1. Жозефина собственной персоной

Посвящается деревне Любохово
в Тверской области

Начало

В четыре года Славка мечтал совершить подвиг, может быть даже спасти планету от страшной опасности, а его, как маленького, заставляли по утрам есть геркулесовую кашу и спать после обеда. Конечно, это тоже было подвигом, но только совсем не таким, какой он себе воображал.
В шесть с половиной он задумал найти клад на дачном участке – в самом углу, около дальнего забора. И потом на этот клад  купить двухколесный велосипед, как у соседского Артема, со звонком и зеркальцем на руле и красным сигнальным фонариком сзади. Еще купить бабушке стиральную машину на дачу, и маме с папой тоже что-нибудь приятное. Да, старшей сестре, так и быть, можно альбом для фоток… А на остальное он собирался накупить еды для бездомных собак... Нет, сначала себе килограмм ... лучше два килограмма шоколадных конфет, а потом уже для собак... И клад-то уже почти нашелся – на второй день поисков его лопатка наткнулась на что-то твердое, но тут, как всегда, все испортила бабушка. Она «страшным» голосом (категорически) запретила ему  копать дальше, поскольку, как она объявила, от его копания непременно должно случиться обрушение забора, что в ее, бабушкины, планы совсем не входило.
В день,  когда ему исполнилось семь лет, одиннадцать месяцев и три недели, он твердо решил, что станет спасателем, дрессировщиком крокодилов, и хотя бы раз в неделю обязательно будет работать на кондитерской фабрике, где делают шоколадные конфеты. Да, и еще он попробует выбраться президентом или каким-нибудь главным министром. А потом, наверное, женится на певице с загадочно-кислым именем Глюкоzа, или, в крайнем случае, на Леночке Прошиной с первой парты.
И так у него здорово стало все  получаться... Ну, не совсем все, но, во всяком случае, то, что касалось Леночки Прошиной,  потому что она уже целых три раза показала ему язык и даже однажды попросила списать домашний пример по арифметике. Но тут совсем некстати кончился учебный год, началось лето, и бабушка увезла его на дачу. И хорошо бы ещё на их старую дачу, где они были прошлым летом, и позапрошлым, и еще раньше, и где у Славки было много друзей.  И Витька рыжий, и Ленька четырехглазый, и маленький Тёмка, и Вовчик-знайка и просто Вовчик из дома напротив... Но только  в этот раз бабушка повезла его совсем в другое место, и даже не на дачу вовсе, а в деревню, где у ее школьной подруги Зоечки был дом.
Они приехали в деревню на такси днем, где-то около  двух, но почему-то   единственная деревенская  улица была пустой, и не у кого  было уточнить, где живет бабушкина подруга. Им нужен был пятый дом  от конца деревни по левой стороне, но на двадцатой минуте поисков бабушка уже совершенно запуталась, где у деревни начало, а где конец, какая сторона левая, а какая правая. Но тут, наконец, на улицу непонятно откуда вынырнула  маленькая худенькая женщина, и, увидев растерянных приезжих, закричала "Люся, Люся! Вот я! Я здесь! Идите сюда".
Зоечка или тетя Зоя, как велела называть ее бабушка, оказалась очень веселой, совсем  не старой тетечкой, с двумя тоненькими полуседыми косичками, обмотанными вокруг головы и на месте соединения перевязанными небольшой голубой ленточкой. У нее были большие серые и почти всегда смеющиеся глаза и маленький детский ротик. И она, казалось, совершенно не годилась в подруги Славкиной бабушке, такой большой, толстой и постоянно ворчащей.
…После обеда, воспользовавшись тем, что подруги отвлеклись на воспоминания, Славка стал ходить по дому, заглядывая во все углы и шкафы, открывая двери, залезая и спускаясь по всем имевшимся в наличии лестницам и отдельным ступенькам. Внутри дом оказался намного больше, чем снаружи. В нем была большая комната с перегородкой, поменьше размером кухня с настоящей, как в городе, плитой, и еще более настоящей печкой, потом маленький спальный закуток за печкой, еще холодный и полутемный чуланчик и терраса, обклеенная сиреневыми потертыми обоями и картинками про фрукты. По узкой, из пяти ступенек и без перил, лестнице можно было спуститься в хозяйственную пристройку, в которой Славка с большим удовольствием обнаружил еще дополнительно несколько бывших загонов для скота, заполненных какими-то старыми тряпками, коробками и ящиками, сломанными санками и велосипедом, кучей каких-то досок разного возраста и размера и, вообще, всякой всячиной. И при виде этих многочисленных сокровищ Славка окончательно примирился с тем, что ему придется провести не меньше двух недель с двумя бабушками.
Затем он внимательно изучил сад-огород за домом, облазил там все смородиновые кусты, покачался на руках, держась за корявые яблоневые ветки, на всякий случай пересчитал грядки, проверил, что хранится в старом сером сарайчике около запертой и такой же серой баньки, естественно, попробовал заглянуть и в саму баню, но через матовое стекло ничего не увидел. Потом он повисел на заборе - и справа и слева, высматривая, что есть интересного на соседних участках. И, наконец, забрался под густую-густую  елку в самом дальнем углу сада и, стоя согнувшись в этот темном и душном укрытии, пришел к выводу, что здесь-то под елкой ему никто не помешает, и он обязательно отроет клад. В общем, жизнь показалась ему замечательной.
Когда же Славка вылез из-под елки, то неожиданно, прямо на дорожке, ведущей к дому, увидел большую серую ворону. Та стояла, чуть приоткрыв клюв, и уставившись на него с бесстрашным любопытством.
Славка сделал  один шаг в ее сторону - ворона даже не пошевелилась. Мальчик шагнул еще раз, и опять ворона осталась на месте, только слегка задрала голову. Еще один шаг, и ворона, наконец, слегка согнула лапки, словно готовясь оттолкнуться и взлететь, но, на самом деле, коротким прыжком в сторону  соскочила с дорожки прямо в траву, освобождая дорогу. Славка почему-то кивнул вороне в знак благодарности, прошел мимо нее вперед пару метров, и резко обернулся, чтобы проверить, что она делает. Ворона опять стояла на дорожке, правда теперь на одной ноге, подогнув вторую под себя, как цапля, и смотрела ему вслед. Славку все это вдруг ужасно развеселило,  и, помахав вороне рукой, он, смеясь, побежал к дому.

Знакомство с деревней

На следующий день, когда Зоечкины петух и кошка уже проснулись, а сама Зоечка и бабушка еще нет, Славка выскочил на улицу, чтобы успеть до их пробуждения осмотреть, что есть примечательного в деревне.
Солнце лениво приводило себя в порядок после ночного сна, а петухи на разные голоса его поторапливали и подбадривали. Над землей висела утренняя дымка, воздух, чистый и свежий, казалось, сам заползал в легкие. Влажная от росы трава приятно холодила босые ноги в сандалиях
За забором лениво тявкнула соседская собака. Славка поболтал для порядка руками в бочке с дождевой водой, плеснул несколько капель на лицо и, довольный собой, вышел за калитку. Пора было знакомиться с деревней.
Стоя у калитки Зоечкиного дома, действительно, пятого по этой стороне от края, Славка смотрел на убегавшую вперед деревенскую улицу с чувством первооткрывателя и завоевателя. По Зоечкиной стороне дома стояли вдоль улицы ровно, палисадники были выведены в одно линию, и вид у всех был аккуратный и ухоженный. Около некоторых домов росли березы или липы, около Зоечки рядом соседствовали елка и сосна, но все они никак не нарушали общего впечатления порядка и организованности.
Зато по другой стороне улицы дома вели себя как попало: то приближались к желто-серой полосе дороги, то отбегали от нее вглубь садов, а то и вовсе вместо дома на улицу высовывал нос какой-нибудь ветхий полуразвалившийся сарай или зияли дырами пустыри между усадьбами или же, как поднятый шлагбаум, торчала над улицей длинная жердина колодца-журавля. К середине деревня как бы прогибалась, и там, даже после недели без дождей, поблескивала большая лужа. Затем улица вновь начинала вскарабкиваться наверх, отчего тот, другой конец деревни казался расположенным на холме.
Славка немного покрутился на месте, не зная, откуда лучше начать свою экспедицию, а потом решительно зашагал в сторону дальнего края деревни.
Деревня, по Славкиному разумению, называлась совершенно непонятно - "Мусатов Дол". И кто это, интересно, придумал такое название? Вот дача – Ильинка-2. Там все ясно, назвали, наверное, в честь какого-нибудь Ильи. А тут? Например, Мусатов – это имя или фамилия? А «дол» – это потому что долгий или кусок какого-нибудь другого слова?..
Славка неспешно размышлял и одновременно не переставал крутить головой в разные стороны, чтобы не пропустить ничего важного. За каждой калиткой, за каждым забором он ожидал обнаружить что-нибудь чудесное, какие-то тайны, которые необходимо было разгадать. Причем сделать это предстояло именно ему, Славке. Но пока великие открытия  пришлось отложить, поскольку все калитки были еще закрыты, жители деревни  еще спали или делали вид, что спят.
Славка шел медленно вдоль заборов, рассматривая открытые палисадники, заросшие кустами сирени и ирисами, вглядывался в дальние уголки чужих дворов и огородов. Но нигде не было ни души. Только около темно-зеленого дома, с маками под окнами, его попыталась облаять какая-то бесформенная лохматая дворняжка,  но почти сразу, испугавшись собственной смелости, она нырнула под забор, и затаилась там в крапиве. И снова над деревней зазвучала особая утренняя тишина, наполненная птичьим попискиванием, чириканьем,  карканьем и кукареканьем.
Наконец, Славка оказался около высокого сплошного забора без единого просвета или щелки, через которые можно было бы разглядеть содержимое двора. Зато калитка была приоткрыта. Вернее, она то открывалась, то закрывалась, как будто раскачиваемая сильным ветром.  Это было странно, потому что как раз ветра на улице не было вовсе. Тем не менее, калитка болталась туда-сюда, позвякивая при движении сломанной пружиной.
Славка опасливо заглянул внутрь. Сразу от забора вглубь шел узкий проход, огороженный сверху и с боков металлическими прутьями, густо обвитыми какими-то зелеными лианами с крупными красными цветами. Проход подводил прямо к открытой входной двери. Славка сделал несколько шагов и опять замер. В проходе было холодно и сумрачно, солнечные лучи с трудом пробивались сквозь  заросли, теряя в неравной борьбе силы, и от них оставались только солнечные капельки на листьях. Из двери по ногам тянуло тоненьким теплым ветерком, а в глубокой темноте дома что-то вздыхало и охало в такт хлопающей калитке. Потом внутри раздался короткий звонок, затем словно заскрипела невидимая дверь, и кто-то громко и отчетливо произнес: "Ну, давай, вперед!". И тут же Славке пришлось посторониться, так как мимо него проплыло, покачиваясь, небольшое облачко - белое с серыми разводами по краям и как будто очень плотное внутри. Перед калиткой облако затормозило и, слегка извиваясь, выскользнуло наружу.
Славка, не задумываясь, бросился за ним на улицу. Там по-прежнему было пусто, если не считать черно-белой кошки. Кошка тут же большими прыжками подскочила к Славке, обошла его кругом, а затем доверчиво потерлась лбом о его правую ногу. Но Славке было не до нее, он завертел головой в поисках удравшего из дома облака, но ни справа, ни слева его не было. Он посмотрел наверх – и вот, прямо над ним облако, белое с серыми кружевами, медленно погружалось в небо. И удивительно, удаляясь, облако не становилось меньше, а наоборот, росло, словно всасывая в себя все пройденное от земли расстояние.
- Полный отпад! - только и сумел выдавить из себя Славка.
В ответ облачко немножко покачалось, словно пробуя на прочность воздух, и потянулось неторопливо в сторону леса.
Недалеко хлопнула калитка, из двора напротив вышла женщина, не очень старая, но по Славкиным понятиям уже и не молодая - по возрасту ее можно было бы сравнить с Зоечкой, если бы Славка не знал, что Зоечка и бабушка - ровесницы. У женщины были темные, почти черные волосы, яркие карие глаза, накрашенные красные губы. И одета она была не по-деревенски - в темно-синюю юбку, белую блузку с бантом и городские туфли с острыми носками. Кошка мяукнула и, бросив Славку, также прыжками перебежала к незнакомке. Женщина наклонилась погладить кошку, потом повернулась к Славке.
- Я знаю, ты у Зои Ивановны гостишь, с бабушкой. И надолго вы к ней? – вопрос был самый обыкновенный, но женщина произнесла его так значительно и с таким нажимом, словно от этого зависела ее жизнь.
- Не знаю... Бабушка сказала: на две недели, а там посмотрим.
Женщина задумалась, а Славка не знал, что делать дальше. Развернуться и уйти, не сказав больше ничего, он посчитал невежливым. А что сказать еще, он не представлял. Он привык, что, разговаривая с ним, взрослые сами говорят и задают вопросы, и ему остается только отвечать.
"Может быть, спросить, как ее зовут? Нет, неудобно, надо чтоб она первая. А может узнать, сколько сейчас времени? Фу, глупо... А если про погоду? Взрослые любят про погоду…"
Женщина, закончив свои размышления, просто повернулась и пошла по улице по каким-то своим делам. Затем вдруг остановилась, и слегка развернувшись в Славкину сторону, бросила через плечо:
-Да, пожалуйста, передай от меня поклон Зое Ивановне.
И пошла дальше.
"От кого поклон-то передавать?" – хотел спросить Славка, но, подумав о Зоечке, он вспомнил и о бабушке и о том, что он удрал из дома без спроса, и теперь там, наверное, шум и тарарам, и надо бежать обратно и делать виноватый вид и соглашаться со всеми бабушкиными словами о том, что он, Славка,  её наказание, что ремня для него пожалели, а теперь уже поздно, и что  еще непонятно, что из него, такого, вырастет...
- Мне поклон? – удивилась Зоечка. - В кофте с бантом? А, это, наверное, Нинель Витальевна. Странная она... Вроде и улыбается тебе, а как-то не верится.  Что за человек – не понимаю… Ну, да ладно, айда завтракать. У нас сегодня оладышки с клубничным вареньем…

Позвольте представиться…

После обеда, зачем-то прихватив со стола недоеденный кусок черного хлеба, Славка опять побежал в огород, чтобы продолжить вчерашние исследования. Но не успел он и трех шагов сделать в сторону клада под елкой, как прямо перед ним возникла вчерашняя ворона. То есть он предполагал, что это та же самая ворона. И по праву старого знакомого, слегка присев, он вытянул вперед  руку с раскрытой ладонью и куском хлеба на ней. Ворона без всякого страха и смущения подошла к ладони и ткнула клювом в хлеб.
- Хлеб, - сказала она вдруг совершенно отчетливо, на что Славка от неожиданности вздрогнул и непроизвольно сжал ладонь.
- Да-а, хлеб, - разочарованно повторила ворона, а затем добавила, правильно и четко произнося все слова:
- Ну, я бы предпочла сыр... Впрочем, давай, что принес.
- Ух! Ты разговаривать умеешь? – Славка сам себе не поверил, что задал этот вопрос вороне.
- Ну, это совсем не трудно. Вот спички зажигать намного сложнее.
- И спички! Вот это да!.. Постой, а зачем тебе надо зажигать спички?
- Да так, знаешь, бывает...
Ворона замолчала, снова подошла к Славкиной протянутой руке, тюкнула легонько клювом, чтобы ладонь раскрылась, затем аккуратно взяла с нее кусок хлеба, положила его пред собой на землю и, слегка придерживая коготками, принялась есть, выщипывая маленькими  кусочками. После каждого укуса она поднимала голову и, пока глотала, крутила головой в разные стороны, словно проверяя, нет ли рядом какой-нибудь угрозы.
У нее была большая черная головка с блестящими черными глазами и крепким, тоже черным, клювом, серое начиная от шеи туловище с крыльями, по краям украшенными широкой черной полосой, на лапках что-то вроде коротких детских штанишек и тоже с черной отделкой.
Когда она, наконец, доела, то сначала примерно минуту постояла на одной ноге с закрытыми глазами, а затем, повернувшись к мальчику, продолжила прерванный разговор.
- Ну вот, теперь у нас есть повод познакомиться. Так сказать, общая трапеза…, от одного куска хлеба … и так далее. Тебя как, между прочим, зовут?
- Славка. Ну, то есть Слава.  Или Вячеслав.
- Интересное дело, у одного и сразу три имени. И чем, хотелось бы знать, ты это заслужил?
- Да, нет, - отчего-то засмущался Славка, подумав вдруг, что он еще и одного имени не заслужил. - Это одно имя, только разные варианты.
- А-а... С вариантами... А у меня попроще, - и замолчала, углубившись в ковыряние какой-то бумажки. Славка помялся, покашлял, чтобы напомнить о своем существовании, затем все-таки решился.
- А как попроще?
-  Как-как? А вот так - Жозефина.
- Ух-ты! Ничего себе – проще! Я такого и не слышал. Жоф.. Нет, Жози... Что-то сразу не получается...
- Жозефина. Собственной персоной.
- С собственным чем? – переспросил Славка.
- Фу-ты, какой непонятливый. Собственной персоной. Это значит – сама по себе.
Славке стало завидно, ведь он еще никогда не был собственной персоной. Всегда получалось, что он был либо при маме, либо при бабушке, иногда при папе или даже при старшей сестре. А вот сам по себе, кажется ни разу…
- Н-да, Жозефина, - повторила ворона, - И заметь, ни у кого больше такого имени нет. Н-н-да... Кх-кх... Кажется, была еще какая-то Жозефина в раньшие годы. Но это все равно не считается. Все равно вы это еще в школе не проходили.
- Жозефина, а ты это… не того? – Славка по-прежнему не мог поверить, что разговаривает с вороной.
- Чего – не того?
- Ты, правда, настоящая ворона? Ну, там не заколдованная принцесса или, наоборот, какая-нибудь волшебница?
- Вот еще. Надо мне очень. Заколдованная? Ха! Ворона я, ворона! И не нарывайся.
- А почему же ты тогда  молчишь?
- Как это молчу, а что я сейчас делаю, по-твоему?
- Да, нет, это ты по-человечьи. А почему ты не каркаешь? Ну, как все… Как все вороны.
- А-а... Так зачем надрываться-то. Повода не было.
- А какой повод нужен? Может, ты просто не умеешь, разучилась? - Славка вдруг вспомнил басню, которую его заставляли учить перед поступлением в школу.
- Ой, только не надо…, - ворона словно подслушала его мысли. - Я ваши штучки знаю: мол, «ворона каркнула во все воронье горло, сыр выпал»… И так далее. Меня на эту удочку не поймаешь. Ну, вот, давай, хвали меня, и посмотри, как я выдержу.
- Как это хвалить? А что говорить-то?
- Ну, как… Ну, что я, например, умная…
- А ты что,  и, правда, умная?
- Ну вот, опять нарываешься... Ты не спорь, ты просто говори: какая ты, Жозефина, умная, красивая, воспитанная, интеллигентная… Так, что там еще? Элегантная, тактичная… Кажется, что-то еще забыла… Ладно, для начала хватит. Ну, давай. А я буду невозмутима.
- Ну, ладно. Пожалуйста... Жозефина, какая ты… Нет, я так не могу… Я ничего не запомнил. Но, знаешь, ты самая необыкновенная ворона, которую я когда-либо видел. И единственная, с которой я знаком.
- Необыкновенная? Единственная? Вот это да! Здорово сказано. Так мне еще никто не говорил… Знаешь, если бы у меня был сейчас сыр, я бы тебе его сама отдала.
Славка ни за что бы не поверил, что вороны могут краснеть от смущения, но это было именно так. Только ее замешательство продлилось совсем недолго, уже через несколько секунд Жозефина опять к нему обратилась 
- Н-да… Нам бы надо еще один вопросик обсудить. Тебе, между прочим, сколько лет?
- Восемь и почти три недели. А что?
- Та-а-ак… Значит восемь … три недели не в счет … разделить на четыре…  теперь поправка на коэффициент среднедневной высоты полетов … значит, получается … еще минус ….  Н-да … не очень… Тогда еще добавим за загрязнение воздуха и повышенную нервность обитания … Ну, вот, я так и думала. В общем, я старше и я главная.
- Как это главная? Почему-то это ты старше? - Славка не собирался просто так сдавать позиции. - Тебе сколько?
- Не важно. Старше и всё… И не отвлекайся. Ну, так куда ты поведешь даму?
- Но ты же не дама, а ворона…
- Одно другому не мешает. И не спорь по пустякам. Ну?
Славка сдался - ну и пусть старше, ну и пусть она дама.
- Ладно уж… А куда здесь можно…это … повести даму?

