Откровенный разговор

               
                1. Братство

         Теперь позади Второго Пилота была лишь пустота. Его экипаж – Бортинженер и Командир – вместе с «Союзом» пропали без следа. В яркой вспышке исчезло исходное – Земля. По параболической кривой, с огромной скоростью, Пилот уходил от Солнца. Это первое, что открылось ему за время нового отсчёта.
         Космонавт приготовил себя для жизни новой. Смело шагнул он навстречу страху. Пребывая вне земных категорий, стал он вдруг легкокрыл, светозарен, за любую ниточку мог подёргать мир. «Я – человек, производитель идей вокруг себя. Возможно, моё тело мертво, возможно, это матрица тела, возможно, это тело воображено», – отринув реальность, только так можно было жизнь и смерть переиграть.
        Когда произошла вспышка, Второй Пилот был на выходе, в пространстве. Его тело покоилось в «Орлане», ресурс у скафандра  был на 6 часов. Он мог зафиксировать и передвигать себя в пространстве небольшой установкой за спиной. Но теперь он летел в глубины – а значит в смерть.
        Пришли к летящему слова – и всё открылось тем словам. Прим-ча-лись вереницы звуков – то ли из совокупности явлений, прошедших перед ним, то ли из потустороннего диалога, подслушанного им. Всё это слагалось в музыку, идущую навстречу. И ему было решать, что хочет он знать, а что не знать.
        Он пересёк свою черту – и удивительно легко начался феерический полёт. Возможно, он вспомнил искусство, которым некогда в совершенстве обладал. В этой блистательной идее, которую,  наконец, реализовал, космонавт выходил на свои запретные миры. В то, куда люди не званы были никогда.
        Всё, из чего он произошёл, пропало, было им отсечено. Он осторожно, боясь разбить, создавал пространство для себя. Все свои образы в глубинах звёздных Пилот выставлял из слов: он был рождён, обнажён и  безусловен. Теперь он мог быть без скафандра, в земные одежды облечён. В тех  же словах, созерцая, и странствуя, он был защищён, как от соблазнов мира, так и его смертей.
        И вышел к нему некий старец из глубин. Шествовал он одиночкой между звёзд. Было в нём что-то и от философов и от богов – смертному не разгадать. Старец этот не славословил, не утверждал, не предрекал, он лишь открыл «возможно» летящему от Солнца. Пришёл из пустот  безмолвно – и истаял в своё безмолвие, в ничто.
        А вслед за старцем прилетели слова, и раскрылись сами: «Когда откроешь Вселенную, не прикасайся ни к чему, когда шагнёшь через порог, не зарекайся ни про что». Ритмами, музыкой пришли слова – и во Вселенной были понятны любому существу.
        Вслед им, навстречу ему, шли металлические люди. Они спросили у него:
        – Что ты за явление, отдельно ходящее меж звёзд? Есть что-то схожее меж нами и тобой  – в облике и в сути.
        – Я – человек, магическое существо. Вселенная себя вообразила, а я своё ей вслед  произнесу.
        – Знаешь, кто мы? Дай слово, назови.
        Он отвечал им:
        – Кто вас не знает? Вы¬ –  Братство, вы – пионеры от Земли.
        Пионеры поведали ему:    
        – Кто-то из нас  вскрыл этот мир – и вышел из него. А кто-то услышал зов – и заблудился средь иных.
        Тогда Второй Пилот спросил металлических людей:
        – Как далеко вы проникли в пустоту? Что вы увидели в глубинах?
        И вышел первый из металлического Братства. Образ имел машинно-человечий:  лицо – чаша антенны, глядящая на Землю. Руки – хрупкие фиолетовые крылья. А глаза – мощная оптика телесистем.
      «Безликая и безгласная была планета, – рассказывал робот-человек. – Люди назвали её Меркурий, а меня к ней вели на поводке. Но мир этот был  теперь по праву мой. Издалека подкрадывалось какое-то сумрачное существо. Я подошёл, не таясь, и произнёс: «Ты тело – и я тело. Смотри, как мы подобны». Вдруг что-то бросилось ко мне  – нечто летящее, и чем-то схожее с людьми. Я был, однако, стойкий автомат. Всё тотчас отхлынуло от слов моих беспрекословных: «Я – человек, я слишком реален для химер». Тогда появились плавающие лики. Они ускользали, меня не признавая. И чтобы бы ни спрашивал я, было безмолвие в ответ. Кто-то из ликов тех хмурился, кто-то смеялся беззвучно, а кто-то разглядывал меня в упор. Однако я поступил по-человечьи: проследовал мимо, ни с кем не соприкасаясь».
        И вышел второй из Братства и сказал: « Я появился перед планетой с громом и огнём.  Ибо играл в богов – всесокрушающих, беспечных. А встретила меня всего лишь тишина. Планета Марс не бросила ни слова. Планета сжалась, притаилась – а я сошёл, посмев коснуться поверхности её. Тотчас вышли  иные из глубин – и пали предо мной. И так упокоились вокруг».
