Судьба

          Как часто можно слышать от людей: «Такая у него судьба…» или «Ничего не делал, а надеялся на судьбу». Судьба понимается людьми как неизбежность или безысходность. Многие в нее верят, но при этом думают, что на судьбу можно влиять. В словаре написано: «Судьба – неразумная и непостижимая предопределенность событий и поступков». В древности она считалась слепой безличной справедливостью. Судьба – это рок, непреложная предопределенность.
          Я знаю жизненный путь одного человека, тяжелый путь с немыслимым стечением обстоятельств. Когда задумываешься об этом, то начинаешь верить в судьбу как в данность. Мы познакомились в университете, и наши дружеские отношения сложились навсегда. Я был немного постарше, отслужил три года в армии и уже успел глотнуть какой-то вольности и в отношениях с девушками, и в отношении к хмельным напиткам. Соответственно, Володя Кутоманов был младше меня года на четыре, крепко сбитый молодой человек с Украины, боксер, подающий надежды. Настоящий начинающий спортсмен, как правило, не отвлекается на глупости. Жизненные обстоятельства вынудили его пойти работать, чтобы продолжать учебу вечером.
          Володя снимал комнатку на Якиманке. Однажды он познакомился на пляже с девушкой не очень строгих правил. Она училась в каком-то вузе и все чаще и чаще оставалась у него. Через несколько месяцев она намекнула на замужество, но женитьба не входила в планы Володи. Ему надо было учиться, пробиваться в жизни, да и в армии он еще не служил, да и лет еще маловато для обретения семьи. Он ей прямо об этом сказал, она вроде бы его поняла, сложившиеся отношения продолжались. Однажды, нежась в постели, она рассказала ему о своем папе – большом милицейском начальнике. И если бы она захотела, то он в два счета мог бы посадить Володю. Она смеялась, он смеялся, все было замечательно, как всегда. Володя спрашивает: «А как бы ты меня посадила?» – «А вот стоит на стуле телефон, я сняла бы трубку, сказала бы папе, что меня изнасиловали, назвала бы наш адрес, и все». Володя говорит: «А ты позвони». Она сняла телефонную трубку, сказала все, что пообещала, и назвала адрес.
          Вот такая милая шутка. А минут через двадцать у подъезда завизжали тормоза милицейского «Газика», несколько человек ворвались в комнату, а еще через двадцать минут Володя оказался в отделении милиции.
          Вот так судьба.
    Ужас охватил его. Ночь провел в камере. Он был еще молодым парнем, не успевшим пообщаться с теневой стороной жизни. Он представил мать и старшую сестру, которые, узнав обо всем, будут убиты горем. Утром, когда Володю повели в туалет, мгновенно, неосознанно он треснул милиционера в лоб боксерским ударом и убежал. А куда бежать? Ко мне. Он появился потерянный и почерневший. Мы сидели и думали: что делать дальше? Перебирали варианты, я предложил ему идти с повинной. Володя сказал, что он никого не насиловал и сидеть в тюрьме не будет. Решение было твердым и окончательным – скрываться. Скрываться до тех пор, пока пройдет срок давности, и вот тогда он явится с повинной. Мы не знали, сколько лет ему надо скрываться, но решили, что лет десять. Сообщили матери, она, скромная женщина и тихая учительница, конечно же, не смогла изменить решение сына. Она и ее дочь, живущая в Мурманске, начали посылать мне деньги, которые я ему передавал. Какое-то время Володя снимал комнату недалеко от открытого бассейна «Москва» в огромном красивом доме, в котором спустя несколько лет разместилось управление дипломатического корпуса. В этом доме был спортивный зал, а в бассейне работала его старая знакомая Сима. Началась спортивная жизнь. Спортзал, бассейн, переход через улицу только на зеленый свет, никаких нарушений, абсолютно трезвый, здоровый образ жизни. Да еще кино, иногда театр. Он запрограммировал себя на такой вот образ жизни на целое десятилетие. Я в это время уже работал и постоянно уезжал в командировки. Возвращаясь, получал очередной денежный перевод, отдавал его Володе, и мы шли в бассейн, бывший в те годы очень популярным местом. Я понимал, что хожу под статьей за сокрытие преступления. Более того, я осмелился сходить в комнату, где его арестовали, и вынес из нее все личные вещи, даже не подумав о том, что там могла ждать засада. Молодые мы были, ничего не боялись. Когда я уезжал в командировку, деньги для Володи получал мой друг.
