Я ждал тебя... Глава 18

Чтобы не думать о Таисии, не представлять ее себе ежеминутно, нужно было занять голову другими вещами, - и руки сами потянулись к резаку. В моменты душевных волнений резьба по дереву спасала Антона, врачевала душу, обращая деструктивные мысли в созидательный порыв. Он отвлекался от своих тревог, а потом, глядишь, и тревоги лопались, как мыльный пузырь.

Мысли о Таисии не были ни разрушительны, ни мучительны, напротив, - но только думать о ней Антон не должен был. У нее наверняка были муж, дети. Антон находил ее очень красивой, хотя ничего особенного в ней, наверное, не было, - она была красива какой-то внутренней красотой, своим спокойствием и всеобъемлющей любовью. Антон погрузился в мир догадок, - и ничего, что он не находил ответов на свои вопросы, - ему просто нравилось строить гипотезы насчет Таисии, думать о ней. Если бы у нее была семья, то она не пришла бы сюда работать волонтёром, думал Антон. Интересно, что она пережила за свою жизнь? Что перечувствовала?

Антон попросил у директрисы разрешения иногда отлучаться из лагеря. Он сделал это специально; вдали от Таисии ему было легче, чем где-то поблизости от нее. Антон бродил по окрестностям, представляя себя каким-нибудь странствующим нищим, который наслаждается своей свободой. Его манили зеленые, сочные, холмистые берега, плавно спускающиеся к Оке. Тропинка то заныривала в лес, то выбегала на солнышко, чтобы подразнить, как в жмурках, дескать, вот она я, - а потом снова скрыться в зеленой чаще. Из леса тропка выводила к небольшому поселению, на окраине которого встречал путников маленький храм.

Ну где в городе и взаперти Антону было увидать зараз столько красоты?! Когда он впервые увидел этот храм, подумал, вот ведь игрушечка! - словно со страниц какой-нибудь книжки сказок выскочил этот нарядный, прехорошенький храм и встал тут, увенчав небольшой пригорок прямо над рекой. Антон всегда подолгу любовался им, находя, что хорош он любую погоду и в любое время суток. Всегда представал перед ним храмик в какой-нибудь обновке: по-разному падала на его белоснежные стены тень от огромных лип, создавая причудливые узоры. А солнечные лучи, в зависимости от момента, одевали его то розовой, то золотой, то сиреневой дымкой.

Но сущность-то, сущность оставалась неизменна: стоило кому-нибудь выйти или зайти в храм, из отворенной двери начинала струиться теплая волна любви, которую Антон вдруг очень живо почувствовал, - хотя сам войти внутрь всё не решался. Он ничего не знал о церковной жизни, боялся повести себя как-то не так. Ему казалось, что он осквернит этот красивый храм своим присутствием. Одежда на нем была нечистая, пахла потом... Храмы строятся не для таких людей, как я, думал Антон.

Потом любимая тропинка начинала спускаться под гору, в самом крутом месте кто-то заботливый сделал достаточно широкие, удобные лестницы с перилами. Обычно Антон разгонялся и молнией сбегал вниз, слушая, как приятно отстукивают его подошвы по дереву. Склоны холма были усеяны молодыми художниками, видимо, студентами, которые приезжали сюда на пленеры. Каждый из них подыскивал себе подходящее местечко, с которого, по его мнению, открывался самый живописный вид, - и погружался в творческий процесс. Никто из них не обращал внимания на Антона, который сбрасывал одежду и нырял в воды Оки.

Антон наблюдал, впитывал, запоминал; нахождение наедине с природой обогащало его больше, чем любой поход в музей. В деревеньке он повстречался с коровами, козами, несколько раз путь ему преградила важная, неспешная процессия гусей, пронеслось несколько испуганных куриц. Наблюдая за животными, Антон подумал, что вряд ли кто-то из воспитанников детского дома вживую видел кого-то из них, разве что на картинках детских книжек.

Антон отыскал несколько деревянных чурок, достал из кармана резак, - и вот на свет уже появилось небольшое хозяйство: лошадка, корова, козочка, гусь и петушок. Антон ваял из дерева всё, что видел; он знал, как провести резаком, чтобы грива у коня получилась волнистой, шерсть котенка - пушистой, а курочка - рябой. Возвратившись в лагерь после купания, Антон доделал свою работу: нашел на складе остатки краски, которой к приезду детей подновляли забор, и засохшую кисть. Очень кстати пришлась и подвернувшаяся бутылка ацетона. Добавив немного растворителя в краску и размочив кисть, Антон принялся раскрашивать своих животных. Жаль только, что цвет был только один - зеленый, и зоопарк его вышел скучноватый.

Когда фигуры подсохли, Антон выставил их на игровой площадке, рядом с песочницей. Но никто из детей почему-то не стал играть с ними, - так и остались они стоять немым украшением двора. Таисия с жалостью смотрела на эти невостребованные игрушки. Наверное, она догадалась, что Антон сам их сделал, и ей было досадно, что его старания никто не оценил. Но она также знала, почему дети не тянутся к таким игрушкам, - в этом не было их вины, они просто не знали, как с этими игрушками обращаться. Да, им что-то читали про домашних животных, учили показывать их на картинках, - но дети так и не усвоили, в чём их польза для человека, в чем заключается их роль и как с ними человеку следует обращаться. Дети приблизительно знали, что молоко дает корова, а яйца несет курица, но вот как это происходит, никто из них не знал и ни разу не видел. Они были настолько оторваны от всего естественного, живого, что ими легче воспринимались заточение и пустота, чем жизнь во всех ее красочных и многоцветных проявлениях.