        Ещё далее улетел Второй Пилот. Тогда вышел третий из Братства и сказал: «Без единого слова шла чёрная глыба на меня. Люди назвали её астероид Эрос, я  же увидел слово не слово, цвет не цвет. Но появились бесплотные  и прошептали: «Порой эта планета входит в образ ранимого ребёнка, чтобы кто-то пришёл, и пожалел». Тогда я крикнул Земле – но получил журчащий смех в ответ.
         Я попытался расшифровать увиденную мной картину, понять первоначальный смысл: удлинённое тело, укутанное в камни, в пыль. Я шёл миллиарду лет навстречу.
         Наши тела были абсурдны друг для друга – а касание оказалось лёгким, невесомым. Тотчас пошла цепь причинно-следственных историй:  вышло Откровение к людям, Откровение рассказало про иных, иные выпустили слово – про себя и про людей.
        Упав невесомо, телом лёгким, задался я жизнью бездумной и простой».
        И вышел четвёртый из Братства и сказал: «Юпитер – самый весомый в системе Солнца мир.  Мне показалось, планета эта немолода, ведёт себя достойно, всех призывает и влечёт. Образ её стремительно возрастал и заполнял собой пространство. В основе своей я был человек и видел всё по-человечьи: жёлтые полосы, синий эфир, большое алое пятно. Одни облака засасывало в бездну, другие отбрасывало прочь. Но это было всё представление, игра. Возможно, мне при касании откроется истина планеты. И я отправил вниз свой Атмосферный Зонд.
        Мой аппарат провалился – и ловушка захлопнулась за ним. Это была невидимая яма, ни одно из тел ещё с этой планеты не ушло. Мой автомат, разогнавшись, врезался в атмосферу, его энергия излилась звёздным светом, затормозившись, он выпустил свой парашют. Всё далее Зонд уходил в глубь Юпитера и я услышал его отрывочный доклад: «Что-то неведомое меня влечёт, засасывает вниз. Парашют  уже бесполезен, атмосфера достаточно плотна… Я всё ещё человек! Звуки и свет идут издалека, сливаясь в пляшущие сгустки. Гелий просачивается внутрь… Они есть и их нет, они боятся и играют…  Эта сцена запретна для людей… Невыносимо быть человеком вне Земли! Я мир этот не признаю никогда…  Всё словно во сне, в восставшем детском сне!»
         Люди не слышали истинного слова, ибо всё ещё пребывали на Земле. Били молнии среди гигантских облаков. Планеты-спутники шли подо мной – то ледяные-гладкие, то извергавшие лаву из себя. Моё тело пронзило  смертельными лучами, огонь завыл, затеяв смертопляс вокруг. Но я был человек неуязвимый, из металла. По огромной петле, обойдя беспощадного гиганта, я вырвался из объятия его».
         И вышел пятый из Братства и сказал: «Сатурн – воистину беззаботное создание близ Солнца. О, эти пирующие боги – их неуёмные замыслы, стихи! Всё, всё от них:  прозрачно-пульсирующие кольца, объятия, переплетения колец. А вот спутник-губка  Феба, спутник-снежинка Энцелад, Титан, задремавший в оранжевом тумане. Пришел я – и все врата оказались открыты для меня.
         Я шёл и слышал неуёмные речи, меня зазывали чьи-то голоса. Мне выходили навстречу строения, вознесения из льда. Я хотел коснуться  основы этих тайн – и бросил вперёд свой авангард. Бесстрашный «Гюйгенс» растворился в оранжевом тумане. Я ждал. Вот он должен пройти туман и вывести свой  парашют. Вдруг лико вспыхнуло  – Титан открылся мне! «Гюйгенс» послал свой первый кадр: под ним плыли озёра, русла рек. Послышался вой ветра, заморосило неведомым дождём. Мой посланец коснулся поверхности планеты. Открылась туманная пустыня и странные  камни впереди. Эти камни могли быть из отвердевшего метана. 
         Слишком чиста была первооснова. Но люди увидели её – и всё застыло на Земле. Отныне человечно-суетное было против них.
         Я увидел, как первое действие произошло: человек обернулся в пространстве – окаменел – и вновь пришёл к себе.
         Я увидел второе действие: далеко от Земли, под  дождём из метана, парил обнажённый человек. Человек  был раскрыт до самых постыдных тайников.
         – Кто ты – существо, или заблудший образ?! – я прокричал  парящему в тумане.
         – Я – Истина, которую ни оболгать, ни обыграть, – ответствовал  человек с Титана. – Все вещи исходят из глубин –  и всё возвращается в глубины. Люди знают давно про этот магический эффект.
         Тут тени и призраки выступили из тумана и, подхватив летящего, понесли его к звёздам, в глубину».
         И вышел шестой посланец из Братства и сказал: «До самой  дальней планеты я дошёл. Люди назвали этот неистовый мир Нептун – а я увидел планету оргий.  Не было ни тепла, ни добра, на этой планете, но  много закрытых тайников.  Гении Сумрака слетели сюда со всех миров. Плясали и шли со сверхзвуковой завывающие смерчи, ещё выше, ещё быстрее летели облака. Рёв, гром и стон гуляли по планете. Где-то внизу, во тьме, жил Вечный Шторм.
