ПИОН

                Вдвоём или своим путём,
                И как зовут, и что потом,
                Мы не спросили ни о чём,
                И не клянемся, что до гроба …

                Мы любим.
                Просто любим оба.

                Ёсано  Акимо.



     Середина июня, разгар лета. Липкий, густой городской полдень. Ни малейшего движения воздуха: ни прохлады, ни тени. Никаких желаний, никаких эмоций. В этот пятничный день, когда все отбывали на свои дачные «резиденции», она была приглашена на день рождения к подруге. Выйдя из метро, она почувствовала некоторое облегчение, и про¬ходя мимо эффектно-безвкусной вывески - «Пивной бар – всегда и только для вас» - подумала: пиво… если только очень холодное…  И в ту же минуту весёлый мужской голос пропел над её плечом:
- Не пропустить ли нам по кружечке холодного пивка?
Она рассмеялась.
- Что, угадал, наши желания совпали?
        Голос ей понравился, не оборачиваясь, продолжая идти, она ответила:
- Не совсем, я не люблю пиво.
- Тогда шампанское, вино, портвейн,  коньяк, или...
- Не утруждайте себя, я люблю мадеру крымскую, настоящую.
Он присвистнул:
- Ну, это круто! Мадера. Любимый напиток Распутина! И  хотя я не Распутин, но всё ж попробую удовлетворить вашу любовь к мадере.
- Если вы не Распутин, зачем пристаёте?
- А вдруг вы царских кровей и поможете мне стать Распутиным!
-Да, я царских кровей, а вы что, импотент?
       Он рассмеялся весело и задорно.
- Я этого слова не употребляю! Между прочим, всё началось ещё в метро, когда я увидел вас,  реакция была молниеносной!
Она остановилась, повернулась к нему лицом, и в одно мгновение исчезло ощущение жажды, изнуряющей духоты и ленивого безразличия. Её сердце дрогнуло. Охваченная неизъяснимым волнением, удивляясь и радуясь своему состоянию, она открыто любовалась им: влекущие, четко очерченные губы, красивый нос и, над высоким лбом, крутые завитки чёрных коротких волос. Он улыбался, и в лукавом прищуре его глаз дрожали весёлые, озорные чёртики. Возмутительные глаза! Мне не устоять, - весело подумала она.
- У вас глаза карие…- то ли отметила, то ли спросила она.
- Конечно, только карие, - рассмеялся он, - а у вас глаза египетской кошки.
- Вы разводите египетских кошек?
- Ёще не разводил, но мечтаю! Вы как влюбляетесь? Сразу, с первого взгляда, постепенно или потом, после всего?
- Никак. Я просто загуливаю.
- На что мне рассчитывать?
- А ни на что!
- Ну, так что, закрутим роман? – спросил он, подмигивая.
- Закрутим!
- Люблю рискованных женщин.
- А я люблю нахальных мужчин.
- Как вас зовут, царская дочь?
- Я  же не спрашиваю, как зовут вас?
- Впрочем, не говорите, постараюсь угадать.
- Не тратьте впустую время, вы не сумеете угадать моё имя, оно вам неизвестно.
- Может быть пойдём логическим путём? Если в вас царская кровь, то имена всех царевен и цариц на слуху, начнём с Ольги, - и он стал перечислять известные имена особ царского рода.
- Остановитесь,  не будем называть своих имен.
- Безымянный роман?
- Да, безымянный роман. Никаких вопросов, просто вы и я. Два человека - без имени, без прошлого - встретились и разошлись, оставив друг другу на память ощущения, согласны?
- Согласен. Значит, ощутить и отпустить.
- А вы - циник. Наверное ведёте список своих побед, а потом с трудом вспоминаете, кто есть кто?
- А вы тоже подсчитываете? – улыбнулся он.
- Нет. Всех, кто был до очередной встречи, уже не существует ни в па-мяти, ни в воображении. Зачем? Жизнь прекрасна мгновениями.
- Опасные связи.
- А вы обезопасьте меня и себя, заодно.
- Берём машину, едем под кусточек рвать листочек! - Немного пошло, зато в рифму, - заключил он смеясь.
 В машине он положил руку на её  колени.
- Красивое платье, ткань шелковистая, такая же, как ваша кожа, - прошептал он.
- Ткань можете потрогать, а кожу оцените потом.
- Пожалуйста, - обратился он к водителю, - остановитесь у какого-нибудь приличного магазина.
- И у приличной аптеки, - добавила она.
Вернувшись с покупками, он сообщил:
- Мадера есть, но не крымская. Фрукты, шоколад, сыр - пойдёт? С аптекой всё в порядке.
- Когда я закручиваю роман, то перестаю есть, но фрукты не по-мешают.
Они вышли у проселочной дороги и свернули в лес.
- Я люблю небольшие поляны, открытые места, - предупредила она, - должен быть простор для воображения.
- Пригубим вина?
- Нет, потом.
- Как совпало!  Я тоже не люблю пить до того!
Они нашли удивительно уютную поляну, бережно окружённую с трёх сторон бе¬лыми берёзами. Берёзы стояли тихо, деликатно, не шевелясь, будто предчувствуя какую-то тайну и боясь спугнуть этих двоих. Открытая сторона поляны соприкасалась с изумрудным полем озимых. Мягкая  трава манила, звала прилечь. Она легла на спину, раскинула руки, прикрыла глаза. Он присел у её ног, наклонился, осторожно расстегнул застёжки на босоножках, погладил пальцы ног, колени, поцеловал их, потом лёг рядом и положил руку ей на живот. Поглаживая ткань платья, которое послушно скользило вверх, подчиняясь его руке, прильнул долгим поцелуем к её оголенному плечу, коснулся губами щеки, шеи - и затих. Сквозь охватившее её блаженство пронеслась мысль. Опытный и умелый, действует по нарастающей. Мысль показалась ей циничной, и она запретила себе думать. Освобождая одной рукой бёдра,  приник к её зовущим губам. Потом расстегнул все пуговицы на платье.
Она знала многих мужчин, но этот незнакомец не был похож на других. Она чувствовала его нежность, его бережность - он обращался с ней не как со случайной добычей, которой можно воспользоваться. Желание быть с ним не прекращалось, ей не хотелось его отпускать. Он лежал рядом, прикрыв глаза, его рука по-прежнему лежала на её животе. То, что произошло, было для неё чем-то новым. Вспыхнувшая в ней радость не исчезла, напротив – разрастаясь, заполняло всё её существо. Этот чужой мужчина стал ей вдруг близок. Ну вот ещё! Можно подумать, что это первый мужчина в моей жизни, - успокоила она себя. Ей нравились её романтические знакомства, приключения и всё то, что она называла загулами. Это давало  ощущение непрекращающейся молодости, свободы и независимости.
Время летело. Берёзы, смутясь, зашелестели листьями, заволновались и затихли.
- Ну, как, тяну я на Распутина?
- Я не люблю  Распутина, – ответила она, недовольная его вопросом.
- Ты не влюбилась в меня?
- Нет, не влюбилась. Мы уже на ты?
- Конечно. Расскажи мне, о чем ты думаешь?
- Я думаю о себе. Какая я похотливая, взбалмошная, безвольная! Лю-бой, кому я приглянулась, может утащить меня в лес, - рассмеялась она, - а Ольга ждёт меня на свой день рождения!
- Это твоя подруга?
- Да.
- Ну, так поедем к ней вместе, тем более что всё уже куплено.
- Тебе после удачной раскрутки хочется развлечься?
- А почему бы нет. Повеселимся, пообщаемся, потанцуем. Я так давно не танцевал с женщиной, и плавно за¬вершим нашу первую встречу!
Она почувствовала что может заплакать от обиды. После такого очарования, после такого взаимопроникновения, вдруг желать куда-то идти, кого-то видеть, с кем-то болтать! Ей хотелось остаться, лежать рядом с ним на траве долго, очень долго и, ощущая его присутствие, дать телу возможность впитать, запомнить его ласки и прикосновения. Потом увидеть загорающиеся звезды и молчать, просто молчать. Она поднялась, отряхнулась и весело воскликнула:
- Ты полежи, отдохни, я приведу себя в порядок и вернусь, мой милый незнакомец. Ох и обрадуется моя Оленька, увидев такого красавца!
Еще бы! – рассмеялся он, приподнимаясь.
- Я провожу тебя, давай вместе сходим, вдруг вон там, за тем кустиком, серый волк притаился, выскочит и утащит  мою драгоценную добычу! 
- Нет, позволь мне одной пойти,  с серыми волками у меня самые дружелюбные отношения - они меня не тронут.
Она быстро удалялась от сладкой поляны, так окрестила она место своей безымянной встречи. Ветви кустов цеплялись за платье, каблуки, податливо проваливаясь, застревали в почве, высокая трава жестко хлестала по обнажённым ногам. Казалось, всё вокруг противилось её уходу, словно желая удержать её, вернуть. Но решительность, с которой она пробиралась, свидетельствовала о её непреклонном решении уйти.
Первые минуты её сопровождала тишина, потом она услышала сильный, красивый голос оставленного героя.
- Ау, где же ты, моя безымянка, отзовись! Ау, иду сражаться с серым волком! Отзовись моя желанная, не пугай меня! Ay, ay...
Замедляя шаг, прислушалась. В какие-то минуты ей страстно за-хотелось прокричать громко, громко. - Я здесь, я иду к тебе!  Вернуться, прижаться к нему смеясь и целуя, упасть на траву и пусть всё повторится. Желание было таким сильным, что пришлось остановиться. Прислонившись к стволу дерева, она прикрыла глаза. Сердце отчаянно стучало, ощущение сладости не проходило, кружилась голова.   Вопреки всему, она чувствовала себя безумно счастливой. Что в нём такого, чем он так приворожил моё сердце, отчего такая радость? Ответ ей был не нужен, она желала одного: продержаться в этом состоянии, как можно дольше, и сохранить эти удивительные мгновения общения с чужим, незнакомым человеком вдруг ставшим таким близким и желанным. Неужто влюбилась? Сердце подсказывало. Да. Пусть будет то, что будет!
Выйдя на просёлочную дорогу, она уловила глухой шум машин. -
Значит шоссе рядом. Она пошла навстречу шуму и не ошиблась: мимо мча-лись машины в сторону дачных поселений. Но в противоположную сторону, по направлению к городу, машин не было.
Её прекрасное платье было испачкано, босоножки ободраны, волосы растрёпаны, но ей было всё равно как она выглядит. Она любила это платье: белое, шелковое, с редко разбросанными нежно - зелеными листьями - глубокий вырез, маленькие рукава, готовые сползти с плеч, и на плотно прилегающем лифе, в ложбинке между грудью – мелкие пуговицы. Оно соблазнительно обрисовывало фигуру, красиво обхватывая стройные ноги и бёдра. На ногах – босоножки, на довольно высоком каблучке, в тон листьям. Это был её любимый стиль: простой, в меру элегантный, но непременно с изюминкой. В ожидании машины она решила подобрать волосы и пока скалывала их, около её ног взвизгнула машина, буквально врезаясь в землю. Владелец вишневого Мерседеса, молодой, белокожий, светловолосый  - ощупывая её жадно-маслянистым взглядом, выдохнул:
-Ну что стоишь, давай, давай, заскакивай! Оглохла что ли? Что высматриваешь? Все тачки катят в обратную сторону, будешь долго куковать!
Надеясь на появление другой машины, она смотрела на дорогу, и когда та по¬казалась, сказала:
- Спасибо, голубок,  я жду вон ту тачку, в ней катит мой кавалер.
  Парень вылез из машины.
-  В этом Жигуленке?
Она вышла на дорогу, приветливо помахивая рукой, закинула нога за ногу. Машина остановилась метра за два. Изображая радость она подбежала и, наклонившись к водителю, попросила:
- Пожалуйста, довезите меня до города, у меня есть деньги.
