Жизнь сапёра. Начало армейской жизни

                Н. М. Панютин. "Жизнь сапёра". Глава I. ВОИН ИЗ НАРОДА

     По призванию я никогда не думал и не имел стремления быть военным.
Окончив рабфак, сдал экзамены в институт электрификации и механизации сельского хозяйства. Почему туда пошёл, и сам не знаю. Когда пришёл на фабрику и подал заявление на увольнение, меня не отпустили. Директор заявил, что я должен ещё отработать два года. Здесь у меня ничего не получилось.

     Через пару месяцев, в сентябре 1935 года, вызывают меня в райком комсомола и вручают путёвку в военное училище. Я, конечно, отказываюсь и привожу свои доводы, а мне говорят – обдумай и приходи завтра. Прихожу, мне объявляют решение бюро и дают напутствие. Конечно, припугнули, – если не выполнишь решение райкома, поставим вопрос об исключении из комсомола. Пришлось согласиться. Убываю в Ленинградское военно-инженерное училище для сдачи экзаменов. Экзамены сдал, рассчитался на работе – мне дали на это три дня сроку, и прибыл в училище.
Собрали всех нас, повели в парикмахерскую – обстригли, а тогда у меня волосы были, что дремучий лес, одели в рабочую одежду, яловые сапоги, гимнастёрка и брюки-галифе. Подошёл я в этом костюме к зеркалу, не узнал сам себя, а слёзы невольно потекли по щекам. Эту амуницию нам дали, пока мы проходили карантин. Потом сшили, подогнали обмундирование, сапоги хромовые, и мы стали настоящими военными.

     Разместили нас в инженерном замке, что располагается возле Марсова поля и Летнего сада. Замок роскошный, в нём находился в своё время царь Александр II, можете себе представить. На трёх этажах – различные комнаты и залы, где проживала царская прислуга, и проходило веселье внутри замка.

     Рота наша разместилась на втором этаже в одном зале. Стены были отделаны мрамором, а потолки светились различными ангелами и амурами.

     Итак, началась моя армейская жизнь курсантом инженерного училища.

     В замке мы только спали, а учебный корпус находился на улице 3-го июля, или, как её ещё называли по-старому, – Садовой, как раз напротив гауптвахты.

     Распорядок дня насыщен до предела. Подъём – в 6.00. зарядка, умывание, завтрак,    учёба. После учёбы – обед, мёртвый час, чистка оружия, самоподготовка. Самоподготовка проводилась в учебном корпусе. По её окончании прибывали в замок. Тот час же – ужин. После этого до 22.00 – свободное время курсанта. Кто читает, играет в шахматы, пишет письма, а кто занимается на физснарядах (турник, конь, кобыла, брусья и др.) В 23.00 – отбой ко сну.
Дисциплина была жёсткая, командиры требовательные, всё исполнялось по распорядку дня, и жили мы строго по уставам. В ночное время часто объявлялись тревоги. Первое время всё казалось необычным, ибо всё засекалось на время, в дальнейшем привыкли и собирались по тревоге с полной экипировкой (обут, одет, вооружён и прибежал на плац построения). Всё это исполнялось в быстром темпе, и мы находились в полной боевой готовности.

     Помимо того, что командиры воспитывали в нас силу и волю, вместе с тем они были заботливые и хорошие воспитатели. И это естественно, так как нас готовили стать командирами, и всё лучшее, что мы впитали, должны использовать в войсках, куда нас направят после окончания училища.

     В замке у нас были зимние квартиры, где мы познавали теорию, а в летний период мы выезжали в летние лагеря в Лугу, под Ленинградом, где практически закрепляли полученные в период учёбы знания. За всё время обучения (1935 – 1938 гг.) в лагерях мы строили дороги, мосты, переправы, возводили укрепления, противотанковые препятствия. Минировали отдельные участки местности, взрывали здания, мосты и различные фортификационные сооружения.
 
