12. Многослойность

Осенний ларёк, один из немногих выживших, как контуженный солдат, в брошенном городе, нёс караул на своём посту, в лабиринте переулков и арок, у желтой облупившейся стены какого-то старого дома с очень дорогими квартирами, цена коих обусловлена исключительно геопозицией расположения этой хрущёвской коммуналки казарменного типа, охраняемой государством и ЮНЕСКО в качестве объекта культурного наследия, давно являющего собой нечто вроде панциря мёртвой улитки, валяющегося на земле среди леса новых, сверкающих стеклом и пафосом бизнес-центров. Вокруг тёрлось несколько, неопределённого статуса и трудноописуемого вида личностей, что-то среднее между коренными жителями из близлежащих подъездов, имеющих возможность находиться в таком месте в середине буднего дня в связи с отсутствием других дел, и коренными бомжами с соседних подвалов и помоек, находящихся здесь в связи с исполнением своих служебных обязанностей, короче, местная алкота. Сама обстановка: этот переулок, хмурое небо в квадрате между заслонившими обзор пыльными стенами, увешанными ожерельями гробовидных кондиционеров, летающий по двору на восходящих потоках сквозняков мусор, - всё это очень напоминало какую-то чёрную дыру, портал в 90-е, внезапно открывшийся в одном из переулков двадцать первого века, двадцать первого октября две тысячи пятнадцатого года. И неосознанно, при созерцании сей замкнутой в самой себе панорамы, подкрадывалось ощущение, будто сейчас, вполне возможно, на асфальте возникнут воспламенившиеся следы от колёс автомобиля марки DeLorean DMC-12, через секунду в воздухе материализуется сама машина времени, оттуда вывалятся опешившие Док и Марти, и, оглядевшись и поняв в чём дело, кинутся остервенело заливаться дешевым поилом из позвякивающих "чеканов" на ближайшей детской площадке, дабы хоть как-то притупить муки осознания безысходности окружающей тупиковой реальности. В воздухе стояло общее осеннее затишье, основные звуки города как будто притаились по углам, а какие-то отрывистые стуки, возгласы, скрипы, детский плач и пр. повисли в пространстве скомканной ватой. "Это как раз то самое время, когда и холодно и уютно", - подумалось мне вдруг, эдакий парадокс осени, неопределённость переходного периода. Мы стояли с А. в нескольких метрах от стеклянной бойницы ларька, откуда периодически выстреливали снаряды разнокалиберных бутылок, и сыпались короткие очереди железной мелочи на сдачу. Спешить было некуда, а сам процесс затоваривания пьяниц алкоголем был столь медитативен и гармоничен, что можно было отдаться его созерцанию и отпустить сознание в плавание размышлений о высшем и бренном на долгие часы. Но в какой-то момент очередь, точнее хаотичное столпотворение, снарядив себя необходимым реквизитом, разбилась на группки, равномерно распределившиеся у близстоящих лавок или просто под деревьями. Тогда начался новый ритуал, по своей сакральной глубине и магической силе не уступающий танцу чукотских шаманов в праздник солнечных вихрей - ритуал распития. После него должен был последовать ритуал погружения и осознания, далее поиск себя и правды, после чего всё действие могло либо перерасти в неуправляемое поползновение контуженых зубров, либо в безмятежный сон выброшенных на берег реки бытия утопленников, попавшихся в воронку рутины и захлебнувшихся токсичными условностями.
- ...Так вот, о чём мы? Все эти активисты, феминисты, правозащитники, эксперты, мать их, аналисты и прочие социальные евнухи с комплексом мировоззренческой кастрации - ну неужели, ты действительно считаешь, что хоть кто-то из этих имбицилов с транспарантом вместо мозга заглядывает выше плинтуса собственных убеждений, горизонт которых, в конечном счёте, заключён на уровне кромки айфона или айпэда, или чем там они себе глаза в дыры постоянно протирают... мозгодрочки, короче. Только конченный будет считать, что хоть кто-то из них реально хоть малость смыслит, что там происходит с экономикой, политикой.., да хотя бы с экономикой и политикой на уровне супермаркета, расположенного у подъезда их собственного дома, но у нас же, ёпт-ть, свобода слова и айпэд... теперь ****Им где хотим, что хотим, бля, мозги бы лучше собственные купили вместо своих девайсов, чем на площади орать всякую ***ню и флудить своим нереализованным вовремя подростковым максимализмом в сетях. В библиотеку бы
сходили, или там, в театр, да нажрались бы, в конце концов, и то пользы больше было бы! Научи, как говорится, дурака молиться...
- Хочешь сказать, что среди возмущённых людей в безмозглой массе совсем нет тех, кто осмысливает происходящее, но не видит иного способа, источника поддержки? Всё таки одному в поле нынче стрёмно быть воином. Да и войны не те, сейчас на таких умников-одиночек и не смотрит никто, хоть бы они и вещали неопровержимые истины. Сейчас в цене скандальность, массовость...
- Хлеба и зрелищ. Да это не сейчас, так всегда было...
- Ну вот и я о том же, понятное дело - толпа своего мнения иметь не может, но ведь для чего-то эта толпа кому-то нужна? Правильно? И наверняка есть, помимо пастухов, ещё и, так сказать, кхм, волки в овечьих шкурах. А это значит, что в самой массовке имеются разумные инсайдеры, которым безмозглая толпа играет на руку. Просто они умеют вовремя воспользоваться моментом.
- Ну, это уже бизнес, как говорил Крёстный Отец, Дон Карлеоне. Про тех, кто обладает гибкостью, для того, чтобы употреблять в свою пользу любые волнения, речи не идёт. Они молодцы, голова работает, предприимчивость бьёт ключом. "Массовые волнения?  Отлично, побегу скорее горячим чаем с пирожками торговать." Этим коммерсантам - респект и уважуха. Я то тебе толкую о своём недоумении касательно этих безмозглых, порой даже семейных зомби, которые ввязываются во все эти брожения с искренней верой, что они борцы за правду. И всё это длится уже более двухсот лет, и эти имбицилы всё равно верят и думают, что действительно таким образом можно прийти к светлому будущему. Кровь революции, жертвоприношения, изрыгание бреда в массы... Странно это для меня. Странно. Ладно уж школота бесится, но в соцсетях - это же срань, что творится, какие-то неудовлетворённые недобабы с уверенностью профессоров анализируют ситуацию в стране, лекции о феминизме читают. Я статью видел о том, что вообще-то самые настоящие двигатели феминизма это мужчины - феминисты - у меня мозг наизнанку вывернуло! Да и пофиг бы на этих мышек, копались бы в своём гнезде, так их тоже под одну гребёнку закатало, они недовольны и теперь всем сиськи покажут.
- Которых у них нет?!
- Ахахахахаха... Ой уморил - Не могу...
