Северные королевства, магический куб и... глава16

                Глава IV


                « ... – Иван Васильевич, где вы были?
                – В милицию замели, дело шьют... »

                Из х/ф. «Иван Васильевич меняет профессию».
 

         Виктор с усилием поднял правую руку. В темном полумраке тюремной камеры лязгнула железом цепь, и стены Башни Смерти, выложенные из грубо отесанного дикого камня, гулко усилили этот звук. Узник некоторое время тупо пялился на браслет кандалов у себя на запястье, а потом снова опустил руку. Он уселся на остатки гнилого сена, которыми  был скупо выстлан каменный пол темницы и зябко поежился. По полу заметно тянуло сыростью и холодом, несмотря на безоблачное голубое небо, ярко залитое жарким июльским солнцем там, за маленьким зарешеченным толстыми металлическими прутьями окном.


         Расположившись на полу, арестант медленно обвел унылым взглядом мрачные стены своей камеры. Со всех сторон, сколько мог дотянуться человек, стены помещения были испещрены разнообразными письменами и бесчисленными перечеркнутыми черточками, иногда одиночными, а порой нацарапанными целыми группами по семь и даже по десять штук. Безвестные предшественники нынешнего обитателя камеры оставляли здесь свои послания потомкам и считали дни, недели, месяцы, а может быть и годы своего заточения. Некоторое время Виктор читал короткие надписи, оставленные прошлыми узниками, но вскоре ему стало жутко от запечатленных на безучастных холодных камнях отчаянных криков человеческих душ, вроде: «Завтра ухожу на казнь, как же тяжко...» или: «Почему я? Люди, я не виновен!», или: «Умираю от лихорадки, прощайте!», а порой уж совсем, как то: «Надежды нет, знай это, всяк попавший сюда!».


         Он бросил чтение, со вздохом поменял положение тела, подобрав колени к груди и обхватив их руками, откинулся спиной к холодной стене камеры и закрыл глаза. Поначалу Виктору казалось, что в тюрьме царит мертвая тишина, но это ему только казалось. Стоило немного прислушаться, как он понял: Башня Смерти жила. Она жила скрипом засовов, лязгом цепей и звоном ключей, она говорила криками о пощаде, стонами мучений и воплями отчаянья, она дышала тяжелой поступью тюремщиков и шаркающими шагами узников, она глядела слепыми зарешеченными окошками камер и маленькими, едва заметными глазками в дверях, сделанных для надсмотрщиков. Все это наполняло Башню Смерти жизнью, как ни парадоксально это звучало.


         Виктор не знал, сколько времени он просидел вот так, опершись о жесткие стылые камни с закрытыми глазами. Вообще, ему казалось, что здесь, в Башне Смерти, время течет иначе, нежели чем снаружи. То, что на воле являлось мгновением тут, казалось, длилось целый час, будто сама Башня Смерти, имея власть над  временем, превращала его в подобие тугого медлительного киселя, двигавшегося вперед еле-еле специально, чтобы длить как можно дольше страдания своих узников.


         Наконец, с внешней стороны, из коридора послышались шаги, затем лязгнул замок, дверь в камеру отворилась, и на её пороге показался тюремщик – здоровенный бугай, одетый в грязную кожаную безрукавку на голое тело и холщовые штаны, подпоясанные широченным ремнем. На поясе висел в ножнах внушительных размеров кинжал. Огромные ножищи тюремщика были обуты в стоптанные кожаные башмаки с острыми носами, а ручищи у бугая были тоже огромные и волосатые. Даже сама мысль о побеге, промелькнувшая было в голове у Виктора, когда за дверью заскрипел, отодвигаясь, засов, теперь, при виде этого громилы, показалась ему глупой и несбыточной.


          Амбал несколько секунд бестолково глядел на узника, а потом заявил:
          –     Эй ты, карбонарий хренов, а ну, подъем!
          –     Чего? – вяло переспросил Виктор.
          –     Щас как пинка долбану под сраку, узнаешь, чего! – заорал детина, выкатывая страшные глазищи на своем мясистом лице и брызгая слюной. – Встать я сказал!


          Виктор нехотя поднялся, гремя кандалами на руках и ногах.
          –     Пшёл вперед! – с нескрываемой неприязнью приказал тюремщик, бесцеремонно хватая арестанта за шиворот и грубо выталкивая его в дверной проем.


          Они пошли по широкому тюремному коридору, который заметно закруглялся
вправо, напоминая о том, что тюрьма была, в общем-то, обыкновенной круглой башней. Хотя нет, не обыкновенной башней, а Башней Смерти. Насколько Виктор знал, узники отсюда очень редко выходили наружу живыми, а невредимыми – вообще никогда.

 
          Впереди, поперек мрачного, слабо освещенного редкими факелами прохода с узкими, в ладонь, и длинными, похожими на бойницы окнами, показалась массивная решетка во весь проем, из мощных железных прутьев, с небольшой решетчатой дверью посередине, запертой на увесистый амбарный замок.
          –     Стоять, руки за спину, лицом к стене! – громко и отрывисто приказал тюремщик, когда они подошли к решетке. Виктор послушно остановился и отвернулся, уставившись взглядом в грубую каменную кладку перед собой. Тюремщик за его спиной, гремя ключами, поковырялся несколько секунд, отпер решетчатую дверь и снова рявкнул. – Проходи! – Виктор вошел за решетку, затем тюремщик прошел следом и опять потребовал:
          –     Руки за спину, лицом к стене!


