Крестьянский лад миф или реальность

Кадниковский уезд Вологодской губернии занимает особое место в истории краеведения, как регион, давший миру в XIX- начале XX вв. значительное количество исследователей, вклад которых в изучение истории местного края трудно переоценить. По существу, работы кадниковских краеведов, а под этим словом мы понимаем не только тех, кто родился в этих местах, но и тех, кто посвятил им свое научное творчество, не утратили своего значения и в XXI веке. Имена А.Е. Бурцева, Е.В. Кичина, Н.А. Иваницкого, А. А. Шустикова и других авторов, вписаны золотыми буквами в историю российской науки. Среди них особое место занимает историк Александр Евграфович Мерцалов (1847-1906) .

В отличие от большинства местных краеведов, он не был выходцем из разночинных слоев общества, а принадлежал к потомственным дворянам-землевладельцам. А его интерес к прошлому края был продиктован не только страстью к исследованию исторического факта. Как землевладельца, его интересовала история землепользования, начиная с XVII в., времени, от которого сохранились первые писцовые книги по территориям Кубенского Заозерья. Книга очерков Мерцалова: «Вологодская старина», вышедшая в 1889 г. была высоко оценена современниками. Одна из глав книги была посвящена истории Заднесельской волости с начала XVII в. до второй половины XIX столетия.

Будучи мелким землевладельцем, ставшим хозяином уже после отмены крепостного права, Мерцалов тесно контактировал с местным населением, которое отчасти стало арендаторами его земель, от части соседями. Формально не принадлежа к крестьянскому миру, он, тем не менее, жил в тесном контакте с ним, и когда в 1897 г. к нему обратились сотрудники Этнографического бюро князя Тенишева, с просьбой заполнить анкету из более чем 450 вопросов, посвященных крестьянскому быту, он с удовольствием согласился.

Эти материалы, спустя сто с лишним лет, были изданы в сборнике документов архива и вошли в «золотой фонд» источников по истории повседневности крестьян Кадниковского уезда Вологодской губернии.

Интересно, что местность, описанная Мерцаловым, находится в непосредственной близости от родины В.И. Белова. Харовской Азлы, напрямую от Заднесельской волости до Тимонихи меньше 100 км. Это была территория соседних волостей одного уезда и многие явления, изложенные в книге В.И. Белова «Лад» так или иначе, существовали и в соседних волостях.

После выхода книги известного писателя, в обществе вот уже не первое десятилетие периодически возникает вопрос, а был ли он вообще, крестьянский лад? Историки часто критически оценивают саму постановку вопроса. После отмены крепостного права в деревне активно развивались капиталистические отношения, патриархальное прошлое буквально за два-три десятка лет уступило место новым рыночным реалиям. Появился класс зажиточных крестьян, названных еще до революции «кулаками». Они стали использовать наемный труд своих односельчан, разрушив остатки прежних общинных отношений. В начале XX в., по свидетельству Мерцалова, в селе Заднем появились зажиточные «капиталистые» крестьяне, Васильевы, Прохоровы, которые стали новыми хозяевами деревни. Историк фиксирует в волости значительное количество средних хозяйств, пишет и о бедняках, не имеющих своего скота и вынужденных наниматься на работу за деньги к богатым односельчанам. Лень и пьянство, как причина бедности, читаются между строк в ответах Мерцалова на этнографические вопросы.

В деревне начала XX в. возникли признаки социальной напряженности, которыми, в последствии и воспользовались политические партии, призывавшие к революции.

Наличие малого количества плодородных земель в Заднесельской округе привело к активизации промыслов и отходничества. Значительная часть местных крестьян занималась выделкой кож и сапожным ремеслом, обслуживая потребности крестьян других волостей Кадниковского уезда. Женское население поголовно плело кружева. По данным земской статистики, в начале XX в. 97 % крестьянок всех возрастов занималось кружевничеством. Традиционное для середины и второй половины XIX в. мерное многопарное кружево постепенно уступило место рыночным моделям сцепного кружева, которое было в широком обиходе у городского женского населения Российской империи и даже шло на экспорт.

В.И Белов в своей книге «Лад» уделяет много внимания крестьянским промыслам, сделав акцент на эстетику ручной работы, отмечая в то же время, что главным источником жизни крестьянина была обработка земли. «Коренной хлебопашец испокон веков с улыбкой поглядывал на кустаря, переставшего кормиться землей»,- писал Василий Иванович. К сожалению, он не указал, что главной причиной развития промыслов в отдельных волостях и уездах была малая плодородность земель.

Интересные данные по этому вопросу есть у краеведа Андрея Шустикова в его работе о местности Троичина, Кадниковского уезда. Он обращает внимание на то, что там, где земля дает обильные урожаи, промыслы, как правило, слабо развиты. Таким образом, становиться ясно, что развитие местных и отхожих промыслов продиктовано не эстетическими предпочтениями крестьян, а суровой необходимостью повышения товарности хозяйства. Это также относится и к кружевоплетению, которое рассматривалось крестьянами, как важный побочный доход.