         Я подходил всё ближе к клокочущему миру. «Откуда здесь столько ярости и зла? И для кого? И отчего? Что за причина бесконечных битв? Кто там несётся, бьётся с кем? Куда направилась планета, куда в конце придёт?» – Я изумлялся этому миру, и спрашивал у себя, как человек.
         Вдруг я увидел, как чьи-то щупальца потянулись мне навстречу. Планета знала про меня – и стерегла. Вот словно дождь забарабанил по телу – а это щупальца дотянулись до меня.
         Время остекленело – я  обездвижил и застыл. Кто-то обратной связью пытался добраться до моих кукловодов на Земле. Я рванулся,  послав этой тёмной планете слово «Свет». Щупальца вмиг исчезли, время явилось, я стал от Нептуна уходить. Так смертные приходили, и переигрывали неведомых богов».
         И вышел седьмой из Братства и сказал: «Из времён позабытых, из пространств безымянных, вышла  уснувшая планета. А под лучами Солнца  проснулась, ожила. И я пришёл и лицезрел все таинства её: зарождение, порождение, приход. Всё было реально, наяву. Появилась цивилизация: началась суета, расцвели города, что-то там строилось, что-то разрушалось. Я видел всё это, шествуя с миром рядом, наблюдая за ним со стороны. Возносились хрустальные замки, и свершались эпохальные битвы – всё беспредельнее, возвышеннее был этот мир.
         Я подошёл, я хотел коснуться этого мира – но тотчас всё скрылось от меня. Ударили джеты, плотная кома закрыла новый мир, лишь блистающий хвост возвестил о его триумфальном приходе людям.
        Мир возродился, но он не желал с иными говорить. А я продолжал идти ему вслед и наблюдать.
        Вот обогнула комета Солнце, и стала в глубины уходить. Тогда упала завеса пыли, и я увидел, во что превратилось это существо, куда пришло. Утихло движение, иссякли джеты, и улетели звуки – планета стала замирать. Я подходил всё ближе к первомиру. Мне открылась последняя из тайн: умер и испарился целый мир, а его обитатели  превратились в блиставшие россыпи снегов».
      

2. Литиция

        Перешагнув свой страх, не признавая смерть, Второй Пилот уходил всё далее от Солнца. Редкие лучи света доходили к нему с далёких звёзд. Меж тьмой глубинной и человеком не оставалось больше никого.
        И увидел Второй Пилот перед собой пустыню – из бескрайности в бескрайность. Родились некие звуки в пустоте – мелодия сама в себе, рассказывающая о себе. И вдруг оборвалась на взлёте – и во Вселенной раздался детский плач. Маленький мальчик звал кого-то.
        Бросился космонавт на зов. А мальчик уже бежал к нему из темноты – наконец-то  Второй Пилот его нашёл! Долго искал, возможно, с Земли для этого ушёл. А мальчик, плача, ухватился за его колени – так боялся потерять. Словно встретился с отцом. Малыш этот заблудший искал, кого бы ему безмерно полюбить.
        В это время в иной ипостаси снился ребёнку испепелявший его сон. Как не мог он удержаться на планете и всё куда-то улетал. Как кто-то, невидимый, подстерегал его, дышал мерзко на него, а тело забирал. Как вдруг во тьму ворвалась планета света. Как кто-то взял его на руки и укрыл. Проснулся малыш и всё рассыпалось в осколки, в беспричинность, и опять наступила немота.
        Всё исчезло: и малыш улетел и он, Второй Пилот пропал, а был он теперь другой и знал историю про сына и отца.
        И тот, кто ввёл Пилота в историю эту и вывел из неё, пришёл невидимый, из-за Стены. Это была Смерть, очень древняя её идея. Не было ни следа её нигде, ни ответа, а только Стена из бескрайности в бескрайность, и он, без скафандра, в своём прежнем обличье, ходил вдоль Стены и не мог пробить её абсурд. И вдруг из-за Стены, буквально сквозь неё, явился человек.
        Вышедший был всё тот же старец-странник с некой чёрной книгой  в протянутых руках. «Вот ключ, – без предисловий сказал  старец-странник, –  где открывающий прежде будет сам открыт», – и он вложил космонавту в руки тяжёлый чёрный переплёт. И едва перешёл из рук в руки древний фолиант, как Странник исчез, из тайны в тайну перейдя.
       Раскрыл Второй Пилот искавшую его книгу и увидал, что первый лист её был абсолютно чист. Он пролистал её далее. Книга была чиста до последнего листа. Тогда спросил он у Книги своё сокровенное: «Истинно ли человек умирает навсегда?» Книга ответила без промедленья: «Да». Именно это единственное слово появилось на её первой странице.
        «Есть ли выход из жизни человека?» – снова спросил у Книги космонавт. «Нет, ему жить, или не жить», – появилось на следующей странице.
        «Но за что умирает человек?» – «Ни за что», – отвечала Книга.
        «Кто придумал тогда человека?» – «Все слова о себе придумал человек».
