Чёрное пёрышко

Ветер с моря прилетел, солёным голосом запел: «Жили-были, жил-был», а что дальше – позабыл.

А дальше вот что.
 
Стояла в славном городе Корчеве слободка Нахаловка, деревенька такая. Кто и когда её так назвал, никто уж и не знает. Нахаловка да Нахаловка. Домишки в ней невеликие из местного камня ракушечника теснились у самого обрывистого берега. Море здесь на сушу наступало, осыпался берег, того и гляди – деревенька в море свалится.

Годы шли, а Нахаловка держалась, да ещё и достраивалась.

В одном из домишек рыбак-вдовец с дочерью проживал. Пожелала жена его как-то тоже с ним в море сходить, рыбки половить. Ну, дело это в слободке обычное, почти все здесь рыбаки да рыбачки. Лодка у них была небольшая и вёрткая, на крутой волне возьми, да перевернись. Утонула жена, не смог он её спасти. В этом укорял себя постоянно. Не шла она у него из памяти, потому и не женился. К тому же мачеху для кровинушки-сиротинушки в доме завести в думках не держал.

Девочка росла быстро. Глядь – вот и красавица по дому хлопочет, раньше солнца встаёт, птичкой утренней поёт. Не зря имя ей дали Заряна.

Народу в слободке немного, чуть ли не все друг другу соседями приходились. Справа вот Алёшка, ровесник Заряны, живёт, слева – женщина одинокая.

Годы идут, дети растут. Алёшка с Заряной уж незаметно взглядами горячими обмениваются. Видать, время их приспело.

И быть бы скоро свадьбе, да тут соседка вмешалась. Давно ей мечталось рыбака-вдовца на себе оженить – пригожий ведь и работящий, да и домик у него неплохой, не то что её развалюха. Ей бы там хозяйничать. Да вот девчонка ненавистная на пути стала.

Ну, для соседки это была не большая помеха. Бабки-то не зря, знать, меж собою шептались: колдунья она, ведьма. Ей что приворожить, что загубить – плёвое дело. А и правда, вид у этой женщины как раз для колдуньи был самый подходящий: нос крючком, брови торчком, голос скрипучий, как у калитки несмазанной. Ходит, покачиваясь, на одну ногу припадает, другую подволакивает. Заочно все в разговорах звали её Качкой. Всевышний, как говорится, всё видит, и каждого по его делам метит.

Качка долго не думала, а дождавшись часа чёрной луны, заперлась в доме, чтоб никто не подглядел, чем это она таким по ночам занимается.

Зажгла она чёрную свечу, налила в две медные чаши воды, рядом на стол нож положила. Затем в каждую чашу по щепотке соли наговорённой бросила. Поднялся над чашей зелёный туман. Смотрит Качка сквозь зелёный туман, в одной чаше Заряну видит, в другой – птицу белую. Слила колдунья всю воду в одну чашу, заговор прочитала, ножом перекрестила и за порог вылила, сама спать улеглась.

Алёше же в это время сон снится. Будто прилетела к нему белая чайка и просит заряниным голосом:

– Алёшенька, спаси меня!
 
Повернулся Алёша на другой бок, а сон не уходит. Опять чайка жалобно просит:

– Алёшенька, спаси меня! Чайка я! Чайка!

Он её во сне же и спрашивает:

– Как я найду тебя? Вон их, чаек-то сколько – туча!

– А по чёрному пёрышку, по чёрному. Только будь осторожен. Три знака тебе будет. По третьему уходи, не мешкай. Не судьба нам, значит, – голос прозвенел и затих, удаляясь.

Проснулся Алёша, выглянул в окно – утро уже, у соседнего дома народ собрался, новость обсуждает: Заряна пропала. Вечером была, а утром нет её нигде. Уж и к морю ходили, мало ли чего.

Поспешил к морю Алёша, а чаек там видимо-невидимо, как узнать нужную?

А Качка в чашу глядит и всё видит, как Алёше помешать, думает. Бросила она в чашу травинку. Тотчас чайка-хохотунья над головой Алёши захохотала. Глянул он под ноги – коряга невесть откуда взялася. Шагни он – и с обрыва вниз упал бы.
А колдунья не успокоилась, бросила в чашу камешек. Диким голосом вскричала чайка-хохотунья. Алёша аж отступил, и вовремя. Земля, где он только что стоял, обрушилась. Не сосчитать бы ему косточек, если бы не чайка. «Значит, ещё третий знак будет», – вспомнил Алёша.

Колдунья заторопилась, чтобы чайку опередить, и знаку третьему не быть. Выхватила она из печи с огня сковороду, кинула в неё сала лягушачьего. Зашипело сало, сковорода аж подпрыгивать стала, будто конь в нетерпении. Села в сковороду Качка и пустилась вскачь от печи в окно, из окна да на улицу. Скачет сковорода – дым клубится, след искрится. И такое шипенье раздаётся, что собаки со страху завыли, люди по домам разбежались, двери заперли, в окнах форточки захлопнули, шторы наглухо задёрнули.

Прискакала Качка к морю, сковороду в песке спрятала, на голове косыночку, как ни в чём не бывало, поправила, на Алёшу уставилась, с какой стороны к нему подступиться, раздумывает.

Тут на помощь Алёше с обрыва отец Заряны спустился. Хотел он колдунью в море бросить, да не успел, опередила она его – схватила сковороду и осыпала песком с головы до ног. Рыбак охнул, как камень упал, да камнем прибрежным и сделался, будто не один век здесь лежал.

Опомнилась Качка, бросилась к камню обхватила руками и заголосила:

– Не дался ты мне живым, так хоть тобою каменным обладать буду!

Откуда-то неслышно божья коровка прилетела и Качке на лоб села. Тут тёмные силы колдунью и покинули. Стало её тело костенеть, жёстким панцирем покрываться, и превратилась она в краба.

В третий раз закричала чайка-хохотунья страшным голосом. Видит Алёша: огромный, как рыбацкий баркас, краб к нему приближается. У него зад печёный, бок смолёный. Боком, боком краб подбирается, колючими клешнями схватить собирается.

Не дрогнул Алёша, бежать и не думает, без Заряны и жизнь – не жизнь.

Тут чайка белая над ним крыльями захлопала, и упало под ноги ему чёрное пёрышко. Поднял Алёша пёрышко и сдул с него прямо на краба.

– Пощади! – взмолился краб скрипучим голосом. – Верну тебе твою Заряну!

Не поверил Алёша, сдул во второй раз, третьего и не понадобилось. Вспыхнул краб синим пламенем и осыпался смрадным пеплом. Зашумел прибой, набежавшая волна смыла прах, чтоб и памяти от колдуньи не осталося.

Вытер пот со лба Алёша, ведь страшно было. Тут к нему прямо на руки чайка опустилась, дотронулась клювом до пёрышка и превратилась в Заряну, еле на руках удержать успел. Прижал он её к груди, отпустить опасается, вдруг опять в чайку обратится?

Возле берега зазвенело что-то – это лодочка хрустальная покачивается. Борта её гранёные, вёсла золочёные. Волна пенна в борта бьётся, звон хрустальный раздаётся по всему морю аж до Корчева.

Сели Заряна с Алёшею в лодочку и поплыли за тридцать три моря в волшебную страну Ирию, где нет ни дня, ни ночи, ни зимы, ни лета, лишь вечный свет светлее светлого. Зло туда не пускают, а чисты души с любовью принимают.

А чёрное пёрышко обронил Алёша на радостях. Может, оно и сейчас там, возле камня лежит, и того, кто его найдёт, от многих бед оберегать будет.


2015