Отпуск

    Денис по второму кругу за неделю обходит город и пригородки, по 50км на день. Отпускник, дежурный по ноябрю.
   Вылёживать дома, перед телевизором, не в правилах Дениса – мужичка в полном расцвете сил, заслужившего пенсию своим самоотверженным трудовым стажем. Да какая там пенсия?! Так – разговоры одни, шутки-прибаутки. Денису и полвека никакая вдовушка не даст. Вот решится, запрятанный-огороженный, уйдёт от сварливой…! С оторванными пуговицами подберут, небритого, не дадут на улице подмёрзнуть!
   А с другой стороны, какие там вдовушки?! Жена предусмотрительно не пускает «одинокость» и «потенциальность» за ограду – нет у Дениса ни знакомых вдовушек, ни опыта общения с ними. Да и гостеприимство в наших краях выкорчевано дикими временами: так, поговорим через забор, лясы через дорогу поточим, деловые стрелки у ворот – ни о чём, рука об руку. Вот и все человеческие общения!
    Поэтому и сидит Денис дома в отпуск – без полученных отпускных, без зарплаты задержанной, без желания общения; копит злость в себе на нерадивое руководство, слова рождает нелицеприятные про «кормильцев» наших, за глаза. Услышат? Или у них иммунитет привитый?
   Сидит Денис перед ящиком с картинками, смотрит в него тупо. Ест вечера телеманом, с телегероями в паре, что зверски расправляются с последними боевиками. Достали они уже – воры в законе, убийцы по найму! Кости им ломают, с высоты на колья сбрасывают, а им хоть бы что! Другой бы погиб давно, а эти всё прут и прут, восстают из пепла – хромые-перевязанные, и воруют всё…, воруют и убивают, кощеи бессмертные!
   Вот какая наша жизнь: в склоках несостоятельных, обманах разорительных, разборках нескончаемых. Чушь на чуши! Что покажут по ящику, так и живём. Отцов и дедов не слушали ведь, неудачников! Сами же к воровству не приспособлены – род не тот. Вот и приходится палец сосать, огородничеством заниматься.

   Продолжительная ходьба рассасывает желчь, растворяет злость в окружающих картинках жизни. Да и жизнь сама не оставляет для злости ни шанса; жизнь, которая в собаках беспризорных, кошках, что блаженствуют на солнышке последнем, в прохожих спешащих и неспешащих – разных. Одна даже улыбнулась Денису, не сдержалась. Женщины, они ведь не отличают приспособленцев: им природой отмеряно жизнестойкость сличать. А жизнестойкости у Дениса через край! Вот и ошиблась женщина, улыбнулась. Не сдержалась…
    Встреча со знакомыми окончательно пробудила Дениса к жизни, подвигла к действию по прирождённым инстинктам: ребята грузили листву, опавшую с парковых деревьев. «Свои! Наши»! Как не подойти, не помахать руками? «Привет! Привет! Здорово! Да пошёл ты»!
   -Как жизнь?
   -Да ничего, спасибо. Никак! А у вас что, так и кипит всё? Как всегда?
   -Присоединяйся! И тебя вскипятим, не обидим. Будешь, как стручок варёный, с парком!
   -Про зарплату говорят что? Когда будет?
   -Говорят. Не будет! Нет, будет, конечно – в пятницу.
   -Сегодня же пятница!
   -Нет, сегодня не будет. В следующую, может. Или потом ещё когда-нибудь.
   -И как вы работаете без зарплаты? Китайцы давно уже пластом лежали бы от голода, а вы ничего, шевелитесь ещё. На вере держитесь? Он вас голодом морит, а вы ему трудовыми успехами за его мерзопакостные отношения?
   -Злой ты, Денис! Сразу видно – из дому за отпуск не выходил. Протух весь. Подумаешь, на месяц зарплату задержал. Другие по полгода не платят. Наш-то извинился, обещает вот-вот.
   -Да ты зеньки-то свои вскрой, Вовчик! Он на территории какую стройку замутил? Развитие производства – это не для тебя! Твой номер 36-ой, и зовут тебя никак. Как ел ты в своей каптёрке в 38 китайцев в притирочку, так и будешь обедать всю свою рабскую рабочую жизнь. В нулёвую контору с евроремонтом тебя никто не пустит, и зарплату достойную ты ввек не получишь, как не выворачивайся перед ним!
   Нашим ребятам только бы поспорить было о чём да с кем. А тут Денис белой вороной вырядился: в парадно-выходном, да без граблей – бери его пучком, да охаивай с разных сторон. Тут всё дозволено, любая лексика, любая глупость, любая жесть.
   Слово за слово, Денис насобирал за десять минут от ребят «примочек», сколь сварливая жёнушка его за неделю не наплела. А какож?! Ребята не в парниках повырастали: огрызаться и отбрёхиваться – вся их жизнь неусидчивая из этого, опыт разговорный собрался. Сиси из комы вытащат своими задушевными беседами.
   -Ладно, пацаны! Пойду я! А то заарестуют вас, что не вовремя прохлаждаетесь, а я в виновниках окажусь.
   -Да кати уж! Кто тут после твоих агитаций работать станет! Рабочего времени полчаса осталось. Уж перетерпим как без работы. Босс не обеднеет, коль не узнает о нашем сачке. Вали, Денис! Граблями тебе в дорожку!
   -Пока, пацаны! Пока, Вовчик! Не обижайся на слово, обиды не держи! Да и не забывай словеса, что я тебе на лоб приклеивал.
   -Да ничо, Денис! Какие там обиды? Тащи пузырь – и нет обид! Ты ведь за отпуск ещё не проставлялся?
   -А на какие шиши? Да разве от меня когда отпадало? Будут деньги, будет праздник. Скажи что супротив, Вован! Не веришь? Боишься? То-то ж! – ткнул Денис Вовку кулаком под ребро.