Красивый мужчина, лет сорока, с умным  выразительным лицом, спокойно и доброжелательно произнёс:
- Пожалуйста, садитесь, - и открыл переднюю дверь.
Она не успела сказать спасибо, как блондин уже стоял у крыла машины.
- И этот старый козел твой хозяин? Дура ты, да у него ни там, ни тут, - и он похлопал себя по соответствующим местам. - У меня бабки, а у него что, хрен еловый?
- За бабки я  не работаю.
- А чем он тебя прихватил?
- Поэзией. Не уловил? Поясняю - стихами.
   - Да пошла ты... - грохнув кулаком по крыше машины он сплюнул и отошел.
- Давайте немного повременим, чтобы дать остыть этому джентельмену. Пусть отъедет. Мне бы не хотелось, чтобы вы сочли меня трусливым, но сдержанность в таких случаях необходима. Я тренирован и умею обращаться с такими, как он, но сейчас неподходящий момент. Разрешите представиться: Вадим Сергеевич.
- Я как раз оценила вашу выдержку, и  очень вам благодарна. Вы так спокойно всё восприняли и не рассердились на меня.
 Деликатно промолчав, понимая, что она не хочет назвать своё имя, он сказал:
- Вначале я подумал, что с вами что-то случилось и вы от кого-то убе¬жали, но сейчас, видя ваши глаза,  я думаю, что вы совершили какой-то пос¬тупок вас возвышающий или,  неожиданно для себя, влюбились. Ваше прелестное платье испачкано, красивая обувь ободрана.
Она удивилась его интуиции,  но промолчала.
- Я вас не утомил? – спросил он, улыбаясь.
 - Нет,  я с удовольствием вас слушаю, тем более что вы попали в самую точку. Да, я действительно убежала, только не от кого-то, а от себя. Возможно я влюблена, но помимо своей воли.
- Любовь и воля - не кровные сестры. Вы мне напомнили одну  из героинь моего любимого писателя, - задумчиво произнёс Вадим Сергеевич, но почувствовав её отрешенность и нежелание продолжать беседу, замолчал.
Откинувшись на спинку сиденья она прикрыла глаза, удивляясь той метаморфозе, которая произошла с ней. Не размышляя, она хотела,  удержать то, что зарождалось в её ликующей душе. Вспоминая каждое мгновение, возвращая себя на поляну, она растворялась в его объятиях вновь и вновь. Сладостное, жгучее состояние счастья, накатываясь, захлёстывало её, подобно набегающим волнам: и страшно, и весело, и дух захватывает!
Машина остановилась.
- Ну, вот ваш дом, - произнес Вадим Сергеевич. - Я рад знакомству с вами. Не хочу быть навязчивым, но разрешите оставить вам визитку. Жизнь странная штука, иногда нас настигает желание пообщаться с тем, кто способен нас понять, даже если это  просто случайный знакомый. Чувствуя вашу целостность, я восхищаюсь вами. Желаю чтоб всё задуманное вами, стало для вас благом.
- Какой прекрасный человек, какая чуткость ума и сердца. Ну почему я не влюбилась именно в него, вместо того, чтобы влюбиться в какого-то проходимца! - подумала она, но не огорчилась. Прежде ничего подобного с ней не происходило. С мужчинами, которые были до него, она всегда знала чего хотела, вы¬бор оставался за ней. Она могла неожиданно прийти, уйти и просто исчезнуть, не оставляя никаких надежд. В её отношениях с мужчинами, несмотря на романтизм и жажду приключений, присутствовала здоровая доля отчуждения, рассудочности и даже иронии. Она ни¬когда не рассказывала о себе и сама не любила распросов: кто, откуда, где ра¬ботает, замужем ли, где живёт и тому подобное.  Не терпела душещипательных исповедей о неудачной женитьбе, о семейных передрягах, особенно не выносила, когда жаловались на жён или говорили что-то дурное о своих близких. В таких случаях она говорила. - Я думаю, вам лучше обратиться к психоаналитику. С таким запасом сведений о своей  жизни вы мне неинтересны, и я не смогу вам помочь. Предложения о замужестве она отвергала сразу же, давая понять что свобода для неё важнее. Да и не было еще мужчины, которого она могла представить рядом с собой на всю жизнь. Замуж выходят только один paз - это было её кредо. Теперь она понимала: в её отношениях с мужчинами не 6ыло главного - любви. Как прекрасно любить!  Кто он, как зовут его? Впервые ей страстно захотелось всё узнать об этом человеке.
День за днем, в течении всей недели она носила в себе радость.  И самое удивительное было то, что радость не исчезла, напротив, она крепла и разрасталась. При воспоминании о нем у неё кружилась голова и сладко замирало сердце. Состояние безграничного всепоглощающего блаженства и сумасшедшее чувство счастья не по¬кидало её. Она отменила все встречи, не отвечала на звонки, всё окружающее перестало существовать. Она видела перед собой его лицо, глаза, улыбку, слышала его смех, его голос. Он находился в ней и это ее радовало. - Чему ты радуешься, ты даже имени его не знаешь, что он для тебя, всё уже кончено! Что же дальше, как  будешь жить? Не знаю, буду любить его одного, моего безымянного. Такая моя судьба. Главное я полюбила, а это всегда и счастье и печаль, и радость и тоска. Ну тогда почему я сбежала от него? Нет, я поступила правильно, ведь он мог любым невольным или вольным пос¬тупком, словом, жестом, взглядом убить мою любовь, а это пострашнее, чем его отсутствие. Будем жить. Почему мы? Странно, я же одна.
В наступивший субботний день она и Ольга были приглашены на открытие художественной выставки. Она проснулась бодрая, счастливая и, имея в запасе время, мысленно решала, что сегодня одеть. Нет, то платье я больше не одену, оно останется моей реликвией. Она одела маленькое короткое платье из темно-вишневого крепдешина, украшенное атласным цветком, на¬поминающим пион, золотистые босоножки на шпильке и, в тон им, небольшую дамскую су¬мочку. - Пусть все видят, какая я счастливая! Будут глазеть и приставать, но это - меня уже не волнует.
Выйдя из метро, направляясь к маршрутке, вдруг почувствовала, что её накрывает горячая волна.  Она приостановилась и, ощущая его присутствие, услышала:
- Как неправ был Александр Сергеевич, когда сказал: - Едва найдёшь в России целой, две пары стройных женских ног, - как неправ! А у меня, при виде вас, опять всё та же неприличная реакция.
- Ну что, откупорим непочатую бутылку мадеры и всё-таки выпьем за на¬шу первую встречу. Ты не забыла её?
Он  приподнял её лицо за подбородок, заглянул в глаза и смеясь воскликнул:
- Я всё понял. Как совпало, как совпало!
Потом взял её за руку и, нежно коснувшись губ, сказал:
- Пойдем.
И, если бы сию же минуту перед ней разверзлась бездна, она, не разду-мывая ни единого мгновения,  сделала свой последний шаг.
Обалделая, глупо улыбающаяся, она сидела  рядом с ним на заднем сиденье, припав к его плечу, прикрыв глаза. Он гладил её коле¬ни и тихо говорил:
- Я думал сойду с ума, я не мог понять, что произошло? Я придумы¬вал десятки причин твоего бегства. Я не сомневался, я был уверен, что ты сбежала от меня, по почему? Я вспоминал наш разговор, и вдруг меня осенило. Тебя насторожило моё желание навестить твою подругу, но я думал, что это тебе приятно и ты сама этого хочешь. И… о радость! Я понял, ты не захотела меня знакомить со своей подругой, значит что-то произошло. Я каждый день сторожил тебя у метро и готов был стоять до тех пор, пока не увижу. Я менял дислокацию, но тебя не было. Это были худшие дни моей жизни! Чёрт побери,  совершенно неожиданно я влюбился, да так,  как не влюблялся в пору своей раздольной юности. Я знал, что непременно найду тебя, но иногда надежда покидала меня. Ну что, сердце моё? Выходит, у нас с тобой любовь с первой закрутки, с перво¬го взгляда, с первого вздоха?
Блаженно улыбаясь, она молчала. Любовь переполняла её и слова были неу¬местны, они были беспомощны и невыразительны. Жалкие слова! Разве могли они передать ту ошеломляющую радость, которая разрасталась в ней?
Они подъехали к большому дачному посёлку, остановились у двухэтаж¬ого деревянного дома. - Какой красивый дом,  - подумала она. Ничего резко¬го, вычурного, выдающегося. Дом гармонично и естественно сливался с окружающим ландшафтом. Казалось он здесь родился и вырос, окруженный лужайкой с яркими разноцветными пятнами цветов. К дому вела дорожка, которую сопровождали цветущие кусты, ухоженные, но не доведенные до педантизма. Дух свободы и романтизма царил на этом куске земли. Было тихо, всё вокруг казалось безлюдным.
- Прошу, - сказал он, открывая входные двери.
        Красивая лестница вела наверх.
        Поднимайся, - сказал он, пропуская её вперед, - дверь наверняка за-перта, ключи внизу. Я сейчас!
         Их встретила просторная, светлая комната. Широкая  деревянная кровать, покрытая стёганным, апельсинового цвета, покрывалом, плетённая мебель:  туалетный столик, на столе кувшин, на подносе несколько  стаканов.  Большое овальное зеркало  на стене, на полках книги, безделушки, на полу керамическая ваза с уже  засохшими цветами, торшер и небольшая вешалка, на которой висели мужские рубашки и женский халат.
Он сдёрнул с вешалки халат, взял кувшин, улыбаясь и подмигивая, прошептал:
- Жди меня, очень жди.
Она подошла к широкому, на пол-стены, низкому окну. Окно выходило на задний двор, за оградой стоял высокий сосновый лес. Сквозь деревья просматривалась зеленая полянка и начало узкой тропинки. Окно было завешено  белой прозрачной тюлью. Раскинув руки, она легла на кровать, как тогда на поляне. Он вернулся с запотевшим кувшином, наполненным водой, с мокрой головой, с капельками влаги на смуглом обнажённом теле тренированного мужчины. Хорош, очень

хорош, - радостно отметила она.
- Как ты прекрасна, почему я не художник! Взрывная смесь темно-вишневого и апельсинового, у такой картины мужчины просто погибали бы от страсти!
Он встал на колени, прижался щекой к её ногам, снял босоножки,  и переворачивая её, как куклу, снял платье и все остальное. Она смотрела на него, поглощая взглядом каждое его движение.
- Не смотри на меня так, это опасно. Как ты прекрасна, как прекрасна.  Закрой глаза, я сейчас...
- Нет, - сказала она, - не надо, я не хочу этого.
- Как не надо, ты же можешь ...
- Я бесплодна.
- Как так, не может этого быть, при таком сложении, при такой груди!
- Повторяю, я бесплодна и полностью в твоём распоряжении, иди же ко мне, - последние слова она прошептала, готовая закричать от нетерпения и желания.
Поглощенные стихией чувств, они ушли из реальности, забыв о времени, подчиняясь инстинкту влечения друг к другу. Он не позволял ей совершать какие-то действия.
- Я с ума схожу от того, что ты такая. Ты чувствуешь каждое моё движение, ты отвечаешь мне каждой клеточкой своего существа. Твоя неж-ность, твоя покорность, твоя страсть - восхитительны! Скажи как зовут тебя, царская дочь?
- Молчи, потом, потом, - выдохнула она.
- Слушаюсь и подчиняюсь, моя царица.
Уставшие и счастливые они уснули. Она проснулась, открыла глаза. Лес за окном стоял молчаливый и темный, лишь верхушки сосен, слегка озаренные утренним светом, застыли в ожидании торжественного момента - прихода солнца. Он лежал на спине,  свободный и красивый. Она приблизила свои губы к его губам, но не поцеловала, а чуть коснулась, провела пальцем по его бровям и опущенным векам, погладила крутые завитки волос. Он от¬крыл глаза и, радостно улыбаясь, притянул её к себе, сжав в объятиях так сильно, что у неё перехватило дыхание. Чуть дыша она вдыхала запах его кожи. Она себе не принадлежала. Он, именно он, впервые наградил её чудной способностью любить. Теперь я принадлежу только ему. Взявшись за руки, словно Адам и Ева, они спустились вниз.
