Адская соль Гл 18

   Скованный Антон лежал прикованным к дивану, и покоя ему не давали дивные видения – сновидения.
   Во время сна бодрствует наше подсознание, заступая на вахту и проживая собственную жизнь, поучая нас, как здорово было бы, если бы мы почаще выпускали его наружу. Однако, не вдаваясь в подробности, отчего вчера мы вместе с ним в небесах летали, а сегодня сон уже с чистого листа начинается, да еще и в каком-то странном пандусном мире, словно на колесах.
   Как уже говорилось, демоны не спят, и потому сны им только снились, и дремавшее сознание Антона жадно пожирало глазными яблоками чудные образы рисуемые воображением. Образы средневекового Парижа.
   Над городом пролетали фанерные облака, лишь здесь они плакали из-за своего высокого происхождения и мечтали облачиться на широкие авеню. Каменные дома города, нарядившиеся в готическом стиле, витражами и фасадами завораживали даже любителей фастфуда. А лучистая Эйфелева башня накрывала величием своим не только их, но и целый мир. Разумеется, в Париже в те дни ее еще не было, но не был в Париже и Антон, и он мог воображать себе все, что ему заблагорассудится.
   В столице солнечных зайчиков выходило в свет солнце. Оранжевым цветом оно стремилось к западным просторам, заливая лучами облака, сражаясь с ними лазерами за место на небосклоне, просветляя прихожан. Новая жизнь начиналась с новым днем, и статуя Свободы короной возвышалась над звездой (ну Антон и восходов никогда не видел, и он мог воображать себе все, что ему заблагорассудится).
   Как вдруг в рассудке демона что-то помутилось. Что-то цокнуло под еканье сердечка. И в тот же миг стук двенадцати копытц содрогнул улицы привидевшегося города (не шестнадцати, очевидно, оттого, что Голод с голоду съел свою лошадь). И с каждым ударом всадники все приближались и приближались к солнцу, а жилплощадь Парижа падала в цене, плавясь подобно фондю, пока предвестники Апокалипсиса не достигли горизонта, и оранжевый рассвет не утонул в кровавом закате.
   Глотая воздух ложками, вскочил с дивана Антон в гостиной на земле обетованной под бой часов воскресным днем, а если быть точнее – обедом, перекрестившись (не дивитесь, демоны тоже крестятся – снизу вверх, правда – ведь они, в общем-то, христиане, пускай и в доску не ортодоксальные, так же почитающие Иисуса, который не только проделал им дыру во вратах ада, не залатав ее после – ломать не строить – но и избавил демонов от компании избалованных Адама с Евой, что без стыда показывали всем фиги).
   Он обернулся вокруг в испуге, но странное ощущение дежавю от развернувшейся панорамы сдюжило успокоить демона. И действительно, если о чем и говорить вам «уже виденное» так это о том, что вы уже происходящее переживали, а значит, и после новой встречи выживете. Исключением разве что удаление почки.
   Книжная полка первой бросилась в глаза Антона, и собравшиеся на ней знакомые собрания стихов, не стихая приветствовали демона в возвышенном мире. Развешенные на стенах образчики средневековой живописи стенографировали Антону известные ему библейские сюжеты. Даже божественный диван и тот, глубоко впечатленный демоном, принимал его за человека. И лишь тумбочка молчала как могила с высунувшимся снизу веретеном, словно языком.
   «Клянусь Всевышним, эта комната мне уже где-то виделась…» – уверовал тогда Антон, веретено с пола поднимая.
   Он готов был Дьяволом поклясться, что никогда прежде сюда не телепортировался, но телепатически чувствовал, что стоит ему отодвинуть занавеску, как в хрусталиках его глаз отразиться кувшин.
   – Пришел в себя? – спросила Антона со спины Айгуль с грустью улыбнувшись. (Нет, она не желала ему смерти, хоть и хотела придушить, но она печалилась, воодушевившись раздавшимися шагами в гостиной, приняв их за возвращение ткача-учителя, целый день где-то ошивавшегося.)
   «Клянусь чертями, этот голос мне уже где-то слышался… – обескуражился демон обернувшись, и голова его закружилась от очередного дежавю: – Айгуль?! Что она тут делает?!»
   – В себя… – только и смог выдавить из себя Антон вне себя от радости.
