Кориолан, 1-3
СЦЕНА ТРЕТЬЯ,
Рим. Комната в доме Марция.
(Входят Волумния, Виргилия. Садятся на стулья и занимаются шитьём.)
ВОЛУМНИЯ:
Ты, дочка, что-нибудь напой,
Взбодрись, побудь сама собой.
Когда бы Марций был мне мужем
И, зная, что он с честью дружен,
Оставил ради славы ложе,
Супругом я б гордилась всё же.
Он был единственным ребёнком,
Восторг, укутанный в пеленки,
Его от сердца отрывала,
И Славе в руки отдавала,
Чтоб любоваться не портретом,
А полководцем и атлетом.
Надежды сын мой оправдал,
И лавры он не раз снискал.
Мне боги сына ниспослали,
Но рада столь была едва ли,
Сколь при известии, что сын –
Герой войны, кумир мужчин.
ВИРГИЛИЯ:
А если б он погиб в бою,
Как драму вынесла б свою?
ВОЛУМНИЯ:
Мне б сына заменила память,
Его бессмертной славы знамя.
Имей я дюжину, как Марций,
По ним не с тала б убиваться,
Когда бы за отчизну пали,
Но муку вынесла б едва ли,
Когда б в живых один остался,
И трусом по миру скитался.
(Входит прислужница.)
ПРИСЛУЖНИЦА:
Валерия изволили явиться.
ВИРГИЛИЯ:
Позволь мне удалиться.
ВОЛУМНИЯ:
Останься!
Нет милей досуга,
Чем барабанный гром супруга.
Он взял Авфидия за холку,
Урок свой преподал он волку,
И вольски, наглые соседи,
Бегут от Марция-медведя.
Он, вижу, по полю идёт
И за собою рать ведёт:
«Вперёд, боец!
Вперёд, солдат!
Не трус, кто в Риме был зачат!»
Кровь по броне его струится,
Не волен жнец остановиться,
И ратник отдыха не просит,
Пока врага вконец не скосит.
ВИРГИЛИЯ:
Кровь на броне его ужасна.
О, Боги, это же опасно!
ВОЛУМНИЯ:
Кровь на броне – за славу плата,
Она в бою – дороже злата.
Ведь груди матери Гекубы,
Где Гектора касались губы,
Не так важны, как крови реки,
Где утонули горе-греки.
Их Гектор выкупал в крови,
Теперь Валерию зови.
(Прислужница уходит.)
ВИРГИЛИЯ:
О, пожалей, Авфидий, мужа!
ВОЛУМНИЯ:
Ты не сажай супруга в лужу!
Побьёт Авфидия в бою,
Растопчет сапогом змею.
(Входит Валерия с прислужницей и привратником.)
ВАЛЕРИЯ:
Всем добрый час и добрый день!
Да сгинет с лиц печали тень!
ВОЛУМНИЯ:
И к месту вы всегда и к слову.
ВИРГИЛИЯ:
Приятно вас увидеть снова.
ВАЛЕРИЯ:
Приветь вам, дамы-домоседы,
Ведёте, как всегда, беседы.
Шитье изящно и стежок!
Как поживает ваш сынок?
ВИРГИЛИЯ:
Спасибо. Он здоров и весел.
ВОЛУМНИЯ:
Он меч бы на себя повесил,
И в школу б вовсе не ходил,
А только б в барабаны бил.
ВАЛЕРИЯ:
Характер крут у молодца,
Не в мать пошёл он, а в отца.
За ним я в среду наблюдала,
Где мини-драма назревала:
Он в поле бабочку словил,
И, поиграв, её казнил.
В пылу совсем не детской страсти
Он красоту порвал на части.
ВОЛУМНИЯ:
В отца – горяч, но не палач.
ВАЛЕРИЯ:
Таких недостаёт парней!
В нем слава от былых корней.
ВИРГИЛИЯ:
Шалун и непоседа.
От этого и беды.
ВАЛЕРИЯ:
Оставь шитье. Другим займёмся:
Давай по улице пройдёмся.
ВИРГИЛИЯ:
Нет! Выходить я не хочу.
ВАЛЕРИЯ:
Выходит – зря я хлопочу?
ВОЛУМНИЯ:
Пойдёт, пойдёт. Не усидит
ВИРГИЛИЯ:
Никто меня не убедит.
Пока мой муж на поле боя,
Из дома не шагну ногою.
ВАЛЕРИЯ:
Быть неразумно взаперти.
Кто может даме запретить
К соседке хворой заглянуть.
Пойдём, пойдём – недолог путь.
ВИРГИЛИЯ:
Нет, извини, я остаюсь,
А за соседку помолюсь.
ВОЛУМНИЯ:
Но почему же, почему?
ВИРГИЛИЯ:
По разуменью, по уму.
Забот, труда я не боюсь,
Я вся печали отдаюсь.
ВАЛЕРИЯ:
Себя в дому ты заключила,
И Пенелопой стать решила.
Как та несчастная прядёшь,
И столько ж моли разведёшь.
Жаль, что игла, чем колешь ткань,
Твою в ответ не ранит длань.
Иначе б ты ей сострадала,
Когда бы эту боль узнала.
Идём, оставь своё шитье,
И сердобольное нытьё.
ВИРГИЛИЯ:
Нет, не пойду.
Обет блюду.
ВАЛЕРИЯ:
Идём, узнаешь весть о муже,
Но прежде променаж нам нужен.
ВИРГИЛИЯ:
Вестям не наступило время,
Не проросло надежды семя.
ВАЛЕРИЯ:
Вечор те вести прилетели.
ВИРГИЛИЯ:
На самом деле?
ВАЛЕРИЯ:
Тебе я правду излагаю,
Её послушать предлагаю:
Сенатор некий рассказал,
Что вольсков в поле он видал,
А супротив – Коминий, Ларций,
И воин славный – муж твой Марций.
Они у стен уж Кориолы,
Конец – войне, конец – крамоле.
Теперь нам нечего бояться,
И есть причина прогуляться.
ВИРГИЛИЯ:
Довольна я твоим рассказом,
Но обождём другого раза.
ВОЛУМНИЯ:
Оставь, Валерия, оставь,
Неколебим её устав.
Она расстроена настолько,
Что гробит нашу радость только.
ВАЛЕРИЯ:
Тогда, Волумния идём,
Оставим этот грустный дом.
Ужели столь обет твой строг?
Быть может, ступишь за порог?
ВИРГИЛИЯ:
Мне ни до смеха, ни до зелья,
Желаю от души веселья.
ВАЛЕРИЯ:
И всё ж воспрянуть обещай.
Прощай!
(Уходят.)
Свидетельство о публикации №215103000489