И тогда Таисия решила отвести детей на скотный двор. У настоятеля храма, который был и единственным священником на всё село, было свое небольшое хозяйство, и он с радостью принял ребятишек у себя. Антон с ними не ходил, - работа не отпустила, - но зато вечером вдоволь наслушался разговоров об этом походе.

Таисия с детьми вернулись на закате; сама директриса, обеспокоенная их долгим отсутствием, вышла встречать их во двор, куда, предваряя появление детей, влился сначала гам, состоящий из их возбужденных обсуждений, восклицаний и смеха. Это был сущий клубок радости, из которого невидимая небесная спица вытягивала то один, то другой звенящий голосок. Антон в жизни не видел, чтобы воспитанники детского дома так много говорили и веселились, они стали совсем как нормальные дети. Общение с животными пошло на пользу даже самым замкнутым и апатичным детям, которые, правда, не много говорили, но зато тоже торжественно улыбались.

Антон приготовил таз с водой, в котором собирался мыть детскую обувь. Дети, стянув с себя ботинки, побежали ужинать, - они были очень голодны, - и перед входом остались только Таисия и директриса, да Антон на своей табуретке, склонившийся над тазом. Воду приходилось менять после каждой пары обуви, такая она была грязная, вся покрытая птичьим пометом. Перчаток у Антона не было, и ему приходилось отмывать ботинки голыми руками.

Близость Таисии смущала Антона; обычно женщина была окружена детьми, и для него это было, как своеобразный живой щит. Директриса сухо спросила, как всё прошло. Антон опасался, как бы она ни отчитала Таисию за позднее возвращение, но директриса была на удивление спокойна. Глядя на ее непривычно расслабленное лицо, можно было даже предположить, что она вполне довольна. Таисия на всех действовала магическим образом: ее близость и интонация голоса успокаивали и умиротворяли всех без разбора.

Таисия рассказала, что в самом начале дети были скованы и, кажется, даже напуганы. Они сбились в кучку и не отходили от нее ни на шаг. Опасливым взглядом рассматривали животных, о которых рассказывал батюшка, боялись подходить, гладить. Но потом добрый голос батюшки, которого все признали за летнего Деда Мороза, расположил их сердца, распахнул крохотные дверцы их душ, покрытые мраком и паутинками. Батюшка показал, что бояться животных не стоит, если соблюдать некоторые предосторожности, - животные добрые, они с радостью отвечают на ласку и не причинят вреда. А потом всё пошло в гору: ребята катались на лошадке в повозке, кое-кто даже изъявил желание посидеть верхом. Вместе смотрели на вечернюю дойку и всласть напились парного молока. Увидели, как задавать сена копытным. Кормили морковкой кроликов, сыпали пшено пернатым, гонялись за петухами по двору. Помяукали, погавкали, помычали, поблеяли, покукарекали, - одним словом, вспомнили, как "говорят" домашние животные, со всеми из них "пообщались", всех перегладили, перетрогали, перещупали.

Антон слушал рассказ Таисии с удовольствием, ему нравился тембр ее голоса, который никогда не поднимался до высоких нот, струился очень мягко. Дышала она чисто, спокойно. И в самом ее голосе, и в том, что она рассказывала, было столько простоты, что хотелось ее слушать и слушать.

В ответ директриса удовлетворительно кивнула и исчезла в дверном проеме, бросив на ходу:
- Таисия, идите ужинать. Обувь оставьте здесь, Антон ее пока помоет.

На их лицах играли последние светочи заката, становилось сложно рассмотреть что-нибудь в укутавшей всё полутьме. Таисия не торопилась снимать обувь, она приблизилась к Антону с явным участием.

- Простите меня! Я опять создала для вас проблему. Детишкам – радость, а вам вот работы прибавилось!

- Ничего, - сказал Антон и повернулся так, чтобы ей не был виден его больной глаз, хотя в воцарившейся мгле уже невозможно было что-либо рассмотреть.
 
- Мы часто видимся, так давайте, наконец, познакомимся. Тася, - сказала она просто и по-мальчишески протянула ему для рукопожатия ладонь.
 
- Антон, - буркнул Антон и добавил с досадой, - извините, у меня руки грязные...
Он очень хотел прикоснуться к ее руке, но этот предательский куриный помёт, которым Антон весь перепачкался...

- Давай на "ты", Антон?

- Давай, - согласился он, чуть не добавив в конце «-те», к которому привык. Антон почти никого в своей жизни не называл на «ты», он мог бы сказать «ты», наверное, только родным людям, которых у него не было.
 
- Антон, обещай мне, что когда я пойду ужинать, ты не будешь чистить мою обувь, хорошо? Я вернусь домой и сама всё сделаю...

Всмотревшись во тьму, Антон увидел только, как влажно блестят ее глаза и белеет платок на голове. Странно, но ему было обидно, что кто-то вдруг освобождает его от работы. Как раз ее туфли он хотел почистить больше всего, очень обрадовался, когда директриса наказала ему это сделать. Это было сродни тому, как после завсегдашних супа и капусты вдруг получить вкусный десерт. Которого теперь он лишался, не успев даже пустить слюну.

- Смотрите сами. Но мне не сложно.

- И это очень и очень хорошо! До завтра, Антон! - сказала Таисия и исчезла в дверном проеме вслед за директрисой.

На следующий день произошло чудо: дети начали с удовольствием играть с фигурками, которые вырезал Антон.

Продолжить чтение http://www.proza.ru/2015/11/07/608