          Все повторилось: звон ключей, возня (это здоровяк обратно запер дверь на замок), потом снова последовал команда: "Вперед!" – и они пошли дальше, миновали полутемную комнату с распахнутой дверью в коридор, где было два лежака, стол между ними и потрескивал горящими дровами камин. Из комнаты заметно тянуло теплом, луком и спиртным. Затем конвой преодолел ещё одну решетку, за которой оказалась кордегардия тоже с распахнутыми настежь дверями. Тут, у второй решетки, тюремщик передал Виктора двум подошедшим гвардейцам, а сам запер изнутри решетку и пропал в комнатке с запахом лука и выпивки, видимо это было помещение тюремной охраны.


          Проходя мимо кордегардии, Виктор машинально повернул голову, чтобы поглядеть внутрь, но один из ведших его солдат заметил это и на ходу, не сбавляя шага, гулко захлопнул дверь, так что Виктор ничего не успел увидеть, кроме какого-то смутного движения.


          Они прошли ещё дальше, стала видна очередная, последняя уже решетка, за которой находилась крутая лестница, полукругом загибающаяся вниз и оканчивающаяся далеко в глубине окованной железом дверью башни, но эскорт, не доходя до этой последней преграды перед внешним миром, остановился напротив очередной, на этот раз запертой, двери. Виктору снова приказали остановиться, а затем, грубо схватив за плечо, повернули лицом к стене, рядом с проемом. Убедившись, что узник стоит как положено, один из конвоиров осторожно приоткрыл створку, просунул внутрь голову и нерешительно спросил:
          –     Разрешите ввести заключенного, ваша светлость?


          Из комнаты что-то неразборчиво пробубнили, после чего солдат распахнул
дверь во всю ширину, бесцеремонно схватил арестанта за шиворот и втолкнул его в проем, а сам встал у него за спиной, заслонив выход.


          Виктор оказался в просторном помещении в котором, напротив двери, у противоположной стены, в которой, почти посредине, имелось узенькое и длинное, забранное решеткой окошко, находился массивный письменный стол, ярко освещенный многочисленными восковыми свечами. Метрах в полутора от стола, почти посредине помещения, стоял грубый табурет с железными ножками, намертво прикрученными к полу.


          –     Конвой свободен, – спокойным и тихим голосом сказал, мужчина, восседавший за столом в изящном и удобном на вид резном деревянном кресле. Он был одет в дорогие одежды, с огромным медальоном на массивной золотой цепи, красовавшимся на груди. У мужчины была аккуратненькая, тщательно подстриженная бородка с легкой проседью, придававшая солидности его слегка одутловатому лицу.

 
          Виктор сразу узнал в этом человеке незнакомца, которого он видел когда-то в трактире «У огнедышащего дракона» и понял, кто находится перед ним.
          –     Присаживайтесь, сэр Виктор, – всё тем же спокойным тоном обратился богатый вельможа к вошедшему заключенному, как только солдат вышел и снаружи захлопнул за собой дверь.
          –     Чем обязан, светлейший герцог Бэдлхэм? Я не ошибаюсь, ведь это вы? – поинтересовался Виктор, устало пытаясь пристроить свой зад на жутко неудобном табурете, под омерзительный лязгающий аккомпанемент опостылевших тяжелых кандалов.
          –     Да, это я, – утвердительно кивнул в ответ холеный аристократ и ухмыльнулся, с удовольствием наблюдая за мучительными потугами узника, прищурив левый глаз. – Э-эх... – вздохнул он с сожалением, и всё удовлетворение мгновенно куда-то исчезло его с лица. – Задала же мне задачу эта дура, Элизабет Трельдийская, чтоб ей сдохнуть.
          –     Что такое? – не понял Виктор.
          –     За каким лешим, хотел бы я знать, ей понадобилось давать тебе дворянский титул? – с досадой промямлил Бэдлхэм. – Так было все просто: поймали шпионов и удавили их, тихонько, в камерах. По одному, или всех скопом – не важно. А теперь, видишь ли, оказалось, что ты у нас дворянин. Стало быть, надо будет тебя непременно судить...
          –     И вы позвали меня, герцог, только для того чтобы сообщить об этом? – мрачно осведомился Виктор.
          –     Светлейший, гнида! – заорал вдруг Бэдлхэм, багровея от накатившей на него волны гнева. – Обращайся ко мне светлейший герцог, ты понял меня, засранец?!
          –     Обойдешься, говно собачье, тоже мне... – с вызовом буркнул в ответ Виктор.
          –     Ах ты... ну ты у меня сейчас попляшешь, мраз! Ты у меня сейчас... – задыхаясь от злобы, запричитал герцог и позвал громче. – Охрана! Эй, где вы там?! Охрана!!!


          В комнату тут же ввалились двое солдат и вытянулись по стойке «смирно».
          –     Этот червяк не проявляет должного уважения к моей персоне, – издевательски ласковым тоном сообщил им Бэдлхэм, – поучите-ка его хорошим манерам, ребятки. Только не перестарайтесь сгоряча – он еще понадобится мне живым.