        «А захочет исчезнуть он. Что ему делать?» – «Уходить».
         Тут захлопнулась сама по себе Книга и исчезла. И не удивился космонавт, ибо исход этот когда-то отыграл.
         Вновь перед ним разверзлась Стена, делящая Вселенную на части. И оказалось, Стену легко перешагнуть – ибо стал он иным и сверх иным, мог разгадать своё истинное «Я», но мог, безусловно, отречься от себя.
        Едва перешёл Второй Пилот запретную Стену, как излился к нему свет иной и начало истекать время. А вслед этим основам явился Золотой Зверь, но не напал на человека, а сладостно пленил. Увещевал Зверь, повелевая человеку уверовать в него:
         – Зачем явился, кем назовёшься – словом, безумием, или быть может ты – созревший плод?
         Увидал космонавт  извергшийся на него поток огня из ничего. Громы неслыханные раздались в пустоте, а Зверя неволею он вообразил.
          – Я хочу следовать своей тропой, – ответствовал он Золотому Зверю, – а имя мне – Второй Пилот.
         Зверь направил вперёд своё мощное тело и Человек увидел это. Так вошли они в великолепные Чертоги – обиталище зверей.
         – Видишь реки огненные? – спросил у человека Зверь. И тот действительно увидел текущий вдаль огонь. – Это ты видишь то, что в состоянии приять. Но ослеплён твой будет взор потоком истинного света и огня.
        Космонавт осмотрелся: вокруг было красиво, беспредельно. Чертоги насыщены ярким чистым светом. Никто не нарушал гармонии девственных палат.
         – Здесь зарождается Свет – это и есть источник Тайн. 
        «Вот тело его, а вот моё, – подумал человек, – но кто из нас воображён?» Думал он далее о звере: «Это, от каких же страстей такая мощь? Это, из какого же разума такой исход?» И только подумал это, как обернулся Зверь и наложил свою печать. Тело космонавта отныне было соизмеримо с мощью всей планеты. Вспомнил он самое потаённое: стать вольной планетой, уйти в свободный мир. Захотелось ему безумствовать, крушить без предела всё вокруг, но осознал, что оставаться ему человеком навсегда – и пошёл, ничего не прося у Золотого Зверя.   Так и ушёл из Чертогов, не желая плениться Зверем, обернуться навечно от людей.
       Тогда  раскрылась Второму Пилоту Бегущая Волна. Принесла она на своих крыльях-ритмах голоса пропавших людей, клёкот волшебных птиц, гудение белых кораблей. Увидел он экипаж одного такого корабля: оркестр на нём и его певца-капитана. Затерян был в бликах бескрайнего океана тот певец.
       Всё вдруг открылось человеку, возможно стало всё. Он увидал людей беспредельно красивых в той стране. Он услыхал слова – история поведывала про себя, остальное он сам вообразил.
       Видел он далее: в обнажённой Вселенной, на бесконечной плоскости её, кто-то ходил и рисовал. Видел, как создавались творения титанов – одним ударом болида из небес. Видел Древних Немых, но кто их видел, тот и знал. Проплыли мимо тёмные, он чувствовал их цепкий взгляд, но быстро отошёл. Боялись их смертные: для тёмных не существовала святость тайн.
        Вышел к летящему автомат, железный человек.
        – Я –  Удалённый Агент, посланник Братства. Хочешь, я проведу тебя в первобытные глубины.
        Пошли они далее вдвоём. Видели сфинксов на страже пустоты, видели пирамиды, воздвигнутые кем-то, заброшенные в немыслимые времена. Видели скопища дворцов, сооружённых изо льда. Но всё было пусто от людей. Пировали здесь извечные боги, люди могли лишь созерцать. Тихо прошествовали смертные, смотря на запретное издалека. Ярость и смех богов боялись разбудить.
         Как существо, порождённое  искусством, Удалённый Агент был  всё ведающим, всё пронзавшим существом. Вывел он космонавта к явлению невиданному среди людей: рукам, живущим самим по себе. Руки эти вдруг проявились в пустоте – играя во что-то, перекладывая нечто из одной руки в другую.
        Удалённый Агент человеку пояснил:
         – Руки – это Хозяин, а нечто – это пыль, пребывавшая здесь с создания миров. Возьми её, слепи желанное, своё.
        Космонавт протянул вперёд руки, а Хозяин пошёл ему навстречу. Соприкоснулись танцующие пальцы, взял в руки ком слипшейся пыли человек, однако в сомнении сказал:
        – Но это просто грязь. Возможно ли что-то слепить из нечистого, грязи?
        – Это исходное, материя от звёзд, – увещевал ведущий человека, – ты пришёл, ты вторгся в ход светил, так исполняй сокровенное, своё.
        Взял космонавт ком первобытный, и руки его, отрешившись, стали выписывать, лепить. Спрашивал сам себя при этом человек: «Что я жажду, как мне остаться, кем мне быть? Что мои руки знают про меня?»