- Я включу обогреватель.
- Нет не надо. Горячая вода смоет твои поцелуи и ласки с моей кожи, а холодная - закрепит.
Они прижимались друг к другу то спинами, то животами. Холодные струйки воды, скатываясь, задерживались подвижными капельками влаги. Целуя, он сдувал с неё эти прозрачные бусинки, потом накинул ей на плечи свою белую рубашку. Они пили черный кофе без сахара.
- Как всё совпадает, - радовался он, как ребенок, - холодный душ, кофе без сахара, полное отсутствие аппетита. Мы с тобой -  одно целое.
- Да, я только твоя половинка, только твоя, - говорила она целуя его.
- До встречи с тобой у меня ничего не было, всё начинается только сейчас.  Запомни это, моя безымянка.
- Я тоже родилась из любви к тебе, на той поляне.
- Что тебе приготовить, радость моя?
- Пить, только пить, мой милый. Принеси мне ключевой воды. Наполняя стакан он вдруг прислушался и прошептал:
- Тише... неужели... – и, не закончив фразы, быстро одел брюки, затискал трусы в карман и, когда она захотела рассмеяться, он приложил палец к губам и тихо проговорил:
- Не волнуйся, всё будет хорошо, это не создаст проблемы, я всё устрою. Поднимайся наверх.
Замок защелкнулся дважды. Теперь я его пленница, - радостно подумала она.  - Разве может меня что-то взволновать или испугать? На свете есть только он, остальное просто не существует.
Два голоса: мужской и женский, доносились до её слуха, но она не прислу¬шивалась. Расстелив покрывало перед окном она взяла с полки книгу, присела и, открыв заложенную страницу, встретилась со своим любимым стихотворением: -"Что в имени тебе моём?"... последнее четверостишие она прочла вслух: -"Но в день печали, в тишине, произнеси его тоскуя; скажи: есть память обо мне, есть в мире сердце, где живу я”.  Да, всё совпало, - повторила она его люби¬мое изречение.
Снизу под окнами раздался звонкий женский голос.
- Петя, попробуй вытащить стекло и открыть окно, там наверху есть за-пасные ключи. Принеси лестницу. Надо же, так хотела отдохнуть, понежиться, полежать с тобой, только ради этого и приехала! Соскучилась, так редко видимся.
 Ответа не последовало, но по резкому стуку она поняла, что кто-то принёс лестницу. И тут только до её сознания дошло:  Петя, его зовут Пётр! Ни разу в жизни она не столкнулась с этим именем, хотя редким его не назовёшь, Пётр Первый, государь мой. Прыснув от смеха она подняла глаза. В окне были его голова, плечи и руки, которыми он изображал попытку открыть окно. Он смотрел на неё, озорно улыбаясь и подмигивая.
- Любовь моя, я приду к тебе, жди меня и думай обо мне, - прочла она по его губам.
- Я знаю, любимый, ты очень скоро появишься и мы опять будем вместе. Теперь я знаю, как тебя зовут. Изящным движением пальца она начертала его имя. Он сделал удивленные глаза и чуть наклонил голову в знак состоявшегося знакомства. Медленно опускаясь, он не сводил с неё глаз.
- Нет , всё напрасно, мы не сможем открыть окно,- услышала она его голос.
- Петя, давай отнесем лестницу на место.
-Пусть лежит под окном,  потом отнесу, зачем тебе лишняя работа.
- Какой ты всё-таки несобранный, как можно было потерять ключи! Да, совсем забыла, звонила Люда, я разговаривала со Славиком: купается, загорает, передает тебе привет. Как время летит, наш сын уже второклассник!
- Спасибо за приветы. Я рад за Славку.  Ты иди, отдохни с дороги, а я пойду поброжу по ле¬су, поищу грибы.   
- Фантазёр ты, Петя! Какие грибы, ещё рано, ещё не взошли, - рассмея-лась женщина.
- А вдруг уже взошли?
- Ну ладно, к обеду приходи, буду ждать, что .тебе приготовить?
- Решай сама, я не голоден.
Через несколько минут она увидела его по ту сторону  ограды. Пройдя несколько шагов, он остановился в просвете между деревьями, прислонился спиной к стволу и их глаза встретились. Она показала  книгу и жестами сообщила,  что будет читать ему стихи. Он склонил голову в знак благодарности и согласия. Её губы шевелились, она то опускала, то поднимала глаза, а он стоял и слушал беззвучные строки. Потом приложил руку к сердцу и, взмахнув руками, как крыльями, поднял их над головой, приподнимаясь, вытянулся и, изображая полёт, стал танцевать. Его движения были стремительны, пластичны и совершенны. Прижавшись к стеклу, она смотрела на него с нарастающим чувством восхищения и удивления. Как он танцует! Какой одухотворенный танец!. Вдруг он замер, прижал палец к губам и скрыл¬ся.
Она проснулась от легкого стука в окно. Надвигался вечер, по-темневший лес готовился ко сну. Верхушки деревьев, слегка покачиваясь, таинственно и многозначительно о чем-то шептались. За стеклами показалось его лицо. Открой окно и жди, - прочла она по его губам. Открыв окно, она села в позу лотоса и стала  ждать. Через несколько минут в проёме окна показались крупные, темные цветы, казалось они сами по-себе поднимались по лестнице, становясь всё выше и выше и вдруг, влажной охапкой посыпались на неё. Она взяла один цветок в руки. Это был малиново-красный  пион, пахнущий влагой и зеленью. Она прислонила его к щеке, и закружилась с ним в каком-то странном танце, загадочно улыбаясь ему, как кавалеру. Он стоял на пороге, любуясь её танцем.
- Так ты любишь пионы? Я всё думал, каких цветов тебе нарвать? Мне казалось, что ты должна любить душистые розы, ведь пионы без запаха.
- Да, милый, до своего второго рождения, в той жизни, где не было тебя,  я любила розы, но теперь - пионы навсегда останутся моими самыми любимыми цветами, а когда ты познакомишься со мной, они и для тебя станут любимыми, Иди сюда, иди ко мне! Я расскажу тебе историю моего первого рождения. Не зря я всегда верила в чудо! Я родилась в месяц цветущих пионов. В роддоме, меня на кормление моей маме приносила молоденькая, сильно окающая сестра, сопровождая свой приход одной и той же фразой. А вот и она, будем пить молочко! Мама была так счастлива и рада моему появлению, ей нравилась сестра и её необычное:  А вот и она! И когда она спросила: Как назовёте свою краса¬вицу? Мама ответила.  А вы уже дали ей имя. Какое? – удивилась сестра.  ИОНА! Так нет же та¬кого имени! Вот и хорошо, оно будет единственным. Мама любила рассказывать историю моего имени. Я полюбила свое имя,  и оно часто меня выручало. Но это еще не все. Самое удивительное, что во второе своё рождение я получила цветы, в названии которых зашифрованы наши имена:  Пётр, Иона - Пион.
Он встал на колени, поцеловал её руки и сказал:
- Иона, странное неземное имя. Ты, наверное, залетела на землю с другой планеты и уже давно была предназначена мне, Иона, моя Иона. Прости меня, моя радость, прости! Я измучил тебя, целый день взаперти, ты же ничего не ела. Не смей мне перечить, ни один грамм твоего прекрасного тела не должен исчезнуть. Ты не волнуйся, нас никто не потревожит. У Нины разболелась го¬лова, она приняла таблетку и до утра не проснётся. Я сейчас спущусь и мы устроим ужин.
Вернулся  Пётр с синим ведром, наполненным водой и с сумкой. Собрав пионы поставил их в ведро.
- Как красиво, синее и малиново-красное! Всё что ты делаешь, необык-но¬венно красиво, - воскликнула Иона.
- Такой почитатель Пушкина, как я, разве может не любить всё прекрасное.
Белой большой салфеткой Пётр покрыл стол, и разложил на тарелки принесённую еду: помидоры, варёную курицу, брынзу, банку оливок,  банку домашнего салата, и бутылку мадеры, купленную в день их первой встречи.
- Ну что, душа моя, выпьем наконец по бокалу мадеры за поименное зна¬комство! С чего начнем?
- С оливок.
- Надо же, опять совпало. Именно это я хотел тебе предложить, я очень люблю оливки.
Они разговаривали, болтали всякую чепуху, смеялись. Он спрашивал: Какие стихи ты мне читала? Угадай! - говорила она и подтверждала всё, что он называл. Ах, лгунья! Неужели всё совпало? Всё, всё совпало, - говорила она смеясь. Потом они лежали и молчали.
- Любовь моя, Иона, мне нужно спуститься, встретить утро внизу. Нина завтра утром уезжает, у неё срочная ра¬бота, и мы будем одни, понимаешь, одни!
- Ты где будешь...
Он тут же перебил её:
- Неужели ты думаешь, что я смогу...
- Нет, не думаю, иди.
Они поцелова¬лись долгим поцелуем.
- Закрою дверь на ключ, лестницу я убрал, так что ты не убежишь от меня к серому волку. Спи спокойно, моя милая.
Первая еда за весь день позволила Ионе уснуть крепким сном. Проснулась она от женского крика:
- Петя, ты только посмотри, мои пионы все оборваны! Кто это сделал, кто? Убила, если бы узнала! Какой гад это мог сделать! Неужели ты ничего не слышал, ты же чутко спишь! Я же вчера их поливала, Господи, что же это такое! Черт возьми, а куда девалось синее ведро? Нет, это уже слишком. Петя, что же ты молчишь, тебя все это не волнует?
- Я думаю, - отозвался Пётр, - что тот, кто подарил своей возлюбленной красные пионы в синем ведре, обладает незаурядным вкусом и воображением. Синее с красным - цвет любви и тайны.
- Да перестань ты молоть чепуху, неужели не видишь в каком я состоя-нии?
- Измени состояние и всё представится в другом свете.
Иона услышала, как с треском захлопнулась дверь. Минут через сорок, Пётр влетел в комнату, распахнул окно и ликуя объявил:
- Cвобода, мы свободны, мы одни! Нина уехала, я проводил её. Позвонил на работу, предупредил, что буду отсутствовать до среды. А как же ты? Давай я позвоню твоему начальнику и отпрошу тебя.
- У нас с Ольгой уговор: если меня нет, значит я загуляла. Она пишет заявление, объясняя причину, потом звонит мне и предупреждает, чтобы всё совпало.
- У тебя начальник - мужчина?
- Да, очень добрый и хороший человек.
- Добрый начальник, это очень странно.
- Ничего странного, у него две дочери, и к своим подчинённым женщи-нам он относится по-отечески, не пристаёт и не разрешает другим. Ясно?
Они провели вместе целую жизнь, огромную, ёмкую, гармоничную, наполненную радостью и счастьем. Иона впитывала каждое его слово, запоминала каждое движение, жесты, улыбку. Всё имело особое значение, всё было значительным и важным для неё. Она любовалась им, с каждым часом он становился всё прекраснее. Она прикасалась к его черным, тугим блестящим завиткам волос, вдыхала запах его кожи, а когда он смотрел на неё, его чудные  глаза излучали свет, который поднимал её над землёй.
- Нe смотри на меня так, это становится опасным, - повторяла она его слова, - я могу просто ис¬чезнуть, раствориться.
- Я всегда буду смотреть на тебя только так, а не иначе, это уже от меня не зависит, - говорил он целуя её.
- Ты давно полюбил Пушкина? - спросила Иона.
- Да, ещё со школы. Я у него учился искусству любви, помнишь: - "Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем... О, как милее ты, смиренница моя! О как мучительно тобою счастлив я..." В моих объятиях ты - именно такая.
