Камчатка

        Если бы Том Йорк проснулся тем утром в общежитии № 3, то услышал, что он и его радиоголовая группа безнадежно поверхностны и  наивны в своих меланхоличных поисках словозвукочетаний, так как то, что игралось и пелось в отдельно взятой комнате было (по мнению авторов) апогеем человеческой грусти и скорби, выраженной в минорных аккордах и заумным текстом.
       Это была репетиция. Репетиция перед походом на «Камчатку».
Все началось с того, что Арик как-то на днях, с кем-то напившись, забрел на «Камчатку», котельную, где когда-то работал кочегаром сам Виктор Цой.
Времена, когда котельная была пристанищем героев рок-н-ролла, канули в Лету, к тому же котельная перестала выполнять свою прямую функцию, а именно обогревать дома Петроградского района, и в настоящее время котельная представляла собой место сбора около-богемной публики.
Интерьер котельной был перелопачен, из всех печей оставлена одна печь, в углу поставлена небольшая сцена с барабанной установкой, на стенах висели Цоевские артефакты, такие как гитары, фотографии, элементы одежды, и иные вещи, владельцем которых якобы был Виктор Робертович.
        Регулярно в помещении «Камчатки» выступали известные и неизвестные группы, т.е. всеми силами поддерживалась аура творчества и андеграунда. И в моих глазах «Камчатка» смотрелась эдаким Стоунхенджом питерского рока.
Попав в котельную, Арик сразу почувствовал желание договориться о выступлении, ведь, так как я и Арик были практически киноманами, то выступить на «Камчатке» для нас казалось воплощением чего-то несбыточного и удивительного. Не без помощи пьяной наглости и заплетающегося обаяния Арик взял телефон котельной, и при этом договорился о нашем прослушивании, как о группе, которая будет там выступать. Только много позже, мы пришли к мысли, что усложнили себе жизнь, и все можно было сделать проще. Но на тот момент, даже просто имея номер телефона легендарной котельной, мы чувствовали себя как «Битлз», купившими первые билеты в Гамбург.
С этого момента я практически переехал жить в общежитие к Арику, и начались  ежедневные репетиции нашей программы, состоявшей из пятнадцати-двадцати песен. Репетиции перемежались с алкогольными возлияниями, с последующими трипами, после которых мы отсыпались, а проснувшись иногда репетировать.
        Иногда приходил Дэн.
        Дэн приходил иногда, и чаще всего Дэн находился под кайфом. У него в рюкзаке порой лежали такие наборы препаратов, что даже знаменитый чемоданчик Гонзо из «Страха и ненависти в Лас-Вегасе» казался скромной потугой шокировать добропорядочных граждан. Дэн любил музыку, думал, что он музыкант, и сочинял музыку, на чужих компьютерах и в бесплатном секвенсоре «Модплаг». Его голова была полна разных мыслей, спутанных как немытые дреды из кусочков прочитанных книг, просмотренных фильмов, прослушанных мелодий.  Периодически он куда-то пропадал и мы не виделись по полгода, потом он появлялся и агитировал нас расширить сознание, знакомил с новыми группами и опять пропадал. 
  По идее, он был третьим в нашей команде, но по каким-то причинам его не было. Если, например, я играл ритм, Арик солировал, то Дэн отвечал за импровизированную перкуссию, либо он доставал флейту «Хохнер» у которой был какой-то заводской дефект и издавал мистические звуки, которые иногда попадали в тональность основной мелодии. В этот миг лицо Дэна начинало просветленно светиться, и люди попав под это обаяние, забывали, что только что дико лажал.  Визуально Дэн с флейтой выглядел очень эффектно, т.к. парень был видный и одевался очень модно, но как флейтист, конечно, он был никакой.
Репетиции  проходили без него.


         И вот наступил день, когда мы должны были пойти  на «Камчатку». Гитары были собраны, тетради с текстами брошены в чехлы. Арик одел пальто, и его внешнее сходство с Цоем, стало более явным. Гордо выпятив подбородок, он вышел из комнаты, я вышел вслед за ним.
