Варгол 2006. Альпинизм

 
29.04.06.

Перед походом купил рюкзак за 1050 рублей, 00 копеек, но вышла лажа, и туда ничего не поместилось. Пришлось ехать с трансом, к которому были пришиты походные рюкзачные лямки ; вот ведь, повадились русские на холяву. Так мне дятлу и надо. Фото аппарат барахлил, пришлось несколько раз открывать в темноте. Правдо заработало. Но ещё не известно, что получиться ; посмотрим. Как всегда Practika 98, а плёнка AGFA Vista 200/36 (Германия).

08-15
Вокзал Узловой. Пока рассказывать нечего, нас 11 человек, Газель на Узловую не пошла, а нужна была. Пришлось покупать газель ; такси и скидоваться по 20р. А так, как нас было 11, водила выгодал 20;11=220 рублей. Прямо как в розетке.

09-22
Сидим в электричке Узловая ; Ефремов. Едем. Видим много интересного. Вот промаячил подъёмный кран с огромным магнитом на пауке. Паук ; это такая строповочная подвеска из цепей и крючьев. Промчалась дрезина, клацая своими арматурными металлоконструкциями. И так и несутся заворожительные пейзажи весенней оголовенелости. Ещё недавно лежал блёклый снег, пахло сыростью и тухлятиной. А сейчас высохло. Весенний снег впитался, испарился, подёрнулся дымкой по опушкам и придорожным посадкам. Улица пахнет весенней зеленью. Зелени-то ещё и нет, а запах уже воцарил сладким духмяном, и нагнетает на встречу поезду могучей силой Югов. Под его порывом утрачивается запах вокзальной пыли и даже не замечается легко искомый по ветру туалет. А только задувает в окна и щели царский могущественный весенний духмян. Начало пути ехали на свежем воздухе в специально отведённом для этого месте ; тамбуре. На этот раз там лежали дрова, похожие на решётчатые деревянные щиты. Один удобно располагался под ногами, второй стоял диагонально между дальними противоположенными углами. Все скамьи были заняты, и другого способа перекантовки не предвиделось, хотя скоро освободилось несколько мест и мы все-таки сели. Нас золотят мягко истекающие и плещущиеся тёплые потоки яркого солнечного света. Пилот бегает ещё бледными, без загара, но уже чумазыми пальцами вдоль грифа шестиструнной гитары и подпевает девчатам какую-то молодёжную неразбериху. Пассажиры уже не ругаются ; смерились. Кто-то разговаривает, остальных завораживает чередование ёлок с берёзками. А поезд несется, пуская дымы, рассекая порывы ветра и стуча круглыми стальными колёсами, словно рвущийся в степи караван диких коней.

13-40
Сижу на пне в Ефремове. Перекладная станция. Ветер нагнал скукатищу, но припекает. Резвятся мухи над травой. На шпалах растаяла смола, и они блестят, словно хотят расплавиться. Поразгадывали чайнворд, но с местными интеллектуалами он скоро исчерпал свои каверзы, и дело потянулось мутно. Газетой начали гонять мух, слушать мобильные мелодии, и просто скучать, обсев гору рюкзаков.

14-45
Встретились с Алёной и Сашей (тёзкой). Пришёл поезд Ефремов ; Елец. Он состоял только из одного общего вагона и дизеля, зато ехать в мягких креслах было удобно. Позвонил Факел, оказалось, что он ещё в Курске и поэтому встреча предстоит не скоро. Полакомившись вокзальной пиццей, едем дальше. Дремлем.

15-40
Время бежит энергично, как наши весенние поезда. Снова позвонил Факел и сказал, что он ещё только в Воронеже, а мы уже приближаемся к Ельцу. Слопали пачку печений, не на шутку ещё больше раздразнив этим аппетит.

17-30
Прибыли. Уже на своей старой поляне. Думаем, где нам организовать новый лагерь. Пришла SMS, сообщив, что приехал Вано-L и ждёт нас на старом месте, а в прошлый раз он с нами не ездил. Вот интересно, в каком таком месте он нас ждёт? Здесь ставить палатки и жечь костёр на отрез отказались, ссылаясь, что рядом охрана, и могут ошманать. Под охраной было принято понимать пожилого старичка, ютившегося в фургоне на близ лежащей опушке. Вот сидим, ждём когда закончатся поиски Ванятки.