- Ха - Ха - ХА !!!
Мы громко закатились смехом, насторожив алкашей, несколько из них обернулись, и, убедившись, что опасности нет, продолжили свои магические действия.
Мне было не совсем понятно, в связи с чем А. лучился гордостью археолога, откопавшего доказательство существования утерянного звена эволюции, когда мы подошли к этому железному квадратному мамонту ларька с отслаивающейся лоскутами краской выцветшего оттенка бесцветной серости и не менее выцветшими этикетками бутылок, и незамысловатой снеди за пыльным, засиженным мухами, стеклом витрины.
- Пожалуйста, бутылочку Jameson, леди! - мой спутник небрежно сунул купюры в приоткрывшееся окошко, заключённое в деревянную раму с прикреплённой к ней изнутри калиточной щеколдой.
Конечно, никакого Jameson здесь и подавно быть не может, вообще А. имеет своеобразное чувство юмора, но трезвое и вполне злободневное, поэтому, ничего кроме бутылки палёной водки ждать не приходилось. Каково же было моё удивление, когда, забравшая деньги рука с дешевыми перстнями, вернулась именно с тем, что было заказано, причём без каких-либо возражений и вопросов.
Заглянув в бойницу ларькового дзота, я обнаружил, что "леди" представляет из себя классическую работницу колбасного отдела провинциального универмага, которую, видимо, тоже выплюнуло сюда через чёрную дыру-портал из девяностых - абсолютно брезгливая безразличность выражения лица и фиолетовая "химия" дополнялись синим фартуком в чёрный горошек поверх свитера. Всё пространство ларька было занято ящиками и коробками, на двери, установленной в задней стене, висело несколько выцветших плакатов и календарь за 1986 год с изображением милого барсика в корзинке. Рядом на табурете стояла пепельница с непотушенным окурком, дым от которого в воздухе смешивался с паром, исходящим из электрочайника. "Уютно", - подумалось мне - "Мерзко, убого и уютно. Что за день контрастов!?". Пока А. размещал по карманам сдачу и сосуд с волшебным эликсиром, я скользил глазами по поверхности окружающих зданий, стараясь поспеть за полётом своих мыслей и ощущений: "...Хотя, может быть, в этом и есть вся пресловутая Вечность, бессмертие - не в истуканах идеализированных образов, застывших гранитом статуй, не в пикселях и терабайтах мелкодонных бытовых истин, цитируемых теми, кто толком-то и не разбирается в их смысле, и даже не в транспарантах и лозунгах, кричащих в головах тех, кто сам в эти лозунги не верит, а в простой возне, генерирующей тепло недр навозной кучи скучного быта. Ведь, в конце концов, каждый из нас, придя домой с работы и сняв галстук, или вернувшись с собрания оппозиционных активистов, идёт на кухню, ставит чайник, разбивает пару яиц в сковородку и просто спокойно ужинает под светом запылённой безмолвной лампы, без громких слов и статусов, просто потому, что устал и голоден, наливает чашку горячего чаю, просто потому, что хотя бы в таком виде каждая живущая тварь, будь она "правая" или "левая", нуждается в тепле и уюте...".
- Ты идёшь? Ау! - А. уже целеустремлённо шагал своими не новыми, но чистыми белыми кроссовками по разноцветному ковру листьев, покрывающих плитку дорожки, виляющей между широко посаженных деревьев, через двор к арке, расположенной в одном из домов. - Свинячиться пойдём в другое место.
Есть такие люди - они образованы и начитаны, безукоризненно обходительны и вежливы с окружающими, скорее всего, они занимают высокое положение и статус на ступенях карьерной лестницы и шкале социальной значимости, они всегда уступят место в метро пожилому человеку (да, для таких чудиков не западло ездить в метро просто потому, что так быстрее), и подскажут путь, если к ним кто-то обратится с вопросом на улице. Как ни странно, именно такие личности, несмотря на свою внешнюю обаятельность и общительность, являются эталонными социопатами и мизантропами. Именно один из таких скрытых фриков шел чуть впереди меня, одетый в бесформенную куртку неопределённого цвета с огромным капюшоном, больше всего напоминающую одновременно скафандр марсианского захватчика и спецовку китобоя, напяленной сразу поверх рубашки от Brioni, прекрасно уживающейся на одном теле с джинсами и кроссовками. "Да просто потому что удобно". И этот вежливый в официальном обществе, симпатичный, улыбчивый молодой человек, выйдя за границы действия внегласных законов этого общества, наслаждался возможностью быть быдловатым подонком, якобы не имеющем представления о принципах морали, норм этикета и политкорректности, что делало его в тысячи раз лучше сильнее и дороже любого из представителей той среды, социальной системы, в которой он большую часть времени живёт и работает. Ведь, в отличии от миллиона вежливых исполнительных биороботов, выполняющих заложенную в них программу и алгоритм реакций и действий, это был живой человек, непредсказуемый, злой, мыслящий, имеющий свою, мать её, точку зрения, которая, как бы существовала над всем этим возящимся и ползающим в своей куче навоза социумом с его недовольством, проблемами, недальновидной конфликтностью.
- Давай согреемся, - он открутил крышку и сделал из горла хороший глоток, потом, машинально проведя нижней частью ладони по горлышку, передал бутылку мне. Я тоже сделал  глоток, виски разлился благородным теплом по пищеводу - он был самым что ни есть настоящим. Я рассмотрел бутылку, у донышка с тыльной стороны была наклейка "duty free", я сделал ещё один небольшой глоток и передал бутылку обратно.
- Я и не думал, что такие места могут быть, казалось бы - центр. - Мне было любопытно выяснить, откуда А. знает про такой чудо-ларёк, и он это понял.
- Ну а что ты хотел, район солидный, - он ухмыльнулся половиной лица и подмигнул мне - я думаю, в этом дворе просто живут какие-нибудь ТОПЫ местных банков или, может, газовщики, или нефтяники...Да одна хер разница. Вот и держат для себя, в пешей доступности, а эта свора постоянных клиентов типа сторожевых церберов, чтобы кто лишний не совался. Как ни крути, а верхи и низы, так или иначе взаимозависимы и взаимообусловлены, одним без других будет уже не так сладко. Я на это место как-то случайно наткнулся, день был тяжелый, совещания всякие, комитеты, какие-то там тёрки, рамсы, как это принято называть в современном обществе - "переговоры".. Устал, гулял вечером, выпивал, вдруг вижу - местные бездельники кучкуются, а рядом гитара стоит, из них никто играть не умеет, так для компании вынесли, а у меня душа развернулась. Подхожу, говорю: "Добрый вечер", они сначала на мой костюм посмотрели, на галстук, на портфель, сработала, значит, защита стереотипов, пробурчали что-то. Я говорю: "разрешите инструментом поинтересоваться", они говорят: "поинтересуйся". Короче, через пятнадцать минут они меня не отпускали, кто-то в пляс пустился, Цоя орали, частушки матерные, Гражданскую оборону, как полагается, мне даже запретили самому покупать бухло, "всё за счёт компании, братан" - говорят. Душевные ребята, - он захохотал, без сарказма, легко, громко и весело.