Прогулка с дамой

… Жозефина пролетела еще мимо двух домов и уселась на край скамейки около колодца. Славка добежал до колодца и уселся на лавку рядом с вороной, сказав "У-уф!".
- Колодец. Типа «журавель». Самый глубокий в деревне, - объявила ворона и постучала клювом по деревянному срубу. – В нем даже лягушки живут. Вон, взгляни вниз. Если постараться, то их можно разглядеть.
Славка из вежливости подошел, но смотреть вниз, в темную пугающую глубину, не стал. Ведь там внизу была вода, а Славка боялся воды в любом ее виде, отличном от воды в кране или в кастрюле для варки супа. Но сказать об этом вслух, да еще «даме», да еще в первый день знакомства, было немыслимо. Надо было срочно перевести внимание Жозефины на что-то другое, и Славка принялся оглядываться в надежде найти что-нибудь подходящее для отвлекающего вопроса.
Напротив колодца в широком проходе между двумя огородами был пустырь. Через него от деревни бежала тонкая тропинка и исчезала на поле, среди высокой травы и клевера. За полем темной стеной стоял лес, а за лесом уже ничего не было видно. На пустыре в нескольких местах росли заросшие полудикие кусты смородины и малины, а на краю, правее от тропинки, скучал одинокий сарай. Он показался Славке каким-то несчастным, словно жалующимся на то, что, вот, все ушли, а его бросили здесь одного. Славка открыл рот, чтобы спросить про сарай, но Жозефина его опередила:
- Разрешите представить: это местная достопримечательность - превращательный сарай.
- Как это? И во что же он превращается?
- Он не превращается, а превращает.
- И что он превращает?
- Да, всё.
- А во что?
- Во что захочешь... Точнее, во что он сам захочет.
Славка задумался, прикидывая, что же интересного и полезного можно поиметь от этого сарая, но потом все-таки уточнил с некоторым недоверием:
- А ты сама видела, как там ... это все превращается? Ты пробовала туда ходить... превращаться?
- Вот еще... Очень мне надо.
- Тогда откуда же ты...
- От верблюда. Вернее от Марьи Тимофеевны вот из этого дома с дырявым забором. Она туда все время всякий хлам таскает, а выносит  какие-то пучки сухой травы. Заходит злая, а выходит веселая. А еще в прошлом месяце туда воробей залетел. Не наш, пролетный. Я ждала-ждала, а оттуда через час прыщавая жаба вылезла. Вот я и говорю - превращаются они там.
- Давай, заглянем туда. Ну, на минуточку, а?
- Не время, - сурово и многозначительно ответила Жозефина, - нам надо лететь дальше, а то не успеем.
И легко оторвавшись от скамейки, поднялась вверх и замахала крыльями вдоль электрических проводов, соединяющих столбы - дальше по деревне. Славка даже и не пытался ее догнать.  Бежать и одновременно думать он не умел, а ему надо было очень срочно поразмыслить над тем, что, вот, если бы суметь привезти сюда и затащить в сарай его старый со сломанной левой педалью и кривым рулем велосипед, то, очень может быть, сарай захочет превратить его не в жабу или веселую Марью Тимофевну, а в новенький велосипед с зеркальцем и звонком... А еще, вот если бы сарай научил его, Славку, плавать и вообще не бояться воды, чтобы над ним больше не смеялись. Вот это было бы да! Но от этой мысли у Славки что-то закололо в боку, и он на всякий случай остановился.
И как раз очутился возле странного вида ворот. Они были выкрашены в белый цвет, а по диагонали, крест накрест, их пересекали две ярко синие полосы. Справа от ворот был подвешен настоящий якорь, а слева на толстой цепи слегка раскачивалась выкрашенная в черный цвет металлическая модель подводной лодки.
«Интересно», - подумал Славка – «если такие ворота, то какой должен быть дом». Но и ворота, и забор были высокими и плотными, так что даже щелочки было не найти, чтобы подглядеть вовнутрь. Из-за забора были слышны строительные звуки: стук молотка, скрежет пилы, треск падающих досок. И еще мужской голос звал какого-то Леньку с гвоздями.
Славка попятился назад в надежде, что издалека обзор будет лучше, и он сможет что-нибудь увидеть, но вдруг почувствовал, что спиной наткнулся на что-то мягкое и шерстяное и… довольно странно пахнущее.
- А ты что думал, козел и без запаха? – проворчала где-то над ухом Жозефина. – Естественно, это не одеколон Адидас.
- Козел? – Славка недоверчиво развернулся.
Большой серо-белый козел смотрел на него грустными доверчивыми глазами. Длинная шерсть, беспорядочно свисавшая вниз спутавшимися прядями, криво выстриженная несолидно-короткая бородка, рога почему-то разной длины, густые нависшие брови… И глаза… Казалось, вся грусть человечества, или даже Вселенной, замерла в глубине его звериных глаз. Славке почему-то стало стыдно неведомо за что, захотелось попросить у козла прощенья…
- Это ему Колька-алкоголик, хозяин его, бороду выстриг. По пьянке. Да ты не смущайся, он в общем мирный. Его дядя Коля зовут. Хозяина просто Колькой кличут, да еще забулдыгой. А козла – дядя Коля. Уважают в деревне. Он хоть и не шибко умный, но, сам видишь, задумчивый.
Устав от объяснений, Жозефина фамильярно примостилась на спине козла, а тот только лениво повернул в ее сторону голову, да так же лениво мотнул хвостом. А потом снова уставился на Славку.  Мальчик потянул к козлу руку, чтобы погладить, но козел стал тыкать носом сначала в Славкину ладонь, затем и в карман, видимо проверяя наличие там чего-нибудь съестного. Славке снова стало очень стыдно, что он не подготовился к встрече с дядей Колей, и у него нет никакого угощения.
- А ты не думай, он не еду ищет, а табак, сигареты. Это его Колька приучил. Теперь первое лакомство… Ну, хватит уже, полетели дальше.
- Подожди, а это что за дом? – Славка вспомнил про заинтересовавшие его ворота.
- Здесь местный Растрелли живет.
- Как это – расстрелянный  и живет?
- Ну, что это такое! Всему тебя учить надо. Это фамилия такая – Растрелли. Архитектор. В Петербурге главный дворец строил, слышал? А нашего - Валерьян Ефимыч зовут. Так он тоже почти всем в деревне что-нибудь да строил. Кому дом, кому сарай, кому баньку, кому крыльцо. Вот сейчас долетим до околицы – увидишь, какие он хоромы одному приезжему соорудил, не хуже дворца. А себе никак закончить не может. Слышишь, все долбает?
Но стук в этот момент прекратился, и почти сразу рядом с воротами открылась незамеченная раньше калитка. На улицу почти выбежал худенький, невысокого роста мужчина в солдатских брюках, тельняшке с закатанными рукавами и в выцветшей джинсовой бейсболке.
- Невозможно! Возмутительно! Ну, сколько еще над нами будут издеваться?! – закричал он, обращаясь к почти пустой улице. – Именно – произвол! И не останавливайте меня. Полнейший произвол! Работать невозможно, голова от жары пухнет, спина горит от ожогов, а у Лидии Сергеевны клубника, видишь ли, без солнца не вызревает.. А второго дня? Только доски для сушки разложил, так  -  на тебе – ливень организовали. Потому что, блин, к Петровне племянник приехал, и ей было недосуг самой полить огурцы. Нет, Пал Иосич – хороший человек, но … Но я ему это погодное самоуправство поломаю. Ну, точно, честное слово!
Выговорился и хлопнул за собой калиткой…
… Внезапно Жозефина встрепенулась, нервно задергала головой и вдруг улетела прочь, без каких-либо предупреждений и объяснений. И Славка остался один. То есть один он был всего несколько секунд, потому что почти сразу и резко, словно ее взорвали, распахнулась калитка в следующем доме, светло коричневом с резными ставнями, и оттуда выкатился клубок из двух дерущихся мальчишек. Докатившись с воплями и визгом до Славкиных ног, клубок мгновенно распутался, и перед Славкой выросли два боровичка лет по пяти, совершенно одинаковые, если не считать синяка под глазом у левого и наполовину выстриженной брови у правого.
- Я – Андрейка, а он – Данилка, - без вступления объявил правый. – А ты - новенький? Мы тебя раньше не видели. Ты драться любишь? А то этот, - и он кивнул на помеченного фингалом брата, -  все время удирает и маме жалуется.
- Сам ты жалуешься, дурак! – не выдержал несправедливого обвинения левый. – Меня из-за тебя вчера два раза просто так наказали.
- А вот и фигушки! Наказали, потому что наябедничал. А не сказал бы, так никто бы и не узнал, - правый мальчишка стоял, уверенно засунув руки в карманы
- Как это «не узнал»… А глаз? Меня мама спросила. Я, что, должен был ей сказать, что это я сам себе синяк нарисовал? – не сдавался его брат.
- Да тебе надо было еще не так нарисовать за то, что ты мне бровь во сне выстриг!
- А что же мне было делать, если ты мою кисточку сломал, и мне нечем было рисовать. Надо было новую сделать. А у тебя брови мягче, рисовать удобнее…
- Ну, я тебе сейчас порисую… Я из тебя сейчас … ваще… зубную щетку сделаю.
Поняв, что разговор ушел в сторону, и к нему уже потеряли интерес, Славка оставил близнецов выяснять свои запутанные отношения и зашагал дальше вдоль домов к концу деревни…  И уже на ближайшем заборе обнаружил пропавшую Жозефину. Та безмятежно сидела на угловом столбе и, как ни в чем ни бывало, засунув голову под крыло, вычищала свои перышки. Когда Славка с ней поравнялся, она подняла голову и заявила противным писклявым голосом:
- Ты им не верь. Андрейка – тот, что слева. А наглый справа – Данилка. Они всегда врут и всегда друг с дружкой дерутся. А если не дерутся, то вместе ловят и мучают кошек, кур, собак и даже.., - тут Жозефина сделала большую паузу, несколько раз вздохнула-выдохнула, для усиления эффекта выкатила глаза и, наконец, продолжила громким шепотом:
- И даже … ВОРОН!
И очень расстроилась, потому что Славка не упал после этого сообщения в обморок, не выразил возмущения, протеста или хотя бы сочувствия.  Он только хмыкнул и пожал плечами.
- Ладно уж, полетели дальше! –  обиженно-снисходительно предложила она, так и не дождавшись понимания. – По этой стороне осталось еще три дома, а по той – два и Максатихина сторожка. И еще один колодец.
… На обратной дороге Славка затормозил около дома, из которого сбежало белое облачко. Дождался, пока рядом приземлится Жозефина.
- А вот в этом доме, там что?
- Что, что? Тебя в школе читать учили? Вот и читай.
И действительно, на заборе рядом с калиткой, была прибита белая табличка, на которой синими печатными буквами было написано "ИЧП "Погода на сегодня" ПБЮЛ Левин П.И.». А ниже, уже помельче, «Формирование благоприятных погодно-климатических условий по заявкам населения. Прием заказов ежедневно с 19-00 до 21-00». И уже совсем маленькими буковками «Цены договорные. Осенью, зимой и пенсионерам скидки"
- Ну, что же ты, читай, - ворона нетерпеливо стукнула клювом по табличке.
- Так я уже прочитал. Про себя.
- Н-да... Так ты, наверное, ничего не понял. Давай-ка, перескажи, что там написано, а я… я  проверю.
Славка послушно повторил вслух текст с таблички. Но Жозефина в недоумении молчала. Как ни странно, но всезнайка-ворона, кажется, была не в курсе. После весьма продолжительной паузы она проворчала.
- Понапишут тут  всякое… Не разберешься… Ну, что ты на меня так смотришь?.. Да, я не умею читать. Ну и что? Должен же у меня быть хоть  какой-нибудь недостаток…
Славка был великодушен.
- Конечно, ну и что. Я сам научился только два года назад… А про дом ты потом расскажешь, ладно? А то мне сейчас об этом не хочется…

Урок кладологии

- Итак, продолжим беседу. Давай, рассказывай, с какими планами ты сюда приехал?
- Как это - с какими планами? Да так, приехал  и всё - Славка сначала даже не понял, о чем его спрашивают.
- Ну, вот уж не поверю, что ты забрался в эту глухомань, не имея при этом какой-нибудь особой цели.
Славке стало очень стыдно, ведь его, действительно, привезли сюда как маленького и все планы по поводу этой поездки были не у него, а у бабушки, а он просто был при бабушке.
Но вдруг он вспомнил про ненайденный клад под елкой. Клад! Это было вполне... Это было то, что надо. Этот план можно было, не сомневаясь, предъявить даже Жозефине, не опасаясь ее насмешек.
- Ах, ну да, совсем забыл… Я здесь, чтобы найти клад, - объявил он торжественным шепотом и сразу же взглянул на ворону, чтобы проследить, какая будет реакция.
Если бы Жозефина могла потереть руки от удовольствия, она бы, кажется, это сделала. Но с крыльями выразить свое удовлетворение таким способом было непросто.
- Клад? Клад - это хорошо. Клад - это я одобряю. Клад - это я поддерживаю...
Славка облегченно вздохнул, словно только что вполне сносно ответил у доски плохо подготовленное домашнее задание. Кажется, он не уронил свой авторитет. Но расслабляться было рано, потому что Жозефина продолжила свой допрос.
- А какой клад ты собираешься найти?
- Ну, это... вообще... просто клад. А что, они разные бывают?
- Не понимаю... Совершенно не понимаю современную систему образования. И чему вас учат?! Как это можно, абсолютно не подготовившись, не изучив вопрос, не прояснив ситуацию...  Безответственно..., - пронудела она голосом ведущего программу про здоровье, а потом продолжила уже своим, -  Это тебе повезло, что ты меня встретил, иначе я даже и не представляю, как бы ты с этим без меня справился.
- Но как же можно знать заранее, какой клад найдешь?
- Глупости! Какой будешь искать, тот и найдешь. Разные клады и ищут по-разному.  Как бы ты стал искать, к примеру, сундучный клад.
- Я бы сначала нашел сундук, а потом в нем клад, - не растерялся Славка.
- Правильно... А сундук ты бы как стал искать?
- Не знаю... Может быть, для этого надо... - начал было мальчик, но ворона тут же его перебила.
- То-то. Не знаешь... Потому что, к твоему сведению, бывают чердачно-сундучные, подводно-сундучные и просто сундучные клады, - и она победоносно взглянула на Славку. Тот стоял, глупо открыв рот, не зная, что сказать или спросить.
- А если копать, например, под елкой, ну, той, что в конце нашего огорода, то какой клад можно найти? – наконец выдавил он из себя.
- Там никакой не найдешь
_ Это почему? – обиделся Славка за свой план. – Там ему самое место.
- Нет, потому что нет. Нет, потому что туда ничего не закапывали. Уж поверь моей интуиции
Славка поверил, и от этого ему сразу стало скучно. А Жозефина продолжала.
- Далее. Подводные клады. Тоже имеют несколько разновидностей. Например, добровольно затопленные. Их легко искать. Для них есть где-нибудь специальная подробная карта. Главное, заполучить карту. Это ерунда, раз плюнуть… А вот, если сокровища затонули вместе  с кораблем, то тут намаешься – никто никогда точно не знает, где это самое место затопления. Потому как все, кто знал, затонули вместе с кладом… В любом случае, для подводных нужно специальное оборудование. У тебя, как я успела заметить, его нет.
Но подводные клады не слишком заинтересовали Славку. И вовсе не из-за отсутствия специального оборудования, а потому что дело касалось воды, всяких плаваний и ныряний, а с этим у него были большие проблемы.
- Продолжим. Кувшинные клады. Распространены практически повсюду, поэтому для поиска сложны. Здесь, как говорится, дело случая…
- А для этого… кувшинного клада любой кувшин годится? А термос можно? – мальчик вдруг вспомнил, что видел валявшийся при входе в Зоечкин дом старый голубой термос с цветными драконами.
- Нет, термос не годится. Хрупкая конструкция, - отрезала ворона и продолжила, -  Так, еще бывают карманные клады.
- Карманные?.. Как странно… А что это значит?
- Это значит – найденные в кармане. Что тут не ясно?
- Нет, все ясно… А в каком кармане, чьем?
- Очевидно, что не в своем… Н-да… Хм-м… Кажется, я что-то перепутала. Ладно, это пропустим, это не существенно…
Славка слушал ее, разинув рот и широко распахнув глаза – столько всего о кладах не знала, наверное, даже их учительница Татьяна Сергеевна, а уж она-то всякого знала – ой-ой-ой…
- Ой, Жозефина, и откуда ты все это знаешь?
- Откуда, откуда? А вот отсюда, - и она шлепнула крылом по своей блестящей черной головке. – Места надо знать… Уф, устала что-то. Кстати, а сколько сейчас времени?
Славка возликовал, теперь-то он сможет показать свое превосходство, поскольку с самого дня рождения на его руке  красовались новые часы с электронным табло, на котором, безо всяких усилий по различению длинной и короткой стрелок, можно было узнать точное время.
- Пять часов шестнадцать минут сорок семь секунд , - торжественно объявил он и в предвкушении триумфа победоносно посмотрел на Жозефину. Но та, казалось, даже не удивилась его точности. Сделав демонстративную паузу и выщипнув у себя из левого крыла лишнее перышко, она небрежно сказала:
- Ну да, конечно, я сама знаю. Это я просто так спросила… Только не хочется тебя огорчать, но твои часы отстают на три минуты и пять секунд...

За перегородкой

Вечером Славка лежал у себя в постели, уставший за день и переполненный по самую макушку впечатлениями. В его распоряжение было отдано старое раскладное кресло, низкое и такое узкое, что хотелось сравнить его с коконом. Но Славке оно нравилось, в нем было что-то из раннего детства, что-то похожее на его первую детскую кроватку.
В полудреме Славке виделась Жозефина - большая, с него ростом. Она важно ходила вокруг него, оценивающе его разглядывала, а Славка даже лежа, даже засыпая, пытался приподняться на цыпочки и делал умное выражение лица - так ему хотелось произвести на нее впечатление.
Одновременно, сквозь наползающий сон и через перегородку, отделявшую его закуток от большой комнаты, Славка слышал, как бабушка и Зоечка переговариваются в полголоса, но, то проваливаясь в сон, то выныривая на поверхность,  Славка улавливал только какие-то обрывки разговора.
- ... может и установилась. Кстати, ты Лимоныча помнишь?
- Кого? Ах, это который мог лимон, не поморщившись, съесть? Пашку Левина? Из десятого "Б"? Ну да... А почему ты вдруг вспомнила?
- Точно. Он, помнишь, еще по очереди пытался ухаживать за мной и за Ленкой Смирновой. А потом...
В это время Жозефина в Славкином сне перестала ходить вокруг него, уселась на скамейку по-человечьи, свесив вниз тоненькие веревочки-ножки и, отведя одно крыло в сторону, вдруг завела басом "Ой, да не вечер, да не вечер... Ка-а-ар! Мне малым-мало спалось... Ка-а-ар!". Славка, неожиданно для себя, стал ей подпевать, но поскольку слов не знал, подхватывал  только ее "Кар!" после каждого предложения.
- ...оказалось, что он уже лет пять живет здесь. У него прекрасный дом, чудесный сад. Есть маленький прудик на участке. Да ты сама увидишь - обязательно пригласит посмотреть. Он у меня по вечерам часто бывает. Представляешь, опять ухаживает. И опять за двумя...
...Прервав на середине задушевную песню, Жозефина встрепенулась, повертела головой и вдруг взлетела вертикально вверх. И Славка, не долго думая, взлетел вслед за ней. Он скорее чувствовал, чем видел, как она парит рядом с ним, уверенно и сильно распахнув крылья. Сам он плыл по воздуху почти без усилий, расставив в стороны руки и лишь изредка двигая ими – скорее для того, чтобы просто попробовать на ощупь упругость воздушных потоков. Сквозь дымку облаков он видел внизу крыши домов – зеленые, серые, коричневые. Видел рыжую ленточку деревенской улицы, темный четырехугольник леса, поля, отличающиеся друг от друга оттенками зеленого. Вот заблестело отражение солнца в речной воде…
- а я все понять не могу, чего это у меня потом огурцы чернеют. В общем, странная она особа... А Лимоныч, тот ничего, видный такой, седой весь, представительный. Только все-таки чудной. Он здесь частное предприятие открыл. Знаешь, как называется? Будешь смеяться - ИЧП "Погода на сегодня". Во как! Денег, правда, со своих почти не берет. Но заказы принимает аккуратно.

