В рот е... ть

               
     - Наверное, я ни х..я не понимаю.
     Она резко обернулась на мой печальный, тошнотный, как я сам его называю в такие моменты, голос, со странным звуком " пффх" дунула на мешающие ей волосы, раздраженно закинула их за ухо, розовое и маленькое, мне захотелось поцеловать его, но вместо нежностей я, как и пристало говнюку, вынул бритву.
     - Ты чё ? - Она попятилась, но отступать было некуда, позади курилась гнилостными испарениями столица нашей родины город-герой Москва, настолько обожаемая всей остальной Россией, что уже давно стало своеобразным развлечением придумывание египетских казней, умозрительные картины ковровых бомбардировок Дрездена и великолепнейший гриб над Нагасаки, конечно, перекрывали яркостью образов патриархальные ветхозаветные нашествия саранчи, групповые изнасилования детей и лихие рубки бошек племен и народностей семитской группы народов, но только для меня, народишко же наш, боговдохновленный, богоизбранный и высокодуховный черпал фантазии отчего-то из Библии, хотя, и не читал ее. Ну, это как обычно, не читал, но осуждаю, как потомственный свиновод, представитель славной трудовой династии участковых уполномоченных, свиноматка-героиня с шикарным ожерельем собачьих жетонов на изрезанной ранними морщинами шее, коряворукий и косноязычный политолог-дроворуб, завсегдатай телешабашей и междусобойчиков, где говенный Жирик, имперский Коник и либеральный Ослик смешались три-в-одном, под стягом Власова Андрей Андреича, героя соцтруда, что с кличем " цоб-цобэ" ху...ит скорым маршем с вонючего Донбасса в безводный жар полупустынь, на финикийский брег, где лопоухий брат-шайтан ебош...ся с такими же чертями,кто знает, может, братьями наутро и сестрами после обеда, отцами к вечеру и женами в полночь, когда щетина бороды не колет глаз.
     - Фьюю !
     Она свистнула, прерывая мой полет воображения. Я откинул капюшон.
     - Еб... ся, - засмеялась она, - ты все-таки сделал это.
     Я сверкал лысым черепом, выбритым начисто, идеальной арийской формы в фас и явно недочеловеческой в профиль, если подумать, это вумат : спереди - фашист, сбоку слева - типа, еврей, а сбоку справа - голимый армяшка, вот, возьми меня за рупь за двадцать, фамилия татарская, паспорт русский, языков не знаю вообще никаких, даже херню эту печатаю сугубо и трегубо, как алиллуйя, по наитию, как та мартышка, чисто по-раскладам теории вероятностей, зах...вшая Шекспира.
     - Да мне до пиз...ы все национальности, брат, - тронула она меня за руку, - хошь, я тебе " Що нэ вмерла Украiна" сбацаю ?
     - Эктремизм, - насторожился я и запел " Еще Польска не сгинела", доказывая свою аполитичность и толерантность, представляя рожи даунов, гидроцефалов и имбецилов, папуасов-каннибалов, карликов-гомосексуалистов, безногих лесбиянок, таджикских младенцев в коросте и парше, плоть человеческую в последней стадии разложения, короче, всю ту байду, что человечество десять тысяч лет называло мерзостью, пока не нарисовались сверхгуманные индивидуумы, неуклонно ведущие мир к вырождению.
     - Ну, ты и сволочь, - нахмурилась она, а я захохотал.
     - Прикинь, кисуль, - почему-то мне захотелось назвать ее именно так, наверное, чары безбашенной поэтессы подействовали, хрен знает, почему, я приперся к ней только сейчас, ведь читал ее еще в " Птюче" и " Лимонке", боялся, по-ходу. Я заржал еще громче,вспомнив Живой Журнал Деда, где то выражал ему свое восхищение, то крыл х...ми, потом всплыла фамилия " Акунин" и мое веселье начало перерастать в нечто ужасающее, я катался по полу, а она, задрав ноги на кресло, поджав их под себя, с интересом наблюдала за мной.
     - Чего прикинуть-то ? Розовую кофточку ?
     Мы захохотали уже вдвоем, она ткнула пальцем в клавиатуру и на экране возникла рожа стремной тетки с невъебенно-накачанными губами, я подпрыгал и в свою очередь кликнул мышью, заорал : " Зырь!", и она свалилась на пол, бия головой в пол и держась за живот, напевая " Дети хоронят коня" и хватая меня за ногу, за колено.
     - А почему это я - сволочь ?
     Я вспомнил это обзывательство и решил огорчиться. Она села мне на колени, прижавшись грудью, глядя сверкающими глазами бесенка, обняла за шею ( и что их всех тянет к моей шее, странно) и, пытаясь выглядеть серьезной, произнесла :
     - Потому, что говоришь ужасные вещи, ставишь неудобные вопросы, вот почему.
     - Имею право.
     Она кивнула.
     - Знаю.
     - Хочешь, страшную вещь скажу ?
     Она знала, о чем я хочу сказать.
     - Не надо.
     Поцеловала. В щеку.
     - Историю хочу. Коротенькую.
     - Прямо сейчас ?
     - Почему бы и нет ?
     ... разбухшие конские яйца тихо гудели валдайским колокольчиком, перекрывая полуденное мирное жужжание шершней, довольное блеянье барана, настигшего на высоком откосе речного берега незадачливую овечку, грозный клекот грифа, преследующего ястреба-самца, одуревшего от весны, к полудню покрывшего трех уток, пять сомов и спящего в зарослях терна половца-каракалпака. Добрыня нехотя отвернулся от этого праздника жизни и прислушался к варягу.
     - И изымают они все берестяные грамоты, даже те, матерные, что через тысячу лет раскопает академик и притаранит их в " Школу злословия".
     Монотонный и гундосый говор посланника навевал скуку, вгонял в сон, кабы не княжеская служба, вышиб бы ему Добрыня все зубы, но нельзя, дипломатический иммунитет, мать его, знать бы еще, что за хрень это такая. Июльский зной, видимо, расплавил мозг варяга, ибо говорил он не по-варяжски, не по-древлянски, не по-полянски, а х...й знает, как, и х...й знает, о чем, вон, какую-то " Школу" приплел. Добрыня тряхнул головой, проводил взглядом грифа, бросившегося вдогон за медведем,  встал, потянулся, перднул.
     - В рот еб...ь.
     И пошел заседлывать коня.
     Варяг вынул кинжал булатный, глядя в блестящее лезвие, пригладил непослушные патлы и полез по лестнице в княжой терем, отбиваясь от налетевшего грифа.