Две цены...

                История одного полёта

26 декабря 1991 года распался СССР.  В период с 24 августа по 27 октября провозгласили о выходе из Союза Украина, Молдова, Киргизия, Узбекистан, Таджикистан, Туркмения.

Я это написал не для политических комментариев.

Наш радиозавод, выпускавший три тысячи телевизоров в сутки, имел кооперацию со всеми этими республиками, и кроме этого с республиками Прибалтики, которые заявили о своём выходе из Союза ещё раньше.
Но эту гигантскую машину нельзя было остановить политическими разногласиями, т.к. всё было сконцентрировано на общее дело в составе СССР. Это мы построили им всем заводы, дали работу огромному количеству людей, и они продолжали ещё несколько лет исправно работать уже на Российскую Федерацию.  Им тоже нужно было как-то жить.

В один из дней 1992 года Каунас прислал нашей дирекции телеграмму о том, что у них заканчивается эмалированный провод для селекторов каналов. Они в стране занимали первую позицию по этим изделиям. Ни один телевизор не мог сойти с конвейера, не имея двух селекторов каналов. Нужно было принимать какое-то решения. Собрали совет директоров, пригласили меня, как начальника комплектации, да ещё сносно владеющего литовским языком.
Провод этой марки выпускал Ташкент для всего СССР. В Узбекистане было месторождение меди, на нём в своё время построили медеплавильный завод. Они оказались монополистами.
Договорились: мы везём им сто или более телевизоров, они нам на эту сумму дают соответствующее количество килограмм медной проволоки, которую мы должны были передать Каунасу.
На другой день к одному из резервных складов подошла фура, в которую погрузили большое количество телевизоров. Я получил командировочные уже в долларах.

Была договорённость с военными: в Домодедово прилетит военно-транспортный самолёт, заберёт меня и груз, и мы полетим в Ташкент. Какая-то добрая душа подсказала мне взять тёплую одежду посередине лета, а ещё изюм, шоколад, орехи и мёд. Ну и, конечно, термос с чаем.
Прибыли в Домодедово. В условленном месте я встретился с лётчиками.  Они заранее знали и привезли комплект лётной формы для меня. Погрузчики уже повезли телевизоры к самолёту, который стоял вдали от основных взлётно-посадочных полос.
Мы с лётчиками прошли через какую-то особую проходную. Я был в их форме, и вопросов не возникло. Ведомства были разные. Шли пешком очень долго. Наконец подошли к самолёту. Он был зелёного цвета и с красными звёздами на крыльях.
      
       По металлической лестнице поднялись на борт. Лётчики прошли в кабину, а я остался в транспортном отсеке, где под огромными сетками стояли телевизоры. Один из них вышел и сказал: «Когда наберём высоту будет очень холодно- транспортный отсек не отапливается, надевай всё, что у тебя есть, давление воздуха постараемся поддерживать.

Взлетаем. За окном- ночь, звёзды. Скоро действительно стало холодно, и я стал натягивать на себя всё, что взял с собой. Рядом лежали тёплые спецовки, ими я и укрылся. Потихоньку пил чай, ел изюм, орехи, закусывал шоколадом. Было сносно. Не помню на чём я сидел, но кресел там не было.
       Один из пилотов вскоре вышел и сказал: «Ты – заказчик самолёта, и мы у тебя спрашиваем разрешения: мы взяли друга, которому нужно срочно в Уфу, а там развернёмся на Ташкент, не возражаешь?». Как я мог возражать, но понимал: где Уфа и где Ташкент. Делать было нечего. За окном-ночь. Самолёт летел в Уфу.
       Как-то быстро произошла посадка, уже светало, человек вышел, нас заправили, и мы снова взлетели. Снова-холод. Но лететь уже не пять часов, как из Москвы, а несколько больше. Я старался уснуть, застывали ноги. Зимнюю обувь я не брал. Встрепенулся от того, что в окно и в глаза брызнул яркий сноп света.  Над горизонтом поднималось солнце.

Где-то в полдень мы приземлялись уже в Ташкенте. Когда открылась дверь, и я выглянул в проём двери, то на меня дохнул жаркий сноп воздуха, как в сауне. Я отпрянул назад. Лётчики смеялись. В Ташкенте было сорок градусов тепла в тени. Мы стояли на бетонной полосе, и тоже вдали от основных взлётных полос. Над нами ярко светило и нещадно грело солнце. И это было не в тени!