Гости

На следующий день вечером были гости. Пришел предсказанный Лимоныч, а вернее Павел Иосифович Левин - высокий худой мужчина с абсолютно седой головой.
- А это Антон, прошу познакомиться.  Мой помощник и советчик. Да, Антош?
- Ну, дедушка… Не Антон, а Тоня. Вот, ты опять… дразнишься, - и из-за спины мужчины, вернее откуда-то из-за левой ноги, появилась почти воздушная девчоночья фигурка.
Славка сразу все понял. Он понял, что никакая  Глюкоzа, никакая Ленка  Прохорова никогда не смогут завоевать его сердца.  Оно, его поверженное сердце,  уже билось возле ног этой худенькой девчонки в салатовой футболке, голубых джинсах чуть ниже колена и с огромными удивленно-серыми глазами
Уселись за стол, заставленный всякими вкусностями к чаю.
- Может и лимончик найдется? – поинтересовался гость.
- Конечно… У нас тут…
Но Зоечка не дала Славкиной бабушке договорить и сверкнула в ее сторону веселым хитрым взглядом.
- Да, кажется, оставался один...
Славка успел заглянуть в холодильник, пока Зоечка доставала заветный лимон – там на полке лежало еще штук пять или шесть таких же одиноких, оставшихся.
За столом он сидел рядом с девочкой, не смея повернуться и посмотреть на нее, и только косился правым глазом, когда наклонялся над чашкой, уверенный, что никто этого не замечает. Ему хотелось сделать нечто выдающееся, сказать умную мысль, чтобы эта удивительная девочка увидела, что он не какой-то там Люсин внук, а сам по себе, собственной персоной. Но вмешаться в общий взрослый разговор он не решался, знал, что бабушка обязательно будет ругаться, скажет о нем что-нибудь смешное и совсем опозорит перед Тоней. Поэтому Славка хранил умное молчание и, как бы невзначай, тихонько пододвигал ближе к девочке коробку своих любимых шоколадных конфет.
Хоть он и пытался прислушиваться к беседе за столом, но практически ничего не понимал, лишь отдельные слова доходили до его сознания. И к тому же ему было важнее, что рядом сидела Тоня. А разговоры… Ну, о чем интересном могут говаривать эти взрослые?
- Да ты, Павлик, не скромничай. Всем известно, что в Мусатовом Доле урожаи не в пример Вербухе и Демидовке. И все благодаря твоим метеоизысканиям. Ты у нас как Илья-пророк, дождями дирижируешь.
Зоечка с удовольствием расхваливала гостя, но при этом она так хитро подмигивала Славиной бабушке, что Славке вдруг показалось, что она просто дразнит этого солидного серьезного мужчину…
- Я, конечно, все это сопоставил и… Люда, ты, кстати, не читала моего научного сообщения в «Вопросах метеорологии»?
- Паш, ну что ты к ней пристал. Она – историк, она не читает о метеорологии. Погоди, Люсенька, он сейчас хвастаться начнет.
- Да я не хвастаюсь. Это на самом деле, - гость слегка обиделся, но желание высказаться оказалось сильнее, и он все-таки продолжил.- Установить зависимость между параметрами – это полдела. Вернее, даже четверть. А вот научиться воздействовать, управлять этими параметрами… Облака пушками разогнать, чтоб параду не мешали – это ерунда. Это не наука. А вот то, что я делаю, это еще никто… Смотрите, сейчас стабильно ясно, барометр не шелохнется. А после заката, обещаю, будет ливень где-то минут на сорок, чтоб как следует землю промочило. Вот увидите! Это мне заказала.. сейчас, минуточку, - и он стал копаться в каких-то листочках с записями. Но так и не нашел, кто же заказал ему на ночь ливень, и, поймав ласково-насмешливый Зоечкин взгляд, добавил:
- А ты, Зоя Ивановна, все насмехаешься, не веришь.
- Да, я верю, верю. Только чудно это – погодой управлять. Ну, да ладно… Чайку налить еще?
- Ты какой класс закончил? – услышал Славка Тонин шепот.
- Первый. А почему шепотом? – он слегка наклонился в сторону сероглазой соседки.
- Ой, и я первый. А шепотом, потому что они услышат, начнут приставать, сюсюкать. Ну их! У тебя велосипед есть?
- Нет, - Славка огорчился.
- Жаль, а то бы мы могли покататься. А хочешь, я тебя за земляникой возьму? Можно с бабушкой. Я такое местечко знаю – можно лежа собирать.
Взрослый разговор тем временем слегка изменил направление. Снова зазвучал слегка обиженный голос Павла Иосифовича.
- А ты, Зоечка, не насмешничай. И никакой я не дамский угодник. Вон, Марья Тимофеевна на днях, можно сказать, мне скандал закатила – ей надо было по суху какую-то траву приворотную собирать, она ж у нас известная ворожея. А у меня по плану дождь был намечен, ну и вымокла вся ее травка. Так эта ведьма на всю деревню голосила, что, мол, ей теперь ждать, когда заново подсохнет, а трава перестоит, срок пройдет, уже не тот эффект. В общем, напакостил я всему человечеству.
- Да, трудно вам, ученым! – сочувственно улыбаясь, покачала головой бабушка.
- А то! – не заметив иронии, продолжил Лимоныч. – Или вот с того конца… Ирина … Ирина… как ее?
- Валентиновна.
- Да, Ирина Валентиновна, собирается написать на меня жалобу, что по моей вине, из-за моих опытов ей приходится белье по два раза сушить. Она только вывесит, а у меня ливень под полив.
- А подруга твоя как поживает? Что-то давно она мой цветник не приходила смотреть, - большие Зоечкины глаза блестели смешинками, но рот был серьезным и скучным.
- Какая подруга? – встрепенулся гость и слегка заерзал на табуретке. – Это Нинель Витальевна? … Никакая она мне не подруга. Беседуем только иногда. Она моими исследованиями интересуется.
- Ох, Люсенька, уж так она ими интересуется, так интересуется…, - и они обе, и Зоечка, и бабушка, захихикали, совсем как Славкины одноклассницы.
Лимоныч обиделся.
- Ну, ладно, девочки, хватит дразниться. Я ж вам, как своим… А Вам, Зоя Ивановна, и вовсе негоже, - вдруг перешел он на официальный тон. – Вы же знаете… Ты же знаешь, как я к тебе…
Зоечка сразу затихла и так улыбнулась Лимонычу, что даже у Славки захватило дух от той радости, которая вдруг разлилась по комнате, запрыгала по стенам розовыми бликами, зазвенела ложечкой в Тониной чашке. Все помолчали минутку, а потом снова пошел обычный чайный разговор, словно и не было тех слов и той улыбки…
- Ты нам лучше расскажи, отчего деревня так называется. А то меня гости замучили.
- Да, ничего оригинального или романтического. Я по справочникам проверял, потом и у старожилов спрашивал – и все об одном говорят. В общем,  «Дол» – это очевидно, а …
- Дедушка, а я забыла, что очевидно?- перебила его Тоня.
- Очевидно, что это долина, низина. Сами же видели, что деревня в середине как бы прогибается. Сейчас-то уж сгладилось, а раньше, говорят, что вообще как яма была.
- Ну, а «Мусатов»? Это фамилия?
- Абсолютно точно. Один из владельцев этой деревни. Только тогда здесь всего два двора было. И называлась она «Глубокий хутор», потом стала «Мусатов хутор», ну, а затем уж «Мусатов дол».

Взаимоприятное знакомство.
… Неожиданно Славка увидел, что в их сторону идет внучка Лимоныча. Она шла маленькими шажочками, согнувшись под тяжестью трехлитровой банки с молоком, которую она тащила в авоське. Эту возможность Славка упустить не мог.
- Жозефина, извини, мне тут надо... Срочно... Я вспомнил... Ну, ты понимаешь... Не обижайся, пожалуйста - промямлил он не слишком убедительно и, не дожидаясь ответа, поспешил навстречу девочке. Заметив его, та остановилась, неуверенно улыбнулась и, приготовившись к разговору, хотела уже сменить руку, но Славка ее опередил. Он подошел вплотную и вместо приветствия произнес скороговоркой и как бы небрежно:
- Давай, я помогу. Мне все равно в вашу сторону.
Девочка послушно отдала авоську с банкой и засеменила рядом, время от времени поглядывая на него чуть-чуть снизу.
- Не понимаю... И он тоже... Не понимаю... - Жозефина поковыряла клювом машинально какую-то конфетную обертку под ногами, глубоко вздохнула и замахала крыльями в сторону огородов. "Не понимаю! Не понимаю..." слышалось сверху.
… Они миновали уже знакомый Славке проход с красными цветами, из сеней по ступенькам повернули налево – в дом.
- Здесь мы живем с дедушкой, - объявила Тоня, когда они оказались в уютной кухне. – А там, направо, у него лаборатория. Ну, это где он погоду делает. Ты молоко вот сюда, на буфет, поставь, пожалуйста.
Не зная, что сказать еще, девочка замолкла. Славка тоже ничего не мог придумать, но ему очень не хотелось сейчас уходить отсюда.
- А хочешь, я тебя познакомлю с одной… Ну, в общем одну штуку покажу?
… Славка долго водил девочку по деревне, прочесывая взглядом крыши и заборы в поисках «одной штуки». И на все Тонины вопросы отвечал только: «Подожди, сейчас…»
И уже, когда, дойдя до края деревни, он совсем отчаялся поразить свою спутницу удивительным знакомством, на плетне, за околицей,  увидел ворону. Он был уверен, что это Жозефина, но та даже головой не повела в их сторону, хотя они подошли совсем близко.
- Жозефина, - робко позвал Славка. Ворона вздернула кверху клюв, подобрала под себя одну лапку, но ничего не ответила.
- Жозефина! – уже увереннее окликнул ее Славка. – Познакомься, это Тоня.
Но ворона только поменяла местами ноги.
- Ну, Жозефина, ну, это не по-честному. Мы же к тебе пришли…
- Ну, ладно. Так и быть, давай знакомиться, - раздался, наконец, ее голос.
Тоня тихонько ойкнула и недоверчиво взглянула на мальчика.  Тот радостно закивал.
- Во! Она разговаривает, представляешь!
- Разговаривает… разговаривает, - передразнила ворона. – Я, что, сюда разговаривать прилетела. Как будто важнее дел нет?
Тоня, порозовевшая от смущения, словно ее хотели представить кинозвезде, вдруг присела, как старомодные барышни, и сказала:
- Здравствуйте! Очень рада встрече с Вами. Как Ваше здоровье?
Славка фыркнул и повернулся к Жозефине, предвкушая, что сейчас та ответит. Но ворона почему-то молчала. И присмотревшись, Славка с изумлением увидел, что ворона часто-часто моргает, а в уголке ее левого глаза блестит маленькая слезинка.
- Вот досада... Н-да… Кх-х.. Просто  ко мне еще ни разу не обращались на "Вы", меня это слегка смутило…
Славке вдруг даже стало обидно, как это он сам не додумался, что можно вот так вежливо сказать "Вы" вороне. Но он поразился еще больше, когда увидел, что его новая подружка подошла к Жозефине совсем близко и ласково погладила ее сначала по голове, а затем по спинке. Жозефина всхлипнула два раза, а потом и вовсе залилась слезами, совершенно не сдерживаясь.
- Ты... Это... Никто меня... Никто не гладил. Кошек, собак... я видела … часто гладят. Даже цепного Бурана. Даже козла дядю Колю... Даже... А меня…  в первый раз.
Тоня тоже зашмыгала носом, и Славка в растерянности не знал, кого из них утешать. Но первой пришла в себя Жозефина. Она резко прекратила рыдать, встряхнулась, распушив перья, потом заявила:
- Всё, хватит мокроту разводить. Вот, навели тоску на всю деревню… А давайте-ка в честь нашего взаимоприятного знакомства слетаем на речку?
- Слетаем, - еще продолжая по инерции плакать, поддержала Тоня.
- Ну, точно полетим, - захохотал Славка, хлопая себя руками по бокам, изображая, как он машет крыльями.
- А вот к словам не надо придираться. Не люблю я этого!
Тоня побежала отпрашиваться к дедушке, а Славка за разрешением – к бабушке. Жозефина, посчитав себя вполне самостоятельной, чтобы не согласовывать ни с кем свои действия, устроилась в ожидании детей на верхушке электрического столба.

На речке, на речке, на том бережочке… 

Дети наперегонки, минут за двадцать добежали до речки – через деревню, через поле и лес. Жозефина летела впереди, не очень высоко, как бы указывая правильный путь, присаживаясь временами то на придорожные кусты, то на причудливые корни сосен, пересекавшие лесную дорогу.
Лес обрывался полоской молодых сосенок по краю крутого берега. Заросший травой склон резко устремлялся вниз, затем, словно опомнившись, перед самой водой замедлял свое падение, становился  пологим и к воде подползал уже тихим  и смирным, с тоненькой желтой тропинкой, бегущей вдоль реки.
Сверху вода казалась неподвижной, словно застывшей на месте. Но внизу становилось видно, как, обгоняя отражения белых облаков, быстро проплывают мимо какие-то щепки, листочки и пузырьки. Как мелькают над водой разноцветные стрекозы. Как перекаты, такие игрушечные издалека, вблизи превращаются в настоящие пороги, и вода, бегущая по своим срочным делам, сталкиваясь вдруг с камнями, начинает бурчать от возмущения, фыркать и плеваться брызгами.
Жозефина куда-то исчезла, а Тоня сразу сбежала вниз к воде и, сбросив сандалии, вошла по щиколотку в воду.
- Вода – теплынь. Айда купаться! – прокричала она наверх.
- Не, я лучше тут… Я не буду… сегодня не буду, - выдавил из себя Славка. Для него даже просто подойти к воде было равносильно тому, чтобы самому вызваться отвечать на уроке.
- Ладно, тогда и я не буду, - легко согласилась Тоня и стала снова забираться наверх, для уверенности хватаясь руками за траву.
- Ты, что, плавать не умеешь? – спросила она, добравшись до Славки. Тот хотел придумать в оправдание что-нибудь не такое стыдное. Например, что плавки не взял или что живот болит или…, но все-таки сказал правду:
- Не умею. И воды боюсь, - и замер в ожидании смеха. Но Тоня безо всякой насмешки понимающе вздохнула:
- Бывает…, - и уселась рядом с мальчиком на почти горизонтальной ветке низкорослой сосны. И тут же рядом обнаружилась Жозефина. Она сначала принялась исследовать склон, мелкими прыжками передвигаясь то вверх, то вниз. Затем остановилась примерно посередине и начала что-то ковырять клювом.
- А, знаешь, у нас учительница такая смешная… Она на  букву «л» картавит, - Славка, поняв, что перед Тоней ему не надо ничего доказывать, расслабился. Ему захотелось просто поболтать и посмеяться.
- Как это? – искренне удивилась Тоня. – Разве так бывает?
- А то! Она букву «л» не выговаривает. Говорит не «правило», а «правийо», не «ложка», а «йожка». И меня зовет, знаешь как? Сйава, Вячесйав. Блеск, да!
Девочка с удовольствием захохотала.
- Подожди… Значит, она говорит «журнай», а не «журнал»? Здорово! «Стой», а не «стол»… Йампа…  койесо… или ёйка… Вот, классно! А у нас… у нас тоже в классе мальчишка есть, Чижиков-Пыжиков, он умеет язык в трубочку закатывать и ушами шевелить… А еще у моей школьной подружки, Юльки, есть большая черная собака. Черный терьер по имени «Чина». Она, когда бежит, под ней земля прогибается. Правда, правда… Я сама видела.
- Ух-ты! Вот бы такую. Ничего не страшно… Слушай, а вы уже слоги проходили?
Разговор набирал силу. Дети, перебивая самих себя и друг друга,  принялись вспоминать всякие занятные случаи и смешные происшествия на уроках, рассказывать любимые анекдоты, пересказывать последние виденные ими фильмы… Жозефина тем временем сосредоточенно выщипывала клювом справа от себя траву, иногда помогая себе когтями. Вырванные клочки она аккуратно складывала слева, и скоро там выросла весьма заметная кучка. Славка, наблюдавший ее действия уже какое-то время, наконец, не выдержал и, не дослушав Тоню, обратился к вороне.
- Что ты там делаешь? Вон уже какую проплешину выщипала. Ты же не ешь траву, я знаю. А может, ты для дяди Коли сено на зиму заготавливаешь?
Славка сам порадовался своей шутке, но Жозефина его не поддержала. Наоборот, она грустно вздохнула и почему-то шепотом ответила:
- Это моя тень...
- Не понимаю. При чем здесь тень?
- Вечно ты ничего не понимаешь! Я свою тень выщипываю. Это как портрет… Ты еще маленький, ты еще об этом не думаешь… А мне так хочется, чтобы после меня хоть какой-нибудь след остался. А то вот так летаешь, знаете, летаешь, и никто не знает и не помнит, что я здесь была, - и опять вздохнула.
Славка захихикал.
- И сколько ты уже таких следов оставила?
- Это пятый. Честно говоря, терпенья не хватает - все время на что-то отвлекаюсь. А один раз так и вовсе заснула за этим делом. А когда проснулась, тень уже в другом месте была. Пришлось заново начинать.
Славке стало совсем смешно, когда он представил, как с самолета летчик увидит на берегу странные вырезанные в траве фигуры - с клювом и хвостом - и, наверное, подумает, что это инопланетяне оставили следы - Славка видел такой фильм про Южную Америку... Впрочем, с самолета эти дырки не разглядеть. Но все равно, кто-нибудь же будет пролетать и увидит и подумает... Но тут он услышал робкий Тонин голосок.
- Жозефиночка, но ведь трава... она же опять вырастет, и следов не останется...
- Да, вот это-то меня и беспокоит. И пока ничего не могу придумать…

История, рассказанная вороной

Чтобы немного отвлечь загрустившую птицу, Славка напомнил об её обещании рассказать, откуда всё-таки взялось название деревни – Мусатов Дол. Жозефина, приняв одноногую позу, начала отнекиваться. Но Славка был настойчив.
- Ну, расскажи, пожалуйста. Не упирайся, - еще раз попросил он.
- Ладно. Раз вы так просите… Только, чур, не перебивать, а то у меня вдохновение пройдет. Кх-х-х! Кх-х-х!.. В общем, когда-то давно в этой деревне был постоялый двор. Ну, это как гостиница для проезжающих, - начала свою историю Жозефина.
- Для каких проезжающих? Ведь отсюда и проехать-то некуда – туда дальше только одна деревушка, да и та почти брошенная, - сразу же уточнил Славка.
- Если был постоялый двор, значит, были и проезжающие. И не морочь мне голову глупыми вопросами…, - Жозефина еще раз покхекала и продолжила, - Так вот… Гостиница эта так и называлась – «ДОЛ». Что значит - для отдыха людей…
- А может – для отдыха лошадей? Ведь тогда на лошадях ездили, - развеселился Славка. Но Жозефина даже не удостоила его взглядом. Но тут не выдержала Тоня.
- А вот дедушка говорит, что «дол» - это…
Жозефина не дала ей закончить.
- «Дедушка говорил»… Удивила! Мне эту историю моя пра-пра-прабабушка рассказывала. Так кто, спрашивается, лучше знает? И, вообще, мне сейчас надоест с вами спорить, и я…
- Всё, всё, всё! Мы уже молчим. Давай дальше.
- Н-н-нда… И жила тогда в деревне, если мне не изменяет память, в семье местного кузнеца, прекрасная и нежная девушка с простым именем Эсмеральда.
- Фью! Ничего себе простое имя! Какое же тогда, по-твоему, непростое? – опять не удержался Славка. Но Тоня сразу же на него зашикала.
- Не мешай! Очень красивое и хорошее имя. Ничего вы, мальчишки, в красоте не понимаете.
А Жозефина тем временем продолжала.
- И сосватал ее хозяин постоялого двора, гостиницы, значит, за своего непутевого и неученого сына  Митрофана... Да, именно Митрофана. И не иначе. И свадьба уже была назначена на ближайшую осень. Ну, да… Да, только как раз в это время остановился на постоялом дворе голландский принц. Инкогнито…
- Инкогнито? Что-то знакомое… Кажется, я уже слышал это слово, только забыл, что оно означает, - снова Славка перебил рассказчицу. Но в этот раз она не рассердилась, а с удовольствием пояснила.
- Это такая специальная фамилия, чтобы ездить, где вздумается, и чтоб никто не узнал. И чтоб автографы не просили. Ну, так вот, и этот голландский принц…
- Надо же, голландский принц! Скажите, пожалуйста…- продолжал бубнить Славка. – А почему, например, не Иван-царевич? Или не Симбад-мореход?
Жозефина грозно на него взглянула, но все-таки рассказ не прервала.
- Ну и как водится, полюбили они друг дружку. Эсмеральда эта и принц Инкогнито. И прямо накануне свадьбы нашел принц самых быстрых коней и самого лучшего ямщика и увез девушку в свою Голландию. Ну, и знамо дело, на ней женился. Была, конечно, за ними погоня – это как положено, но только не догнали.
Жозефина перевела дух и добавила.
- Да, кстати сказать, Максатиха приходится им самой что ни есть пра-пра-правнучкой.
- Как же? Ты же сказала, они в Голландию уехали?
- Ну, да… А потом… это… потом вернулись… Потому что кузнец умер, и кузница досталась Эсмеральде в наследство. Не пропадать же добру… Вот так-то…
- Постой, а почему «Мусатов»?
- Как почему? Так того ямщика, что их увозил, Мусатом и звали.
- Нет, все-таки нескладно как-то, - подытожил Славка.
- Зато как красиво, - Тоня была растрогана. История, рассказанная вороной, понравилась ей гораздо больше дедушкиной.