Вискарь начинал действовать - приятная беззаботность и лёгкость, острота восприятия, витиеватость мысли накатывали, словно мягкие волны на песчаный пляж. Совсем не хотелось думать о чём-то сложном, волнующем. Да и зачем? Ведь это ловушка - говорить в пьяном состоянии про политику, выяснять какие-либо отношения, это как болото - ступил туда шаг, и уже, чем активнее пытаешься выбраться, тем глубже засасывает. Ведь избавление не в средствах, а в цели.
- Мне ещё кое-что тебе сегодня нужно презентовать, - из-за воротника-капюшона сверкнул хитрый острый взгляд - то есть показать, поделиться, повыпендриваться. В общем, как хочешь понимай. Но это позже, пока что терзайся любопытством и догадками, это я сейчас в качестве целеполагания отметил, чтобы не упустить намерения. Пойдём вон в тот сквер.
В небольшом сквере было нелюдно, только иногда навстречу нам проходили озябшие фигуры спешащих куда-то прохожих. На скамейках сидеть было холодно, поэтому они пустовали.
- Посмотри, красота какая! - А., сделав очередной глоток и передав мне бутылку, поднял голову - листья падают, листопад...Вот мы бежим, спешим постоянно куда-то, стараемся опередить время, а листья, понимаешь, листья весной распускаются, летом живут, выделяют там кислород, углекислоту, хлорофилл всякий, а потом, раз - и всё, пришло время - пожелтел, высох и отвалился, и незачем спешить им, всему своё время, понимаешь? Они мудрее нас и счастливее, потому что не умеют размышлять, думать, анализировать, оптимизировать. Ты сколько на лист не воздействуй через всякие НЛП, мотивации и другую фигню - да ему пофиг, он будет себе расти и солнцу радоваться. А мы, люди... смотри какая красота, дождь из листьев, разноцветный дождь, чудо природы..., а мы бежим куда-то, топчем эти листья, не замечаем, как это красиво, неповторимо, как каждый миг жизни неповторим, и думаем, что вот сейчас, за поворотом наше счастье, надо только успеть, не смотреть по сторонам, и тогда ухватим его за хвост. А на самом деле, счастье-то оно сразу везде и всюду. И мне кажется нас так нарочно разогнали в этой адской пляске вечного стресса, спешки, денег, чтобы мы не видели настоящего, чтобы забыли про себя, в погоне за тенью своего хвоста. Что скажешь, а?
- С твоим красноречием спорить трудно, я давно тебя подталкиваю к тому чтобы ты начал писать книгу, или по крайней мере какой-ни будь блог вести. Думаю, многим бы понравилось. Мало кто понял бы, но точно многим бы понравилось. Сейчас очень удобно у людей выстроена система восприятия информации - чем непонятнее, тем больше нравится. Это, кажется называют мейнстрим или как то так. Я с уверенностью могу сказать, что ты имел бы успех в широких кругах.
- То есть стал бы эдаким ПОП?! Хахаха - мне нравится!!! Ха-ха-ха-ха!!! - он снова залился своим смехом зловещего гения, потом сменив маску заявил - красава, братан, ты ваще чёткий пацанчик, прям уважаю тебя за то, что ты по фене сечёшь норм, ну, кароч, понимаешь меня ваще. Юморист ты, ёпт.
- Да ладн, братишь, от души, ёп! - осталось подыграть мне этому внезапно возникшему из ниоткуда реальному пацану.
Краем глаза я с глумливым удовольствием заметил, что редкие прохожие стали сторониться нас. Но их презрение сменялось недоумением, стоило им отыскать нас глазами. "Внешность обманчива, родненькие", - так и хотелось сказать мне хоть кому-то из них. К тому моменту, как в бутылке осталось меньше половины, над городом нависли пока скромные, но неотвратимые сумерки, настал час замершего ожидания, когда все клерки во всех офисах мегаполиса затаились за своими мониторами, вожделенно погладывая на часы, досиживая последние двадцать минут нормы рабочего времени, чтобы в определённый миг быстро вытечь за дверь, через турникеты, на свободу, в сумерки, разбавленные холодным светом недавно вспыхнувших, но ещё не набравших силу фонарей. И было приятно осознавать некоторую отрешенность от общего уклада вещей. Мы просто шли и пили из горла, молчали без неловкости, смотрели по сторонам, и каждый думал о чём-то своём.
- Сколько мы уже знакомы? - вопрос А. был как-то банально внезапным.
- Мм...Фиг знает, около года. Ты с чего вообще такое спросил? В основном такие вещи спрашивают гёрлфренд у своих бойфрендов, а ты мне ни с того ни с сего такое под нос суёшь.
- Да так, думаю, вот жил я, жил и ни одного друга не нажил. А тут вдруг какому-то незнакомцу мерзостей наговорил, и теперь, спустя год, идём вот по парку, бухаем, общаемся на серьёзные темы несерьёзным манером. Как так? Воля случая или что? Что думаешь?
- С плеча рубишь, я не знаю. Мог бы, конечно, сейчас отшутиться, сослаться на алкоголь, но не имею права, потому что прочувствовал твой вопрос, хоть до конца и не понял его смысла. Думаю, что в какой-то момент человек находит точку баланса, равновесия, этот момент можно назвать предельным расслаблением, непротивлением течению реальности и всяких в ней плывущих случайностей, и тогда, просто невозможно, чтобы человек не получил того, чего в душе сейчас очень хочет. Видимо, ты хотел друга, ну, или, как минимум - слушателя. А мне с какого-то чёрта в этот момент нужен был генератор гениальных противоречивых идей - вот и сложилась мозаика. Думаю, главное здесь, сильно не анализировать, не пытаться что-то осмыслить, а просто проживать жизнь, брать от случая своё.
- Красава, братан, красавчег, чую, сечёшь. Молодчина. Респект тебе! - братское похлопывание по плечу. А что ещё могут сказать друг другу люди, понимающие смысл, суть сказанных слов гораздо глубже частот произносимых звуков? Пожалуй, только похлопать по плечу - и этого более чем достаточно, чтобы поставить точку, запечатать смысл и суть сказанного.
