Жнец VI

...Гроза разразилась на очередном практическом занятии Отто фон Бюрна…

-Важнейшее правило при падении – стремительно сделать форсированный выдох. Не важно, повалил ли вас противник или вы сами кувырком переходите в партер, – сказал, разминая крепкую мясистую шею Бюрн, мастер преподавания Монстрологии, владения Школы Медведя, борьбы и по совместительству лингвистики.

-В ином случае воздух, оставшийся в легких, подвергается компрессии при соударении вашего корпуса и поверхности пола. И это приведёт вас в состояние прострации. Насильственное сжатие воздуха в полости легких весьма болезненно и, вследствие этого,  делает вас полностью беззащитным. Оно же лишит вас шансов на развитие защитных или атакующих действий, и в итоге может привести к полному и окончательному фиаско.
 
-Ну, это только если противник сумеет повалить вас на землю! – подал голос Олаф. Стоявшие тесными рядами старшекурсники насторожились – за Олафом давно закрепилась дурная слава смутьяна и провокатора. Не раз он получал плетей в качестве мер взыскания за возмущающее профессуру строптивое поведение, за неуёмное желание ввязываться в драки, и словесные перепалки даже с преподавателями.

И, хотя в стенах Академии на старших курсах уже создавалась некая видимость либерализма и открытого диалога в процессе обучения, Олаф зачастую с лёгкостью переходил от либеральных свобод к самой, что ни на есть, анархии и нигилизму. И пусть за своего любимчика, а лучше Олафа никто не владел техникой школы Гадюки, регулярно вступался Гельмгольц Штрауб, смутьян регулярно оказывался то в карцере, то в кабинете ректора.

Феликсу порой даже казалось, что вся жизнь Олафа - это сплошной скандал и непрерывная гонка к самому краю пропасти. Неизвестная сила, толкающая его к конфликтам, стимул к преодолению невзгод могла привести Олафа к  славе и знаменитости, выдающегося даже среди Жнецов Истребителя Нечисти. Но также преждевременно могла и подставить под смертельный удар тесака в ближайшем кабаке. До сих пор Олаф отличался хроническим везением. Но большинство тех, кто узнал поближе этого неуёмного забияку, гадали, надолго ли ему хватит куражу выходить сухим из воды и холодным из пламени.

В любом случае, любой эпизод с участием Олафа всегда сулил что-нибудь занимательное и даже отчасти пикантное. За Отто фон Бюрном же закрепилась слава непрошибаемого, самоуверенного кабана. Любые скептические замечания от особо несдержанных студентов мигом разбивались о монолит его спокойствия. Однако в последние месяцы, Олаф сделал всё возможное, чтобы даже в броне каменной невозмутимости Бюрна образовались весьма обширные трещины.

-Рано или поздно обязательно сумеет! – уверенно провозгласил  Отто.

-Как бы ни были хорошо отточены навыки ухода с линии атаки, нырки и уклонения, в определённый момент, бой от  выпадов на длинной и короткой дистанции грозит перейти в самый, что ни на есть близкий клинч, в котором неизбежны переходы в партер и опрокидывания.

-Пускай грозит, мы не боимся! – с явным вызовом в голосе произнёс Олаф!
-Вот даёт! – донеслось из задних рядов после едва сдерживаемого хохота!
Олаф решил сразу же форсировать накал страстей.

-Говорят, что бывшие борцы – всегда проповедуют сближение и переход в ближний бой, в независимости от мобильности противника. И прут с одинаковым, сколь и бесполезным упорством и на одержимого  медведя, и на группу ядовитых, подвижных, и гибких сколопендроморфов. А потом собственной шкурой расплачиваются за свои заскорузлые, окостеневшие навыки! – Олаф явно не собирался останавливаться в подначивании.

-С тупым-то медведем эти старые трюки срабатывает, а вот с быстрыми противниками – так вовсе нет. Потому-то адепты ближнего боя и выставляют напоказ только трофеи кабанов и медведей, на большее они и не способны! -  ехидство в голосе  Олафа всё больше нарастало. И он тут же развил свою атаку:
-А вот от встречи со сколопендроморфами, у них на память остаётся лишь шрамы на заднице. Многолетний прострел пониже  поясницы, от долгого простоя на больничной койке в лазарете! 

-Оставим в стороне досужие домыслы и перейдём непосредственно к практике, - парировал Бюрн, сохраняя на лице всю ту же мину каменной непоколебимости.

Облачённый в защитный доспех, его солидных размеров торс теперь раздулся, чуть ли не до размеров шара. Это  особенно сильно контрастировало с продолговатой и вытянутой фигурой Олафа. Даже толстый защитный комбинезон не смог придать ему видимость полноты. Он по-прежнему жирафом выпирал из стройных рядов старшекурсников.

Бюрн был на голову ниже и раза в три шире Олафа. Потому и стоявшая друг напротив друга парочка являла собой весьма комичный контраст.