- Прочти мне своё любимое, - попросила Иона.
- У меня все любимые. Всё зависит от настроения. "Я здесь остался б -наслажденье вкушать в неведомой тиши: забыл бы всех желаний трепет, меч¬тою б целый мир назвал - и всё бы слушал этот лепет, всё б эти ножки це¬ловал..." или вот: - "В крови горит огонь желанья, душа тобой уязвлена, лобзай меня: твои лобзанья мне слаще мирра и вина..." Это всё о тебе и для тебя, моя единственная желанная.
Иона обратила внимание на походку Петра - танцующую, утонченно-артистичную. Ей казалось, что он дурачится, но вскоре она поняла, что это его обычная походка и она сказала:
- Такое впечатление, что ты не ходишь, а танцуешь и как-то по-особому ставишь стопу. Меня очаровал твой танец. Где ты научился так танцевать?
- Не хотел тебе рассказывать, но ты попала в точку. Я окончил ба-летную школу, танцевал в Иркутском Оперном театре, затем бросил это занятие - посчитав его не мужским делом. Закончил Лётное училище, летал, а теперь создаю, ст¬рою дома. Делаю это с удовольствием:  работа творческая и созидательная. Но любовь к вертолётам - это в крови, на всю жизнь. Разбогатею, куплю вертолёт, - закончил Пётр смеясь.
- Петя, я восхищаюсь тобой! А этот дом ты создал?
- Создал и построил. Тебе нравится?
- Очень. Красивый дом, гармонично слит с природой и наверное, единственный в своём роде.
- Я не повторяюсь. Я построю тебе дом. Той ночью, без тебя, я сделал наброски. Дом будет похож на тебя: необыкновенный и волшебный.
- А кто в нём будет жить?
- Ты и я.
- Покажи мне наброски, - попросила Иона.
- Когда доведу до совершенства, покажу.
Ионе нужно было узнать о нём как можно больше и она спросила:
- Кто наградил тебя такими завитками волос? Чей ты родом?
- Мой дед по отцовской линии - Фёдор Светлов, из рода чистокровных румынских цыган, кочевавших по Сибири.  Он гордился своей родословной и часто приговаривал:  Не тот цыган, что на солнце греется, а тот, что с вьюгою метелится. Мне повезло: в нашей семье все были молоды, полны сил и здоровья. Семнадцатилетний дед увёз  бабушку, красавицу Галину, когда ей и шестнадцати не было. В семнадцать лет бабушка родила моего отца. Мы с сестрой поя¬вились один за одним у восемнадцатилетних родителей. Я рос среди веселых, добрых, энергичных людей.  Все любили друг друга, но главное понимали. Стержнем всей семьи был дед: красивый, веселый, озорной, необычайно ин¬тересный человек. Его воля, ум, энергия, весёлая удаль и жизнерадостность делали нашу жизнь легкой и радостной. Дед всё умел: плотничал, шил, клал печи, строил дома, садовничал. Пел, плясал, любил женщин, а уж как они его любили! На все укоры бабушки восклицал: Не тревожься мой Галчёнок! У цы¬гана кровь горяча, но любовь всегда одна. Любая фраза, сказанная им, была рифмованной. Поэму Пушкина "Цыгане" он знает  наизусть. Когда я спрашивал:  Почему ты не пишешь стихи? - он отвечал. Разве можно после Пушкина пи¬сать стихи! Наше кочевье, так дед называл наш просторный, чистый и светлый дом, который он построил своими руками - никого не оставлял равнодушным. Дом - душа семьи и строить его должен мужчина, хозяин, - говорил он. Любовь к Пушкину, к красивым домам, к танцам, отношение к женщине, карие глаза, за¬витки, - всё от деда. Он говорил.  Женщина - это всегда праздник, а уж ка¬кой будет праздник, зависит от нас, мужиков. Каков му-жик, таков и праздник! Моё увлечение балетом дед не одобрял, и когда я поступил в летное, несказанно обрадовался:  Пляски,  ласки - между делом! Такому соколу, как ты, по чину не на цыпочках стоять, а небо покорять! Мы с ним большие друзья. Ему всё можно доверить, всегда поймет и не осудит. Мои приезды в родительский дом - это всегда праздник и радость.
- Какой ты счастливый, я влюбилась в твою семью и особенно в деда! - воскликнула Иона.
- В него невозможно не влюбиться. Послушай Иона, любовь моя, можно я задам тебе два вопроса? То, что ты сказала про себя, неужели это правда?
- А  почему тебя это волнует? Думаешь, я хочу поймать тебя?
Он посмотрел на неё удивленно и укоризненно, будто не узнавая.
- Никогда не говори таких слов. Я хотел, я думал, какие красивые дети могли бы быть у нас.
- У тебя уже есть жена и сын.  Ты прости меня, я вздорная и глупая.
- Мне не понравился мой вопрос и твой ответ. Тогда ещё один плохой вопрос:
-   Как ты добралась, когда сбежала от меня?
- Меня подвёз мужчина. Я напомнила ему одну из героинь его любимого писателя.
- Я так и думал. Я ведь тогда побежал  за тобой, шел по запаху, вышел на дорогу и понял, что тебя кто-то увёз. Я готов был убить каждого, кто посмел это сделать.
- Это был очень корректный мужчина, он спас меня от одного уз-колобого серого самца.
- Ну надо же, так и кружат, так и кружат, стервятники! Корректный гово¬ришь, а номер телефона наверное попросил.
- Он оставил свою визитку. Я даже не знаю где она.
- Иона, золотая моя, смотри, я очень ревнив, очень! Значит сравнил с героиней? Тебя нельзя сравнивать, ты ни на кого не похожа, ты одна такая: единственная и неповторимая. Запомни это и не позволяй себя сравнивать. Ты  у меня просто чудо –расчудесное!
  Она обнимала его,  целовала, смеялась и говорила:
- А помнишь, с кем ты сравнил меня, когда приставал на улице, предлагая пиво, портвейн?
- Конечно помню. Я помню всё, моя дорогая, всё. Какую другую красавицу можно сравнить с кошкой, с этим мистическим существом, чья красота абсолют¬но совершенна! Моё отношение к этим животным  восхищенно- удивительное. Ты любишь кошек?
- Очень. Но больше всех на свете я люблю тебя. Если бы ты только знал, как я люблю тебя! Не думала, не знала, даже не представляла что любовь так прекрасна! Положи мне руку на живот, – попросила Иона, – помнишь, на поляне ты положил руку мне на живот и я уже тогда поняла, что это какой-то чудный знак.
  Пётр рассмеялся.
 - Конечно знак! У тебя такой красивый  животик, такая красивая кожа, что просто дух захватывает. Я не могу не прикасаться к тебе.
Утром Иона задумчиво произнесла:
- Cтранно, но я чувствую страшный голод, хочу есть.
Пётр обрадовался. Он готов был переварить и пережарить все содержимое холодильника.
- Давай я что-нибудь приготовлю, - предложила она.
- Ты что, - возмутился Пётр, - как можно, ты царская дочь, ты в моём доме и я должен тебя потчевать, угощать, ублажать!
Он съездил в деревню, привёз молоко, клубнику, творог, свежие яйца.
- Боже мой, неужели всё это можно съесть? - возмущалась она смеясь.
- Непременно, душа моя, можно и нужно! Ты же знаешь моё мнение: ни один грамм твоего прекрасного тела не должен исчезнуть.
Последнюю ночь они не спали. Они любили, молчали, разговаривали, смеялись,  любовались друг другом.
- Мы будем часто встречаться. Я найду другое место, у меня много зна-комых в городе и загородом, проблемы не будет. Мы не можем расстаться, у нас всё совпало, мы близкие. Наши встречи будут длинными, а расставания короткими, - шептал Петр.
Иона открыла глаза. Петр лежал рядом и, оперевшись на согнутую в локте руку,  смотрел на неё.
- Сгорая от нетерпения и желания, я ждал твоего пробуждения, чтобы сооб¬щить тебе, моя радость, как ты желанна и соблазнительна, и как совершенна твоя красота.
Она порывисто обняла его за шею, притянула к себе и, погружаясь в глубину его глаз, сказала:
- Я люблю тебя, эта любовь дана мне от Бога. Чтобы не случилось в этом мире, я всегда буду любить тебя.
Когда они покидали дом, в его глазах была такая тревога, что ей захотелось раскрыть свои намерения, но она сдержала себя. Нет, пусть будет так, как я решила, иначе все нарушится, все исчезнет и я потеряю то, что приобрела.
 Осматривая комнату, Иона спросила:
- Ты оставляешь здесь все, как есть?
- Да, разве можно трогать эти прекрасные цветы? Пусть стоят, я обновил во¬ду. В ближайшие дней десять здесь никто не появится, а у меня найдется время заскочить и замести следы нашего блаженства. 
Они молчали всю дорогу. К сердцу Ионы подкрадывалась боль.
- Я буду ждать тебя в пятницу там, где мы с тобой встретились, - проговорил Пётр глухим голосом, - ты поняла меня, ты слышишь меня?
- Да, любимый, слышу, ты не волнуйся, мой милый.
У метро он прижал её к стене и, невзирая на проходящих, поцеловал в губы.
- Ну вот, съел всю помаду, - проговорила она, сдерживаясь от желания упасть, расплакаться или закричать. - Всё, всё, уходи, я подкрашу губы и пойду, не стой около ме¬ня, иди.
После ухода Петра Иона стояла, чувствуя, что её подташнивает от волнения, голова раскалывалась, во рту было сухо. Подойдя к автомату, она набрала номер телефона и услышала голос Ольги:
- Господи, ну где тебя носит, куда ты пропала, я вся издергалась, хотела подать на розыск! Отбиваюсь, как могу. Где ты шаталась?
- В раю. Что ты написала в заявлении? 
- Простуда, температура, кашель.
- Очень хорошо. Я прибуду чуть попозже.
- Ну, знаешь, Иона, это уже чересчур, выгонят с работы!
- Не выгонят, у меня радостные предчувствия и веские причины.
Возбужденная, сияющая она появилась в офисе и, ошеломив секретаршу  объявленным. - Я беременна, - прошла в кабинет начальника и с порога воскликнула:
- Алексей Олегович, я беременна, можете меня поздравить и добавить некоторую сумму к моей зарплате. Вы же знаете, как нужно питаться при беременности - всё свежее, питательное, витаминное и вкусное!
Алексей Олегович изумленно смотрел на неё, не перебивая. Придя в себя он произнёс:
 - Иона,  ты просто неподражаема, на тебя сердиться невозможно. По-здравляю, но где же жених, когда свадьба?
- Алексей Олегович, дорогой мой начальник, ни жениха, ни свадьбы не бу¬дет, будут только роды и если вы не против, я приглашу вас на роль крестного отца. Вы согласны? Ну всё, появлюсь в своём коллективе, они уже скучают без меня. Относительно работы не беспокойтесь. Завтра, к вечеру, отчет будет у вас на столе. Вы же знаете, я вас никогда не подводила!
Коллеги по работе относились к Ионе доброжелательно и даже любили, несмотря на все её прикиды, - как говорила начальница отдела, женщина властная и слишком правильная. Любили за веселый нрав, за полное бескорыстие, за постоянное ожидание сюрпризов, которыми она разбавляла скучную атмосферу повседневной, кропотливой работы. Она легко и быстро справлялась со своими обязанностями и всегда готова была прийти на помощь тому, кто зашивался и тонул в бесконечных цифрах. Её энергия и способности позволяли ей вести свой участок работы безукоризненно:  тo, на что другие тратили неделю, она успевала выполнить за два-три дня. На все упреки, улыбаясь отвечала:
- Вы без меня пропа¬дёте, попробуйте найти такого работника, как я!