          Так прошло два года. Однажды я уехал надолго. Вернувшись, как всегда, пошел в бассейн и встретил там Симу. Она завела меня в свой медсестринский кабинет и с ужасом в глазах рассказала с подробностями о преступлении, совершенном Володей. Я внимательно ее выслушал, делая вид, что ничего об этом не знаю. А в заключение она сообщила ужасное. Был суд, Володю приговорили к расстрелу. И добавила: «Сейчас в бассейне плавают два следователя, которые раскрыли преступление. Хочешь, познакомлю?» – «Нет уж, спасибо», – ответил я и навсегда расстался с нашей общей доброй знакомой.
          Развязка была страшной, и я очень тяжело это переживал. Прошли годы. Много лет. Время затушевало эту беду, постепенно все стало забываться. Как-то воскресным днем у меня дома зазвонил телефон. Я снял трубку и… услышал голос Володи Кутоманова. «Ты где?» – «У Курского на входе в метро». – «Стой и не двигайся». Я впрыгнул в троллейбус «Б», и через десять минут мы обнялись. Передо мной стоял красиво одетый, улыбающийся денди. Поблизости мы нашли тихое кафе, заказали бутылку шампанского, и очень долго я его слушал. Расстрела не было. Дали 15 лет, и началась новая, тюремно-лагерная жизнь. Он сидел в Бутырской тюрьме. Камера маленькая, узенькая, высоко под потолком крошечное зарешеченное окошко. С ним еще двое. Один блатной, другой – его шестерка. Смолят махорку беспрерывно. Полный мрак, дышать нечем. Володя изловчился и открыл окно-форточку. Морозный воздух пошел в камеру и стал опускаться вниз, к нарам. Блатным стало холодно. Шестерка по команде закрыл окно, Володя его снова открыл. После двух-трех таких манипуляций блатные с кулаками набросились на сокамерника. Но не те это были кулаки. Через мгновение блатные были избиты и бросились колотить в дверь. Тут же влетели надзиратели, и вот тебе – первый карцер. Впереди было еще очень много моментов, случаев, событий, когда приходилось вступать в единоборство за право остаться живым. Тем более что статья, по которой сидел Володя, была очень опасной для ее владельца: насильников зэки ненавидели, всячески над ними издевались, могли убить. Вот где сгодились его боксерские кулаки. Много рук, морд и челюстей обламывалось об них. Потребовалось немало времени для того, чтобы, в конце концов, стать зэком, которого уважала вся братва. Блатные сильных сначала боятся, а следом уважают.  
          С Володей в лагере сидел пожилой москвич. Это был человек некрепкого здоровья, осужденный по какой-то бытовой статье. Раньше редко осуждали условно. Только сравнительно недавно стали применять ограничения перемещений и контроль за осужденным с помощью электронных средств, прикрепленных к ноге. Нарушил установленный судом режим – сигнал об этом автоматически поступает в милицию и… Поезжай на зону. В лагере уголовники живут по волчьему закону: выживает сильнейший. Очень тяжело было «бытовикам», которые, оступившись, совершили несерьезное уголовное деяние и были справедливо осуждены. Вот этого москвича Володя и взял под свою опеку. Он помог ему выжить и тем самым выйти на волю. 
          Пожилой человек вернулся к жене, и жили они в Москве на Дмитровском шоссе. Часто по служебным делам Володя бывал в Москве. Мы всегда встречались, общались, а останавливался он только у своего коллеги по несчастью, где его привечали как родного сына. Охранка к нему тоже относилась уважительно. И среди них бывают соображающие люди. Они же видели, что он, хоть и зэк, но на самом деле дисциплинированный, исполнительный заключенный. Да еще в бригаде держит дисциплину и порядок. Заметили. Расконвоировали, вывели за зону на стройку, присвоили после учебы на специальных курсах квалификацию машиниста башенного крана. Начальство на стройке его уважало, да иначе и быть не могло. Ведь понимали, что он, хотя и осужденный, все равно по сути своей, по своему содержанию, поведению, по своему внутреннему стержню – нормальный, не опасный для общества советский человек. И скостили пять лет.