 * 
* 
30.04.06

Ночь.
Пишу при свете тусклых световых диодов. Только что жгли костёр на поляне. Поляной оказалась небольшая ровная часть заповедника между рекой и обрывом. Прошлым вечером встречали Факла. Приехав он толкнул речь усталого матёрого туриста.
; Вернулся я с Украины… ; начал, было, атаман.
; Хохляндии! ; подколол кто-то.
; Ну хохляндии так хохляндии ; какая разница! ; ответил вымотанный далёкими дорогами Факел.
; Там хоть тёлки-то есть? ; продолжали кутить ребята.
; Там есть коровы, они мычат и дают молоко.
; Что-что дают?
; Мо-ло-ко, ; Вздохнул похудевший Миша.
Все засмеялись.
;Ну, так вот, ; продолжал возвратившийся из Симферополя атаман. ; Я очень рад, что вернулся обратно… Хотя не совсем обратно, ; попытался он поддержать чей-то юмор, ; но всё же вернулся… Ребята продолжали хохотать и отпустили ещё пару шуток.
; Сделал вывод, что ничего хорошего в Крыму нет, кроме гор и пещер…
Факел задумался.
; Хотя горы и пещеры ; это конечно красиво, интересно и загадочно…
Все притихли.
; А почему же там нет ничего хорошего? ; раздалось незамедлительное возмущение.
; Потому, что там нет таких близких друзей как вы!
; Гм-м,; сглотнули где-то надуманный сарказм.
; И ещё там много водки, ; огорчённо добавил Миша, налив походную кружку и резко выдохнув.
; К стати! ; вдохнул он обратно, ; я должен вернуться к тому с чего хотел начать, правда, я с этого так и не начал. Сегодня же знаменательная дата.
; Именины Факла! ; вырвалось у кого-то.
; Нет, сегодня не мои именины, я буду постарше. А сегодня исполняется 20 лет аварии на ЧАЭС!
; На ЧА чём?
; На Чернобыльской Атомной Электростанции… В нашем городе есть ликвидаторы и есть погибшие работники, ветераны ликвидаторских работ жившие в Новомосковске. По кружкам плавно разливалось с мелодичным бульканьем волшебная жидкость.
; Так давайте же почтим их память минутой молчания. ; заключил он. И все утихли.
Стало слышно урчание реки и цоканье ещё не озеленившихся веток. По ночному небу бежали почти невидимые маленькие тучки, прикрывая то одни, то другие звёзды. И казалось, что они перемигиваются с искрами горного костра, разведённого на сухих тростниковых сучьях. ; А вообще, ; прервал Михаил тишину, ; очень хорошо, что мы здесь все слетелись, и здорово, как в той песне, что все мы здесь сегодня собрались. Михаил улыбнулся.
; Ну ладно, давайте музыку! А то я уже у вас под тамаду заделался.
Девчата взяли гитару и запели.



Качнётся купол неба,
Большой и звёздно-снежный,
Как здорово,
что все мы здесь
 Сегодня собрались!


; Набрались! ; подпел один из мальчиков.


Как отблеск от заката
 Костёр в тумане пляшет,


; продолжалась песня. В долине, вокруг пляшущего костра, действительно вился густой туман, питая влагой одежду и волосы.


О чём грустишь, бродяга!
А нука! Улыбнись!!!


Словно подтрунили мы друг друга словами песни и переглянулись.
И кто-то очень добрый,
Тебе тихонько скажет…
; Т-с-сссс, ; прошипел гитарист, изображая тишину, и песню продолжили робко, почти шёпотом.

Как здорово,
что все мы здесь
 сегодня собрались! ;

; Дотянул хор на все голоса и закончил кульминацию.
; Подбросьте дров ; потухает, ; попросили из круга. И в костёр полетели хрустящие ветки. С дровами здесь добротно. Посадка на склоне вдоль обрыва, изобилует сушняком, который легко ломается, иногда, даже, разщипляясь продольно.

Но с тихой болью в горле
 Мы всех сегодня вспомним,
Чьи имена как раны
 На сердце запеклись.
Мечтами их и песнями,
Мы душу их пополним,
Как здорово, что все мы здесь
 Сегодня собрались!!!

Так в беседах и песнях у костра прошёл весь вчерашний вечер.