    – Ты что, нашел веретено отца учителя? – поразилась Айгуль прядильне.
   «Точно! – понял все демон. – Веретено учителя! Он расписывал мне о нем…»
   – Точно! Веретено учителя! Он расписывал мне о нем… – повторил Антон.
   – Он его несколько лет искал… – обронила Айгуль.
   «Сомнения гложут… – рассуждал над поднятой темой демон. – Он его и не терял. Он его хранил под тумбой, как хранят в могилах почивших…»
   – Сомнения гложут… Он его и не терял. Он его хранил под тумбой, как хранят в могилах почивших. – ничего не таил Антон, закатив веретено обратно на место.
   – Прости, Деймон, тебе многих пришлось потерять… – с грустью не улыбалась уже Айгуль.
   «Деймон?.. – поразился уже демон. – Разумеется, Деймон, так его зовут, с кем я телами обменялся».
   – Д… – не-не, этого произносить Антон не собирался. – Да…
   – Крестиком отметишь и найдешь. – неловко пошутила Айгуль.
   «Признаться или нет?.. – засомневался вдруг демон. – Сказать, что на самом-то деле аз есмь Антихрист, явившийся на землю мир повидать и себя показать?.. Хммм, звучит как-то очень уж разухабисто. Явно не как строчка из анкеты для знакомств. За какого рогатого скота она меня примет?..»
   – Мммм. – промычал Антон.
   – … – промолчала Айгуль.
   «Она не должна ничего узнать! – осенило тогда демона. – Не должна узнать, что на самом деле Дьявол мой всамделишный отец, ведь… ведь признаться в этом мне духу не хватило и в более приличествующем тому обличии. Не должна узнать и то, что Деймон не мое имя, ведь… ведь гостить на поверхности мне лишь день, и наломать дров здесь не хотелось».
   – Ты должна кое-что узнать... – рубили с плеча неугомонные гормоны: – Ты – мой крестик, мое найденное сокровище.
   – Конечно-конечно, – снова блеснула Айгуль. – И ты меня нашел.
   – Нашел. – нашелся кладоискатель Антон.
   – А ты помнишь, как мы с тобою встретились? – внезапно зарыла улыбку в землю Айгуль.
   «Конечно, помню… – углублялся с улыбкою-киркою в золотое время демон. – Ты вызвала меня к себе, как вызывали до тебя многие, но лишь ты оказалась способна вызволить меня из пучины ада, в которой я тонул… Лицезрев женское лицо, прекрасное и при приближении, я поперву нисколько не изумился. Девушки куда чаще мужчин обращаются к демонам, впрочем, в отличие от вторых, зачастую случайно, лишь возжелав внести некоторое разнообразие, играя в классики, о чем не преминут заикнуться, попросив ведьмовскую ступу. Иногда они ошибаются номером, нарисовав случайно на полу какую-то не ту закорючку, а потом после тысячи извинений повествуют на протяжении не одной ночи, как пытались вступить в спиритический контакт с покойным мужем, обеспокоенные пропажей его наследства. Другие же действуют целенаправленно, желая сохранить красоту свою целуемую на веки вечные, все уши прожужжав о том, сколько яблок присылают им на дню мачехи с говорящими зеркалами. И вот что меня в тебе поразило, ты и только ты не доискивалась никакой выгоды, но лишь хотела хоть с кем-нибудь поговорить. Как Венера без единого порядочного спутника, одна-одинешенька…»
   – …Один-одинешенек, словно космический Меркурий. Вот каким ты был. – продолжила Айгуль, продолжая отдаляться. – Оставшийся без родителей мальчик, подобранный с улицы тетушкой, что скорее предпочла бы найти на дороге червонец… Для нее ты был настоящей пороховой бочкой и, конечно, ты не мог с ней никак ужиться, не мог к ней привязаться. Но, выходя во двор, ты на дистанции держался и от всех детей. Ты даже не здоровался ни с кем, словно боясь подхватить острое респираторное заболевание. И все же, когда я смотрела на тебя, я не видела того страха, каким боится кота мышь. Нет. Я была уверена, так боится мыши слон. Боится навредить…