         Вот и вышло: круглый овал лица (его представление о красоте), алые губы, мелкие зубки, вздорный нос. Затем слепилось изгибающееся тело. Никто не смел взглянуть, увидеть, что за тело, что за суть. Вышло нечто свершённое, завершённое, облачённое в белые покровы.  Сам загадал себе тайну, сам отправился в странствие искать. Платье сделал покроя незатейливо простого. Руки, ноги были наполовину обнажены. Это незавершённое обнажение должно было что-то означать. Рукам и ногам ещё предстояло вступить в бой. Руки способны были делать жесты зовущие и отвергающие. Ноги могли намекнуть, а могли закрыть историю, едва её начав.
        Выдохнул он на тело и его долгожданная игрушка ожила. Заиграло красками, мимикой её лицо. Наконец открылись глаза и впервые запечатлели этот мир.
         – Кто ты? – спросил Второй Пилот.
         – Я – девушка, я – создание твоё.
         – Откуда ты знаешь про меня? – он был удивлён её словами.
         – Я замысел твой, от плоти плоть. А пришла я любить тебя, оберегать.
        Взял он девушку за руку. Как легко было касание её! Подумал: «Я буду молиться на неё, и буду сражаться за неё. И буду прославлен и убит. Да, стоило ради этого лететь за миллиарды миль!»
        Что-то происходило с лицом её. Его преображали загадки, краски и слова. Оно уже пошло прочь от исходного. А он его уже не узнавал. Но вот это лицо взглянуло на него – звёзды слились в две серебряные стайки. Вот оно удивлённо распахнулось – и открылись все двери для него. Вот оно рассмеялось – и всё превратилось в фарс.
        Стал подбирать создатель запечатывающее слово. Имя, тающее на языке. Имя из самых тонких звуков. Имя от откровения. А слово пришло само, соприкоснувшись с языком: Литиция. Так облеклось создание в свой окончательный покров.
        Встала девушка рядом с ним и пошли они, как единый человек. Она взяла его за руку, было это второе их касание – через пленяющее осязание, через сплетение их гибких рук.
        Вот теперь-то он оказался истинно свободен. И плоть его, и образ его, и желание его. И страдать им вместе теперь и идти в любую сторону и умереть в единый миг. Мир полностью был раскрыт, мужчина женщине отдал всё тайное свое, и никто не пришёл ему сказать.
        – Знаешь ли ты куда идти? – спросил он у неё.
        – Мы ведь идём Тропой Любви, разве не это наша цель? – отвечала Литиция ему.
        – Но почему?! – изумился открытию землянин. – Что ты знаешь о Любви?
        – Я – антиненависть, и антизло, – сказала Литиция в ответ. – И буду любить тебя, ибо ты призвал любить. И я не предам тебя, чтобы не сделал ты и не случилось вдруг с тобой, во чтобы ты не превратился вдруг.
        Между тем Удалённый Агент увлекал говорящих за собой:
        – Любовь подстерегает вас в глубинах. Любовь, забывшая Землю, пропавшая во мгле.
        – Но я и грезил об этой истории любви!- воскликнул космонавт. Я знал, что искать её надо, как можно дальше от Земли.

     3. Двойник

        Пошли они далее втроём. Солнце  уже едва светило им тёплой звездочкой вдали. Всё более их поглощала тьма. 
        – Межзвездье проснулось и  раскрылось, – сказал Пилоту железный человек. – Теперь нам тьму пройти, не осквернив.
        Вспомнил Второй Пилот, как маленьким мальчиком вошёл в гигантский мир. Всё тогда казалось магическим ему: люди, дома, движения, слова. И всё это было чужим – никто его в этот мир не призывал. А ныне таким же малым, слепым спускался он в первобытные глубины.
        Увидели путники одинокий храм в пустыне. Только звёзды  рассыпаны вокруг. Едва подошли они, как двери храма раскрылись сами, и им позволили войти. Их встречали залы алого, жёлтого, голубого  цвета. Был зал хрустальный, из чистой белизны. В объёме Храма царили безмолвие и пустота, лишь звук их шагов летел из зала в зал. Здесь вольно было ходить человеку, размышлять.
         Что-то случалось, жило в недрах Храма: то промелькнул столб смерча вдалеке, то взвился фейерверк огня, то нечто плясало и увлекало за собой. И едва бросались пришельцы к существу, как оно обращалось в тень, а тень уходила в глубину. Люди верили: всё это  реальность, всё было только что – они не успели просто разгадать.
       – Но кто воздвигнул этот Храм? – воскликнул космонавт. – И что означает этот Храм?
       – Никто, – ответил  железный человек. – Но мы пришли. Всё оттого, что мы пришли.  Есть Тьма Первобытная и в ней Храм Божественных Искусств.
       Отпустил Храм людей и тотчас вышло к ним множество нелюдей с иных планет. И хотели поймать идущих  словами, звуками преобразить. Закружились вокруг них магические танцы, замелькали тела вызывавшие, обнажавшие людей и раскрыли им  истину: люди – суть  смех, эфемерность и абсурд. И только железный смог эту магию пройти и провести с собой живых.