Фонари разгорелись ярче, их оранжевый безразличный свет поливал своей едкой всепроницательностью ручейки поспешно выходящих из зданий клерков, постепенно разрастающиеся в реки, чьё течение, всё ускоряясь, устремлялось в подземные коллекторы, на автобусные остановки и автостоянки, создавая таким образом социальные запруды, озёра, моря. Сквозь призму крепкого алкоголя всё происходящее движение напоминало старый немой кинематограф, где чудаковатые движения актёров происходят на фоне шелеста крутящихся бабин с плёнкой, кашля и ворошения зала, неизвестно откуда доносящейся музыки, дополняющей, но почти не соответствующей сюжету, и других звуков, существующих здесь же, но несколько отстранённо, и сливающихся в один общий шум.
"Шум большого города!" - А. заставил меня вернуться из периферийного созерцания в состояние фокусировки внимания, что требовало теперь свершения некоторой внутренней работы.
- Что ты..?
- Город шумит. Или город говорит? - он довольно и хитро оглядывался по сторонам, расстреливая в упор своим взглядом, суетливо моросивших мимо прохожих, зябко кутающихся от такого пристального внимания в шкуры своей синтетической озабоченности - Ведь каждый город, каждая инфузория, каждый камень, каждая тварь (он выпалил это в сторону какой-то уткогубой куклы, отпрыгнувшей в ужасе на рекордное для длины своих каблуков расстояние), что ни возьми - всё что-то сообщает во вне! Разве нет?
- Да. Сообщает. Наверное. Сейчас вон про нас прохожие патрулю сообщать будут, - подмигнул я ему - Кстати, что ты хотел мне показать?
- Ты прав. Думаю пора. От положенного не отнять, от начертанного не оттереться, - как-то загадочно и невпопад заключил А., его лицо моментально стало серьёзным и сосредоточенным куда-то вовнутрь, на какую-то мысль - Сейчас будем отсюда телепортироваться!
Он достал смартфон в деревянном накладном корпусе, быстро пролистал список контактов, нашел нужный и нажал вызов, спустя несколько секунд сообщил адрес, не приветствуя абонента на том конце и не прощаясь с ним по завершении столь ёмкого разговора. - Пойдём, нам тут недалеко нужно пройтись, - обратился он наконец ко мне.
Я не стал задавать лишних вопросов, понимая, что ответы вскоре придут самостоятельно, без моего участия, так всегда происходило в общении с этим человеком, теперь немного растерянно и даже как-то расстроенно идущим рядом со мной к намеченной им цели.
Мы зашли внутрь двора через тёмную арку. У одного из близлежащих подъездов пятном тревожного немого света из открытой боковой дверцы замерла карета скорой помощи.
- Это за нами.
- Шутишь?
- Так быстрее, - А. ответил абсолютно серьёзно.
- Ну, как скажешь.
Мы подошли к машине, А. заглянул в кабину водителя, поприветствовал курившего там человека в несвежей рубашке на майку и набекрененной на залысину кепке, что-то шелестнуло между ними, и А. назвал место назначения. Водитель кивнул и завёл мотор.
- Погнали ко мне, у меня есть знатное пойло, - оскалился на моё вопросительное выражение лица А., когда мы уселись на неудобных ободранных сиденьях за захлопнувшейся боковой дверью газели.
"Так" действительно оказалось гораздо быстрее, дорогу уступали даже злоупотреблявшие маячками чиновники. Мой спутник прокомментировал это: "А у нас мигалок больше, значит нам нужнее, хы-хы-хы".
Всё-таки сочетание практичности с умеренным отсутствием брезгливости и чувством юмора, замешанным на житейской смекалке, открывают человеку поистине широкие просторы возможностей, мне лично в голову никогда не приходил подобный метод экстренного передвижения по забитому пробками мегаполису.
- Часто ты так рассекаешь?
- Не. Всего раза два-три пользовался, когда в аэропорт опаздывал или в пивнуху с работы. - Мне нравилось, что к А. вернулась его едкая манера общения.
- Мы правда до тебя сейчас едем?
- Да, но только на дачу, ты там не был, - он подумал, прежде чем продолжить - есть разговор интересный, не хочется в суете такие дела решать, да и давно ли ты мясо на углях в камине жарил? И на счёт отличной выпивки я не шучу, о таком вообще шутить - моветон.
Машина гремела. Пространство внутри пахло чем-то до дрожи аммиачным и затхло безжизненным. Мне подумалось, что, может быть, так пахнет боль, страдания, смерть. Через искусственно замутнённые стёкла ничего не было видно, кроме периодических вспышек бликов фар встречных машин, подсветки рекламных щитов и светофоров, но по тому, что общий фон стал более тёмным, а шум снаружи равномернее, было ясно, что мы теперь едем по заМКАДной трассе. А. достал из бездонного кармана своей куртки бутылку с остатками горючего напитка, сделав довольный глоток, протянул стекляшку в мою сторону. Почему-то в этот момент мне вспомнился сегодняшний ларёк с его алкашами, наверное, они уже спят по лавкам и подъездам или сообразили на добавку. Залив в себя порцию, я вернул бутылку, и так мы передали её друг другу ещё несколько раз. Виски кончился как раз, когда мы свернули с основной дороги, и нас стало изрядно потрясывать. К счастью, этот аттракцион барного шейкера продолжался недолго, мы остановились, я нащупал ручку, открыл дверь и вывалился в свежесть и тишину подмосковного осеннего вечера. На небе видны были звёзды, пахло бензином, листвой и воздухом. Да-да, именно воздухом, наверное, только житель мегаполиса может уловить этот запах свободы и бездонности пространства, пьянящий мозг, спутывающий мысли, навевающий одновременно радость и тоску без повода. Водитель получил ещё одну купюру, довольно развернулся и на удивление быстро исчез, не оставив о себе следа даже в кратковременной визуальной памяти, словно и не было вовсе этой машины с крестами и болезненным запахом. "Действительно, как будто телепортировались", - я вспомнил этот термин и не смог не ухмыльнуться его забавной уместности. Тем временем силуэт моего спутника уже растворялся в сумерках, сгустившихся между каменными оградами участков по обе стороны от дороги. Я быстрым шагом догнал его.
- Куда идём?
- Не к чему исполнителю знать точную информацию о клиенте, тем более, в таком деле, да?
- Разумно.