- Поздравьте меня, я беременна, - сообщала она с порога, усаживаясь на своё рабочее место и, не давая опомниться, мечтательно продолжила:
- У меня родится сын, я назову его Павлом Петровичем. Я буду заниматься своим малышом, своим маленьким пиончиком не только потом, когда он родится, а прямо сейчас - пока он будет здесь, - и она погладила свой живот. Я буду читать ему сказки и стихи Пушкина, ходить с ним на концерты, в театры, буду разговаривать с ним и всё ему рассказывать. Он будет похож на своего отца, - красивый и талантливый.
В полной тишине все слушали и смотрели на нее, не говоря ни слова. Наконец, кто-то спросил:
 - Иона, ты шутишь и разыгрываешь нас?
- Не шучу и не разыгрываю. Понимаете, я полюбила, я так счастлива, ес¬ли бы вы только знали, как мы любим друг друга, если бы знали.. .
Выражение её лица и тон голоса не вызывали сомнений в правдивости сказан¬ного.
Главная не выдержала:
- Ну, как говорится, здравствуйте и прощайте! А где же жених, отец, муж, кто он, когда свадьба? И вообще, как можно забеременеть за три дня отсутствия на работе!
- Вы забыли как это делается, - рассмеялась Иона. - А свадьба уже была лет восемь назад. Он женат, у него прекрасная жена, сын лет десяти, но какое всё это имеет значение, если мы полюбили друг друга!
- Ну если такая любовь, как ты расписываешь, пусть разводится!
- Нет, я этого совсем не хочу. Я не смогу жить с разведённым мужчи-ной, он должен будет всегда думать о своём сыне и покинутой жене, а это убьёт нашу любовь. Теперь я не смогу жить без любви, без любви к нему. Разве есть ещё что-нибудь помимо этого?
- А спать с женатым можешь? И потом, что нельзя было предохраниться. Сейчас тьма всяких способов!
- Я не захотела предохраняться, обманула его, сказала, что я бесплодна, и он поверил. Нас любовь свела. Я ведь и раньше встречалась с женатыми, но не любила, а теперь на свете только он один. Того, что было, мне хватит на всю жизнь. Что вы загрустили, всё прекрасно, всё хорошо, вы за меня не волнуйтесь, девочки! И не сидите с такими постными лицами, мой малыш должен развиваться в здоровой, веселой обстановке.
- Да, ты безнадежна, с тобой, Иона, не соскучишься, сплошые закидоны.
- А когда еще закидываться, если не в молодости!
- Ты, точно, сдвинутая, – заключила Главная, с плохо скрываемой грустью.
Всю неделю Иона была радостно возбуждена. Сходила с Ольгой на концерт, посмотрела новый нашумевший спектакль со своей любимой актрисой, записалась на занятия для будущих матерей, беззаботно веселилась, шутила. Улыбка и сча¬стливое выражение не сходило с её лица.
 - Иона, ты всё-таки нас разыгрываешь, как можно веселиться, когда такая неопределённость во всём. Странно всё это,- говорили ей.
 - В чём неопределённость? В том, что я любима и люблю, что я счастлива, что у меня родится сын, похожий на любимого? Нет, это вы странные люди. 
       Но, в пятницу ей пришлось взять себя в руки, чтобы не сорваться, не побежать к нему навстречу.
- Увези меня к себе, - попросила она Ольгу.
Сердце рвалось, стучало, стонало. Каждой клеточкой своего тос-кующего, пылающего тела она ощущала его от¬чаяние, боль, недоумение. Представляла, как он метался у метро, как искал её, встречая каждого прохожего. Она понимала, что навсегда теряет его, что больше никогда не увидит его и, почти теряя сознание, попросила:
- Оля, не от¬ходи от меня, но главное молчи, ничего не говори – мне страшно.
Она изменила маршрут своего пути, что удлинило дорогу, но не отступила. Её настигали страшные минуты тоски по его губам, рукам, объятиям. Она слышала его голос, видела его глаза. Она сдерживала себя от рыданий, зная, что если это случится, то всё внутри её содрогнётся и сердце может не выдержать, а под сердцем было существо, которое она любила и которому решила посвятить всю свою любовь. Несколько раз она направлялась к месту их встречи, но, останавливаясь, уговаривала себя. Будет ещё одна встреча, ещё одна безумная ночь, но призрак расставания не исчезнет, а это будет разъедать 'нам души и коверкать радость. Разве можно что-то изменить? У него жена, сын, как всё это можно отбросить? Но самой невыносимой была другая мысль.  Он обнимает другую женщину, пусть даже свою законную жену, целует её, исполняя свой суп¬ружеский долг.  Она задыхалась  от ревности, бессилия и безысходности. Тесты подтвердили - она была беременна. Радость её была безгранична и она запретила себе думать о Петре, во имя того существа, которое поселилось в ней.  Стало легче, она сумела подчинить и направить на ребенка все свои мысли и желания. Да, прав был Вадим Сергеевич. Любовь и воля  - не кровные сестры.
Беременность протекала легко, без рецедивов. Она не худела, не грузнела, лицо не портилось, нос не распухал. Все говорили, что она хорошеет с каждым днем. Живот, который Пётр так любил, вел себя достойно, оставаясь небольшим и аккуратным.
Однажды, уже в декабре, Иона заглянула в кармашек косметички и обнаружила визитку Вадима Сергеевича. Она набрала номер телефона. Трубку подняли сразу же.
- Алло, я вас слушаю.
Голос показался ей незнакомым.
-  Простите, я хотела бы…- она не успела договорить, как  тот же голос, не скрывая радости произнёс:
- Это вы, я безмерно рад вашему звонку.
- Я обещала вам позвонить и если у вас есть желание и время, приезжайте.
- Назовите номер вашей квартиры, – попросил Вадим Сергеевич.
Минут через сорок раздался звонок в дверь. Иона не стала пере-одеваться. Подобрала свои роскошные волосы и как была, в теплых комнатных туфлях на низком, в голубом халатике, открыла двери. Вадим Сергеевич, - с букетом белых роз, с коробкой, перетянутой лентой - элегантный, красивый, смотрел на неё. Ни тени удивления, ни тени смущения от её задорно поднятого живота.
- Здравствуйте, Вадим Сергеевич, заходите.
 -Добрый вечер... – произнёс он, - Иона, - договорила она.
- Иона, - повторил он, вручая ей розы. -  Я догадывался что вы награждены необычным именем. Ни одно из имён не совпадало с вами. Я рад вас видеть, вы стали ещё прекрасней.
- Проходите, у меня однокомнатная квартира, но, как видите, просторная.
- Разрешите мне пройти на кухню. -- - -азрешите мне пройти на кухню.
- Нет, проходите в комнату, я всё приготовила.
- Я настаиваю на кухне. Я принёс вам деликатесы, которые будут очень кстати в вашем положении, присаживайтесь, я буду вас угощать.
  Иона рассмеялась.
 - Почему все мужчины, которых я знала, всегда хотели меня накормить и все хлопоты брали на себя?
- Каждому по заслугам. Вы из тех женщин, которым каждый настоящий муж¬чина почитает за честь служить и угождать.
- Значит все встреченные мной мужчины были настоящими.
- Скорей всего так. Никудышный мужчина не решится к вам подойти, он просто струсит.
- А тот, в вишневом Мерседесе?
- Это особая порода людей.
Он ни о чём её не спрашивал, рассказывал ей забавные истории и удивительно остроумные анекдоты. Она с удовольствием слушала и смеялась. Ей было легко с ним. Он убрал стол, помыл посуду и, прощаясь, сказал:
- Иона, я очень рад, что вы станете матерью, это прекрасно. Ваш поступок заслуживает уважения и восхищения. Я не буду обременять вас собой, но хочу сказать вам: всегда, в любое время суток, если потребуется моя помощь или участие, любое - физическое или материальное - звоните, приеду. Не скрою, встреча с вами изменила мою жизнь, другие женщины перестали существовать, я заболел вами. Не подумайте, что я хочу вас разжалобить. Я человек сильный, у меня инте¬ресная работа и своя жизнь, но ваше появление самое счастливое событие. Я с радостью буду служить вам, все зависит от вашего желания.
Оставшись наедине с собой, Иона подумала.  Могла бы я воспользоваться предложением этого благородного человека? Он был ей симпатичен, с ним было легко и свободно. Он мог бы быть ей другом, обаятельным спутником, интересным собеседником, опорой, возможно прекрасным партнёром, но не более. Её душа, её тело, её жизнь принадлежали только одному человеку - её удивительному,  единственному возлюбленному.
Наступили трудные дни. Ольга познакомилась с каким-то надежным мужчиной и была постоянно занята. Иона одна ходила гулять в парк, посещала театры, концерты, много читала, ездила в гости к своим знакомым, иногда Ольга забирала ее к себе на дачу. Однажды Иона опять позвонила Вадиму Сергеевичу. Он приехал и предложил:
- Иона, у вас сейчас очень ответственный момент, разрешите мне принять участие в вашей судьбе. В моём загородном доме проживает много хороших людей: две мои кузины, младшая сестра с детьми, в воскресные дни - я приезжаю. Они вас знают, я рассказывал. Вам не будет одиноко, они люди веселые, доброжелательные, без комплексов. Дом теплый, ухоженный, площадь огромная. Соглашайтесь.
- Спасибо, Вадим, я наверное соглашусь приехать в гости и познакомиться с вашими прекрасными родственниками, но жить я должна здесь: это наше с сыном жилище, в нём мои мысли, чувства, любовь.
- Да, я понимаю вас.
В марте она родила. Роды прошли легко. Вадим устроил её в один из лучших роддомов. Его помощь, забота и нежное, необыкновенно трогательное отношение вызывали в ней теплые и благодарные чувства. Но, теперь её любовь принадлежала этому новому существу. Когда ей, на кормление, принесли сына, она воскликнула:
- Боже мой, какой же он красивый, мой маленький, мой чудный пиончик! У него темные волосы, а глаза как ночь! Я люблю тебя, мой Павел Петрович! Вы видите, какой он чудный? - спрашивала она сестру.
- Ещё бы не видеть, Павлушка, просто красавец, но почему Петрович?
- Его отца зовут Пётр.
Улыбнувшись, сестра заметила:
- Я думала он Вадимович,  впрочем какая разница? Главное, что он родился здоровым, а отца можно и заменить.
- Что вы, его отца нельзя заменить!
От няни, предложенной Вадимом, она отказалась. Она была счастлива своим положением, не огорчалась, не нервничала и всё успевала. Ей казалось, что той энергии, которая появилась после родов, ей хватило бы и на двоих малышей. Заботы о Павлушке, общение с ним, доставляло ей большую радость. Засыпала крепким, здоровым сном. Грудного молока было так много, что смеясь она говорила. - В какой-то жизни я была кормилицей младенцев.
  Вадим навещал её так часто, как она позволяла.
- Иона, я поражаюсь вашей работоспособности и силе. Всё у вас ухоженно, всё блестит и, вы - с Павлушей, хорошеете с каждым днём.
Он был очарован её сыном, с удовольствием брал его на руки, нежно касаясь его щеки, говорил:
- Знаете, Иона, я люблю этого мальчишку, в нём столько вашего.
- Что вы, он – точная  копия Пётра!
- Я имею ввиду его сущность, его очарование и притягательность.
- Если бы вы были знакомы с его отцом, вы бы изменили своё мнение.
Прошло более четырех лет. Глядя на Иону, никто не мог бы подумать, что она  одинока и испытывает какие-то трудности: её девический облик,  неотразимая женственность,  глаза, в которых была такая силы любви и тайны, что те, кто успевал заглянуть в них, становились её пленниками – не допускали подобной мысли.