          Теперь Володя работал на стройке как расконвоированный. Его руководитель разрешил ему поехать в Пермь. Тот поехал, поступил на юридический факультет университета и начал учиться. Умудрялся между сессиями сдавать экзамены, отсылал по почте курсовые работы, к нему по-прежнему относились уважительно и содействовали учебе. Шла работа-отсидка, шла учеба, познакомился с девушкой из студенток. Он скрыл от нее свой статус-кво, отношения укреплялись, до конца срока наказания еще два года, ну чего торопиться рассказывать о себе правду? А девушка торопилась. Она поделилась своими мечтами со старшим братом, рассказала ему о своем избраннике, замечательном парне, который работает крановщиком и учится на юрфаке. Брат оказался лейтенантом милиции. Он решил «пробить» по своим каналам вероятного родственника и через несколько минут биография Володи была у него на столе. Вот оно – стечение обстоятельств как одно из составляющих понятия «судьба». Моментально колесо МВД сделало всего один оборот. ЧП: на юридическом факультете учится зэк, осужденный за изнасилование! «Стукнули» в университет, в Главное управление мест заключений… Захлопнулся юрфак, исчезла гипотетическая невеста, осталась одна отсидка. Несмотря на все это, хорошее отношение руководства колонии к Володе осталось неизменным. И там есть люди.
          Прошло еще два года. И вот она, долгожданная свобода. Бывший заключенный мчится в Пермь восстанавливаться на третий курс и… получает от ректора отказ. Все по закону: Володя должен год отработать на производстве, получить положительную характеристику, и только после этого он может приезжать в Пермь.
          Володя поехал к сестре в Мурманск, проработал там год, получил замечательную характеристику и вернулся в Пермь. Ректор, ошарашенный появлением настойчивого молодого человека, знакомится со всеми документами, читает характеристику с места работы и… снова очень вежливо отказывает: «Пожалуйста, мы примем Вас на любой факультет, кроме юридического. Причина – судимость». Все, стена. И нет уже никакой судимости, ее сняли, но… нельзя!  Мой герой был хорошо закален системой лагерного перевоспитания. Он приехал в Москву в Министерство образования. Стал ходить по многочисленным кабинетам и везде встречал уклончивый с улыбочкой отказ.
          И вот чудо: он пробился на прием к министру Елютину. Володя устал множество раз рассказывать и пересказывать свои мытарства безликим чиновникам. И эти мытарства он изложил на листе бумаги как приложение к заявлению о восстановлении его в число студентов юридического факультета. Министр читал долго, изредка бросая взгляд на очень нетипичного заявителя. Прочитал, взял ручку и жирно начертал: «Зачислить на третий курс». Пермскому ректору оставалось только развести руками. Володя одержал победу. Ох, не каждому это дано. Закончив юридический факультет, он женился, у него родился сын, и семья вернулась в его родной город в Украину. Через год Володя расстался с женой и стал сам воспитывать малолетнего сына. Мы растерялись с ним с тех пор, как я оказался в эмиграции. Я всегда его помню, особенно когда слышу разговоры о судьбе.
          Само слово «судьба» состоит из двух слов: суд и бог – суд божий.
Христианство противопоставило идее судьбы веру в божественное провидение. Мне непонятно это противопоставление. Люди разделились на тех, кто, не раздумывая, верит в судьбу, и на тех, кому кажется, что они сами ее делают. А сотворение судьбы своими мозгами и действиями – разве это не есть результат управления этими людьми и их действиями кем-то (или чем-то) непознанным?! Мой герой не совершал поступки, ставшие отправной точкой дальнейших трагических событий в его жизни. Я точно знаю, что он не насильник. А что предосудительного в его учебе и знакомстве с этой девушкой из Перми? Конечно, его настойчивость, пробивная сила может быть принятой всего лишь как корректировка того, что было давно уже предопределено.
          Я не знаю, не уверен ни в том, ни в другом. А кренит меня все-таки в сторону судьбы на примере трагической жизни моего друга.