          Сам герцог встал из-за стола, отвернувшись, подошел к зарешеченному окну и стал смотреть в него, делая вид, что полностью поглощен открывшимся оттуда видом. Тем временем, один из солдат подошел к заключенному, коротким, но сильным и расчетливым ударом повалил Виктора с табурета на пол. Вдвоем со своим товарищем, они принялись ногами избивать арестанта. Какое-то время Виктор ещё пытался прикрываться и блокировать удары, но после очередного, удачно попавшего прямо в лицо пинка, у него посыпались искры из глаз и он потерял сознание.


          Как долго его лупцевали, Виктор не знал. Очнулся он от того, что ему в физиономию плеснули холодной водой. Арестант с трудом разлепил опухшее, покрытое запекшейся кровью, левое веко. Правое веко не слушалось и никак не хотело открываться.


          Виктора, оказывается, снова усадили на табурет, лицом к столу и придерживали сзади за плечи, чтобы он не повалился на пол. Перед глазами у него все плыло и кружилось, его слегка тошнило, а все тело – каждый сантиметр – невыносимо болело. Голова отчаянно пульсировала и тоже нестерпимо ныла бесчисленными синяками, ушибами и ссадинами. Виктор, чувствуя себя как в тумане, мутно повел по сторонам единственным открывшимся глазом. В поле его зрения попал ярко освещенный стол, за которым снова, как ни в чём не бывало, сидел Бэдлхэм и что-то говорил с улыбкой на лице. Узник герцога почти не слышал, потому что в голове у него все гудело и звенело. Он окончательно пришел в себя только после того, как его вторично окатили холодной водой.
           –     Всё же перестарались, идиоты! – укоризненно крикнул солдатам вельможа, сообразив наконец, что допрашиваемый его не понимает. – Так убьёте его, раньше времени, болваны! Позовите-ка мне тюремщика. Он лучше вас умеет показания добывать. Приведите его, и пусть ждет снаружи, пока я не позову!


           Солдаты исчезли за дверью, а Виктор, лишившись поддержки едва не повалился на пол, в последний момент, кое-как сохранив равновесие.
           –     Ну, будешь и дальше хамить? – снова обратился герцог к узнику.
           –     Что вы... от меня... хотите? – неразборчиво промямлил тот, едва ворочая во рту опухшим и ставшим совершенно непослушным языком.
           –     А то ты не знаешь? – Бэдлхэм осклабился и покачал головой. – Врать нехорошо. Ты же прекрасно знаешь, что мне нужен Куб. – Герцог поставил локти на стол, сложил руки в замок и устало уперся в них лбом. – Я бы давно уже заполучил его, если бы не этот моралист Брель. Тоже мне, дитя науки. – Он тяжело вздохнул и подняв голову снова посмотрел на Виктора. – Значит так. Если ты расскажешь мне всё, что тебе известно о Кубе, ты умрешь быстрой и легкой смертью, а твоих спутниц я отправлю восвояси. Даю честное, благородное слово. Ну, а коли будешь артачиться... – Бэдлхэм сжал свои руки в кулаки и стукнул ими по столу. – Обещаю тебе долгие, очень долгие муки. И клянусь, ты будешь молить меня о смерти, но я выпишу лучших лекарей королевства, чтобы продлить удовольствие как можно дольше. А девок твоих отдам солдатам прямо у тебя на глазах, а потом затравлю их собаками. Твои подружки ведь у нас никакие не благородные девы, я правильно понимаю? Во-от. И это всё ты тоже обязательно увидишь, не переживай. Так что тебе выбирать, сэр рыцарь.
           –     А что, разве дракон не рассказал вам о Кубе? – спросил Виктор, снова попытавшись открыть правый глаз, впрочем, опять безуспешно.
           –     Поганый летучий крокодил! Он сбежал прямо у меня из-под носа! – гневно прокричал герцог и глаза королевского сановника сверкнули бешеным блеском. – Эти недоумки не догадались обыскать его и забрать амулет. Но ничего... – Бэдлхэм злорадно усмехнулся. – Теперь ведь у меня в руках есть благородный рыцарь, сэр Виктор, не так ли? Да ещё вместе с чародейкой в придачу. Зачем мне этот глупый, заносчивый тритон-переросток?
           –     Хорошо, – согласился Виктор и слабо кивнул, поморщившись от  боли в шее. – Я согласен все рассказать, но взамен я прошу один день.
           –     Идет, – оживился церестрийский канцлер. – Выкладывай, что знаешь!
           –     Э, нет, – помотал головой Виктор и снова болезненно скривился. – Так дело не пойдет. Если я сейчас вам расскажу где Куб, вы меня тут же и прикончите. А королеве скажете, что я-де, мол, оступился, упал и виском ударился... Нет уж! Вот через сутки, прямо перед смертью, я вам всё и расскажу.


