Себе налил из второй, тоже початой, и официальная часть, посвящённая нашей встрече, началась. 
Генерал на правах главного гостя торжественно произнёс тост и лихо, по-гусарски, опорожнил стакан до дна. Последовал его примеру и бытовик. Пил он медленно, а когда завершил, стал нюхать воздух в пустом стакане. «Какой –то запах странный у водки? Бензином сильно отдаёт. Моя водка так пахнуть не должна. Как-никак, «Посольская»,  не «Московская», разлитая на водочном заводе города Шацка»,-проворчал недовольно люберецкий бытовик и взял в руки со стола обе пустые бутылки. В следующее мгновение тишину леса разбудил его возглас и причитания: «Так мы и на самом деле бензин выпили! Ужас! Афанасьевич, ты как себя чувствуешь? Необходимо срочно водкой дезинфицировать пищевод и желудок! Да как же это могло произойти? Василий, ты, что не мог понюхать, прежде, чем разлить по стаканам?». Не дождавшись ответа, стал быстро скручивать с очередной бутылки металлическую пробку. В это время генерал смотрел на него испуганными глазами и постоянно обнюхивал стакан. Как только в нём появилась водка, он залпом выпил и стал остервенело закусывать разного рода солениями. После первого стакана профилактической жидкости был употреблён второй, потом третий. Только когда опорожнили три бутылки «Посольской», оперативное лечение желудков закончилось. Гости стали стремительно хмелеть, и мне пришлось увести их на отдых в отведённую комнату.
Причину произошедшего я понял сразу, как только услышал возглас бытовика. Моя небрежность и невнимательность привели к такому, почти трагическому, результату. Если бы я не поставил бутылку с остатком бензина на стол, то наша долгожданная встреча прошла бы намного спокойней и интересней. Но, что случилось, то случилось. Определив гостей на ночлег, я направился в соседнюю комнату, где отдыхала моя жена, и улёгся спать. Подъём предстоял ранний и хлопотный.
В три часа утра я был уже на ногах и занимался подготовкой плавательного средства к отплытию. Установил на лодку «Казанка» отремонтированный лодочный мотор, уложил на дно всё то, что необходимо для успешной охоты и в половине четвёртого, приступил к побудке гостей. Если сказать, что они тяжело вставали, это значит ничего не сказать. Генерал и бытовик прибывали ещё не в «форме» и не очень соображали, что от них требуется. Но, поняв, наконец, что находятся на природе и им предстоит выехать в такую рань на утиную охоту, стали медленно вставать и одеваться.
До места высадки охотничьего «десанта» добирались минут тридцать. Рассадив с горем пополам гостей в зарослях камыша на двух небольших островах, я поднялся на лодке по водоёму с километр выше и остановился в ожидании рассвета. Как только первые солнечные блики стали подниматься из-за леса, завёл мотор и стал сновать по небольшим плёсам и протокам, где на ночь собирались утки. Огромные стаи ещё непуганой дичи нехотя взлетали с насиженных мест и, лениво поднимаясь в небо, низко пролетали над островами, где сидели в «засаде» мои гости. Я предвкушал успешную охоту, но выстрелов со стороны островов не следовало. «Они что там, уснули? Так ведь можно и зорьку проспать!» -невольно подумал я и стал совершать очередной круг по водной глади. Второй мой удачный заход тоже не принёс результата. Утки низко пролетали над островами, а выстрелов с них по-прежнему не слышалось. Третий круг совершал больше для себя, а не для гостей. Врезаясь на полной скорости в стаю сидящих на воде кряковых и чирков, прямо с хода и почти наугад стрелял по этой массе. Итоги оказались вполне ожидаемыми и во всех отношениях приятными для самолюбия азартного охотника.
Удовлетворив охотничьи амбиции и подобрав с воды подстреленную дичь, я направился в сторону островов, где оставил своих компаньонов.
Бытовика заметил сразу. Он стоял на краю острова и с виноватой улыбкой на лице поджидал, когда нос лодки упрётся в берег. «Вы почему не стреляли? Утка сама на ствол садилась. Можно было с одного выстрела по паре матёрых иметь»,- спросил я «охотника», хотя ответ был написан на его лице... –«Виноват, сон оказался сильнее меня», -честно ответил бытовик и стал забираться в лодку. Заметив на дне охотничьи трофеи, добавил: «Я смотрю, ты за себя и за меня отличился». «Куда мне было деваться? С ваших островов выстрелов не слышно, а утка косяками прёт. Вот и пришлось отстреливаться от неё»,- пошутил я и стал кормой отходить от острова.
С генералом было всё сложнее. Он спал на подстилке из камыша так крепко, что даже не слышал, как мы причалили к острову. «Может, бензин на нас так сильно подействовал? Всю ночь спали, и никак выспаться не можем»,- глубокомысленно заметил главный бытовик города Люберцы и стал расталкивать своего приятеля. С большим трудом открыв глаза, генерал удивлённо посмотрел на нас и спросил: «Что случилось? На охоту пора собираться?». «Не на охоту, а с охоты пора возвращаться», -ответил я, и мы с бытовиком засмеялись. –«А когда же будем на уток охотиться?»-спросил не пришедший в себя генерал. «Кто не проспал зорьку, тот это уже сделал. А тот, кто храпел, тот только уток распугивал»,-ответил бытовик и хитро посмотрел на меня. –«Мужики, а у нас есть что выпить? А то запах бензина до сих пор не даёт свободно вдыхать в себя прелести природы»,-спросил генерал. «В моём рюкзаке бутылка водки должна быть»,-сообщил бытовик и направился к лодке.
Минут через двадцать с содержанием бутылки гости разделались, и мы стали собираться в обратный путь. Но, отойдя от острова метров на сто, я заметил, как со стороны леса на нас надвигается огромная стая кряковых. –«Орудия к бою! Прямо по курсу на бреющей высоте нас собираются атаковать матёрые утки»,-успел выкрикнуть я, подняв ствол ружья вверх. Сделали это движение и мои спутники. А ещё через тридцать секунд с нашей лодки, словно с крейсера «Аврора», прогремели несколько залпов. В тоже мгновение генерал, совершив сальто назад, вывалился из «посудины» за борт. Произошло это так быстро и неожиданно, что я не сразу смог правильно отреагировать. Пока выключал передний ход и глушил двигатель, генерал оказался в метрах двадцати за кормой лодки. Чтобы не поднять большую волну и не усугубить состояние «неудачного» охотника, к нему подходили мы уже на вёслах.
«Операция» возвращения генерала в лодку была сложной и тяжёлой. Одежда и резиновые рыбацкие сапоги до предела наполнились водой, чем значительно увеличили его вес, а он сам, растерявшийся и не до конца от влияния спиртного, почти не предпринимал никаких попыток, чтобы нам помочь. Наконец тело генерала перевалилось через борт и сползло на дно лодки. Минут на пять установилась полная тишина. Первым пришёл в себя «пострадавший». Прокашлявшись и просморкавшись, он испугано спросил: «А ружьё моё где? В воду свалилось?». Эти слова вернули нас к действительности. К счастью, с очень дорогим ружьём генерала было всё в порядке. Оно валялось рядом с телом хозяина и его стволы «обмывались» струями воды, вытекающими из одежды и сапог охотника. –«В лодке твоё ружьё. Нужно срочно ехать на базу и приводить тебя в чувство. Не дай бог простынешь и заболеешь. Тогда меня твоя Лиза со света сживёт»,-произнёс бытовик и скомандовал: «Заводи, Василий, свой агрегат и вперёд. На улице хоть ещё лето, но вода уже холодная. У нас даже надёжного народного средства от простуды не осталось». «А утку –то хоть одну сбили?»-вновь проявился генерал. Мы с бытовиком посмотрели на него, затем на окружающую акваторию и только сейчас заметили недалеко от себя трёх кряковых уток, безжизненно переваливающихся на волнах, уткнувшись головками в воду. «Три трофея видим. Но есть ли среди них твоя, сразу сказать не можем. Придётся баллистическую экспертизу проводить»,-пошутил бытовик. «Какая экспертиза? Без неё ясно, что две из трёх- мои утки. Вон, какой дуплет я произвёл! Даже за борт вывалился»-высказался генерал и улыбнулся. «Ты старый вояка, а не знаешь, что во время совершения из охотничьего ружья дуплетного выстрела, оно должно находиться в устойчивом положении, и с крепко прижатым к плечу прикладом»,-съехидничал бытовик. «Поучи ещё отца, как с мамкой спать. Давайте, собирайте трофеи и везите меня на базу. Пора уху хлебать и нутро прогревать»,-спокойным голосом высказался генерал, и мы приступили к выполнению его распоряжения.
В деревянном бараке оказались только через час. «Потерпевший» снял всю мокрую одежду, включая нижнее бельё, с помощью бытовика отжал максимально из неё воду и развесил на капроновых верёвках, натянутых между двух высоких сосен. Равноценной замены его одежде у меня не оказалось, поэтому я предложил свою пижаму, которую генерал с благодарностью принял, но с великим трудом натянул на себя. И если штаны ещё как-то закрывали телеса, то лацканы пижамы на животе не сходились сантиметров на двадцать. Как бы там ни было, основная «срамота» была прикрыта, и этого было достаточно, чтобы всем сесть за стол и приступить к оздоровительным процедурам.
Примерно через час выпитые во имя благих целей четыреста граммов водки и съеденные две миски наваристой ухи усмирили охотничий азарт генерала, и он удалился в комнату отдыха. А мы с бытовиком после обеда занимались каждый по своей программе. Я в соответствии с обязанностями начальника участка проверял на кормовых точках поедаемость рыбой комбикорма, а он с удочкой сидел на берегу пруда и вытаскивал один за другим жирных карпов.
В пять часов вечера, завершив дела, я пригласил гостей вновь испытать охотничью удачу. На моё предложение положительно отреагировал только бытовик. Оказалось, что во время нашего отсутствия генерал проснулся, вышел на улицу, посидел у стола на лавке и, выпив очередной стакан водки, вновь удалился в барак для продолжения отдыха. Разбудить его и мобилизовать на охотничью забаву нам не удалось. Мы особенно и не усердствовали, помня утреннюю трагическую вылазку на природу.
С вечерней охоты вернулись затемно. И в этот раз она была удачной, но уже для обоих. Пока щипали перья, опаливали на костре пух и разделывали утиные тушки, моя жена поставила на стол тарелки с отварным карпом, выловленным днём бытовиком, и с различной зеленью, которой в августе всегда изобилие. Крепко выпив, вкусно закусив и наговорившись на охотничьи темы, около двенадцати ночи мы отправились в барак отдыхать. Всё, что происходило потом, узнали только утром из рассказа жены.
Часа через два, после того, как мы уснули, проснулся выспавшийся генерал. По-видимому, он не сразу сообразил, где находится. Но, наконец, вспомнив и подчитав, сколько времени прошло с момента отъезда из дома, он тихим голосом запричитал: «Лиза! Лизонька! Я снова тебя обманул. Обещал поздно вечером вернуться, а сам уже вторые сутки беспробудно пьянствую. Родная моя, простишь ли ты меня на этот раз? Вот вернусь домой и всё объясню тебе. Я ведь вчера чуть не утонул, моя дорогая». Потом он поднялся с панцирной кровати, в темноте с трудом нашарил выключатель и включил свет. Увидев спящего напарника, он попробовал его разбудить. На этот раз уже бытовик был в таком состоянии, в каком сам генерал пребывал несколько часов подряд. Не добившись желаемого результата, генерал разыскал в карманах брюк товарища ключи от машины и вышел на улицу.
Мы с женой спали в соседней комнате, отгороженной фанерной стенкой, и все действия генерала через неё хорошо были ей слышны. Кода генерал вышел из барака, она забеспокоилась, понимая, что старый вояка находился ещё в неадекватном состоянии. Через пять минут после его ухода послышалось приглушённое урчание «Волги». «Куда это он собрался ехать, на ночь глядя? Разобьётся где-нибудь в лесу»,- подумала жена. В это время двигатель усиленно зарычал, и автомобиль тронулся с места. Но буквально через рокот стих, а ещё через три минуты мотор «Волги» и вовсе заглох. «Пойду посмотрю, что он там вытворяет»,- решила моя половинка и стала одеваться. И как только вышла из нашей комнаты, в тамбуре чуть не столкнулась с генералом. «Шурупчик! Понимаешь, в Москве меня очень сильно ждёт жена. Я ей обещал вернуться с охоты поздно вечером и обманул. Хотел забрать приятеля и поехать домой, однако его машина гудит, но не едет. Я не знаю, что с ней могло случиться? У меня точно такая же «Волга» в гараже стоит, и с ней никогда не было никаких проблем. А эта тронулась метров на двадцать и остановилась, словно заколдованная… Может, ты мне поможешь столкнуть её с места?»- обратился он к моей жене и, не дожидаясь ответа, вновь вышел из барака.
Когда Шура оказалась на тёмной ночной просеке, генерал сидел уже в машине и гремел ключом зажигания. Наконец, двигатель завёлся, из выхлопных труб повалил дым и, смешавшись с плотным предутренним туманом, окутал молочной пеленой всю машину. Жена услышала хруст включающих скорость шестерёнок, но движения машины не последовало. Через пару минут из работающей машины вылез и сам генерал. Не выключая первую передачу, он обошёл кругом «Волгу» и удивлённым голосом стал вести диалог сам с собой: «Дым, какой-то вокруг машины…. Наверное, что-то горит? Надо заканчивать эксперимент, а то спалю чужую легковушку». Немного помолчав, предложил: «Попробуй, Шурёнок, толкнуть машину сзади. Может, всё –таки удастся тронуться с места». Очередная попытка оказалась тщетной. Генерал заглушил двигатель, вылез из машины, закрыл за собой дверку и, что-то бормоча под нос, пошёл в барак коротать время до утра.
Проснувшись в шесть часов, я оделся и вышел из комнаты. Оказавшись на улице, посмотрел на «Волгу» и понял, что ночью на ней кто-то из гостей пробовал выехать из лабиринтов лесного массива. А ещё меня смутил несколько задранный вверх зад машины и оторванные от земли колёса. Я подошёл ближе и надавил на левую сторону багажника. Зад машины легко накренился в мою сторону. «На чём это мост сидит? Вроде пеньков высоких здесь нет»,-подумал я и, нагнувшись, посмотрел под днище машины. От увиденного мне стало смешно. Каким-то образом «ночной» водитель наехал на край невысокой круглой чурки, та перевернулась, стала на «попа» и оторвала от земли задний мост «Волги». «Вот это фокус! Даже если захочешь так сделать, не сможешь, а тут словно специально кто-то поставил машину на этот постамент»,- подумал я и пошёл в барак будить гостей. А уже через пять минут дремавшая доселе природа была разбужена мощным хохотом троих мужчин и весёлым визгом молодой женщины. «Да, братцы! Хорошую шутку сыграл со мной чурбачок. Если бы не он, то не известно, что бы я натворил, управляя ночью машиной в пьяном виде»,- вытирая ладонью слёзы смеха, произнёс бравый генерал. «Это точно!» -подтвердил бытовик, и мы вновь хором рассмеялись.
Позавтракав и часа три порыбачив на пруду, мои гости погрузили вещи и пойманную рыбу в багажник «Волги», поблагодарили меня с Шурой за гостеприимство, сели в машину и не спеша, в хорошем настроении, двинулись в сторону автомобильной трассы Касимов –Москва.