Превращательный сарай

…Больше ждать было невозможно. После Тониного сочувственного «Бывает!» Славка пришел к убеждению, что пора принимать решительные меры. И он пошел их предпринимать в тот же день сразу после обеда. Для этого надо было постараться не столкнуться ни с бабушкой, ни с Зоечкой, ни тем более с Жозефиной, чье вмешательство могло только всё ухудшить.
Чтобы не рисковать сразу собой (ведь еще не известно, какое у сарая будет настроение), Славка прихватил с собой в кармане пару ржавых и кривых гвоздей и уже на пустыре поймал и зажал в ладони особо шумливого кузнечика.
Дверь в сарай была не заперта, но открылась неохотно – криво и с недовольным скрипом. Внутри висел полумрак. Но через многочисленные щели и щелки пробивался солнечный свет и светящимися стрелочками вонзался в сено, которым был завален весь пол в сарае, а под самым потолком в воздухе колыхалась светящаяся пыль. От сена пахло теплом и какими-то бабушкиными приправами. Звуки снаружи почти не проникали. То есть все было слышно: и шебуршание ветра в траве на пустыре, и тонкое пение жаворонка, и скрип колодезной цепи, и какой-то пронзительный женский голос издалека. Но здесь внутри все эти внешние звуки не имели власти, они теряли смысл, как только пересекали дощатые стены.
В дальнем углу Славка разглядел стоявшие рядом вилы и грабли, которые сначала он принял за человека с большой головой. Там же, чуть выше Славкиного роста, в несколько рядов были натянуты веревки, на которых болтались привязанные пучочки травы. Под ними стоял перевернутый деревянный ящик, и на нем на какой-то тряпке ровным слоем были разложены цветочные головки ромашки.
Вспомнив, зачем он здесь, Славка раскрыл ладонь. Пару секунд кузнечик приходил в себя, потом высоким прыжком нырнул куда-то в сторону. Затем мальчик вытащил из кармана гвозди, закопал их поглубже в сено и уселся ждать, прислонившись к прохладной шершавой стенке.
Сено кололо и голые ноги, и даже через шорты, сухая травяная пыль лезла в нос, кто-то, наверное, паук, щекотал сзади шею, но Славка не шевелился. От значительности  совершавшегося он стал дышать реже и глубже. Если бы мог, он бы вообще не дышал – на всякий случай, чтобы не спугнуть.
«Что» не спугнуть, он и сам еще не знал. И боялся раньше времени обнаружить свое желание. Ну, пока не убедится в безопасности… Прошло несколько минут напряженного ожидания, как вдруг Славка услышал наверху какое-то шуршание: это неведомо откуда появившаяся ласточка сделала несколько зигзагообразных движений под самой крышей и уверенным рывком вырвалась из сарая через треугольную щель над входом.
«Это кузнечик! Кузнечик превратился в ласточку и улетел!» - охнул Славка и ринулся разрывать сено там, где, как он запомнил, были спрятаны гвозди. Гвозди никак не находились. Славка быстро запутался, потеряв отмеченное место. Начал хаотично ворошить сено и, перевернув очередную кучу и уже добравшись до деревянного настила, нащупал там какой-то металлический предмет – длинную палочку с шаром на конце.
Здорово! Сарай не разочаровал: живое он превратил в живое, мертвый предмет – в неживое. Угловатого кузнечика сделал прекрасной ласточкой, а испорченные корявые гвозди превратил в полезный и почти новый половник. Значит и со Славкой не должно произойти ничего неприятного, и можно не опасаться?
Теперь надо было попросить сарай о том главном, ради чего он сюда и пришел. Но как просить сарай? Сделай то-то и то-то..? Сивка-бурка, вещая каурка, стань передо мною..?  Не то… Избушка-избушка, стань к лесу задом, а ко мне передом..? Уже ближе…
И если попросить, а вдруг сарай не захочет этого сделать. Или сделает совсем не то. Например, превратит Славку в царевну… Вернее, в царевича…это… лягушку. Или в столб. Тем более и Жозефина сказала «Во что сам захочет…».
Но отступать было нельзя, и Славка, откашлявшись, произнес сначала испуганным шепотом, затем повторил громче и увереннее.
- Дорогой сарай! Кх-кх… Уважаемый сарай! Не мог бы ты… Не могли бы Вы превратить меня… Ой-ой, нет лучше не превратить, а сделать так, чтобы я совсем не боялся воды и надо мной перестали бы смеяться. И чтобы я умел хорошо плавать…
Однако, решив что «хорошо плавать» - это уж слишком, уточнил:
- Чтобы мне начать учиться плавать! - после чего завершил свою короткую речь почти жалобным «Ну, пожалуйста, уважаемый сарай!».
И замер. И даже зажмурил от страха глаза. Но ничего не происходило. В сарае было по-прежнему тихо, и только из дальнего угла слышался легкий шорох.
Славка стал тихонечко себя ощупывать, проверяя, все ли на месте и не превратился ли он во что-нибудь другое. Все было в порядке. Он подождал еще немного, но жабра, кажется, не появились, туловище не деревенело. Он начал прислушиваться к тому, что происходило внутри него, надеясь ощутить прилив смелости и появление неведомых сил. Но и внутри тоже ничего не менялось. Он вдруг понял: как же он может почувствовать какие-то изменения, если в сарае не было воды. Надо было срочно бежать проверять на речку… Или хотя бы к колодцу. Славка, путаясь в сухой траве, рванул к выходу, но перед тем, как захлопнуть за собой дверь, он все-таки на всякий случай уронил в полумрак сарая: «Спасибо!»
Колодец был совсем рядом, от сарая метров двадцать – двадцать пять, не больше. Но какими длинными они, эти метры, показались Славке. Чем ближе к колодцу, тем все медленнее и нерешительнее он двигался. И, не доходя до цели шага три, остановился. И опять попытался прислушаться к тому, что чувствует. В ногах и руках началось знакомое мелкое дрожание, такое, как всегда, когда он приближался к воде. И еще какой-то комок в горле. И голове почему-то стало холодно. Но может быть это только тело? По инерции, по старой привычке? А внутри он теперь другой, смелый и решительный..?
Славка вздохнул и приготовился сделать еще один шаг к колодцу. Но неожиданно прямо рядом со своим  ухом услышал хлопанье крыльев, и в траву около его ног приземлилась Жозефина.
- Что поделываем? – осведомилась она. – Есть идея – давай прошвырнемся за поле, к дальнему лесу. Крылья подразмять. Ты как?
Позориться при Жозефине желания не было, и Славка понял, что проверку придется отложить. Поле, лес, даже дальний – это было все же безопаснее, чем речка, и он помчался отпрашиваться у бабушки.

Облака, облака…
И все-таки тайна того утреннего облачка, выпорхнувшего из Тониного дома, не давала Славке покоя. Влияние на погоду с помощью разных и даже очень разных научных методов - это было одно, а облачко, взлетающее к небу прямо через  калитку - совершенно другое.
Он пробовал навести на разговор Тоню, но она намеков не понимала и всегда утверждала, что ни в чем у дедушки не разбирается и только помогает по вечерам мыть пробирки…
Как-то утром они договорились сходить в дальний лесок за земляникой. Тоня, как старожил, взялась показать ягодное место, пока еще чужие не понаехали.
Славка и бабушка сидели на скамейке возле таблички и терпеливо ждали провожатого. Вернее, терпеливо ожидала только бабушка, а Славка без конца вскакивал, приоткрывал калитку, заглядывая в полумрак длинного зеленого коридора, пытался залезть и на забор, чтобы проследить, как идут сборы, но ноги скользили по гладкой поверхности, и он съезжал вниз, не успевая ничего увидеть.
Он побегал еще вокруг и от скуки остановился около собравшихся на улице женщин, которые громко обсуждали новости погоды и содержание вчерашней серии какого-то фильма. Стоявшая в центре Нинель Витальевна обстоятельно, с многочисленными подробностями и деталями, описывала соседкам очередные напасти и злоключения, свалившиеся на головы главных героев сериала, а слушательницы, вынужденные во время показа фильма поливать или пропалывать грядки,  охали и ахали и вопросы задавали так искренне и заинтересованно, словно речь шла об их близких родственниках. В заключение рассказчица не удержалась и высказала свое отношение к огородным страданиям своих приятельниц, лишавших их удовольствия от просмотра сериала.
- Не понимаю я вас, девушки. И охота вам горбатиться в своих огородах-палисадниках?!
- Нелличка, как же! На земле же живем… и без огорода? – робко возразила ей ее ближайшая соседка Валентина Ивановна, похожая, как две капли воды, на Славкину школьную директрису. – Ну, ладно мы – дачники, скотину не держим. Но как же без огурчиков, без клубники. А там смородина, вишня… Ведь душа просит…
- А если у тебя душа трактор водить попросит?  Или рельсы укладывать? Глупости всё это. Атавизм. Ну, укроп, петрушка – еще ладно. Но не больше. Вон лавка два раза в неделю приезжает – там всё есть. И сколько проблем: жара – плохо, дожди зарядят, как давеча, опять плохо. Холодные ночи – вообще катастрофа. А я свободна, ничем не связана. Захотела – телевизор смотрю, захотела – кроссворд… А ягодок – так, пожалуйста, лес он вон, рядом.
- Но ведь свое-то вкуснее, слаще, - попробовала вставить Максатиха, жившая в маленьком домике, сторожке, на самом въезде в деревню. Но Нинель Витальевна снова повторила, как отрезала:
- Атавизм!
Устав слушать чужие разговоры и вернувшись к Тониной калитке, Славка, наконец, выклянчил у бабушки разрешение зайти в дом и поторопить девочку или хотя бы узнать, сколько еще ждать. Но после увитого зеленью прохода он, войдя в дверь, повернул не в жилую половину, а направо, в лабораторию Тониного деда. Именно туда, куда даже Тоне разрешалось заходить только вечером после завершения опытов. Из комнаты тянуло чем-то сырым и душным, опять что-то охало и тяжело дышало. Славке стало жутко, но он все равно засунул голову в приоткрытую дверь.  В лаборатории стоял густой влажный туман, словно здесь варили суп одновременно в десяти кастрюлях, расставленных по всему помещению. В тумане, слегка покачиваясь, висели небольшие облачка разной формы. Славка с трудом  разглядел в этом вареве большой стол, постепенно растворявшийся в глубине комнаты, и Лимоныча, сидевшего у ближайшего к двери края стола. Самое смешное, но он, действительно, держал на коленях большую алюминиевую кастрюлю, из которой кудрявыми хлопьями поднимался пар. Лимоныч сидел, наклонившись над кастрюлей и опустив в нее какую-то, видимо, пластмассовую трубочку,  и сильно в нее дул. При этом в кастрюле что-то клокотало, бурлило, и наверх выбивались брызги.
Затем мужчина аккуратно вынул трубочку из кастрюли, поднес ее к губам, чуть приподняв вверх, и снова стал в нее дуть. Точнее выдувать из нее очередное облачко. Облако появилось на кончике трубки, стало расти и раздуваться, завертелось суетливо, пытаясь соскочить. Лимоныч вынул трубочку изо рта, внимательно и придирчиво осмотрел свое творение, затем слегка встряхнул рукой, и облачко оторвалось, закачалось и медленно присоединилось к облачному хороводу. Славка смотрел на это чудо, не мигая и  почти не дыша. Лимоныч в это время встал, прошелся по комнате, по очереди рассматривая каждое облако со всех сторон, а потом вдруг коротким и точным движением воткнул в одно из них тонкую проволоку. Облако на секунду раздулось еще больше, а  потом лопнуло со звуком "Пы-ых!", оставив после себя в воздухе фейерверк брызг. После этого Лимоныч, что-то бороча себе под нос, стал крутить по комнате большим вафельным полотенцем, выпроваживая облака за дверь. Также слегка покачиваясь, они вереницей потянулись к выходу. Славка отпрянул,  прижался к стене, пока одно за другим все они не проплыли мимо него к открытой входной двери, через зеленый коридор, калитку, вверх, в голубую вышину.
- И не шалить. И чтоб никакого дождя, - добродушно проворчал им вдогонку Лимоныч, вытер полотенцем руки, и вышел из лаборатории, так и не заметив совершенно ошалевшего от удивления и восторга мальчика.


Случилось…

… Всю ночь Славка ворочался и постоянно просыпался оттого, что за окнами почти без перерыва бушевала жуткая гроза с проливным дождем, а в доме, также почти без перерыва, вскакивала с постели бабушка и подносила Зоечке то лекарство, то воду, то теплый платок, а то просто подходила к ней поправить одеяло и проверить, как она там, и подержать подругу за руку. Зоечке было худо - болело сердце, голова, знобило все время так, что не помогали даже два одеяла и накинутое сверху зимнее пальто.
Славка вздрагивал - то от ударов грома, от которых позвякивали стекла на террасе за стеной, то от огненных всплесков молнии, то от Зоечкиного постанывания и тяжелых бабушкиных вздохов. Заснул он нормально только, когда гроза начала отступать, а небо перед зарей слегка посветлело.
А утром была суматоха. Сначала к ним забежала Валентина Ивановна и таинственно и непонятно объявила, что погоду в деревне украли, и тут же, не дожидаясь ответа, помчалась в следующий дом с тем же известием. Потом Зоечка, которой к утру стало полегче, вышла на улицу разузнать, что случилось, и скоро вернулась, расстроенная и растерянная.
- Представляете, ночью кто-то к Лимонычу в его лабораторию забрался, поломал там всё и что-то очень важное испортил.
А уже после завтрака пришел сам Лимоныч, на себя не похожий, взъерошенный, в какой-то мятой рубахе навыпуск и в резиновых калошах на босу ногу.
- Ну, ладно нахулиганили, разбили там всякое - нам, предпринимателям не привыкать. Но вы понимаете, девочки, они мою тетрадь с расчетами украли. Там же всё-всё... Столько лет поиска, столько сил! Мне уже не восстановить... И ведь, старый осел, давно собирался сделать копию, но всё недосуг. Э-эх! Сколько раз говорил себе "Пришла мысль - делай сразу, не откладывай". Зря ничего не бывает, это, значит, тебе, дураку, сверху напоминают... Да, что говорить…
И Зоечка, и бабушка наперебой его утешали и успокаивали, говорили, что найдется тетрадь и что такие вещи просто так не исчезают. Бабушка тут же откопала у себя телефон знакомого из милиции и велела обязательно позвонить и посоветоваться, сославшись на нее, Людмилу Михайловну.
Важного бабушкиного знакомого решили приберечь «на черный день», зато сумели таки уговорить Лимоныча вызвать хотя бы участкового милиционера.
До полудня солнце еще пыталось отчаянно пробиться сквозь плотную толпу туч и облаков, завоевавших всё небо, но после обеда окончательно скисло и признало своё поражение. И пошел дождь, монотонный, въедливый и тоскливый. Он шел до конца дня и ночью, и продолжался весь следующий день и следующую ночь. И потом еще один день и одну ночь…
Кто-то ездил в город и рассказывал, что там прекрасная солнечная погода. Но в это плохо верилось. Казалось, что уже нигде в мире нет ничего, кроме этой моросящей серости с перерывами на кратковременные ливни. Даже сообщения по радио и телевизионные новости о том, что в Европе стоит небывалая для этого времени жара, никого не убеждали. На второй день сырости и холода начала жаловаться на суставы и бабушка, а уж на Зоечку и смотреть было жалко - она бродила бесцельно по дому, бралась за какие-то дела, потом бросала их не доделав, часто подходила к своему ночному столику, глотала какие-то таблетки, даже не запивая. Ее веселые молодые глаза поблекли, она совсем перестала смеяться,  даже когда приходил Лимоныч. Он появлялся теперь каждый вечер, но она уже не начинала, как прежде, невольно улыбаться при его стуке в дверь, не суетилась, вытаскивая на стол разные вкусности, не подмигивала заговорщически бабушке, нарезавшей для Лимоныча заветный лимон. Она грустно и устало сидела, опустив голову и тихонечко помешивая в чашке ложечкой. Да и сам гость в основном был молчалив, не хвастался больше своими достижениями, так что бабушке Люде приходилось развлекать их  обоих и на воспитание внука сил и времени уже не оставалось.
Славка тоже поскучнел. Он часами сидел у окна, но там, за окном, ничего не происходило и не менялось, все было одно и то же. Блестящие листья сирени и молоденьких рябин беспокойно подрагивали от всё падавших и падавших сверху капель; невысокий забор палисадника стал серым от пропитавшей его влаги; в просвет виднелась дорога, тоже вся мокрая и серая; за дорогой сквозь моросящий туман еще просматривался край поля, а вот леса уже совсем не было видно. Шелестел ветер, перемешиваясь в верхушках деревьев с шумом дождя. Иногда ветер спускался ниже, и тогда молодые побеги рябины в палисаднике колыхались, разбрасывая вокруг брызги.
Славка шатался по дому, то и дело мешая суетящейся по хозяйству бабушке. После пятого или шестого раза она хорошенько на него цыкнула и строго настрого велела сидеть смирно и под ногами не путаться. Славка еще минут пять поскучал у окна, а затем улизнул во двор. Высунулся на улицу, но и с этой стороны дома тоже шел дождь. Взглянул на низкое серое небо, покрутил головой – нет, Жозефины нигде не было видно. Наконец, решил разобрать Зоечкины сокровища в отсеках хозяйственной пристройки.
Среди паутины, пыли, спрессованных от времени опилок, разгребая старые ржавые инструменты и деревяшки неясного происхождения и назначения, Славка обнаружил два гигантских гвоздя с шапочками размером с пятирублевую монету и на полке – жестяную табличку с надписью «Страховое общество «Россiя» 1904г.» В углу стояли деревянные грабли, даже зубцы там были деревянные и два тоже деревянных сосуда, напоминавших ступу бабы Яги в миниатюре, которые были наполнены крупной серой солью – одна ступа доверху, а вторая наполовину. От нечего делать Славка принялся ковырять найденным гвоздем в той ступе, которая была неполной.  Дело продвигалось медленно, но где-то на десятой (или вроде того) минуте Славка наткнулся на металлическую солдатскую пуговицу со звездой, а еще через некоторое время  вытащил оттуда копеечную монету. Копейка была старинная, еще с 1961 года. Славка удвоил усилия. В голове заплясала мысль о кувшинных кладах. Но тут прибежала Тоня, в больших черных сапогах и длинном зеленом плаще, который ей приходилось придерживать руками, чтобы на него не наступить. Она позвала мальчика к себе – играть в карты. И поиск клада опять пришлось отложить…

Осмотр места происшествия

Милиционер из райотдела приехал только на третий день после события. Он выскочил из уазика, и, прикрываясь от моросящего дождя какой-то папкой, заскочил в дом Лимоныча.
- Надеюсь, папаша, Вы ничего в доме не трогали? – осведомился он прямо с порога.
- Я, молодой человек, здесь живу – как же я могу ничего не трогать. Но в лаборатории ничего не убирал, всё как есть.
- Я вообще-то не молодой человек, а старший лейтенант Остапенко, - обиженно поправил его милиционер.
- Ну, и я Вам не папаша, - буркнул в ответ Лимоныч.
- Ладно, ладно, гражданин Левин, не будем сразу ссориться, нам ёще надо дело разобрать. Так, ну и где же место преступления?
Лимоныч провел старшего лейтенанта через сени в свою лабораторию. На шум выскочили Тоня со Славой, игравшие в «дурака» в жилой половине, и поторопились вслед за взрослыми.
В лаборатории милиционер машинально положил папку на ближайшую полку и обескуражено протянул:
- Нда-а-а!
В большой комнате, с двумя широкими, почти во всю стену, окнами, стоял огромный деревянный стол, на котором были установлены какие-то приборы, штативы с пробирками, вперемежку валялись листочки с графиками и сомнительного вида булыжники. В центре стола возвышалось нечто, состоящее из стеклянных колб, воронок, трубок, замысловатым образом соединенных между собой металлическими креплениями. На стенах, не занятых книжными полками, были развешаны плакаты с разноцветными графиками, диаграммами и таблицами. Одно окно было наполовину занавешено темной и тяжелой клеенчатой занавеской, а во втором прямо в середине была проделана сквозная дыра овальной формы, закрывавшаяся специальным резиновым клапаном на присосках. А если добавить, что часть пробирок, колб и даже камней была сброшена на пол, бумаги на столе были беспорядочно разбросаны, и на некоторых книжных полках тоже царили анархия и произвол, то становилось ясно, что для человека неготового зрелище, действительно, было необычным.
- А Вы, гражданин Левин, случаем здесь не самогон гоните?
- Да Вы что, я совсем не пью… Это всё научные приборы… И вообще… Вы всё-таки… нельзя так…, - Лимоныч всерьез обиделся на старшего лейтенанта и от обиды даже не смог спокойно говорить.
- Ну, предположим, одно другому не мешает. Я и не такое наблюдал. Впрочем, как скажите, - отмахнулся милиционер, деловито и равнодушно осматривая помещение. По ходу дела он пару раз с хрустом раздавил валявшиеся на полу пробирки, наступил грязными сапогами на какие-то листы, опрокинул на столе колбу с зеленоватой жидкостью, но его самого такое уничтожение вещественных доказательств совсем не смутило. Зато Лимоныч, оскорбленный необоснованным подозрением, а также подчеркнутой небрежностью досмотра, произнес:
- Я, знаете ли, занимаюсь в этой лаборатории научными опытами по формированию погодных условий по заранее заданным параметрам. Правда, пока только в масштабах одного населенного пункта. Но достиг, знаете ли, определённых успехов… Так что могу использовать в прикладных целях, так сказать, по заявкам населения и для народного хозяйства… Опять же пока только данной местности…
- А проблема-то в чём, я не понял? – перебил его милиционер. – Поломали у вас всё? Если починить, так это не к нам, не по адресу.
- Да нет же, с этим бы я не стал... Ученые всегда страдали от вандализма темных масс… Тут серьезней. Тут тетрадь пропала. Тетрадь с уникальными расчетами.
- Это что ж, папаша, пропала всего лишь тетрадочка, а Вы по тревоге подняли всё отделение? – милиционер опять перешел на фамильярный тон. – Да Вы знаете, какие у нас дела нераскрытыми висят – сил не хватает. Тетрадочка, видите ли… Да тут на днях целую козу среди бела дня украли – до сих пор найти не можем. А в соседней деревне сортовую клубнику с трех огородов выкопали, так к хозяйкам «Скорую» пришлось вызывать. Ну, а в районном центре и вовсе … доску почета граффити разрисовали всякой пакостью, и вообще такое творится, что не при детях будет сказано..! Кстати, почему здесь посторонние? – спохватился он, увидев Славку и Тоню, замерших у стены под графиком «Влияние скорости и направления ветра на формирование облачного слоя в районе реки Талица».
- Я – не посторонняя. Я дедушкина внучка, - пролепетала испуганная командным тоном Тоня.
- Внучка, значит? А может ты, внучка, куда-нибудь эту многоценную тетрадочку… это … припрятала? Чтоб дедушку попугать, а?
- Да, Вы что?! – возмутился Славка, но сразу осекся под пристальным и подозрительным взглядом милиционера.
- А ты кто? Тоже дедушкин внучек?
- Я … нет. То есть, да, но у меня бабушка. Ой, то есть я здесь случайно… Ой, нет, не случайно, а нарочно… Я так… Я в гости, я не посторонний, - совершенно заблудившись в словах, Славка чуть не плакал. Но милиционер уже потерял к нему интерес и опять обратился к Лимонычу.
- Ну, вот что… Я, конечно, понимаю важность Ваших опытов, гражданин Левин, для экономики и все такое… И протокол я, конечно, составлю, раз сигнал поступил. Но чудес от меня не ждите. И что же Вы такие, как Вы говорите, уникальные данные, и в тетрадочке храните? Давно уж надо было, как все ученые, на компьютере. Базы данных там, алгоритмы всякие… Ну, да дело Ваше…
Он вытащил из своей папки листок бумаги, присел за краешек стола и быстро исписал чуть больше пол листа, изредка уточняя у хозяина лаборатории названия приборов. Потом он удовлетворённо перечитал и попросил потерпевшего, то есть Лимоныча, поставить внизу подпись, что, мол, в его присутствии и что возражений не имеется. И уже около выхода добавил:
- Если и правда Ваша многоценная тетрадочка пропала, то, уж поверьте моему опыту, это кто-то из своих прихватил, из деревенских. Чужие вряд ли… Нет, это свои. В деревне искать надо… Ну, пока, внучки! Может скоро заеду.