           Лицо герцога снова приобрело свирепое выражение.
           –     Учти, не скажешь ты, – веско пригрозил он, – мне скажут твои подружки.
           –     Энджи и Бетти знают далеко не всё, – стараясь придать голосу весёлое выражение, сказал Виктор. Он даже попытался улыбнуться, но опухшее лицо вместо улыбки изобразило страдальческую гримасу. – Я один ходил Сокровищницу Знаний. Впрочем, если вы следили за мной, то вам это известно. Так что о Кубе могу рассказать только я или Катрина. Не думаю, что с ней у вас выйдет договориться столь же легко, как и со мной, поэтому выбирайте. Или вы узнаете то, что вас интересует завтра вечером, или...


           Он не договорил. В Башне смерти что-то произошло. То есть сначала Виктор этого не знал, просто в дверь постучали, герцог сказал: «Войдите» и арестант услышал, как скрипнула, открываясь, за его спиной дверь. По взгляду Бэдлхэма он понял, что в комнату кто-то вошёл, послышались шаги и в поле зрения Виктора попал усатый офицер-гвардеец. Он церемонно подошел к герцогу, поклонился, затем нагнулся над его ухом и что-то торопливо зашептал, при этом периодически бросая беспокойные взгляды на сидящего посреди комнаты изувеченного арестанта. Потом офицер выпрямился по стойке «смирно» и вопросительно посмотрел на канцлера, явно ожидая каких-то приказаний. Но вместо гвардейца, герцог обратился к Виктору:
           –     Хорошо, я согласен на твои условия, сэр Виктор, – и повернувшись к офицеру, добавил. – Верните этого заключенного обратно в камеру.


           Гвардеец покорно кивнул, одним широким шагом подскочил к Виктору и, схватив его за шиворот, рывком поднял с табурета так, что избитое тело узника снова заныло каждой своей клеточкой, развернул лицом к распахнутой двери и вытолкнул из помещения.


           Только теперь, когда Виктор оказался в коридоре, он понял, что в Башне Смерти творилось нечто неладное. На первый взгляд ничего не изменилось. Всё вокруг, по-прежнему было таким же серым и мрачным, по-прежнему тоскливо чадили редкие факелы, торчавшие вдоль широкого прохода, но что-то определённо было не так. Виктор стал внимательно осматриваться и вслушиваться в окружающую обстановку, пытаясь понять, что же его насторожило и постепенно стал замечать перемены.


           Во-первых, дверь в кордегардию снова была распахнута настежь, и теперь в ней было пусто, во-вторых, внешняя решетка и решетка возле кордегардии были тоже открыты, и возле них опять же никого не было. Для такого солидного учреждения, коим являлась Башня Смерти, это было странно. Остальные решетки были заперты, но офицер, почему-то не передал Виктора тюремщику, как это было, когда его вели на допрос, а сам повёл его дальше, отпирая и запирая за собой замки собственными ключами. Тюремщиков же вообще нигде не было видно, ни в комнате с камином, ни в тюремном коридоре. И это тоже было странно.


           Когда Виктор оказался в своей камере и гвардеец запер за ним дверь, он различил в наступившей тишине какие-то новые звуки, которых раньше не слышал. Что-то или кто-то жутко ревел, булькал и скрежетал на самом наверху огромной Башни. Звуки эти едва долетали до камеры, в которой находился Виктор, но было понятно, что на самом деле где-то далеко ревело и скрежетало нечто очень мощное. Виктор послушал эти звуки пару минут, а потом неуклюже, боком, улёгся прямо на пол, привалившись спиной к холодной каменной стене своим избитым телом и тихонько застонал от пронзившей его сразу во многих местах боли. Полежав так некоторое время в полузабытьи, он дождался, пока утихнет боль и попытался обдумать сложившуюся ситуацию.


            «Ладно, –  стал рассуждать узник про себя, – еще сутки жизни я себе, кажется, выторговал, но что я буду делать завтра, когда они меня снова приведут к Бэдлхэму? Похоже, про истязания этот подонок не врал. Они из меня ремни нарежут, сволочи. И будут делать это очень медленно. А девчонки!? Что станет с ними!!! Думай, думай, сэр Виктор. Надо как-то выпутываться из проклятой западни!»


            Но думать не получалось. Мысли путались, обрывались и никак не желали ложиться в связанный между собой ряд. Попытки напрячь сознание привели лишь только к тому, что голова опять зазвенела, загудела внутри и начала болеть все сильнее и сильнее, пока эта боль не стала совсем уже нестерпимой. Тогда Виктор приоткрыл левый глаз (правый заплыл окончательно и он уже не пытался открывать его) и приподнял голову от пола.


            Оказывается, гудело не у него в голове, а где-то в коридоре. Это были те же самые звуки, которые он услышал, оказавшись в камере сразу после допроса, только теперь они стали намного громче и ближе. Гул настолько усилился, что это был уже и не гул вовсе, а громогласный, накрывающий собой всё вокруг рёв, который оглушал Виктора так, что у того закладывало уши. В тот самый момент, когда Виктору показалось, что сейчас у него в ушах полопаются барабанные перепонки, рёв неожиданно стих и на какое-то время в камере воцарилась звенящая тишин. В этой тишине за дверью послышался тяжелый топот, настолько тяжелый, что даже каменный пол камеры заходил ходуном под заключенным, как при землетрясении. Потом снова что-то заревело, загрохотало и узнику показалось, что он расслышал сквозь этот грохот едва различимый человеческий крик, а может это действительно только показалось. Затем стены тюрьмы вновь потрясли страшные шаги какого-то гигантского монстра. Громогласные шаги и нестерпимый рёв, судя по силе звука и амплитуде сотрясавшихся стен, периодически повторяясь в одном и том же порядке, с каждым разом становились всё ближе и ближе.