Мы свернули за угол одного из трёхметровых каменных "заборов" и прошли по ровной асфальтированной дороге ещё около ста метров. На всём протяжении нашего пути, возле разных дверей периодически вспыхивала сенсорная охранная подсветка, реагирующая на движение, яркие лампы били в глаза, и это раздражало. Наконец, остановившись у ворот, относящихся к тем, над которыми подсветки не было, А. достал ключи, нажал кнопку на брелоке, там сразу вспыхнул красный диод и через секунду сменил цвет на зелёный, после чего А. зазвенел ключами и тихо открыл тяжелую деревянную дверь с наружной ковкой, находящуюся левее основных ворот в каменной трёхметровой стене, сливающейся с остальными соседними в один длинный прямой коридор под открытым небом. Войдя внутрь, я увидел освещённую небольшими белыми фонарями виляющую дорожку, уложенную плоским камнем, ведущую через ровный газон к двери дома, которая выпадала из темноты в пятне света. Всё остальное только угадывалось во мгле притонувшими силуэтами. В гостиной действительно был камин. А. возложил на меня ответственность и обязанности кострового, показав, где можно найти всё необходимое для разведения и поддержания огня, а сам скрылся за одной из дверей, предварительно скинув на плетёное кресло свою спецовку марсианского завоевателя, откуда жалобно звякнула пустая бутылка. Сухая заготовленная щепа быстро разгорелась, пламя с неё жадно напало на более толстые поленья, и мои обязанности были исполнены должным образом к тому моменту, как А. вернулся, аккуратно держа в руках, словно драгоценность, толстостенную, немного пыльную бутылку с изумрудным содержимым внутри. Оставив сосуд с зельем на гладко срубленном поперёк полене, играющем роль стола, А. сбегал на кухню и через несколько минут принёс тарелку с нарезанным небольшими кусками мясом, достал с одной из полок длинные шпажки с деревянной ручкой и предложил приступить к трапезе. Мясо шипело над огнём, поджаривалось очень быстро и просто таяло во рту.
- Всего-то: немного соли и перца, капля лимонного сока и капля винного уксуса, - вот и весь рецепт, главное правильно нарезать, не толсто, не тонко и поперёк волокон,
- объяснял А.
- Оффень фкуфно! - я был действительно голоден от алкоголя и свежего воздуха, мясо обжигало нёбо и язык, но остановиться есть было невозможно.
- На здоровье, бро!! - внутренний шеф-повар А. был доволен эффектом.
Вместе с сытостью по телу и мыслям расходилось ощущение уюта и приятной лени. Мы уселись с разных сторон камина на низких твёрдых скамьях, расположив посередине стол-полено с принесённой из подвала бутылкой и двумя рюмками. 
- Давно припасал для особого случая, - А. открыл бутылку, и сразу после этого по просторной гостиной начал расползаться густой аромат, наверное, сотни полевых и степных трав, и даже показалось, что вместе с запахом помещение заполнили шёпоты шаманских заклинаний и что-то ещё, нечто загадочное, неуловимое. Я зажмурил и открыл глаза, сделал глубокий вдох, и мимолётная иллюзия растворилась. Наполнив рюмки наполовину, А. предупредил меня о крепости напитка. Я взял свою каплю жидкого изумруда, облачённую в стекло рюмки, постарался распутать тугую вязь букета ароматов, проведя ею перед ноздрями, но эфир слишком сильно ударил в мозг, смыв тонкую органолептику  в сплошной поток хаотичного восприятия, минуя все преграды. Я закинул содержимое своей рюмки как можно дальше в полость рта и быстро проглотил, тем не менее на несколько секунд всё равно потеряв способность дышать. Замерев на некоторое время, я резко выдохнул и откашлялся.
- Х-о-р-о-ш-а. Уфф.
- А я тебе о чём говорю! - хохотал А., который сам старался отдышаться сквозь кашель - давно у меня тут залёживалась. Давай ещё! Вторая проще идёт.
После третьей или пятой рюмки реальность, существовавшая до первой рюмки, безвозвратно деформировалась и расслоилась на бесконечное множество миров, сосуществовавших как прослойки пустот в пирожном "Наполеон". Физический мир стал плывучим и сложноструктурированным. Восприятие как бы нахлёстывалось над всем тяжелой волной, заворачивающейся под своё основание. Складывалось ощущение, что я вышел из привычного мира в соседнюю комнату, где действуют абсолютно другие законы природы и физики, и, пытаясь заглянуть оттуда обратно, я вижу себя на своём месте, осознавая, что созерцает меня совершенно отдельная сущность, являющаяся при этом каким-то очень пьяным продолжением меня. Несмотря на это, другой частью мозг оставался абсолютно трезвым и контролировал мысли рефлексы и координацию тела. Я встал и прошелся по комнате.
- А помнишь, как мы в лес за опятами ходили? - лицо А. стало чуть более подвижным, а глаза отблёскивали отражением пламени из камина.
- Да. Весело было. Весело и страшно.
- Это точно. Заблудиться ночью в лесу, в ельнике.
- Ещё и в полнолуние. Как тогда на поляне птица из кустов прямо на меня вылетела, я чуть... Сказать "чуть не обделался" - ничего не сказать.
- Хахаха - да, да. Птица. Блин. Что она там делала ночью в кустах в полнолуние? Ей, наверное, не слаще нашего было.
- Хахахах. Это уж точно.
- Я как подумаю иногда, город...там свет, тепло, квартиры - клеточки жизни и уюта, в каждой квартире жизнь, будни. И всё это течёт, движется, тлеет по своим законам. А тут же рядом лес: темнота, деревья, всё живое, всё шевелится, выживает, - всё тоже живёт по своим законам, и ведь считается, что человек это дитя природы. Так вот почему же нам так стрёмно к маме ходить? Мы ведь уже без квартиры никуда, без электронного девайса я не я, без аккаунта в соцсети ты вообще не личность, сейчас, наверное, без паспорта проще жить, чем без инстаграмма. Забавно получается. Несоответствие какое-то выходит. А тут ещё эти активисты без сисек всем сиськи в протест чего-то там показывают. Жесть. Мир не катится в ад, мир уже давно стал этим адом.
- Кому-то и этот ад - рай, кто много о лишнем не думает... Но тогда выходит, что мы с тобой те ещё черти!
А. заулыбался.
- И то верно. Я должен тебе кое-что показать. Разлей пока. - Он вышел в коридор и поднялся по лестнице на второй этаж дома.
Я налил по полрюмки. Было любопытно и как-то странно. Я никогда не видел своего друга в таком озадаченном смятении. Как будто перед ним стояла сложная задача или выбор, на который он не мог решиться. Я аккуратно переворачивал угли в камине. В одиночестве бороться с плавающей сущностью окружающего и внутреннего бытия оказалось сложнее, потому что внимание норовило на чём-нибудь сосредоточиться, а изумрудное зелье этого сделать не давало. Сверху послышались шаги, протопали по ступеням, и А. подошел к камину, держа в руках какую-то книгу. Поставив бутыль на пол, он расположил артефакт на столешнице сруба полена. Это был большой старый фотоальбом в твёрдом чёрном потёртом переплёте, на миг он от чего-то показался мне очень знакомым, хотя я был уверен, что раньше А. никогда мне его не показывал.
- Скажи, ты когда-нибудь чувствовал перед знакомыми или незнакомыми тебе людьми такую ответственность или раскаяние, за то, что ты, может быть, и не обязан был сделать для них, но и не сделал, и в итоге понимаешь, что такой поступок мог бы стать ключевым в их жизни. И они никогда не узнают о том, что могло быть иначе, но не случилось, просто потому, что ты был не обязан?