   Ребята сбили настрой Дениса, достигнутый изматывающей ходьбой. Денис надеялся, что ребята возвратят ему утерянный в злости юмор, но раздирающая горечь от несправедливости всё не проходила. К сожалению рабочие коллективы не обязаны давать настройку на жизнь - только на работу. Встреча с рабочими только растревожила неуспокоенное нутро, протесты прорывали натянутое спокойствие, а злые думки сбивали с рассуждений разумные мысли о наступающем вечере: «что делать, и как измудриться уснуть попозже».
   Денис пошёл к берегу, где в одиночестве, без городской суеты, собирался помечтать о том счастливом дне, когда ему удастся в полной мере насладиться свободой отпускника; удастся побаловать свои желания мелкими покупками. Наступит ли он, этот день? Или придётся отдыхать как всегда, во время работы? Скрывать свою нетрезвость в рабочее время от мастеровых – ещё та романтика! Проверено! Что ж, они сами виноваты! Надо было отпускные в отпуск выдавать!

    Река… Безмозглая красавица! Угораздило же эту мокрую зеленоглазую шлюху, принимающую всё и вся на своём пути, залезть в город! Чистенькая в верхнем своём течении, вобравшая в себя небесную голубизну, зелёную свежесть лесов и таинства Телецкого озера, река, словно шкодливое дитя, разломила надвое городскую грязь! Влезла! Насобирала попутно всё присущее людям дерьмо: отходы, отбросы, ложь, корысть, ненависть!
   Дальние берега острова, осенний стыдливый лес, белые буруны на середине реки: издали всё кажется красивым, игра перспективы изменчивыми красками увлекает. Если не обращать внимание на постоянно попадающийся под ноги пластик и битое стекло, на реке можно настроиться на веру в жизнь. Обманчивые горизонты…
   Природа одаривает радостью одиночку, единожды очаровав его. В дальнейшем красоваться ей не обязательно: предложение на жительство сделано, и у жизни остаётся выбор – путешествовать дальше, или же оставаться в этой благодати навсегда, пресытившись красотой избранного места. Одиночка в любой красе остаётся дремучим без общения. Родившимися чувствами необходимо делиться, только тогда они становятся настоящими. Доброе слово закрепляет чувства и вынашивает одухотворённость.