            Наконец, раздавшиеся где-то уже совсем рядом за стеной тяжелые шаги замерли на несколько мгновений, опять послышался громогласный рёв, ещё более громкий и страшный чем раньше, хотя еще совсем недавно казалось, что громче и страшнее более уже некуда, но теперь почему-то эти звуки показались Виктору смутно знакомыми. Он попытался понять, почему, но не успел ничего сообразить, потому что вдруг почувствовал, что воздух в камере по неизвестно причине стал быстро нагреваться, и даже камни под ним вроде бы тоже стали теплее. Пока Виктор прислушивался к своим ощущениям, пол камеры накалился так, что узник, как ужаленный, вскочил на ноги и стал приплясывать, словно шкварок сала на сковороде, в ужасе хватая распахнутым ртом, ставший раскаленным воздух, и совершенно не понимая, что же твориться вокруг.


            Тем временем, дверь в камеру постепенно раскалилась, стала сначала красной, затем желтой, а потом с шипением отделилась от стены и, распространяя гулкое эхо, плашмя повалилась на пол, внутрь камеры, едва при  этом не задавив арестанта, в последний момент успевшего отскочить в сторону.


            Рёв тут же, как по команде, резко оборвался. За дверью всё было в дыму, сено на полу вокруг двери медленно тлело и источало едкий и вонючий желтый дым. Виктор испуганно смотрел в задымленный дверной проем, ожидая, чем всё это закончится. У него в голове с невероятной скоростью проносились сцены его собственной гибели от всевозможных кошмарных катаклизмов, ожидавших его за непроглядной кисеёй густых клубов чада.


            Но когда дым немного рассеялся, вместо смерти, в лицо которой он уже готов был заглянуть, узник увидел сморщившуюся и надсадно кашляющую физиономию Энджи, которая отчаянно махала руками, пытаясь развеять едкий дым. Виктор ошарашено уставился на девушку и даже распахнул рот от удивления. Это было как в сказке, он не мог поверить, в то, что видел.


            Наконец, Энджи перестала кашлять и махать руками, окинула взглядом камеру, тоже увидела Виктора, и лицо её немедленно просияло от счастья.
            –     Он тут! – радостно крикнула она, обернувшись, кому-то невидимому в проеме, и снова повернулась к Виктору. – Ты погоди, пока дверь остынет, а то  обожжешься!
            –     Хорошо, Энджи! – откликнулся Виктор, стараясь внятно выговаривать звуки своими распухшими губами.


            Через несколько минут блондинка первой, не вытерпев, заскочила к нему в камеру и порывисто обняла его, а он охнул от пронзившей всё его тело боли. Тогда Энджи, отстранившись, пристально оглядела освобожденного арестанта и лишь только теперь заметила следы жутких побоев на лице Виктора, и уже подсохшие подозрительные бурые пятна на его одежде. Улыбка тут же сошла с её губ, она сочувственно поглядела на черно-синее от многочисленных гематом, заплывшее лицо своего изувеченного компаньона.
            –     Ох, как они тебя отделали, сволочи, бедненький ты мой... – участливо прошептала она и глаза девушки подозрительно увлажнились.
            –     Да уж... Мы тут, видишь ли, повздорили малость с Бэдлхэмом, – мрачно отшутился Виктор, невесело изобразил кривую усмешку распухшими потрескавшимися губами, и, чувствуя неловкость от своей беспомощности, но всё-таки пересилив себя, попросил – Поддержи меня, Энджи, прошу тебя, а то я сейчас упаду.


            Девушка торопливо  перехватила его левую руку, закинула её себе на шею и осторожно вывела бедолагу в коридор. Тут они столкнулись с Перивальдом Трибалем, в его естественном, так сказать, обличье. Дракон выпустил легкий дымок из огромных ноздрей, несколько виновато потупил свою жуткую морду и басовито рыкнул:
            –     Я вас там не сильно поджарил, сэр рыцарь?


            У Виктора не было сил удивляться. Он чувствовал ноющую боль во всём теле, его одолевала слабость, голова слегка кружилась, Виктора неприятно подташнивало, а во рту стоял противный металлический привкус – сказывались последствия памятной беседы с герцогом и его подручными-садистами. Поэтому всё, на что хватило освобождённого арестанта, это вместо ответа слабо помотать головой в знак отрицания.
            –     Нам надо уходить, и по быстрее, а то скоро тут будет вся церестрийская армия! – снова, стараясь не рычать громко и не дышать в сторону Энджи с Виктором дымом, который все еще продолжал предательски струиться из его пасти, предложил Перивальд.