Мастер Школы Медведя неспешно подошёл к своему молоту, надежно закреплённому головкой вниз на стеллаже.  Размял пальцы в толстой перчатке. И соединив в замок ладони, быстро потянул одной правой за рукоятку увесистого молота вверх. Обычно молот снимали со стеллажа, используя принцип рычага, потянув за конец рукоятки книзу и одновременно плечом подталкивая головку кверху.
Однако Бюрн поступил по-своему. Одного его могучего движения рукой хватило, чтобы молот подлетел вверх от стеллажа. Отто лишь чуть подсел под падающую вниз громадную головку. Принял молот на правое плечо, не утруждая себя фиксацией рук во время приближения оружия к его торсу. Продемонстрировав недюжинную сноровку, он лишь в самый последний момент подставил под рукоятку открытую ладонь, не давая молоту завалиться назад. Чуть согнув левую опорную ногу, Бюрн махом плеча легко и непринужденно перекинул огромный молот через голову. Тут же без тени натуги  - принял его на левое плечо.

По рядам собравшихся студентов пробежал коллективный вздох удивления. В руках Отто фон Бюрна 50-килограммовый молот перелетал, словно лёгкий метательный топорик! Об этом молоте – ходили разные истории. В частности и те, в которых говорилось, что никто кроме Бюрна не может выдержать его на вытянутой руке больше 2 минут, даже под воздействием сыворотки Школы Медведя, а Бюрн мог и все пять и без применения зелий и эликсиров.

Каждый год, когда третьекурсники приходили на первое практическое занятие, профессор предлагал каждому желающему поучаствовать в силовом состязании. Суть сводилось к следующему: надо было, одной рукой удерживая рукоятку, провести молотом в воздухе  фронтальную окружность, не используя ни помощь ног, ни подбивы корпуса.

Любой, кто смог этого добиться, автоматически получал бы зачёт и возможность в течение  целого семестра не посещать его практических занятий. Много силачей пробовали осуществить этот трюк. Но надо ли говорить, что, даже когда они помогали себе ногами и корпусом у них ничего не выходило. И тогда вволю насмотревшись на все эти многолетние попытки, Бюрн, развеивал сомнения, не сходя с места. На личном примере демонстрируя выполнимость на практике своего задания. И тот час же по рядам зрителей прокатывалась волна восхищённых возгласов и свиста.

Шептались также, дескать, в молоте скрыт гигантский кристалл эманации. Однако профессор никогда не активировал  в учебных поединках скрытых функций. А на вопросы о таком возможном варианте лишь посмеивался себе в усы.

-Ха! - выдохнул скептически Олаф, - кто-то решился сегодня покрасоваться!

-Наверное, это заразно! – выдал шепотом Феликс и саданул Олафу локтем в ребра, - Неужели ты до сих пор не понял, что пора уже сбавить обороты и прекратить нарываться на неприятности?!

Олаф не удостоил Феликса ответом, лишь скрестил руки на груди в позе закрытости и неприятия.

Отто фон Бюрн разминался, переминаясь с ноги на ногу. Вращал бедрами, совершал наклоны в стороны. Всем своим видом показывая - немалый вес молота нисколько его не закрепощает. Годы тренировок, мастерство и силовой тренинг чувствовался в каждом его движении. Как он умело и ловко переносил вес тела с правой ноги на левую. Как использовал подбивы корпусом, чтобы перераспределять нагрузку на мышцы. Скупые, на первый взгляд, перемещения при внимательном рассмотрении открывали массу невидимых поначалу нюансов. Благодаря этому Бюрн мог быть и сбалансированным, и устойчивым. И одновременно готов произвести разящий, всё сметающий на своём пути удар.
-Ставлю тридцать против одного, что Олаф уделает Окорока! – воспользовавшись тем, что Бюрн отошёл к стеллажам, подал голос Виктор, Рыжая Буря.

Феликс недолюбливал рыжеволосого северянина. Мало кто из старшекурсников мог сказать чего-нибудь хорошего о драчуне и лентяе Викторе. Единственный кто с ним общался, был Олаф. И многие из сокурсников были уверены - в результате этого лихого тандема, последний обязательно ввяжется в какую-нибудь тёмную историю и, наконец-то, сломит себе шею.

-Закрой рот, Виктор! – прошипел раздосадованный Феликс, предчувствуя  приближение бури.

-Может, ты мне попытаешься закрыть?! – тихо, но отчетливо сказал Виктор, хрипло рассмеявшись из-за задних рядов!

-Обязательно, уж ты не сомневайся! – Феликс был зол на провокатора-Виктора, на готового ринуться в бой Олафа, и не собирался сдерживаться: - Обязательно заткну, так что зубов не досчитаешься!

-А, ты – завязывай поддаваться «на слабо»! - Феликс повернул голову к Олафу, - если ты не видишь, что тобой манипулируют, то ты ещё больший дурак, чем я думал!

-А может быть, я сам хочу посмотреть, кто тут и вправду круче!  – громко, в голос, обронил в морозный воздух смутьян Олаф, настолько громко, чтобы его хорошо было слышно приближающемуся к ним Отто фон Бюрну.
-Придурок! – процедил сквозь стиснутые губы Феликс...

продолжение следует...