- Эй, хей, стоп. Я с трудом успеваю. Ты слишком размыто и абстрактно говоришь. Что за люди? Что за поступок?
- Да, понимаю. Так, это трудно. Ну вот, например: ты мог бы уступить место в общественном транспорте бабуле или бомжа покормить, или в фонд помощи детям пожертвовать что-нибудь. Но ты не обязан. И ты никогда не узнаешь, что, может быть, без твоего участия кому-то жить стало хуже, чем могло бы быть, или просто всё осталось в своём русле мелкой речки-говнотечки. Просто потому, что у тебя был ключ от их двери к лучшей жизни.
- Я теперь понял. Но не знаю, как можно ответить. Если не уступаю кому-то место в метро, то да - как ни крути, а всё равно думаешь - вот я скотина, хотя и не обязан. А насчёт близких сложнее, мне кажется, близкому человеку ты априори обязан, но кто для тебя ближе - решать только тебе. Люди могут всю жизнь вместе прожить и с каждым днём отдаляться.
А. закивал головой.
- Да-да. Всё верно. Вот этот фотоальбом, он.. Я обязан показать его тебе. Больше, пока, словами ничего объяснить возможности нет. Держи.. Хотя нет, погоди. Налей ещё по одной. По полной теперь.
Мы влили в своё сознание ещё изумрудной жидкости, и А. как-то торжественно неуклюже передал мне альбом с фотографиями. Он был тяжелым. Я слегка наклонил его, и оттуда выпала одна карточка, чёрно-белая. Подняв её, я опустил на неё свой взгляд. На фотографии был изображен малыш в шортиках и майке со светлыми, завившимися в лёгкие кудри волосами, он улыбался и щурил глаза. Сначала бегло скользнув по поверхности глянцевого покрытия, мой взгляд невольно вернулся обратно, и я стал пристально рассматривать то, что было на фотографии. На секунду снова вернулось непонятное ощущение дежавю, и сразу же за ним лавиной сквозь меня прошел поток фатального и бесповоротного осознания и одновременной невозможности существования в природе того, что я сейчас осознал, увидев своими глазами, это было абсолютно физическое ощущение, как будто через мой позвоночник прошел наэлектризованный поток ледяного холода, на мгновение лёгкие отказались дышать, а сердце биться. Всего на мгновение, но оно тянулось болезненной вечностью, безжалостной и бесповоротной. Мой мозг конвульсивно опровергал всю поступающую извне информацию. А. медленно ворошил в камине угли, а я стоял, замерев с фотографией в руках, тупо глядя теперь уже сквозь неё. Не знаю сколько это длилось, в тот момент время перестало существовать. Наконец очнувшись, я положил выпавшее фото на стол, присел на край скамьи и недоверчиво открыл альбом. Второй приступ шока, сродни рюмке зелёного напитка, прошел легче. А. ковырял кочергой угли, я застыл над альбомом. Молчание душило нас обоих. Он ждал, когда я заговорю, а я не знал, как и что говорить, о чём спрашивать, какими словами выразить...
- Что это? - мне наконец удалось произнести хоть что-то, ведь порой самые банальные и примитивные слова несут в себе больше смысла нежели сложные вымученные предложения.
Казалось, А. не ожидал этого вопроса. Он на некоторое время задумался.
- Это альбом с фотографиями. Инстаграмм доисторического человека, если хочешь, - он шутил, но не улыбался, это не была попытка уйти от ответа, но желание хотя бы немного разбавить замешательство.
Я подсознательно знал ответ на следуюший вопрос, но чувствовал обязанность задать его, дабы не разорвать последовательность с таким трудом сейчас соединяемых воедино звеньев логической цепочки, за которую мне жизненно необходимо было ухватиться как можно скорее, я чувствовал, что иначе могу перестать существовать.
- Скажи, откуда у тебя мой детский фотоальбом?
А. смотрел на меня пристально, в его глазах теперь медленно тлели отсветы каминных углей, собранных горкой.
- Это не твой фотоальбом, - он смотрел мне в глаза не моргая, как будто пытаясь вдавить произносимые слова в моё сознание.
Мой мир рушился, гранит фундаментальных истин рассыпался и ехал пластами в разные стороны, словно размокшая извёстка.
- А чей?
Он знал, что я не удивлюсь тому, что он сейчас скажет.
- Мой.
Молчание снова повисло в воздухе. Оно как-то незаметно заплыло через дверь и, защищаясь от несуразности происходящего, словно огромная рыба фугу, внезапно раздулось до размеров гостиной, а, может быть, и до размеров всей вселенной. Время, парализованное его ядом, бездвижно умирало между столом с фотоальбомом и кучкой углей в камине.
А., почувствовав мою окончательную беспомощность, пришел на помощь: он плавным движением, как неразорвавшийся снаряд, подхватил с пола одной рукой бутылку с алкоголем, а другой - рюмки, поставил это всё без стука на свободную часть стола, словно капсюль выкрутил пробку бутылки и разлил жидкость по рюмкам. Я наблюдал и чувствовал, что это сейчас, возможно, единственный верный вариант развития событий. Автоматическим движением я опрокинул в себя содержимое рюмки, потом ещё раз и ещё... Что-то поменялось. И я смог задать очередной вопрос, совершенно не являющийся неуместным в данной ситуации:
- А почему он твой?
- Потому что в детстве меня фотографировали, - на этом этапе абсурдной викторины у него был припасён ответ;
Благодаря такому незамысловатому и внешне бестолковому диалогу ко мне постепенно вернулось сознание и дар речи.
- Ведь ты же показал мне это потому, что знаешь, что у меня есть, был такой...? Нет, я не буду спрашивать, взял ли ты его у меня, я знаю, что это невозможно, ты понятия не мог иметь... Но что это? - я понимал, что смотрю на лежащую перед собой вещь, как на привидение, но я имел на это право и веские причины.
- Я не был уверен, есть ли у тебя нечто похожее, именно поэтому и решил показать тебе это. Теперь всё сходится. Можно быть уверенным.
- Что сходится? Не томи. Лучше выкладывай сразу, как есть. Видишь, что творится?
Он не стал долго думать. Разлив очередную порцию спасительного яда по рюмкам, он попросил меня:
- Пролистай, пожалуйста, страницы дальше, чтобы убедиться.