     Особенно трудно было на первом курсе. Исполняли роли мы в качестве рядовых (солдат), и нам приходилось выполнять все черновые работы. В период сборов особенно тяжело было на строительстве мостов и переправ через водные преграды. В период выполнения этих работ всё делалось в темпе, а при наведении переправ поднос переправочных средств – только бегом (бег трусцой). Приходилось таскать табельные брусья весом 180 кг вдвоём – на плечи укладывали специальные наплечники, но когда приходишь в палатку, снимаешь гимнастёрку, а на плече сочится кровь. Но на это никто не обращал внимания, ибо завтрашний день – повторение одного и того же. Итак, в течение месяца, пока не закончатся переправочные сборы. Остальные сборы были легче, но порой опаснее.

     Очень сильно изматывали походы, они были очень частыми. Поход на 30 – 50 км с полной выкладкой (ранец – 20 кг, шинель-скатка, винтовка, лопата, противогаз). Вот всё это на тебе, а температура на улице под 30 градусов. Походы были и на 25 км в темпе, а последние 5 км – в противогазах. Во время походов были привалы (отдых) на полчаса. Как только услышишь «Привал!», свалишься, где тебя застал этот сигнал, и спишь. Вновь подъём и продолжение похода.
Вот так проходила жизнь курсанта. Это продолжалось в течение трёхлетнего обучения. Только в разных вариантах. Летняя лагерная закалка готовила нас к грядущей войне, и мы это чувствовали, старались меньше переживать, а больше закаляться.

     На зимних квартирах нас часто заставляли спать в противогазах. Видимо, молодость всё выдержит, поэтому мы такое считали за должное.

     Итак, прошли три года курсантской жизни. Сдали мы выпускные экзамены и получили распределение в различные районы нашей Родины. Кто попал в Москву, центр России, а я был направлен на Дальний Восток. Всех нас одели в новенькое обмундирование, присвоили звание лейтенанта и направили в войска.

     Кончилась беззаботная курсантская жизнь. Первое время было трудно привыкнуть. Завтрак, обед, ужин – плати, ищи, где покушать, а также думай о ночлеге. Итак, октябрь 1938 года. Начинается новая эра. Самостоятельная жизнь.
По окончании военного училища я получил отпуск и поехал в родные края – в Туркмению, в город Ашхабад. Приобрёл кой-какие покупки, с чемоданом в руках, без извещения родных, четверо суток в поезде. Ночью в 3.00 наш поезд прибыл в Ашхабад. В то время в городе были извозчики. Сел я в фаэтон и доехал до родного дома. Рассчитался с извозчиком, торкнулся в калитку, а она закрыта. Стучать не стал. Недолго думая, перебросил чемодан через забор и сам таким же образом одним рывком взобрался на забор (а я тогда был тренированным спортсменом) и спрыгнул. В этот момент на меня с рёвом и лаем набросилась собака по кличке Тузик. Я крикнул: «Тузик!», собака узнала меня (а я не был в Ашхабаде 8 лет) и начала ласкаться. Мы с ней в обнимку обласкали друг друга и мирным путём пошли к дому. Немного оговорюсь. Когда я жил дома, мы вместе с Тузиком спали на улице – температура ночью была 30 – 35 градусов, и. естественно, были друзьями. Так вот этот друг через 8 лет по голосу узнал меня и сразу же начал ласкаться…

     Когда я пришёл домой, все встали. Начались обнимания, родительские ласки. Сестрёнки, братишки задавали тысячу вопросов, и незаметно утро подошло. Началось приготовление праздничного завтрака. Вот мы все собрались за столом, и я почувствовал, какой счастливый наш семейный очаг, насколько он близок к сердцу и чувствам каждого члена семьи.

     За время отпуска я побывал в тех местах, где провёл детство и юность. Посетил Фирюзу (курортное местечко), Чили, Багир, ущелье Ашхабад – Фирюза. Полазил по горам. Единственно, что меня не привлекало и пугало – пески, безжизненная пустыня. Жжёт солнце, температура на солнце 50 – 60 градусов. Если раньше, когда я был мальчишкой, мы в этих песках ловили змей и черепах, то после средней полосы России, где я провёл 8 лет (в Ленинграде), этот пейзаж становился страшным.

     Закончился мой отпуск, а это уже было в ноябре, и я отправляюсь на Дальний Восток к месту службы – в город Хабаровск. Ехал я через Москву. Утром прибыл в столицу, а вечером пассажирским поездом убыл к месту службы. Ехали мы от Москвы до Хабаровска 12 суток. И, представьте себе, настроение было отличное. Паровозики везли нас порою настолько медленно, что прыгнешь с поезда и бежишь, обгоняя его. Несмотря на дальнюю дорогу и большую продолжительность поездки, мы чувствовали себя прекрасно. А пассажиры, ехавшие в одном вагоне, настолько сдружились, как будто мы друг друга давно знали.