На это утро поднялись рано, часов в половине двенадцатого. Обычно в походах так не встают. Но на этот раз предполагалось особенное. Встав рано и даже не позавтракав, мы взяли верёвки, карабины, ну, в общем, всё снаряжение и пошустрили вверх по извилистой тропе. Горные дороги обычно идут под углом и извиваются. На искосок преодолевать поднимающиеся вверх дороги легче, чем «идти в лоб». Трава была мокрая и беспощадно мочила кеды, но в предвкушении аттракциона мы этого не замечали. Пахло изморосью и валежником. Вот сквозь ветви показались румяные в лучах восхода и под пылью красной глины горные мысы. Мы прошли не много вдоль Хребта. И остановились у того места, где были забиты франкельные крючья. Франкельные крючья ; это специальные шурупы со стальными петлями. Их вворачивают на скалах, чтобы крепить страховочные верёвки. Факел прицепил и замуфтовал два карабина, соединив их верёвкой, с целью использовать для нагрузки сразу два крюка. Третий карабин был вывешен посередине и через него пропущена верёвка. Один её конец преднзначался страхующемуся, ну значит тому, кто лезет. А другой Мишка прочно закрепил в низу, в так называемом десантере – устройтве для страховки и спуска, установленным внизу и тоже фиксированным за шлямбур. Когда лезет альпинист, верёвку туго протягивают через всю конструкцию. Десантёр удерживает человека в случае срыва, потому, что пускает верёвку только в одну сторону. Для обратного спуска есть специальный маленький рычажок. Так я, тёзка-Александр, Спонсор (Антон), Пилот и Виталик впервые испытали себя на высоте около пятидесяти метров.

The I am!
Первые попытки у меня вышли на стыдобу неудачными, но потом прикорешился один спец, в скальных тапочках и сумочкой с мелом за спиной, на обвязке. И так лихо взял максимальную высоту, что у нас разыгрался азарт. Выпросив у Факла третью попытку, удалось залезть достаточно быстро до той высоты, которую покорял Михаил Холодков по прозвищу Факел. И я остался доволен. Так завершился сегодняшний день.

костёр


А сейчас я вернулся с огромного пионерского костра в свою палатку и сделал эту ночную запись.

Кстати, произведя много прекрасных снимков, наподобие Pilot’a причмокнувшегося к оконному стеклу электровоза; кондукторши, семафорящей через окно что-то загадочное своими флажками с пьедестала платформы, и многое другое… В общем выяснил, что аппарат не протягивает фотоплёнку. Произведя подручный ремонт, пытался восполнить на прогулках утраченное. Лезу в спал мешок, мысленно рассуждая о том, какие ещё грядут приключения.

Спустя несколько минут во сне поползли стихи:



Знобит в палатке ;
Холодно не много,
И где-то в боязливой тишине,
Потоки бурноводного Варгола
 Крадутся в тихой неге. Сладко мне
 Вдыхать его таинственную негу.
Налёт упал на ветках, и во мгле
 Туман, стелясь, выпрашивает снегу,
Но тучам жаль апрель и на земле
 Лишь изморось лежит на зло ночлегу.




    Я не люблю тоску и постоянство ;
    Они мне застят Мир и потому,
     Природы благодатное убранство
    Прильнуло лихо к сердцу моему.
                Пусть будни, праздники ; но всё равно не дело,
                В указчики избрать календари.
                Я ухожу! Я уезжаю! Надоело!
                И не вернусь к вам даже до зари.
     Я буду счастлив! Тихо, мирно, скорбно!
     Блаженно, праздно, неуклонно и ещё,
     Я запишу в блокноте всё подробно,
     И фотокамеру повешу на плечо.
                Возможно, это и оценит кто-то,
                Случайно вскрыв конверт или тетрадь.
                Мой текст убогий и простые фото,
                А может, не оценит ;
                наплевать!

 * 
* 
01.05.06.




12-50
Вчера все кончили беситься вокруг пионерского костра и легли спать, а сегодня проснулись и снова запалили туристский костёр. Пилот, когда пошёл чистить зубы, навернулся в грязь возле реки, измазав тинистой жижей локоть и всю нижнюю часть спины. Я после завтрака пошёл мыть посуду и обнаружил, что прямо возле моих рук резвится много маленьких рыбок, они плавали близко-близко к синей миске, будто пытаясь её облизать язычками, как маленькие собачки. Я был рад подкормить постоянных жителей заповедника своими остатками макарон и увидеть, что эти обитатели могут быть и в речной воде почти ручными.

Дописка.
В этот день опять ходили на скальник. Опробовал его с другой стороны на отрицалке. Почти без успешно. Как там лазят ельчане, помня наизусть каждый уступ и отверстие, я не знаю. Со стороны моих очередных попыток, внизу ; на скальнике было углубление и поставить ноги оказалось некуда. В то же время было не за что вытягиваться на руках. Зато я узнал от местных, что оказывается, обвязку можно не встёгивать карабином, а привязывать специальным морским узлом, вплетенной восьмёркой, если нет спешки (узел вяжется долго) и острых стальных деталей, о которые можно порвать верёвку. Потом ещё одну навеску снова сделал Факел. Народу развлекалось много. Зато здесь было достаточное количество уступов, и я легко долез до верха. Пошёл кайф и адриналин. ; А адриналин, ; сказал Михаил, ; это наркотик, свободно вырабатываемый организмом.
; Что? Серьёзно? ; не поверил я с высоты.
; Ещё как!
; Во, блин! Ещё привыкнешь тут! ; пришлось отшутиться на спуске.
 