Следствие ведет Жозефина

Уже к вечеру после визита милиционера дождь неожиданно и резко прекратился. Перед самым закатом малиновое солнце, освободившись, наконец, от туч, окрасило в розовое стволы берез, окна, садовые ромашки в Зоечкином палисаднике и удовлетворенное нырнуло за дальний лес. Ночь была ясная и звездная, а утром, отдохнувшее и словно помолодевшее, солнце окончательно вступило в свои права. В одиннадцать оно уже вовсю хозяйничало, а к двум часам дня на деревню навалилась такая жара, что казалось, и в лужах начала закипать вода. С улицы сразу куда-то исчезла всяческая живность. В домах, там, где они были, стали закрывать ставни, чтобы хоть как-то сохранить внутри прохладу. И без особой нужды на улицу никто не выходил.
Зоечка и бабушка Люда, еще утром так радовавшиеся солнышку, днем приуныли, а около пяти и вовсе скисли от жары и духоты, заполнивших все уголки и щелочки в доме…
… Славка и Жозефина пристроились  в прохладной глубине дровяного сарая.
- Жозефина, надо помочь, - Славка уже несколько дней ломал голову над тем, что можно сделать для Тони и ее дедушки.
- Интересное дело - помочь!? А как же клад? Одно не сделали, нет, давай за следующее... Никакого порядка!
- Ну, Жозефина, ну, пожалуйста… Ведь ты же можешь. У тебя ведь эта… как её… интуиция.
- У меня ещё много чего есть, - отмахнулась ворона, а потом добавила, - Вот, всегда так. Чуть что, так опять Жозефина. А что других нету? Как будто мне больше заняться нечем. Вон, на поле лен зацветает, надо бы слетать. А на том конце деревни сорока новая заявилась и гостит уж дня два, а я не в курсе - проверочка требуется.
- Жозефина! - не унимался Славка.
- Ладно, ладно... Не надо эмоций. Вот и я говорю, куда уж вы без меня…
Уже через час она стуком по стеклу вызвала сначала Славку, затем и Тоню.
- Значит, так – я их выследила. Они здесь, недалеко. На берегу реки.
- Кто, Жозефина?
- Воры. Которые погоду украли. Я так и знала, что они далеко не смогут уйти. Так всегда бывает – преступника тянет на место преступления. Теперь надо их брать с поличным, чтобы они не успели уничтожить улики и замести следы.
- Ой! - только и сказала испуганная Тоня, а Славка все-таки решил уточнить:
- А как ты узнала, что это они?
- Ну, это было очевидно, - Жозефина начала прохаживаться перед детьми, словно учительница в школе, объясняя им свои доводы. – Во-первых, они подозрительные. Это раз. Зачем они, интересно, понаставили на берегу разноцветные домики из ткани, ни за что, ни про что срубили две березки, а? Сидят, понимаешь, часами с удочками – ловят рыбу. Это для отвода глаз, не иначе. И еще – они вчера целый вечер жгли на берегу костер. Наверняка, готовились сжечь тетрадь. Это два. И пели … это… под гитару.
- Ну и что?
- Это ж очевидно. Пели, чтобы справиться с нервным стрессом после совершенного преступления…
Про себя Слава счел все эти доводы не очень убедительными, но Жозефина говорила так уверенно и убежденно, а Тоня слушала ее с таким доверием… И потом, может быть она и вправду старше и лучше знает… Опять же эта таинственная интуиция…
- Жозефиночка, а как это – взять с поличным? – не удержалась от вопроса Тоня.
- Это значит - надо прижать их к стенке и заставить выложить все карты. Включая украденную тетрадь. Но идти туда надо ночью. Сейчас светло – ничего не получится, они сразу увидят…
- Куда идти? Как это ночью?..

Ночной рейд

…Через какое-то время темнота уже не казалась Славке такой непроницаемой. Из окна через тюлевую занавеску пробивался слабый неясный свет. Впрочем, даже и не свет, а так, отсвет. Из глубины комнаты начали смутно проступать очертания мебели – печки, этажерки, стола. Мальчик стащил со стула одежду и на ощупь оделся, мысленно говоря спасибо бабушке, всегда требовавшей от него аккуратно складывать перед сном свои вещи. Удивительно, откуда она узнала, что это может пригодиться?
На цыпочках, в одних носках, взяв кроссовки в руки, он стал пробираться к выходу. Дальше от окна и ближе к двери темнота опять сгущалась, и он перестал различать дорогу и шел по памяти. Он старался идти аккуратно, вытянув вперед левую руку, как слепой, прощупывая воздух, чтобы ни на что не наткнуться и не разбудить бабушку. Но все-таки задел незапланированный стул.
- А! Что? Кто там?
- Это я, бабушка. Мне надо.. Ты спи. Я скоро.
-А-а...,- сонным голосом прошептала вдогонку бабушка и, кажется, сразу снова заснула. В следующей комнате спала Зоечка, но она даже не шелохнулась. Не проснулась и ее кошка Муська, устраивающаяся обычно в самых неподходящих местах.
Славка вынырнул за дверь. Дальше было уже просто – он включил фонарик, обулся, и через двор вышел на улицу. Дневная жара отступила от деревни вместе с солнцем, и по сравнению с днем ночь казалась даже прохладной. Он задрал голову – в черном небе сквозь легкую дымку поблескивали звездочки. Луны не было.
Рядом на заборе что-то зашуршало.
-Ну, ты и даешь! Ты, что, отсыпаться сюда приехал? Давай по-быстрому, а то не успеем.
- Что не успеем? – виновато промямлил Славка.
- Всё не успеем… И хватит задавать глупые вопросы. Пошли за Тоней.
Честно говоря, Славка сомневался, что Тоня сумеет выбраться из дома так поздно. Вернее, так рано. Но когда они подошли к её дому, девочка уже сидела на  лавочке возле забора, одетая в брюки, куртку и в светящемся в темноте белом платочке на голове, повязанном как у взрослых женщин.
- Как тебе удалось, чтобы дед не заметил?
- А дедушка меня отпустил. Правда, я сказала, что мы с тобой на рыбалку идем – пришлось удочку захватить. И в резиновых сапогах идти. У него такая система воспитания, что дети должны быть самостоятельными. Ну, и потом он тебе доверяет… Я ему обещала, что мы не напрямик пойдем, а по большой дороге. Я ее хорошо знаю. Вот и фонарик тоже взяла. Мы ведь по этой дороге пойдем, да? – спросила Тоня, обращаясь уже к Жозефине.
- Еще не знаю, - мрачно ответила та. – Сначала надо след взять.
- Какой след? Разве ты еще не знаешь, куда идти? Ты же говорила..., – разочарованно спросил Славка.
- Я все время что-нибудь говорю…- буркнула в ответ ворона. - Ну, всё, хватит болтать. Не отвлекайте меня по пустякам. Двигаться надо. Идите по дороге, и до встречи на берегу. Да, и без меня не начинайте…
- Что не начинайте? А ты куда?, - но Жозефина уже захлопала крыльями и растворилась в темноте.
Пока шли по деревне, фонарик не включали - боялись, что это может привлечь  лишнее внимание и испортить все дело. А на поле им и не захотелось ни шумом, ни светом нарушать спокойствие ночи. Луна так и не  появилась, звезды тоже попрятались за облаками, но темнота все равно не была сплошной. Небо таинственно светилось - то ли воспоминанием о закате, то ли мечтой о грядущем восходе… Дорога, выделяясь впереди, словно ковровая дорожка, тянулась ровной полосой между посевами пшеницы, с одной стороны, и клевером, с другой. Где-то рядом стрекотал полуночный кузнечик. Под ногами шуршал песок и мелкие камешки.
В лесу деревья сразу сомкнулись над их головами, мрак стал более густым и угрожающим. В темной глубине леса скрипели и стонали сосны, раскачиваемые невидимым ветром. Кусты, деревья, такие веселые днем, сейчас стояли вдоль лесной дороги сплошной черной оградой. Отовсюду слышались пугающие вздохи и шорохи. Слева в траве что-то зашелестело.
Тоня ойкнула и схватилась за Славкину руку.
- Как страшно! Ужас!
Славка готов был согласиться, но прикосновение Тониной руки неожиданно остановило его признание в малодушии. И даже, наоборот, через ее прохладную ладошку в его тело заструилось необычное спокойствие и даже какая-то бесшабашность.
- Глупости! Ничего страшного, - ответил он уверенно. – Так же как днем, только темно.
Но Тоня не успокаивалась.
- А вдруг сейчас оттуда на нас кто-нибудь напрыгнет? Или змея выползет и нас ужалит? А вдруг гроза начнется, и нас молнией убьет?
- Какая гроза?! Откуда ей взяться – вон уж второй день на небе ни облачка.
- А вот дедушка говорит, что он теперь ни за что не ручается. Он говорит, что не удивится даже, если пойдет снег…
… Когда они вышли на берег, в воздухе уже пахло рассветом. Внизу просвечивала вода, укутанная сверху серым предрассветным туманом. Стало слышно, как в лесу потихоньку, одна за другой, начали просыпаться птицы. Река отвечала им то всплеском мелкой рыбешки, то неожиданным журчаньем, то фырканьем воды на перекате, то шелестом камышей в небольшой заводи.
На востоке небо постепенно светлело и из синего превращалось в серое, а затем в бледно-голубое. А с запада, из-за леса, широким фронтом, словно вражеская армия, надвигалась черно-сизая полоса туч…
Дети стояли, завороженные, не решаясь ни пошевелиться, ни произнести хоть слово. Зато вынырнувшая  из ниоткуда Жозефина была далека от умиления.
- Вы сюда, что, на природу любоваться пришли? Некогда тут...
Они прошли еще с полкилометра вверх по берегу реки, прежде, чем увидели, наконец, пристанище предполагаемых преступников.

Следственный эксперимент
… Это был вполне мирный туристский лагерь, состоящий из четырех палаток - двух обычных треугольных под тентами из серебрянки и двух полукруглых на специальных каркасах. Слева от палаток, словно нагромождение больших валунов, ночевали прикрытые пятнистым тентом мотоциклы. В середине лагеря, окруженное бревнами для сиденья, еще дымилось костровище; валялись пустые миски, кружки, какие-то свертки. От палаток доносилось тонкое похрапывание.
- А как же мы узнаем, есть ли у них дедушкина тетрадь? Ведь у них все вещи в палатки спрятаны, - прошептала Тоня.
- Да, проще простого. Тут только понимать надо, что в минуту опасности все бегут спасать самое ценное, - и Жозефина, тоже шепотом, сообщила, что по ее плану Славке предстояло заново распалить костер и с помощью горящей ветки поджечь что-нибудь непосредственно рядом с палатками, чтобы их обитатели подумали, что начался  пожар, и бросились бы спасать свои вещи, и в первую очередь, естественно, украденную тетрадь.
- Это обычный прием профессиональных сыщиков, - покровительственно вещала детям Жозефина. – Вот увидите, они в первую очередь извлекут дедушкину тетрадочку. И тогда уже им не отвертеться.
Славка не очень понимал, почему тетрадка с расчетами, понятными только одному человеку в мире, может казаться еще кому-то «самым ценным», но с рассуждениями согласился: про пожар было придумано здорово. Правда, ему бы хотелось, чтобы костром занялась сама Жозефина – уж очень было любопытно посмотреть, как она зажигает спички. Но ворона, по ее словам, взяла на себя более важную и более опасную роль – она должна была разными отвлекающими действиями внести еще большую  панику в стан врага, и не могла себе позволить заниматься такой низко-квалифицированной и нетворческой работой, как чирканье спичками. Тоню она назначила быть независимым и незаметным наблюдателем, то есть стоять где-нибудь в стороне и следить, чтобы никто не успел перепрятать тетрадку.
Костер доживал последние минуты. Несгоревшая до конца корявая головешка, припорошенная серой золой, прощально перемигивающиеся красными огоньками угольки,  вялые прерывистые струйки дыма – в общем,  недолгий праздник летней ночи заканчивался.
Все заняли свои позиции: Славка подобрал с земли две обломанные ветки с засохшими листьями и подошел к костровищу, Тоня замерла чуть в стороне возле молодой березки, а Жозефина, деловито подергав клювом веревочные растяжки одной из палаток, устроилась около выхода из нее и приготовилась скомандовать начало операции.
Но не успела. Палатка неожиданно заколыхалась – сначала из стороны в сторону, потом дернулась вверх, затем слегка наклонилась вперед, и из нее согнувшись вылез какой-то мужчина и тут же задел ногой караулившую выход ворону.
- Ух, гады, не могли сапоги убрать! Прям по пальцу попало… - пробурчал он и собрался отпихнуть неожиданное препятствие ногой.
Но Жозефина, которую сравнение с сапогом обидело, кажется, до глубины души, забыла про планы, про необходимость конспирации  и со всей птичьей силой ударила острым клювом по босой ноге.
Владелец ноги взвыл от боли.
- У-у-у! Зараза! У-у-у! Мужики, меня укусил тут кто-то. Больно так!.. Или ужалил…
Палатки заходили ходуном, и из них вылезли еще трое мужчин, затем высунулись встревоженные женские лица. Жозефина, не дожидаясь, пока кто-нибудь на неё наступит, взметнулась вверх, но не улетела, а стала кружить над головами туристов, демонстрируя всем своим видом, что готова к нападению. Славка, наконец, очнулся, быстро спрятался за одну из палаток, но оттуда зачем-то закричал «Пожар!». В ответ он услышал мужские крики «Вороны!» и женский визг «Змеи!».
В это время на горизонте в  безмолвном сражении столкнулись встающее багровое солнце и фиолетово-черные тучи, заполнившие собой уже все небо. Огненный луч прорвался сквозь вражеский строй, стрелой перелетел через реку, вонзился в зеркало одного из мотоциклов, опалил зловещим светом белый ствол березы, засверкал отражениями в выставленных возле костра пустых бутылках. Славке вдруг и самому почудилось, что начался пожар, а уж между палаток творилось  что-то несуразное. Шум, суета, крики с разных сторон.
- Вещи, вещи спасайте! Горим!
- Не выходите из палаток, здесь змеи!
- Это вороны! Стая ворон.  Шлемы, шлемы наденьте. Заклюют…
- Отгоните мотоциклы, там бензин – взорвемся!
- Прячьте вещи в палатки, сейчас дождь хлынет!
Женщины выкидывали из палаток рюкзаки, спальные мешки, одежду в надежде спасти их от огня. Мужчины, натыкаясь друг на друга, путаясь в растяжках, закидывали вещи обратно. Один, подбежав к мотоциклам, принялся сдергивать с них  тент, другой, наоборот,  пытался его натянуть снова. Наверху, от палатки к палатке, металась Жозефина, издавая устрашающие звуки вроде «У-у-у!» и «Э-э-э!»
Тучи окончательно поглотили солнце, отблески потухли, и с неба хлынул дождь. Тоня давно уже дрожала за Славкиной спиной, теперь схватила его за рубашку  и громко зашептала в самое ухо.
- Бежим!  Бежим быстрей, а то здесь промокнем. Под деревьями не спрячемся.
Держась за руки, не оглядываясь, они побежали обратно – в сторону дороги, поля, деревни. Жозефину они не видели…

Местная версия

- Должна с прискорбием признать, что моя версия… н-да, предварительная версия оказалась ошибочной… - выдавила из себя Жозефина, низко опустив голову и демонстрируя ребятам свою блестящую черную макушку.
- Скорбим вместе с вами… , - почему-то вспомнилось Славке, и, хотя ему очень хотелось напомнить ей о своих сомнениях, вслух он все-таки попытался подбодрить неудачливую сыщицу, - Ладно, не расстраивайся. С кем не бывает…
- Ну, конечно. Ведь у нас же остались  еще …это… версии, да? – присоединилась к утешениям и Тоня. Жозефина немедленно встрепенулась, выпрямилась, подтянула  под себя одну ногу.
- Ну, вот я и говорю… Нам надо вернуться к основной, то есть к так называемой «местной» версии, – уже как ни в чем ни бывало, объявила она…
Дети сидели на скамейке, а ворона в развалочку прохаживалась перед ними  и с важным видом излагала дальнейший план действий.
- Итак, подозреваются все, без исключения.
- Что, даже Зоечка? И бабушка?
- Я же сказала - все.
- А дедушка, он что тоже - подозреваемый? – с сомнением уточнила Тоня.
- Следствие не должно исключать ни одной версии.
- Значит, мы должны подозревать и самих себя? И тебя? - поражаясь собственной дерзости, съехидничал Славка, но Жозефину не так-то легко было смутить. Она подумала, постояв сначала на одной ноге, потом для надёжности еще полминуты на другой, затем, приняв естественную позу, сделала официальное заявление от лица следственной группы.
- Себя я исключаю - у меня алиби, я всю ночь спала.
Славка, вдруг перепугавшись, что его шутка может обернуться против него самого, и он запросто может быть также включен в число возможных преступников, тоже поспешил оправдаться.
- А я... И у меня алиби, я дома был, за перегородкой. Меня бабушка и Зоечка видели.
- Допустим. Если, конечно, исключить предварительный сговор. Но проверим…
- А что такое "алиби"? У меня, кажется, ничего такого нет, - Тоня оказалась менее осведомлённой в детективном деле. Жозефине пришлось на некоторое время отвлечься на  просветительскую работу, но потом она всё равно вернулась к списку подозреваемых.
- Итак, начнем с Марь Тимофевны.
- А почему с нее?
- Ну, надо же с кого-нибудь начать, - достаточно убедительно ответила Жозефина, но Славку это не устроило.
- А может это все-таки Коля-алкоголик? Может, ему на водку денег не хватило, и тогда он решил продать ценные сведения, например, иностранной разведке. Вот, я в кино видел… - продолжал спорить Славка, но Жозефина была непреклонна.
- А здесь не кино. Здесь жизнь. И не путай меня! Кто, в конце концов, руководит следствием – я или ты? – то ли спросила, то ли подытожила она. И хотя Славка не выбирал Жозефину на должность старшего в следственной группе, все же решил не возражать.
- Значит, первый подозреваемый – Марья Тимофеевна. Надо обыскать ее дом, наверняка она там и спрятала тетрадь.
- Но мы же – не милиция, мы не можем обыскивать, - Славка всё-таки не унимался.
- А вот это несущественно. И не спорь со мной по пустякам… Итак, ты будешь отвлекать, а я развлекать… Нет, не годится... Короче, ты будешь развлекать, чтобы отвлекать, а я в это время… Опять не выходит. Внимание! Пробую ещё раз: я отвлекаю, Славка развлекает, а Тоня обыскивает. Уф! Теперь то, что надо!
- Но я же никогда.. Я не умею, - Тоня от ужаса даже перестала мигать.
-  Глупости, это очень просто. Я тебя в два счета научу…