   «…Ты боялась навредить кому-либо… – копал дальше Антон. – И едва ли тебя осудишь, ведь с магическими силами того порядка, что недрессированно циркулировали в тебе, силами, которые ты толком контролировать еще не научилась, не лучше, чем контролировали молнии ток гольфисты, ты угрожала благополучию всякого осмелившегося с тобой заговорить… да и вообще всякого в округе, даже не имея на то злого умысла. Так однажды ты вероломно сломала жизнь попрошайке-калеке, сломав его костыли, совершенно случайно, просто пожалев и прикоснувшись, вылечив ему ноги, оставив несчастного без единственного источника дохода. Целые церкви с целительными мощами закрывались, столкнувшись с отсутствием толчеи у входа, когда ты по окрестностям гуляла. А сколько неверующих скептиков из-за чудес твоих покончили жизнь самоубийством, причем некоторые по нескольку раз из-за тебя же… Осознав вред свой, ты впредь отгородилась от всех, общаясь лишь с родителями, которые хоть и любили тебя, но силами не обладали и понять до конца по-любому не могли. А потом ты осталась и без них… они отпустили тебя отпрыску учителя, что пообещал помочь тебе отыскать твой путь, что хоть и был «милым», но душой раскрыться перед ним ты так и не посмела из-за подчинения субординации, им тебе привитой. И лишь со мной ты перешла бордюр, вступив на опасную, но оживленную дорогу. Возможно, не слишком переживая за здоровье первого встречного демона. И мы начали встречаться. Сначала раз в месяц, затем еженедельно, потом и каждый день. Мы становились все ближе и ближе друг к другу, пока… пока однажды ты не обняла меня…»
   – …И однажды я обняла тебя. – откровенничало сокровенное сокровище, Айгуль. – Я хотела доказать и тебе, и себе, что мы не одиноки, что мы можем найти свое счастье, просто переступив магистральную дорогу. Конечно, теория моя строилась на одном лишь предположении, и кто знает, какой катастрофой могло все обернуться. Уж точно не знаю ни я и ни ты, ведь ты… ты оттолкнул меня! Тогда я не поняла, почему, но сейчас я знаю, что пугало и пугает тебя больше всего…
   «…И я испугался больше всего, что никогда больше не обниму тебя. – все больше отдавался золотой лихорадке Антон. – Больше… Больше. Я понял, что хочу большего! Хочу… хочу заказать тебя купидонам, хочу вырезать тебе сердце Валентина, хочу, в конце кончиков, твои волосы в своей тарелке! Ведь в нежных объятьях твоих я испытал то солнечное тепло внутри, что жар центральной пыточной представлялся мне теперь снежным. Без тебя я замерзал, дрожал как куст…»
   – …Ты боялся не как слон боится мыши, но как куст боится куста. – делилась драгоценная Айгуль. – Боится, что кто-то захватит его личное пространство, боится поделиться радостью солнца и солью почвы, боится привязаться. Я не твое сокровище, ты все придумал…
   – Придумал?! Но я не придумал! – застучался вдруг в ее двери Антон. – Мы не придумываем чувства, они бесчувственны к разуму!
   – Как и клептомания. – не отпиралась, отпираясь Айгуль. – Это просто болезнь.
   – Пусть и так. – не отпирался, отпираясь Антон. – Я болен любовью, и ни одна и ни две медсестры мне не помогут!
   – Но я не люблю тебя. – не стала скрывать Айгуль.
   – Может оно и к лучшему… – может лучше бы и скрыл Антон.
   – К лучшему?! – глаза Айгуль широко раскрылись.
   – Неразделенная любовь не разводится!.. – душа Антона широка раскрылась. – Она самая чистая!
   – И мое новое платье. Оранжево-красное. Кружевное. Украшенное древними письменами. Ты тоже надел из чистых побуждений? – сверкнула зло Айгуль.
   – Твое платье… – сверил описание со своим облачением Антон. – Я замерз, моя кровь вся стыла… а что греет мужское сердце больше, чем новая одежда любимой?.. Только ее объятья!
   Объятый теплыми воспоминаниями демон характерными движениями потянулся прижать Айгуль, но…
   – Я до первого свидания не обнимаюсь. – но не сгибалась она.
   – День… лишь день. – сжалось тогда в груди Антона. – Побудь со мной лишь день, о большем просить не смею!
   – Если глупости выкидывать перестанешь… – просила в ответ Айгуль.
   – Обещаешь? – обрадовался Антон.