* 
* 
02.05.06


Утро.
Поспал два раза с вечера до раннего утра, и потом ещё с раннего утра почти до обеда. Первый раз проснулся в холодрыге. Хотелось писать, но вылезать из тёплого спальника было лень. Наконец природа в лице пузыря взяла своё, и я вылез. У костра сидели Кошелот и Вано-L и мёрзли. Подбросил дров. Погрелся. Ребята сказали, что сейчас спят дураки, а они ; умные и сидят у костра. Начнёт светать, подогреваться и они лягут спать, когда будет тепло. Так они и сделали. Посидели и ушли. Одному стало скучно, и пришлось лечь опять. Когда проснулся, в котелке уже кипела вода. Я умылся из холодной речки, зачерпнул чай и сел писать свою новящевую эпопею. Ничего интересного не получилось.

Дописка.
Этот день знаменателен тем, что Миха готовил деликатес. На развлекуху ушло примерно часов пять. С начала он выловил проболтавшиеся за верёвочку куриные окорочка. Мелко порезал и стал варить в большом чане. Потом припрёг Спонсора с изготовлением картофеля. Так окончилась самая начальная ; банальная стадия приготовления сложной едовой смеси. Далее последовали не традиционные приёмы кулинарного искусства. Одним из них было изготовление тёрки из пластиковой пятилитровой бутылки при помощи моего нового ножика. Вечно не выходящий из лидерского состава Спонсор (Антон) и здесь не мог отказаться от внесения своей лепты. Его крепкие мышцы правой руки были задействованы с целью изготовления морковного фарша. Говорят, что упругие старательные жилы чуть не лопнули под нагрузкой долгих изнурений, производя более часа интенсивные методичные жесты вдоль изрешечённой остриём поверхности пластмассовой горловины, заменявшей тёрку. Далее в чьей-то закоптелой миске было поджарено свиное сало. Оно пахло душисто и дразнило аппетит, хотя кто-то из евреев судорожно сказал, что когда-то это было противной свиньёй, причём грязной и вонючей, и есть он это не будет. Переложив румяное сало в чистую миску, Факел понюхал предыдущую, где ещё злорадно шкворчал обильно выпущенный жирок. И начал нарезать лук тонкими аккуратными ломтиками. В котлах уже варились мясо, картофель и капуста, остальное было всё ещё припасено на потом. Лук был поджарен также благополучно как и сало, перемешен с морковью, залит томатом и подвергнут варке в той же таре. Завершением оказалось переливание получившегося вещества в котёл.
; И всё-таки,; сказал кто-то из еле выждавших едоков,; он только с голодухи вкусным кажется. Все посмеялись и заклацали ложками.

Скалы.
В этот раз до скал добрались только к вечеру. Мы с Михой поднялись на верх. Там он стал делать навеску и парить про цифровые фотоаппараты, посмеиваясь над моей мыльницей. Но я вежливо объяснил, что денег на такие изощрения у меня нет, а были – бы, скорее пошли бы на спелео походы. Ведь у меня довольно мало опыта и попытки к руководству оказываются столь безуспешными, что порою хочется их забросить. После побывки на Варголе убедился, что сюда мне ехать со своим руководством не стоит ; слишком опасно. Поймав себя на этой скорбной мысли, я в отрез испортил себе настроение, и после лазанья энергично удалился в лагерь. Даже забыв в кулуаре брючной ремень с закреплённым на нём фотоаппаратом, которые пришлось снять, чтобы одеть обвязку. Кстати, фотоаппарат потом был очень нужен, запечатлеть найденное почти около палатки птичье гнездо, почему-то заброшенное его маленькими пернатыми жильцами. Вечером я сделал на дереве два кадра с фото вспышкой. Пришлось трудно карабкаться над рекой, пробираясь сквозь гущи веток, очевидно гнездо так было спрятано, хотя и не высоко. Вскоре не в далеке нашлось и ещё одно такое же.
bird  * 
* 
04.05.06