История вторая.
Члены ЦК КПСС тоже умели плавать.


Этот весёлый случай с возможными трагическими последствиями произошёл в 1972 году, в самый разгар жаркого лета и пылающих в ряде восточных регионов Московской области лесных и торфяных пожаров. Обстановка была настолько серьёзной и угрожающей, что в Шатурском, Лухвицком, Павлово- Посадском и Орехово- Зуевском районах руководство области было вынуждено объявить чрезвычайное положение. На борьбу с пожарами были брошены очень большие силы, включая орденоносную Таманскую дивизию. Но, несмотря на это, окончательно справиться с огнём удалось только к концу лета, когда появились долгожданные обильные дожди.
Моего участка эта проблема коснулась непосредственно. Буквально в двухстах метрах, за дамбой, полыхали мощные хвойные леса и тлели торфяники, заволакивая по утрам всю прилегающую местность едким и плотным дымом. Часам к десяти утра дым потихонечку рассеивался, а на смену ему по верхушкам деревьев, словно перегоняя друг друга, летели злые языки огня и уничтожали всё живое, попадающееся на пути. вначале это всех пугало, но постепенно народ к природному гневу привык и стал принимать меры по его обузданию.
Аномально жаркая погода стала тяжёлым испытанием для жителей Москвы и прилегающих к ней крупных городов. Если в предыдущие годы люди могли в выходные дни выехать на природу и вволю надышаться свежим воздухом, то объявленная чрезвычайная ситуация лишила их такой возможности. Все съезды с центральных автомобильных дорог, ведущие в лес или к водоёмам, были перекрыты шлагбаумами и перерыты бульдозерами. Поэтому любители природы были ограничены рамками территорий садовых участков и стенами городских квартир.
Но были и такие категории людей, которые вырывались из этих ограничений и разными путями оказывались рядом с вожделенной прохладой воды и её обитателями. К таким счастливчикам относились ловкие браконьеры всех мастей: «блатные», «высокие» начальники и знаменитости союзного значения.
В числе самых привлекательных мест отдыха этих людей стал Шалаховский водоём. Браконьеры, словно псы, сорвавшиеся с цепи, рыскали ночами вдоль границы рыбоводного хозяйства и в самых скрытых от глаз рыбоохраны местах выставляли различного рода ловушки и сети. Автомобили «блатных», «высоких» чинов и знаменитостей почти каждую субботу в шесть часов утра стояли у мощного шлагбаума и нетерпеливо поджидали, когда я его открою. Мне такие «непрофильные» обязанности не нравились, но, понимая, что это не причуда директора рыбокомбината, а его тяжёлая должностная ноша, приходилось изображать беззаботное выражение лица и восторженно приветствовать очередных гостей.
Благодаря сухой и жаркой погоде в июле и в августе вода в пруде достигла самых оптимальных температур для максимально ускоренного роста рыбы. И если бы не пожары, представляющие реальную угрозу населению, то этот рыбоводный сезон можно было смело считать самым удачным за многие годы. Такую же оценку, по-видимому, ставили нашей работе и браконьеры, у которых при задержании изымалось не менее пуда отборного карпа. Поэтому борьбе с браконьерством, а по сути хищением, я и члены бригады посвящали львиную долю своего ненормированного рабочего времени. И практически занимались этим круглосуточно.   
Накануне той субботы, о которой пойдёт речь, я и ещё трое добровольных помощников из числа личных друзей всю ночь выслеживали браконьеров. Добравшись ещё засветло на водомётном катере КС-100 до верховья огромного пруда и замаскировавшись в зарослях камыша, мы терпеливо стали поджидать смельчаков и больших любителей поживиться за государственный счёт. И дождались. На небосклоне появились первые признаки рассвета, когда мы услышали приглушённый разговор, а затем на протоке показалась резиновая надувная лодка, на которой сидели три крупных мужика. Один из них осторожно грёб веслом, а двое других напряжённо всматривались в предрассветные сумерки. Минут через пять они подплыли к торчащему из воды деревянному колу и стали вытаскивать из воды сеть, ячеи которой были до предела забиты рыбой. Я подождал, когда, они закончат процедуру, завёл мощный двигатель и, не разогревая его, рванул в сторону браконьеров. Эффект неожиданности так сильно сработал, что мужики не только не выбросили сеть и рыбу за борт, но и сами остались на месте. Посвятив канцелярской работе больше часа и составив на браконьеров протоколы, мы покинули место засады и вышли в сторону базы. До приезда «гостей» оставалось не более часа. «Рассажу их по местам, и тогда часочка три посплю»,- помечтал я, спускаясь по трапу с катера на берег.
К моему недовольству и удивлению, состав влияющих на жизнь в стране «рыбаков –любителей» на этот раз расширенным и неоднородным. Обычно союзные министры и других организаций не любили вместе рыбачить на одной «площадке». Но в этот раз произошло невероятное. Одновременно с пятью министрами и их заместителями, приехали высокопоставленные сотрудники ЦК КПСС, Совета Министров СССР и РСФСР. В основном я их всех знал и по отдельности уже принимал на своём участке. Поэтому, когда подошёл к шлагбауму, то услышал в свой адрес весёлые приветствия, язвительные шутки и колкие вопросы. Больше всех в этом преуспевал Министр промышленности строительных материалов СССР Яшин Алексей Иванович, с которым я был знаком более двух лет. «Ты что сегодня такой хмурый и неприветливый? Не выспался, что ли? Наверное, молодуха лет восемнадцати не давала спать? Мы тебя уже час поджидаем у шлагбаума. Поднимать-то собираешься его, или нам обратно в Москву уезжать?» -спросил он, здороваясь со мной за руку. В это время к нам подошёл Разгульнов, прибывший одновременно с ними, и тихим, но твёрдым голосом произнёс: «Открывай быстрее замок. На «министерское» место я сам гостей сопровожу и рассажу вдоль берега».
Испытывать терпение «больших» людей я не стал и, подняв шлагбаум, пропустил правительственные «членовозы» на территорию вверенного мне рыбоводного объекта. Возглавляла кортеж «Волга» моего директора, так кстати приехавшего на помощь.
Когда «ЗИЛы» и «Чайки», сверкая на солнце воронёной сталью кузовов, ровным строем проехали по дамбе и скрылись за опушкой леса, я опустил шлагбаум, закрыл замок и направился в сторону комбикормовых складов, чтобы провести с рабочими утреннею планёрку и совершить на катере контрольный обход по всему периметру пруда. Несмотря на то, что глаза слипались и не хотели созерцать мир, пришлось ещё более двух часов заниматься решением производственных проблем.
Вернувшись на базу, от дежурного сторожа я узнал, что мой непосредственный начальник покинул участок и укатил в Москву, переложив на меня всю ответственность за обеспечение хорошего отдыха для высокопоставленных особ. «Ну, вот и выспался!»-невольно подумал я, а вслух выдал сторожу поручение: «Я попробую в каюте немного отдохнуть, а если вдруг гостям понадоблюсь, то разбудишь, понял?». «А если ещё кто-то приедет? Им шлагбаум открывать?»- спросил в свою очередь сторож. «Только тем, кого хорошо знаешь. А для всех остальных меня на участке нет»,- предупредил я и пошёл в сторону катера.
Не успел ещё спуститься в каюту, как у сторожки появился незнакомый человек. Переговорив о чём-то с дежурным, он стал удаляться в сторону шлагбаума. А через минуту туда же пошёл и сторож. «Ещё кого-то на природу потянуло»,- недовольно пробурчал я и остался на палубе, чтобы определиться с новым пополнением. Вскоре на дамбе появились две «Волги», хозяев которых я тотчас определил. Зелёная, которая шла впереди, принадлежала председателю Горисполкома Комарову Николаю Романовичу, а следующая за ней, чёрная,- первому секретарю Горкома КПСС Белову Григорию Алексеевичу.  «Ну, вот теперь точно все гости в сборе. Только мне от этого не легче. Обязательно сейчас найдут какое –нибудь занятие и для меня»,- с горечью подумал я и полез в каюту.
Моё пророчество попало в точку. Не прошло и часа, как на палубе катера появились сторож и персональный водитель первого секретаря Горкома- Николай. «Фёдорович, меня послали за тобой. Белов просит, чтобы ты подплыл к ним на катере»,- заявил водитель. «Зачем?». «Не знаю. Моё дело маленькое. Приказали, я исполняю», -ответил Николай и покинул каюту. «Ну что? Трап поднимать на катер?»-спросил дежурный. «Ладно, иди к себе в сторожку, сам справлюсь с ним», -ответил я и завёл мотор.
Когда медленно подходил на катере к берегу «министерского» места, то уже издали заметил, что активность и азарт у рыбаков иссякли. Знойное солнце стояло в зените и бросало свои ярко –ядовитые лучи прямо на их головы. Кое –кто из гостей, проявляя чудеса спортивной злости и терпения, ещё стоял на берегу и рассеяно смотрел на поплавок, но большая часть рыбаков сидела на лавках за деревянным столом, установленном среди высоких сосен, и играла в преферанс.