Подозреваемый номер «раз»

…Они перешагнули через высокий порог и оказались сразу в светлой просторной комнате. На стенах с блеклыми розоватыми обоями висели фотографии в деревянных рамках и вырезанные из цветных журналов портреты и пейзажи. Большая желтого дерева тумбочка и старый громоздкий приемник на столе были застелены сверху крахмальными салфетками с яркой вышивкой, в многочисленных вазах, вазочках и просто стаканчиках стояли букетики из сухих цветов. Такие же букетики были закреплены и под большой иконой Богородицы, висевшей в правом, как войдешь, углу комнаты. И хотя окна в доме выходили на северную сторону, воздух в комнате был все равно душным и горячим. Сама хозяйка, в цветном ситцевом платье и большом фартуке, возилась у русской печки, раскладывая на палатях пучочки душистой травы.
- Вот, ну надо же! Какие гости! С чем пожаловали, гости? – спросила она вроде бы и радостно, но вместе с тем и с некоторым подозрением. – Проходите, проходите! Только обувь-то сымите. Вон там… У меня выметено.
Ребята протопали босиком по разноцветным самотканым половикам и уселись на лавке возле стола.
- Мы, баб Мань, проверяем, кто и как себя чувствует. Жара-то вон какая! Мало ли что… А Вас давно не было видно на улице… - смело начала Тоня.
- А что мне туда шляться? У меня и дома делов навалом. Мне по лавкам рассиживать некогда. Да и банты на кофтах недосуг завязывать. А вы это что, вроде шефство над стариками взяли?
- Да, нет, Марья Тимофеевна, - Славка совершенно смутился. – Мы это так просто… Мы…
Но бабка не дослушала и неожиданно разразилась гневной речью.
- А может это вас подослали ко мне агитировать супротив пьянства. Знаю, Зойка прислала. Так вот, ничего не получится… Да и разве я пью? Вон Колька, тот пьет. А я? Это ж для веселья. И токмо по праздникам. Вона сегодня что? Сегодня Устинов день. Сегодня – да... Отметила маленько… А Зойка ваша - зануда… Я же как обещала – не прилюдно… А вот между прочим, я вам секретец один открою, токмо вы уж меня ей не выдавайте. У меня в сараюшке ничейном, ну, где я травки-то сушу, заначка имеется. Травы пойду поправить, вот и глотну чуток. А так, чтоб пьяная или непотребства какие … не, уж давно не бывало… И вообще..
- Да нет же, баб Мань, - сумела перебить ее Тоня, - Мы не против пьянства… То есть против, но не против Вашего… То есть против Вашего тоже, но… Ой, совсем не то получается…
Разговор не налаживался. Тоня совсем смутилась и уже почти плакала. Славка сидел насупившись, соображая, чем он таким особенным может развлечь Марью Тимофеевну. А она сама стала еще более недоверчиво переводить взгляд с одного гостя на другого.
В это время на подоконник приземлилась Жозефина и принялась клювом карябать по стеклу, издавая жутко противный режущий уши звук.
- Кыш её, кыш! – взметнулась хозяйка и, подбежав к окну, замахала на ворону обеими руками. Та послушно взлетела, но как только Марья Тимофеевна отвернулась, опять уселась на подоконник и снова стала противно скрипеть клювом по стеклу. Бабка так резко и быстро дернулась к окну, что только чуть-чуть не успела схватить птицу за хвост. Но та увернулась, отлетела в сторону и демонстративно пристроилась на заборе напротив окна.
- Вот наглая! Ух, сейчас я её дойму.
Бабка схватила швабру и устремилась к выходу. Славка же, наконец, дозрел, чтобы вмешаться.
- Марья Тимофеевна, да ну её. Я вот что спросить Вас хотел… Про травы. Вы их собираете, сушите, а потом-то что? Почему про Вас говорят, что Вы как ведьма?
- Это кто, Нинелька что ли сказала? А пусть её, пущай говорит… А про травы ты хорошо спросил, - хозяйка оживилась, порозовела и про приставучую ворону сразу забыла. Это была удача – Славка совершенно случайно заговорил о том, что занимало её больше всего. – Вот, пойдем, я вам, милые, покажу, как я их на чердаке вывешиваю, а потом – как на зиму сохраняю.
Но Тоня идти отказалась.
- Баб Мань, я вас тут подожду.
На чердаке Марья Тимофеевна прочла Славке целую лекцию о том, как и когда надо собирать травки, как по пучкам вязать, как высушивать, какая травка от какой хвори помогает. Тот слушал внимательно и искренне, удивляясь, что можно так много и красиво рассказывать об обыкновенной траве. Он даже старался запомнить, но из многочисленных названий в голове осталась только «пижма» - плотные кустики с зонтиками из желтых кружочков наверху, да и то только потому, что слово по смешному было похоже на «пижаму».
Когда они вернулись, Тоня по-прежнему сидела на лавке возле стола…
… - Ну? – спросила Жозефина, когда они опять все втроём собрались у забора Тониного дома.
- Ничего не нашла, - пожала плечами девочка. – У неё вообще никаких тетрадок нет, только одна толстая с рецептами. А еще целый ворох листочков из отрывных календарей: я посмотрела – там даже за тысяча девятьсот семидесятый есть… Там, правда, еще такой ящичек был красивый… Как шкатулка, но с замком. Там я не смогла посмотреть…

Дяди Колин дядя

… На полуразвалившемся крыльце у самой входной двери лежал козел дядя Коля, не хуже сторожевой собаки охраняя дом. На приближение детей он отреагировал только тем, что поднял голову, мотнул бородой и уставился на посетителей немигающим печальным взором.
- Нам пройти надо, - сообщил ему Славка, но козел только ещё раз затряс бородой.
- Козлик, миленький, давай ты нас пропустишь. Нам ведь только поговорить.  А потом ты опять ляжешь, ладно? – начала уговаривать рогатого сторожа Тоня. – Отойди, пожалуйста. Ты же меня знаешь, я тебе хлебушек давала.
- Вот если бы ты ему прикурить давала, он бы тебя запомнил, - съехидничал Славка и предложил:
– Слушай, Тонь, а может его стащить с крыльца. Давай, я за передние ноги, а ты за задние…
- Нет, боюсь. Он – большой и рогатый, а я маленькая и…
- И безрогая, - закончила за неё сзади из густого запушенного орешника Жозефина. – Интересное дело, и долго вы ещё его заговаривать собираетесь? Ничего вам доверить нельзя. Нате, вот вам наживка. Выманите его за ограду, - Жозефина подхватила что-то клювом с земли и, перелетев поближе к Славке, положила это что-то к Славкиным ногам.
- Пачка сигарет! Откуда? Потрясающе!
- Места надо знать, - довольная произведенным эффектом проговорила Жозефина.
- Нет, правда, где ты их взяла? Украла? – стала допытываться Тоня.
- Ни за что! Я никогда не краду. Я просто беру. А это… это так, сообщающиеся сосуды.
- Не понял, - опешил Славка.
- Объясняю тем, кто ещё не проходил этого в школе. Это, когда из одного места вытекает, а в другое втекает… Короче, там у него с другой стороны окно открыто, а на подоконнике – сигареты. Так вот я считаю, что если мы Колины сигареты скормим его же собственному козлу, это будет справедливо и уголовно-ненаказуемо.
И, действительно, дядя Коля, почуяв рядом запах табака, сразу встрепенулся, встал, слегка потянулся, встряхнул бородой и рогами и, постукивая копытами по ступеням, сошел с крыльца. Держа перед его носом сигареты, Славка вывел его за калитку палисадника, и там рассыпал их перед ним на земле. Затем вернулся к остальным. Козел сзади смачно зачавкал.
Они с опаской поднялись на ветхое крыльцо и постучали. Ответа не было. Дернули за ручку – дверь оказалась незапертой. Через темный коридор и сени, в которых была навалена куча какого-то барахла, переступая через тряпки, миски, деревяшки, они подобрались к комнатной двери. Опять постучали, и опять никто им не ответил. Чуть-чуть испуганные темнотой и тишиной вошли в комнату – сначала Славка, за ним Тоня, и замыкала процессию Жозефина, опасливо вертевшая головой во все стороны. В комнате было сумрачно и, несмотря на жаркий день, даже прохладно. И пахло чем-то кислым и старым. Везде – на столе, на полу, на лавках и полках – стояли и валялись пустые бутылки. Слева под вешалкой, словно кегли, выстроились еще штук пятнадцать – из-под пива. Дальше, у стены стоял старый диван. Прямо над ним, на выцветшем и местами дырявом ковре висела гитара, а на самом диване, спиной к вошедшим и уткнувшись носом в сгиб дивана, лежал хозяин – худой длинный мужчина с ровной круглой лысинкой на затылке, в старых  джинсах и непонятного цвета рубашке.
- Кхе-кхе, - произнес Слава, чтобы как-то начать разговор.
Мужчина брыкнул одной ногой, но головы не поднял и не повернулся.
- Здравствуйте, - еще громче сказал мальчик.
- Здравствуйте, - эхом повторила за ним Тоня.
- Я занят, приходите завтра, - пробубнил, наконец, из глубины дивана Коля.
- Но нам надо сегодня! – Славка был настойчив.
Жозефина к этому времени уже слегка освоилась, осмелела и, подойдя к дивану вплотную, клювом ткнула лежащего прямо в голую пятку. Мужик дернулся,  развернулся и резко приподнявшись, сел, свесив вниз босые ноги. Он уставился на гостей мутным взглядом и приветственно икнул.
- Так бы сразу и сказали, что надо сегодня.
Затем он вдруг заметил Жозефину, на секунду зажмурился, а потом еще минуту смотрел на нее, не отрываясь.
- У-уф! Раньше у меня по дому только черные кошки бегали. А теперь еще и вороны. Брысь! Кыш! Кыш, пернатая!
- Я, конечно, могу и уйти. Но только Вам это, гражданин, станется еще в год срока, - изобразила обиду Жозефина.
- Подожди, не пугай его, - остановил ее Славка, - мы же ещё не объяснили, зачем мы к нему пришли. Может он и не виноват… Понимаете, дядя Коля, у Тониного дедушки…
Он не договорил, потому что внучка Тониного дедушки, то есть сама Тоня, принялась пихать его в бок и что-то шептать, делая «страшные» глаза.
- Что? Я не понял, - переспросил Славка.
- Она говорит, что это неправильно и невежливо называть его козлиным именем и что он может и обидеться, - громко и совсем не смущаясь объявила Жозефина. – А я так считаю, что обижаться тут не на что: козёл – он тоже человек. А вот запутаться можно. Предлагаю называть этого – дядя дяди Коли, а того по-прежнему – просто дядя Коля.
Сам же предмет обсуждения, раскачиваясь и глуповато улыбаясь, переводил взгляд с одного говорившего на другого, затем снова плюхнулся головой на  подушку и закрыл глаза.
Жозефину такое развитие событий совсем не устраивало.
- Нельзя давать ему опомниться. Надо брать его тепленьким. В нашем деле главное – внезапность. Главное - застать врага врасплох,  – объявила она своим спутникам и тут же строгим голосом, обращаясь к хозяину дома, спросила:
- Где тетрадь?
- Ка…  какая еще тетрадь? – мужчина  резко оторвал голову от подушки и снова принял сидячее положение.
- Сами должны знать – какая тетрадь. Та самая. Да Вы головой не вертите, гражданин. Отвечайте прямо на конкретно поставленный вопрос.
Похоже Жозефина, действительно, застала его врасплох этим вопросом. Коля несколько раз попытался приподняться, но снова плюхался на диван,  начинал что-то говорить, но только открывал рот и мычал, качаясь из стороны в сторону. Наконец, дети услышали нечто более членораздельное.
- М-м-м, Манька, паразитка, настучала. Ну, нате, режьте по святому. Последнее отымаете, гады. Тамма вся моя жизнь, - и он выхватил откуда-то из под дивана зеленую клеенчатую тетрадь, громко шлепнул ее на пол около вороны и вдруг зарыдал, будто маленький. Минуты две он рыдал без остановки, потом звук стал затухать, бледнеть, а сам плакальщик начал медленно заваливаться набок на диван. И скоро плач сменился посапыванием, присвистыванием и похрапыванием…
- Тоня, это она?
- Похожа. Кажется, она… А может быть и нет.
- Проверяй скорее. А то он сейчас проснется, спохватится и начнет оказывать вооруженное сопротивление, - Жозефина немного нервничала.
- Какие-то куски слов, а над ними буквы с цифрами… Это что, такие расчеты? – Славка недоумевал.
- Нет, кажется, нет, - неуверенно тянула Тоня, перелистывая страницы. – Ой, я поняла, это слова песни. Вот, читайте по слогам: ми-лая моя, сол-нышко лес-ное…Только вот цифры зачем?  И буквы нерусские рядом, и значки? Смотрите - А7, Dm?
- Кажется, я знаю, что это такое. Это такие знаки специальные, чтобы на гитаре играть. У меня у сестры такая книжка есть, она в музыкальную школу ходит. Аккорды, что ли, называются, - не очень уверенно прояснил Славка.
В это время со стороны дивана послышалось кряхтение и стоны.
- Душу мою вы потревожили, супостаты. Последнюю надежду на жизнь отымаете. Верните тетрадь, изверги! – опять очнулся хозяин. На этот раз вид у него был уже не такой безобидный, - А, ну, я вас сейчас!.. Щас вы у меня узнаете, как … как… как…
Жозефина быстро оценила ситуацию и огласила дальнейший план действий.
- Так, все понятно - надо сматываться. И побыстрее! А Вы, гражданин, не волнуйтесь так. Ошибочка вышла, понимаете.
Через полминуты все трое – и Тоня, и Славка, и Жозефина – были уже за калиткой.

Что-то не так

… Перед обедом бабушка командировала Славку сопровождать Зоечку до автолавки, которая приезжала в Мусатов Дол каждые вторник и четверг. Зоечка сначала от помощи отказывалась, но было видно, что сил у нее совсем не осталось – сказались и дожди, и изматывающая жара. Славка был рад этому неожиданному развлечению. Он уже часа два скучал дома без дела. Жозефина улетела куда-то по своим вороньим делам, у Тони разболелся зуб, а играть одному на улице было неинтересно, да и жара не очень поощряла торчать на улице.
Когда они вышли за калитку, то почти сразу наткнулись на Лимоныча, который бесцельно бродил по деревне, не обращая внимания на пекло. До кражи его видели в деревне только по вечерам, а теперь он часто выходил из дома просто так, бродил по улицам с унылом видом, не находя себе места. Увидев Зоечку, он искренне обрадовался, выпрямил спину, расплылся смущенной улыбкой.
Но не успели они даже поздороваться, как, неведомо откуда, рядом с ними выросла Нинель Витальевна в ярко зеленом сарафане с крупными черными горошинами.
- Какая ужасная погода! – произнесла она, обмахиваясь расписным веером.
При слове «погода» взгляд Лимоныча сразу потух, он виновато опустил голову и уставился на носок своих ботинок. А Нинель Витальевна сочувственно обратилась к  Зоечке.
- Зоя Ивановна, милая! Как Вы плохо выглядите! Что жара-то делает. Павел Иосифович, посмотрите, какой у нее измученный вид. Нам-то с Вами еще ничего, - и она кокетливо провела пальцами по своим черным волосам. – А с возрастом-то все труднее  переживать природные катаклизмы…
Славка не понимал, что происходит. Женщина говорила таким ласковым голосом, а ему вдруг захотелось пихнуть ее в бок, закричать, чтоб не говорила гадости про Зоечку, у которой и не было вовсе этого самого возраста, зато, наоборот, были такие чудесные, такие радостные и добрые глаза.
Похоже, Зоечке тоже стало не по себе. Она нелепо засуетилась, сказала как-то неловко, что опаздывает, и заторопилась вперед, потянув за собой мальчика. Славка оглянулся: Лимоныч недоуменно смотрел им вслед, а Нинель Витальевна, взяв его под руку, продолжала что-то говорить.

Сафари

Тоню дед с утра увез в город лечить зуб, поэтому в дом к близнецам, как выразилась Жозефина, на дознание, им предстояло отправиться вдвоем. Славка был не в духе. Идти надо было достаточно рано, чтобы, по замыслу вороны, застать братьев-головорезов врасплох – сонными и вялыми и еще не готовыми к вранью и сопротивлению. У Славки же болела голова после тяжелой ночи со сновидениями – ему опять снилась Жозефина, но теперь  они втроем, с вороной и еще почему-то с Зоечкой, бегали во сне от разъяренной Нинель Витальевны. Та, наяву всегда безупречно вежливая и спокойная, носилась… нет, почти летала за ними с большим деревянным крюком в руках, пытаясь зацепить то Жозефину, то Зоечку …
Но деваться было некуда, служба есть служба, и Славка, подходя к дому с голубыми ставнями, уже вполне смирился со своей судьбой. Зато Жозефина, чем ближе к цели, тем становилась все более и более нервной и раздраженной. Перелетая с забора на забор, она непрерывно гундела, придираясь и к тому, как Славка оделся для такого важного дела, и к тому, что он слишком медленно идет, затем к тому, что слишком торопится. И сама, понятное дело, в дом не пошла, осталась во дворе.
Молодая мама близняшек – Елена Сергеевна – встретила Славку очень приветливо, усадила на мягкий стул и принялась угощать ягодным морсом, шоколадным печеньем и конфетами «батончик». Мальчишек она предварительно выставила за дверь – чтобы не мешали серьезному разговору.
А разговор завязался сам собой: о воспитании. Славка только и успел произнести первую фразу о том, как трудно, наверное, справляться одновременно с двумя детьми. И сам себе удивился – до чего складно и по-взрослому у него это вышло. Совсем как у бабушки или мамы…
После этого говорила, в основном, сама хозяйка. А Славке оставалось только кивать да поддакивать.
- Они говорят, что они у меня неуправляемые. А вот сами бы и попробовали, - пожаловалась Елена Сергеевна. Славка понял, что «они» вначале – это соседи, а вторые «они» - это ее пятилетние сыновья-разбойники.
- Они говорят: нечего было таких рожать. Но я же не виновата - они сами родились. Я то девочку хотела…  А с нашими только муж и может справиться, его они боятся. Так ведь он работает всю неделю; только вечером в пятницу ждем.
- Н-да, - закивал Славка.
- Вот! Вот ты меня понимаешь, не то, что некоторые… А как тут справиться? Я пока одного воспитывала, второй уже в бочку залез: лягушек ловить. За этого взялась, так первый уже верхом на сливе – вилкой ягоды тыкает, проверяет, не созрели ли… А вот еще, помнишь, когда эта немыслимая гроза была? Ночью? Так они посреди всего этого кошмара – а у меня тогда чашки на террасе со стола падали – ну, так они удрали из дома, залезли в дровяной сарай, решили там костер разжечь – чтоб ярче молнии получилось…
Женщина перевела дух и глотнула морса из стакана.
- Я, конечно, их не бью. Это все-таки непедагогично. Но, думаю, ты меня не осудишь – мне тогда пришлось их привязать к кроватям, чтоб они еще и дом не взорвали. У меня после той ночи даже седой волос появился. Вот, посмотри, тут слева…
В это самое время выдворенные из комнаты чудо-близнецы, убедившись, что обратно им не проникнуть и не узнать, о чем там говорится в их отсутствие, решили найти себе какое-нибудь интересное дело. И они его быстро нашли...
- Ва-ау! Ворона!.. Ура! Охота! Сафари!
Тут же нашлось и орудие лова - старый брезентовый плащ, висевший у входа во двор. Мальчишки ухватили его с двух сторон и стали тихонечко на цыпочках подбираться к своей потенциальной добыче. Забыв о бдительности, Жозефина безмятежно и в свое удовольствие мутузила клювом пакетик из-под сухариков "К пиву". Сам процесс так ее захватил, что она даже не поняла, почему это вдруг стало темно вокруг и почему из этой темноты ее стали пихать и пинать.
- Мама, мамочка! Мы птицу поймали. Мы – настоящие охотники. Из нее можно сварить куриный суп.
- Эй, я не курица и даже не петух. Я не съедобная. Я вредная, - отбиваясь от плаща, пыхтела внутри брезентового подземелья Жозефина, но пронзительные мальчишечьи крики полностью ее заглушали.
Позабыв про запрет, близнецы с воплями и гиканьем ворвались в комнату, где проходило дознание. Вдвоем они тащили дергавшийся и сопротивляющийся плащ.
- Вот, мама, мы еду тебе принесли, ее можно сварить, - объявил первый.
- И мы никакие не дармоеды,  - гордо добавил второй.
- Что... Кто там? - брезгливо и опасливо спросила молодая женщина. - Крыса?.. Представляешь, совсем не знаю, что делать,  -  доверительно, снова, словно  к взрослому, обратилась она к своему восьмилетнему собеседнику. - Дня два назад соседка, на мою голову, обозвала их дармоедами. И все эти два дня они доказывают, что они не дармоеды, и что они вполне могут сами себя, а заодно и меня, прокормить. Позавчера притащили дохлую мышь, потом совершенно живого ежа, вчера попробовали запихнуть в кастрюлю соседскую кошку, насобирали целую миску каких-то мерзких червяков и жуков... Фу! А сегодня, вот, еще кого-то поймали. И ведь не объяснишь и не остановишь.
Славка уже начал догадываться, кого пацаны приготовили для сегодняшнего обеда - из плаща раздавались невнятные приглушенные звуки, но один из них он, кажется, сумел расшифровать. Видимо, наступили для Жозефины последние времена, если она обреченно хрипела из своего брезентового плена классическое воронье "Кар! Кар! Ка-а-ар!"
Елена Сергеевна замерла, а ее сыновья стояли над поверженной добычей, как древние охотники над сраженным мамонтом.
Славка понял, что надо вмешаться, иначе эти троглодиты действительно засунут Жозефину  в кастрюлю или же она просто задохнется. Спокойно, стараясь не суетиться, он подошел к замершему на полу плащу и объявил.
- Ворону поймали? Молодцы! Только я не уверен… Ладно, я сам проверю, насколько ЭТО съедобно. Там проверю, в коридоре… Нет, на улице…
И подхватив плащ, вышел из комнаты.  Медленно, стремясь не ускорять шаги, чтобы никто ничего не заподозрил, он вынес свою ношу на улицу, аккуратно положил на землю и начал разворачивать. Жозефина лежала без движения. Мальчику даже почудилось, что она уже неживая. Но тут ворона, почувствовав свежий воздух,  мелко-мелко задышала, вдыхая, кажется, даже несколько чаще, чем выдыхая.  Но постепенно дыхание стало более глубоким и ровным. Она открыла один глаз, и, убедившись, что рядом никого, кроме Славки, нет, открыла и второй.  Откашлявшись, она неожиданно для мальчика объявила своим обычным невозмутимым голосом.
- Здорово я их провела! Притворилась как на экзамене в цирковое училище…
Славка потерял дар речи.
- Провела? Притворилась? А я… Я же тебя… от них…
Жозефина поняла, что переборщила, и поспешила исправить недоразумение.
- Нет, но ты-то – герой! Если бы ты меня оттуда не вытащил, я и вправду могла задохнуться…
Когда он вернулся в дом, то застал всех в тех же позах. Женщина сидела на диване без движения, зажав свое лицо в ладонях. Мальчишки  тоже не сдвинулись с места и встретили его раскрытыми от ужаса и восторга глазами.
Славка демонстративно причмокнул, пошуровал языком во рту, якобы выковыривая остатки пищи
- Ну!? Ты ее… съел?
- Ну, не всю. Остальное выбросил, - Славка старался говорить небрежно, как бы показывая, что для него съесть ворону – плёвое дело.
- Ты ее … это… сырьём?
- Зачем, я.. я это..  её на спичках поджарил. Там и есть-то нечего, одни кости. И гадость ужасная. Горькая. Так что не советую. Да, я и раньше был уверен, что вороны невкусные… Ну, ладно, я пойду, меня бабушка ждет.
Все трое посмотрели ему вслед с уважением.