Я стал листать вперёд, передо мной мелькали детские знакомые фотографии, я узнавал их, но старался не всматриваться. С каждым очередным увиденным образом связывались воспоминания, оживлявшие людей и события, запечатлённые на карточках. Задумчиво углубляясь в тоннель воспоминаний и вязких размышлений, я листал страницы одну за одной, пока вдруг, внезапно, не осознал, что теперь не узнаю прикреплённых к этим страницам фотографий. Это уже была не моя жизнь, с ней ничего не было связано в моей памяти. Мальчик на фотографиях был похож на меня, но это уже был не я. Он иначе улыбался, был одет в одежду, какой у меня никогда не было, снимки были сделаны в местах, которые я не знаю, или, по крайней мере, не мог в них находиться в то время, когда были они сделаны. Я точно помнил, как однажды, откопав случайно на полках и начав просматривать свой фотоальбом, отметил интересную тенденцию: улыбчивый малыш с хитрым прищуром и светлыми кудрями постепенно превращался с годами в хмурого замкнутого подростка с неуверенной, оправдывающейся ухмылкой на тусклом лице, потом ,через несколько страниц, её сменила гримаса презрения к внешнему миру, самому себе, этот новый человек сидел на ступеньках грязной лестницы, у зелёной исписанной стены рядом с батареей, с раздолбаной гитарой в руках, на которой вряд ли можно было нормально сыграть даже те три аккорда, которыми замыкалась область познания в музыке этого подонка. Потом были ещё какие-то нелепые образы вопиющего отрицания мира. Потом я уехал...
В том же альбоме, что я перелистывал сейчас, тот же смеющийся малыш с каждой фотографией, с каждой страницей рос и радовался, его взгляд становился устремлённым и проницающим, не теряя искр озорства. Вот он в школе, опрятный и довольный, стоит в компании своих друзей, обнявшись за плечи с ближайшими из них, дальше фотографии с олимпиад, спортивных конкурсов, вот фото с выпускного, он на сцене школьного актового зала, сидя на стуле перед микрофоном, перемотанным синей изолентой, озабоченно подсматривая за левой рукой, напряженно зажимает аккорды, боясь сфальшивить в дурацкой песне про школу, которую пришлось разучивать всю ночь по заданию классного руководителя, ведь нельзя же не оправдать доверия, когда в тебя верят, ждут твоих достижений. Ещё несколько страниц: поездка в поход с классом, костёр, палатки, речка, лето. Период озадаченной печали на одну страницу сменяется фоткой неистовой радости в прыжке у входа в главное здание университета - поступил! Я снова, просто не глядя, машинально листал, листал, а мысли параллельно плелись нищим калекой где-то позади происходящего. Понимание того, что я видел, не удовлетворяло потребность мозга в рациональном объяснении. Я видел два варианта жизни одного человека. Подняв глаза, я стал всматриваться в А., да меня порой удивляло наше внешнее сходство: одинаковый рост, особенность глаз изменять свой цвет из голубовато-серого в тёмно-зелёный в зависимости от настроения и погоды, - но всё это мне казалось нормальными признаками обычной славянской внешности, также как и русые волосы. Таких людей полно, похожих, да и тем более, что тенденции моды давно вынуждают нас сподалбливаться в по признакам принадлежности к той или иной социальной группе, чтобы быть принятыми ею. Но именно теперь, уловив черту нашего различия в выражении и чертах лица, в тех отметинах, что оставляет на нас время, а точнее события во времени, мысленно сгладив эти различия, я осознал наше близнецкое сходство. А. спокойно сидел с кочергой в руке и не мешал мне вести ход своих молчаливых соображений.
- Ты кто? - иной формулировки сверливших меня догадок в мире не существует.
- Я не уверен, что могу ответить тебе сейчас и прямо, сначала придётся коснуться некоторых деталей.
- Каких например?
- Таких, например, как твои родители, - внутри меня что-то вздрогнуло, потому что этой темы мы никогда не касались в своих разговорах. Он знал, что их не стало почти сразу после моего рождения, но не более.
- Говори, пожалуйста, всё, что ты знаешь.
- Вышло так, что я знаю почти ровно столько же, сколько и ты. Но может быть немного более объёмно. И мне не менее сложно об этом говорить, чем тебе слушать. Получилось так, что когда твоих родителей не стало, ты попал к людям, в среду, где планы на твою жизнь вряд ли учитывали твои собственные интересы, потенциал и амбиции. Инвалидов нельзя, конечно, винить в их убогости, но к сожалению наш мир так устроен, что под покрывалом благодетели практически все, из корысти или из-за скудоумия, всегда ищут собственную выгоду или покрывают свои комплексы, свою неполноценность. Ты же прекрасно помнишь, как вся твоя "родня" и окружение в один голос твердили тебе про все твои начинания "ничего у тебя не получится, не трать на это время, зачем тебе это, все равно ты не умеешь..." и пр. Им казалось, что можно взять чужого человека в свои руки, присвоить себе чужую жизнь и заставить её работать на себя, как машину, что можно утилизировать в чужой душе своё убожество, свои комплексы неполноценности, перевалить на чужие плечи порок собственной неудачливости. Но ты не из их стаи по крови, не из их рода. И не твоя вина, что ты остался жив. И ведь ты не раз хотел и даже пробовал это исправить.. - я невольно кинул взгляд на запястье левой руки и тут же отвёл, он поймал это движение, - у меня есть такой же штрих-код.
- Но как?
- Я думаю, не могу быть уверенным, но я думаю, что где-то там и был тот переломный момент, момент расслоения...
- Чего? Как? - я исступлённо старался вслушиваться в слова, но информация не доходила до меня, мозг отказывался всё это обрабатывать.
- Да. Не знаю, как это ещё назвать. Пойми, нельзя взять и изменить в человеке то, что дано ему с кровью матери, вольный не станет рабом, даже под плетью. Для тебя это была смертельная схватка. И когда ты понял, а скорее даже подсознательно почувствовал, что всё самое сильное в тебе, что может дать свободу, путь к той жизни, которую ты сам для себя выберешь, а не которую хотят навязать тебе твои надзиратели, что твоя собственная суть готова завянуть, погибнуть под угнетением внешнего гнёта, что твою силу могут просто выпить эти голодные вампиры, вспомни, как ты играл со смертью от отчаяния, как ходил по карнизам крыш. Пытался посмотреть что там под кожей. Я не знаю как, но мне кажется, когда человек решился и смог выйти на грань жизни и смерти, пройтись по острию бритвы, отказавшись от себя, он способен расслоить реальность, что-то поменять в ней. Я боюсь произносить это, но Я - это ты. Мы родились в одном человеке, который попал в неслабый переплёт, и, поняв, что выходя нет, ты отбросил от себя надежду на спасение, отпустил на волю, лишь бы она не досталась прожорливой своре, охотившейся на твои жизненные силы. Отрёкся от того, что было для них лакомым куском - от своих способностей, врождённого таланта, удачливости, от бьющей ключом энергии, которая могла легко открыть тебе все двери, но каждый раз была жадно пожираема голодными примитивными свиньями. Но ничего не может исчезнуть просто так. Как только они почувствовали, что у тебя больше нет того, что им нужно, они перестали так сильно держать тебя при себе, и тебе удалось вырваться. Вспомни, как это было тяжело: вникуда, без надежд, без перспектив, без денег, лишь бы бежать, а отовсюду: "ты не сможешь, у тебя не получится, ты неспособен, ты - ничтожество". - По моим щекам лились ручьи слёз, и я не мог с этим ничего поделать -  И у тебя получилось, смотри, где ты сейчас. Но наверняка ты заметил одну странность - когда ты что-то делал, тебе приходилось затратить на результат в трое - в пять раз больше сил и труда, чем другим. Никогда не удавалось прийти к цели прямым путём, даже имея к этому все видимые предпосылки, а многое вообще казалось невозможным, как будто невидимая пружина отталкивает тебя от того, к чему ты стремишься. Я знаю, что так было. Я боюсь представить эти минуты опустошенного отчаяния.