Пришвартовав у входа в обводной канал катер, я спрыгнул на берег и подошёл к прибывшим руководителям района. Поздоровавшись со мной, председатель Горисполкома, улыбаясь, спросил: «Ты, за что же, Василий, гостей района не уважаешь? Сам на катере по пруду раскатываешься, а их на солнцепёке жаришь. Мог бы и им показать всю красоту егорьевской природы». «Раньше не поступало такой просьбы от гостей. А вот сейчас она прозвучала из ваших уст, Николай Романович, и я готов немедленно её исполнить. Поэтому прошу всех, кто желает, подняться на борт моего «крейсера»»,- весело отреагировал я на замечание авторитетного в городе и районе начальника, чем вызвал искренние улыбки у «высокопоставленных рыбаков». «Вот и сразу бы так действовал!» -произнёс слова одобрения Яшин и первым направился в сторону катера.
Минут через двадцать все «рыбак», кроме водителей и некоторых сопровождающих лиц, находились на палубе водомётного катера и ждали отправления. Я втянул на палубу трап, опустился в рубку –каюту, завёл двигатель и задним ходом отошёл от берега. Затем перевёл ресивер на «полный вперёд» и взял курс в открытый водоём. Полюбовавшись красотами прибрежной природы и побаловав лёгкие свежим воздухом, несколько человек спустились в каюту к сервированному столу и продолжили карточную дуэль. На водоёме царствовал полный штиль. Состояние души у всех пассажиров было самым благоприятным. на середине пруда я выключил передний ход, заглушил двигатель и, не бросая якоря, стал безмятежно дрейфовать. «Рыбаки» продолжали заниматься каждый своим делом. Несколько минут я наблюдал за заядлыми картёжниками в каюте и, поняв, что им на воде гораздо комфортнее, чем на суше, поднялся на палубу, на которой расположились остальные высокопоставленные пассажиры. Опьянённые созерцанием приятного зрелища и подставив солнечным лучам обнаженные до пояса торсы, они щурили глаза и блаженно улыбались. Решив, что мне можно немного подремать, я вытащил из вещевого ящика телогрейку, постелил её на крышке моторного отсека и лёг на спину, подставив лицо солнцу. Волшебная летняя тишина иногда прерывалась выкриками чаек и скрипучими голосами больших серых цапель. А над гладью воды почти беззвучно, словно дельфины, совершали воздушные кульбиты жирные карпы, продолговатые амуры и крупные толстолобики. Под это монотонное однообразие меня вмиг одолел сон.
Проснулся с каким-то тревожным предчувствием. Мне показалось, что кто-то призывно кричит. Я оторвал от лежанки голову и посмотрел в сторону дамбы. «Может, во сне приснилось?». Вдруг сознание, словно электрическим током пробило: «А где мои пассажиры? Неужели все в каюту перебрались?» -подумал я, и в это время услыхал далёкий голос, призывающий на помощь. Я резко вскочил на ноги и стал внимательно всматриваться вдаль. Через мгновение заметил в западном направлении, в двухстах метрах от катера, барахтающихся в воде людей. я посмотрел на носовую часть, затем через кормовое окно в каюту и обнаружил там только Костоусова Анатолия Ивановича, министра станкостроительной и инструментальной промышленности СССР. Положив под голову руки, он мирно спал за игральным столом. Словно ошпаренный кипятком, я стал лихорадочно соображать, как подойти на катере так, чтобы не накрыть волной беспомощных купальщиков и не утопить окончательно тех, у кого плавучесть уже полностью исчерпана. Быстро запустив двигатель и включив задний ход, стал на самых малых оборотах подбираться к своим высокопоставленным пассажирам. Не дойдя до них метров тридцать, выключил задний ход, вышел на палубу, выкинул за борт якорь и стал затаскивать на катер всех, кто в моей помощи нуждался. О возможных последствиях в те минуты я не думал. Не до этого было. Купающиеся держались недалеко друг от друга, но в разных позах. Большинство лежало на спине и слабыми движениями рук поддерживали себя на плаву.
Первым пловцом, который оказался на палубе, был Комаров Николай Романович. Несмотря на солидный возраст, он ещё сохранил силы, чтобы самостоятельно совершить этот сложный манёвр. Затем по очереди я вытащил из воды Гарбузова Василия Федоровича –министра финансов СССР, Оруджева Сабита Атаевича –министра газовой промышленности СССР, Елютина Вячеслава Петровича –министра высшего и среднего образования СССР, Яшина Алексея Ивановича, Судачкова Бориса Ивановича –первого заместителя Управляющего делами Совета министров РСФСР, Полякова Михаила Ивановича –заместителя заведующего сельхозотделом ЦК КПСС и Белова Григория Алексеевича-главного коммуниста нашего района. Ещё несколько человек нашли в себе запас сил и сами поднялись на борт. И только тогда, когда на палубе оказался последний «клиент», я понял, насколько сильно устал от этого мероприятия, которое продолжалось чуть меньше часа. крупные мужики, собственный вес которых составлял около центнера, а у некоторых и побольше, ослабленные длительным барахтаньем в воде и скованные страхом, словно дельфины, скользили в моих руках и с большим трудом втягивались на корму катера. Вытянув Белова, я забрался на крышу каюты и стал медленно осматривать поверхность пруда, боясь оставить без помощи ещё кого-нибудь из пассажиров. Потом с трудом восстановил в памяти число «клиентов», взошедших на палубу, чтобы полюбоваться природой с воды, и облегчённо выдохнул: «Вроде все на месте!». К этому времени некоторые рыбаки стали потихонечку приходить в себя. «Ну, сейчас польётся!»-без особой боязни подумал я. И угадал. Первым, кто начал меня «склонять» по всем падежам, был Яшин. Его словно прорвало. Красивое сочетание матерных слов с угрожающими фразами лились из него, как вода из прорванной плотины пруда. «Да ты хоть понимаешь, что чуть не совершил государственную диверсию?! Девять членов ЦК КПСС могли утонуть из-за твоей халатности! Случись это, меньше расстрела тебе бы не дали!» -по- видимому, больше от радости, что остался жив, чем от злости на меня, кипятился Яшин. «Алексей, ты что набросился на парня? Тебя в воду он толкал? Вон Костоусов не пошёл с нами купаться и сейчас спокойно отдыхает. Так что прекращай моего тёзку расстрелом пугать. А то он больше нас к себе на рыбалку не пустит»,- заступился за меня Гарбузов. Все остальные лежали на палубе и набирались сил. Желания разносить меня ни у кого больше не было. Примерно через полчаса Белов приказал: «Давай выдвигайся к берегу. Пусть гости ещё порыбачат». Я запустил двигатель и направил катер в сторону «министерского» места, где хозяев заждались помощники и водители. Совершив, перед тем как швартоваться, пару успокоительных километровых кругов, катер уткнулся носом в береговой песок. Группа «водоплавающих» начальников, поддерживаемая персональными водителями и заместителями, осторожно спустилась по трапу на землю. Никаких упрёков, угроз и прочих нравоучений в свой адрес я больше не услышал. Министры и их заместители, не задержавшись долго на берегу, тихо сели в правительственные лимузины и минут через двадцать хвост пыли от удаляющегося кортежа скрылся за поворотом. Оставшись один, я поднялся на палубу, убрал трап и, включив заднею скорость, медленно стащил нос с песка. Добравшись до середины пруда, выкинул за борт якорь и вновь лёг на импровизированную лежанку. А через пару минут погрузился в крепкий и спокойный сон.
Поздно вечером, когда, наконец, проснулся, я почувствовал всю тяжесть нервного перенапряжения прошедших суток. Такого нелепого случая в моей практике ещё не было. Я чётко осознал, что люди, имеющие особый государственный статус, находились на тоненьком волоске от возможной гибели. А что ждало в таком случае меня самого, даже представить не мог. Позже от Судачкова Бориса Ивановича узнал и детали произошедшего. После того, как я уснул на палубе, наигравшиеся в карты, напившиеся пива и осоловевшие от жары, мои пассажиры решили искупаться. Корма водомётного катера находилась низко от уровня воды, и им не составило труда опуститься, окунуться и самостоятельно забраться на палубу. Поэтому они смело попрыгали в пруд. И, несмотря на возраст и солидность, по-мальчишески стали удивлять друг друга умением нырять и плавать. В это время произошло непредвиденное. Откуда-то вдруг налетел порыв ветра и увлёк за собой незаякоренный катер. Обнаружили они это не сразу, а лишь тогда, когда он отдалился от них метров на пятьдесят. «Пловцы» бросились вдогонку, но железная махина не останавливалась, а продолжала отдаляться. Проплыв за катером метров триста, истратив много сил и поняв, что его не догнать, они прекратили погоню и стали кричать. Этот крик и разбудил меня. «Да, зря понадеялся на «авось» и не опустил в воду якорь!»-подумал я. «Но и гости неправы. Прежде чем прыгать всем в пруд, могли бы меня разбудить или пару спасательных кругов с собой взять»,- нашёл частичное оправдание я себе. Но никаких последствий не наступило, и оправдательные речи не потребовались. Как –будьто в выходные дни на Шалаховских просторах ничего интересного не произошло.



