Нелюбимый

ЕГОРОВА ЛЮДМИЛА НИКОЛАЕВНА - http://www.proza.ru/avtor/legora - ТРЕТЬЕ МЕСТО В ТЕМАТИЧЕСКОМ КОНКУРСЕ "А КАК ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ..." МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ

   Ветка липы, что растет почти под окном, и летом радует шелестом листвы и тенью, сейчас раскачивалась под тяжестью пары говорливых воробьев. Они ожесточенно о чем-то спорили, наскакивая друг на друга, взъерошенные, то ли злые, то ли задорные.  Весна. Вот и птицы ведут себя по-другому. И на ветке, даже на расстоянии,  видны набухшие почки. И солнышко светит с самого утра. Лазурь неба так ярка, что нельзя поднять глаза и без напряжения посмотреть в небо.

   Мужчина стоял у окна давно. Он смотрел на ветку, воробьев, мучительно жмурился от пронзительного света,  но не испытывал того удивительного ощущения легкости, возбуждения, беспричинной радости, которые приносит с собой приближающаяся весна. И чувства пробуждения, когда  незаметно для тебя с каждым днем все острее становится взгляд, выхватывая из окружающего вспыхнувшую солнечную искорку в капельке воды на носу  тающей сосульки, тонкий зеленый волосок травинки, робко появившийся в проталине у пригретой за день стены, рассеянную улыбку на губах идущей мимо женщины. Когда, выйдя  утром на крыльцо, вдохнув свежий воздух, улавливаешь в нем новые запахи – сырого ветра, мокрой  древесной коры, а присмотревшись в зеркало к своему лицу, вдруг обнаруживаешь непонятные родинки, нет, веснушки! И когда нудная болтовня соседа не раздражает, а вызывает расслабленное чувство смирения: Бог с ним, пусть бубнит!..

   Ничего этого Николай не переживал. Он давно жил в сумрачном мире безрадостных мыслей, чувств и ощущений. Вот и весна приближалась, а его это не касалось, потому что не для чего и не для кого было пробуждаться.

     Приехав к  тетке на месяцок  в гости,  он увидел Зину на танцах в доме культуры, и сразу потерял голову.  Умная, красивая, сдержанная, она очаровала его с первого взгляда. Желание быть рядом с ней, заглядывать в спокойные серые глаза, слышать тихий голос, касаться тонких музыкальных пальцев сжигало, туманило разум. И вот: она обратила на меня внимание! Она из всех выбрала меня! Она меня любит!

   Истинная картина их отношений стала проявляться   лет через пять. Все чаще Николай ловил в тихом голосе жены стальные нотки, а  в спокойных серых глазах  видел  злость или пренебрежение. Все чаще от его прикосновения музыкальные пальчики нервно дергались,  сжимаясь в кулачки. Николай терялся, мучительно искал причины поведения Зины, и в одинокие  бессонные ночи, которые проводил на диване в зале – чтобы не нервировать жену, у которой в очередной раз что-то болело, склонялся к мысли, что вышла ошибка. Ошибкой он  называл свои надежды и мечты, связанные с этой женщиной, отданные ей сокровенные порывы души,  нежность и страсть, изливаемые на нее, все лучшее, что рождает любовь. Как такое случилось? Кто ошибся? Когда? И извечное «кто виноват?»

   За спиной сиротливо остывала пустая кровать. Зина выпорхнула из нее рано, словно боясь задержаться лишнюю минуту. Молча накинула халатик и скрылась в ванной.
«Шарахается, как от зачумленного, - подумалось с обидой и горечью. - Боится, что дотронусь, попытаюсь обнять. И как с этим жить дальше?»

   Николай  по-прежнему стоял у окна, вперив в него невидящий взгляд. Он представил, как мог бы разбудить ее, едва коснувшись губами плеча, что трогательно торчало из-под  сбившегося одеяла. Теплое, бледное в утреннем полумраке, беззащитное и дорогое. Он почувствовал огромное  желание физически  ощутить тонкость и бархатистость ее кожи. Захотелось ласкать ее губами, медленно опускаясь с острой вершины плечика по спине  ниже, к ложбине между лопатками, окунаясь в запах ее тела, чувствуя, как кровь начинает стучать в висках сильно и часто. Или уткнуться лицом в сбившиеся на хрупкой шее волосы, и тихо позвав по имени, скользнуть  рукой под ее, прижатую к боку  руку, накрыть ладонью грудь, чтобы она уютно легла в  его большую горячую ладонь. Он мог бы… да мало ли что он мог, но она не хочет! Ей это не надо! Почему? Как можно жить, плотно укутавшись в одежды отчуждения, холодности, равнодушия?
 