Она отказывалась, отшучивалась от постоянных попыток знакомства и серьёзных предложений. Когда в офисе появился молодой, бойкий заместитель начальника, то, уже на презентации, очень активно и самонадеянно, он пытался завоевать её благосклонность, тем более что она числилась матерью одиночкой. И когда его домогания, презенты и всяческие приглашения и предложения изрядно утомили её, она вошла к нему в кабинет, присела напротив - нога за ногу и, глядя  в глаза, сказала:
- Я предупреждаю вас, если вам удастся меня соблазнить и склонить к сожительству, то это ничем хорошим для вас не кончится. Я разорю фирму, масса людей останется без работы, я буду вольна вести себя так как бог на душу положит, и вы не сумеете меня обуздать, причём весь коллектив будет знать о нашей с вами связи, я люблю играть в открытую и обожаю похваляться своими успехами. Можете представить, как к вам будут относиться сотрудники фирмы. Но главное, я разорю вас и вашу семью, а у вас двое детей, я  уже навела о вас справки. Мужчин, с которыми я сближаюсь очень близко - я опустошаю и физически, и материально, так что думайте и решайте: быть или не быть.
Она оставила его, не успевшего проронить ни слова, ошарашенного и вспотевшего. В дверях обернулась и прошептала:
- Учтите, за нами наблюдает весь коллектив, ждут развязки.
Нескольким знакомым она позволяла приглашать себя в театр, оставляя Павлика Ольге. Один раз согласилась зайти в гости. Мужчина был хорош собой, прекрасный собеседник, и она чуть-чуть расслабилась, но когда он потянулся к её губам, она вскочила и зашипев, как кошка, фыркнула.
 - Нет, нет, не трогайте меня!
Однажды позвонил Вадим.
- Иона, я переоценил себя. Я постараюсь изменить своё отношение к вам, но думаю, что это почти невозможно. Моя воля слабеет. Я уезжаю в другую страну, меня пригласили читать лекции и если... если я вам понадоблюсь и вы захотите меня видеть рядом с собой, позовите, я всё брошу и приеду. Номер своего телефона я сообщу вам, как только обустроюсь. Простите, если я нарушил ваш покой.
- Дорогой Вадим Сергеевич, я - как никто, понимаю вас. Мы с вами в одинаковом положении. Я благодарна вам за внимание, заботу и участие, за благо¬родство. Вы единственный человек, которому я могла бы довериться, но вы же знаете меня, вам известна моя история. Так сложилось, но вы, прошу вас, не исчезайте, звоните, приезжайте, я всегда рада вас видеть. Я желаю вам добра и вдохновения. Постарайтесь стать счастливым.
Её плоть противилась чужому прикосновению. Она хотела и желала только Петра, только его одного. По пятницам и особенно в знойные июньские дни, она начинала волноваться, исступленно томиться и сгорать от желания видеть и чувствовать его. Она успокаивала себя. Он не забыл меня, но у него тоже растёт сын и он так же занят им, как я. В том, что он продолжает любить её, она не сомневалась. Было много моментов, когда она обращалась к нему.  Петя, защити меня, отведи от меня всё дурное, прикрой своей любовью! И чудо происходило, всё налаживалось и устраивалось, особенно в дни болезни Павлушки, хотя он рос здоровым ребенком.
Иона водила его в спортзал для малышей, в бассейн, гуляла с ним, увозила за город, ездила к морю, много уделяла внимания его духовному развитию. Он знал много стихов, сказок, любил музыку, очень хорошо рисовал, был любознателен, умел слушать и задавать неожиданные и умные вопросы. Она радовалась и восхищалась его способности запоминать любые слова. Однажды услышанное новое слово он запоминал навсегда. Его неистощимая любознательность была всегда предметной, а не сумбурно - разбросанной. Впервые познакомившись с новым словом, Павел затихал, задумывался и через некоторое время задавал вопросы.  Так, услышав слово - чувство, он спросил:
- Мама, что такое чувство? Это когда мне больно? Чувство одно или их много? И где оно находится, в животе или в голове?
- В сердце. Чувство - это восприятие всего вокруг, это твоя способность ощущать себя и других, без слов. Ты по¬жалел человека, животное или растение потому, что почувствовал его настроение, его боль, страдание, его печаль. Чувство, это умение волноваться, испытывать радость не только за себя, но и за других. Но самое главное чувство - это любовь. Когда любишь, чувств становится особенно много.
- А головой можно чувствовать?
- Нет, понимая всё головой, ты можешь оставаться равнодушным, но если сердце твоё дрогнуло, значит ты почувствовал.
- Ладно, теперь начну всё, всё чувствовать!
Когда знакомые удивленно восклицали:
-Иона, твой сын совсем взрослый, но ему ведь всего четыре года!
- Павлику не четыре года, а пять лет! – возражала она. - До его выхода в этот мир, я девять месяцев разговаривала с ним и всё ему рассказывала. Он был самым внимательным слушателем на свете, поэтому у него такая отличная память и такой запас слов и прекрасное чувство юмора. Мы с ним ходили в театры, слушали музыку. Я была счастлива и все мои чувства и мысли принадлежали ему.
Когда на Павла накатывалось озорство, Иона разрешала ему всё: разбить чашку, швырнуть подушку, прыгать, скакать, носиться с гиканьем и воем по квартире, часто она сама принимала участие в этом буйстве. Павел любил танцевать, она ставила диск и танцевала с ним до упаду. Потом купала его, укладывала в постель и, при выключенном свете, рассказывала необыкновенно красивые романтические истории о любви, о благородстве, о дружбе, о верности  - не только людей, но и животных, и растений. В рассказах Ионы всё было одушевлено. Павел обожал эти часы, замирая, слушал и говорил:
- Мама, ты самая расчудесная, самая сказочная, самая моя любимая.
Это было такое блаженство, что его хватало сполна, чтобы чувствовать себя счастливой. Она благодарила судьбу за встречу с Петром и все сомнения по по¬воду однажды принятого решения отбрасывала.  Нет и нет. У него своя жизнь, у меня своя. Наши пути пересеклись и этого достаточно, чтобы быть счастливой.
В один из жарких дней начала городского лета, в пятницу, она стояла,  пе¬режидая смену светофора. Рядом остановилась машина. Это происходило постоянно и она привыкла делать вид, что это её не касается. Но вдруг ей показалось, что волосы на макушке загорелись. Кровь прилила к голове с такой силой, что она покрылась испариной. Повернув голову в сторону машины, она встретилась с глазами Петра. Асфальт под ее ногами заколебался и поплыл. Очнувшись, Иона открыла глаза и, ничего не ощущая, увидела сидящего рядом Петра. Нет, нет, - обмирая подумала она, - не хочу … Все кончилось и больше ничего не будет! Смертельный страх сковал её сердце. Я ничего не чувствую, во мне пустота, зачем, зачем мы встретились? Эта встреча уничтожит всё что бы¬ло, разрушит мою любовь, мне страшно.
- Останови машину, мне плохо, мне дурно,- пролепетала Иона.
Петр остановился, открыл дверь, вытащил платок и обтёр им её повлажневшее лицо, взял её руки и спрятал в них своё лицо. Её ладони оживали, впитывая тепло его губ, его дыхания. К ней возвращалась жизнь. Она хотела что-то сказать, но он положил палец к её губам и прошептал:
- Молчи!
Они выехали за город, остановились у здания с вывеской "У Петерса", вошли внутрь. Он усадил её за стол, подозвал официанта, заказал минералку и кофе черный, без сахара. Она смотрела на него, не веря тому, что видит его так близко, так реально. Его глаза на побледневшем лице, смятенные тоской и ожиданием, следили за каждым её движением, вопрошая и выжидая. Волна радости, любви, желания, накатываясь,  заполняла измученное сердце Ионы. И когда она, откинувшись на спинку стула,  рассмеялась - его губы расплылись в улыбке, глаза заблестели, и его прекрасное лицо, озарённое проступающими красками - оживилось. Они  смотрели друг на друга и смеялись, потом протянули навстречу друг другу руки и, когда их пальцы встретились - замерли от счастья. Официант молча поставил всё на стол и бесшумно удалился. Он - чужой человек, почувствовал их состояние.
- Официант, - крикнул Пётр так громко, что в проёме кухни показалось несколько голов, - принесите нам мадеру, самую лучшую!
  Улыбаясь, официант подошел к столу.
- К сожалению мадеры нет, но есть очень хорошие марочные вина.
- Ну что ж, принесите бутылку самого лучшего белого вина, самое луч-шее рыбное блюдо, овощи и обязательно самые вкусные оливки!
- Но я не хочу есть, - воспротивилась Иона.
- Что? Ты опять начинаешь капризничать, ты забыла мой наказ?
 Официант откупорил бутылку, дал попробовать вино и когда Пётр одобрил его, наполнил бокалы. Пётр поднял бокал.
- За нашу встречу, третью по счёту и последнюю. Встреч больше не будет, потому что больше не будет расставаний! Я давно так решил, но не было случая сообщить тебе об этом, моя царица! Никто и ничто не помешает мне исполнить это окончательное и безоговорочное решение, да будет так, любовь моя!
- Не надо всё сразу, я могу умереть от счастья, - взмолилась Иона глядя на него сумасшедшими глазами.
- Не смотри на меня так, ты же знаешь, чем это может кончиться, а вок¬руг нас люди.
Иона рассмеялась и вдруг вспомнила. Боже мой, как же так, я совсем забы¬ла, какая же я...
- Петя, мне  нужно срочно  позвонить,  где здесь телефон? - сказала она, вскакивая со стула, - только не ходи за мной!
- Что случилось? Телефон у меня в кармане и в машине, но насчёт - не ходи, боюсь, что у тебя на этот раз ничего не получится, .любовь моя! Мне всё равно с кем ты будешь разговаривать и кого предупреждать. Подслушивать не стану, но зная твои шальные наклонности, провожу тебя. А вдруг ты опять умчишься, - ищи ветра в поле!
- Оля,  Олечка, какое счастье, что ты дома! Пожалуйста, забери Павлика из сада, оставь его у соседки, у Ирины Михайловны, я вернусь попозже. Всё, всё! Я опять попала в рай.
-У тебя красивая машина, синяя. Вернемся в город? – сказала Иона, возвращая Петру мобильник.
- Машина синяя, это твой любимый цвет, пионы будут попозже, но сна-чала кой-куда заедем. Поляну искать не стану, но чащу густую найду, – воскликнул Петр, подмигивая.
Машина остановилась между высокими деревьями и густыми  кустарниками. Пётр открыл заднюю дверь.
- Иди сюда, - сказал он, протягивая Ионе руку.
Платье из легкого нежно-салатового крепдешина скользило под его ладонями.
- Какие послушные у тебя платья, - шептал он, прижимаясь к её коленям.
- Сколько раз я мечтала об этом, сколько ночей умирала от желания прикоснуться к тебе, вдохнуть твой запах. Неужели я снова в твоих объятиях, мой милый, - выдыхала Иона, растворяясь в его ласках.
- Да, это я, только я и никто другой... Где мой любимый животик...
Желание близости было велико. Исчезло всё, кроме самозабвенной остроты ощущений. Переливаясь в друг друга, они ушли из реальности. Очнувшись, вздрагивали от утоления и блаженства.
Иона улыбалась, представляя ту встречу, которая должна была произойти.
- Твои глаза смеются. Чему ты улыбаешься, любовь моя?
- Послушай милый, ни о чем меня не расспрашивай, доверься мне. Ты привезёшь меня к дому, в котором я живу, я поднимусь к себе, включу свет, ты увидишь меня в окне и уедешь. Утром,  часам к десяти, не раньше, ты подъедешь, поднимешься на этаж и позвонишь.  Дверь будет открыта, я буду ждать тебя. Обещаю, что никуда не исчезну, не убегу. Только не задавай вопросы,  я не способна говорить, я хочу только чувствовать.
- Хорошо, я принимаю твои условия. Это все, что ты хотела сказать?
Иона рассмеялась.
- Я думаю, что после нашей сегодняшней встречи, мне при¬дется, через определенный промежуток, еще кой с кем тебя познакомить!
- Меня не волнуют знакомства. Любые твои сюрпризы меня не собьют с на¬меченного  курса. Я готов к любым неожиданностям, моя царица!