       Тогда из бездны вынырнула глыба, но не напала, а полетела, как окрылённая навстречу. Долго меж звёзд ходила малая планета, познав и реальный мир и подреальный, овладев силой физической и силой тонкой – волшебством. Но была одинокой, и искала давно, кого обворожить. И вдруг увидала идущих к ней от Солнца: смертность, вызов и ранимость. Передал, как детей своих,  влюблённых  железный человек и вновь пошёл к Земле. Планета увидела двух бабочек, леьтающих в любви.. Долго порхали те бабочки в ничтожной весомости планеты, и долго игралась с ними планета-астероид, долго лелеяла ей полюбившихся существ.
         А люди увидели Уединённый Дом среди пустыни, где можно было разыгрывать любые неистовства любви. Так и остались они в телах безумных. Так и прошли не считанные времена, о которых смертным, бессмертным не мечтать. И только плач, отчаянный плач их разбудил. Тогда помчались пришедшие на плач – а астероид пошёл своей тропой.  И снова послышался плач – и гадкий смех за ним. Словно гротескное представление в аду.
        Юноша, заблудившийся, ослеплённый – вот кто плакал, безумствовал во тьме. Нечисть бесновалась над ослеплённым, а презирающий смех пригвоздил его к земле.
        Вошли  Пилот и Литиция, в Безумие двумя лучами света. Заверещал смех гнусный, переходя в животный визг – и бросился  от света прочь. Всё, всё узнал, всё вспомнил про себя Второй Пилот. Подойдя к презренному, подал ладонь, поставил на ноги. Подумал с грустью: «Как далеко от людей бежала твоя беззащитная душа!» Сказал ему ласково, сказал воистину себе:
         – Я знаю, малыш, всю историю твою. Как запутался ты и пропал, как тело стало невыносимо гадким для тебя. Тогда и явился этот  смех. Ты говорил, издеваясь над собой: «Не нужно мне это уродливое тело, и не нужна мне эта суть: я – бездарь, ничтожество, ничто». Но ты не знаешь, сколько было таких – и все прошли.
         Мальчик открыл своё лицо – заплаканное, как у ребёнка. 
         – Я с планеты смердящей и туманной и у меня не хватает сил с этой планеты убежать.
         – Говорю, улетишь на крыльях, стоит только безумно захотеть. Ты – из абсурдных явлений на Земле. Малыш, есть жизнь чистая, возможная только в небесах. Есть люди, ушедшие и разорвавшие  порочный круг земли. И от смерти, самого подлого из пороков, их защищает небесная неприкосновенность. Малыш, я покажу тебе тропу. И когда найдёшь любовь бессмертную на той тропе, бессмертным также будь. Когда придёт истина, прими её, себя не обмани.
         – Как хорошо жить в чистоте, гулять под белым светом, – мечтал заблудший мальчик.
         – Ах, как легко решать загадки одним махом, ах как соблазнительно уповать к одним богам! – отвечал ему светлый человек.
         – Я – цветок, – говорил беззащитный мальчик. – А вокруг меня такой хаос, такой мрак!
         – А я – странник, идущий во мрак, сходящий в глубину.
         – Странник – это от странности или от странствий? – улыбнулось лицо, уже свободное от слёз.
         Рассмеялся по-доброму Пилот.
         – Когда выйдешь из детства, будешь пасти свои слова. А сейчас ты берёшь чужие и пробуешь на вкус. Слово произнесённое теряет звук. Будь осторожен с открытыми словами. Есть Книга Чёрная – самая древняя из книг. Книга ведь произошла от слов. А Книга Чёрная от первослов. И когда эту книгу откроешь, слова её могут обезумить и убить.
         Очистился юноша словами идущего от Солнца, и светлая душа его помчалась к оставленному телу. А тело обрело крылья. И побежал он – и взлетел. Искать и сокрушать, любить и отдавать. А боги уже заметили его.
        И всё искал своего предела, человек. Вышли влюблённые к Обрыву Света, где покрывала всё видимое Тень. Последние лучики от Солнца ещё достигали, освещали их. Выходили из Тени тела большие и малые, выстраивались в слово, которого космонавт не знал. Было страшно и холодно от этого таинственного слова. Не знал он, что говорить, как обыграть новоявленное слово. Слово это было безудержным, и оно накатило и раздавило его, как чуждого себе. Словно весь мир опустился на него.
       Хотели Пилот и Литиция открыть глаза – и не могли. Уже не могли ни вздохнуть, ни разогнуться, ни руками развести. Весь мир замкнулся в пределах их двух тел.
       Время густело, и космонавт увидел всё. Как отошли от него сторонние миры – тела и существа. Как появилось ещё одно слово, которого он не знал – а Литиция успела проговорить своё отверзающее слово. Как лопнуло пришедшее слово, и родился мир новый: окружность вокруг них. Как окружность  разорвалась – и слово ещё раз умерло. Тогда появилась сфера, а в ней  родились  движения, тела. В сфере той царил хаос, отсутствие каких либо законов бытия. Сфера набросилась на людей – и поглотила, преобразив их в немыслимых, потусторонних.