          История третья.
                Министр обиделся.

Через две недели на рыбалку вновь приехал Елютин Вячеслав Петрович –министр среднего и высшего образования СССР, председатель ВАК. В этот раз с ним с начала и до конца находился сам Разгульнов. К министру у директора рыбокомбината был личный меркантильный интерес. Ему необходимо было пристроить в престижное  учебное заведение сына, окончившего в том году среднею школу. И всё шло гладко до тех пор, пока Разгульнову не вздумалось покатать гостя по пруду. Я в это время занимался с бригадой рабочих производственными делами и радовался, что директор сам развлекал высокого гостя. Вскоре к комбикормовому складу подъехал Гуреев Иван, водитель директора, и передал мне указание прибыть на катере к «министерскому» месту. Затея мне не понравилась, но не выполнить указание начальника я не мог. И через пять минут уже гнал водомётом волну в сторону отдыхающих. Приняв пассажиров на борт, развернул «посудину» и вышел в очередное путешествие. Я тогда ещё не знал, что прогулка затянется на три с лишним часа. дойдя до Демидовской мельницы, хотел повернуть назад, но Разгульнов опередил меня указанием: «Дуй до верховины, а возвращаться будем вдоль левого берега!». До верховины оставалось километра два, и весь путь проходил в основном по бывшему руслу реки Цна. Вокруг стеной стояли заросли камыша, из которых то и дело вылетали селезни, чирки, цапли и скопы. Пассажиры стояли на палубе и с восхищением любовались живой природой. Подойдя к верховине, я пришвартовался и высадил «туристов». Они поднялись на дамбу выростных прудов и долго слушали вдохновенный рассказ Разгульного о рыбокомбинате. Дождавшись завершения экскурсии, и когда все поднялись на палубу, я развернул катер и тронулся в обратный путь. Километра три от верховины мы прошли благополучно. Оказавшись на открытой воде, я приблизился к левому берегу и пошёл вдоль него. Внезапно мощный двигатель чихнул, потом ещё раз и через минуту заглох. Я погонял ключом зажигания стартёр, но признаков жизни мотор не подавал. «Вот ещё этого не хватало!» -подумал я и вылез из рубки на палубу, чтобы определиться с причиной отказа двигателя. Открыл крышку машинного отделения, но визуальный осмотр ничего не дал. Вплотную подошёл директор и полушёпотом спросил: «Что там у тебя случилось?». «Пока не знаю»,- таким же тихим голосом ответил я. «Разбирайся быстрее, а то министр уже торопится домой!» -потребовал Разгульнов. Я вернулся в рубку, включил замок зажигания, посмотрел на приборную панель и с ужасом понял, что в топливном баке закончилась солярка. «Да, ситуация! Как же об этом сказать Евгению Ивановичу?» - озаботился я. Но тот уже сам заглянул в рубку и спросил: «Нашёл причину?». «Нашёл. Солярка в баке закончилась», -упавшим голосом сообщил я. Директор хотел было «не отходя от кассы» ввалить мне за разгильдяйство, но сдержался, повернулся к гостям и сообщил: «Произошла непредвиденная поломка двигателя, придётся ждать техническую помощь или добираться до места пешком по берегу». Новость явно не понравилась Елютину. «Ждать помощь нам некогда. Давайте подгребайтесь к берегу и пойдём пешком»,- процедил через губ он.
Многотонную посудину совковой лопатой не разгонишь, а имеющийся на палубе шест до дна пруда не доставал, поэтому был пока бесполезен. Я схватил лопату, встал на правой стороне кормы и начал, сколько было сил, грести вперёд. Разгульнов поднял с палубы трап и помогал, как мог. Катер сантиметр за сантиметром стал приближаться к берегу. Как только глубина позволила применить шест, его тут же пустили в дело. Скорость передвижения заметно увеличилась. Минут за сорок путь, разделяющий «туристов» с левым берегом, был почти преодолён. Но из-за густых зарослей камыша подойти вплотную к сухому месту не удалось. Уткнувшись в них носом, катер безнадёжно встал. Не теряя времени, все, кроме меня, разделись догола и попрыгали в воду, затянутую ряской, водорослями и прочей болотной растительностью. За удаляющимися оставался только неширокий след чистой воды. Я спустился в каюту и стал поджидать помощь, так как был уверен, что, несмотря на недовольство мной, Разгульнов обязательно предупредит рабочих о маленьком и курьёзном ЧП. Часа через два со стороны складов послышалось тарахтение кормораздатчика, идущего на выручку. А минут через сорок он был уже под бортом КС-100. Капитанил на нём Чулков Николай, который без лишних разговоров взял ведро и стал переливать солярку из топливного бака кормораздатчика в бак катера. Залив литров пятьдесят, Николай вручную прокачал топливный насос двигателя, и вскоре мощный мотор катера вновь весело зарычал.
Когда возвращался на базу, то думать о возможных претензиях директора мне не хотелось. Да и не чувствовал я себя в случившемся особенно виноватым. Прогулка на катере произошла спонтанно, без наличия времени на её подготовку. Так что случилось то, что должно было случиться в подобном случае. 
В начале новой недели я прибыл на центральную усадьбу рыбокомбината для участия в расширенной планёрке. Подсознательно думал, что меня ожидает «взбучка» за прошедшее в выходные дни, но ошибся. После моего доклада о состоянии дел на участке, Разгульнов с тревогой посмотрел на меня и спросил: «Как думаешь, в связи с жарой и загазованностью воздуха заморов рыбы не будет на твоём хозяйстве?». Я не ожидал такого вопроса, но к ответу был готов. «Локальные заморы могут быть, но весь водоём они не охватят. За состоянием кислорода в воде следим днём и ночь. Пока всё в норме. В некоторых застойных местах падает до двух кубиков. Но это не страшно»,- обстоятельно ответил я. «А что думаешь предпринять, чтобы не допустить и локальных заморов рыбы?»-спросил директор. «В ночные, «пиковые» часы по этим участкам пущу весь имеющийся маломерный флот и кормораздатчики. Думаю, выйдем из положения». «Я тебя прошу, не прокарауль и не погуби рыбу! А то, не дай бог, получится, как с Елютиным. Нужно рыбу спасать, а у вас не заправленная или сломанная техника окажется», -«уколол» Разгульнов меня. Но тут же спросил: «Переживаешь, наверное, по случаю сорвавшейся прогулки?». Потом вдруг рассмеялся и продолжил: «Вышли мы на берег и быстро пошли по браконьерской тропе. Жарко. Слепни, комары, пауты слетелись на нас потных и стали беспощадно жалить. Вскоре министру пить захотелось, а кроме прудовой воды вокруг ничего нет. Через три километра вышли на поляну в районе хутора Шалахово. В это время Наталья Шустова из колодца воду доставала. На наше появление она даже внимания не обратила.  Вытащила из колодца ведро, отцепила его от «журавля» и пошла к дому. Елютин стал ей вдогонку кричать: «Эй, женщина, угости водичкой». А она будто не слышит, идёт дальше. Вот тут-то и прохватило министра. Он стал громко кричать на неё: «Совсем народ охамел, члена союзного правительства простой водой не хочет напоить! Он для народа всего себя на работе отдаёт, а вот обратился с просьбой и взамен глотка не получил». Чувствую, помрёт министр без воды. Я быстро догнал Наталью Николаевну и объяснил, что от неё требуется. Шустова повернулась в сторону остальных и с присущей ей прямотой сказала: «А мне какой хрен разница –министр он или поп, лишь бы мужиком был и радость мне доставил!». В общем, напоила она всех холодной водой, принесла из дома булку хлеба и с десяток сырых куриных яиц. На улице, у её дома, мы всё это съели и пошли дальше. Когда расставались с Елютиным, он искренне просил, чтобы я извинился от его имени перед Натальей, а тебе предложил выговор вкатить. Как ты на это смотришь?». «Вы начальник, вам виднее, что заслужил»,- с покорностью произнёс я. «Ладно, поезжай быстрее на свой участок, не до выговоров нам сейчас»,- произнёс Евгений Иванович и добавил: «На связь выходи не реже одного раза в сутки! Понял?». «Так точно!» -по военному ответил я и вышел из директорского кабинета. 
Пробыв дома с семьёй до пяти часов утра, в шесть я был уже в своих «территориальных» водах и выдавал команды личному составу Шалаховского рыбоводного участка.