            Видимо, после продолжительного воспроизводства пламени, которое так своеобразно было использовано для поиска и освобождения заключенного в Башне Смерти, в утробе ящера по-прежнему продолжали ещё происходить некие процессы горения, с которыми тот не был в состоянии быстро справиться, потому что, если  негромко прорычать у него ещё худо-бедно получилось, то с дымом дракон явно не справился. Как Перивальд не старался, он всё равно окутал стоявших возле него людей густым едким облаком, отчего те закашлялись и Виктор болезненно застонал, почувствовав острую боль в своих отбитых внутренностях.
            –     Выход там, – страдальчески превознемогая болезненный кашель прохрипел освобожденный узник, показывая свободной рукой по коридору, направление к выходу из тюрьмы.
            –     Нет, сэр, туда нам нельзя, – возразил дракон, отвернув пасть и пуская дым в противоположную от собеседников сторону, – нам нужно идти в обратном направлении.


            Виктор не стал спорить. Доверившись Перивальду, он, опираясь на плечо блондинки, медленно поплелся вслед за ужасной рептилией. По дороге Энджи оживленно рассказывала ему всё, что произошло с того момента, как они расстались.


            Оказывается,  девушек поместили не в казематах  возле выхода из тюрьмы, как Виктора, а на верхних ярусах, почти у самой вершины Башни Смерти. Кандалы на руки и на ноги им одевать не стали, справедливо оценив шансы хрупких женщин на самостоятельный побег из столь серьёзного заведения близкими к нулю, а просто заперли в одной из камер.

 
            Некоторое время Энджи и Бетти, как и Виктор, просидели в заточении, потом вдруг за дверью камеры послышался тяжелый топот, панические крики, что-то загрохотало, стало взрываться, а затем вдруг стало очень жарко и дверь к ним в камеру так же, как в камере у Виктора раскалилась и упала вовнутрь, а на пороге стояли Перивальд Трибаль и Катрина. От чародейки подруги узнали, что Перивальда арестовали несколькими днями раньше компаньонов, но на счастье, амулет ему удалось надежно спрятать, так что охрана его не нашла. Оказавшись в камере, Трибаль умудрился сбежать из тюрьмы через окно, обернувшись птичкой («Не птичкой, а благородным Орлом!» – немедленно с негодованием прорычал при этом дракон).


            Когда же до него дошли слухи, что его спасителей тоже арестовали и посадили в Башню Смерти, он решил освободить их. Будучи реалистом, Перивальд не стал делать этого в одиночку, а для осуществления своего дерзкого плана слетал к себе домой, за подмогой.


            Нашествие сразу нескольких драконов на Церестру стало полной неожиданностью, как для жителей города, так и для коварного интригана, герцога Бэдлхэма. Именно внезапность и позволила четырем драконам из клана Трибаля штурмом захватить верхние ярусы тюрьмы, после чего трое из них стали летать по периметру башни, отгоняя обезумевших от ужаса стражников, а Перивальда отправили внутрь, освобождать своих друзей. Первой он вызволил Катрину, затем Энджи и Бетти, и вот теперь добрался до Виктора, в поисках которого добрался почти до  самого выхода. Однако Катрина и родственники Перивальда, оставшиеся наверху, посредством способностей чародейки уже сообщили дракону, что к Башне смерти стали поспешно стягиваться войска, вооруженные таранами, онаграми и, что было тревожнее всего, баллистами.


            Всё это однозначно перекрывало путь из Башни Смерти через выход внизу и заставляло спешить освободителя и его товарищей, так что все трое так быстро, насколько позволяло состояние здоровья Виктора, поднялись по устроенной в центре башни крутой полутемной винтовой лестнице, с редкими, плохо освещенными узкими оконцами-бойницами площадками, на которых располагались двери внутрь этажей с камерами, на самый верх. Когда дракон распахнула последнюю массивную деревянную дверь на пути беглецов, ведущую на крышу, поток свежего вечернего воздуха наполнил легкие Виктора так, что у него перехватило дыхание, и он снова едва не закашлялся.


            С вершины Башни Смерти, надо отметить, открывался, как это ни странно, на редкость живописный вид. Внизу, как на ладони, раскинулась своими кривыми и грязными улочками горделивая Церестра. Сама Башня Смерти отделялась от королевского замка высокой каменной стеной, а от города, кроме такой же стены, ещё вдобавок широким и глубоким рвом с водой. При этом громадная резиденция королевы выглядела весьма величественно даже отсюда,с высоты и на приличном расстоянии, внушая уважение к себе и своим обитателям.

            
            А городские кварталы, теснясь от самого рва, уходили вдаль до самой зазубренной линии внешних городских укреплений, за которыми, уже совсем на самой линии горизонта, едва угадывались залитые вечерним солнцем правильные квадраты полей и огородов, перемежающиеся с небольшими рощицами. Кое-где, среди полей ютились плотными группками, малюсенькие, кажущиеся отсюда игрушечными, беспорядочно разбросанные, словно рассыпанные сверху неведомой гигантской рукой, деревенские домики.


            Глядевший на все это великолепие Виктор, который уже и не чаял увидеть что-либо в жизни, кроме мрачных застенков своей камеры, едва не разрыдался от нахлынувших на него чувств. Однако, насладиться в полной мере открывшимся с тюремной высоты пейзажем ему не позволила Катрина.
            –     Садись на спину Трибалю, живее, Виктор! – крикнула она, глядя не на него, а куда-то вниз, к подножию Башни Смерти. – Надо спешить, они уже подогнали таран и заряжают метательные машины, через пару минут начнется приступ и обстрел!