Прощай Варгол!
08-18
Сижу в дизеле Елец ; Ефремов. Одинокий вагон медленно ползёт в гору по вьющейся стальной колее Российской железной дороги. Вяло пятятся серые тени по выжженной солнцем траве и мелкой каменной насыпи. Извиваются, трепещат. Цепляются за столбы и аппаратные ящики, и словно не хотят, чтобы мы возвращались обратно. Да! И самим не хочется. Остались бы жить здесь, но – увы! Мы жители цивилизации, уже несколько тысяч лет как человечество решило отделиться от животного Мира, от естества, от природы. Много лет всё глубже и глубже уходя от гармонии и перекраивая Вселенную под изобретение своего навязчивого быта. И всё же до сих пор миллионы лет, отделяющие нас от каменных веков, от дикарского прошлого, гирлянды ДНК, заложенные за весь исторический период существования человечества, вычёркивая последние пару тысяч, даже сотен лет дают о себе знать. Сгустки коллективного бессознательного похожего на что-то божественное, а может быть обволакивающее нас некоторым подобием ноосферы всеобщего эгрегора, или ауры ещё помнят ту эпоху, когда люди не отделяли себя от животных. Помнит каждая клетка в организме, помнит каждый органоид, каждая молекула ностальгирует о своём прежнем месте во Вселенной. Скорбит человеческое подсознание. Пухнет головной мозг. Красуются на окнах домов герани и кактусы, пытаясь изобразить пленникам квартир их прежнюю среду обитания, метаются по квартирам питомцы ; невольники ободков и ошейников, клеток и аквариумов, холодных будок и стальных цепей. Но стараний этих существ мало. И люди собирают рюкзаки, набивая их своими пожитками, грузят багажи своих изъезженных, уже не ржущих, а тупо сигналящих автомобилей. И рвутся в каждый из мельчайших углов планеты, где ещё осталась её истинная красота. Вылезают на солнышко маленькие желтопятные ужата. Ждут на тропинках трусоватых туристов, напугают нечаянно своим внешним видом, и уступают путь! Уползая под корку жухлых трав покрытых паводковой тиной. Путь человека! Шлёпаются в воду пузатые лягушки, боясь, что их раздавят кроссовки с модным протектором. Хохочут… Злорадствуют! Нахалы, но правы! Позируют всех видов птицы на заповедных ветках. Садятся под стрехи скальника, пребрежные обнажённые корневища ; прихорашиваются. Попискивают. Подплывают на плеск человеческих рук маленькие рыбёшки. Двигают миниатюрными ротиками и плавниками, кушают гречневую кашу. Её Мишка не досолил. Соль закончилась. Мало взяли ; что там предусмотришь в этой чемоданной неразберихе. Факел им много крупы высыпал. И сухой и отваренной, всю, которая оставалась. В общем можно было бы на ней и ещё денёк ; другой прокоротать, но город, работа, цивилизация. Сижу в дизеле. Доволен. Счастлив, как обещал. Загорел. Улыбаюсь. Еду… Колёса подо мною постукивают, мелькают ёлки с берёзками, бегут встречные колеи, плавно убегают в даль бледно-туманные долины горного заповедника. Ждут институт, рефераты, отметки, сессия. Работа, компьютер, гонорары. Квартира без костра леса, дров и реки. Водопроводный кран, газовая плита и канализация. Одним словом цивилизация. Колёса всё постукивают по рельсам на стыках, увинченных болтами и гайками, выбрасываются в атмосферу клубы солярной сажи, бурлит топливо в двигателе внутреннего сгорания. Сижу. Ликую. Пью Pepsi, мучаю чернила и листы потрёпанного блокнота…


10-04

Одинокий вагон.

    Катится вагон в пути далёкие.
     Рельсам на земле конца и края нет.
     Колёса музыку выводят звонкие.
     И струится, и струится ясный свет.
                Катится вагон в пути далёкие,
                Через бездну счастий, бед и лет.
                Колёса музыку выводят звонкие.
                Покурить выходят в туалет.
     Катится вагон в пути далёкие,
     Порождает музыку на свет.
     Ели ёжатся зелёные далёкие.
     Путь ; металл и блеск, такой же хладен след.
                Катиться вагон в пути далёкие,
                Сводя порою музыку на нет,
                Вносят в тамбур багажи не лёгкие,
                Вьются дымки белых сигарет.
     Катится вагон в пути далёкие,
     Просится Вселенная в буклет.
     Но пальцы ; юные, чумазые не ловкие,
     Да и места на бумаге столько нет.
                Катится вагон в пути далёкие,
                Всю дорогу не найду ответ,
                В чём же сущность в эти дни не лёгкие
               В жизни поражений и побед.



Александр Клюев
****04.V.06