Троллейбус довез нас до ул. Блохина, мы обошли несколько луж, и оказались у котельной.
Зайдя в помещение, мы несколько мгновений  простояли просто глазея по сторонам, ведь сбылось одно из самых сокровенных желаний оказаться в котельной, где работал и творил В.Р. Цой. Через некоторое время, появился мужчина средних лет, очень помятой внешности, представившийся начальником «Камчатки» Соколковым. Мы что-то промямлили о том, что хотели показать песни, для того, чтобы в дальнейшем дать в котельной концерты, Соколоков кивнул.
Много позже Арик предположил, что мы выбрали неправильную тактику, и с утра на «Камчатку» надо было приходить не с гитарами, а с бутылкой спиртного, тогда все было бы проще и , скорее всего, организация концерта нам бы была обеспечена.
Соколков сел за стол и глядя на нас грустными глазами, предложил начать. Мы сели на стулья рядом со сценой и заиграли. Не знаю понравилось ему или нет, но виду Соколков не подал. Он сидел и старательно делал вид , что ему интересно.
В это время в помещение котельной зашли какие-то туристы, не иностранные. Это была какая-то школьная экскурсия. Парни и девушки лет 16-ти ходили по котельной, и разглядывали экспозиции на стенах, кто с интересом, кто скучая. Тут они увидели Арика. Он в своем пальто и выпяченным подбородком, видимо  здесь сказалось нахождение в святыне киномана, произвел на подростков некое впечатление, что некоторые из них смотрели на Арика с благоговением, как будто они присутствовали на концерте Цоя. Но магия присутствия была разрушена окриком экскурсовода, и подростки быстро покинули котельную.
Песни закончились. Мы смотрели на Соколкова, Соколков смотрел на на нас. Какого-то логического продолжения не последовало. После недолгой паузы, он сказал, что все нормально, что будем на связи и т.д. и т.п.. На этом странное прослушивание закончилось и мы, попрощавшись, вышли из «Камчатки» во двор.
Эйфория кружила голову. Прикосновение к легенде пульсировало в голове и опьяняло. Мечта сбылась, мы сыграли на «Камчатке». Я шел по Большому проспекту и строил воздушные замки. Глядя на блуждающую улыбку на лице Арика было понятно, что их там строится целый комплекс.
Мы шли, и пили пиво. Потом мы сели на автобус и поехали в общежитие к Арику, праздновать победу. Мы были как космонавты на Луне. Маленький шаг для человека - гигантский шаг для человечества. Радость распирала душу, но поделиться было не с кем. Хоть мы играли и пели, чем часто развлекали друзей, но единомышленников среди них почти не было. В кругу земляков это выглядело как бы проявлением эксцентричности. Это было хорошо, потому что к музыкантам, в силу нелепых стереотипов, у обычного пацана из Калмыкии отношение было снисходительным, даже пренебрежительным, особенно если он не играл дворовых, блатных, армейских песен. Мы не играли дворовых, блатных, армейских песен, но , к счастью, в силу некоторых обстоятельств и случаев из жизни, отношение к своему творчеству мы перебороли. Теперь же, после того, как мы побывали на «Камчатке» наш статус просто зашкаливал. Я представлял, как в кругу друзей и земляков, я как бы невзначай скажу, вот мы недавно с Ариком играли на «Камчатке», и представлял, как буду согрет томными взглядами девушек, и спою им песен, которые исполнялись в котельной.
       Мы доехали до общежития. Зашли в магазин, купили водки и закуски, и пошли к Арику в комнату. Там мы основательно вмазали, каждый залп сопровождал долгий научно-фантастический тост о музыкальных перспективах, славе Джима Моррисона, Роберта Смита, ну, и соответственно, Виктора Цоя. Между возлияниями, мы хватались за гитары, и играли все то, что играли на прослушивании. Так продолжалось до позднего вечера.