            Виктор ничего не ответил чародейке. Он послушно, правда не без помощи по-прежнему поддерживающей его Энджи, взобрался на шершавую чешуйчатую спину дракона, крепко схватился за первый, попавшийся под руку выступ гребня, растущего на хребте монстра, и уперся в такой же нарост обеими ногами, стараясь как можно надёжнее зафиксировать свое тело. Остальные беглецы также расположились на спинах других Перивальдовых родственников, специально для этого приземлившихся на крышу тюрьмы, повинуясь громогласному призыву Трибаля, после чего все четыре дракона, как по команде, взмыли в небо, словно эскадрилья бомбардировщиков. Сделали они это как раз вовремя, потому что буквально через несколько секунд по вершине Башни  свой первый и довольно точный залп совершили метательные орудия церестрийской армии. С десяток огромных копий просвистели прямо под телами драконов, а один из пущенных  с земли камней угодил точно в то место, где Виктор всего минуту назад карабкался на спину Трибаля. Нечего сказать, местные канониры подготовлены были отлично.


            Когда Виктор, сидя на спине дракона, поднялся над башней, внизу, на земле, его взору открылось огромное скопление солдат. Особенно плотной толпа была возле ворот, ведущих внутрь тюрьмы. В сами створки монотонно и гулко молотил огромный, раскачивавшийся на цепях, боевой таран. Вряд ли существовало дерево, большее по размерам, чем то, из которого был сделан этот военный снаряд. Его рабочая поверхность была окована железом, для пущей прочности, и это металлическое оголовье при каждом столкновении с воротами издавало леденящий душу звук, услышав который стоило только удивляться крепости несчастных створок и посочувствовать их же незавидной участи. Самое забавное в этом было то, что Виктор понятия не имел, от том, что ворота заперты и тем более, кто же мог это сделать изнутри, если все тюремщики сбежали.


            За тараном и толпой солдат, где-то метрах в трехстах позади, в два ряда, в шахматном порядке, стояли те самые метательные машины, о которых говорила Катрина, и чей залп едва не накрыл беглецов. Виктор успел заметить, как суетились, заряжая свои орудия, маленькие фигурки стрелков, а потом драконы резко взмыли еще выше и полетели с такой скоростью, что у него ветер засвистел в ушах, и стало так холодно, что бедного летчика тут же бросило в зябкую дрожь.


            Башня, королевский замок, а затем и сам город быстро удалялись, проплывая под внушительными перепончатыми крыльями драконов. Вскоре беглецы оказались уже далеко за пределами Церестры, а драконы все продолжали и продолжали уноситься с предельной скоростью, забирая все дальше в сторону Свободных земель. Сколько они летели, Виктор сказать не мог. Лично ему показалось, что этот полет продолжался целую вечность и он всё время настойчиво отгонял от себя мысль, что не переживет этого приключения. То ему уже чудилось, что он вот-вот замерзнет насмерть, то возникало ощущение, будто онемевшие руки соскальзывают с драконьего гребня и через мгновение Виктор сорвется с чешуйчатой туши вниз. Но на его счастье, ничего подобного не произошло. Когда вечернее солнце уже наполовину скрылось за горизонтом и вся местность вокруг окрасилась багрянцем заката, а предметы внизу стали отбрасывать гигантские замысловатые тени, стая грациозных исполинов, с седоками на спинах, плавно приземлилась на поляне, посреди небольшой живописной рощицы.


            Виктор, с трудом оторвав задубевшие от холода и пережитого страха руки от костяного нароста на гребне своего спасителя, неловко слез со спины дракона и немедленно осознал, едва держится на ногах. И до полета он не мог похвастаться прекрасным самочувствием, а уж теперь и говорить было нечего. Ввиду этого, едва только ступив на твердую землю, Виктор, доковыляв до ближайшего дерева, грузно опустился прямо на траву, прислонился спиной к древесному стволу и тяжело измученно вздохнул. Избитое тело, оказавшись в состоянии покоя, снова принялось болеть и ныть, а внутри опять явственно стала ощущаться противная тошнота, периодически подступая к горлу противным комком. Правый глаз по-прежнему не открывался, и это уже начинало не на шутку беспокоить Виктора. Он ещё раз вздохнул, почувствовав при этом острую боль в ребрах, и стал следить за происходящим на поляне одним левым оком.


            Тем временем все драконы, за исключением Перивальда Трибаля, продолжали оставаться в своем натуральном виде. И хотя пламени и дыма из своих пастей они уже не изрыгали, выглядели эти существа чрезвычайно грозно. Не говоря уже о том, что двое из них были значительно крупнее Трибаля размерами, так в придачу, в неярком оранжевом свете заката, они отбрасывали гигантские угловатые тени, отчего казались еще больше и ужасней. Благо, что вся эта семейка монстров держалась в стороне, на почтительном расстоянии от вызволенных ими из плена людей.


            Перивальд же, едва наездник слез с его закорок, удалился куда-то за деревья, несколько минут его не было видно, а потом он появился уже в человеческом облике и бодрым шагом направился к Виктору, на ходу застегивая крючки своей замшевой куртки.
            –     Досталось же тебе, благородный сэр Виктор, – сочувственно посетовал он, приблизившись к своему недавнему пассажиру и окинув его невесёлым взглядом.
            –     Ничего, отойду, – вяло откликнулся Виктор, – не впервой. Только бы глаз был цел, остальное ерунда.