    Господи, Зина! Знала бы ты, сколько во мне нерастраченных сил, нежности! Как томится тело по простому прикосновению женской руки! Что же ты делаешь с нами, Зина? Ну, не нужен – так отпусти! Жизнь проходит, время – как песок сквозь пальцы. И ничто не возвращается. Я не  ищу развлечений, не мечтаю о легких встречах и связях. Мне это  ни к  чему.  Но  как быть дальше, когда в руках накопилось столько огня, что сжег бы любую, которая захотела бы прикоснуться к ним, или кого коснулся бы сам!

   Николай очнулся, устало потер ладонями лицо, возвращая ему выражение спокойного созерцания происходящего вокруг. Никаких эмоций – любая будет  дразнящей красной тряпкой. Мужчина медленно пошел в кухню, где тихо позвякивала посуда. «Ритуальное чаепитие», как называл он эти 10-15 минут, которые они проводили за столом, сидя друг против друга, время от времени роняя ничего не значащие фразы. «Все так чинно и благородно»  мысленно иронизировал он, как бы наблюдая  картину со стороны.

Нелепость происходящего заключалась в том, что при таких отношениях они продолжали жить вместе.  Коля, наивный романтик, все надеялся на чудо, на то, что однажды  растают льдинки в сердце его заколдованной Снежной королевы, и он увидит в глазах понимание, в голосе теплоту, а музыкальные пальчики доверчиво пригреются в его ладони. Но время шло, а  Зина становилась все холоднее, язвительнее. Ну что ей надо?
 
    Если не смотреть на Николая глазами Зины, то был он  мужчина завидный во всех отношениях: выпивал только по большим праздникам, и всегда в меру, не курил, имел нормальную работу, и стесненности в средствах дома не было никогда. Он был  интересен внешне и внутренне, и с ним не стыдно было  показаться на люди. А еще он был однолюб. Что же мешало Зине видеть в муже его лучшие качества? У нее был кто-то другой?

Нет, у Зины был  свой счет к мужу, и отвратительный характер. Обида на то, что жизнь сложилась не так, как хотелось,  отравляла каждый  ее день. А чего  же хотелось этой женщине?

    А все было банально просто – не любила она мужчину, за которого вышла замуж.  Тогда, много лет назад, он обаял ее своим преклонением, восхищением, наивным восторгом. Парень, пользовавшийся  успехом у подруг, расстилался перед ней! И у Зины пошла кругом голова: да, я такая! Да, я могу! И он будет моим!
 
    Но отзвучали свадебные фанфары,  глубоко в шкаф убрали нарядное платье, и жизнь пошла дальше – у нее свои законы и требования. Утром – на работу, вечером – в магазин, домой прибежала – к плите, потом посуда, возня с ребенком, телевизор, по выходным – стирка, глажка, уборка. А когда жить? Мне уже … не важно, а что я видела? Где мы бываем? Куда ездим? С кем дружим?

    Подруг у Зины не было. Не потому, что вокруг были сплошь плохие люди,  просто она их такими видела, и ей отвечали тем же. В небольшом поселке, где они жили, люди хорошо знали друг друга, и Зину считали хоть и умной, но женщиной злой и высокомерной, на работе особо старались не трогать. Так и жила – сама с собой и своими амбициями. Но признавать, что во многом причина  положения, в каком оказалась, кроется в ней самой, Зина не хотела, да и не считала она себя в чем-то неправой. А что касается  Кольки, так тут и вообще говорить было не о чем – не орел он оказался, не орел!
 