Инструкция по плаванию

Жозефина уговорила Славку отправиться  на речку – проветриться после незапланированного испытания плащом. Уже на берегу Славка подробно и обстоятельно доложил вороне результаты своей беседы с мамой близнецов. Жозефина была расстроена – она-то надеялась, что именно эти ее враги окажутся настоящими преступниками, похитившими тетрадь. А тут, видите ли, алиби… Раздосадованная и разочарованная, она тут же принялась задираться к Славке, поддразнивая его страхом перед водой. И затем, чтобы доказать мальчику всю глупость его водобоязни, слетела вниз к перекату и стала скакать по мокрым камням, призывая его присоединиться.
Начал моросить дождь, и надо было возвращаться. Но Жозефина не унималась. Она легко перепрыгивала с камня на камень, не обращая внимания на дождик, на брызги, на  бурление воды на перекате, и всем свои видом демонстрировала Славке, как увлекательно и безопасно ее развлечение. Но, несмотря на все ее старания и показательное веселье, у Славки по-прежнему не возникало желания составить ей компанию – при виде быстро текущей воды внутри у него было холодно, а ноги сгибались сами собой.
Он так и не понял, что же произошло, но вдруг услышал, как ворона отчаянно каркнула. Он присмотрелся и понял, что одна ее лапка оказалась зажатой в щели между двумя камнями. Жозефина судорожно взмахивала крыльями,  суетливо дергалась, силясь взлететь, трепыхалась, но всё без успеха, а от этих беспорядочных и испуганных движений, кажется, становилось еще хуже. Не имея возможности сдвинуться с места, она уже не могла увертываться от захлестывающих камни струй воды. Перья ее очень скоро намокли, и двигать  крыльями становилось все тяжелее и тяжелее. У вороны хватало сил только, чтобы удержаться и не упасть совсем и не дать воде накрыть ее с головой.
Славка беспомощно заметался по берегу, не знаю что предпринять. Сквозь шум воды и ветра ему послышалось «Помоги…». Или только показалось. Он стремительно бросился к самой воде и также стремительно остановился. Нет, он не мог, страх был сильнее. Ноги не хотели идти, а голова отказывалась  ими управлять.
- Жозефина, миленькая, прости – я не могу. Совсем не могу, - прокричал он вороне. -  Но ты потерпи. Я сейчас в деревню сбегаю, позову кого-нибудь. Я Валерьян Ефимыча позову или … Ты только держись!
И на одном дыхании он взбежал на крутой берег и перед входом в лес еще раз обернулся. Перед глазами висела тонкая серая сеточка дождя, и всё за ней казалось серым. Вниз к реке спускался блестящий от влаги склон, а в самом низу торопилась куда-то темная вода, огибая большие валуны у самого берега и заросшие осокой выступы. В середине шумящего переката, на коричнево-серых камнях, он снова увидел маленькую темную фигурку вороны, нелепо  взмахивающую крыльями. Славка бросился по дороге в темноту леса.
- Жозефина, миленькая, подожди. Потерпи, я сейчас, я скоро – без перерыва звучало в его голове. – Жозефина, я сейчас…
Потом вдруг возникла и навязчиво застучала другая мысль: «Что-то не так!. Что-то не так!..» Он резко остановился, прислушался к шуршащей тишине дождя, к своим мыслям, чувствам… Перед глазами опять поплыла серая пелена, заполнившая собой все пространство над лесом, над рекой… Вот оно… Вспомнил… Когда он в последний раз обернулся, там над рекой, в сером небе, распахнув широко крылья, парил ястреб. Там над рекой, над камнями, над беспомощной и обессиленной Жозефиной кружил враг!
Славка развернулся и помчался обратно. Выбежал на берег, не глядя под ноги, почти скатился по мокрой траве к самой воде. И замер от ужаса. Ястреб делал круги уже над самой водой, не спеша раскачивался в воздухе, уверенный в легкой добыче. Потом он резко рванул вниз прямо на Жозефину, ударил ее клювом  в крыло и, взмыв вверх, снова закружил, готовясь к новой атаке.
Славка и забыл, что он боится воды. Он вступил на мокрые камни, секунду подождал, словно проверяя равновесие, и двинулся вперед. Вода захлестнула ноги, и они сразу промокли. Но, кажется, он этого не почувствовал. И только радовался, что кроссовки почти не скользят. После каждого шага мальчик замирал, убеждаясь, что ноги твердо и устойчиво стоят на камнях. Становилось глубже, напор воды усиливался – она предательски подталкивала его под пятки, била его по щиколоткам, пытаясь свалить с ног.
Ястреб, сделав очередной заход, опять камнем ринулся вниз, но не успел долететь до жертвы. Потому что Славка истошно заорал «А-а-а-а!», нагнулся, выхватил из воды какой-то небольшой склизкий камень и запустил его прямо в нападавшего хищника. Тот дернулся в сторону, а затем опять взлетел вверх и, снова раскачиваясь, завис над перекатом. Продолжая испуганно орать «А-а-а!», и уже не переступая, а перескакивая по скользким камням, Славка добрался до почти затихшей и упавшей в воду Жозефины, остервенело раскидал камни, зажавшие ее ногу и, прижав к груди мокрую птицу и уже совсем не думая об опасности, большими прыжками добрался до берега. Не останавливаясь и не выпуская ворону из рук, он взобрался наверх и остановился только у самого входа в лес, рядом с густым малинником. Ворона мелко дрожала, лапки безжизненно болтались, с крыльев стекала вода. Сам Славка тяжело и быстро дышал, еще не очень понимая, что произошло. Потом погладил бедную ворону, прикрыл сверху курткой.
- Жозефина, ты жива? Пожалуйста, скажи что-нибудь. И не умирай. Подожди, мы что-нибудь придумаем. Только не умирай.
- З-з-з…, - раздалось из-за пазухи.
Замезла? – радостно подхватил Славка, радуясь, что ворона подала голос.
- Н-н-не! З-з-з…, - продолжала Жозефина, одновременно карябая клювом молнию внутреннего кармана куртки.
- Заболела? Задел ногу? Задыхаешься? – Славка не знал, чем помочь бедняжке.
- З-з-здорово ты его к-к-камнем! К-к-класс! – выдала, наконец, ворона.
Счастливый, что ворона не только жива, но еще и способна реагировать на происходящее, Славка чмокнул ее в мокрую головку, еще крепче закутал полами куртки и вприпрыжку помчался в деревню.
- Эй, - раздалось через несколько минут. – Если ты будешь так скакать, то переломаешь мне то, что еще не сломано.
- Вау-у! – вскричал мальчик и дальше уже зашагал более размеренно, старательно придерживая драгоценную ношу.  Пока шли через лес, Жозефина под курткой шебуршилась, что-то бормотала, вздыхала, но ближе к деревне, на поле, опять затихла. И Славка снова сквозь мокрую футболку почувствовал, как дрожит ее маленькое тельце. В деревню он почти вбежал, но тут же в растерянности замер. Куда идти? Кто поможет? К Зоечке? Зоечка, наверное, помогла бы, но там бабушка, а она этого не поймет – мокрая грязная птица – заставит выбросить. К Лимоннычу? Но там Тоня с больным зубом... Да, есть! Конечно же! Сарай. Замечательно-раззамечательный превращательный сарай. Ведь со Славкой-то получилось, раз он смог… по воде… Значит, есть надежда, что и для Жозефины сарай что-нибудь придумает…
- Жозефина, потерпи, я сейчас. Мы его попросим – он поможет…

Реанимация в сарае

В сарае он бережно вытащил ворону из куртки, аккуратно положил ее в теплое сено, подтащил какие-то тряпки, накрыл ими сверху. Ворона тяжело дышала, ее бил озноб.
- Мы где? – задыхаясь, пробормотала она.
- В превращательном сарае. Сейчас все будет о’кей. Надо только немного подождать…
- Не надо… Мне очень жаль… - медленно и с трудом выговаривая слова, выдохнула Жозефина. – Он никакой не превращательный, я тебя обманула…
- Неправда! Он настоящий, я знаю… Не может быть, - Славка от неожиданности растерялся. – А Марья Тимофеевна? А жаба?
- Марья Тимофеевна здесь к своей бутылочке прикладывается, вот и веселеет. Воробей тот с другой стороны через щель вылетел – я проверяла. А жаба? Жаба здесь давно живет. Под камнями… Он не поможет.
- А я? Я же просил его, чтоб не бояться воды. И вот я же смог, я же добрался до тебя…
- Это не сарай. Это ты сам. А он… он не поможет, - прошептала ворона и затихла. А через некоторое время продолжила уже совсем грустно:
- Какая неприятность, однако! Что-то мне совсем плохо… Что-то мне… - и замолчала.
- Поможет! – закричал Славка. – Я знаю как. Подожди, я сейчас, - и выскочил наружу…
… Жозефина то ли спала, то ли  была уже в беспамятстве, когда он вернулся. Следом за мальчиком в сарай вошла… Марья Тимофеевна. В одной руке у нее был литровый алюминиевый бидончик, в другой она держала небольшой металлический ковшик, от которого шел пар.
- Ну-ка, где твоя больная птичка? Твоя самая лучшая в мире ворона? – весело начала женщина, но, увидев укутанную в тряпки Жозефину, тихонько охнула. Она поставила на землю бидон и ковш, дотронулась до ее головки, потрогала лапку, попробовала приподнять крыло и раздвинуть перья. А Славка неуверенно окликнул подружку.
-  Жозефина, давай, просыпайся. Лечиться будем…
Марья Тимофеевна вытащила откуда-то пластмассовую крышку, налила в нее теплую, приятно пахнущую  жидкость из ковша, поднесла к вороне и, бережно развернув  головку, стала тыкать ее клювом в крышку.
- Она всё понимает, - торопился объяснить Славка. – Она сейчас сама. Жозефина, миленькая, пей. Давай, ну, пожалуйста…
- Понимает? – удивилась женщина, но Жозефина, действительно, слегка приподняла голову, сама опустила клюв в теплый отвар и сделала два крошечных глотка.
- Давай, давай, милая, еще маленько. Я бы тебе и водочки дала для согрева, только она не всем помогает.
Затем Марья Тимофеевна передала ковшик Славке, велела закутать его в тряпки и зарыть поглубже в сено, чтоб не остыл. После этого вытащила из кармана кусок марли и, макая его  в бидон, стала протирать и смазывать Жозефине сначала сломанную лапку, затем поврежденное ястребом крыло. Жозефина опять встрепенулась и приоткрыла один глаз – проверить, какие именно действия над ней производят.
- Эй, хозяйка, - произнесла она уже своим обычным, не больным, голосом, – Скажите, а от этого Вашего состава крыло не полиняет? А то, знаете, несолидно как-то в моем возрасте да с разноцветными перьями. И кстати, там случайно можжевеловых почек нет? А то у меня на них аллергия.
- Ишь ты, какая разговорчивая попалась, - женщина, кажется, совсем не удивилась, что ворона разговаривает с ней человеческим языком. – А у тебя, матушка, еще на что аллергия? У меня тут много трав намешано. Может, уморю тебя ненароком, такую примечательную…
- Да, нет, с остальными у меня нормальные отношения. Вы, кстати, хозяйка, появились очень вовремя, а то я уж совсем было … того…
Марья Тимофеевна совсем не была обижена такой сдержанной оценкой ее помощи.
- И не вертись, красавица, а то перья – вещь хрупкая, могу и надломить какие…
Славка, сидя в стороне, радостно слушал, как они между собой переговариваются. И хотя он тоже промок и замерз, и в кроссовках до сих пор противно хлюпала вода, внутри ему почему-то было тепло и даже как-то сладко, как после коробки шоколадных конфет. И ему было уже все равно, сарай ли им помог, или это Марья Тимофеевна оказалась вовсе не колдуньей, а доброй волшебницей. Главное – Жозефина уже не умирала. А даже наоборот… И можно расслабиться и просто вот здесь посидеть… Или лучше прилечь на сено. А они пусть болтают, раз им это нравится.
И постепенно Славкины глаза стали слипаться, руки и ноги отяжелели, и скоро он уже спал, посапывая и зарывшись носом в свежее душистое сено.

Деревенские разговоры

…Славка бежал, нагнувшись вперед и рассекая головой воздух: так, он считал, лучше можно было преодолеть сопротивление воздуха. Он торопился к Тоне – узнать новости про ее зуб и рассказать о Жозефине. Он мчался по деревенской улице, не глядя по сторонам,  и, так же не глядя, врезался в группу женщин, стоявших почти напротив дома, где жили Лимоныч с внучкой. И сразу две руки схватили его за плечи. Одна рука бесцеремонно дернула его за футболку и заговорила голосом  Максатихи.
- Ну, что гоняешь, как бешеный? Чего носишься без толку? Смотреть надо! Ведь не стадо же коров перед тобой.
- Ой, простите, я нечаянно, - замямлил Славка. – Извините, пожалуйста. Я больше не буду…
Максатиха, вполне удовлетворенная воспитательным эффектом, выпустила футболку. Хозяйка второй руки, Нинель Витальевна, продолжая держать мальчика, была не столь категорична.
- Ты уж осторожней, пожалуйста. И сам ведь мог упасть. Зачем же бабушку лишний раз тревожить. И Зою Ивановну… Ей и так сейчас несладко…
- Как, однако, погода-то всех подкосила, - заохала в ответ светловолосая женщина, имени которой Славка не знал.
- Да уж… И меня бессонница одолела, - поддержала разговор Валентина Ивановна - Вот и Петя мой, Петр Сергеевич, тоже мается…
Женщины наперебой завздыхали, каждая имея в запасе, что сообщить о собственной метеочувствительности.
Из калитки появился Лимоныч. Увидев около своего дома столь большое общество, он хотел повернуть обратно. Но женщины его заметили, позвали в свой кружок. Он вежливо, но без особого энтузиазма, поздоровался со всеми. В разговор не вступил, остался стоять молча. Соседки же, каждая на свой манер, принялись выражать сожаление по поводу постигшего его несчастья и последовавших за этим погодных неприятностей.
От их сочувственных возгласов Лимоныч невольно морщился, старался ни на кого не смотреть. Тема разговора явно не доставляла ему удовольствия.
Нинель Витальевна по-прежнему крепко держала Славку за плечо, видимо, за разговором позабыв отпустить руку. Славка мог чувствовать, как временами напрягается ее кисть, сжимая его плечо почти до боли.
- Вы, Павел Иосифович, теперь хоть свежим воздухом дышать стали, хоть в мир выходите, а то ведь раньше целыми днями в лаборатории и в трудах. А по вечерам, так все к Зое Ивановне да к Зое Ивановне. А нам ведь тоже Вашего общества не хватает.
- Ой, и точно. Вы у нас, Пал Иосич, кавалер видный да парень знатный, - игриво подхватила краснощекая полная женщина в широких фиолетовых брюках с бабочками – то ли Антонина Александровна, то ли Александра Антоновна, - Могли бы и к нам к кому в гости заглянуть. Уж мы Вас попотчуем не хуже Зоечки Ивановны.
Остальные женщины разными возгласами поддержали приглашение, а Нинель Витальевна добавила:
- Конечно. Не знаю, как к другим, а ко мне пожалуйте в любое время. Я – человек, к огороду не привязанный, на полив-прополку не отвлекаюсь, колорадских жуков не коллекционирую… Так что всегда дома. И чаем Вас напою. И ромом, если хотите. И малиновым вареньем угощу… И поговорить можно… О всяком…
Славка, не удержавшись, фыркнул, вспомнив, как кривился Лимоныч, когда бабушка Люда пыталась накормить его малиновым вареньем. «Уж, этим-то Нинель его точно не заманит, - подумал Славка, и, воспользовавшись тем, что женщина чуть ослабила хватку, осторожно освободился и тихонько, чтобы не привлекать внимания, стал пятиться к Тониной калитке, оставив Лимоныча одного отбиваться от навязчивых  приглашений и комплиментов…


…Славка зашел за Тоней, чтобы уже вместе идти на речку. Больной зуб ей в городе вырвали, и теперь ее левая щека выглядела раздутой, а все лицо – очень жалостным. Но Славке девочка показалась еще более трогательной и еще более красивой. Он даже почти решился ей об этом сказать, но они как раз проходили мимо дома Валериана Ефимовича, и тот, как бы невзначай, вышел им навстречу. Мужчина поздоровался и сразу обратился к Тоне.
- Дед-то твой всё смурной ходит? Да, не повезло Пал Иосичу – за науку пострадал. Мне, конечно, его наука ни к чему. По мне - так лучше шло бы все натуральным образом. Когда дожди – дожди, когда мороз – мороз, когда оттепель – оттепель, когда вёдра – пусть оно жарко будет, потерпим. Уж больно стрёмно вмешиваться. Но наука – это да… Уважаю. Вон  у меня троюродный брат – тоже наука. Химия. Продукты на рынках проверяет. Тоже опасная работа… А Пал Иосичу не повезло. Обидели человека…
Потом он немного помолчал, покашлял, чтобы заполнить неловкую паузу, и добавил.
- Ты, это…, Тонь, деду-то передай… Я его как-то при всех обложил… по матерному и по всякому… За эксперименты его с погодой. Очень он тогда меня разозлил. И в убыток ввел. Ты уж ему… это… скажи, что, мол, прощенья прошу. Я ж не знал, что так обернется-то…
И развернувшись, не дожидаясь ответа, пошёл к себе…

