Йонас

                Йонас попал к нам в пятый класс  Приекульской школы,  в середине учебного года. Он был литовцем по национальности, и переехал с родителями из Литвы. Фамилия его была запоминающейся – Гадляускас. В Приекуле(Латвия) умер какой-то родственник и, как я понял, оставил небольшой дом-хутор посередине огромного поля. Очевидно, они в Литве жили совсем бедно, если переехали в другую республику, с чужим языком из-за небольшой  халупы. Вокруг дома был небольшой заросший и неухоженный сад, какие-то хозпостройки и погреб, глубокий и старинный.
Когда я первый раз увидел его родителей, довольно старых и одетых в какое-то тряпье, я подумал, что это его бабка и дед. Он их стеснялся, почему – не знаю. Говорили они только по-литовски, и мало. Он всегда огрызался, но делал то, что говорили. Он явно не хотел никого водить в свой дом, то ли стесняясь родителей, то ли бедности, то ли того, что он поздний ребёнок,  и говорить о родителях тоже не хотел. Они держали домашний скот и курочек.
      От него всегда пахло старым сельским домом с примесью дыма и кислой капусты,  и с ним никто не хотел рядом сидеть по этой причине, хотя его бедная одежда была чистой и опрятной. Зимой он ходил в пальто, сшитом из солдатской шинели на вате, со старым цигейковым воротником от другого пальто. Носил зимой он и толстые суконные брюки чёрного цвета, а из обуви - черные керзовые солдатские ботинки, с домашней вязки шерстяными носками. Позже, родительский комитет школы купил ему и обувь и многое другое из одежды. Не надо было дарить ему эти вещи при всех, это его сильно оскорбило.  Он отказался всё это принимать, даже сердился, но я его уговорил, и позже он всё же забрал вещи. От меня он бы вещи взял, да только он был крупнее меня и моя одежда ему была мала.
 
              Его посадили на последнюю парту, потому, что он был второгодник, отставал в учебе в Литве, и был нас всех на два года старше. На русском языке говорил с акцентом.  Ему было тяжело учиться на русском языке, хотя в Литве он тоже учился на русском, почему-то. Ему ставили тройки, чтобы только не отставал. На самом деле он старался, учил. Он всех сторонился из-за запаха одежды, но что поделаешь, если весь дом его пропах этим запахом! Ради принципа, я пересел за его парту и подружился с ним. Помогал по учёбе и первым попал к нему в дом.  У меня тонкий нюх, но к запахам быстро привыкаешь, тем более, если не хочешь обращать на них внимания. Зато у меня появился друг, который умел многое делать своими руками, напильником: сделать нож из лемеха, напильника, ходить за скотом, конями, пахать, сеять, делать всю крестьянскую работу. Все остальные ребята были детьми офицеров, и не умели даже толики того, что умел он. Я всегда восхищался теми людьми, кто умеет делать всё, пусть и не в полной мере, а он на самом деле умел делать всё! Из своих старых солдатских ботинок, он сделал коньки, найдя сломанные лезвия коньков на солдатской свалке. Подварил и приклепал к ботинкам. Мне его коньки даже больше нравились, чем мои - в его ботинках так ноги не уставали.

                У Йонаса были сильные, мускулистые руки и ноги, но ноги были кривоватыми и короткими, а торс довольно сильный и длинный, от чего он казался не пропорциональным. Волосы были рыжеватые и прямые, лоб высокий с залысинами, которые появились очень рано, к восьмому классу, и он уже давно брился, изредка. Лицо было некрасивое, с длинным, синеватым носом, выступающими скулами.  Волосы он зачёсывал вперед, скрывая залысины. Это был человек с огромной и легко ранимой душой. Из-за своей неказистости он стеснялся подходить к девчонкам и сильно страдал от этого. Женщины на него вообще не смотрели, хотя в восьмом классе он выглядел как мужик. Знали бы они, какой у него «аппарат», не глядели бы на него так равнодушно…
          Самое главное, Йонас мог легко сделать «поджиг», мелкокалиберный пистолет из трубки, мог починить, очистить от ржавчины любое добытое в земле многострадального Курземского котла оружие, высушить на печи откопанные патроны.  С ним мы взрывали мины на костре, охотились с откопанным и восстановленным оружием на козлов и даже добывали их. Мясо, конечно, я отдавал ему, они жили небогато, да и отец бы мне устроил  допрос: «из чего стреляли?». Жаль, весь мой арсенал кто-то украл перед отъездом из Приекуле, хотя, думаю,  это сделал отец, найдя его в схроне сарая.
      Мы любили с Йонасом кататься на лошадях, которые паслись около его дома. Кони были колхозные, но летом он их пас. Он сидел на коне как влитой, крепко охватив коня кривыми ногами, без седла и уздечки, просто верёвкой мог управлять. Я плохо держался на коне и однажды вредный Пегас сбросил меня,  аккурат на «бараний лоб» - огромный валун, вросший в землю. Таких в Латвии много. Мне повезло, и я перелетел через камень. Так бы – убился! А конь был доволен! Он даже улыбался!
Мы ходили рыбачить с бреднем на речку, лазали по кустам, ольшаннику, кто быстрее, не касаясь земли, доберётся  с одного края лощины, до другой. Там была нужна сила в руках и Йонас, конечно, выигрывал. Но и я становился крепче. Ходили по грибы. Йонас не любил праздного провождения времени, кроме как пострелять летом и зимой поиграть в хоккей. Только Йонасу я дал почитать свою дефицитную, самиздатовскую литературу о технике секса, которую купил с рук в Риге, проездом.
            Когда я учился в девятом классе, отца перевели служить в другую республику, и мы переехали. Больше всего мне было жалко терять друга Йонаса. Позже, уже учась в институте в Риге, я узнал, что он окончил среднюю школу и какое-то время жил в том же доме, пока не умерли родители, потом уехал. Так и не женился, хотя та же бабка из колхоза недалеко, с которой я говорил, приехав в Приекуле, сказала, что бабы-одиночки, разведёнки, зачастили  в его дом, и даже дрались между собой из-за него. Знать, проведали о его возможностях…))
Кстати, у Йонаса было ещё одно имя - Антонас и он был, наверно, лютеранином, потому, что в церковь не ходил, но крестился, украдкой, слева - направо. Все звали его Антоном, а я, когда мы были вдвоём - Йонасом, мне больше нравилось это имя.

            Теперь опять часто вспоминаю о тех годах начала шестидесятых, и думаю, что жизнь тогда была насыщенней и интересней, чем нынче…