- Посмотрим, посмотрим, - рассмеялась  Иона, теребя его блестящие завитки.
- Дорогая моя, я не сказал тебе главного: ты стала ещё прекрасней, в тебе появилось что-то такое, что завораживает меня и пугает. Годы прожитые без тебя имели странную особенность, они были мимолётны и сжаты во времени до предела, будто их не было вовсе. Ничего не происходило: безликие, трусливые дни, боясь быть на виду, незаметно и тихо умирали, не позволяя сосредотачиваться и попадаться мне на глаза: были не были. Все кончилось там, у метро, на месте нашей встречи. До пятницы я прожил вдохновенную и яркую жизнь, каждая секунда которой была заполнена тобой, твоими глазами, губами, словами, жестами, запахом твоих волос. Каждая клеточка моего существа пом¬нила тебя всю. Я помню всё, я ничего не забыл, ни единого мгновения наших встреч. Время, проведенное с тобой, было огромным сосудом счастья и радостного полёта. Я сдал заказчику один из лучших своих домов. Всё складывалось удачно, я получил хорошие деньги и подумал: ещё пара таких домов и я смогу вплотную подойти к созданию нашего с тобой дома. Но, в ночь с четверга на пятницу, я проснулся с ужасным предчувствием какой-то беды: сердце било тревогу и подсказывало, что это связано с тобой. Я страшно нерв-ничал, когда подходил к метро. Тебя не было, и я сказал себе. - Успокойся, она запаздывает. Но мысль сбивалась сердечной паникой. И когда я уже точно понял, что ты не придёшь - испугался смертельно. Я ведь не робкого десятка. Штурвал вертолета штука капризная и коварная, экстремальных ситуаций было достаточно, когда всё зависело от одной доли секунды, но я не терялся и не испытывал страха. Я должен был с кем-то поговорить. Я приехал к своему другу, с ко¬торым летал. Этот человек не раз выходил победителем из схватки с неожиданностями. Увидев моё лицо и выслушав меня, он сказал мне слова, которые вывели меня из крутого виража и вошли в меня как спасительное и единственно верное решение. - То, что случилось с тобой, я вижу - это более чем серьёзно. Но поверь мне, Пётр, поверь, бывалому волку. Всё имеет свой глубокий смысл и значение, тем более такая штука, как любовь. Она не испаряется, не исчезает, не уходит - она имеет способность вырабатывать огромную энергию, действенную и рациональную, из которой родится то, о чём догадаться невозможно и единственное условие:  не мешать её действу, ждать, верить и не отрекаться от того что есть в тебе. Ты встретишь свою прекрасную беглянку, встретишь. - Когда? - задал я достаточно глупый вопрос. - Об этом известно только там, и он поднял палец вверх, просто жди, это все что от тебя требуется. Но эти слова только потом держали и вели меня, а вначале я был уничтожен. Что только не передумал! Хотел нанять человека на твои поиски, тем более что у тебя редкостное имя, хотел поочередно дежурить у всех выходов метро, обратиться в теле-радио передачу, но пришла одна мысль, которая отвела от меня эти действия. Если ты, во второй раз, сбежала от меня, значит существует какая-то тайная причина, недоступная моему воспалённому разуму. Я помнил твои глаза, в них была такая сила любви, которая рождается единожды, я помнил твои слова: - Я всегда буду любить тебя, чтобы не произошло в этом мире. Эта любовь дана мне от Бога.
Перебирая минуты наших встреч, я почувствовал твою ревность и понял: несмотря на твою полную отрешенность от всего, что было вокруг, на твою беспечность и бесстрашие, ты не захотела делить меня ни с сыном, ни с женой, что быть любовницей в красивом доме не захочешь, для этого ты слишком горда, независима и упряма. Ты ока¬залась сильней меня, я бы так не смог.
 И я собрал всё воедино: твоё право на такое решение, твои глаза, слова друга, желание стать достойным тебя и, независимо от времени, стал готовится к нашей грядущей встрече. Эти факторы, пожалуй их было слишком много, держали меня на плаву. Но было ещё то, что вдохновляло меня более всего. Во-первых, всё это время я создавал наш дом, твоё исчезновение не уничтожило мою мечту. Я сделал  массу эскизов, отрабатывал каждую деталь, каждую мелочь: форма, высота здания, подворье, двери, окна, карнизы, фронтоны, расположение комнат, подбирал дизайн, цвета. Это доставляло мне удовольствие, я представлял как ты будешь радоваться, как будут сиять твои чудные глаза - и всё доводил до совершенства. Я уверовал: как только закончу работу над домом – мы встретимся!
- Ты завершил создание дома? – взволнованно спросила Иона.
- Молчи, - тихо произнёс Пётр, касаясь её губ. – Ты прости, - продолжил он, - если я причиню тебе боль. Во-вторых, самое главное что давало мне право верить и ждать – это твоя невозможность иметь детей. И я знал, никто тебя не отнимет, все, кто будут рядом с тобой, должны исчезнуть, испариться, даже если это будет целая стая волков.
Я ни за что не хотел появляться в своём загородном доме, я боялся со-рваться, но мне понадобились некоторые документы, которые оставались в этом доме. Когда я подъехал, то сразу почуял, что произошло что-то неприятное. Наша комната была распахнута настежь, на полу валялись сухие  затоптанные пионы, искарёженное синее ведро, постель была завязана узлом и брошена в  угол. Я спустился вниз, задыхаясь от жажды, открыл холодильник, но в нем лежала мокрая, разодранная и замороженная моя рубашка. Хотя я не винил себя ни в чем, но вдруг осознал, какую боль доставил Нине и до какого состояния довёл ни в чём  неповинную женщину, мать своего сына. Когда я собрался уходить, приехала моя сестра Людмила, Славик и Нина. Мы молча смотрели друг на друга. Сестра взяла меня за руку и увела в одну из комнат. - Петя, - сказала она, - я вижу по твоему виду, что это непоправимо. Я понимаю ты полюбил, но может быть ты найдёшь в себе силы изменить это положение? Ты наносишь незабываемую травму Славику, он же души в тебе не чает, а что будет с Ниной? Я ответил. - Разве тем, что уже произошло и что нельзя изменить я не нанёс всем травму, разве моё возвращение сможет перечеркнуть всё, что случилось? Разве Нина сможет жить с человеком, который её не любит? - Это очень трудно, - сказала сестра, - но со временем всё забудется. - А я, как же я, ты не догадалась, зная меня, что ничего уже во мне не изменится? - Ты уйдёшь к ней? – спросила сестра. Я буду её ждать. - Ждать, сколько? - Сколько потре¬буется, - ответил я. - Она ушла от тебя? Она приняла решение мне неизвестное, но вс¬треча с ней состоится ра-но или поздно. Сестра обняла меня, погладила по голове, как в детстве и сказала. Петя, я могу тебе позавидо¬вать, ты – бесёнок, весь в деда пошёл. Hу что ж, мой любимый брат, держись.
Нина сидела за столом и смотрела куда-то в стенку, я  подошёл,  сел рядом и сказал. - Нина, так получилось, совсем неожиданно, я сам не был к этому готов, я могу просить у тебя прощения, но что это по сравнению с твоей обидой и болью. - Петя, прошу тебя, я всё забуду, давай попробуем вернуться, вспомни наши отношения, ты же любил меня. Я прощала тебе многое, я догадывалась о твоих изменах, но делала вид что не замечаю, потому, что очень люблю тебя. - Я изменял тебе, но никого не любил. - А меня? - Нина, скажи, ты сможешь жить с мужчиной, который никогда не прикоснётся к тебе, потому, что это невозможно? Она разрыдалась. - Уходи, уходи, не могу больше тебя видеть!
  - Что я мог сказать ей? Я вышел во двор и yвидел перекопанную землю, выкорчеванные с корнем кусты пионов. Славик, взъерошенный - с лопатой в руках,  срывая, ещё нерасцветшие тугие красные бутоны, бросал их в разведённый костёр. Я встал рядом с ним и, глядя на горящие бутоны, сказал. - Тебе не жалко эти прекрасные нераспустившиеся цветы, в чём их вина? Нет, я ненавижу пионы, мне их не жалко, мне маму жалко! Ты, ты поменял нас на какую-то... Я остановил его. - Не говори слов, о которых потом будешь сожалеть, не говори сын. - Я не сын тебе, а ты не отец, ты... - Вот, ты опять хо¬чешь сказать что-то не то. - Я знаю, что говорю, а ты... - Слава, - перебил я его, - я полюбил,  полюбил женщину так, как никогда не любил. Моя жизнь без неё не состоится и тут уж ничего нельзя изменить. Это сильнее всех доводов, сильнее разума, это великое счастье - любить. Ты поймёшь меня, поймёшь. Я очень люблю тебя и ценю, уважаю твою маму, она прекрасная женщина, но я полюбил другую. Я ни¬когда не покину тебя, ты мой сын и всегда им будешь, я буду тебе другом, помощником и все заботы о твоём образовании возьму на себя. Ты, если захочешь будешь жить со мной. Я куплю себе квартиру, все оставляю тебе и маме. Другого не требуй, я не смогу жить с женщиной без любви, не смогу. Я говорил всё это, совершенно не думая расположить сына к себе, я просто говорил с ним,  как со взрослым человеком и он понял меня. Он молча опустился на корточки и стал выгребать обугленные бутоны, вытирая, размазывая по щекам слезы. Я обнял его, погладил по головке, такой же курчавой, как моя, поцеловал и сказал: - Дорогой мой мальчик, я люблю тебя, поверь мне, всё будет хорошо. Твоя мама встретит человека, которого тоже полюбит. Больше чем тебя? - спросил он меня. - Я думаю, что больше.
Слава учится в колледже, у него способности к рисованию и к точным наукам. Нина встречается с каким-то мужчиной. В отпуск я езжу только с сыном. Все деньги, которые зарабатываю, откладываю на два счёта: один на имя сына, другой на наш с тобой дом. Рассказываю ему о тебе,  по-моему, он почти влюблён в тебя, ты ему видишься прекрасной маленькой принцессой, еще ревновать придётся! Но знаешь, что было самым главным: я ни разу ни в чём тебя не обвинил, ни разу не подумал о тебе плохо. Я знал, чувствовал, что ты продолжаешь меня лю¬бить, и твоя любовь не раз выручала меня в трудных ситуациях. Помоги мне, - обращался я к тебе, как к божеству, и ты мне помогала.
Как тогда у метро, Петр взял Иону за подбородок и, приближая губы к ее полуоткрытому рту, выдохнул:
- Твои глаза … в них моя жизнь.
Задыхаясь от его поцелуя, она прошептала:
 -Ты опять... в каком виде я появлюсь дома?
- Там, на поляне, любовь моя, тебя этот вопрос не волновал.
- Нo, тогда не было… - она хотела сказать, - Павлика, но вовремя остановилась.
 - Сколько раз можно повторять. У тебя никого не было и не будет, у тебя есть только я...
Но этих слов Иона уже не слышала, растворяясь в его объятиях, когда исчезало всё, кроме единственного желания - любить.
Он положил голову ей на колени и, блаженно улыбаясь, прикрыл глаза.
- Пётр, поедем, уже поздно.
- Я не хочу уезжать, я хочу быть с тобой. Давай останемся здесь на всю ночь. Или ты чего-то боишься и куда-то опять спешишь?
- Мне нужно сегодня быть дома.
- Тон твоего голоса непреклонен. Ну что ж, поехали, моя царица, но уч¬ти: в последний раз я у тебя на поводу.
- Помнишь,  в нашей комнате, я задал тебе два глупейших вопроса? Хочу задать третий, возможно, ещё более бесполезный.
- Задавай, мой государь, - рассмеялась Иона.
- Если бы тогда я пообещал тебе развод, хотя если честно, в тот момент я об этом не думал, ты осталась бы, не сбежала?
- Сбежала бы непременно.
- Но почему, почему?