Совещание

… Жозефина устроилась на четвертой ступеньке оставленной кем-то в сарае лестницы, а Славка с Тоней полулежали на ворохе свежего сена.
Славка блаженствовал. Он чувствовал, что жизнь его идет просто замечательно. Лето в самом разгаре, в школу еще не скоро. Рядом Тоня. И Жозефина, которая, пройдя полный курс реабилитации у Марьи Тимофеевны, теперь выглядела, по ее собственному выражению, на 1245 дней моложе. Он сам наконец-то преодолел свой позорный страх перед водой. Да и погода, словно перебесившись,  начала возвращаться к нормальной жизни. И после той страшной жары, а затем и очередной порции проливных дождей, снова стало тепло, но уже без изнурительного дневного зноя, а по ночам за окошком приятно и усыпляющее шуршали дожди, тактично заканчиваясь к рассвету и оставляя после себя аромат свежести и надежды.
- Ну, и что мы имеем? – открыла совещание Жозефина. – Предлагаю подвести некоторые итоги. Достаньте ваши записи – сверим результаты.
- Какие записи? Ты не говорила…
- Ты же не предупреждала, что надо что-то записывать…
Тоня и Славка были единодушны в своем замешательстве.
- Не говорила! Не предупреждала! – передразнила ворона. – А голова на что? Серое вещество? Вам что, все разжёвывать надо?! Всему учить?.. Уф!... Ну ладно, объясняю: в ходе любого уважающего себя расследования должен вестись протокол, в котором фиксируются основные версии, собранные доказательства, результаты следственных экспериментов… Ну, и тому подобное. Понятно? Ну, вот, тогда давайте…
- Но мы же… это … не фиксировали, - опять заныла Тоня.
- Ну, ладно, ладно. Хватит мокроту разводить. Поняла уже, не маленькая. И вообще, что бы вы без меня делали? Вот у меня всё записано, всё запроко… запротоколировано.
- Где? – не видя у вороны никакой бумаги, Славка искренне удивился.
- Где? Где? А вот где – огрызнулась Жозефина и многозначительно постучала здоровым крылом по своей голове. – Всё! Не отвлекайте меня глупыми вопросами… Значит, подозреваемый номер «раз» - Марья Тимофеевна. Она же - ведьма. Она же – народная целительница. Она же – врачевательница ворон… Я, конечно, выхожу лицо заинтересованное, но, по-моему, её надо из списка исключить. Никаких улик в её пользу…
- То есть никаких улик, доказывающих, что это она украла тетрадь? - поспешил уточнить Славка.
- Славка! Нарываешься! Не путай меня. И не придирайся по пустякам. Я именно это и сказала.
- А запертая шкатулка? – напомнила Тоня. – По размеру там и тетрадь может уместиться. Сама же говорила…
- Говорила, ну и что… Я вообще часто говорю. Я, вообще, как ты заметила, говорящая ворона… А в шкатулке у неё, к твоему сведению, всякие ценности хранятся – письма там старые, серёжки, сберегательная книжка. Вот у тебя есть место, где ты держишь свои сокровища – записочки, бусинки, камешки красивые?
- Есть, ящик в письменном столе, там у меня всё самое секретное, - ответила Тоня, не понимая, при чем здесь она.
- У тебя там дедушкина тетрадь лежит?
- Не, ты что!
- Вот и у нее не лежит. Что ж тут непонятного?! Так, теперь второй подозреваемый. Коля-алкоголик. Бесперспективный вариант. Скорее его козёл дядя Коля смог бы оценить ценность пропавшей тетради, чем сам хозяин… Хотя, если вспомнить гитару и блокнот с этими… с аккордами, не безнадёжен.
Дети не спорили.
- Далее – отвратительные близнецы Андрейка и Данилка. Ну, от этих можно ожидать, что угодно…
- Почему же отвратительные? Очень даже милые и симпатичные, - Тоне в этот раз почему-то хотелось всё время  противоречить  Жозефине.
- Милые, как же?! Это потому, что ты – не ворона, не кошка, не собака, ни какая другая птица. А то бы так не говорила. Да… Но, увы, с сожалением должна признать, что у них почти стопроцентное алиби, которое подтверждает их мама – они всю ночь спали, привязанные к своим кроватям в наказание за вечерний фейерверк в сарае.
Дети опять не возражали.
- Следующий в списке – Валерьян Ефимович. 
- А откуда он в списке  взялся? Его же там раньше не было, - Тоня опять возмутилась.
- Ну, надо же ещё кого-нибудь подозревать, - не очень уверенно ответила Жозефина. – Только он тоже не подходит. У него нет серьёзного мотива. Да и не годится он для преступления…
- Так что, получается, что все подозреваемые кончились? А как же дедушкина тетрадка? Значит, мы дедушке совсем не помогли?
- Эй, не хнычь! Ты что, сюда плакать пришла? Да я тебе сейчас с одного залёту еще штук пять подозреваемых найду.
- А что толку! – Славке было тоскливо смотреть на плачущую девочку. Если б он мог, он бы эту тетрадь из-под земли, как клад, вырыл. Он бы сам сочинил эти погодные расчеты…
Но Жозефина не сдавалась.
- Предлагаю рассмотреть кандидатуру Максатихи. Или нет - Нинель Витальевны. Её-то мы еще не проверяли.
- Ну что вы, ни за что не поверю, чтоб Нинель Витальевна могла… Она не такая! – Тоня даже в мыслях не хотела допустить, что их соседка, всегда такая вежливая и приветливая, могла быть виновной в столь страшном преступлении.
-  Не такая, а какая? – не удержавшись, передразнил девочку Славка.
- Она… Она такая… такая… Она…
- Правильно, - отрезала Жозефина. - Она – такая. А от таких всего можно ожидать. Сегодня они всем улыбаются и соседских девочек конфетами угощают, а завтра могут мост взорвать или на чужой клумбе цветы оборвать. Так что будем выводить её на чистую воду.
Однако, Тоня так уверенно и упрямо стала защищать Нинель Витальевну, что Жозефине пришлось еще поднапрячься, чтобы придумать новых подозреваемых…

Разоблачение или вроде того…

…Но Славка никак не мог отделаться от мысли о Нинель Витальевне. Если следовать утверждению Жозефины, что главной задачей расследования является выяснение, кому это преступление выгодно, то, похоже, больше всего от пропажи тетради с расчетами выиграла именно Тонина соседка. Хотя выигрыш её, на Славкин вкус, был какой-то неправильный. Ну да, она хорошо себя чувствовала, несмотря на погодные неурядицы;  ее огород, в отсутствие серьезных посадок, не потерпел никакого урона – ни от дождей, ни от затянувшегося зноя, и она явно получала удовольствие от этого своего превосходства над другими. И еще оттого, что теперь она могла чаще общаться со своим соседом – Лимонычем, лишенным из-за утери расчетов возможностей проводить дальнейшие исследования. Славка и сам не мог себе объяснить почему, но он был уверен, что Нинель Витальевне очень хотелось рассорить Тониного дедушку с Зоечкой и подружить его с собой… Очень уж всё сходилось…
И не сообщая ничего товарищам по следственной группе, он решил эту новую версию проверить сам.
Вечером после ужина, сказав Жозефине, что бабушка велела ему сидеть дома, а у бабушки отпросившись сбегать на десять минут к Тоне – отдать книжку, Славка сразу направился к дому Нинель Витальевны. Вблизи, на улице, в эту минуту не было никого, кто бы мог увидеть, как Славка осторожно, сбоку, чтобы не мелькать перед окном, перелез через невысокую ограду палисадника. Заросли жасмина подходили к самым окнам, и мальчику ничего не стоило спрятаться в них. Он замер, стараясь услышать через открытое окно, что твориться внутри дома. В комнате что-то бормотало о последних новостях радио, и одновременно эстрадными голосами распевал телевизор. Потом эти звуки выключились, и Славка услышал шаги подошедшей к окну хозяйки, скрип пододвигаемого стула, шелест бумаги.
- Тетрадь листает! – вдруг мелькнуло в Славкиной голове. – Нет, вряд ли. Она же там ничего не понимает.  Да и не станет же она так открыто, почти у всех на виду, рассматривать украденную тетрадь.
Но тут звук несколько изменился. Послышался непонятный хруст и  шуршание. Славка не выдержал и, рискуя себя обнаружить, встал на выступающий кирпичный фундамент, зацепился руками за подоконник, подтянулся и заглянул вовнутрь. Нинель Витальевна сидела на стуле боком к окну. В руках у нее действительно была тетрадь, из которой она ожесточенно, один за другим, выдирала листы, комкала их и швыряла на пол. Славка громко охнул и сразу же нырнул вниз. Женщина затихла, встала, подошла к окну и выглянула наружу. Славка с ужасом замер. Женщина ничего не заметила, но все-таки взялась за ручку, чтобы прикрыть окно. И в этот самый момент над Славкиной головой знакомо захлопали крылья, и на подоконник, прямо перед Нинель Витальевной, приземлилась Жозефина. Она несколько раз постучала клювом по деревянной раме, слегка откашлялась, как перед публичным выступлением, и начала громко каркать прямо в лицо женщине. И вдруг Славка сообразил, что каркает она как-то странно. Без остановки, монотонно и как бы даже издевательски, ворона повторяла одно слово.
- У-КРА-ла! У-КРА-ла! У-КРА-ла!
Женщина, похоже, тоже расслышала. Она вскрикнула, замахала на птицу руками, потом даже попробовала ее схватить. Но Жозефина ловко увернулась и, перелетев на ограду, продолжила концерт. Над Славкиной головой в сторону наглой вороны пролетел какой-то белый комок. Хлопнуло закрывающееся окно. Славка выскочил из своего укрытия, одним прыжком перемахнул через забор и подбежал к соседнему дому, рядом с которым Жозефина, мастерски орудую клювом и когтями, уже успела развернуть скомканный листок бумаги.
- Что это? – без всяких объяснений спросил Славка.
- Ну, ты же знаешь, что я… На, сам смотри…
Славка  разгладил лист.
- Цифры какие-то, буквы не русские, стрелочки… Кажется, это…! Ну, точно…
… На следующий день утром следственная группа устроила еще одно совещание в превращательном сарае.  Правда, сначала надо было дождаться, пока оттуда выйдет Марья Тимофеевна – изрядно довольная жизнью и с пучком какой-то серой травы в кармане фартука.
Совещание началось с таинственного «Нда-а!» Жозефины и последующей паузы минуты на две. Затем ворона объявила:
- Основываясь на наших последних данных, Нинель Витальевну надо брать!
- Как это брать? Мы, что, милиция? У нас и этого нет… ордена на арест.
- Ордера, - поправила Славку Жозефина. – Тут ты прав. Предъявить нам пока нечего, кроме этого кусочка бумаги. Но это не доказательство, мало ли, где мы его нашли…  Поэтому брать мы будем за жабры, чтоб она сама себя выдала.
Тоня сидела молча, тоскливо опустив голову. Пока Жозефина перебирала вслух различные способы, как заставить преступницу саму себя разоблачить, Славка косился на девочку, догадываясь, как у нее не лежит сердце к объявлению Нинель Витальевны виноватой. И хотя ему очень хотелось установить справедливость, утешить Тоню ему хотелось ещё больше. И, не дослушав Жозефину, он вдруг предложил.
- А, знаете, давайте не будем её разоблачать. Пусть живёт … сама с собой, собственной персоной. Зачем? Погода нормальной стала, обычной. Тонин дедушка ещё лучше вычисления сделает. Всё на своих местах…

Мужской разговор

Пока Тоня ходила к Максатихе за молоком,  у Лимоныча и Славки произошел откровенный мужской разговор.
- Тебе, что, моя Антошка по-настоящему нравится? – первым начал Павел Иосифович.
- Тоня? Да, нравится, - отважно и, глядя прямо в глаза, ответил Славка.
- Ладно. Только ты ее не обижай, она еще маленькая.
- Не буду, - Славка притих, задумавшись, но потом не удержался и неожиданно для самого себя спросил, - А Вам Зоечка… то есть Зоя Ивановна нравится?
- Ещё как нравится, - спокойно и просто ответил мужчина.
- Вы её это… тоже не обижайте. Она ведь очень хорошая.
Лимоныч засмеялся.
- Лучше не бывает!
Они немного помолчали. Но Славка уже не мог остановиться. Никак у него не получалось забыть… И раз они вот так, о самом важном, то и об этом можно спросить.
- Павел Лимоныч… Ой, простите!.. Павел Иосифович, я вот спросить хотел… Только Вы сразу не ругайтесь.
- Спрашивай, не буду ругаться. Сразу не буду.
Славка в замешательстве запнулся.
- У меня очень личный вопрос…Ну, это… А вот как Вы облака выдували, тоже в той тетрадке украденной осталось? И без тетради Вы уже не сможете?
- Откуда ты знаешь про облака? Я же никому… Даже Тоня не видела, - Лимоныч совсем не ожидал такого вопроса.
- Я нечаянно подсмотрел. Вернее – специально. Нечаянно я только первое облачко увидел…
Лимоныч встал, потянулся, беспокойно сделал несколько шагов в сторону окна, вернулся. Снова сел.
- Нет, это я отдельно придумал. Для себя. Нет, ты не подумай чего… Конечно, пузыри пускать – это для маленьких.  Да вот как-то так … Может, в детстве не доиграл, не знаю… А состав случайно получился, почти сразу. Пользы от них, понятно, никакой – баловство, короче… Только ведь здорово как получилось-то, понимаешь?!
Мужчина словно бы оправдывался перед Славкой за свое невзрослое поведение. Но Славка этого не заметил, он ведь и сам был ещё не очень взрослый.
- Да, я понимаю… Пал Иосич! Дядь Паш, тут у меня мысль одна есть… В общем, мы в детском саду перед Новым годом стёкла зубной пастой разрисовывали. Нас воспитательница Лёля, Ольга Николаевна, научила. Ну, там снежинки всякие, ёлочные шарики, цветочки… Глупость всякая… Я не об этом… Так вот, а для разного цвету мы  добавляли в пасту краски. Вот, я и подумал, а если в Вашу кастрюлю… в Ваш состав добавить, например, немного акварельных красок – у меня есть, то ведь ещё красивше получится, да?
- Ну, Славка! Ну, здорово! Ты… ты – молоток! И как это я сам не додумался. Ведь так просто. Наверное, и вправду совсем старый стал.
- Да, Вы не расстраивайтесь. Просто я в детском саду недавно был и ещё не успел забыть, а Вы, наверное – давно…
- Вот об этом я и толкую. Ну, ладно, пошли пробовать, - Лимоныч был не в силах утерпеть. – Беги за красками.
- А Тоня?
-  И Тоню зови.

За чаем

Вечером все собрались у Зоечки. Тоня и Славка весело перешёптывались, вспоминая, как им было сегодня весело в лаборатории Тониного дедушки. Зоечка и бабушка Люда хлопотали, накрывая  на стол. Лимоныч сидел развалившись на диване, довольный сам собой и наблюдая приготовления к трапезе. Наконец, все угомонились и расселись по местам.  Зажурчал разливаемый по чашкам чай, зашелестели конфетные обертки, захрустели вафли. Завязался застольный разговор.
Если не считать обычных реплик вроде «Пирог с вишней попробуйте, он сегодня удался», «Подвинь сахар поближе», «А нельзя ли еще лимончика?»,  «Славка, не сори на стол, есть же блюдце»,  разговор начал Лимоныч.
- Зой, представляешь, я вчера, после беседы с тобой, вывел новую дождевую закономерность. Что-то из старого всплыло, но и новое в голове появилось. Ведь это ты мне идею-то подала. О вечерней росе, помнишь? И вообще, спасибо тебе, очень ты меня в эти дни поддержала…
- Да, ведь не только я. И Люся, и…
- Ну, да, и Люда… У тебя, Зоенька, какой-то талант радости есть. Вроде и смеёшься надо мной, а мне летать хочется, - сказал и замялся, словно нечаянно выдал секрет.
- Паш, да что я? Мы же все за тебя переживали и болели. Вон, даже Муська моя… Смотри, как она к тебе, хитрая, ластиться. А ведь раньше только фыркала.
- Ну да, все… И Муська… Эх, я теперь умнее буду. Уже компьютер Мишке заказал. Мы теперь с тобой, Зоенька, такую науку сделаем – всем злодеям назло…
- Ну уж, со мной…, - совсем застеснялась Зоечка. – С чего бы это – со мной? И без меня желающих много.
Лимоныч внимательно и очень серьезно посмотрел на нее.
- А ты разве против..?
Бабушка Люда вдруг  вспомнила о неполитых огурцах и поспешила в огород. Славка с Тоней, с радостным любопытством следившие за разговором взрослых, тоже догадались, что им надо бы уйти, и побежали на улицу – искать Жозефину с рассказом о последних новостях...
… В угасающем вечернем небе разноцветной флотилией проплывали облака: розовые, зеленые, желтые, оранжевые…

До встречи!

В четверг бабушка неожиданно засобиралась домой. Впрочем, неожиданным это оказалось только для Славки, который и не заметил, что уже три дня как закончились их две недели.
- Наташа моя с мужем собираются Славика с собой на курорт взять, в Турцию, - сообщила бабушка подруге. – Втроем поедут. А ещё надо успеть всякие бумажки оформить, подкупить  кое-что. Да и мне пора – на свой огород. Хорошо, соседи обещали поливать в моё отсутствие. Заросло, наверно, всё… Да и тебе, Зой, надо одной побыть. Вон у вас с Пашкой-то налаживается…
- Что налаживается? Что ты еще придумала? – разрумянилась Зоечка.
- Что? Погода налаживается…
… Славке уезжать из Мусатова Дола и ехать на какой-то там курорт совсем не хотелось. Накануне он попрощался с Тоней, её отправили погостить к тёте на море. На недельку. Когда она вернется к деду, Славки в деревне уже не будет. Он хоть и расстроился, но не очень – с Тоней они успели договориться о встрече в городе и обменялись телефонами. К тому же обнаружилось, что их школы недалеко  друг от друга… А вот Жозефина…
… Славка и Жозефина сидели на скамейке в Зоечкином огороде. Сидел, правда, только Славка, а ворона  никак не могла успокоиться – то вскакивала на спинку деревянной скамейки, то замирала на сиденье, то бегала вперевалочку по траве возле Славкиных ног.
- Уезжаешь? – уже в третий раз повторила она.
- Уезжаю, - в третий раз ответил мальчик.
- Жалко! – вздохнула ворона.
- Жалко! – тоже со вздохом согласился Славка.
- И клад найти не успели. Ничего не успели. Всё какой-то ерундой занимались, - Жозефина опять запрыгнула на скамейку и застыла на ней, подтянув под себя одну ногу.
- Не успели… Слушай, а может ты к нам осенью домой прилетишь? Я тебе адрес скажу и как добраться. Ну, там на каком автобусе… Ой, я ж забыл - тебе автобус не подходит.
- Да ладно уж, могу и на автобусе… - и опять вздохнула
- Эх, хороший ты человек, Жозефина, - Славка даже брызнул слюной от избытка чувств.
- Так ведь я же не человек, а ворона?.. – смутилась Жозефина.
- Ну, ты же сама говорила – одно другому не мешает.
- Это я так сказала? Надо же! Хорошая мысль, надо запомнить.
Они не заметили, как к скамейке подошла бабушка.
- Славка, пойдем, я твои вещи собрать не могу. Всё разбросал, как всегда.
Жозефина на всякий случай отскочила подальше. А бабушка тяжело опустилась на её место.
- И вообще, Слава, я не понимаю. Ну, что это вокруг тебя всё время какие-то вороны крутятся?
- Не какие-то, а какая… Это моя знакомая ворона. И она… она разговаривает!
- Ну и что! Что тут удивительного? У наших соседей слева тоже есть говорящая ворона. Карлуша, кажется…
- Ну, бабушка, ну, как ты не понимаешь? Она же не просто говорящая. Она …
- Она еще думающая и размышляющая, - не удержавшись, заговорила сама Жозефина. – И еще созерцающая, принимающая правильные решения, мечтающая.. Славка, я ничего не забыла?
- Еще поющая, - с удовольствием глядя на ошалевшую бабушку, добавил Славка.
- Да-да! И заметим, неплохо поющая… Вот, а Вы говорите «Карлуша»…
Бабушка смотрела на Жозефину круглыми от изумления глазами. А Жозефина продолжила, обращаясь к Славке.
- Ну, давай, диктуй - адрес записывать буду.
- Куда записывать?
- Куда? Куда? Туда же, куда и всегда, - и она ловко провела крылом по своей черной головке.
- Какой ещё адрес? Чей? – встревожилась бабушка. – Она, что,  у нас ещё и жить будет?
- Ладно, ладно… Не надо паники, хозяйка, - бодрым независимым голосом ответила Жозефина, хотя было видно, что бабушкин испуг ее обидел. - У меня и без вас найдётся, где остановиться. Да и много ли мне, старой надо? – вдруг перешла она на скрипучий жалостный тон. – Хлеба кусочек, воды глоточек  да…
- А сыр я тебе обещаю. И шоколадные конфеты, - подхватил Славка. – Вот увидишь, они тебе понравятся… Бабушка, да не смотри на меня так – я свой сыр отдам.
- Да что мне сыра, что ли,  жалко для … дорогого гостя.  Ну, что ты застыл как мумия. Говори быстрей своей подруге адрес, а то скоро такси придёт, а мы ещё не готовы…

К О Н Е Ц