- Откуда ты можешь это знать? - я спрашивал не думая, наобум.
- Ведь это я жил твою жизнь, предназначенную тебе. Ты спас меня. Принял на себя удар, дав мне возможность жить. Вытолкнул из своей реальности, из той вселенной, в которой умирал перспективный талантливый человек, меня вышибло из неё, и я, как бы, появился в альтернативной реальности, в какой-то параллели с той, где был ты, избитый и опустошенный, в другом слое структуры тонких волокон причинно-следственности вселенной.
- Как Наполеон...
- Что? Полководец? При чём тут..?
- Нет. Пирожное. Слоёное.. - случайно всплывший старый анекдот немного развеселил меня.
- Ну да. Да, верно. Я был рядом, но они меня уже не могли достать, это ты построил для меня тот слой безопасного мира, где всего-то на всего, я, то есть ты, имел возможность пользоваться своими силами, жить своим умом, не истерзанным постоянным чувством вины, не загнанным вечными понуканиями и недовольством. Поверь, я не показывал пока тебе всего, но ты смог очень много добиться. - А. чувствовал, что я не способен верить всему, что он говорит, но видел, что я стараюсь понять, и расходился всё сильнее. - Понимаешь, ты всегда стремился к определённым высотам, чувствуя, что это твоё место, подсознательно, ты не отступал и не шел на компромиссы, ведь сколько раз тебя люди просто не понимали, всех раздражает, когда человек знает, чего он хочет, хотя, может быть, и не знает почему. Я не могу объяснить как, но иногда мне удавалось помогать тебе, когда это было безопасно, помнишь, как чудом тебя взяли в тот крупный банк, но ведь не зря, ты им дал тогда прикурить всем. Отчаянные люди эффективны и опасны. Они тебя боялись, все до одного, клянусь... Им-то есть что терять.
- А как это всё происходит? Как ты здесь..?
- Как я здесь оказался? В твоём мире? Да, точно. Ведь это моя святая обязанность была - сохранить всё твоё, что ты мне отдал, поэтому я шел всегда параллельно, ну, может, немного впереди, расчищая некоторые преграды. Я понимаю, как тебе было сложно, не знаю как описать, мне кажется, если бы ты раньше знал, ты бы сам смог видеть, обращать внимание, ведь в нашей реальности есть всё то, о чём мы знаем, а когда не знаем, этого как бы и нет, вот мы и не видим, хоть оно и под ногами может валяться, как дерьмо под нестаявшим снегом. - Я сорвался от нервного хохота, он тоже подхватил меня, и, немного отдышавшись, продолжил - это как будто смотреться в стекло витрины, конечно, образно, вроде бы видишь себя, но на фоне чего-то того, что за стеклом. Витрины ведь тоже разные бывают.
- Я понимаю. Но как же нам теперь быть?
- Думаю, для меня пришло время вернуть всё, что по праву твоё.
- А..?
- Давай ещё выпьем?

...

Я приложил свой магнитный пропуск к считывающему устройству, диод загорелся рубиновым мерцанием, и блестящая система турникета, щёлкнув, выпустила меня к стеклянным дверям служебного выхода банка. Выйдя на улицу, я застегнул пальто, поправил на шее шарф, чтобы за пазуху не задувал ветер, и спустился по мраморным ступеням на мощённый тротуар. Рядом с выходом уже стоял припаркованный автомобиль, сверкавший свежей полировкой, водитель не глушил мотор и ждал на своём месте. Увидев меня, он кивнул, вышел и открыл заднюю правую дверцу. На сегодняшний вечер была запланирована неофициальная встреча с некоторыми влиятельными людьми, в чьих интересах было организовать со мной приятельские отношения во благо их бизнеса. Я прекрасно понимал их намерения и заранее знал, что от меня им не получить никаких привилегий при рассмотрении возможности увеличения кредитных лимитов для их компании на очередном комитете. Тем не менее, мне хотелось устриц, за которые, разумеется, должны будут заплатить мои "приятели", и мы договорились встретиться в одном из уютных небольших ресторанов в центре, где всегда имелись отличные свежие морепродукты. Сейчас я стоял у открытой двери заведённой машины и не мог уловить ощущение, которое свербило где-то внутри. Я глубоко вдохнул холодный воздух, задержал дыхание и выдохнул пар на свет недавно вспыхнувшего, но ещё не набравшего силу фонаря. Неожиданно всё прояснилось. Я отпустил водителя, поглубже закутался в шарф и пошел через переулки пешком, иногда заныривая в тёмные впадины арок и всплывая на поверхность в пятнах света одиноких фонарей в недрах старых дворов. Ветер залихвато гулял между стен и иногда, закручивая листья в небольшие воронки, бросал их под ноги. Я не был уверен в правильности маршрута, но надеялся на внутреннее чутьё. Темнело. Наконец, миновав одну из арок с патологически открытыми воротами, я вышел в небольшой двор, с потемневшими лавками, разлучёнными по разным углам фонарями и бесцветной коробкой ларька, покрытого чешуёй облупившейся краски, недалеко от него на частично сломанной скамье под опавшим клёном, чьи листья были аккуратно собраны в кучу с воткнутой в неё метлой вверх прутьями, виднелось несколько тёмных силуэтов, мерцающих в темноте угольками сигарет. Я подошел ближе и увидел на скамье, немного в стороне от колдующего над бутылкой собрания, старую дешевую гитару, она стояла отщепенцем так, словно её не приняли в компанию из-за какой то провинности или домыслов, свойственных стаду. Несколько человек заметили меня и повернулись.
- Добрый вечер! - я произнёс это громко и отчётливо.
Компания не нарушила круга, но все искоса меня теперь рассматривали.
- Добрый, - кто-то пробурчал хмуро и немного недружелюбно.
Я улыбнулся:
- Разрешите инструментом поинтересоваться?

  © Алексей Рахманов 30.10.2015
  © Офисный Анархист 30.10.2015
 Особая благодарность К. за редактирование и подготовку к выпуску текста.