С удельным весом по Лилиенталю...

* * *



Стихосложенье, суть укачиванье боли,
с его лицензией на взлётное движенье,
крылом цепляет всякий раз, помимо воли,
столбцы осин или таблицу умноженья.
И жвал осы неудержимо-жадный скрежет
над снедью гусеницы, над осенним трупом
какой-то всклень единородной нотой брезжит,
дымком отечества над самоедским супом.

Но наваждение - сколь неизбывна всё же
потребность чувствовать своими те пейзажи,
где дождь-анафема - озноб костей и кожи,
где бездорожье лижет крыши экипажей!
Где столь же вечны - заунывны и бесслёзны -
те песнопения, что в избах вдоль дороги
дрожат-пульсируют, пустые пряча дёсны, -
о мокром, глиняном, но теплокровном Боге...





* * *


Подсолнухам снесли косилкой головы,
и тёплый груз свезли на двор, к макухе.
А стебли держат стойку, как Ермолова, -
сухие губы, почвенники-духи.
Пол-осени или полсердца вынуто,
но сам себе гудишь такой же трубкой
шершавой, ибо синь и высь покинуты
иллюзией, гульливою голубкой...

А всё же, стебли, ватки с перепонками,
с удельным весом по Лилиенталю!
Как живы переливчатыми плёнками
те дни, когда мы по небу летали! -
По воздуху заветному индейскому,
вдоль лазерной наводки паутины,
всему, всему, - навязчивому, вескому, -
инопланетны, противопричинны.