    Когда он  впервые появился в поселке, приехав после техникума к родственникам отдохнуть, он показался Зине таким привлекательным! Да и с будущим все, казалось,  неплохо складывалось: жил в городе, правда, с родителями, но это не беда – что-нибудь можно придумать, образование есть, значит, без работы не останется.  А что получилось? А ничего! Остался в поселке, устроился в частный шиномонтаж и пропадает там дни напролет. К родителям ехать отказался: у них, видите ли, квартира маленькая и отец  пьющий.  А здесь нормально? – Сняли комнату в общаге,   в ней  и  живут втроем. Все собирают на квартиру. Ну, и когда  на нее наберешь, если каждый  день что-то, да надо?  Машину купили – как без нее ?  А сколько на нее денег уходит: то запчасти, то бензин! Скажешь что – он в спор: «А в городе чем лучше? Там  квартиру снять – вся зарплата уйдет, а еще  школа, кружки разные,  за коммуналку, а на что пить-есть?»  Нашла, называется, хорошего мужа! Сиди в этой глуши,  ни тебе выйти куда, ни сходить к кому!

    Зина часто перебирала в памяти своих одноклассниц,  вспоминала кто, где  и как устроился, и люто завидовала. Правда, вспоминала выборочно, только тех, кто уехали из поселка,  вышли  замуж «на стороне», остались  в городе жить. Из их числа отсеивала тех, кто после нескольких лет супружеской жизни  успели развестись, и крутились, кто поддерживаемый родителями, а кто и без надежды  хоть на какую помощь. Им она не завидовала, но и не сочувствовала, считая, что сами виноваты – умнее надо быть,  хитрее. «Уж я бы  свое не упустила!».

     И Коле в такие минуты в ее мыслях места не было, и рядом с собой она его не видела. Она – красавица и умница,  мечтала видеть рядом  человека с положением, достатком,  большими возможностями, такого, каких показывают по телевизору. А Колька? Куда ему до таких! И чем больше она так думала, тем неинтереснее он ей казался, тем нестерпимее было его соседство под одной крышей, в одной комнате, кровати. Но и бросать его она не собиралась, понимая своим практичным умом, что мечты мечтами, а в городе ее прямо у остановки автобуса принц не ждет. Да еще с ребенком. Его, этого принца, еще найти надо, а значит, надо там пожить. Образование техническое, всю жизнь за прилавком, выходит, зарплата будет низкая, и на что тогда вертеться? Оставить сына, а самой бросить все и уехать? Так мать больная, живет на мизерную зарплату, от нее никакой помощи. Не  оставлять  же с Колькой!   А разводиться и оставаться здесь, в поселке, тоже нет смысла. Какой ни какой, а Колька мужик работящий, трезвый, терпеливый. Зарплату домой  приносит, и что  на стороне заработает – в дом.  Вот, может, получится в следующем году квартиру купить, а  там видно будет.

   А что касается любви…Обиды и вечное недовольство своим положением,  в котором всегда винила мужа, незаметно подтачивали, разрушали это удивительное чувство, способное быть и невероятно сильным и терпеливым, и хрупким и ранимым. И, если Коля по-прежнему, как мог  берег его, то Зина давно рассталась со своими, как она выражалась, иллюзиями, и жила  «как все». И весенняя капель за окном, и  хлопоты скворцов  на яблоне в саду напротив, и грачиный гвалт не будили в ней тревожно-трепетного настроения, желания что-то изменить, чему-то порадоваться.  Время,  зависть и горечь  от несбывшихся надежд и мечтаний превратили эту, еще молодую женщину, в холодное  существо, не умеющее и не желающее  приносить тепло и радость даже близким.

  Одиночество… Ничего страшного, можно и пережить, а можно и вообще жить в нем… Только бы не играть ни в какие игры: я  не нужен? – Забыли бы меня, списав мои долги, и дали просто жить все те, кому я, такой, неинтересен и не нужен! Коля привычным маршрутом спешил на работу. Солнышко еще не грело, но к  повернутой к нему щеке словно прижалась  нежная и теплая детская ладошка – так было приятно. Коля отвлекся, прислушался к звонкой песне синички, и неожиданно  раз за разом повторяющийся кусочек мелодии сложился для него в слова: нелю-би-и-и-мый, нелю-би-и-и-мый, нелю-би-и-и-мый…