История четвёртая.

              Охотничий трофей олимпийского чемпиона. 

         Лето 1972 года было не только на жару и пожары щедрым, но и на новые встречи и знакомства. В этот год в немецком городе Мюнхене проходили летние Олимпийские игры. И я, как бывший боксёр и истинный болельщик за советских спортсменов, старался не пропустить ни одного дня показа соревнований. Так как на Шалаховском участке телевизора не было, садился на мотоцикл «Урал» и мчался в деревню Рахманово к местному леснику и старшему товарищу –Тарасову Ивану Ивановичу. Мы устраивались с ним в горнице напротив небольшого чёрно-белого экрана телевизора и с жадностью всматривались в происходящее. Порой наши восклицания и комментарии были такими сильными, что хозяйка дома, Татьяна Ивановна, открывала в горницу дверь и испуганно спрашивала: «Что случилось? Плохо с кем-то из наших стало?». И не дождавшись ответа, закрывала дверь и уходила заниматься своими делами. В один из таких дней мы смотрели четвертьфинальные бои. Так как для меня этот вид спорта был близким и понятным, то и следил я за происходящим на ринге как профессионал. После завершения зрелищных встреч нескольких пар очередь дошла до весовой категории в 75 килограммов. Посмотрев на экран, Иван Иванович протянул в его сторону руку и громко выкрикнул: «Так это же мой крестник, Лемешев Славка! Вот даёт! Как же он на Олимпиаду попал? Он же ещё пацан!». Я внимательно посмотрел на стоящего в углу ринга стройного русого парня с пижонскими усиками и спросил: «А ты откуда его знаешь?». «Сказал же тебе, что Славка –мой крестник. Я не только его, но и родителей лет сорок знаю. Мать его –местная уроженка, а отец –из деревни Колычёво. Это они после войны в Москву перебрались. Иван то, отец Славки, майором с фронта вернулся», -ответил лесник, и мы с повышенным интересом стали наблюдать за его крестником. Но насладиться боем Слава нам не дал, да и не только нам, а всем болельщикам СССР. Уже в начале первого раунда правым боковым ударом в голову он послал соперника в нокаут.
И все остальные встречи на этой Олимпиаде Лемешев Слава заканчивал досрочно. Ну, а финал вообще произвёл на всех болельщиков настоящий фурор. Фин, с которым встречался Слава, уже стоя на постаменте второго призёра, поднимал его руку, тряс головой и как-то неестественно улыбался. По-видимому, он никак не мог понять, почему уже в первом раунде оказался на полу и не смог дальше продолжать бой. На той Олимпиаде Лемешеву  не оказалось равных соперников. И если бы не международные политические интриги, кубок Баркера был вручён ему, а не кубинцу Стивенсу. Хотя и тот был мощным и талантливым боксёром. Но больше всех, наверное, был рад победе крестника Иван Иванович. Это, конечно, моё субъективное мнение, так как рядом в тот момент был только он. Лесник, дождавшись объявления Вячеслава победителем, потребовал у жены бутылку самогона, и в связи с тем, что в те времена я не употреблял алкоголь, один опорожнил её до дна.
Пока Иван Иванович был ещё в форме, я спросил его: «А как ты стал крёстным отцом Лемешева?». Лесник улыбнулся, хитро посмотрел на меня и ответил: «Когда он с родителями и со старшими братьями приезжал в деревню Парыкино к тётке Татьяне, я часто заходил к ним в гости. В те времена я сильно курил. Однажды, в шутку, предложил пятилетнему Славке затянуться «козьей ножкой». Он не отказался, и не успел я среагировать, как втянул табачный дым в лёгкие. Что было дальше, ты даже не представишь себе! Сначала Славка испуганными глазами смотрел на окружающих, и с минуту ничего не мог сказать, затем его стало рвать, а Мария, его мать, набросилась на меня с кулаками и готова была разорвать на куски. Слава богу, тогда всё закончилось благополучно. Вот с того времени я стал называть Славку крестником, а он и не возражает». Немного помолчав, лесник вновь хитро посмотрел на меня и спросил: «Серёжке твоему сколько лет?». «В сентябре пять будет. А что?». «Может, мне и его крёстным стать? Смотришь, и из него олимпийский чемпион получится»,-засмеялся пьянеющий лесник.
Так случилось, что уже в конце августа 1972 года я познакомился не только с Лемешевым Вячеславом, но и с его старшим, вернее, средним братом –Юрой, их жёнами –Оксаной и Еленой, и родителями. Вскоре наше знакомство переросло в дружбу на многие годы, в течение которых происходили различные события и случаи.
В апреле 1973 года братья Лемешевы приехали ко мне на охоту. Я взял у Ивана Ивановича трёх подсадных уток и часов в пять вечера повёз на лодке с подвесным мотором своих друзей в сторону островов, где из камыша были сооружены шалаши-укрытия. Определив братьев на охотничьи точки и посадив на воду напротив их шалашей по одной подсадной утке, я провёл с каждым из них небольшой инструктаж и отправился на свой остров.
Лёт селезней начался около двенадцати часов ночи. И хотя моя подсадная утка не очень активно криком подзывала к себе самцов, за ночь мне всё-таки  удалось подстрелить трёх водоплавающих. Я напряжённо вслушивался в ночную тишину, но со стороны островов, где в засаде сидели братья, оружейной канонады не слышал. Зато очень громко и призывно стонали их утки. «Они, что там, уснули? Селезни бедных уток до смерти загоняют», -невольно подумал я.   
Как только рассвело, и лёт диких уток прекратился, я достал из камышей подбитых селезней, положил их в лодку, завёл мотор и направился в сторону островов за своими друзьями. Первым на пути оказался тот, на котором должен был находиться Юра. Я подошёл к острову вплотную и стал звать охотника. Но, несмотря на шум двигателя и мои крики, из укрытия никто не показывался. Не было видно на прежнем месте и подсадной утки. Озабоченный увиденным, я сошёл на берег и направился к шалашу.
Картина, которую увидел, повергла меня в смятение и смех. Огромный, двухметровый гигант, раскинув руки, издавая мощный храп, крепко спал на соломенной подстилке, а рядом с ним валялись пустая бутылка из под водки и остатки закуски. Я попробовал его разбудить и осторожно толкнул ногой в бок. Но, поняв, что это бесполезное занятие, поднял пустую бутылку с земли, и наполнив её прудовой водой, стал медленно выливать прохладную влагу на лицо горе-охотника. Юра вздрогнул, пошевелил губами и стал медленно открывать глаза. «Ты что, обалдел!?» -произнёс гигант и перевернулся со спины на правый бок. Поняв, что он уже не спит, но и не проснулся до конца, я спросил: «Охотник, а где подсадная утка и твои трофеи?». «Какая подсадная утка?» -тихо спросил Юрка, но вдруг встрепенулся и почти в ту же секунду вскочил на ноги. «Фёдорович, я наверное её убил!»,- унылым голосом сообщил он. «Как убил? Почему убил? Ты что, совсем слепой? Утку от селезня отличить не смог?» -не на шутку рассердился я и вышел из шалаша. Юрка, опустив голову, шёл за мной. «Понимаешь, я с вечера от холода сильно продрог и, чтобы не заболеть, выпил бутылку водки. Не знаю почему, но меня так развезло, что в темноте я даже не мог сообразить, где утка, а где селезень. Вот и выстрелил наугад. И практически тут же заснул»,- оправдывался двухметровый боксёр и по совместительству горе-охотник. А когда убитую подсадную утку я нашёл в камышах в противоположной стороне от шалаша, Юра голосом провинившегося школяра, попросил: «Фёдорович, ты не рассказывай никому, что здесь произошло. А то ведь засмеют меня». «Ладно, успокойся. Придётся сохранить эту тайну. Но до поры –до времени. Если ещё раз ты такую оплошность допустишь, то я обязательно расскажу всем и об этой»,- улыбаясь, пообещал я, и мы, забравшись в лодку, поехали к его младшему брату.
Не доходя до острова, на котором он находился, я сбросил скорость и стал внимательно всматриваться вперёд. На острове Вячеслава не заметил. «Может, и он в такой же позе, как его брат, дрыхнет?» -подумал я, но в это время слева от лодки, в камышах, что-то зашевелилось. Я вскинул двустволку, снял с предохранителя и на всякий случай крикнул: «Слава, это ты, или подранок?». «Эй! Осторожней! Не стреляйте. Я тут подбитого селезня ищу»,- послышался из камыша встревоженный голос младшего из братьев. Вскоре он и сам вышел из прибрежных зарослей, держа в руках крупного селезня и счастливо улыбаясь. «Только одного взял?» -спросил брата Юра. «Одного, и того только ближе к утру»,- поглядывая на нас виноватыми глазами, ответил Слава. «Проспал, наверное?»-догадался я. «Было дело», -честно ответил олимпийский чемпион, и мы весело рассмеялись. По этому случаю я даже сочинил короткое четверостишье: «Ты же, Славик, не подранок, а охотник удалой! Чаще левой, крепче правой! И противник – в «отходной»!», которое понравилось Лемешеву –младшему и благодаря которому, как он однажды в шутку признался, в 1973 году со сломанной левой рукой выиграл очередной чемпионат Европы по боксу.   


История пятая.   
               
Лось-дипломат.