   Денис вдохнул полной грудью свежачка с реки и побрёл к рыбачке, расположившейся у самой кромки. Бесцельный шатун, Денис старался не замечать хлюпающей под сапогами жижи в мазутных разводах и напрягся, подбирая шутливое приветствие для бабки-рыбачки – таких рыбаков встречаешь у реки не часто.
   -А что, бабуль, дедок занемог, раз самой рыбачить приходиться? – приветливо, с широкой беззубой улыбкой. Вот так это и принято среди нас, людей!
    -Шёл бы ты, «дедок»! Бабулю отыскал! Ходят тут всякие! – досадливо отвернувшись, рыбачка продолжала брызгать ядовитыми словами по ветру, вниз по течению. Денис не без удовлетворения отмечал близкий ему мат. Остальные же бабкины мысли оставались непонятны: ветер разрывал слова и уносил их в реку, вспенивая буруны. Играется всё, шалопай – этот ветер! Подпитывает широту чернухой! Плохому речку обучает…
   Злая бабка попалась. Видать, запил дед, вот и приходится самой рыбалить. Здесь, в городе, только малёк водится, пацаны его кошкам отдают. Бабкам же и малёк сгодится – зажарят. Жить-то хочется! А кто им сподобится пенсию просчитать на лекарства, на «читок» дедуле, да ещё кормить их?! Вот и приходится выкручиваться, вспоминать об умении выживать в голодные годы: лебеду отваривать, да картошку с ядовитой зеленью правильно потреблять.

   Денис отошёл от греха подальше и замочил сапог в набегавшей волне, отмывая просыхающую грязь с китайской резины.
   «Хитрая штучка – вся эта жизнь! Сбежала ведь от города, грязь почуяв! Ненависть – тягомотину, что расплодилась немеряно в нас, жизнь за версту чует. Побаиваться стала нас жизнь, отхлынула»…
   Остров Заячий - деды говорят, туда на охоту, ещё пацанами, с рогатками босяками бегали. Разве сейчас без обуви там пройти? Тропинки битого стекла для йогов! Какие там зайцы?! Да только ли там весь этот бардак от любителей выпивки на природе? Лягушки раньше берега веселили, сейчас молчат. Раки те же… Говорят, на Пухоперовой ещё ловят этих, с глазами на верёвочке. Рыба за городом идёт хорошо, не то что здесь – в неделю раз, на удачу.
    А утки – дуры! Вот с какого сглаза они сюда залетели?! Местов вверх по реке им мало? Озёр для них по округе не считано, не меряно – пруд прудить не надо. И что это за стая такая – три утки? Или же это – семья молодая, по скандинавскому манеру, по стилю новомодному? Мутанты птичьи, етить их! Свободная любовь у их! Молодежь – туда же!
   Ну, Дениска, ты и выдал – шведская семья! Фантазёр! Это ж птенцы ещё! К первому перелёту готовятся. Какая здесь может быть свободная любовь? Рано им ещё! Им километраж предполётный насобирать, полётными учебными нормативами догнаться, прежде чем о взрослых штучках, яйцах, начать думать. Вон, видишь – учатся! Взлёт, полёт по кругу, посадка, приводнение.  Слажено всё, красиво, на «пятёрочку», как у «Стрижей» или же – «Витязей».
   Учится – никогда не лишне. Летайте, первокрылки, налётывайте! И на кой вас только сюда занесло, в хмарь-грязь? Под мостом пролететь? «Чкаловы» хреновы!

   Раньше тут чайка базировалась, сколько лет тому подряд. Видать, с Оби залетала. То ли одна, то ли – пара. Летала поодиночке, не разобрать.
   Ох и орнитолог же ты, Дениска – горе одно, а не знаток птичий! Вот говорили же тебе – учись! Всё надо знать, обо всём! А теперь вопросы глупые задаёшь, предположения несостоятельные гонишь. Чайка у него одна! А сколько? А хрен её знает!
   «Чайка одна по-над речкой летала, красу белизной своей разбавляла». Сейчас их не видать, кликуш морских. На свалке городской они появились немеряно, там в стаи кучкуются; ворон местных шугают, копчиков. Там, на свалке потеплее в зиму, да и пищи побольше: не надо в промозглую чёрную воду нырять за мальком.