   – Обещала… – не обманула его ожиданий Айгуль. – Иначе ты очередной пожар устроишь.
   – Пожар?.. Я не устраивал никаких пожаров! – с жаром парировал Антон. – Но так уж я устроен, пожар в душе моей меня же обжигает...
   – У каждого свои черти... – не парировала Айгуль.
   – Да, но душа наша, как целый мир, как целая планета! – как сравнивал Антон! – И, если копнуть глубже, внутри сыщутся не только демоны, козни нам демонстрирующие, но еще полезные ископаемые, чтобы с ними управится!.. И если во времени прошлом, до встречи с тобою, я был пошлым прожигателем жизни, то днем сегодняшним я – старатель, и ты – моя дОбыча.
   – Что я говорила про глупости?.. – пригрозила Айгуль, но мгновением спустя на ее лице вновь показалась улыбка да не одна, а в компании румян. Польщенная вниманием, она, не без удивления для самой себя, ощутила единение с Антоном. Единение хотя бы в «чистой» неразделенной любви. Ее к демону и его к ней. И ей отчего-то захотелось занести немножко грязи в заповедник поэтической души…
   Тупивший от мистической смены эмоций Антон прикусил язык, молчала и вкусившая солянку чувств Айгуль. Но вот желудок демона-человека требовал продолжения банкета. Да еще как требовал! Так, набрав побольше воздуха в рот, не требуют внимания барабанных перепонок даже трубачи, оставленные с дудкой. И с потрясающим ревом стенки вокруг заходили ходуном, и если не комнаты, то живота-то уж точно.
   – Что это было? – перепугался тогда Антон.
   – Ты, должно быть, сильно головой ударился… – перепугалась тогда Айгуль. – Ты голоден, тебе нужно что-нибудь съесть.
   – Книги – мне пища! – вспомнил о недоеденном ужине Антон.
   – Поэтому ты в переплет всегда попадаешь? – ловко пошутила Айгуль. – В трактир неподалеку пойдем, учитель на кухне военную лабораторию устроил…
   И после троеточия, она, лоббируя предложение, развернулась с улыбкой и стройной походкой направилась на выход. Последовал ее примеру и демон, развернувшись с улыбкой и, если не стройной, то хотя бы стоической походкой направился к стене, пока не учел собственной ошибки, и не развернулась еще раз. Учел, впрочем, не до конца, и еще раз развернулась Айгуль уже без всякой улыбки:
   – Ты же не пойдешь в таком виде? – задала она вопрос с единственным верным ответом «нет», не допускавшим привлечения к ответу.
   Антон вновь осмотрел себя и, перебрав в памяти костюмы зевак, догадался, что общество еще не готово к унисексу.
   – Мне нечего больше надеть. – хммм, смотрите-ка, не с единственным.
   – Жди здесь. – сказала Айгуль и удалилась, вернувшись вскоре с одеждой ткача. – Вот, переодевайся… Ну же, я не буду подглядывать.
   Она бросила ему прилично скроенные рубашку с брюками и пиджаком, такие, в каких нестыдно на людях показаться рядом с их носителем, и стыдливо отвернулась. Обмундирование на этот раз осуществлялось без существенных заминок и заковырок и даже не наизнанку. Антон узнал в предоставленной одежде одежду учителя и, как прилежный ученик, протягивал руку в рукав, а не прятал в штанинах.
   – Откуда у тебя этот шрам на руке? – все же подглядывала Айгуль.
   – На гиену напоролся. – вспомнил происхождение отметины Антон.
   И снова заметалась в чувствах она, словно метла перед пылесосом, и снова замолчал он, словно рыба без воды… ну или в воде, какая разница, и снова зверский шум, по децибелам словно пылесоса или водопада, окатил их и очистил думы. И с потрясающим ревом стенки вокруг заходили ходуном, и если не живота, то комнаты-то уж точно.
   – Прости за мой желудок. – извинился Антон, на диван свалившийся.
   – Это землетрясение, дурачок. – не винила его Айгуль, на него свалившаяся, и, улыбнувшись в импровизированных объятиях демона, добавила: – А ты умеешь добиваться своего!.. Выходит, что у нас свидание.
   – Свидание… – повторил заулыбавшийся Антон.
   
   продолжение:    http://www.proza.ru/2015/11/02/619