          В июне 1974 года меня назначили директором рыбхоза «Малая Истра», и я вынужден был покинуть рыбокомбинат «Егорьевский». Затея московского обкома КПСС по переводу из Егорьевского района в Истринский мне не очень была  по душе, но встать в позу и отказаться от предложения я не решился. Мне было тогда всего двадцать семь лет, и ломать карьеру на её взлёте было бы глупо. Поэтому, как бы тяжело на душе не было, я быстро вошёл в рабочий ритм и стал плодотворно работать на новом месте в новой должности. Узнав о моём переводе, «льготные» рыбаки, друзья и товарищи, быстро проторили дорожку и в этом направлении. Так что и здесь за три года, которые возглавлял рыбхоз, произошло немало весёлых и курьёзных случаев.
Однажды позвонил начальник истринского отдела КГБ: «Василий Федорович, ко мне обратилось начальство из Москвы и попросило, чтобы я организовал для какого-то иностранца рыбалку. Ты сможешь принять его у себя на хозяйстве?». Если откровенно, то не очень хотелось связываться с непонятной для меня «публикой», но отказать хорошему человеку я не мог. «Пусть приезжает»,- коротко ответил я, и разговор на этом закончился. А уже дня через два рано утром у конторы рыбхоза остановилась белая «Волга» ГАЗ-24. Из салона вылезли четыре человека, включая начальника районного КГБ. «Ну, вот мы и приехали. Василий Федорович, будь другом, обеспечь товарищам хороший отдых», -здороваясь со мной, попросил он. Я поочерёдно познакомился с двумя крепкими мужчинами и хотел было это сделать в отношении третьего, но, посмотрев на него, замер в нерешительности. Передо мной стоял молодой, высокий негр, с глубокими зажившими ранами на щеках и весело сверкал карими зрачками. В те годы люди с таким окрасом кожи в нашей стране были редким явлением и особенно на периферии. «А это- посол Верхней Вольты,  который выразил желание побывать на природе и половить рыбу»,- представил важного африканца один из прибывших с ним. «Ну что, если ко мне вопросов нет, то я поеду на работу, а ты, Василий Фёдорович, постарайся, чтобы нашему гостю понравилась подмосковная природа»,- произнёс начальник районного КГБ, и минут через пять белая «Волга» повезла его в город.   
Чтобы качественно выполнить просьбу товарища, заняться гостями решил сам. Посадил их в дюралевую лодку, завёл мотор и повёз в сторону верховья пруда –там была красивая и пышная природа и хорошо клевал на червя крупный карп. Через минут сорок мы были на месте и занялись обустройством стоянки. Понимая, что посла сопровождают не специалисты –африковеды, а люди из другой «конторы», с расспросами я к ним не приставал и любопытства не проявлял. Но уже через некоторое время определилась роль каждого из сопровождающих. По крайней мере, я твёрдо понял, что один из них, которого звали Алексей, был переводчиком. В общем, перед каждым из них стояла определённая задача, решить которую они должны были на территории рыбхоза в непринужденной обстановке и при хорошем настроении. Чтобы настроение поднять, перед началом рыбалки и во время этого процесса бравый переводчик произносил тосты и предлагал всем выпить по сто граммов. И если посол и его главный сопровождающий часто пропускали очерёдность опрокидывания в себя горючей жидкости, то Алексей такое безобразие себе не позволял. Поэтому не прошло и двух часов нахождения на природе, как полиглот окончательно «сварился» и прямо на дамбе крепко заснул. А в это время посол с сопровождающим, которого звали Борис Борисович, увлечённо занимались рыбалкой и регулярно вытаскивали из пруда крупных рыбин. Отсутствие рядом переводчика их не очень волновало.
Но произошло непредвиденное обстоятельство, которое не ожидал даже я, в корне изменившее идиллию спокойного отдыха. В это время я бродил недалеко от гостей по прибрежному лесу и собирал грибы. Услышав громкие восклицания на незнакомом мне языке, бегом помчался в сторону верховины. Ещё издали я заметил стоящего в полный рост посла, энергично жестикулирующего руками и протягивающего их вперёд. Поравнявшись с ним, я посмотрел в сторону пруда и обнаружил плывущего поперёк его огромного лося с ветвистыми, могучими рогами. Борис Борисович стоял рядом с негром, тоже видел лося, но явно не понимал, почему такие эмоции овладели его подопечным. Чтобы узнать о них, он попытался разбудить переводчика, но сделать это ему не удалось. А в это время эмоции у посла не только не утихали, а наоборот, в прогрессии возрастали. Пнув в очередной попытке разбудить Алексея в бок, Борис Борисович безнадёжно махнул рукой и спросил: «Ближе к лосю мы можем подплыть?». «Конечно, можем. Садитесь в лодку и вперёд»,- живо ответил я и первым перешагнул борт «Казанки». А ещё через минуту в лодке сидели и гости.
Когда я нагнал лося, он находился уже на середине пруда, проплыв с правого берега в сторону левого не менее ста пятидесяти метров. Заметив нас, он не стал делать резких движений и продолжил путь вперёд. Чтобы дать возможность вдоволь насладиться необыкновенным зрелищем гостю из Африки, я повернул на девяносто градусов лодку и стал двигаться параллельно, в метрах пяти от лесного красавца. Посол стоял на ногах и смотрел на лося зачарованными глазами. В это время, чтобы произвести больший эффект на гостя, Борис Борисович схватил льняной канат, который лежал на дне лодки и одним концом был привязан к кнехту, как ковбой, раскрутил его над собой и кинул в сторону головы представителя дикой природы. Не думаю, что он надеялся свершить чудо, но оно у него получилось. Канат пучком свалился на рога лося, запутался в них и крепко затянулся на одном из отростков. Борис Борисович попробовал было вернуть канат обратно, но сделать это ему не удалось. Пока процесс длился, сохатый проплыл ещё метров сто и его ноги почувствовали донный грунт. В это же время под днищем лодки оказалось затопленное дерево, винт мотора с силой ударился об ствол, металлическую шпонку срезало и мы лишились самостоятельной плавучести. Лось резко увеличил скорость, канат натянулся, и дальнейшее наше передвижение полностью стало зависеть от одной «лосиной» силы. Попав в очень не простую и комичную ситуацию, Борис Борисович попробовал отвязать канат от кнехта, но у него ничего не получилось, а режущих предметов, как назло, ни у кого из «экипажа» не оказалось. Времени на раздумья и принятия правильного решения у нас не было. Единственное, что я предложил, так это выпрыгнуть прямо на ходу в воду. Но воспользоваться моим предложением почему-то никто не захотел. Скорость бега красавца лося постоянно увеличивалась. Протащив нас по мелководью метров пятьдесят, он выскочил на заросший камышом берег и продолжил путь в сторону леса. Посол в это время уже сидел на дне лодки и двумя руками держался за борта, а Борис Борисович лежал вниз животом на носу и что было мочи тянул канат на себя. Наверное, в другое время я бы посмеялся над ними, но только не сейчас, так как и сам не мог сообразить, что необходимо сделать, чтобы отцепиться от разъярённого парнокопытного зверя. Лодка с шумом поползла по сырому берегу и, не задерживаясь, стала дальше следовать за одной «лосиной» силой. Прошёл ещё какой-то временной отрезок в нашей гонке, когда наконец мы пришли к финишу. Я даже не сразу понял, как это произошло. От внезапного удара носа лодки о полусгнивший, но ещё достаточно крепкий сосновый пенёк я и мои попутчики вылетели из неё и распластались на земле. Подняв голову и заметив лежащего рядом Бориса Борисовича, я с тревогой в голосе спросил: «Живы? Ничего не сломали?». «Я –то жив, а вот как себя чувствует посол, не знаю»,-ответил тот, вскочил на ноги и поспешил к важному негру, лежащему в пяти метрах от нас по другую сторону пня. Но, к счастью, и с тем было всё в порядке. Поднявшись с земли, он сел на пенёк и недоумевающими глазами уставился на приближающегося сопровождающего. Наверняка Борис Борисович в то мгновение в очередной раз плохими словами вспомнил мирно отдыхающего на дамбе переводчика.
Осознавая, что необходимо срочно исправлять сложившуюся ситуацию, я подошёл к валяющейся на боку лодке и стал её осматривать. Не обнаружив в днище пробоин, достал из бардачка ключи и запасную шпонку и стал откручивать винт. Закончив несложный ремонт, перевернул лодку на днище, положил в неё бачёк с бензином, который при ударе оторвался от двигателя и улетел метров на пятнадцать, подсоединил к карбюратору шланг, и после этого попросил попутчиков помочь оттащить судно до пруда. Во время проведения ремонтных работ и спуска лодки на воду никто из нас не проронил ни слова. И только тогда, когда мы вновь очутились на дамбе, где мирно похрапывал переводчик и мои попутчики продолжили лов крупных и жирных  карпов, хорошее настроение и весёлая мимика на лице посла африканского государства вновь вернулись. А после того, как Борис Борисович, наконец, разбудил Алексея и тот энергично приступил к своим обязанностям, наладилась и благоприятная обстановка для задушевной беседы. Благодаря Алексею, мы узнали причину столь эмоционального поведения посла, увидевшего в пруду лося, и его впечатление о гонке с препятствиями. Оказывается, для негра было неожиданным открытием, что в России водятся такие огромные рогатые животные, которые к тому же ещё хорошо плавают. А от гонки в лодке, которую тащил по воде, а затем по земле рогатый зверь, посол и вовсе был в восторге.
Не знаю, выполнили в тот раз спутники африканца поставленную перед ними задачу или нет, но твёрдо уверен в том, что неординарный случай, произошедший в ближайшем Подмосковье, посол запомнил на всю жизнь. Не забыл, наверняка, купание в пруду и лось, у которого после неожиданной встречи с людьми на рогах остался обрывок льняного каната.



История шестая.

Чемпионы мира не тонут.