    …Выстрел!!!
   Звук по воде разносится далеко, отчётливо. Выстрел с берега ни с чем не спутать.
   В городе выстрелы случаются сегодня: мужички балуют последнее время, в частном секторе особо. Выйдут со скуки на крыльцо в трусах, да в белый мир, как по бутылочкам – «Ба-бах»!
   Нельзя, конечно, палить в черте города. Да в этом и состоит весь азарт – в запрете! Патрульной же полиции всё пофиг! А как им разобрать: откуда, что? Искать замучишься стрелка бухого. А так – «колесо стрельнуло, по ходу», - вот и вся замута.
   Собаки эти хлопки различают: вздрагивают от выстрелов, хвосты поджимают. У собак выстрел во внутрях памятно заложен. Эти собачьи знания для них – стержень выживания. Патрульным же сличать выстрелы по собакам невдомёк. Вот случится заява или труп…

   Выстрел раскатился эхом от острова, побеспокоив размеренное шуршание волн и людские нервы. Птица вспорхнула, громко хлопая крыльями – две утки…, третья барахталась в воде, расплёскивая волны, пытаясь заявить о себе напоследок: «Спасите»!
   «Меткий выстрел! Вон из того особнячка, видать, - определил Денис без особого следственного навыка. – Ну, да! Так и есть»! Особнячок, отстроенный новомодным замком-теремком, незаконно отгородил себе прибрежную линию, и гадит под себя блестящим стекольно-пластиковым шлейфом, спускающимся к самой реке. Все нарушения налицо! И кому это надо – прерывать беззакония?! Оттуда выстрел! Без вариантов!
   Вот к чему это убийство? Дурь ребячья! Утку не взять – в обозримом горизонте ни одной лодки. Отнесёт тушку, и ищи-свищи её потом в волнах, как травой заросшую – смысла нет. Самоутверждение? Чушь, дурь сплошная, замутная, хмельная!

   Природа отстранилась от человека неестественного, оградив того городом. Человек окружил себя искусственными удобствами, удовольствиями, ненужными смыслами. Люди забыли об изначальном, о своём предназначении, первопричинах. Человек разучился общаться с природой и стал непредсказуемым, находясь временно вне своего городского заточения. Он стал выделяться своим неумением и бессмысленными, разорительными поступками.
   Да ну его к лешему, этого зазнайку, со всем его самовыдвинутым выпяченным разумом! Неестественный нарост, искусственная шишка на отлаженном течении времён. Не умеешь, не знаешь – не лезь! А он всё тянется к непривычному, к незнакомому. Всё ему надо попробовать! Его морозят, непутёвого, голодом морят заблудшего, топят неумёху, а он всё прёт и прёт к чёрту на рога! Да кто ты есть, супротив того же медведя?! Обезьяна непонятная, неуместная в этих лесах! Турист, авантюрист!
   В Природу он стрельнул! Царь и Бог! Что ты хотел сказать своим выстрелом? Кого испугать собрался? Мелочь пузатая, несмышлёная! Ум есть?

   А река собирает все грехи человеческие и несёт их к Океану, на высший суд. Океан уже пресытился человеческой нечистью и измучился в придумывании для нас наказаний. Человек лишён уже многих навыков и знаний, он не в состоянии предугадывать природные катастрофы: землетрясения, извержения, цунами, потопы, пожары. Мы разучились ощущать друг друга на расстоянии, чувствовать беды близких на отдалении, внимать бессловесным мольбам.
   Чего мы ещё будем лишены? Способности распознавать друг друга? Все люди – на одно лицо?

   -Слышь, мужичок! – Денис уже отходил от реки и оглянулся на оклик. – А что хотел-то? – бабка-рыбачка снимала малька с крючка и плевала на снасть, глотая буквы.
   «Вот бабка старая! Ужо вразвалочку тащится, а всё туда же норовит – мужичка ей подавай»!
   Денис усмехнулся про себя и начал подниматься на взгорок, принимая попутно решения назавтра: «Пойду за город с утра. Пешком. От завтрака до обеда. Главное – точку возврата не пропустить».
   Принятое решение вконец разрушило надоевшую злость, терзающую Дениса вот уже который день. Денис успокоился и проникся оптимистическим будущим:
   «Прорвёмся»!