            К ним подошли Энджи, Бетти и Катрина. Бетти и Катрина нагнулись над своим избитым компаньоном, брюнетка принялась жалеть его, а чародейка, держа руки с растопыренными пальцами над головой Виктора, попыталась, как могла, избавить его от боли. Через несколько секунд он и вправду почувствовал себя лучше, тошнота пропала, и Креанский дворянин, а по совместительству также эльфийский псевдошпион, беглый зек и личный враг канцлера Церестры светлейшего герцога Бэдлхэма, стараясь говорить бодро, поинтересовался у остальных:
            –     Ну что, ребята, кажись, побег удался?
            –     Как ты себя чувствуешь? – вместо ответа, деловито осведомилась эльфийка.
            –     Спасибо, Катрина, теперь намного лучше. Думаю, достаточно, – ответил он, мягким жестом отодвигая от своей головы её руки, и при этом благодарно пожимая их. Затем Виктор оглядел всю компанию, сгрудившуюся вокруг него и продолжил. – Ну, банда авантюристов, что мы будем делать дальше? Все наши припасы, транспорт, а главное деньги, остались в Церестре, и путь туда нам теперь заказан. Меня эти сволочи разукрасили так, что неплохо было бы отлежаться пару дней, а то ходок из меня, прямо скажем, неважный.
            –     Ну, положим, лошадей и наши вещи я вернуть смогу... – задумчиво
проговорила Катрина. – Все-таки я магистр магии, а не деревенская простушка. Правда, на это мне понадобится пара дней. Вот с деньгами сложнее, это не телега и не конь, их у нас отняли при аресте...
            –     Ага, сейчас! – перебил её Виктор с усмешкой. – Стану я в кошельке такие деньги таскать. Они отняли у меня всего лишь пару каких-нибудь Краегоранских крон мелочью, не больше, остальное в телеге, в надежном месте...
            –     Хм, тогда и это не проблема, – заключила чародейка. – Значит в таком случае главный вопрос, это где нам тебя подлечить, да так, чтобы снова не попасть в церестрийские застенки.
            –     Ну, тут и думать нечего, – вступила в разговор Энджи, – у тебя же, Виктор,недалеко от этих мест выстроен прекрасный дом.
            –     И даже не дом, а настоящая крепость! – добавила Бетти. – Там мы будем в полной безопасности.
            –     Друзья, – вмешался Перивальд Трибаль, – разрешите теперь мне сказать?


            Все посмотрели на него, закивали головами утвердительно, и заговорил с печальной торжественностью:
            –     Настало время нам с вами расставаться. Мои родственники с нетерпением ждут меня, они и так уже очень много сделали для меня и для вас. Пришла пора мне вместе с ними возвращаться домой, на перевалы Драконов, а путь туда неблизок. Перед тем, как улететь, я хотел бы рассказать вам, что мне удалось найти хранителя Куба, дракона  ;k;ros;b ;;; ;;;;;;;;. Он действительно живет в стране эльфов, которые высоко почитают его. Так вот, Ястреб категорически отказался отдавать Куб или уезжать вместе с ним куда бы то ни было, но он согласился помочь вам, после того, как я рассказал о том, что вы сделали для меня, такого же, как и он, дракона. Вам придется ехать в страну эльфов, к Белым Городам, я объяснил Катрине, куда именно. Она владеет Старшей Речью и поэтому вполне сможет ориентироваться в тамошней топонимике. Приблизительную карту я тоже Катрине начертил. Может быть и не очень получилось в масштабе, но достаточно достоверно, чтобы отыскать то, что вы ищете. Ястреб сделает всё, как нужно, тем более, что он тоже знает о том, что магическая энергия убывает и тоже хочет предотвратить её дальнейшую потерю. Ведь мы, драконы, как не говори, магические существа и без магической энергии обречены на гибель... А теперь мне пора... Прощайте, друзья, удачи вам!


            Он по очереди обнял и расцеловал девушек, а потом крепко, но аккуратно пожал руку Виктору, быстро отвернулся и пошел прочь, более не оглядываясь. Оставшиеся на поляне компаньоны молча наблюдали за ним, пока Перивальд Трибаль не скрылся за деревьями.
            –     А как же вы доберетесь домой незаметно? Ведь... – как будто вдруг что-то вспомнив, начала было Бетти, и в этот момент они все увидели, как в небо взмыла группа из трех гордо расправивших крылья крупных орлов и, редко взмахивая своими опахалами, полетела куда-то, где ждал их дом и такие же, как они сами, драконы.


            Через несколько секунд, чуть в стороне, над деревьями, показался четвертый орел. Он сделал круг над поляной, пронзительно по-орлиному крикнул и пустился вдогонку за своими собратьями.


            Птицы уже скрылись в высоком безоблачном небе, а Виктор и его спутницы еще долго стояли, задрав головы вверх, и пытались разглядеть что-то в предзакатных, подернутых оранжевым светом ушедшего за горизонт солнца, сумерках.