Этот весёлый случай произошёл в 1977 году, когда я уже заметно «повзрослел» и работал директором Егорьевского рыбокомбината. По установившейся традиции, на открытие осенней утиной охоты ко мне почти каждый год приезжали братья Лемешевы. Иногда они прихватывали своих друзей –спортсменов. За пять лет нашей дружбы я познакомился со многими членами сборной СССР по боксу и некоторыми представителями других видов спорта.
Вот и в ту вторую пятницу августа в конце рабочего дня в моём кабинете появился Лемешев Слава в сопровождении победителя первого чемпионата мира по боксу- Соломина Васи, который был не только выдающимся спортсменом, но и по-настоящему простым парнем и надёжным другом. Малой родиной Соломина был город Пермь, о котором он всегда хорошо отзывался и скучал по нему.
Слава в тот период алкоголь не употреблял, так как незадолго до приезда ко мне тяжело переболел. По этому поводу он, конечно, сильно огорчался, но терпел. Свой «стан» мы разбили в самом красивом местечке, на берегу большого пруда, и сразу стали готовиться к вечерней трапезе. Развели костёр, выставили из машины на деревянный стол всё съестное и спиртное и нанизали на шампуры куски баранины. Пока нагорали угли и коптилось мясо, мы с Василием мало –помалу незаметно опустошили бутылку водки. А когда на столе появился долгожданный шашлык, объём употреблённого спиртного увеличился. Лемешев сидел рядом и, уплетая за обе щеки деликатесные продукты, вздыхал и высказывал в наш адрес ехидные замечания. Часов в одиннадцать вечера мы закончили ужин и забрались в салон машины, чтобы до начала охоты немного подремать. «Славик, если первый проснёшься, то толкни меня в бок»,- попросил я товарища, и вскоре все уснули. Я и Лемешев на передних сидениях, а Соломин устроился поперёк всей машины на заднем. Первым проснулся я и, посмотрев на светящийся циферблат часов, недовольно пробурчал: «Почти четыре часа утра! Скоро светать начнёт, а мы ещё «дрыхнем»!»-и стал будить охотников. Слава проснулся сразу. А вот с Соломиным получилась осечка. Растормошить нам его не удалось. «Ладно, оставь ты его в покое. Пусть проспится, а заодно и отдохнёт», -попросил Лемешев. И мы, схватив ружья и патроны, побежали в сторону камыша, чтобы успеть укрыться и приготовиться к стрельбе по уткам. Минут через пятнадцать на востоке начало светлеть и почти сразу послышалась оружейная канонада. Глухие буханья по сидящим на воде уткам и хлёсткие удары по летящим- раздавались со всех сторон водоёма. Мне и Славе на сей раз сопутствовала удача. Сбив в лёт по несколько штук кряковых, часов в девять утра мы закончили охоту.
Когда довольные результатами утренней зорьки вернулись на поляну, где находился наш лагерь, то первое, что заметили –отсутствие на месте машины. «Что за мистика?! Неужели Соломин без ключа завёл машину и уехал? Но тогда бы мы услышали шум двигателя»,- подумал я и стал рассматривать следы от колёс «Волги». Когда повнимательней изучил их, то с ужасом понял, что машина укатилась вперёд в пруд. Я сделал десятка два шагов по следу и увидел в камыше полузатопленную «Волгу». «А где же Соломин?» -спросил стоящий рядом Слава. Я молча разделся по пояс и полез в воду. Василия обнаружил спящим у заднего окна на спинке сиденья. Вода в салоне достигла почти до передней панели приборов и постепенно прибавлялась. Я с трудом разбудил тёзку. Тот открыл глаза и, ничего не соображая, сполз со спинки сидения прямо в воду, затем выбрался из машины. Прохладная вода, видимо, немного отрезвила его и он, выйдя на берег, уже с более осмысленным видом спросил: «А как я в водоёме оказался?». «Не знаю. Самому интересно понять, как это произошло»,- ответил расстроенный из-за машины я.  Позже, это явление объяснилось очень просто. После нашего ухода на охоту Соломин проснулся от оружейной канонады. Не очень соображая, где он, вышел из машины, справил малую нужду и, заметив на столе водку и закуску, налил полный стакан и выпил. Через некоторое время эту процедуру повторил. Почувствовав, что пора продолжить отдых, вновь забрался в салон машины. Состояние его к этому времени было такое, что он стал хвататься за все удобные предметы, чтобы определиться с местом для сна. В результате –случайно снял ручник с тормоза и поставил рычаг переключения скоростей на «нейтралку». Машина сначала медленно, а затем с ускорением покатилась по береговому уклону в сторону пруда. Продвинувшись по инерции в воде метров десять, она зарылась колёсами в ил и остановилась. Когда вода поднялась на высоту заднего сидения, и Соломин её ощутил, он в полусонном состоянии перелез на спинку сидения и продолжил отдых. Комичность ситуации была бесспорной. Славка до слёз смеялся над моим тёзкой, а тот спокойно снял с себя сырую одежду, отжал воду, повесил на куст рядом с костром и голым уселся за стол, приступив к завтраку. Немного успокоившись от смеха, Лемешев составил ему компанию. А я направился на поиски гусеничного трактора, чтобы вытащить машину из воды.
Когда вернулся, Слава уже не смеялся, а только изредка произносил короткие весёлые реплики. Соломин продолжал сидеть за деревянным столом и «народным» средством поправлять пошатнувшееся здоровье.
Трактор появился через час и с трудом вытащил на берег машину. Я открыл все дверки и стал вычерпывать из салона воду, водоросли и ил. «Хорошо ещё, что мотор не работал. А то заклинить бы мог»,- с облегчением подумал я.
Вечернею и зорьку следующего утра мы провели удачно. После обильного обеда в воскресенье друзья покинули территорию рыбокомбината. С понедельника у каждого из нас начиналась работа в соответствии с кругом обязанностей и спортивных пристрастий


История седьмая.

Кулачный бой космонавтов.

       Особыми гостями-рыбаками в рыбокомбинате были космонавты. Красивейшие уголки природы Подмосковья они стали осваивать в конце шестидесятых годов, когда само слово «космонавт» являлось ещё незатасканным и имело ценность. От него веяло героизмом, мечтой и неудержимым стремлением в светлое будущее. Первым на пруды нашего хозяйства дорогу проторил Герман Степанович Титов. Следом за ним стали приезжать Попович со своей прекрасной и мужественной женой Мариной, Андриан Николаев и многие другие. Это были люди удивительной скромности, общительные и доступные в обращении. После удачной охоты или рыбалки они могли выпить, спеть, пошутить и ответить на любые вопросы всех, кто окружал их в тот момент- специалистов рыбокомбината, рабочих и механизаторов. Естественно, что знакомство и общение с такими людьми было не только приятным событием, но и ответственным делом. Директор хозяйства, специалисты и рабочие с удовольствием создавали благоприятные условия для отдыха и делали всё, чтобы их приезд не был омрачён даже мелкими неприятностями.
Но однажды ЧП с гостями из отряда космонавтов в нашем хозяйстве всё-таки произошло. Как-то раз, в конце июля 1977 года на центральную усадьбу рыбокомбината приехали пять офицеров из Звёздного городка. Из них один уже побывал в космосе, а остальные дожидались своего часа. У меня и моего заместителя Утенина Виктора Андреевича, в этот день не было возможности сопровождать гостей, поэтому поручено было это сделать главному рыбоводу Лалетину Михаилу Георгиевичу. Лалетин был человеком порядочным и исполнительным. Но когда выпивал граммов триста водки, не всегда управлял эмоциями. Определив гостей на рыбалку в живописном местечке на пятом нагульном пруду, он стал активно участвовать в их отдыхе. Выпивка и закуска у «космических братьев» были всегда в достаточном объёме и ассортименте. Поэтому часа через два все были в приподнятом настроении. Не отставал от них и главный рыбовод. И всё бы было хорошо, если бы он не увидел на противоположном берегу залива сидящих с удочками местных пацанов. Лалетин незаметно подобрался к ним, отобрал орудия лова, поломал удилища и, пнув самого старшего под задницу, отпустил на «свободу». Потеря орудия лова и «ласковый» пинок под зад ребятишкам не очень-то пришлись по вкусу. Они прибежали в свою деревню Титовскую и выложили обо всём этом взрослым. В тот день в деревне отмечался престольный праздник, и мужики были уже хорошо «подогретые». Они оперативно вооружились колами и рванули на берег пруда разбираться с обидчиками. Не уточняя, кому принадлежит автомобиль «Жигули» шестой модели, они сходу стали бить кольями по капоту, крыше и окнам. От ударов разлетелись двухкассетный магнитофон и всё стеклянное, что находилось на поляне. Лалетин и «космические братья» голыми руками защищали машину и себя, как только могли. Но силы были явно неравными, поэтому больший урон понесла обороняющаяся сторона. Бой закончился также внезапно, как и начался. Местные мужики, побросав колья на берег, довольные собой, быстро скрылись в хвойном лесу, оставив поверженных, но гордых офицеров подсчитывать материальные убытки и обрабатывать раны. Справедливости ради необходимо сказать, что и нападающим хорошо досталось, но это не умаляло их победы.
Начало развязки конфликта произошло на следующий день. Рано утром ко мне в кабинет почти ворвался начальник межрайонного КГБ, Евгений Тимофеевич, и прямо с порога задал вопрос: «Что вчера произошло на территории рыбокомбината? Кто избил космонавтов? Почему не обеспечил им надёжное сопровождение?». Ещё не имеющий информации о произошедшем ЧП, я не сразу понял, о чём идёт речь. Не отвечая начальнику межрайонного КГБ, я пригласил секретаря и попросил срочно найти Лалетина и направить ко мне. «Сейчас из первых рук узнаем в чём дело»,- произнёс я, затылком чувствуя неприятный холодок. Минут через пять в кабинете появился запыхавшийся грузный Лалетин. «Михаил Георгиевич, ты, что же не доложил мне о вчерашнем ЧП? Давай быстро выкладывай всё, как было, не томи!»- приказал я. Главный рыбовод в деталях рассказал всё, что помнил и, тяжело вздохнув, добавил: «Пожалел я ребятишек, нужно было их на Центр в контору приводить и протоколы составлять, а получилось, что жалость боком вышла». Выслушав до конца объяснение Лалетина, Евгений Тимофеевич поднял с аппарата телефонную трубку, набрал номер начальника районной милиции и попросил: «Константин Максимович, пришли, пожалуйста, в рыбокомбинат толкового оперативника. Дело срочное есть». Через час следователь был уже на хозяйстве и брал показания у главного рыбовода, на основании которого было заведено уголовное дело. Итоги его оказались очень серьёзными. Два взрослых парня, принимавшие самое активное участие в нападении на «космических братьев», за разбой были осуждены на три года каждый, а остальные отделались условными сроками. Отзвуки этой необычной баталии в округе долго не затихали, обрастая, как снежный ком, легендами и мифами.



История восьмая.