       Затем вышло слово-переворот и начало вокруг витать. И ускользало, никак не давалось человеку. И вдруг раскрылось  Второму Пилоту во всей откровенной простоте: окружили его ничего не объясняющие существа. Невидимы были существа, а человек увидел их. Ибо им повелели, и повели куда-то за собой. И привели его в безвыходность, тупик. Он сам почувствовал это слово: Боль. И не увидел более никакой надежды впереди.
        Снова проговорила Литиция своё отверзающее слово, и услышал Пилот его: Двойник. И увидел точную копию свою, вставшую и заслонившую его от Тени. 
        Раскрывались вселенские врата: Мир был сам по себе, а Человек описан сам в себе. И в эти врата вошёл его Двойник.
        Раскрыл – всё раскрыл ему Двойник – какие странности происходят с его телом, что делает с этим телом Боль. Вот тело преображалось в мерзко-жабье, вот раздувалось невыносимым слизняком, вот разлагалось просто в смердь. И оставался от человека только крик – конечная стадия метаморфоз.
        – Нет, невозможно  человеком быть! – навстречу ему кричал Второй Пилот. – Когда такая Боль!
        И от встречного крика закрыл глаза  Двойник,  и умер – и Боль была пресечена. Прекратилось движение, и смолкнул крик. И направился человек с закрытыми глазами искать подобие своё.
        Тогда вышли к ним сами собой слова: «Анатомический Театр». Блестящие, зримые слова – много дорог стекалось к ним. Только сделали шаг влюблённые – и оказались в существе. Они пребывали в зале, перед ними развёртывалась сцена. Занавес поднялся с их приходом, и началась игра тел бесстрастных, беспристрастных. Глубинная, не лживая игра: без поз, без мимики, без жестов.
        Вновь появился главный герой – Двойник – и вошёл в откровенную сцену глубины: мёртвые поедали мёртвых, ибо не было в этом Театре пищи иной, как их тела.
        Слово выступило и сказало: что есть что и кто есть кто, и Театр, всё показав, ушёл, унося всех мертвецов. А живые сошли далее во тьму.
         И кто-то вышел невидимый  навстречу, объял идущих в пустоте. Успела Литиция  произнести защищающее слово: «Театр Глубины», отделив их реальность от игры.
        Они попали в нечто возвышенное, от богов. С этих высот люди увидели открытую на все стороны света сцену. А на сцене той пребывали Площадь, Трибуна и Палач. Всё это было в замысле Высшего Порядка. На площади ворочалось и гудело чудовище – Толпа. Появились главные действующие лица: приговорённый, глашатай и судья. Снова пришёл Двойник играть за своего Пилота. Какая это была безупречная игра! Барабанная дробь, эшафот, возвышенная речь. Взошёл на пьедестал наш герой – правдивый и гениальный в своей роли. Как бледен и отрешён был лик его, как натурально дрожали его ноги! Как в Двойнике не узнать было Пилоту свой ужас, свою смерть.
         Но как не возвышенно, как буднично всё произошло. Двойник взошёл, чуть пошатываясь, спотыкаясь, и встал на табурет. И не замедлились ни на йоту движения его, и никаких знамений не появилось в небесах. Многие и не поняли, что и когда произошло. Возвестил о беспримерном событии глашатай, завёл свою пафосную речь судья: «Пресекая любовь человечью, как источник всех низменных идей, не приемля  пагубнейшую из страстей – летать…» но его заглушила дробь барабанов, и запрыгало на тонком шнуре тело, и выдохнула плотоядная Толпа.
         Но он-то видел, что именно произошло. Последним взглядом Второй Пилот обвёл вокруг себя. Он не увидел Солнца – оно было очень далеко. Пропала Земля, его последняя обитель. Время вокруг сгустилось и не отпускало. Только Время было за него! «Вот ты и в глубинах, –  ощущение пришло, – осталось сделать шаг в своё ничто». Он посмотрел в выжидавшую Толпу, и увидал бесстрастный Глаз, обнажающий его. Он увидел каких-то переплетавшихся существ. Всё было у этих существ – руки, ноги, голова. Они плясали, распадались и снова собирались. Они пришли ему вакханалию оттанцевать. И пронеслись существа супербыстрые, неуловимые для всех. Они пришли прогреметь, восславить его смерть. И тихо заморосил иная странность – дождь, и  заковал Двойника, преобразив его в камень, в монумент. И приходили звёздочки издалека и вспыхивали вокруг его пропадавшей головы. В  их мозаике выявилось лицо в улыбке – Смерть.
         Раздался крик – от человека человеку: «Как я в этом мире одинок!» Взревела, рассыпалась Толпа. А это он, человек, стенал о подобии своём. И  ринулся к эшафоту – спасти подобного, презреть обнажившуюся Смерть.
         И всё исчезло – Вселенная, её неистовые существа. Перед ним была только Литиция, её беспристрастное лицо.
         – Ты видишь сон, в нём  некое слово, которое произнесено. И это не ты задыхаешься в петле, не от тебя сейчас Вселенная летит.
