Покатилась голова...

                «Покатилась голова, в крови горя» …
Зал в эрекции. Тишь необыкновенная. Фурор! Мы – лидеры на смотре институтских бригад. Тяжмаш умыл всех. Спасибо Евтушенко и нашему Женьке, они поставили жирный восклицательный знак – первый, написав «Братскую ГЭС» с казнью Стеньки, второй же…  профилем Сирано и бархатным баритоном Руффо, покончив с атаманом, добивает зрителя симоновским «Чужого горя не бывает». А до этого: «Туман, туман…» из «Хроники… бомбардировщика», гамзатовские «Журавли». Первый курс дал жару. Жюри в шоке.  Но...
До сессии уже /ещё!/ пара недель. Новый год под носом. Ансамбль нарасхват – общежития, красные уголки… Слава!
                И какая тут начерталка? Неприкасаемые… Кое-как выплыли. Стипендия мимо! Да разве в ней счастье, когда кругом и кру`гом? Новая солистка, «Поговори со мною мама»… Снова призы. Снова Князь держит партер на поводке. И… как манна – стипуха, разом за весь второй семестр, в мае перечисленная до востребования на почту, втихаря, по особому распоряжению замдекана, спортсмена-бегуна, участника римской олимпиады. Наш мужик! Также, поди, учился. Уважуха полная.
                А потом  был «академ», это я не сумел убедить препода, что знаю /и знал!/ предмет не хуже, чем… если бы посещал занятия. Упёрся рогом! Что ему искусство? Служенью муз противен сопромат... Дошутился. Полдюжины пересдач. Дошёл до комиссии. А ей сдал сразу. И... попросился в отпуск.
                Да и мог ли кто тогда предвидеть, что какой-то «музотёр» сумеет когда-нибудь переплюнуть доцента-ветерана и сам защитит важные диссертации, а вальяжный чтец, распрощавшись с подъёмными устройствами, забьёт на распределение и безо всякого блата сразу же поступит в знаменитое театральное? Никто не знает будущего, кроме... А как он сыграл провидца – экстрасенса?! Говорят, что не бесспорно. И пусть. Но голос! А клюв? Узнаваемы сразу же. И ректор из него, уверен, вышел правильного поведения, и тоже профессурит...
                «Что, народ, стоишь не празднуя?...»
Первый двухтомник одиозного поэта, мечта многих книголюбов тогдашних лет, тогда же и приобретённый за немалые деньги, и поныне стоит на почётной полке, и сам разваливается на разинской голгофе, мирно соседствуя со сборником Хема кишинёвских реквизитов, в котором «Фиеста» знакома до строчки и который Женьке после тогдашних вольных посиделок так и не вернул, да и возвращать не спешу. Память, дела... Но уравнение Эйлера хоть сейчас.