     Итак, на 12-е сутки наш поезд прибыл в Хабаровск. На улице – дальневосточная зима, а я приехал в хромовых сапогах и в фуражке. Пока дошёл от станции до штаба округа, отморозил уши и нос. Я этого не почувствовал, но мне на улице прохожие сказали, что у меня отморожены эти части тела. Пришлось срочно оттирать и обратиться в санчасть. Почему это произошло? Мороз на улице был крепкий – 35 градусов и ветерок. В такой ситуации мне не приходилось бывать. Это было только начало и большой урок на будущее.

     В Хабаровске я прожил в гостинице 8 дней, пока получил назначение. А гостиница была – финские летние домики. С одной стороны ветер и продувает насквозь на другую сторону. Началась армейская закалка в условиях дальневосточной зимы.

     Назначение я получил в 10-й строительный участок 51-й армии, ст. Бурея. Из Хабаровска на станцию Бурея приехал пассажирским поездом в 22.00. На улице стужа, мороз под 40 градусов. Станция освещается отдельными фонариками, и перед глазами небольшое станционное здание. С чемоданом в руках добежал я до так называемого вокзала – одна единственная комната (зал) отапливается единственной печкой, и есть слегка мигающая керосиновая лампа. Пассажиров – никого, я – единственный. В первую очередь отогрелся и направился к дежурному узнать, где посёлок Бурея. Там располагалось Управление строительного участка. По рассказам дежурного по вокзалу, посёлок находился в 5 – 7 километрах от станции, куда шла единственная дорога. Что ж, молодость есть молодость, тем более – воинская закалка. Долго не раздумывая, несмотря на позднее время, решил добираться до места нахождения части. Транспорта не было никакого – отправился в поход пешком. Помню чистое, безоблачное небо, мороз трещит, и кругом тишина. Иду форсированным шагом, но мороз даёт о себе знать. Первое время шагал бодро, иногда стал двигаться рысью, чтобы согреться, но особого результата не ощущал. Прошёл, а иногда пробежал километра два – три. В стороне показалась небольшая избёнка. Постучал, открыла пожилая женщина и ахнула. Я, конечно, продрог, не могу слова выговорить. В избе было тепло, и я постепенно согрелся. Напоили меня чаем. И я ожил совсем. Поругали меня за мою храбрость (опрометчивость), и я потом узнал, что с морозом не шутят. В хате я отогрелся, подремал пару часиков до утра и снова в путь-дорогу. Остальной путь меня подвезли на санях под тулупом.
 
     Итак, я прибыл к месту назначения службы. В первую очередь мне выдали валенки, полушубок, тёплые рукавицы и шлем. Тогда носили не шапки-ушанки, а шлемы. Под этой одеждой я почувствовал себя, как в Африке. На улице мороз, и в таком одеянии можно находиться длительное время.

     Штаб Управления располагался на границе – в 60 километрах от посёлка, где была перевалочная база (Бурея). В посёлке пробыл я три дня, немного акклиматизировался и отправился на границу, где мы строили укреплённый район –долговременные огневые точки (доты).

     Небольшое описание нашего житья-бытья. Прибыл я на границу Маньчжоу-го (так называлась Маньчжурия, оккупированная японцами у Китая). Здесь было одно – единственное здание барачного типа, где размещался штаб. Офицеры и солдаты жили в землянках. Должен сказать, что землянки были благоустроены. Стены укреплены жердями, пол также настелен жердями. Печка железная и одна просторная комната. Спали на одноярусных нарах, то есть на одинарных койках, тоже из жердей. Когда топишь печку, жара доходит до 30 градусов. За ночь всё остывает – и вода в вёдрах и умывальниках замерзает.

     Так началась моя служба на дальневосточных рубежах нашей Родины.

     Фото из Интернета – Санкт-Петербург. Инженерный замок. Современный вид

     Возвращение к содержанию дневников-воспоминаний Н. М. Панютина «Жизнь сапёра»: http://www.proza.ru/2015/11/01/1230.

     2015