40 лет спустя

Прошло уже 40 лет с того дня  как молодой гасконец  Д’Артаньян впервые въехал в

Париж на старенькой лошади и познакомился там со своими верными друзьями

мушкетёрами.

С тех пор Д’Артаньян окончательно спился. Подлый склероз и подступная диарея

стали постоянными спутниками стареющего гасконца. С похмелья в его голове крутились

обрывки различных фраз, событий и песен. Д’Артаньян не спеша ехал на коне по какой-то

безлюдной улице Парижа и напевал мотив какой-то старой доброй песенки, напряжённо

пытаясь вспомнить хотя бы одно словечко из неё. «Пара, пара, пара, пара, парапара папа.

Пара пара папа па, пара пара пара» - всё бубнил Д’Артаньян. Но слова из песни

спрятались где-то очень глубоко в его памяти. «Пара пара, а слов не помню нихера» -

раздражённо буркнул он. - Но всё равно я вспомню какую – нибудь песню – пытался он

спорить с безучастным к его попыткам склерозом.  «Ах вот же…» - его глаза сверкнули

радостью. Это означало, что он ухватил за хвост отрывок из какой-то песни:

Вся жизнь прошла,

Пора судьбой заняться,

А сколько ж лет тебе детя моё, ёма ё,

Ах много, много сударь – «пейсят восемь…»

Слова «пятдесят восемь»  Д’Артаньян спел раскатисто, с душой и сразу почувствовал, что

занесло его куда-то не туда. «Да опять промашка». Ах вот ещё:

И враг наш горд,

И мы горды,

Руку согнём в коле-е- е- не…

- Блин опять какой-то бред получился. Какая рука? В каком  колене?

Вдруг в его желудке раздался долгий скрипящий стон. Это проснулась диарея.

Д’Артаньян  скривился от ноющей боли в животе и ещё отдалённых позывах. Он резко

всадил шпоры в бока лошади и с руганью направил её к ближайшей таверне. Сколько раз

он зарекался мешать Бургунское вино с шампанским. Но широкая душа пьяного гасконца

вновь и вновь заказывала всё подряд вперемешку.  Д’Артаньян осторожно спустился с

лошади, опасаясь коварной диареи, и медленно, сжимая ягодицы, зашел в таверну. «Две

бутылки Бургунского!» - скомандовал он. «И бумагу, сударь, бумагу!» - Где-то я это уже

слышал - пронеслось в его голове.

Д’Артаньян это вечер провёл как обычно в таверне. Он угощал зашедших туда

знакомых мушкетёров. Но его мысли и душа рвались к его друзьям и возлюбленной,

которых уже не было в живых.

Засыпая мертвецки пьяным он шептал: «Атос, Портос, Понос и Д’Артаньян»

Склероз и диарея уже ни на минуту не хотели отпускать старого гасконца.