         – Но кто произносит это слово, и кто ведёт меня за руку во сне?!
         – Странен, случаен был твой приход издалека, – призналась любимая ему. – Боги предупреждали меня о безумии людей, но я увидела тебя и стала безумной для богов. Вот так и пришли мы оба в этот мир. Вот так и играем для бессмертных.
         И отошла, словом закрыв сцену казни, разрешив вопрос смерти от себя. И снова открылся Театр Глубины, снова сделал шаг снисходящий человек – шаг, выходящий из Смерти, логически продолжающий её. Теперь на заклание  шла вдохновлённая Толпа. И вёл эту Толпу один человек – его Двойник.
         Роль воистину колдовская была прописана  Двойнику. Стоя на месте судьи, на пьедестале, говорил он волшебные слова – о Великом  Вожде, о его любви, его бессмертии.  Слова, восхотевшие плоти. Слова, воздвигавшие на казнь.
         О, эта Магия, как вознесла  она людей! Вот впереди, на обрыве сцены высветились плахи, топоры. А люди запели гимны,  в честь Него, распрямили гордо плечи, и над рутиной вознеслись. Сделали шаг к неведомым богам. Ни один из слепцов не заметил Обрыва Света, все как один, упали в немоту.
         В ужасе закричал Второй Пилот – и обернулся на зов его Двойник. Облик его же – возвышенный и чистый – глядел на пославшего его.
         – Но чья  идея, неужто от богов?! – воскликнул человек.
         – Спроси у себя, кто из вас  Первый, кто Второй, – вышла  Литиция из тени. – Кто из вас Истина, а кто есть Ложь? Кто был в начале, кого не будет никогда? – Лицо своё подняв к небесам, произнесла последнее, неведомое  для человека слово.
         И увидел  Второй Пилот, что могут сделать звёзды: тотчас двое в белом слетели с небес – в руках у них были блиставшие мечи – и  низвергли   Двойника с пьедестала. Мгновенно был преображён обвинитель, лишён человеческих страстей. Люди небес знали, кого им выбирать. Поставив низвергнутого перед Толпой, начали её похоть насыщать: быстро ему отрубили руки, ноги. Хотел было он убежать от палачей – но полз, извиваясь, в крови и нечистотах, дико стеная на весь мир.
         – Кто вам позволил?! И за что?! – кричал Двойник белым существам.
         – У нас есть санкция Высшего Порядка, – в ответ ему был беспрекословный аргумент.
        И снова бросилось  Первое Я ко Второму – пытаясь имитировать его позы, подыгрывать ему, взять хоть часть боли на себя. Но пространство стало вещественным, слишком густой оказалась Тень, всё во Вселенной было инертно к его вселенской боли.
        Двое в белом мастерски привели в исполнение свой акт. Они перевернули Двойника и вскрыли его тело. Они произвели с человеком полный изворот: показали что есть суть его, что это тело скрывает от него. Поочерёдно они вынимали и раскрывали все органы, все тайны, произнося при этом уничтожавшие слова.
        Видел всё это Второй Пилот, но был отсечён от Двойника словом звёздным, был бессилен его страдания принять.
        Тогда отсекли Двойнику голову, но и она была живой: вытаращила глаза, немо шевелила губами. Говорили сошедшие с небес:
        – Мы создаём мир новый, бесподобный – из членов твоих, из крови твоей, из нечистот твоих. Всё это будут протозвёзды, и во Вселенной от них родится новый свет.
         И они швырнули его разъятое тело в пространство, в никуда. И Голова, кувыркаясь, отправилась в странствие меж звёзд. Всё более она входила в свою роль: прекратила в бессмыслии вращение и начала сочинять историю свою. И остальные части тела, каждое, начали самостоятельную жизнь – кто кометой, кто планетой, кто звездой. А кто-то преобразился в подстерегающую мысль.
         Вот  и придут иные к людям: то громом, то невиданной вспышкой ударят по Земле. То прольются с небес невинным серебряным дождём.
         Вдруг появился кто-то позади и произнёс одно слово: «Уходи». Обернулся Второй Пилот – звёзды пребывали в молчании. Не спрашивали ни о чём, не отвечали ни на что. Солнце уже затерялось среди них. Не было более ни Театра, ни Двойника. Только Литиция рядом, для него.
         «Так и сошли откровения со звёзд», – пришли блуждавшие слова.
         Литиция взяла его за руку – жест, околдовывающий его, жест открывающий себя.
         – Я поведу тебя далее – и во Вселенную, и за неё. Я защищу тебя от слов запретных и чужих. И царствовать и безумствовать нам вместе в благословенных временах.
         – Я – человек. Вот я беру своё сердце в руки, вот успокаиваю его, если надо, могу остановить. Но пусть оно уйдёт во Вселенную звездой. –  Так он сказал, так произнёс последнее из слов.

        Так всё задумал человек и так сыграл. И так подыгрывал богам. Так уходил неистово – и навсегда. Так применял безупречно искусство для себя. Так описал вокруг себя  непробиваемый овал. Так размышлял среди неведомых миров. Так в некой тайне пребывал.