В своих ответах на анкету Мерцалов много внимания уделяет крестьянскому миропониманию. Он фиксирует значительные реликты языческих верований даже в самом конце XIX в., существующих под видом разного рода суеверий, веры в нечистую силу и «знатков». Подробно эти вопросы рассмотрены нами в книге «Заднесельские оскоренки».

Православная вера в анкете Мерцалова занимает далеко не первое место. С одной стороны, он отмечает набожность населения, жертвование на строительство церкви, с другой - конфликты со священниками, стяжательство последних, и нежелание крестьян платить церковные подати. Вера, по данным краеведа, представляет как бы внешнюю оболочку крестьянской жизни, с красивыми и даже «модными» образами в избах, стремлением украсить свою приходскую церковь, и в то же время причудливой верой в водяных, леших, домовушек, уважением к деревенским колдунам - «знаткам».

В.И Белов, в своей книге также отмечает большое значение языческих обрядов в повседневной жизни крестьянства. Несомненно, писатель основательно использовал не только рассказы местных старожилов, но и сведения, опубликованные этнографические сочинения, замаскировав академическое знание под сенью народной мудрости.

В записях Мерцалова есть и раздел, который по своей сути принципиально расходится с соответствующими главами беловского «Лада». Это раздел о народной нравственности. «Доброта, терпимость, взаимное прощение обид переходили в хорошей семье во взаимную любовь, несмотря на семейную многочисленность. Ругань, зависть, своекорыстие не только считались грехом, они были просто лично невыгодны для любого члена семьи.

Любовь и согласие между родственниками давали начало любви и за пределами дома»,- пишет В.И. Белов.

Красивые слова, но это всего лишь мечта. В реальности, как свидетельствуют записи Мерцалова, в конце XIX в. разложение прежнего крестьянского бытоустройства шло полным ходом. Этому способствовал и отход в города молодежи, и дробление традиционной семьи из 3-4 поколений, живущих под одной крышей, на более мелкие ячейки, и конфликты «отцов и детей», отложившиеся, например, в местной поговорке: «сын то он мой, а ум то у него свой»,- зафиксированной у Мерцалова.

«Как в дореформенной крестьянской среде семья совершенно поглощала личность, так теперь - напротив, личность преобладает над семьей. Развитие индивидуализма-крупная и характерная черта для современной крестьянской среды»,-пишет Мерцалов. «Большаки и большухи» - старшие в семье, ушли в прошлое, каждый взрослый хотел стать самостоятельным хозяином, дробились земельные наделы, делилось имущество. Богатство также становилось причиной напряженных отношений даже между близкими родственниками.

И наконец, вопрос о нравственности молодежи трактуется А.Е. Мерцаловым и В. И. Беловым совершенно по-разному: «До свадьбы свобода и легкость новых знакомств, увлечений, «любовей», отнюдь не означали сексуальной свободы и легкомысленности поведения. Можно ходить гулять, знакомиться, но Девичья честь - прежде всего. Существовали вполне четкие границы дозволенного, и переступались они весьма редко. Обе стороны, и мужская, и женская, старались соблюдать целомудрие». Об этом написано в «Ладе», а вот Мерцалов наоборот, приводит довольно многочисленные факты и добрачных отношений между молодежью, рождение внебрачных детей, и даже случаи, когда после свадьбы муж продолжал отношения «со старой подружкой», а жена с «добрачным голубчиком». Впрочем, последние деяния, в отличие от «эротического баловства» молодежи, к которому крестьянский мир относился с пониманием и нестрогим укором, наоборот, всячески порицались. Мерцалов пишет, что до «обстригания кос и обмазывания дегтем дело не доходит», но рукоприкладство - вполне обычное явление, как и уход жены от постылого мужа. Иногда ее возвращали супругу через приставов. По этапу, т.е. под конвоем, но это не решало проблемы: « меня приведут, а я опять уйду, наскучит водить»,- говорит жена мужу в записях Мерцалова. Подобных примеров много, заподозрить Мерцалова в предвзятости нет оснований. Получается, что знаменитый писатель выдал желаемое за действительное.

Парадоксально. Но так и есть. В разговоре с вдовой писателя Ольгой Сергеевной, я спросил ее об этом. «Вася, конечно, знал и другие примеры, но он хотел написать, как лучше», - ответила она.

Таким образом, идеальная картинка дореволюционного быта в деревне - «лада», при внимательном обращении к этнографическим источникам должна быть сильно скорректирована в сторону суровой реальности того времени. Как такового лада не было и быть не могло, был традиционный УКЛАД, который стремительно менялся в ходе развития капиталистических отношений.

Но писатель имеет право на вымысел, В.И. Белову очень хотелось, чтобы все было именно так, как он написал в своей книге. Пусть идеальный беловский «Лад» существует только на бумаге, но он необходим обществу, как некий нравственный ориентир, как необходима в свое время была «Утопия» Томаса Мора.