Однажды, в самый разгар летней рыбоводной страды заместитель министра рыбного хозяйства, Пересыпкин Иван Павлович, привёз ко мне на рыбалку начальника хозяйственного управления Совета Министров РСФСР и его жену. Крупный руководитель выглядел импозантно: высокий, брюнетистый, ухоженный и ещё молодой. Под стать ему была и жена. Он быстро освоился в обстановке и приступил к рыбацкой потехе прямо с дамбы. Не прошло и десяти минут, как произошла первая поклёвка. «Начальник» лихо подсёк крупного карпа и стал подтаскивать к дамбе. Но, как только «рыбина» оказалась на бетонной плите, леска оборвалась, и карп исчез в пруду. С «горя» рыбак налил полный стакан водки и до дна выпил. Продолжение рыбалки у него вновь оказалось неудачным. Ещё трижды двухкилограммовые красавцы попадались на крючок и трижды срывались на глазах рыбака. Каждую неудачную попытку «начальник» заглушал водкой.
Поймав, в конце концов, несколько некрупных рыбин, он вернулся к бараку, где его поджидала вкусная уха, румяный жареный карп и водка «Посольская». Раздражение рыбака-любителя чувствовалось во всём. Только после того, как уже к выпитому было добавлено ещё несколько рюмок, «начальник» успокоился и вместе с женой стал распевать украинские народные песни. Но вскоре его благодушие закончилось, и раздражение вновь обострилось. Уставившись мутными глазами на меня, «начальник» неожиданно спросил: «Слушай, директор, в твоём роду евреи были? Мне что-то твой нос не нравится!». Этот вопрос меня очень неприятно «зацепил» и, недолго думая, я ответил: «Знаете, к сожалению, я рос сиротой и родословную знаю плохо. Если это вас так интересует, то спросите у моего дяди –Долгих Владимира Ивановича, секретаря ЦК КПСС, и он вам объяснит более подробно». После этих слов наступила тишина. Лицо у «начальника» вмиг протрезвело. Он молча встал с деревянной лавки, отошёл от стола, попробовал сесть на пенёк, но задом не попал на него и свалился рядом. Важный гость поднялся, дошёл до машины, на которой приехал, залез в неё и сразу после того, как уселись в «Волгу» его жена и Пересыпкин, машина рванула с места.
В понедельник, как только  я появился в кабинете, из Минрыбхоза РСФСР позвонила секретарь Пересыпкина и передала, что он меня ждёт во вторник к 11 часам утра. На следующий день в семь часов я выехал из дома, и уже в 10 находился в приёмной Ивана Павловича. Узнав, что я прибыл, Пересыпкин попросил зайти к нему в кабинет. Поздоровавшись, он сразу спросил: «Василий Федорович, а Владимир Иванович Долгих, действительно ваш дядя?». «Да нет. Что вы, Иван Павлович, я просто пошутил так»,-ответил настороженно я. «Да, Василий Федорович, шутка вам удалась. Начальник хозяйственного управления почти до самой Москвы после неё молчал. Когда немного отошёл, то много скверных слов в мой адрес высказал за то, что плохо знаю свои кадры и за то, что повёз его именно в ваше хозяйство. Некрасиво получилось». «Извините, Иван Павлович, но я не смог выдержать оскорбительных придирок в свой адрес от этого товарища»,- признался я. «Ладно, думаю, что ничего страшного не произойдёт и негативных последствий не будет. Так что, поезжайте к себе на хозяйство и спокойно работайте»,- успокоил меня заместитель министра, и мы распрощались. 
А большой «начальник», по слухам, закончил свою успешную трудовую деятельность не совсем удачно. Однажды, после очередного банкета в Совмине по случаю приёма иностранной делегации, он собрал в зале своих сотрудников и до поздней ночи радовал их вокалом. Да видно так хорошо пел, что даже охранникам захотелось послушать, и они включили громкоговорители, установленные на улице. А на следующее утро Председатель Правительства пригласил своего подчинённого к себе и предложил  перейти на работу в Большой театр оперы и балета завхозом.


История девятая.

Партийный выговор за рыбалку.


        Случай этот был последним в моей трудовой биографии, связанной напрямую с рыбокомбинатом «Егорьевский». В конце июля 1979 года незадолго до перехода на работу в Москву мне позвонил заместитель Министра рыбного хозяйства РСФСР, Шапкин Евгений Иосифович, и предупредил: «В субботу к тебе на рыбалку приедет председатель Госплана СССР, Байбаков Николай Константинович. Прошу тебя к его приезду отнестись очень внимательно». Вскоре из Госплана позвонил Управляющий делами и согласовал время и место встречи. В субботу, в семь часов утра, Байбаков и его сопровождение разбирали рыбацкие снасти на Шалаховском рыбоводном участке. Я находился с ними рядом и ждал, когда все будут готовы. Непонятно, по какой причине, но Николай Константинович не захотел ехать на давно обжитое министрами место в противоположном углу дамбы, а решил рыбачить прямо с откоса плотины. Побросав в воду «фирменную» прикормку-приманку и нацепив на крючки удочек червей, гости чинно расселись вдоль уреза воды и направили взоры на поплавки. Клёв рыбы начался почти сразу, что, естественно, рыбакам очень понравилось, и все увлеклись процессом. Чуть позже к ним подъехал на «ЗИЛе» водитель Байбакова, достал из багажника удочку и, оставив машину прямо на дамбе, присоединился к увлекательной процедуре.
В это время по дамбе мимо машины председателя Госплана прошли несколько пожилых людей, которые направлялись в лес за черникой. Они отошли от правительственного автомобиля несколько метров и стали бурно возмущаться: «Нам, простым смертным, запрещают даже по дамбе ходить на другую сторону реки, а «слуги народа» могут позволить себе рыбу в пруду у всех на глазах ловить! Совсем совесть потеряли! Давайте, мужики, номер машины запишем и письмо с жалобой на эти беспорядки в газету «Правда» направим!». Один из них нашёл в кармане огрызок карандаша и на спичечном коробке записал госномер «ЗИЛа». К сожалению, я не видел этот эпизод, так как в это время находился в комбикормовом складе и разговаривал с рабочими. Водитель машины не обратил на ворчание дедов внимания, по-видимому, считая себя человеком не их категории.
В тот день председатель Госплана СССР и его сопровождающие лица порыбачили до шести часов вечера и, довольные собой, уехали в Москву.

Расплата за беспечность водителя последовала спустя месяц, когда я уже работал в Москве заместителем генерального директора областного объединения «Мосрыбпром», но не для водителя, а для меня. В печатном органе ЦК КПСС, газете «Правда», была опубликована статья, в которой рассказывалось о том, как некоторые руководители рыбоводных хозяйств Подмосковья устраивают индивидуальные рыбалки для частных лиц. Из фамилий всех директоров рыбоводных хозяйств обозначены были только две: Анисимова Николая Дмитриевича, руководителя рыбокомбината «Бисеровский», и моя. Статья писалась от имени и по поручению участников Великой Отечественной Войны, кавалеров многих орденов и медалей. Особенно подробно был описан случай на Шалаховском участке с указанием госномеров правительственного «ЗИЛа». Фамилия Байбаков в статье, конечно, не прозвучала. Но и номеров машины оказалось достаточно, чтобы все вокруг задёргались и забеспокоились за свою шкуру. Дня через два после выхода статьи в свет, позвонили из рыбокомбината «Егорьевский» и сообщили, что меня вызывают на заседание бюро Егорьевского горкома КПСС, где я ещё состоял на партийном учёте.

На следующий день я прибыл к назначенному времени в горком и стал ждать приглашения в зал заседаний. На бюро рассматривалось несколько вопросов, в том числе и моё персональное дело. Первый секретарь в то время почему-то отсутствовал, поэтому заседание вёл второй. Он с мрачным видом на лице зачитал членам бюро статью из газеты «Правда» и обратился к ним с просьбой высказаться по этому поводу. Но желающих не оказалось, так все они давно знали меня и понимали, что вины моей в этом эпизоде нет, а просто нужен был «стрелочник». Не дождавшись жаждущих высказаться, второй секретарь резко, с явной предвзятостью, стал обличать меня во всех бывших грехах: «Мы неоднократно предупреждали Долгих о недопустимости таких злоупотреблений. Просили навести порядок в рыбокомбинате с бесконтрольным посещением его посторонними лицами. Но он своевременно не внял нашим просьбам, и в результате –наш район негативно прозвучал на всю страну в самом серьёзном и самом уважаемом печатном органе ЦК КПСС, газете «Правда»! в связи с этим у меня есть конкретное предложение: вынести члену КПСС, Долгих Василию Федоровичу, строгий выговор с занесением в учётную карточку. У кого будут другие предложения?». «Я считаю, что это очень строгое наказание по такому неординарному эпизоду. Мы должны понимать, кто у него был на рыбалке. Мог ли он вообще, не рискуя репутацией и должностью, отказать тем людям. Вину коммуниста Долгих я вижу только в одном –не обеспечение условий, при которых контактов такого рода с местным населением не должно было быть. Понимаю также, что о принятых мерах необходимо будет сообщать в редакцию газеты, поэтому предлагаю вынести ему просто выговор»,- высказался со своего места член бюро горкома, генеральный директор хлопчатобумажного комбината «Вождь пролетариата» Хохлов Анатолий Тимофеевич. «Кто ещё хочет высказаться по этому поводу?»- вновь спросил второй секретарь горкома КПСС. – «Нет больше желающих? Тогда ставлю на голосование по очереди поступления два предложения: первое –объявить коммунисту Долгих строгий выговор с занесением в учётную карточку; второе- просто выговор. Голосуем за первое предложение!» -призвал секретарь. К его руке присоединилась только рука начальника милиции Егорьевска. «Кто за второе?»- спросил явно расстроенный партийный чиновник. За него остальные члены бюро проголосовали единодушно. «Рассмотрение персонального дела коммуниста Долгих закончено. Делай для себя правильный вывод из этого, хотя ты сейчас и не работаешь директором рыбокомбината. Есть какие-то вопросы, возражения по поводу проведённого обсуждения? Нет? Тогда можешь быть свободным»,- недружелюбно высказался второй секретарь. Когда я выходил из зала заседания, Хохлов, улыбаясь, сказал: «Не переживай, Василий, выговор не грыжа, с ним жить можно!».