Потом пришел Баатр. Уникальная личность, живая легенда общежития № 3.  Баатр отслужил на Черном море, в морской пехоте. Это первое что я узнал, познакомившись с ним, еще я узнал, что перепив, он рвет подушки зубами, и закатывая глаза,  пугает белками Смерть. Правда, в трезвом состоянии, Баатр был сама рассудительность, практически вел самурайский образ жизни, популяризировал здоровый образ жизни и слушал Алсу.
       Чтобы было понятно, что из себя представлял Баатр, необходимо рассказать один случай. У Баатра был друг, двухметровый, 150-килограммовый монстр с добрым лицом, носившим прозвище Зона. Почему  его так называли, я так и не узнал. Зона занимался компьютерами, т.е. торговал ими на знаменитом рынке «Юнона». Его комната была похожа на внутренности «Сокола Тысячелетия», правда по габаритам Зона больше походил не на Хана Соло, а скорое на Чубакку, разве что без волос. У Зоны всегда было куча сотовых телефонов, которые на тот момент времени являлись больше предметами роскоши, чем средствами связи. Комнаты Зоны никогда не закрывалась, она располагалась в конце коридора, никто там не ходил, да и к тому же сам внешний облик хозяина комнаты служил хорошим средством отвадить ненужных гостей.
      Было раннее утро, когда в комнату Зоны зашел неизвестный парень южной национальности, который спокойно взял со стола несколько сотовых телефонов, и хрустнул чем-то на полу. Зона открыл глаза и увидел, что его откровенно обворовывают, но не успел он подскочить, как вор прыгнул на него и, демонстрируя навыки борьбы, схватил руками за шею, стал душить. Великан Зона был в замешательстве, он еще даже не успел проснуться, а его уже душат. Из последних сил он принялся бить головой о стену, но соседи крепко спали, и на тихий шум из-за толстой дореволюционной стены не обращали внимания.
       В это время, Баатр шел чистить зубы. Его маршрут проходил мимо комнаты Зоны.       
       Баатр обратил внимание, что дверь комнаты открыта. Заглянув в комнату, чтобы поздороваться с другом Баатр увидел, что его друга душат в его же кровати. Баатр вмешался. Как оказалось вором был молодой чеченец без определенных занятий, который под предлогом прихода в гости к своим добропорядочным землякам студентам решил немного подзаработать недостойным занятием.
        Вор оказался не робкого десятка. Он посмотрел на Зону (уже снизу вверх), затем посмотрел на Баатра (одной комплекции), и предложил Баатру выйти с ним один на один, т.к. Баатр, типа нанес ему какое-то страшное оскорбление, и вообще он отвечает, что не крал.
Не откладывая дело, в долгий ящик, между Баатром и «честной души человеком» началась схватка, хорошо описанная Артуром Конан Дойлем в рассказе о  смертельном поединке между Шерлоком Холмсом и профессором Морриарти у Рейхенбахского водопада.
В какой-то момент вор стал побеждать, но вовремя взятый на излом большой палец его руки, вызвал такой острый приступ боли, что он дико завыл, а затем попросил прекратить, и сдался. Баатр встал,  при этом одев на лицо маску хладнокровного самурая, а вор, стараясь не потерять свое позорное лицо, сказал патетически, дескать меня еще никто не выигрывал, ты красавчик, после чего быстро ретировался. Вокруг Баатра расходились лучи славы, а Зона уже убежал на «Юнону». Вот такой вот человек был Баатр.
        Мы были уже в нормальном состоянии понимания сути вещей, когда Баатр предложил нам пойти попить пиво в пивную, расположенную рядом, в здании старого кинотеатра. Мы согласились, к тому же наша дневная эйфория уже была утоплена в выпитом за день алкоголе. Мы зашли в прокуренное тесное помещение, заняли столик, и стали пить пиво. Вокруг сидели какие-то люди, многие здоровались с Баатром, некоторые приветствовали Арика, никто не знал меня. Постепенно мы пьянели и пьянели, вели какой-то разговор ни о чем, но в принципе, не грузились смыслом.