- Потому, что больше всего на свете я хотела сохранить  любовь к тебе!
- Любовь ко мне? Ничего не понимаю. Какая-то схоластика!
- Поймёшь потом. Поехали, не упрямься! – рассмеялась Иона, целуя его в шею.
- Уговорила. Ну что ж, пришла пора, я покажу тебе наш дом, тем более, что он всегда со мной.
Всю дорогу Иона с наслаждением просматривала красочный типографский вариант альбома, на страницах которого был изображен проект двухэтажного жилого дома под названием «Иона», с планами цокольного, первого и второго этажей, с фрагментами всех деталей, внутренней планировки, облицовки, с изображением всех помещений.  Белоснежное чудо! – восхищалась Иона, разглядывая очередной эскиз. Синяя, с бирюзовыми прожилками, облицовка фундамета, крыша более глубокого теплого тона, округлый пирамидальный подступ белых ступеней,  ведущих к дому. Удивительное сочетание необычайной пластичности, лёгкости, романтизма и, рациональная компактность всех помещений: ничего лишнего, во всём чувство меры, вкуса и удобства! Плавные, спокойные очертания дома были верхом  совершенства и гар-монии. Особый восторг у Ионы вызвала боковая спальня второго этажа и такая же столовая – на первом, с выходом на просторные полукруглые, изумительной красоты террасы, и симметрично им – с другой стороны дома – полуовальные холлы.
- Полусфера, полукруг, полуовал, как ты догадался, что это моя люби-мая форма? – воскликнула Иона.
- Ты забыла? У нас - всё совпадает!
Всё пространство дома было пронизано светом, благодаря большим, высоким, полуовальным - в верхней части, окнам, с выступающими карнизами и под ними – цветочный декор из мозаичной плитки. И самое большое фасадное окно было украшено витражом: по светло-голубому фону – летящие, танцующие темно-красные, с длинными стеблями и листьями пионы! А как  хороша была лестница, ведущая на второй этаж оформленная необыкновенно красивой, изящной балюстрадой!
- Как называется это окно? – спросила Иона, указывая на, расположенное под самой крышей, обрамлённое цветочным орнаментом, овальное окно, в верхней части которого красовался вензель из их имён.
- Такое окно называется эркер, а попросту – фонарь.
- Разве можно такой дом материализовать? - вздохнула Иона.
- Можно. Для непосвященных эта задача кажется невыполнимой, на са-мом деле это трудно и легко, так же как любить. Мастера, с которыми я работаю, могут всё. Мы создаём уникальные, неповторимые дома.
- Сто две страницы, шестьдесят листов, - задумчиво произнесла Иона.
Петр улыбнулся.
- Не догадываешься, почему шестьдесят листов?
Иона вопросительно посмотрела на Петра.
- Без малого шестьдесят месяцев разлуки с тобой. А если точнее: четыре года, одиннадцать месяцев, восемнадцать дней. Ты не подсчи-тывала?
- Нет, - растерянно произнесла Иона.
- Вот видишь, кто-то же должен был подсчитать.
- Я как-то не подумала, - смущённо отозвалась Иона и, будто споткнув-шись, добавила. – У меня был другой подсчёт.
- Дорогая моя, я не упрекаю тебя. Давай лучше помолчим.
- Ты обиделся, - рассмеялась Иона. – Вот скажи мне, что это за комнаты?
- Там указано: детские. Я давно хотел тебе сказать, что отправлю тебя к лучшим светилам и сам буду заниматься тобой всё свободное время, потому что  не верю в то, что такая любовь, как наша, может быть бес-плодной.
Если бы в эту минуту, он мог заглянуть в глубину её сияющих, счастливых глаз!
- Мама, ты где сегодня разгулялась? – удивился Павлик, встречая ее.
- Мой дорогой, случилось чудо, я попала...
- В королевство кривых зеркал? - добавил Павлик, хитро улыбаясь.
- Ты угадал, в королевство не кривых, а точных зеркал, и король хочет подарить нам дом. Хочешь посмотреть, у тебя есть настроение? - спро¬сила Иона, разворачивая перед Павлом последний разворот альбома с окончательным вариантом дома.
Внимательно рассматривая снимок, Павел затих.
 - Это не настоящим дом, это сказочный дом, я такого ещё не видел в природе, может только в книжках?
- А ты хотел бы жить в таком доме?
- Мне нравится наш дом.
- У нас не дом, а квартира.
- Я знаю, только в доме можно заблудиться, а в нашей квартире я просыпаюсь и сразу же вижу тебя, моя мамочка, и мне становится весело жить.
  Просматривая остальные листы, Павел замолчал и задумался, это означало, что он хочет сообщить что-то очень важное.
- Мама, этот дом нарисовал тот мужчина, который осыпал тебя пиона-ми?
- Как ты догадался? - рассмеялась Иона, обнимал и целуя Павлика.
- Вот это большое окно ты видишь?
- Да, это окно называется витраж.
- Витраж? Ну вот на нём пионы, нарисованные вниз головой, видишь? А около дома, что по-твоему растёт? Пионы!
- Ты самый догадливый мальчишка на свете, - воскликнула Иона и за-кружи¬лась с ним по комнате. Завтра к нам в гости придёт король, ты догадываешься?
- Мама, этот король мой папа и зовут его Петя, Петушок- золотой гребешок!
В глазах Павла зажглись озорные искорки и это предвещало буйство. С гиканьем носясь по квартире он выкрикивал:
- Я королист, я пионист, я клоунист, я верблюдист, я скандалист, я...
- Объясни мне свои силлогизмы, - хохоча спрашивала Иона.
- Ну как ты не понимаешь, если папа король, значит я королист, если пион - я пионист, если...
Павел остановился и, делая удивлённые глаза, сказал:
- Мама, я подумал, если он пион, то он должен прийти в зеленых брюках, красной  рубашке и в черных сапогах.
Иона хохотала до слез, представляя эту картину.
- Павлушка, прекрати, ты меня просто уморил!
         Обычно такого взрывного состояния ему хватало надолго.
-Мама, а что мне одеть завтра утром? – вдруг спросил он обрывая смех.
- Свой выходной костюм.
- Нет, мамочка, я одену голубые джинсы, белую футболку и свои люби-мые светлые туфли. А ты, мама, одень  своё реликтовое платье с зелеными листьями, ты  говорила, что если встретишь своего пиона -  оденешь это платье.
- Не реликтовое, а реликвийное. Я еще подумаю, что одеть в такой торжественный момент. Всё, Павлушка, давай укладываться спать, нам надо выспаться и хорошо выглядеть, мы должны понравиться нашему королю ... - пионов, - не удер¬жавшись прыснул Павлик, - всё, мамуля, я уже засыпаю, ты не сердись.
Спали они беспокойно. Павел ворочался, разбрасывал руки и чему-то улыбался во сне. Проснувшись раньше обычного, взволнованно произнёс:
- Мама, нас, наверное, уже ждут! Я побежал приводить себя в порядок.
Иона выбрала удлиненное, облегающее, декольтированное платье из кремового шифона, с короткими ниспадающими рукавами, сшитое на день рождения сына, свои любимые золотистые босоножки на шпильке и высоко подобрала волосы. Когда она, похожая на удивительную бабочку, слетевшую с небес, вышла из комнаты, Павел всплеснул руками.
- Мама, ты... нет, ты видела себя в зеркале? Мама, у меня нет слов!
- Павел, иди ко мне. Мы будем стоять вот здесь, посередине прихожей, а двери откроем заранее, - сказала Иона, глядя на часы.
Её охватывала внутренняя дрожь, которую она старалась скрыть от сына. Волнуясь и ощущая её волнение, Павел взял руку Ионы в свою ладошку и, сжимая её пальцы, сказал:
- Мамочка, ты не волнуйся, ты же самая красивая волшебная фея! Расслабься, он останется с нами, я поговорю с ним.
  Её сердце разрывалось от любви и счастливого смятения.
- Я не волнуюсь, мой милый.
- Мама, меня не обманешь, я же сердцем чувствую!
Звонок в дверь показался таким звонким и пронзительным, что Иона вздрогнула. Когда Пётр появился в дверном проёме, она чуть было не вос-кликнула. - С ума можно сойти, как всё совпало!
Пётр был одет в голубые джинсы, в белоснежную шёлковую рубашку с короткими рукавами и в светлые туфли. В одной руке он сжимал роскошный букет белорозовых пионов с нежно-розоватой окантовкой по краям лепестков, в другой, - большую коробку.
Увидев Иону и Павла, он оцепенел. Слова, приготовленные им, остались немыми. Он смотрел на эту пару неподвижным взглядом. Было трудно определить, чего было больше в этом взгляде: изумления, испуга, оторопи, растерян¬ности? Ударная, неожиданная сила видения была так велика, что казалось он лишился дара речи. Несколько секунд они онемело смотрели друг на друга. Павел разжал ладонь, освободил пальцы Ионы, подошёл к Петру и спокойно произнёс:
- Давайте знакомиться, меня зовут Павел, - сделав паузу, он оглянулся на Иону, подмигнул ей и, протягивая Петру руку, повторил:
- Меня зовут Павел Петрович Светлов, - и, не давая опомниться, спросил:
- А вы опять ободрали все пионы, только белые?
Пётр, приседая, молча опустился на пол, прислоняя спину к дверям, укладывая рядом цветы и коробку. Павлик, стараясь быть серьёзным, деловито  расположился рядом с Петром. Две головы, с блестящими завитками волос, смотрели на Иону в четыре карих глаза. Она молчала, не желая выводить их из этого гипнотического состояния. Вдруг Пётр, не поворачивая головы, охрипшим шепотом спросил:
 - Ты когда родился?  Сколько тебе лет?
Павел почесал затылок и смешно морща лоб, растягивая слова, ответил:
- Сейчас подумаю. Мне в этом году уже стукнуло  целых четыре года.
Его увлекала игра с этим ошалевшим, взрослым красивым мужчиной и, не давая ему опомниться и что-то произнести, он заговорил тихим, волшебным голосом, - так он называл голос Ионы, когда она рассказывала ему вечерние ска¬зки.
- Моя мама сидела высоко-высоко у открытого окна, окно было большое, очень большое, та¬кое широкое, но не витражное, а простое стеклянное. На небе висела луна круг¬лая, круглая и желтая.  Мама смотрела на неё.  Ты поднялся по длинной, длинной лестнице и стал сыпать на маму большие красные пионы. Пионов было много, много, и они усыпали всю маму. По¬том ты открыл дверь,  принёс синее ведро с водой, собрал все пионы и положил их в воду... Ты, -Павел понизил голос, -наклонился и поцеловал маму в губы, и я сразу зародился, - он задумался и, сделав свою коронную паузу, торжественно закончил:
- А свет я увидел двадцать шестого марта в день рождения. Я вот ду-мал, почему ты сразу не влез к маме через окно? А потом я вспомнил, ты же вернулся за синим ведром с водой, а цветы без воды не выживают!
И тут же, переходя в другую тональность, воскликнул:
- Мама,  приглашай к столу, я же кушать хочу! Вы вставайте, проходите, оставайтесь у нас жить, места вон сколько! Диван свободный, мы с мамой спим крепко, мешать вам не будем.
Пётр смотрел на Иону взглядом человека, перед которым неожиданно раскрылись двери рая. Он наклонил голову, обхватив её руками и,  уже не в силах сдерживать взрыв нарастающей сумашедшей радости, разразился оглушительным смехом. Он хохотал и сквозь смех прорывались слова:
- Цветы… цветы без воды не выживают…
Иона, глядя на содрогающегося от смеха Петра и, сидевшего рядом с ним улы¬бающегося Павлика, - сбрасывая накопившееся эмоциональное напряжение, - ве¬село и звонко расхохоталась.
Маленькая робкая прихожая, наполняясь смехом, превращалась в бесконечное свободное пространство любви и счастья.

26 июня, вторник