Приехал в дирекцию завода. Переговоры состоялись быстро. За наши телевизоры нам давали восемьдесят огромных катушек провода весом по восемьдесят килограмм каждая. Лётчики отдыхали, а я некоторое время гулял по Ташкенту. Я здесь бывал раньше. Сидел в чайхане, ел лагман, и пил зелёный чай с лепёшками, наливая его в пиалу из пузатого чайника. Эту еду я очень любил. Бывая в Москве в командировках, я иногда доезжал до Рахмановского переулка, где был Минздрав, и недалеко от него был ресторан Ташкент. Там я и баловал себя лагманом, иногда мантами, но неизменно с лепёшками и зелёным чаем из пиалы. Страсть к зелёному чаю осталась до сего времени. Но пью только элитные сорта чая из Шри -Ланка, упакованных там же.

Приехал в аэропорт. Катушки были погружены на тележки, на которых раньше возили багаж на вокзалах. Тележек было много. Но кто это погрузит в самолёт. Погрузчика нигде не было видно. Только – трактор, который мог буксировать эти тележки к самолёту.
На траве лежали несколько парней-узбеков. По- русски понимали хорошо. Я попросил их помочь погрузить в самолёт мой груз. Один, перекладывая травинку из одного конца рта к другому, просто сказал: «Две тысячи долларов».  Я переспросил. Ответ был тот же. У меня таких денег не было. В моём дипломате было про запас две бутылки конька, и некоторое количество долларов на расходы. На все мои разговоры они отрицательно мотали головами.
Я пошёл к пилотам под палящим солнцем. Было не до жары. Лётчики тоже сказали, что в грузчики они не нанимались. Спросили сколько у меня есть долларов. Я сказал, что где-то долларов двести.
Они согласились. У самолёта была аппарель- в хвосте пологий трап, по нему могла заезжать техника, завозить грузы. Пилоты сбрасывали катушки на автомобильные камеры, и закатывали их в самолёт, укрывая их сетями. Мокрые, потные, злые они прошли в кабину, я отдал им деньги. Мы взлетели.
По каким-то причинам нужно было лететь на Ашхабад. Не знаю.  Под нами был Каспий! Внизу- голубое море, вверху- голубое небо, зрелище не для новичков. Я потерял ориентацию: где небо, а где море. Старался не смотреть в окно и задёрнул задвижку. Поздно ночью приземлились в Ашхабаде. Жара страшная, даже ночью.

Пошли в гостиницу для пилотов. Устроились. Через час все проснулись. Множество клопов ползло по стенам, кроватям. Ужас!
Я устроился на столе. Остальные- на голых сетках. Спать уже не хотелось.
Утром механики заправки потребовали за заправку две канистры спирта- антиобледенители. Пришлось командиру отдать. Это был уже не СССР! Всё. Ушло всё в прошлое. Взлетели. Горы, равнины, через некоторое время пролетаем Волгоград: Мамаев Курган-на нём Родину-  мать с мечом в руках. Город, в который я когда-то получил распределение из института. Город по своей жаре так был похож на Ташкент! Я его никогда не любил из-за этой жары.

Приземлялись мы в Балабаново.  Очевидно- это был один из штатных военных аэродромов. Сквозь небольшие щели в бетонке прорастала трава. Никаких зданий возле взлётной полосы не было, только пункт управления и конус для направления ветра.
Пилоты сразу ушли, прощаясь со мной.

Ко мне из моего радиозавода должны были прийти машины. Вскоре они приехали: вернее пришла одна большая. Водитель был знакомый. Он посмотрел на груз, и сразу сказал, что у него радикулит, и он к этим катушкам не притронется. А их(катушки) нужно было скатывать с трапа самолёта и поднимать на высокий борт машины. Кто это сделает. Начальство этот момент не продумало.
Мы сидели так около часа.  Поодаль шли несколько мужиков. Откуда они тут взялись? Я пошёл к ним навстречу. Сказал, что в дипломате у меня есть две бутылки коньяка, но нужно сгрузить и погрузить вот эти катушки. Мужики долго раздумывать не стали. Коньяк их манил.  Через два часа всё было перегружено, и они получили свои бутылки с коньяком и удалились.
В Ташкенте ушлые парни потребовали две тысячи долларов за погрузку, наши мужики удовлетворились двумя бутылками коньяка!  Такое бывает ТОЛЬКО в России! Хорошо это или плохо, не знаю. Но тогда мне казалось, что это просто здорово!

Через день самолёт уже без меня летел в Каунас и вёз им проволоку. Нам пошли селекторы. СССР как бы ещё жил…
 Нет я не жалею о том, что распалась страна. Жалею о том, что заводы, которые мы построили в этих, отошедших от нас странах, остались там, и через три года остановились. Телевизионная промышленность развалилась вместе с ними. И её больше нет вообще…

29 октября 2015 года.