Тут, каким то образом, за наш столик подсел мужчина, лет тридцати-тридцати трех, опрятный, с кружкой пива и завязал с нами беседу, как дела, чем занимаемся, откуда приехали. Мы лениво отвечали, Баатр в разговоре не принимал участие, и чему-то улыбался. Мы, видя, что незнакомец настроен дружелюбно, попросили купить нам всем пива, он согласился, чем очень порадовал. Через некоторое время он отошел в туалет, и тут Баатр сказал, что это местный гей. Я закашлялся, Арик расширил глаза, и выпятил цоевскую челюсть.
- И че ты молчал??
- Ну, ты, ****ец.
       Баатр пожал плечами, и стал смеяться. Ему казалось, что это смешно. Нам же смешным пить с гомиком не показалось. Нам это показалось очень даже грустным. Пьяную голову заполнило облако брезгливости и отвращения. Мы пили с человеком, который глядя на нас думал всякую мерзость.
В это время вернулся наш приятный незнакомец, он начал опять что-то расспрашивать, но разговор не клеился. Пропустив еще несколько кружек, Баатр ушел в общежитие, сославшись на усталость. Мы остались рассиживать втроем с этой местной достопримечательностью. Установилось то неловкое молчание, которое так не нравилось Миа Уоллес из «Криминального Чтива», но в данном случае  никто из нас не хотел быть Винсентом Вегой. 
Через некоторое время мне все это надело, я толкнул Арика под столом ногой, мы многозначительно обменялись взглядами и я поднялся из за стола:
-Пойду поссу.
        Я вышел на улицу, и свернул за угол, где находился небольшой сквер.
Было темно, моросил дождь. Я сел на корточки в темноте и закурил. Через две сигареты я увидел, что из кафе вышли двое. Они зашли за угол. Послышался звук расстегиваемой ширинки джинс. Журчание мочи. Я подошел поближе, это был Арик и незнакомец. Без лишних слов я ударил кулаком педика в затылок, Арик ударил его в живот. Скрутившись гомик упал на мокрую листву, и мы стали его бить ногами. В какой-то момент я потерял контроль и стал прыгать у него на голове. Педик лежал, не сопротивляясь, закрывшись руками, и корчась в грязной и мокрой листве.
         Когда педик совсем затих, я пошарился по его карманам, забрал телефон, но денег не нашел. В этот момент из кафе вышла толпа парней и девушек, которые заметили, что в сквере, что-то происходит и пара фигур  осторожно направилась к нам. Не долго думая я и Арик побежали через сквер к проходным дворам, к Большому Сампсониевскому проспекту.
         Выбежав на проспект, мы остановили первую попавшуюся машину, и, сказав водителю адрес строительного объекта, где работали охранниками наши земляки,  сели в салон, где немного расслабились и начали смеяться.
Доехали быстро, так как было уже поздно, движения практически не было. На объекте, в бендежке охранников,   в одиночестве смотрел телевизор Прапор. Больше никого не было. Мы стали пить пиво, купленное по пути. Затем я вспомнил, что у меня есть телефон, который я тут же подарил Прапору, по его просьбе.
Посидев немного у Прапора, мы слегка протрезвев уехали по домам. Я к себе, Арик к родственникам, перед эти договорившись о том, что надо все-таки еще порепетировать программу для «Камчатки».
Дальше этого прослушивания дело не продвинулось. Нас отвлекли какие-то рутинные проблемы, и репетиции возобновились много позже. Баатр предъявлял нам, что ему неудобно выходить в магазин, т.к. как-то выйдя он увидел на улице, избитого нами человека, чья голова была похожа на арбуз. Мы смеялись. Угрызений совести не было.
         К слову сказать, в то время мы жили в каком-то странном абстрактном мире. Нас болтало из крайности в крайность. Тянулись к прекрасному и тут же пачкали себя грязью, смывали ее алкоголем, и снова повторяли ритуал. У нас не было кумиров, не было святынь, не верили, ни в Бога, ни в черта, были свободны, и закомплексованы в своей свободе. Словно дети, не знающие добра и зла.
         Все это, конечно, херня и словоблудие. Просто мы были отморозки, и нам это нравилось.